Текст книги "Портреты революционеров - Лев Троцкий"

Автор книги: Юрий Фельштинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Совершенно так же говорил и Дан. Можно ли другими словами защищать буржуазное правительство пред лицом революционных масс?

Дальше протоколы гласят:

"Тов. Сталин оглашает резолюцию о Временном правительстве, принятую Бюро ЦК, но говорит, что не совсем согласен с нею, и скорее присоединяется к резолюции Красноярского Совета Р. и С. Д.".

Приводим важнейшие пункты красноярской резолюции: "Со всей полнотой выяснить, что единственный источник власти и авторитета Временного правительства есть воля народа, который совершил этот переворот и которому Временное правительство обязано всецело повиноваться..." "Поддерживать Временное правительство в

его деятельности лишь постольку, поскольку оно идет по пути удовлетворения требований рабочего класса и революционного крестьянства в происходящей революции". Такова позиция Сталина в вопросе о власти.

12. Надо особо подчеркнуть дату: 29 марта. Таким об

разом, через месяц с лишним после начала революции Ста

лин все еще говорит о Милюкове как о союзнике: Совет за

воевывает, Временное правительство закрепляет. Трудно по

верить, что эти слова мог произнести докладчик на больше

вистской конференции* в конце марта 1917 года! Так не

поставил бы вопроса даже Мартов. Это есть теория Дана в

наиболее вульгарном выражении: абстракция демократичес

кой революции, в рамках которой действуют более "умерен

ные" и более "решительные" силы и разделяют между со

бой работу: одни завоевывают, другие закрепляют. И тем

не менее речь Сталина не случайна. Мы имеем в ней схему

всей сталинской политики в Китае в 1924–1928 гг.

С каким страстным, несмотря на всю сдержанность, негодованием бичевал позицию Сталина Ленин, успевший прибыть на последнее заседание того же совещания:

"Даже наши большевики,– говорил он,– обнаруживают доверчивость к правительству. Объяснить это можно только угаром революции. Это – гибель социализма. Вы, товарищи, относитесь доверчиво к правительству. Если так, нам не по пути. Пусть лучше останусь в меньшинстве. Один Либкнехт стоит дороже ПО оборонцев типа Стеклова и Чхеидзе. Если вы сочувствуете Либкнехту и протянете хоть палец (оборонцам),– это будет измена международному социализму".

(Мартовское партийное совещание 1917 г.

Заседание 4 апреля.

Доклад т. Ленина, с. 44.)

Не нужно забывать, что речь Ленина, как и протоколы в целом, до сих пор скрываются от партии.

13. Как ставил Сталин вопрос о войне? Так же, как и

Каменев. Нужно пробудить европейских рабочих, а пока вы

полнять свой долг по отношению к "революции". Но как

пробудить европейских рабочих? Сталин отвечает в статье

от 17 марта:

"...мы уже указывали на один из серьезнейших способов сделать это. Он заключается в том, чтобы заставить собственное правительство высказаться не только против всяких завоева

* Имеется в виду Всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов 4(17) апреля 1917 г.– Прим. ред.-сост.

тельных планов... но и открыто формулировать волю русского народа, немедленно начать переговоры о всеобщем мире на условиях полного отказа от всяких завоеваний с обеих сторон и права наций на самоопределение".

Таким образом, пацифизм Милюкова – Гучкова должен был служить средством пробуждения европейского пролетариата.

4 апреля, на другой день по приезде, Ленин с негодованием заявил на партийном совещании:

"Правда" требует от правительства, чтоб оно отказалось от аннексий. Требовать от правительства капиталистов, чтоб оно отказалось от аннексий,–чепуха, вопиющая издевка..."

(Мартовское партийное совещание 1917 г.

Заседание 4 апреля.

Доклад т. Ленина, с. 44.)

Эти слова были целиком направлены против Сталина.

14. 14 марта меньшевистско-эсеровский Совет выпус

кает манифест о войне к трудящимся всех стран. Манифест

представлял лицемерный, лжепацифистский документ в ду

хе всей политики меньшевиков и эсеров, которые уговари

вали рабочих других стран восстать против своей буржуа

зии, а сами шли в одной упряжке с империалистами России

и всей Антанты.

Как Сталин оценил этот манифест?

"Прежде всего, несомненно, что голый лозунг "долой войну" совершенно не пригоден, как практический путь... Нельзя не приветствовать вчерашнее воззвание Совета Рабочих и Солдатских Депутатов в Петрограде к народам всего мира с призывом заставить собственные правительства прекратить бойню. Воззвание это, если оно дойдет до широких масс, без сомнения, вернет сотни и тысячи рабочих к забытому лозунгу "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". Как оценил воззвание оборонцев Ленин? В уже цитированной речи 4 апреля он сказал:

"Воззвание Совета рабочих депутатов – там нет ни одного слова, проникнутого классовым сознанием. Там сплошная фраза!"

(Мартовское партийное совещание 1917 г.

Заседание 4 апреля.

Доклад т. Ленина, с. 45.)

Эти слова Ленина направлены целиком против Сталина. Поэтому-то протоколы мартовского совещания и скрываются от партии.

15. Проводя в отношении к Временному правительству

и к войне политику левых меньшевиков, Сталин не имел

никакого основания отказываться от объединения с меньшевиками. Вот как он высказывался по этому вопросу на той же мартовской конференции 1917 года. Цитируем дословно протокол:

"В порядке дня – предложение Церетели об объединении.

Сталин; –Мы должны пойти. Необходимо определить наши предложения о линии объединения. Возможно объединение по линии Циммервальда – Кинталя".

Даже Молотов выражает (правда, не очень членораздельно) свои сомнения. Сталин возражает:

"Забегать вперед и предупреждать разногласия не следует. Без разногласий нет партийной жизни. Внутри партии мы будем изживать мелкие разногласия".

(Мартовское партийное совещание. Заседание 4 апреля, с. 32.)

Эти немногие слова говорят больше, чем целые тома. Они показывают те мысли, какими питался Сталин в годы войны, и свидетельствуют с юридической точностью о том, что циммервальдизм Сталина был той же самой марки, что и циммервальдизм Церетели. Здесь опять-таки нет и намека на ту идейную непримиримость, фальшивую маску которой Сталин, в интересе аппаратной борьбы, надел на себя несколько лет спустя. Наоборот, меньшевизм и большевизм представляются Сталину в конце марта 1917 года оттенками мысли, которые могут уживаться в одной партии. Разногласия с Церетели Сталин называет "мелкими разногласиями", которые можно "изживать" внутри единой организации. Мы видим здесь, насколько к лицу Сталину обличать задним числом примиренческое отношение Троцкого к левым меньшевикам... в 1913 году.

16. При такой позиции Сталин, естественно, ничего серьезного не мог противопоставить эсерам и меньшевикам в Исполнительном Комитете, куда он вошел по приезде как представитель партии. Не осталось в протоколах или в печати ни одного предложения, заявления, протеста, в котором Сталин сколько-нибудь отчетливо противопоставил бы большевистскую точку зрения лакейству "революционной демократии" перед буржуазией. Один из бытописателей того периода, беспартийный полуоборонец Суханов, автор упомянутого выше манифеста к трудящимся всего мира, говорит в своих "Записках о революции":

"У большевиков в это время, кроме Каменева, появился в Исп. Комитете Сталин... За время своей скромной деятельности в Исп. Комитете (он) производил – не на одного меня – впечатление серого пятна, иногда маячившего тускло и

бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать".

(Записки о революции, кн. 2, с. 265, 266.)

Прорвавшийся, наконец, из-за границы Ленин рвет

и мечет против "каутскианской" (выражение Ленина)

"Правды", Сталин отходит в сторону. В то время, как Ка

менев обороняется, Сталин отмалчивается. Постепенно он

вступает в новую официальную колею, проложенную Ле

ниным. Но мы не найдем у него ни одной самостоятельной

мысли, ни одного обобщения, на котором можно было бы

остановиться. Где представляется случай, Сталин становит

ся между Каменевым и Лениным. Так за четыре дня до ок

тябрьского переворота, когда Ленин требовал исключения

Зиновьева и Каменева, Сталин в "Правде" заявил, что он

не усматривает принципиальных разногласий. (См. в этом

же номере статью "Шило в мешке".)

Никакой самостоятельной позиции в период брест

ских переговоров Сталин не занимал. Он колебался, выжи

дал, отмалчивался. В последний момент голосовал за пред

ложение Ленина. Путаная и беспомощная позиция Сталина

в тот период достаточно ярко, хотя и не полно, характеризу

ется даже официально обработанными протоколами ЦК.

(См. "Шило в мешке".)

В период гражданской войны Сталин был противни

ком принципов, положенных в основу создания Красной Ар

мии и вдохновлял за кулисами так называемую "военную

оппозицию" против Ленина и Троцкого. Факты, сюда отно

сящиеся, изложены отчасти в Автобиографии Троцкого (т. 2,

с. 167; "Военная оппозиция"). (См. также статью Маркина

в No 12–13 "Бюллетеня оппозиции", с. 36).

В 1922 году, во время болезни и отпуска Троцкого,

Сталин проводит в ЦК под влиянием Сокольникова реше

ние, подрывающее монополию внешней торговли. Благодаря

решительному выступлению Ленина и Троцкого, решение

это было отменено. (См. "Письмо в Истпарт" Троцкого.)

В национальном вопросе Сталин занимает в тот же

период позицию, которую Ленин обвиняет в бюрократичес

ких и шовинистических тенденциях. Сталин со своей сто

роны обвиняет Ленина в национальном либерализме. (См.

"Письмо в Истпарт" Троцкого.)

Каково было поведение Сталина в вопросе о герман

ской революции в 1923 году? Здесь ему приходилось снова,

как в марте 1917 года, самостоятельно ориентироваться в

вопросе большого масштаба: Ленин был болен, с Троцким

велась борьба. Вот что писал Сталин Зиновьеву и Бухарину

в августе 1923 года о положении в Германии:

"Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без с.-д., созрели ли они уже для этого,– в этом, по-моему, во

прос. Беря власть, мы имели в России такие резервы, как:

а) мир;

б) землю крестьянам;

в) поддержку громадного большинства рабочего

класса;

г) сочувствие крестьянства.

Ничего такого у немецких коммунистов сейчас нет. Конечно, они имеют по соседству Советскую страну, чего у нас не было; но что можем мы дать им в данный момент? Если сейчас в Германии власть, так сказать, упадет, а коммунисты ее подхватят, они провалятся с треском. Это "в лучшем" случае. А в худшем случае – их разобьют вдребезги и отбросят назад. Дело не в том, что Брандлер хочет "учить массы"; дело в том, что буржуазия плюс правые с.-д. наверняка превратили бы учебу-демонстрацию в генеральный бой (они имеют пока что все шансы для этого) и разгромили бы их. Конечно, фашисты не дремлют, но нам выгоднее, чтобы фашисты первые напали: это сплотит весь рабочий класс вокруг коммунистов (Германия не Болгария). Кроме того, фашисты, по всем данным, слабы в Германии. По-моему, немцев надо удержать, а не поощрять".

Таким образом, в августе 1923 года, когда германская революция стучалась во все двери, Сталин считал, что Брандлера надо удерживать, а не поощрять. За упущение революционной ситуации в Германии Сталин несет главную тяжесть ответственности. Он поддерживал и поощрял кунктаторов, скептиков, выжидателей в Германии. В вопросе всемирно-исторической важности он не случайно занял оппортунистическую позицию: по существу он лишь продолжал ту политику, которую в марте 1917 года проводил в России.

23. После того как революционная ситуация была загублена пассивностью и нерешительностью, Сталин долго еще защищал от Троцкого брандлеровский ЦК, защищая тем самым самого себя. При этом Сталин ссылался, конечно, на "своеобразие". Так, 17 декабря 1924 года – через год после крушения в Германии! – Сталин писал:

"Об этом своеобразии нельзя забывать ни на одну минуту. О нем особенно следует помнить при анализе германских событий осенью 1923 г. О нем прежде всего должен помнить т. Троцкий, огульно (!) проводящий аналогию (!!) между Октябрьской революцией и революцией в Герма

нии и безудержно бичующий германскую компартию".

("Вопросы ленинизма", изд. 1928 г., с. 171.)

Таким образом, Троцкий был повинен в те времена в

"бичевании" брандлерианства, а не в покровительстве ему.

Из этого ясно видно, насколько Сталин с его Молотовым

пригодны для борьбы против правых в Германии!

1924 год – год великого поворота. Весною этого года

Сталин повторяет еще старые формулы о невозможности

построения социализма в отдельной стране, тем более от

сталой. Осенью того же года Сталин порывает с Марксом и

Лениным в основном вопросе пролетарской революции и

строит свою "теорию" социализма в отдельной стране.

Кстати сказать, нигде у Сталина эта теория в положитель

ной форме не развернута и даже не изложена. Все обосно

вание сводится к двум заведомо ложно истолкованным ци

татам из Ленина. Ни на одно возражение Сталин не отве

тил. Теория социализма в отдельной стране имеет админи

стративное, а не теоретическое обоснование.

В том же году Сталин создает теорию "двухсостав

ных", т. е. двухклассовых рабоче-крестьянских партий для

Востока. Это есть разрыв с марксизмом и всей историей

большевизма в основном вопросе: о классовом характере

партии. Даже Коминтерн оказался в 1928 году вынужден

ным отодвинуться от теории, которая надолго загубила ком

партии Востока. Но великое открытие продолжает фигури

ровать и сегодня в сталинских "Вопросах ленинизма".

В том же году Сталин проводит подчинение китай

ского коммунизма буржуазной партии Гоминдан, выдавая

последнюю за "рабоче-крестьянскую" партию выдуманного

им образца.

Китайские рабочие и крестьяне авторитетом Коминтерна политически закабаляются буржуазией. Сталин организует в Китае то "разделение труда", которое Ленин помешал ему организовать в России в 1917 году: китайские рабочие и крестьяне "завоевывают", Чан Кайши "закрепляет".

Политика Сталина явилась прямой и непосредственной причиной крушения китайской революции.

Позиция Сталина – его зигзаги – в вопросах совет

ского хозяйства слишком свежи в памяти наших читателей,

поэтому мы на них здесь не останавливаемся.

Напомним еще в заключение только о "Завещании"

Ленина. Дело идет не о полемической статье или речи, где

можно с основанием предположить неизбежные преувели

чения, вытекающие из горячности борьбы. Нет, в "Заве

щании" Ленин спокойно, взвешивая каждое слово, подает

последний совет партии, оценивая каждого из своих сотруд

ников на основании всего опыта своей работы с ними. Что

говорит он о Сталине?

а) "груб";

б) "нелоялен";

в) "склонен злоупотреблять властью".

Вывод: снять с поста генерального секретаря.

Еще через несколько недель Ленин продиктовал Сталину записку, в которой заявлял о

"разрыве с ним всяких личных и товарищеских отношений".

Это было одно из последних волеизъявлений Ленина. Все эти факты закреплены в протоколах июльского Пленума ЦК за 1927 г.

* * *

Таковы некоторые вехи политической биографии Сталина. Они дают достаточно законченный образ, в котором энергия, воля и решимость сочетаются с эмпиризмом, близорукостью, органической склонностью к оппортунистическим решениям в больших вопросах, личной грубостью, нелояльностью и готовностью злоупотреблять властью для подавления партии.

СТАЛИН КАК ТЕОРЕТИК

I. МУЖИЦКИЙ БАЛАНС ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ И СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИЙ

"...Появление т. Сталина на конференции аграрников-марксистов– это была эпоха в истории Коммунистической академии. Исходя из того, что говорил т. Сталин, нам пришлось пересмотреть все свои планы и переделать их в том направлении, о каком говорил т. Сталин. Выступление т. Сталина дало громадный толчок в нашей работе".

(Покровский на XVI съезде.)

В своем программном докладе на конференции аграрников-марксистов (27 декабря 1929 года) Сталин долго распространялся насчет того, будто "троцкистско-зиновьевская оппозиция" считает, что

"Октябрьская революция, собственно говоря, ничего не дала крестьянству".

Вероятно, даже почтительным слушателям эта выдумка показалась слишком уж топорной. Надо, однако, для ясности привести цитату полнее:

"Я имею в виду,– говорил Сталин,– теорию о том, что Октябрьская революция дала будто бы крестьянству меньше (?), чем Февральская революция; что Октябрьская революция, собственно говоря, ничего не дала крестьянству". Изобретение этой "теории" Сталин приписывает одному из советских статистов-экономистов Громану, известному в прошлом меньшевику, после чего прибавляет:

"Но эта теория была подхвачена троцкист-ско-зиновьевской оппозицией и использована против партии".

Теория Громана насчет Февральской и Октябрьской революций нам совершенно неизвестна. Но Громан здесь вообще ни при чем. Он припутан только для заметания следов. Каким образом Февральская революция могла дать крестьянину больше, чем Октябрьская? Что вообще дала Февральская революция крестьянину, кроме верхушечной

и потому совершенно ненадежной ликвидации монархии? Бюрократический аппарат остался старый. Земли Февральская революция крестьянину не дала. Зато она дала ему продолжение войны и обеспечила дальнейшее развитие инфляции. Может быть, Сталину известны какие-нибудь другие дары Февральской революции крестьянам? Нам они неизвестны. Февральская революция потому и уступила место Октябрьской, что кругом обманула мужика.

Мнимую теорию оппозиции о преимуществах Февральской революции над Октябрьской Сталин связывает с теорией "насчет так называемых ножниц". Этим он выдает до конца источники и цели своей кляузы. Сталин полемизирует, как я сейчас покажу, против меня. Лишь для удобства своих операций, для маскировки наиболее грубых искажений он прячется за Громана и за безымянную "троцкистско-зиновьевскую оппозицию" вообще.

Действительное существо вопроса состоит в следующем. На XII съезде партии (весною 1923 года) я впервые демонстрировал угрожающее расхождение промышленных и сельскохозяйственных цен. В докладе моем это явление впервые было названо "ножницами цен". Я предупреждал, что дальнейшее отставание промышленности будет раздвигать эти ножницы и что они могут перерезать нити, связывающие пролетариат и крестьянство.

В феврале 1927 года на Пленуме Центрального Комитета при обсуждении вопроса о политике цен я в 1001-й раз пытался доказать, что общие фразы вроде "лицом к деревне" проходят мимо существа дела и что с точки зрения смычки с мужиком вопрос разрешается в основе своей соотношением цен на сельскохозяйственные и промышленные продукты. Беда крестьянина состоит в том, что ему трудно заглянуть далеко вперед. Но под ногами у себя он видит очень хорошо, твердо помнит вчерашний день и умеет подводить своему товарообмену с городом баланс, который является для него в каждый данный момент балансом революции.

Экспроприация помещичьего землевладения вместе с налоговыми облегчениями освободили крестьянство от уплаты суммы около пятисот –шестисот миллионов рублей. Это есть явное и неоспоримое завоевание крестьянства благодаря Октябрьской революции,– отнюдь не Февральской.

Но наряду с этим огромным плюсом крестьянин столь же отчетливо различает и минус, который принесла ему та же Октябрьская революция. Этот минус состоит в чрезмерном удорожании промышленных продуктов по сравнению с довоенными ценами. Разумеется, если бы в России сохранился капитализм, ножницы цен, несомненно, имели бы место,– это явление международное. Но, во-первых, крестьянин этого не знает. А, во-вторых, нигде эти ножницы не раз

двинулись так, как в Советском Союзе. Большие потери крестьянства на ценах имеют временный характер, отражая период "первоначального накопления" государственной промышленности. Пролетарское государство как бы берет у крестьянина взаймы, чтобы вернуть ему затем сторицею. Но все это уже относится к области теоретических соображений и исторического предвиденья. Мысль же крестьянина эмпирична и опирается на факты в их сегодняшнем разрезе. "Октябрьская революция освободила меня от уплаты полумиллиарда земельной ренты,– рассуждает мужик.– Спасибо большевикам. Но государственная промышленность берет у меня на ценах гораздо больше, чем брали капиталисты. Тут что-то у коммунистов неладно". Другими словами, крестьянин подводит баланс Октябрьской революции путем сочетания двух ее основных статей: аграрно-демократической ("большевистской") и индустриально-социалистической ("коммунистической"). По первой статье –явный и бесспорный плюс; по второй статье – пока еще явный минус, притом на сегодняшнее число значительно превышающий плюс. Пассивное сальдо Октябрьской революции, составляющее основу всех недоразумений между крестьянином и советской властью, находится, в свою очередь, в самой тесной связи с изолированным положением Советского Союза в мировом хозяйстве.

Спустя почти три года после старых споров, Сталин на беду свою вернулся к вопросу. Так как он обречен повторять чужие зады и в то же время заботиться о своей "самостоятельности", то он вынужден на каждом шагу беспокойно оглядываться на вчерашний день "троцкистской оппозиции" и... заметать следы. Сталин совершенно не понял в свое время "ножниц" города и деревни; в течение пяти лет (1923–1928) он видел опасность в забегании промышленности вперед, а не в ее отставании; чтоб смазать все это хоть как-нибудь, он в своем докладе бормочет нечто несвязное о "буржуазном предрассудке (!!!) насчет так называемых ножниц". Почему это предрассудок? И в чем его буржуазность? Но Сталин не обязан отвечать на эти вопросы, так как никто не смеет ему задавать их.

Если бы Февральская революция дала мужику землю, то Октябрьская революция, при ножницах цен, не могла бы продержаться и двух лет. Вернее сказать, Октябрьская революция не могла бы и совершиться, если бы Февральская оказалась способной разрешить основную аграрно-демокра-тическую задачу путем ликвидации частного землевладения.

Выше мы уже косвенно напоминали, что в первые годы после Октября крестьянин упорно стремился противопоставлять коммунистов большевикам. Последних он одобрял,-

именно потому, что они совершили земельную революцию с такой решительностью, с какой она не совершалась еще нигде и никогда. Но тот же крестьянин был недоволен коммунистами, которые, взяв в свои руки фабрики и заводы, товары доставляют по дорогой цене. Другими словами, крестьянин очень решительно одобрял аграрную революцию большевиков, но с тревогой, с сомнением, а подчас и с открытой враждебностью относился к первым шагам социалистической революции. Довольно скоро, однако, мужику пришлось понять, что большевики и коммунисты – одна и та же партия.

В феврале 1927 года вопрос был поставлен мною на Пленуме ЦК следующим образом.

Ликвидация помещиков открыла нам у мужиков большой кредит, как политический, так и экономический. Но этот кредит не вечен и не безграничен. Вопрос решается соотношением цен. Только ускорение индустриализации, с одной стороны, коллективизации крестьянских хозяйств, с другой, может привести к более выгодному для деревни соотношению цен. В противном случае выгоды аграрной революции целиком сосредоточатся в руках кулаков, ножницы же будут больнее всего ранить бедняков. Дифференциация середняков пойдет ускоренно. Результат при этом может быть один: крушение диктатуры пролетариата.

"В этом году,– говорил я,– на внутренний рынок будет выброшено промышленных товаров всего на 8 млрд рублей по розничным ценам... Деревня заплатит за свою меньшую половину товаров около 4 млрд рублей. Примем розничный промышленный индекс по отношению к довоенным ценам за 2,– как говорил здесь Микоян... Это значит, что деревня на промышленных изделиях переплачивает около 2 млрд рублей... Баланс (крестьянина): аграрно-демократичес-кая революция принесла мне, помимо всего прочего, 500 млн рублей в год (ликвидация арендной платы и снижение налогов). Социалистическая революция перекрыла эту прибыль 2-миллиардным убытком. Ясно, что баланс сводится с 1,5-миллиардным дефицитом".

Никто мне не возразил на этом заседании ни слова, но Яковлев, нынешний народный комиссар земледелия, а тогда еще только чиновник особых поручений по делам статистики, получил задание: во что бы то ни стало ниспровергнуть мой расчет. Яковлев сделал все, что мог. Со всеми законными и незаконными поправками и ограничениями Яковлев на следующий день оказался вынужден признать, что баланс Октябрьской революции для деревни в целом

все еще сводится с минусом. Приведем опять подлинную цитату:

"...Выигрыш от уменьшения прямых платежей по сравнению с довоенным временем равен примерно 630 млн червонных рублей... Крестьянство потеряло в прошлом году около 1 млрд рублей вследствие того, что оно покупает промтовары не по индексу крестьянского дохода, а по розничному индексу промтоваров. Отрицательное сальдо равно около 400 млн рублей". Ясно, что расчет Яковлева в основном подтвердил мою мысль: крестьянин реализовал крупный доход от совершенной большевиками демократической революции, но терпит пока еще убыток от совершенной ими социалистической революции, причем убыток значительно превышает прибыль. Я оценил пассивное сальдо в полтора миллиарда. Яковлев– менее чем вполмиллиарда. Считаю и сейчас, что моя цифра, отнюдь не претендовавшая на точность, была ближе к действительности, чем яковлевская. Разница двух цифр сама по себе очень значительна, но она не меняет моего основного вывода. Острота хлебозаготовительных затруднений явилась подтверждением моего расчета как более тревожного. Нелепо, в самом деле, думать, будто хлебная заготовка верхних слоев деревни вызывалась чисто политическими мотивами, т. е. враждебностью кулака по отношению к советскому государству. На такого рода "идеализм" кулак не способен. Если он не вывозил свой хлеб на продажу, то потому, что обмен становился невыгоден вследствие ножниц цен. Поэтому же кулаку удавалось втягивать в орбиту своего влияния и середняка.

Этот расчет имеет грубый, так сказать, валовой характер. Составные статьи баланса могут и должны быть расчленены применительно к трем основным слоям крестьянства: кулакам, середнякам и беднякам. Однако в тот период –начала 1927 года – официальная статистика, вдохновлявшаяся Яковлевым, игнорировала или злостно преуменьшала дифференциацию деревни, политика же Сталина – Рыкова – Бухарина была направлена на покровительство "крепкому" крестьянину и на борьбу с "иждивенчеством" бедняка. Таким образом, внутри деревни пассивное сальдо баланса особенно тяжко давило именно на низы крестьянства.

Но откуда все-таки взялось у Сталина противопоставление Февральской революции и Октябрьской? – спросит читатель. Вопрос законный. Сделанное мною противопоставление аграрно-демократической и индустриально-социалистической революций, Сталин, совершенно неспособный к теоретическому, т. е. абстрактному мышлению, смутно понял по-своему: он решил попросту, что демократическая ре

волюция – значит Февральская. На этом необходимо остановиться, ибо старое, традиционное непонимание Сталиным и его единомышленниками взаимоотношения демократической революции и социалистической, лежащее в основе всей их борьбы против теории перманентной революции, успело уже причинить ужасающие бедствия, особенно в Китае и Индии, и остается источником убийственных ошибок и по сей день.

Дело в том, что Февральскую революцию 1917 года Сталин встретил, по существу, левым демократом, а не пролетарским революционером-интернационалистом. Он это ясно показал всем своим поведением до приезда Ленина. Февральская революция была для Сталина, и, как видим, осталась, "демократической" революцией par exellence *. Он стоял за поддержку первого временного правительства, которое возглавлялось национал-либеральным помещиком кн. Львовым, имело национал-консервативного фабриканта Гучкова военным министром, а национал-либерала Милюкова министром иностранных дел. Обосновывая на совещании партии 29 марта 1917 года необходимость поддержки буржуазно-помещичьего временного правительства, Сталин заявлял:

"Власть поделилась между двумя органами, из которых ни один не имеет всей полноты власти. Роли поделились. Совет фактически взял почин революционных преобразований; Совет – революционный вождь восставшего народа, орган, конструирующий Временное правительство. Временное правительство взяло фактически роль закрепителя завоеваний революционного народа... Поскольку Временное правительство закрепляет шаги революции,–постольку ему поддержка..." **

"Февральское" буржуазно-помещичье и насквозь контрреволюционное правительство являлось для Сталина не классовым врагом, а сотрудником, с которым надо установить разделение труда. Рабочие и крестьяне будут "завоевывать", буржуазия будет "закреплять". Все вместе составит "демократическую революцию". Формула о поддержке буржуазии "постольку –поскольку", основная формула меньшевиков, была в то же время и формулой Сталина. Все это говорилось Сталиным через месяц после февральского переворота, когда характер Временного правительства должен

* Преимущественно (лат.).

** Речь Сталина цитируется нами по официальному протоколу, который до сих пор тщательно скрывается от партии. Подчеркивания сделаны нами.

был быть ясен и слепому уже не на основании марксистского предвиденья, а политического опыта.

Как показал весь дальнейший ход событий, Ленин в 1917 году, в сущности, не переубедил Сталина, а только отстранил его локтем. На механическом расчленении демократической революции и социалистической построена вся дальнейшая борьба Сталина против теории перманентной революции. Сталин до сих пор не понял, что Октябрьская революция была прежде всего демократической революцией и что только поэтому она могла осуществить диктатуру пролетариата. Произведенный мною баланс демократических и социалистических завоеваний Октябрьской революции Сталин приспособил попросту к своей старой концепции. После этого он ставит вопрос: "Верно ли, что крестьяне ничего не получили от Октябрьской революции?" И, рассказавши о том, что

"благодаря Октябрьской революции крестьяне освободились от помещичьего ярма", (этого мы, видите ли, никогда раньше не слышали!), Сталин заключает так:

"Как можно после этого утверждать, что Октябрьская революция ничего не дала крестьянам?"

Как можно после этого утверждать, спросим мы, что у этого "теоретика" есть хоть крупица теоретической совести?...

* * *

Приведенный выше неблагоприятный для деревни баланс Октябрьской революции является, разумеется, временным и переходным. Главное значение Октябрьской революции для крестьянства в том, что она создала предпосылки социалистической перестройки сельского хозяйства. Но это – дело будущего. В 1927 году коллективизация была еще в полном загоне. О "сплошной" никто еще и не помышлял. Сталин, однако, и ее включает задним числом в расчет. "Теперь, после усиленного развития колхозного движения,– предвосхищает наш теоретик будущее и переселяет его в прошлое,– крестьяне имеют возможность ...производить гораздо больше, чем раньше, при той же затрате труда". И после этого снова: