Текст книги "Сказки из старинной шкатулки"

Автор книги: Юрий Подкорытов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Сказки из старинной шкатулки

ХОДИЛ ЧЕЛОВЕК ПО ЗЕМЛЕ УРАЛЬСКОЙ, КАМЕШЕК УЗОРЧАТЫЙ НАЙДЕТ – В СУМКУ ПОХОДНУЮ СПРЯЧЕТ. ЛЕСНУЮ ДИКОВИНКУ – ТОЖЕ. СЛОВЦО МЕТКОЕ УСЛЫШИТ – В КНИЖЕЧКУ ЗАПИШЕТ. У СТАРЫХ ЛЮДЕЙ РАССКАЗОВ ДА СКАЗОК – ГОРСТЯМИ БЕРИ. ВЕРНЕТСЯ ЧЕЛОВЕК ДОМОЙ, СЕЙЧАС ЖЕ ИЗ ПОХОДНОЙ СУМКИ ДОБЫЧУ СВОЮ В СТАРИННУЮ ШКАТУЛОЧКУ ПЕРЕКЛАДЫВАЕТ: КОЛЕЧКО ЧУГУННОЕ, ЗЕРНЫШКО РУБИНОВОЕ, САЛФЕТКУ ИЗ ГОРНОЙ КУДЕЛИ – АСБЕСТА. «ЭТО, – ГОВОРИТ, – ЦЕЛАЯ СКАЗКА. – А ТО И ДВЕ». МНОГО ЛЕТ ЧЕЛОВЕК РАЗНЫЕ РАЗНОСТИ СОБИРАЛ, А ШКАТУЛКУ ДО ВЕРХА НИКАК НЕ НАПОЛНИЛ…

ВОЛШЕБНЫЙ КУРАЙ

У бедняка Акрама вот какое богатство было: халат рваный, сапоги стоптанные, шапка-малахай облезлая.

У старика Акрама вот какое богатство было: курай-дудочка, песни старинные, сказки о храбрых егетах-молодцах, о жадных баях-богатеях, о хитрых мэскэй-оборотнях да шурале-леших.

Бродит Акрам-курайчи[1]1
  Курайчи – музыкант, играющий на курае.


[Закрыть] от аула к аулу, к пастушьему огоньку подсаживается, разговор неторопливый ведет.

Спрашивают пастухи:

– Скажи, курайчи, правда, что ты из рода Итимгановых, собакой вскормленных?

– Правда, братья. Давным-давно забрели в аул на берегу озера Ак-агач старуха Черная болезнь и старик Голод. Всех себе берут – коней берут, овец берут, пастухов берут, стариков и детишек берут. Много набрали.

Богатеи испугались, убежали. Все добро и еду с собой увезли. Во всем ауле один мальчишка остался. Лежит, кричать уже не может.

Старик Голод рукой махнул:

– Все равно мой будет!

Старуха Черная болезнь рукой махнула:

– Все равно мой будет!

Подбежала к тому мальчишке собака лохматая, взяла, как щенка, зубами, в конуру свою унесла. Молоком своим накормила. Лежит мальчишка со щенками, хорошо ему. Тут старик Голод прибежал:

– Отдай! Мой мальчишка!

Старуха Черная болезнь прибежала:

– Отдай! Мой мальчишка!

Бросилась на них собака, зубами острыми рвет, со двора гонит.

Вырос тот мальчишка, вскормленный молоком собаки, батыром[2]2
  Батыр – богатырь.


[Закрыть] стал. Внукам-правнукам наказал: не обижайте братьев наших – одним молоком вскормлены. То прадед был мой. Спрашивают пастухи:

– Умный ты человек, Акрам-курайчи. Где столько мудрости взял?

– Просто это, братья. Когда говорит умный человек, никогда не перебивай, а слушай. А когда сам говоришь, прислушивайся к своим словам, чтобы не сказать глупость.

…И ходил Акрам-курайчи по раздольному краю башкирскому, рассказывал пастухам и охотникам о ковыльных степях, где пасутся табуны быстроногих коней, о непроходимых лесных урманах, озерах глубоких и чистых, о голубой Мияс-су, Матери Родниковых Вод, о Каменной невесте Килен-Таш.

Рассказывал Акрам-курайчи о волшебном курае

Когда родился у знатного хана сын – кружил над богатой юртой черный ворон Козгын.

Когда родился у простого пастуха сын – кружил над бедной юртой белоснежный лебедь Аккош.

В один день, в один час родились мальчики. И приказал знатный хан: пусть станут побратимами.

Так и сделали. Назвали сына пастуха Кураем, назвали сына хана Бармак – палец на руке отцовой.

Растут вместе побратимы. Из одной чаши кумыс пьют, из одного котла мясо едят.

Статными молодцами-егетами стали.

Бармак лицом темен, нрава крутого, на охоте беспощаден. Недаром в час его рождения над юртой черный ворон Козгын кружил.

Курай лицом светел, со старшими вежлив. Складывал он песни и пел их звонким голосом. Слушают люди песни Курая, радуются: недаром в час его рождения над юртой белый лебедь Аккош летал.

Завидует Бармак своему побратиму. Гонит его зависть в степь. Бьет он рыжих лисиц и серых волков, загоняет сайгаков.

Упрекает Курай:

– Зачем столько сайгаков загнал? Разве мало у нас мяса?

Усмехается Бармак:

– Это подарок мой черному ворону Козгыну, который падалью питается.

Кружит над степью черный ворон Козгын, спрашивает:

– Отчего не весел, хан Бармак – единственный палец на слабой руке отцовой? Отчего людей сторонишься? Знаю, гложет тебя черная зависть. Но я тебе помогу. Я ворон Козгын, твой верный друг и советчик. Слушай: пусти стрелу каленую в белого лебедя Аккоша, перестанет Курай петь свои песни.

Пустил Бармак стрелу каленую в белого лебедя Аккоша. Закричал, затосковал белый лебедь, прощаясь с любимым озером, упал в прибрежный камыш.

Встрепенулось сердце Курая, запел он песню, проклиная черного ворона Козгына. Задохнулся от гнева Бармак, ослеп от ярости, почернел от зависти.

– Не пой! – кричит. – Зарублю саблей!

И ворон Козгын над головой кружит, каркает.

И погубил Бармак побратима. Закопал в землю, а сам вернулся в аул, закричал, заплакал:

– Горе мне, горе! Утонул Курай в бездонном озере! Горе мне, горе!

Год прошел, другой пролетел. Пасли как-то пастухи коней у озера Лебединого – Аккошкуля. Видят, растет на холмике невиданное растение. Стебель толстый, шапка круглая, полная семян.

– Дай-ка, – говорит один пастух, – вырежу я себе дудку-сыбызгу.

Вырезал дудку-сыбызгу, а она и запела звонким голосом Курая, как погубили лебедя Аккоша ворон Козгын и хан Бармак. Всю правду рассказала.

Разнеслась по степи весть о неслыханном: молодой хан Бармак погубил побратима Курая.

Покрылся Бармак перьями, превратился в черного ворона. Закричал хриплым голосом и улетел от людей.

А семена курай-травы ветер повсюду разнес.

Вырежет из тростинки певец-курайчи дудку – запоет курай о белом лебеде Аккоше, о бескрайних степях, о могучих лесах и лебединых озерах.

Рассказывал Акрам-курайчи о Килен-таш – Каменной невесте

Летит орел, мудрая птица. Глаза зоркие – все видит. Железную гору Атач, степь привольную видит. Застыли столбиками у своих нор трусливые суслики. Своей тени боятся. От страха посвистывают.

Летит орел, храбрая птица. Внизу река голубой лентой вьется, пылит под копытами коней степь.

…У пастуха Низаметдина родился сын Сабир. У его друга Шамши – дочь Магрифа.

Давно договорился Низаметдин о свадьбе сына Сабира с дочерью своего друга.

Поговаривали, будто не любит Магрифа своего жениха, со страхом ждет дня свадьбы.

Всем похвалялся Сабир:

– Буду Магрифу, словно необъезженную кобылицу, плетью учить!

Наступил день свадебного тоя[3]3
  Той – праздник.


[Закрыть]. Съехались издалека гости, поставили юрты у самой горы Атач, из казачьей станицы Магнитки тоже гости приехали. Праздник начался: скачки на резвых конях, стрельба из лука, борьба батыров степных. В котлах бешбармак[4]4
  Бешбармак – башкирское национальное блюдо.


[Закрыть] кипит, рекой льется кумыс из кожаных мешков – турсуков.

На второй день свадьбы избил Сабир Магрифу тяжелой плеткой – камчой. Убежала Магрифа в горы. Зовет Горного духа. Спрашивает Горный дух:

– Что тебе, девушка? Какая беда?

Просит Магрифа:

– Каменное сердце у моего жениха. И нужна ему каменная невеста. Исполни! Горе и беда просят!

Нахмурился Горный дух:

– Раз так, должен исполнить!

Ударил в каменные ладони. Окаменела, скалою стала Магрифа. Пустил Горный дух огненную молнию. Прямо в гору Атач ударила огненная молния. Зашептались гости:

– Разгневан Горный дух! Огненный знак подает!

Заплакал от горя старый пастух Шамши. Жаль дочь Магрифу. Заплакал и Низаметдин – себя пожалел, за сына стыдно.

Летит орел, мудрая птица, видит: возвращаются гости в свои аулы, едут мимо скалы Килен-таш, говорят:

– Вот стоит Каменная невеста. Вот женщина, гордости у которой можно поучиться…

Рассказывал Акрам-курайчи веселую сказку о Шурале

Было это, когда в лесу самым главным был заяц, а медведь при нем на побегушках состоял.

В одном башкирском ауле жил старик Юлдыбай. И были у него клочок земли и лошадка. На ней он пахал, возил из леса дрова и сено. Вечером спутает ей ноги и отпустит на поляну с хорошей сочной травой – пасись всю ночь, набирайся сил.

Приходит Юлдыбай однажды утром и видит: лошадка вся в пене, глаза испуганные, фыркает, трясется. На вторую и третью ночь то же самое. Кто-то повадился, видно, по ночам кататься.

Юлдыбай и придумал – смазал лошадиную спину смолой-живицей.

А утром увидел, что приклеился к этой смоле Шурале – лесной леший, лохматый, с хвостом, с копытцами.

– Так вот кто джигитовал по ночам на моей лошадке! – говорит Юлдыбай, а сам Шурале кнутом угощает.

Шурале визжит, прощения просит, а Юлдыбай на угощение не скупится.

– Глупое ты, чудище лесное! Ведь крестьянину лошадь – первый помощник. Я работать ее заставляю, но и кормлю отборным овсом, пою ключевою водою, чищу скребницей, гребнем гриву расчесываю.

– Отпусти меня, Юлдыбай, – просит Шурале, – слово даю – никогда больше безобразничать не буду.

– Ваш брат на покаянные слова охоч, – не верит Юлдыбай. – Вот что я придумал: пусть-ка моя лошадка три дня отдохнет, а ты вместо нее поработаешь. Согласен?

– Экая невидаль! Согласен!

И стал Шурале за лошадь работать. Юлдыбай на нем землю пашет, дрова из лесу возит да и кнутом пошевеливает. Совсем Шурале из сил выбился, хвостом тряхнуть не может, все копыта сбил. Только и слышно – ох да ах.

Отпустил его Юлдыбай в урман и сказал на прощанье:

– Запомни – кто сам работает, тот и других труд ценит. Так-то.

Рассказывал Акрам-курайчи про голубое зеркало Семигора

Говорят, у русского батыра Семигора, хозяина гор Ильменских, зеркало хрустальное было, да не простое.

Посмотрит в него Семигор – все, что на земле, на воде и в воздухе делается, – все ему видно.

И жила в тех местах старушонка одна завистливая. Юрмой звали.

Ох, как хотелось Юрме зеркало такое иметь! Оно понятно – в урмане глухом скучища зеленая. Словцом перемолвиться не с кем. Которые лешие поблизости жили, и те от завистливой старухи в болото подались.

Забралась как-то Юрма в горную кладовуху Семигора, и так и сяк зеркало из скалы выворачивает. Не хватает силенки. Уж и нечисть лесную помочь просила, посулы богатые обещала.

Лешие затылки чешут: и напакостить не прочь, и Семигора побаиваются. Отказались.

Грохнула Юрма клюкой железной по хрусталю – разбилось голубое зеркало на мелкие осколки, по всему краю разлетелось. Каждый осколок в голубое озеро превратился. А Юрма со злости комья земли в ближнее озеро стала бросать. Горстями полными. То тут, то там островки на озере выросли.

А дело-то вот чем кончилось: старуху Юрму батыр Семигор в гору каменную превратил.

…Давным-давно поднялся на высокую гору человек, увидел внизу озеро с бесчисленными островками.

– Пестрое озеро, – сказал тот человек, – Чебар-куль![5]5
  Чебар – пестрый, куль – озеро.


[Закрыть]

Рассказывал Акрам-курайчи про озеро Зюраткуль

Говорят, когда старуха Юрма у батыра Семигора волшебное зеркало разбила, забросила она далеко в горы осколок.

Говорят, Йораткулем – сердцем-озером прозвали его. А уж Зюраткулем стали звать позже.

Объявился на Урале мужицкий царь Емельян Пугачев. Повел батыр Салават Юлаев ему башкирских егетов на помощь. И был в одном отряде молодой храбрец Хасан.

Говорит ему Салават:

– Будь сотником. Веди храбрых егетов в бой.

Но окружили царские солдаты отряд у Йораткуля. Запели стрелы калены, загремели ружья, засверкали клинки, поднялись на дыбы кони. Кровавой была сеча! Упал егет Хасан под копыта чужих коней и увидел смерть свою.

Открыл глаза, видит: входит в озеро большой черный конь. На коне всадник в черном бешмете с золотыми звездами. Вместо лука за спиной месяц серебряный.

Долго ли, коротко ли в беспамятстве был? Приподнялся Хасан, видит: выходит из озера большой розовый конь. На коне всадник в бешмете розовом, в руках молодое розовое солнце держит.

Встал тогда Хасан, поглядел вокруг: все егеты острыми саблями порубаны, пулями побиты.

Похоронил их с честью, срезал камыш прибрежный, сделал курай и запел:

 
Йораткуль, сердце-озеро!
Шумом воли своих вечным
Убаюкивай друзей павших.
Будь же отныне озером Могильным,
Озером павших – Зюраткулем!
 

Рассказывал Акрам-курайчи про горящую гору Янган-тау [6]6
  Тау – гора.


[Закрыть]

Красив селезень Кэркем! Изумрудом зеленым переливаются перья, на крыльях белая полоса сверкает. Плывет селезень Кэркем по волнам озера, все радуются – такой красавец!

Большая семья у селезня, родня большая: тетушка Чомга, птица с упрямым хохолком-рожками на голове, двоюродные сестры и братья пеганки, важный дядя Ата-каз, – серый гусь.

Собрал родню селезень Кэркем, говорит:

– Горе в нашей семье – младший сынок мой Кечкене растет хилым и слабеньким. Как полетит вместе с нами в далекие края осенью? Оставаться здесь нельзя на зиму – замерзнет или Тюлюк-лиса поймает, съест. Отчего такая беда с маленьким Кечкене?

Молчит важный дядя Ата-каз, молчат двоюродные братья и сестры пеганки. Только тетушка Чомга тряхнула хохолком-рожками, сказала:

– Лысуха-птица виновата! Больше некому! Перья у нее черные, на голове белая лысина: отметка шайтанова. Лысуха виновата.

Закричали, захлопали крыльями все родственники:

– Да, да! Лысуха, больше некому.

Взлетел селезень Кэркем над озером, видит, из камыша выплывает Лысуха, за ней пушистые черные шарики с красными шапочками, детки ее.

Налетел селезень Кэркем, клювом бьет Лысуху, крыльями бьет:

– Вот тебе, проклятая, за моего Кечкене! Отведи порчу или до смерти забью!

Испугались Лысухины дети, в камыши попрятались. Красная стала вода в озере, селезень Кэркем Лысуху совсем убивает. Отпустил, однако, проклятую.

Через несколько дней видит селезень Кэркем – плывет Лысуха живая и здоровая по озеру. Маленькие детки ее рядышком, черные шарики с красными шапочками!

Удивился селезень Кэркем:

– Лысуха, шайтаном проклятая птица, убивал я тебя, озеро от крови красным было, а ты – жива и здорова! Не чудо ли это?

Отвечает Лысуха-птица:

– Покажу тебе чудо. Полетим вместе на Янган-тау – горящую гору, сам увидишь.

Полетели. Над лесами летят. Над озерами летят. Гора Янган-тау туманом одета, паром окутана белым. В маленьких горных чашах вода кипит. Видят Лысуха и селезень Кэркем – поднимается в гору старый человек. Тяжело идет, на палочку опирается.

Подошел старый человек к чаше горной с кипящей водой, окунулся несколько раз – вышел молодой егет-молодец. Палочку свою через колено переломил.

– Искупай в чаше горной своего Кечкене, здоровым станет, – говорит Лысуха-птица.

Прощенья просит селезень Кэркем у Лысухи:

– Прости меня, добрая птица Лысуха. Все сделаю, как ты велишь. Полетит мой Кечкене!

…Летят осенью дикие утки. Впереди – селезень Кэркем, рядом сын Кечкене. Над лесами летят, над озерами летят. Над Янган-тау – горящей горой – летят.

Рассказывал Акрам-курайчи о солнечном камне

Ох, и залютовал как-то старик Салкын-Мороз! Снегу горы навалил, солнце тучами укрыл, птиц и зверье подчистую заморозил. К людям подбираться стал. Собрались башкиры-старики и говорят:

– Салкын все убил. Птиц и зверей убил, пчел наших погубил. А что делать башкиру без пчел, птицы и зверя? Надо у Солнца камень солнечный просить. Кто пойдет?

Вышел тут Тугай-батыр в середину круга:

– Я пойду! – говорит. – Пойду и найду солнечный камень.

Пришел к Солнцу. Лежит Солнце в черной яме, вокруг ямы вьюги да бураны вертятся. Хуже псов цепных сторожат. Никуда Солнце не выпускают.

– Я Тугай-батыр. Старики меня прислали. Совсем худо стало, лютует Салкын. Дай солнечный камень!

– Камня не жалко, храбрый батыр, – погубит тебя Мороз, не простит смелости твоей.

– Стариков и детишек спасать надо. Зачем о себе думать? – говорит Тугай-батыр.

Подает ему Солнце камни блестящие.

– Бери, сколько унесешь! Набросай в огонь – тут Морозу и конец!

Побежал Тугай-батыр обратно. Все солнечные камни раздал, один маленький камень остался.

Русского мужика Афоньку Коркина встретил – последний отдал.

Идет себе Тугай-батыр налегке. Налетели на него вьюги да бураны, завертели, закружили, сам Мороз от злобы лютой в ледяной столб Тугай-батыра превратил. Хотел было на людей накинуться – не дает камень солнечный, огнем-жаром пышет. Зашипел Мороз да и растаял. И все вокруг растаяло.

Заплескалось озеро на том месте Тугаево – Тугайкуль.

Рассказывал Акрам-курайчи о Миньяре

Во времена давно прошедшие жили в нашем краю тысяча братьев. Была у братьев единственная сестра, звали ее Гульбика.

Своенравной и упрямой росла девушка! Больше всего любила Гульбика скакать по степи на вороной лошадке.

Говорили ей братья:

– Смотри, сестра, и близко не подъезжай к Зуртау – горе. Живет там злой дэв-волшебник!

Говорят, растет у него невиданный цветок: листья белые-белые, цветы и ягоды черные-черные. Кто черную ягодку проглотит, может превратиться во что пожелает: в птицу ли, в зверя ли, в гору или реку. Только никогда человеком не станет.

Не послушалась упрямая Гульбика, поскакала к горе Зуртау. Вдруг черный вихрь подхватил ее, закружил, завертел, поднял в воздух.

Долго летела Гульбика. Опустил ее черный вихрь на самую вершину Зуртау.

Говорит дэв-волшебник:

– Давно поджидаю тебя, красавица! Будешь моей женой. Кипят медные котлы с бараниной, полны кумысом свадебные чаши. А не согласишься – худо будет!

Испугалась Гульбика, но говорит:

– А где же свадебный подарок жениха?

Раздвинулась гора. В огромной пещере большие богатства лежат. Не смотрит Гульбика на них, невиданный цветок ищет, увидела, незаметно черную ягодку сорвала. Превратилась тут же в птицу-ласточку, полетела.

Дэв-волшебник оборотился быстрым соколом-сапсаном, в погоню пустился.

Долетела ласточка до подножия Зуртау, обернулась кобылицей, понеслась по степи к дому родному, к братьям своим.

Обернулся дэв-волшебник огромным серым волком, вот-вот в гриву кобылицы вцепится.

Догадались братья: злой дэв за сестрой гонится, взяли луки и стрелы каленые, на помощь идут.

Обернулась Гульбика быстрой речкой, побежала по степи.

А дэв-волшебник снова свой прежний облик принял, превратил тысячу братьев в каменные столбы, смеется:

– Хорошая получилась запруда! Эй, мои черные быки! Выпейте это озерко степное до дна!

Бегут черные быки, земля под копытами дрожит. Обнимает сестра-река своих каменных братьев, прощенья просит за то, что не послушалась их.

Расступились каменные братья, пропустили сестру-реку. Вдоль берегов выстроились, охраняют.

С тех пор, говорят, место это и называют Миньяр – тысяча камней.

Рассказывал Акрам-курайчи про дикую козу и яблоньку

Кто не знает – знайте!

Было это в те времена, когда раки на деревьях гнезда вили, а росомаха-зверь пшеницу сеяла.

Росла в лесу осина. Кора зеленая, листья-пятачки зеленые.

Росла в лесу береза. Кора белая, ветки длинные, до самой земли висят.

Росла в лесу дикая яблонька. Кора коричневая, яблочки маленькие, кислые-кислые.

Ходил по лесу охотник-егет. В руках лук тугой, в колчане стрелы каленые, на голове шапка-малахай волчья.

Ходил по лесу серый волк. Зубы острые, шуба теплая, глаза быстрые.

Ходила по лесу дикая коза. Ножки тоненькие, рожки маленькие, хвостик куцый. Ходила и жаловалась, причитала:

– Бедная я, несчастная я. Никто меня не защитит от зверей, никто не накормит зимой. Услыхал это охотник-егет, пожалел козу, опустил тугой лук, каленую стрелу в колчан положил.

Услыхал это волк, из кустов выскочил.

– Здорово, соседка! Говорят, ты моего дедушки завещание знаешь?

Испугалась коза, хвостиком затрясла.

А волк смеется:

– Не знаешь? А вот оно: дедушка мой завещал – увидишь козу, долго не разговаривай, хватай сразу.

Бросился волк на козу, но тут пропела каленая стрела охотника-егета, выпустил волк из пасти козу, убежал в лес.

Больно козе, ножки тонкие не держат. Легла под осиной.

Зашумела, зашелестела осина:

– Уходи, коза! Еще испачкаешь кровью моих деточек. Уж я так берегу свои листочки, ветру дунуть не даю.

Легла коза под березой. Замахала береза длинными ветвями:

– Уходи, коза! Еще испачкаешь кровью моих деточек. Уж так я их берегу.

Тут дикая яблонька ветками затрясла:

– Эй, коза! У меня места много. Я и яблочками угощу. Только маленькие и кислые они. Говорит коза:

– Рахмат[7]7
  Рахмат – спасибо.


[Закрыть] тебе, доброе дерево. Пусть твои детки будут большими и сладкими. А тебе, осина, говорю: пусть твои детки-листочки всегда краснеют от стыда и падают на землю. Тебе, береза, говорю: пусть твои детки-листочки желтеют и падают на землю.

Свежую травку пощипала, из горных речек холодную воду попила – здоровой стала коза.

Осенью решила добрую яблоньку навестить.

А яблонька уже во дворе охотника-егета живет. Рассказывает:

– Егет меня любит, водой поливает, охраняет. Вон какие у меня деточки выросли – большие, розовощекие. Оставайся и ты, коза, у доброго человека. Он тебя и от зверя защитит, и зимой накормит.

С тех пор, говорят, яблоня и коза у человека живут.

С тех пор, говорят, осенью листья осины краснеют, а у березы желтеют.

Рассказывал Акрам-курайчи о Кунашаке

Шел караван по земле Уральской. Застала его ночь на берегу озера. Старый аксакал сказал:

– Куначаг-быз! Здесь переночуем!

Проснулся аксакал рано. Видит – в голубом тумане человек по воде идет. Бешмет голубой, сапоги голубые, шапка на голове голубая. Голубой камышинкой к берегу рыб подгоняет.

– Доброго здоровья, сосед! – говорит голубой человек. – Прими от сердца рыбу из озера.

Поблагодарил аксакал голубого человека, вернулся к своему каравану, говорит:

– Куначаг-быз! Еще здесь переночуем!

Проснулся аксакал рано. Пошел в лес. Видит – из тумана зеленого человек выходит. В руках корзинку ягод душистых несет. Бешмет на человеке зеленый, сапоги зеленые, шапка на голове зеленая.

– Доброго здоровья, сосед, – говорит зеленый человек, – прими от сердца ягоду из наших лесов.

Поблагодарил аксакал зеленого человека, вернулся к своему каравану, говорит:

– Куначаг-быз! Еще здесь переночуем!

Проснулся аксакал рано. В поле пошел. Видит – из тумана золотого человек выходит. В руке золотые колосья несет. Бешмет на человеке золотой, сапоги золотые, на голове шапка золотая.

– Доброго здоровья, сосед, – говорит золотой человек, – прими от сердца хлебные колосья золотые.

Поблагодарил аксакал золотого человека, вернулся к своему каравану, говорит:

– Куначаг-быз! Еще здесь переночуем! Зачем дальше идти? Места привольные и богатые, соседи добрые и приветливые.

Вот и стали эту землю обживать, Кунашаком называть.