Текст книги "Архив Троцкого (Том 3, часть 2)"

Автор книги: Юрий Фельштинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Из доклада Угланова на пленуме МК и МКК. [Конец ноября]

1. «В области внешней торговли пассивный баланс (минус 145 милл. руб»).

2. «В области себестоимости продукции – в первом полугодии программное задание не выполнено».

3. «В области снижения цен» – реальных достижений «по понятным причинам» – нет.

4. Безработица увеличилась на пятьдесят с лишним тысяч человек.

5. «Товарный голод налицо». «Перспективы для будущего года еще не ясны. Снабжение по линии сельскохозяйственной продукции заметно ухудшилось».

6. «Посевная площадь под зерновыми культурами сократилась на 3,4% ([19]27 г. – 87 миллионов десятин, в [19]28 г. 84 мил. десятин)».

7. «В области текстильной промышленности: а) хлопка не хватает в общей сумме на 150 мил. руб.; б) положение со льном тяжелое, хотя цены на лен и подняты на 22%; в) в отношении шерсти неизбежно напряжение (шерстяная промышленность в нынешнем году будет стоять 5 – 6 дней)».

8. «Трудно сейчас сказать что-либо конкретное о перспективах на будущий год». «Все же ясно, что вряд ли удастся осуществить экспорт зерновых продуктов в будущем году».

«В такой же мере еще не ясна перспектива в отношении заработной платы». «Рискованно в этой области что-либо говорить – посмотрим».

9. «Индустриализация предполагает не только постройку новых фабрик и заводов, но и соответствующее оборудование существующих... Текстильные фабрики у нас оборудованы плохо; нужны солидные ремонты. Между тем, нам денег на это не дают. Мы обязаны требовать, и мы требовать будем.

В этом вопросе нам никто уклона не пришьет, вплоть до Красной профессуры: «враги, мол, тяжелой индустрии»...

10. «Оппозиция живуча. Ее философия захватывает кое-кого из наших партийцев, главным образом в верхушечном слое. Те, кто в последнее время увлекается пришиванием уклонов – должны четко представить себе всю перспективу этого дела.

Это в перспективе – фракционная борьба, а там дальше – и раскол партии».

«Надо понять, что в партии у нас сейчас остается чрезвычайно небольшой слой[639], которых страна знает и которым она верит...»

«Московская организация, выдержавшая на протяжении последних четырех лет борьбу со всякого рода оппозициями – имеет право выступить застрельщиком в борьбе с пришивателями уклонов...»

«Нечего заниматься свержением совершателей ошибок, давным-давно исправленных и осознанных...»

«Больше терпимости...»

«Оппозиция пытается влиять на нашу партийную политику и влияет». «Мы должны дать этому влиянию соответствующий отпор».

[Конец ноября 1928 г.]

Л. Троцкий. На злобы дня. [Декабрь]

1. О «блоке» с правыми и о чепухе вообще

Заключительные строки моей «Беседы с благожелательным» [640] партийцем» совершенно неожиданно вызвали смущение и даже почти возмущение у нескольких товарищей, живущих, правда, в одной и той же колонии. Им почудилось, что заключительные строки беседы могут быть поняты как прокладывание путей для «блока» с правыми. Не больше и не меньше. Эти товарищи стали даже посылать призывные телеграммы по другим колониям.

Мне сперва показалось – прошу прощенья – что здесь перед нами некоторое проявление меряченья, болезни, вызываемой, как известно, однообразием природы и монолитностью жизни.

В нашем заявлении Шестому Конгрессу, написанном задолго до того, как борьба центристов с правыми вышла наружу, говорится:

«Может ли оппозиция поддержать правых против стоящих формально у власти центристов, чтобы помочь опрокинуть последних, чтобы «отомстить» им за безобразную травлю, за грубость и нелояльность, за врангелевского офицера, 58-ю статью и прочие заведомо темные дела?

Такие комбинации левых с правыми бывали в революциях, и такие комбинации губили революцию. Правые представляют то звено внутри нашей партии, за которое буржуазные классы подспудно тянут революцию на путь термидора. Центр делает в данный момент попытку отпора или полуотпора. Ясно: оппозиция не может иметь ничего общего с комбинаторским авантюризмом, рассчитывающим при помощи правых опрокинуть центр.»

Заявление наше сохраняет и сейчас всю свою силу, вопреки некоторым торопливым голосам, которые после июльского пленума объявляли заявление «устаревшим» и считали, что положение спасается только «Послесловием»[641]. Неправильность такой оценки сейчас совершенно ясна. «Послесловие» реагировало на определенный – очень знаменательный – эпизод в борьбе центристов с правыми и реагировало правильно. Оно, вместе с другими документами и выступлениями наших единомышленников, несомненно ускорило кризис право-центристского блока, разъяснивши довольно широким кругам, в чем тут, собственно, дело. Можно сказать, и это вовсе не будет самомнением оппозиции, что такого рода документами мы чрезвычайно облегчили центристам их «победу» над правыми (не беря в то же время на себя и тени ответственности за центристов), ибо называли людей и вещи своими именами, что совершенно недоступно центристскому косноязычию. Если «Послесловие» брало определенный момент во взаимоотношениях центристов с правыми, то заявление рассчитано на более длительный период. Вот почему оно сохраняет всю свою силу и сейчас, когда кампания против правых приняла открытую форму и широкие аппаратные масштабы. Перечитайте его сейчас и сопоставьте с упражнениями децистов. Но об этом не стоит и говорить. Сохраняет, разумеется, свое значение и приведенное выше место, заранее отвергающее «комбинаторский авантюризм», который стал бы «пытаться при помощи правых опрокинуть центр».

В некоторых письмах товарищи спрашивали: «Неужели есть и такие?» Персонально я никого не имел в виду в нашей среде. Но логика борьбы может у известных элементов создать такие настроения. Предупреждение было тем более необходимо, что насчет зиновьевцев поручиться уж во всяком случае нельзя было, нельзя и сейчас. Недаром же Бухарин вступил от имени тройки в официальные переговоры с Каменевым[642], и не случайно Каменев и Ко об этих переговорах до сведения партии не довели, оставляя тем самым себе и этот путь открытым. Здесь, стало быть, нужно было заранее провести ясный и четкий водораздел, что и было сделано в заявлении. Какой-нибудь лихой децист скажет: «А вы разве отвечаете за зиновьевцев?» Нет, не отвечаем. Но мы живем жизнью партии и активно вмешиваемся во все ее внутренние отношения.

«Послесловие» цитирует слова Рыкова: «Главная задача троцкистов заключается в том, чтобы не дать этому правому крылу победить». Как замечательно звучат эти слова теперь, когда Рыков с Углановым «монолитно» голосуют за резолюции, в которых объявляется, что их собственная, Рыкова и Угланова, «главная задача заключается в том, чтобы не дать этому правому крылу победить». Вот он куда забрался, троцкизм. Большую сделал карьеру за короткий срок. Ноябрьский пленум монолитно усыновил «главную задачу троцкистов». Но мы все же не обольщаемся. Голова у нас не кружится. Мы помним немецкую поговорку: «Когда два разных человека говорят одно и то же, то это совсем не одно и то же». Эти слова еще больше относятся к разным политическим группировкам. Однако, польза есть. Теперь и отсталый партиец должен будет шевельнуть мозгами: как же это Рыков с июля по ноябрь успел заделаться троцкистом, т. е. пламенным «борцом» против правого уклона?

В полном соответствии с заявлением Шестому Конгрессу «Послесловие» подтверждало грозное обвинение Рыкова:

«Именно так. Правильно. Победа правого крыла была бы последней ступенью термидора... Рыков прав. Главная наша задача сейчас заключается в том, чтобы не дать правому крылу победить.»

Таким образом, мы заняли в этом вопросе вполне своевременно ясную и отчетливую позицию, не оставлявшую места никаким лжетолкованиям. Откуда же родилась столь внезапная тревога нескольких товарищей, которые, по французскому выражению Л. Толстого, сгоряча даже заставили «играть телеграф»? Тревога родилась из нескольких заключительных строк беседы. Воспользуемся же этим поводом, чтобы рассмотреть вопрос в том более конкретном виде, в каком он встает перед нами на нынешнем более развернутом этапе.

Что вся беседа в целом направлена против обывательской пошлости правого крыла (одна из его черт), этого не станут отрицать вышеуказанные товарищи. Что же в таком случае означают заключительные строки? Неужели же в них есть столь грубое противоречие не только с заявлением и «Послесловием», но и с самой беседой? Нет, противоречия нет и в помине. Строки эти требуют к себе живого и жизненного политического отношения, а не педантского.

В самом деле, беседа сводит все вопросы к вопросам партийного режима, т.е. «режима Ярославских», у которых в руках «большие ресурсы, не идейные, конечно, но в своем роде тоже действительные... до поры до времени. Они вас (правых) пытаются душить, проводя по существу вашу же политику, только с рассрочкой платежа...» и т.д. Мой корреспондент скулит по поводу всего того, что совершается в партии, и жалобно уговаривает меня вернуться на правильную стезю. Есть, значит, и такие правые. Надо вообще иметь в виду – замечу пока мимоходом – крайнюю разношерстность внутреннего состава и правой, и центристской группировок как результат подпольно-аппаратных форм партийной жизни. Всяких передвижек и перегруппировок будет еще немало. На этом ведь и основана в последнем счете наша политика по отношению к партии. Вот почему ясная и принципиально законченная характеристика правых и центристов должна на практике, т. е. в агитации и пропаганде, дополняться большой гибкостью в обращении с живым человеческим составом этих группировок. Один язык – с Рыковым или Углановым и другой – с таким же рядовиком или даже кадровиком, который по собственной инициативе обращается к вам с письмом и слезно умоляет оппозиционеров вернуться в партию.

Другой тон, другой язык – но линия, конечно, должна быть одна. И вот линии нашей я не нарушил ни в малейшей степени. Я ее только развил, конкретизировал и чуть продвинул дальше. Я говорю этому благожелательному и растерянному рыковцу: вы плачетесь на положение партии? Вы боитесь развала? Правильно. Опасности страшно велики. В партии нет возможности говорить по совести и начистоту. Самокритика означает попросту, что всем приказано сейчас самокритиковать Угланова. Опаснейшая, ибо непосредственнейшая из всех опасностей* – партийный режим. В чем же выход? В том, чтобы перевести партию на легальное положение. Уменьшить в 20 раз, т. е. свести к 5 – 8 миллионам партбюджет, который стал базой бюрократического самоуправства. Дать возможность партийцам тайно голосовать. Подготовить честно Шестнадцатый съезд, т. е. так, чтобы вся партия могла с полной свободой выслушать представителей всех трех течений, для чего, конечно, оппозицию надо вернуть в партию. Перечислив эти требования, беседа заключает:

«Вот строго практические предложения. На почве этих предложений мы были бы согласны даже и с правыми договориться, ибо осуществление этих элементарных предпосылок партийности дало бы пролетарскому ядру возможность по-настоящему призвать правых к ответу, и не только правых, но и центристов, т. е. главную опору и защиту оппортунизма в партии».

Вот эти строки и вызвали смятение. Это-де может быть истолковано, говорят мне, как блок с правыми против центра. Нет, дорогие товарищи, вы тут не продумали вопрос до конца, не представили себе конкретно создающуюся обстановку. Да, по-видимому, недостаточно задумались и над тем, что такое блок. У нас был блок с зиновьевцами. Ради этого блока мы шли на отдельные частные уступки. Чаще всего это были, впрочем, уступки некоторым из наших ближайших единомышленников, которые сами политически или тактически тяготели к зиновьевцам. В отдельных случаях эти уступки были явно чрезмерны и дали отрицательные результаты, что мы твердо себе запомнили на будущее. Но во всем остальном блок объединился на почве идей пролетарской левой, т. е. на нашей почве.

Какой же блок может быть с правыми? На какой почве? Можно ли вообще, хоть на одну минуту, серьезно говорить или думать об общей с ними платформе? В переговорах с Каменевым Бухарин ставил вопрос так: «Заключим блок против Сталина, а положительную платформу будем потом писать вместе». Буквально! Но так могут ставить вопрос либо лошадиные барышники, либо в конец запуганные, растерянные и опустошенные Балаболкины. Что у нас может быть общего с этими двумя «категориями» (если говорить философским языком теоретика Сталина)?

Что же в таком случае означает фраза о том, что «на почве этих предложений мы были бы готовы даже и с правыми договориться»? Она означает именно то самое, что в ней сказано. Конкретно говоря, она отвечает благожелательному партийцу: вместо того, чтобы ныть и скулить, потребуйте для начала возвращения оппозиции из ссылки, на этот счет у нас с вами будет полное «соглашение». Потребуйте еще честного созыва партийного съезда. А что же я обещаю правым в виде компенсации? Ответ дан в тех же строках: «По-настоящему призвать правых к ответу, и не только правых, но и центристов, т. е. главную опору и защиту оппортунизма в партии». Где же тут блок? Где тень намека? Или хотя бы тень этой тени? Нет, без «меряченья» тут дело не обошлось. Заключительное место беседы звучит злейшим издевательством над правыми: доигрались, мол, голубчики, туго приходится, аппарат жмет – не хотите ли полакомиться демократией, попробуйте, попробуйте, а мы поддержим... как веревка – повешенного. Вот ведь какой смысл в заключительных строках. Только разве что злорадство в них слегка прикрыто, чуть-чуть, ибо беседа ведь ведется с благожелательным партийцем.

Но кроме издевательства над правыми в этих строках есть и более серьезный смысл, предназначенный для наших единомышленников в партии. Исключена ли возможность того, что по вопросам партийного режима правые будут попадать в оппозицию к аппарату и повторять наши элементарнейшие требования на этот счет? Нет, такая возможность не исключена, она вероятна, а при развитии борьбы и неизбежна. Уже на ноябрьском пленуме, при всей его монолитности, раздавались чьи-то голоса протеста против того, что московские секретари смещались в порядке «самокритики», т.е. без конференций и без масс (см. газетный отчет о речи Сталина). Как же быть в этих случаях нашим единомышленникам в составе партийных ячеек? Обличать ли им узурпаторскую систему перевыборов? Требовать ли правильно подготовленных и созванных конференций? Да, обличать и требовать. Но ведь тут они «совпадут» с правыми? Не они совпадут с правыми, а правые в этой области будут иногда «совпадать» с нами, застенчиво отрекаясь от своей теории и практики вчерашнего дня и тем самым помогая нам разоблачать и их самих, и весь партийный режим. Что же в таком «совпадении» страшного, если мы не делаем при этом ни малейшей уступки, а продолжаем с удвоенной силой развертывать нашу принципиальную линию? Именно в предвиденье того, что такого рода «совпадения» или «полусовпадения» голосований или выступлений по вопросам партийного права возможны, даже неизбежны, и написаны мною приведенные выше заключительные строки беседы.[643]

Если допустимо сравнение из совсем другой и нам совершенно чуждой области, то я взял бы пример дуэли, очень пригодный для освежения интересующего нас вопроса. Дуэль есть варварски-»рыцарская» и гнуснейшая форма разрешения личных конфликтов: тут дело идет попросту о том, чтобы перерезать друг другу глотку. Однако перед каждой дуэлью «цивилизованные» противники вступают друг с другом в «соглашение», непосредственно или через секундантов, насчет условий дуэли, т. е. насчет того, с какой дистанции и из какого револьвера враги будут палить друг в друга. Можно ли сказать по поводу этого «соглашения», что противники заключили блок? Как будто нельзя. Какой тут, к дьяволу, блок, когда дело идет о взаимоистреблении. Но в «цивилизованном» обществе и взаимоистребление совершается не из-за угла, а по известным нормам, требующим предварительного «соглашения».

Партийный устав представляет собою закрепленные нормы обсуждения, коллективного решения действия[644], а также и внутренней идейной борьбы. Поскольку мы, оппозиция, хотим вернуться в партию и фактически большей своей частью входим в нее (см. речь Сталина), постольку мы признаем и устав как регулятор партийной жизни, а, значит, и нашей борьбы с правыми и центристами. Это и есть готовое соглашение. Но оно попрано, раздавлено, уничтожено. И мы готовы заключать «соглашение» с любой частью партии, в любом месте, в любом отдельном случае для частичного хотя бы восстановления партийного устава. По отношению к правым и центристам как политическим фракциям это означает, что мы готовы заключать с ними соглашение об условиях непримиримой идейной борьбы. Только и всего.

В своей ноябрьской горе-речи, о которой надо будет еще сказать особо, Сталин уже говорит о блоке левых с правыми – не то как о факте, не то как о возможности. С одной стороны, он тут явно намекает на переговоры Бухарина с Каменевым (и тут мы помогаем центристской борьбе против правых, разоблачая то, что центристы боятся назвать по имени); с другой стороны, он дает аппаратчикам «линию» на случай возможных совпадений в выступлениях или голосованиях правых и левых по вопросам элементарнейших партийных прав. Сталин хочет и нас, и правых этим испугать. А мы не боимся. В этом и состоит более серьезный смысл заключительных строк моей беседы. Пускай правые разоблачают узурпаторство, которое они помогали создавать и сегодня еще целиком поддерживают. От нас они будут получать только принципиальные удары, которые куда серьезнее сталинских организационных щипков. И пусть центристы, «монолитно» заседая с вождями правых в монолитном Политбюро, обвиняют нас в блоке с правыми – по той, видите ли, причине, что мы великодушно разрешаем правым требовать отмены 58-й статьи. Да ведь это же картина для богов олимпийских или для... «Крокодила»[645], если бы только у этого грозного по имени зверя оставался в пасти хоть один зуб.

2. Еще раз о лозунгах демократии для Китая

Некоторые товарищи, совершенно солидарные со мной в оценке движущих сил и перспектив китайской революции, возражают против парламентарно-демократического лозунга (Учредительное собрание). Разумеется, это разногласие не такого принципиального значения, как вопрос об оценке основных тенденций и сил революции. Однако и этот вопрос может для известного периода приобрести огромное значение, как в среде большевиков – вопрос об отношении к Третьей думе[646]. К великому удивлению моему, один из товарищей, критикующих лозунг Учредительного собрания, совершенно серьезно усматривает в нем с моей стороны маневр с целью «обмануть» китайскую буржуазию. Он приводит поэтому против меня из моей критики программы Коминтерна цитату, начинающуюся словами: «Классы обмануть нельзя» и т. д. Тут явное и крупнейшее недоразумение. О политическом смысле лозунга учредилки для Китая все существенное сказано в моей работе «Китайский вопрос после Шестого Конгресса»[647]. Повторяться здесь не буду. Если искать в «Критике программы» общетеоретического обоснования этого лозунга, то оно дано в параграфе «Об основных особенностях стратегии в революционную эпоху», где говорится:

«Без широкого, обобщенного, диалектического понимания нынешней эпохи как эпохи крутых поворотов невозможно действительное воспитание молодых партий, правильное стратегическое руководство классовой борьбой, правильное комбинирование ее тактических приемов и прежде всего – резкое, смелое, решительное перевооружение[648] при очередном переломе ситуации».

Замечательно, хотя и не совсем неожиданно, что т. Радек оказался солидарен в этом вопросе как раз с теми товарищами, которых он обвиняет в ультралевизне: не в первый раз ультралевые лозунги, чисто формальные и негативные, вытекают из правых посылок. В полученной мною от т. Радека телеграмме – эта телеграмма, в виде исключения, дошла; не приходится ли из этого сделать вывод, что «сам» Менжинский против лозунга учредилки?[649] – Радек заявляет: «Остается правильным лозунг уничтожения дудзюната[650] и объединения Китая властью Советов».

Лозунг же учредилки «неприемлем». Если считать, что верна резолюция февральского пленума ИККИ, заявившая, что «остается правильным курс на вооруженное восстание», тогда, конечно, приходится признать правильным и лозунг Советов. Ибо надо связывать концы с концами. Но я считал и считаю, что провозглашение в феврале 1928 года курса на вооруженное восстание было преступнейшим безумием, какое вообще только можно себе представить. Задолго до февраля контрреволюция в Китае захлестывала рабочий класс и партию. В своем «Китайском вопросе после Шестого Конгресса» я выяснил основные хронологические вехи перелома обстановки в Китае на основании неоспоримых фактов и документов. Китай проходит сейчас не через революцию, а через контрреволюцию. В такой период лозунг Советов может иметь значение только для узких кадров как подготовка их к будущей, третьей китайской революции. Эта подготовка имеет, разумеется, огромное значение. Лозунг Советов должен стоять в ней рядом с лозунгом борьбы пролетариата за диктатуру, во главе всех обездоленных масс населения, и прежде всего – деревенской бедноты. Но, помимо теоретико-пропагандистской подготовки революционных кадров к будущей революции, остается вопрос о мобилизации возможно широких рабочих кругов для активного участия в политической жизни переживаемого периода. Страной сейчас управляет военная диктатура на службе верхов буржуазии и иностранных империалистов. Эта диктатура, поскольку она недавно вышла из революционной борьбы (нами постыдно и преступно проигранной), не может быть очень устойчивой. Она еще только идет [к] устойчивости, устанавливая «переходный режим» пяти палат Сунь Ятсена[651]. Вздорно-реакционная выдумка Сунн Ятсена (которого у нас крайне некритически рекламировали даже в тот период, когда его идеи стали главным тормозом революционного развития в Китае). Филистерская фантазия пяти палат становится теперь орудием «национальной», «конституционной» маскировки фашистского режима, т. е. военного господства централизованной партии Гоминьдан, представляющей в самом концентрированном виде интересы капитала. Этим самым вопросы государственного строя и политического режима становятся в Китае в порядок дня. Вопросы эти не могут не захватывать широкие круги рабочих. В нереволюционной обстановке на эти вопросы нет других ответов, кроме лозунгов и формул политической демократии. Совершенно не могу понять, каким образом т. Радек, обвиняющий меня в неумении отличать буржуазную революцию от социалистической и отказывающийся даже для революционного подъема выдвинуть лозунг диктатуры пролетариата, как якобы несовместимый с этапом буржуазной революции, считает в то же время лозунг Советов совместимым с этапом буржуазной контрреволюции.

При подъеме массового движения, в условиях общереволюционного кризиса Советы, вырастая из этого движения, обслуживают текущие потребности его, становятся естественной, понятной, близкой, «национальной» формой объединения масс и помогают партии довести эти массы до вооруженного восстания. Но что будет означать лозунг Советов сейчас, в нынешних условиях Китая? Не забывайте, что никакой советской традиции там нет. Она могла бы быть, даже в случае поражения. Но ее нет. Причиной тому реакционное руководство Сталина и Бухарина. Лозунг Советов, не вырастающий сейчас из массового движения и даже не опирающийся на опыт прошлого, будет означать голый призыв: сделайте так, как в России, т. е. это есть лозунг социалистической революции в самом его чистом, абстрактном и абсолютном виде. Скромненькое ограничение роли Советов «против дудзюната» никакой реалистической поправки в себе не заключает, а только доводит ошибку до абсурда. Пропагандировать Советы надо для завоевания власти пролетариатом и беднотой, путем вооруженного восстания. А противопоставить сегодня фашистской механике Гоминьдана надо лозунги демократии, т. е. те лозунги, которые при господстве буржуазии открывают наиболее широкое поле для политической активности народа.

Этап демократии есть большой важности этап в развитии масс. При определенных условиях революция может позволить пролетариату перескочить через этот этап. Но именно для того, чтобы облегчить себе в будущем эту отнюдь не легкую и отнюдь не обеспеченную заранее операцию, нужно всемерно использовать межреволюционный период для того, чтобы исчерпать демократические ресурсы буржуазии, разворачивая лозунги демократии перед широкими массами и вынуждая буржуазию приходить на каждом шагу в противоречие с этими лозунгами. Этой марксистской политики никогда не понимали анархисты. Не понимают ее и руководящие оппортунисты Шестого Конгресса, перепуганные насмерть плодами своих трудов. Но мы же, слава создателю, не анархисты и не переконфуженные оппортунисты, а большевики-ленинцы, т. е. революционные диалектики, понявшие смысл империалистической эпохи и динамику ее крутых поворотов.

[Декабрь 1928 г.]