Текст книги "Штурман подплава. Торпеда для «попаданца»"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Юрий Корчевский
Штурман подплава. Торпеда для «попаданца»

Многие совпадения имен, фамилий и событий являются случайными.

Глава 1

ПЕРВОЕ ПОГРУЖЕНИЕ

«Ваше благородие, госпожа Удача,

Для кого вы добрая, а кому – иначе…»

Долго шел к своей мечте Володя. Родившийся в Переволоцке, маленьком степном городке под Оренбургом, где моря и близко нет, он грезил морской службой. Книг ли начитался о морских пиратах – той же Черной Бороде, или фильм «Адмирал Нахимов» произвел на него такое впечатление, но в мечтах он видел себя только военным моряком. Ребята в его выпускном классе разговаривали об учебе в престижных вузах или на престижных факультетах вроде юридического или экономики и финансов. Родители его хотели, чтобы сын учился на инженера-газовика или нефтяника.

– Сынок, – поучал его отец, – вот я – механик на автобазе, а мать – воспитательница в детском саду. Посмотри, какие у нас зарплаты! А у газовиков – ого-го!

– Хочу в военно-морское училище, – упрямо твердил сын.

– Вот у нас в соседнем подъезде офицер живет, – не отставал отец, – так он по вечерам таксует на своей машине. Думаешь, от хорошей жизни?

Но Володя только сопел и опускал глаза.

И все равно он сделал по-своему. После окончания школы, едва получив аттестат, он собрал вещички и поехал в Санкт-Петербург. Оказалось, что в городе не одно военно-морское училище: было училище имени Фрунзе и второе – подводного плавания имени Ленинского комсомола.

Володя выбрал училище для подводников – на его взгляд, это было круто. Самая что ни на есть мужская профессия.

Прежде чем отдавать документы в приемную комиссию, он поговорил с курсантами и выбрал штурманский факультет. И ни разу потом не пожалел о своем выборе.

Учился он легко, знания схватывал на лету, от нарядов не увиливал.

Годы учебы пролетели быстро. За год до окончания училища оба учебных заведения объединили, назвав получившееся Морским корпусом Петра Великого.

В Санкт-Петербург Володя просто влюбился. Их водили с экскурсиями по музеям, в Петропавловскую крепость, он побывал в Петергофе и Царском Селе. Но он также хорошо понимал, что Балтика – не его место службы. Море мелкое, подводным лодкам простора нет, глубины. Черное море заперто проливом Босфор, серьезному флоту там делать нечего. Поэтому он решил настаивать на Северном флоте. Ударная сила Российского флота именно там. Как выпускник, получивший красный диплом, он имел право выбора.

Перед выпуском по старой доброй традиции выпускники чудили – полагалось натереть до блеска интимные части тела бронзовому коню на Аничковом мосту.

Городские власти о давнем чудачестве курсантов знали и на ночь выставляли у моста милицейский пост, однако же коней это не спасало. Курсанты находили способы отвлечь милиционера, изображая потасовку по соседству или забрасывая его многочисленными вопросами. В это время наиболее лихой курсант взбирался на постамент и суконной тряпкой с пастой ГОИ натирал коню интимные места. Утром конь блистал перед горожанами натертыми причиндалами. Может, милиция просто закрывала глаза на такое чудачество или смотрела на это сквозь пальцы, но традиция свято соблюдалась, поскольку существовало убеждение, подкрепленное практикой, что курсант, подобравшийся к коням, станет адмиралом. Примеров было много.

Когда начальник училища, контр-адмирал О.Д. Демьяненко под звуки оркестра вручил выпускникам дипломы и лейтенантские погоны, Владимир вдруг четко осознал, что – все, учеба позади и он теперь настоящий морской офицер.

Строем, чеканя шаг, выпускники прошли мимо отцов-командиров, вскинув руки к козырькам у знамени. Потом по традиции швырнули вверх мелочь и подбросили фуражки.

Выпускникам полагался месячный отпуск, после которого они должны были прибыть к местам службы. Некоторые, будучи еще курсантами, успели жениться, Володя же остепениться пока не решил. Гарнизоны, где располагались дивизии или флотилии подводных лодок, были в местах глухих. Там было неважно с жильем, некуда выйти вечером, поскольку, кроме Дома офицеров, никаких развлекательных заведений на многие километры вокруг иногда не было. Учитывая северный климат с его ветрами и зимой девять месяцев в году, а также длительными походами, жениться Володя не хотел. Слышал он уже от лейтенантов, как распадались семьи. Избалованные Северной столицей, соблазненные красивой морской формой парней, девушки не представляли себе всех тягот жизни в отдаленном морском гарнизоне. Да и с работой по специальности у женщин в военных городках было плохо, тому же визажисту или дизайнеру интерьеров.

Почти месяц Володя отдыхал в родном городке. На радостях родители приглашали гостей, настоятельно прося сына надеть форму.

– Мам, ну что я как свадебный генерал! – отнекивался Володя, но форму надевал. Он видел, чувствовал, что родители гордились им. В их городке он был одним из немногих моряков и первым подводником. Девушки на улицах заглядывались на статного молодого офицера в черной морской форме с кортиком на ремнях, строили глазки.

Отпуск пролетел быстро, Володя даже не со всеми старыми друзьями успел встретиться. Мама на прощание всплакнула у вагона:

– Ты пиши почаще, сынок, и береги себя.

– Да ладно тебе, мам! Чего писать, когда телефон есть?

– Как доберешься, сообщи!

– Обязательно!

Тепловоз дал гудок, проводница попросила занять свои места. Володя неловко чмокнул мать в щеку, обнял отца и вскочил на подножку медленно проплывающего мимо него поезда.

Ехать пришлось долго, с пересадкой в суетной Москве, и только на пятый день он прибыл в Гаджиево, расположенное на берегу бухты Ягельной. Представился отцам-командирам, был приписан в экипаж и поселился в офицерском общежитии.

В Гаджиево его ждало первое небольшое разочарование. Он мечтал служить на подводном атомном ракетоносце, а попал на дизельную подводную лодку 877-го проекта. Лодка хоть и была недавней постройки, однако с атомоходом сравниться не могла. Она имела 2325 тонн подводного водоизмещения, была 72 метра длиной, имела 240 метров глубину погружения и 60 членов экипажа Вооружена была шестью торпедными 533-миллиметровыми торпедными аппаратами в носовой части и имела автономность 45 суток.

Однако на флоте, как и в армии, место службы не выбирают и приказы не обсуждают.

Володя познакомился с офицерами подводного корабля. Лодка была создана для уничтожения надводных и подводных кораблей, для защиты своих баз и охраны морских коммуникаций. Володя же мечтал о дальних океанских походах, россыпи звезд с Южным Крестом над головой, о всплытии на Северном полюсе. Но он надеялся, что, послужив немного на дизельной лодке, сможет перевестись на атомную.

Только служить сразу не пришлось. Сначала вместе с другими молодыми офицерами и мичманами его отправили на учебно-тренировочный комплекс, созданный в Гаджиево еще в 1967 году. Там был учебный отсек подводной лодки, где проходили тренировки, обучающие борьбе за живучесть корабля. Без них ни один подводник не имел права выходить в море.

Моряки надели гидрокостюмы, индивидуальные дыхательные аппараты и спустились в учебный отсек. Внезапно из отверстия в борту мощным потоком хлынула вода.

В училище проходили подобные тренировки на живучесть в условиях затопления или пожара, но там обстановка не была столь реалистичной.

На пробоину завели пластырь, потом деревянный щит, попытались поставить подпорку. Но она оказалась длинновата, пришлось пилить ножовкой.

Как бы это странно ни казалось, даже на атомных, современнейших подлодках в каждом отсеке есть щит, на котором находятся топор и ножовка именно для таких целей.

Пилить ножовкой в гидрокостюме было чрезвычайно неудобно – мешали резиновые, скользкие от воды перчатки.

Только они успели укрепить подпорку, как вода хлынула в другом месте – даже не успели перевести дух.

И снова работа на скорость. Чем медленнее устраняется поступление воды, тем серьезнее последствия. А проверяющий стоит с секундомером, оценивает качество заделки учебной пробоины и время.

Группа уложилась в отведенный норматив.

На следующий день тренировались в тушении пожара на борту в другом учебном отсеке.

Форсунки выбросили в отсек струи горящей солярки. В отсеке стало жарко, как в аду, не хватало воздуха.

Пожар ликвидировали средствами ЛОХЗ – такие стояли на подводных лодках.

Лодка простояла у пирса еще две недели. За это время Володя успел облазить и изучить все шесть ее отсеков. А потом лодку перевели в 161-ю бригаду подводных лодок в город Полярный.

Бригада была укомплектована из лодок однотипных, одного проекта – 877-го. Лодки носили имена российских городов – «Липецк», «Новосибирск», «Владикавказ», «Магнитогорск», «Калуга», «Ярославль». Но имена – это больше пиар, поскольку над лодками шефствовали одноименные города. Учитывая бедственное положение флота, города помогали подарками, посылали призывников. А на флоте лодки носили номера. Тот же «Липецк» имел бортовой номер Б-177, а «Магнитогорск» – Б-471. Лодка, на которой служил молодой лейтенант, имела номер Б-402.

Город Полярный был главной базой кораблей Северного флота России. Располагался он в 35 километрах от Мурманска, чему молодые офицеры были очень рады. В самом Полярном податься после службы было некуда. А Мурманск – под боком, всего полчаса езды на машине. Город большой, полно магазинов, развлекательных центров, а главное – девушек. Все же парни – народ молодой, до женского пола охочий.

Володя жил в офицерском общежитии, в одной комнате вместе с командиром торпедно-минной группы своей подлодки, старшим лейтенантом Иваном Андреевым. Парень серьезный, основательный, он много рассказывал о Северном флоте, о морской базе в Полярном и о самой лодке и ее экипаже.

– Из новичков в экипаже двое – ты да мичман Колычев из трюмной команды, да и то он на другой лодке служил. Экипаж спаянный, сработался, а для походов это важно. Командир толковый. Жаль только, поговаривают – в Гаджиево или в Видяево уйдет на повышение, на атомную лодку. У нас-то, на дизельных, район плавания невелик – охрана района, то, се. А на атомных и экипаж побольше, и задачи серьезней, по службе продвинуться можно.

О продвижении по службе в душе мечтал каждый. Как говорится, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.

– Только смотри, наш командир разгильдяйства не терпит – ну там опозданий или, что еще хуже, коли с душком после вчерашнего заявишься. После первого раза сам накажет, а повторишь – спишет на берег, в ту же четыреста семьдесят восьмую базу.

О береговой базе бригады Володя уже слышал и туда не хотел: заниматься снабжением лодок минами, торпедами, продуктами, топливом – словом, всем тем, без чего лодка в море обойтись не может. Это тоже служба, но служба в тягость, хозяйственная, а не морская. Хотя некоторым мичманам и офицерам, особенно семейным, она нравилась. Всегда на суше, после службы – домой. Жена под боком с семейными обедами, дети под приглядом.

У тех, кто служил на атомоходах, было иначе. Вернется моряк после долгого похода, а у него ребенок уже родился, а то и первые шаги без отца сделал. И денежное довольствие не сказать что большое – у лейтенанта сорок пять тысяч деревянных. Стало быть, было еще что-то, что заставляло мужчин уходить в море надолго, а иногда и навсегда – как «Комсомолец» или «Курск». Были аварии и катастрофы на других лодках, только не сообщалось о них в прессе, держалось под секретом. Например, К-129, погибшая в октябре 1986 года.

Наступил ноябрь, а с ним и полярная ночь. Темень круглосуточная, время можно было определить только по часам. Для Владимира это явление было в диковинку – в Санкт-Петербурге были белые ночи, когда небо просто серело, как в пасмурный день. А тут как ни посмотришь в окно – темно. Первое время даже сон нарушался.

Наступил день первого выхода в море на боевое дежурство. Владимир немного волновался. У него будут самостоятельные вахты, он будет прокладывать курс для лодки. Да, на лодке есть новейший, малогабаритный навигационный комплекс «Андога», непрерывно прокладывающий курс, но это компьютерное хозяйство может зависать и ошибаться.

Буксир отвел подлодку от пирса, где были пришвартованы еще несколько лодок их, 161-й бригады подплава. Сброшены буксировочные концы.

С неба хлопьями падал мокрый снег, ветер задувал во все неплотности одежды. Полярный едва проглядывался огнями на берегу Екатерининской гавани.

Городку уже больше ста лет. Основанный летом 1896 года как порт Александровск, он в 1939 году был переименован в город Полярный и являлся одной из баз Военно-морских сил Северного флота.

Вместе с командиром лодки Володя стоял наверху, на рубке. В темноте моргал прожектором маяк Чижовский.

Лодка взревела ревуном и дала малый ход, выбираясь из гавани. Черная, она не выделялась на фоне свинцовых волн залива.

– В лодку, погружаемся! – скомандовал командир.

Они задраили люки и спустились в центральный пост. После ветра со снегом теснота центрального поста показалась уютной и теплой.

– Задраить отсеки, погружение! – объявил командир.

Зашипел в балластных цистернах воздух, вытесняемый забортной морской водой. Пол под ногами качнулся и стал уходить вниз – ощущение было в чем-то схоже с лифтом. Предстояло сделать вывеску – пробное погружение на небольшую глубину и дифферентовку лодки в подводном положении. Из-за разного количества грузов – торпед, запасов топлива, продуктов – лодка могла иметь дифферент на корму или нос. В специальные дифферентовочные и уравнительные цистерны принималась вода, чтобы лодка имела горизонтальное положение и нулевую плавучесть под водой. Этим занимались матросы и мичманы БЧ-5, трюмная команда.

Лодку отдиферентовали и уравняли.

– Осмотреться в отсеках! – прозвучало по громкой связи.

Экипаж осматривал отсеки – нет ли поступления забортной воды из-за неплотно закрытого или заклинившего клапана. Затем отсеки начали докладывать командиру: «Первый – сухо!» Первый отсек – это торпедные аппараты в носу лодки.

По очереди доложили все. Командир удовлетворенно кивнул.

– Акустики!

– Прямо по курсу – буксир!

– Погружение на тридцать метров!

– Есть!

Боцман заработал рулями, лодка опустилась на безопасную глубину. Подводные лодки этого проекта имели перископную глубину 17 метров. На этой глубине командир мог поднять перископ и осмотреть водную поверхность, также мог работать дизель через шахту шнорхеля. В таком состоянии лодка под водой была невидима глазу стороннего наблюдателя и могла идти не на электромоторах, сажая аккумуляторы. Но и вероятность столкновения с надводными судами была велика. Выручали акустики и радиолокатор.

Через некоторое время они вышли в Баренцево море. Владимир следил за картой на «Андоге», периодически его проверял командир БЧ-1, или, иначе, штурманской группы, старший лейтенант Бессонов.

Время от времени от акустиков поступали сообщения о шумах на поверхности.

Каждый класс корабля имеет свои акустические шумы, создаваемые винтами, работой дизелей, обтеканием корпуса водой. По этим шумам, улавливаемым аппаратурой, акустики определяют класс корабля, дальность курса, скорость. Акустики – «уши» корабля. Но в море много естественных шумов: шум волны, писк и рев китов, касаток, черных «курильщиков» – подводных вулканов, и акустикам не всегда просто отличить природные шумы от шумов, создаваемых надводными или подводными кораблями. Однако в этом и состоит искусство акустики.

Каждая страна, имеющая военно-морской флот, стремится выпустить корабли и подлодки, максимально незаметные для акустиков и радиопеленгации. Проект 877 отличался малошумностью, чему способствовали малые обороты единственного шестилопастного винта и особое покрытие корпуса лодки.

Подводные лодки 877-го проекта, названного у нас «Палтусом», натовцы причисляли к классу Kilo и не любили за трудность обнаружения, дав им прозвище «Черная дыра».

Лодка периодически меняла курс и глубину, патрулируя выделенный ей район. Штурманы, как и весь экипаж, несли трехсменные вахты. Хорошо, что на лодке прилично кормили и была душевая. И отоспаться можно было спокойно в двухместных каютах. И воздух был чистый, регенерированный.

Воздух для подводных лодок вообще был проблемой номер один. Длительность погружения субмарин во Вторую мировую войну лимитировалась запасами воздуха. Без него экипаж не мог дышать, не работал дизель для заряда аккумуляторных батарей. Чтобы их не обнаружила вражеская авиация, лодки вынуждены были всплывать по ночам – вентилировать отсеки и запускать дизель. Экипаж посменно выходил на мостик и дышал свежим воздухом. А воздух на тех подлодках был спертый, с высокой влажностью и неприятно пах. Уже после войны были разработаны регенераторы с заменяемыми патронами химреактивов, позволявшие экипажу нормально дышать и не всплывать периодически.

Атомные подводные лодки могли не появляться на поверхности месяцами, иногда в течение всего похода. Дизельным лодкам приходилось всплывать для зарядки батарей максимум через десять суток.

Настал такой день и для подлодки, где служил Владимир. Она всплыла на перископную глубину, выдвинула шнорхель, запустила дизель. Отсеки начали вентилироваться свежим воздухом.

После ужина к Володе подошли офицеры, свободные от вахты:

– Пошли, посвятим тебя в подводники.

Володя и не думал сопротивляться. Российский флот имел давние традиции, всех и не перечислить. Например, выход в море в пятницу 13-го числа должен был быть перенесен на другой день под любым предлогом. Ступать на палубу можно было только с правой ноги; находясь на палубе, нельзя было свистеть и плеваться, нельзя было выходить на нее без головного убора. Ну а про то, что женщина на корабле – к несчастью, знали не только моряки, но и люди сухопутные.

Существовал ритуал посвящения в подводники. Обычно новичков проводили через этот ритуал после первого погружения независимо от звания.

Обычно снимался плафон освещения, заполнялся забортной морской водой, и причащаемый должен был выпить содержимое до дна. Хорошо, если плафон был небольшой, от лампы аварийного освещения, миллилитров на 300. А ведь были и значительно большие – на 500, а то и на все 700 миллилитров.

Володя не морщась выпил ледяной воды под шумное одобрение офицеров. После этого следовало поцеловать подвешенную и раскачивающуюся кувалду. Это был больше тест на сообразительность и скорость реакции. Если успеешь чмокнуть холодный металл кувалды вдогон – молодец. Некоторые целовали кувалду, летящую навстречу, и лишались зубов.

Этот тест Володя благополучно прошел и получил в награду воблу – посвящение в подводники шло строго по ритуалу.

Потом офицеры прошли в кают-компанию и выпили положенные подводникам пятьдесят граммов сухого вина. А дальше, как всегда в мужских компаниях, стали травить флотские анекдоты. Кое-какие Володя слышал впервые.

Лейтенант Котин из Б47 – группы управления, завзятый рассказчик, начал:

– Идет торговое судно, рядом всплывает подводная лодка. Из открывшегося люка высовывается пьяный подводник и кричит:

– Эй, кэп, где здесь Дарданеллы?

– Держи зюйд-зюйд-вест.

– Что ты зюзюкаешь, ты пальцем покажи!

Анекдот был с «бородой», но Володя слышал его впервые.

Травить байки начал лейтенант Никифоров из БЧ-4 – группы связи.

– Выходят из кабака два пьяных в дым лейтенанта – пехотный и морской. Пехотинец качается.

И ГОВОРИТ:

– А как мы найдем дорогу домой?

Моряк ему:

– Проще простого.

Находит канализационный люк, сдвигает крышку, швыряет туда свою шинель и кричит:

– Отнесите в мою каюту!

Офицеры засмеялись – анекдот был свежий.

Потом переключились на разговоры о флоте. Вспоминали о прошлогоднем походе подлодки с дружеским визитом в Великобританию, о посещении лодки английской принцессой.

Для Володи это сообщение оказалось новостью. Он и подумать не мог, что по палубе и отсекам корабля ходила особа королевского дома Виндзоров. И хоть бы кто из офицеров обмолвился раньше о визите!

Молодой лейтенант втянулся в службу, в вахты, влился в экипаж. И когда лодка, выполнив задание, через месяц вернулась в базу в Полярный, с сожалением ступил на пирс.

В течение нескольких дней после похода лодку приводили в порядок – пополняли топливо, продукты. Провели несколько мелких ремонтов – в длительном походе всегда выявляются какие-то недочеты.

А тут и выплаты денежного довольствия подоспели. Его сосед по комнате в офицерском общежитии предложил сходить в кафе.

– Что мы с тобой в комнате, как в прочном корпусе, замуровались? Пойдем, встряхнемся, может, с девчонками познакомимся.

Володя согласился – не столько из-за девчонок, сколько хотелось какого-то развлечения, новых впечатлений, новых лиц. На лодке пространство замкнутое, лица одни и те же – ни телевизора, ни радио. Вокруг одно железо.

Злачных мест в небольшом городке хватало, однако с девчонками как-то сразу не заладилось. То ли потому, что день был рабочий, то ли карта так выпала…

Мужчины немного выпили, закусили.

В кафе зашел патруль из флотских. Хотя Володя и Андреев были в цивильном, а не в форме, офицер патруля внимательно посмотрел на них: выправка и короткая стрижка сразу выдавали в парнях моряков. Однако нарушений в кафе не нашли, и патруль удалился.

– Слушай, Володя, тут нам выпить не дадут. То милицейский патруль, то флотский… Пойдем в магазин, купим водочки и закуски. Посидим, поговорим у себя в комнате.

Володя идею поддержал. В кафе было шумно и накурено, музыка громыхала так, что друг друга не было слышно. Народ уже подвыпил, в углах и коридорах вспыхивали пьяные скандалы. Правда, до потасовок дело пока еще не дошло, но попозже мордобой точно случится. Сильнее напьются, станут отношения выяснять – кто круче.

Расплатившись с официанткой, офицеры по дороге зашли в магазин, купили водки и закуски. Сегодня, похоже, кутил весь город. Городишко невелик, всего 17 тысяч жителей, и большая часть населения служит во флоте или обслуживает базы. И зарплата у всех в один день.

В комнате своей за пару минут они сервировали стол. Да и что там было готовить? Консервы только открыть да с хрустом скрутить пробку с бутылки.

Разлили водку по стопкам. По праву старшего по званию и должности первым сказал тост Иван:

– Ну, лейтенант, за твое первое погружение! За нового подводника!

Чокнувшись, они выпили. Финская водочка пошла хорошо. Дороговата, правда, но своих денег она стоила.

В магазинах городка полно было финских продуктов и одежды – совсем радом Финляндия, рукой подать. А вот не смогли финны и немцы взять наше Заполярье в годы войны. Егеря у них подготовленные были, техника соответствующего уровня, а не смогли. Потому как русский дух сильнее оказался. Зато теперь – тихая, безмолвная, ползучая оккупация. Из наших товаров в магазинах только хлеб, молоко, водка паршивая и рыба.

Понемногу, за неспешными разговорами о флоте да о жизни, они «уговорили» бутылку.

– Надо было две брать! – досадовал Иван.

– Да хватит, а то голова завтра болеть будет, – попытался его урезонить Володя.

– Завтра же выходной, спи хоть до обеда!

– Времени-то – уже двенадцать, куда идти?

– Соседи добрые всегда есть. Через комнату мичман Пафнутьев живет, схожу к нему.

Иван вышел и вскорости вернулся, держа в руке бутылку. Потряс ею:

– Во, «шило» взял!

«Шилом» на флоте назывался технический спирт. Выдавался он для ремонтных работ: протирки контактов в электрике, промывки деталей. Промывали бережно, экономя каждую каплю, потому как сэкономленный пили.

Иван щедро плеснул «шило» в стаканы. Володя понюхал. Пойло било в нос резким запахом.

– Небось из опилок делают!

– Что ты носом крутишь, как вошь на гребешке? Пей! – поторопил его Иван и первым опрокинул в себя стакан. Потом не дыша запил водой и выдохнул.

– Учись, как «шило» пить надо.

Не хотелось Володе пить эту гадость, но вроде неудобно было показаться слабаком перед старшим товарищем. Он выпил, запил водой. Желудок и пищевод обожгло.

– Закуси, а то после водочки «шило» быстро в голову ударит.

Аппетит после выпитого пришел зверский. Они съели почти всю закуску, оставив только хлеб и нетронутую банку шпрот.

– Давай за лодку! Семь футов под килем!

Выпили еще. У Володи начала кружиться голова, комната качалась.

– Э, парень, да ты совсем осоловел. Ложись-ка в койку.

Володя кое-как разделся и улегся в кровать. Не привык он в курсантах к спиртному, не понимал удовольствия в дурмане. Немного выпить за компанию – это да, можно, но не напиваться же в хлам.

Утро было тяжелым. В голове стучали даже не молотки – молоты.

Володя полежал, не открывая глаз, попытался вспомнить вчерашние события. Да, выпили они с Иваном. Но он же разделся, лег в постель на своей кровати. Тогда почему гудит электромотор? Или они на подлодку пришли?

Володя открыл глаза. Он точно в каюте, стенка плавно переходит в потолок И лежит он не на кровати в общежитии, а на рундуке. Вот и переборка рядом, крохотный умывальник Только каюта маленькая, тесная – не его. И воздух спертый. «Я точно на подлодке, но не на своей», – сделал Володя вывод. Ну не хотел же он «шило» пить! Наверное, вчера спьяну забрели на стоянку списанных или законсервированных подлодок Стыдуха-то!

Володя поднялся. Его покачивало, но не от волнения на море, а после вчерашнего. Босыми ногами он подошел к зеркалу, висевшему над умывальником, и отшатнулся. На него смотрело абсолютно чужое лицо!

Володя был русым, безусым и безбородым молодым парнем 23 лет. А на него из зеркала смотрел мужчина лет тридцати пяти, брюнет, с жестким ежиком волос на голове и усиками над губой.

Володя потрогал поверхность зеркала, и пальцы его наткнулись на прохладное стекло. Значит, это не страшный сон. Может, крыша после «шила» поехала? Как говорят в народе, «белочка» пришла? Однако они и выпили не так уж и много, запоя не было. Не алкоголик он!

Володя стоял в замешательстве. Потом вымыл лицо, утерся полотенцем, потрогал лицо руками. Кончиками пальцев он ощущал щетинки усов, чувствовал прикосновения к шершавой обветренной коже. Бред какой-то! Может, все-таки сон? Он ущипнул себя за шею и вскрикнул.

Мозг не мог осознать произошедшего.

Володя посмотрел в зеркало. У отражения даже глаза были не его. У него глаза серые, а у этого типа в зеркале – карие. Кто-нибудь может объяснить, что с ним произошло?

У Володи даже голова закружилась. Он уселся на рундук и осмотрел себя. Тельняшка на нем, трусы – все то, во что вчера он был одет. Может, он впал в кому и пролежал так с десяток лет? Отпадает, потому что на нем тогда пижама больничная должна быть, а не тельник, и он на кровати в госпитальной палате должен находиться. Он же явно на подлодке. Переборки лодочные, едва заметная вибрация палубы, журчание воды в балластных цистернах. Он не мог ошибиться!

Володя рывком встал, открыл дверцу шкафа. На вешалке висела форменная флотская одежда, но не такая, какую носил он: без погон, с нашивками на рукаве – серебряной звездой, одной узкой и двумя широкими серебряными полосками. И ремень с кобурой тоже странный.

Володя расстегнул кобуру, вытащил пистолет и удивился. В армии и флоте уже лет шестьдесят как личным оружием офицеров является пистолет Макарова, или, иначе, ПМ. А он держал в руках TT, с которым воевали наши деды. И год выпуска его удивил – 1940-й!

Володя выщелкнул обойму, посмотрел на патроны и вновь защелкнул обойму в рукоятке. Вернул пистолет в кобуру. Кобура была именно флотская, на двух длинных ремешках, а не на шлевках на брючном ремне, как у армейских офицеров.

В дверь постучали.

– Да, войдите! – Володя не узнал своего голоса. Низкий, с хрипотцой – это был голос чужого, незнакомого ему человека.

В каюту вошел офицер. Одет он был, с точки зрения Володи, несколько странно. Форма одежды – рабочая роба темно-синего цвета, только покрой совсем другой, и ткань не такая, простенькая.

Вошедший поздоровался:

– Здравствуй, командир!

– Здравствуй.

Вошедший вел себя так, как будто они давно знакомы.

– Разреши присесть?

Не дождавшись ответа, вошедший сел на рундук Впрочем, каюта была крохотная, и другого места для того, чтобы присесть, просто не было.

– Как дела на лодке? – спросил Володя. В том, что он на подводной лодке, сомнений у него не было.

– Уже четыре часа идем под водой. Аккумуляторы заряжать надо.

– А штурман что?

– Говорит, заход солнца через час пятнадцать, тогда можно всплыть. Не дай бог – немецкая авиация засечет, своих тральщиков и миноносцев на нашу голову пришлет.

– Верно. Я скоро приду на центральный пост.

Подводник ушел. Кто он такой, для Володи пока оставалось загадкой. Но самое интересное было в том, что приходивший его явно знал. Володя еще раз посмотрел в зеркало. Лицо чужое, незнакомое, как и голос. Может, он сошел с ума и все, что он видит и слышит, – галлюцинация? Но тогда она уж слишком правдоподобная. А может, выйти сейчас к центральному посту и объявить всем, что произошло чудовищное недоразумение? Но ведь лодка в походе, в подводном положении – как его доставят в госпиталь на обследование? Или сразу спишут на берег по болезни?

Володя решил потянуть время, чтобы понять, где он, куда его занесло и как можно выкрутиться из этого положения с наименьшими для себя потерями. Вошедший явно принимал его за другого человека, похоже – за командира.

Володя надел рабочую форму. В кармане что-то звякнуло. Он сунул туда руку и выудил из кармана связку ключей.

В углу стоял сейф. Один из ключей подошел к нему, и Владимир открыл дверцу.

В сейфе оказалась куча судовой документации.

Володя наскоро просмотрел ее, уяснив, что лодка – серии «С» IX-бис, изготовлена на Горьковском заводе «Красное Сормово» № 112. На воду спущена в апреле 1937 года, а вступила в строй 23 июля 1940 года.

Володя схватился за голову. Никак лодке уже семьдесят лет? Ржавая посудина, как она еще плавает? Или она вроде «Летучего голландца», судна-привидения, на котором команда – мертвецы?

Вопросов накапливалось все больше, а ответов на них не было. Володя уже боялся выйти в коридор – идти на центральный пост. Если он и в самом деле командир, то должен отдавать приказы, а у него самостоятельного штурманского опыта – кот наплакал. Накомандует сдуру, погубит и лодку, и экипаж. Ответственность огромная!

Все-таки он набрался духу, вздохнул, как перед прыжком в воду, вышел в коридор, нырнул через люк и оказался на центральном посту.

Взглядом он окинул разом все пространство. Тесновато. Один моряк сидит на штурвале вертикальных рулей, другой – горизонтальных. Рядом, у клапанов, судя по шевронам – явно боцман. Офицер в робе у перископа. Справа, за открытой дверью, – пост гидроакустиков.

– Здравия желаю, товарищи! – обтекаемо поздоровался Володя. Сердце бешено заколотилось. Стараясь не показать волнения, тут же сунулся в рубку акустиков: