355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Алексеев » Государь всея Руси » Текст книги (страница 6)
Государь всея Руси
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:27

Текст книги "Государь всея Руси"


Автор книги: Юрий Алексеев


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Страшная картина феодальной войны, войны русских против русских. Воеводы «распустиша воя своя на многи места жетди и пленити» новгородцев «за их неисправление». Только татарам «князь великий не повеле людей пленити»: из Касимовского царства русский полой мог легко перейти на восточные работорговые рынки.

Новгородские воины, захваченные в плен в первых боях, подвергаются жестокой экзекуции: воеводы «повелеша носы, уши и губы резати». Эти картины не удивляют летописца. Подобное обращение с пленниками практиковалось повсюду в Европе. Герцог Бургундский, например, не щадил и мирных жителей: «многим отрубили кисти рук»,– замечает очевидец расправы с жителями города Ноэль. В представлении русского летописца война идет против изменников и вероотступников, оказавшихся как бы вне закона. Отсюда эпически спокойный тон с оттенком высокомерной гордости по поводу успехов москвичей: они захваченные у новгородцев доспехи «в воду метаху, а инии огню предаша, не бяху бо им требы, но своим довольно». Новые легкие доспехи москвичей были удобнее, чем старинные тяжелые новгородцев.

Великий князь шел в средней колонне. 24 июня ой прибыл в Волок Ламский, 29 июня – в Торжок. Здесь он соединился с тверскими полками – против Новгорода шли объединенные силы всей Русской земли. Иван Васильевич непрерывно следит по донесениям за действиями других колонн и отдает им распоряжения. Находясь 9 июля на озере Коломно, он получает известие о второй победе князя Холмского и Федора Хромого. Воеводы предполагали заняться осадой городка Демон, но великий князь понимает, что это – второстепенная задача. Своей директивой он поворачивает войска на запад, за Шелонь, на соединение с псковичами, а под Демоном оставляет только Верейско-Белозерский полк. Это распоряжение приводит к Шелонской битве.

12 июля десятитысячное войско псковичей «начата воевати Новгородскую волость и жечи». Новгородцы не остались в долгу – они напали на псковскую Навережскую губу и выжгли ее, уничтожив при этом архитектурный шедевр – церковь св. Николы, «вельми преудивлену и чюдну, такове не было во всей Псковской волости, о полтретью десяти углах». В огне феодальной войны погибла двадцатипятиугольная церковь, которая, вероятно, могла бы поспорить со знаменитым в наше время храмом в Кижах.

Новгородцы послали против псковичей войско во главе с посадниками Василием Казимиром и Дмитрием Борецким – «всей новгородской силе наиболее 40 тысящи», по оценке псковичей. Псковичам угрожал неминуемый разгром. Но это войско «наехоше на Шелони силу московского князя Данилы Холмского», двинутую на помощь псковичам великим князем.

В воскресенье, 14 июля, на Шелони произошло сражение, решившее участь феодальной республики. Московская, псковская и новгородская летописи, расходясь в деталях, единодушны в одном: войска Господина Великого Новгорода были разбиты наголову. Многие тысячи воинов пали на поле сражения, две тысячи были взяты в плен. В плену оказалась верхушка новгородского боярства, наиболее враждебная Москве.

Сражение, по-видимому, было решено мощным ударом московской конницы, которая неожиданно для новгородцев переправилась через Шелонь. Новгородский летописец рассказывает о распрях в стане новгородцев: «меньшие», утомленные походом, стали «вопить» против «больших», требуя немедленной атаки. Полк архиепископа вообще отказался принять участие в сражении – он будто бы был послан только против псковичей. О том, что среди новгородцев далеко не было единодушия, говорит и московский летописец, описывая насильственную мобилизацию в Новгороде: «Которым бо не хотети пойти к бою тому, и... тех разграбляху и избиваху, а иных в реку в Волхов метаху».[69]69
  ПСРЛ. Л., 1922. Т. 4, ч. 1, вып. 2. С. 446-447; Т. 25. С. 288—289.


[Закрыть]

Рыхлое, разношерстное новгородское войско, лишенное боевого воодушевления и твердой организации, не могло противостоять московской коннице с ее богатым боевым опытом и хорошими воеводами во главе. Вся старая военная система вечевой республики потерпела крах.

По распоряжению великого князя главные силы псковичей, оставив отряд с шестью пушками для осады Порхова, двинулись к самому Новгороду и остановились в 20 верстах от него. Кампания была фактически окончена.

24 июля, прибыв в Русу, великий князь распорядился участью пленных. Четверо бояр, в том числе Дмитрий Исакович Борецкий, один из послов, подписавших договор с Казимиром, были обезглавлены. Десятки других бояр посланы в заточение. С «людей добрых новгородцев» был взят откуп. «Мелких людей» великий князь «велел отпущати к Новгороду».[70]70
  Там же. Т. 25. С. 290.


[Закрыть]

События в Русе имели не меньшее значение, чем Шелонская битва. Впервые за всю долгую историю новгородско-великокняжеских отношений с взятыми в плен боярами поступили не как с почетными пленниками, подлежащими обмену или выкупу, а как с государственными изменниками. Великий князь продемонстрировал принципиально новый подход к «новгородской проблеме» – в его глазах Господин Великий Новгород не равноправная договаривающаяся сторона, а его «отчина», часть Русской земли, составляющей единое государство.

Отпуск на волю «меньших людей», основной массы новгородского войска, показал и другую сторону великокняжеской политики. Рядовые горожане, выступившие с оружием в руках, не рассматриваются как преступники. Они – те самые насильно мобилизованные «плотницы и гончары и прочий... на мысли которым того и не бывало, чтобы руки подняти противу великого князя». Великий князь – не против них, не против основной массы новгородцев, а только против бояр-изменников, перешедших на сторону короля.

Социальная политика Ивана Васильевича в Новгороде определилась на много десятков лет вперед.

27 июля в Коростыни начались переговоры о мире с новгородской депутацией, во главе которой стоял нареченный архиепископ Феофил. В этот же день произошло еще одно важное событие. На Двине, при устье рч. Шиленги, северная группа московских войск во главе с Василием Федоровичем Образцом разбила рать новгородского князя Василия Гребенки-Шуйского и воеводы Василия Никифоровича. По словам новгородского летописца, «двиняне не потягнуша по князе Василии Васильевича и по воеводе его». Жители колониальной окраины не захотели сражаться за интересы новгородских олигархов.

Против Новгорода выступили все его «пригороды», выставив пешие рати. В самом городе обострились социальные и политические противоречия: пошла «молва» на «лучших людей», что они начали войну с Москвой и тем самым привели великого князя на Новгород. Вскрылось, что некий Упадыш со своими «единомысленниками» «перевет держал» и «хотел зла Великому Новгороду»: они заколотили железом пять пушек на городской стене.[71]71
  Там же. Т. 4, ч. 1, вып. 2. С. 447—448.


[Закрыть]
Кто был Упадыш – наемник, взявший «мзду» от «злоначального беса», как считает новгородский летописец, или просто человек, не желавший сражаться за интересы польского короля, трудно сказать. Ясно одно – в Новгороде не было ни воодушевления, ни порядка.

Между тем в Коростыни архиепископ Феофил и возглавляемая им депутация «начаша бита челом о своем преступлении». Новгородцы обещали выкуп – 16 тыс. руб., вдвое больше того, что они дали пятнадцать лет назад в Яжелбицах. Великий князь приказал Прекратить военные действия: «повеле престати жещи и пленити, и плен... отпустити». Последняя феодальная война на Руси закончилась.

Кампания 1471 г. заслуживает особого внимания. Смелое стратегическое решение было тщательно обдумано. Основной замысел кампании – одновременный удар по Новгороду на нескольких направлениях – был успешно осуществлен. Маршруты войск намечались заранее, график их движения (до соприкосновения с противником) был рассчитан буквально по дням. Войска двигались отдельными колоннами, но во всем чувствовалось твердое управление. Великий князь впервые за двенадцать лет шел в поход со своими войсками. Находясь в средней колонне, он получал донесения и отдавал директивы, определяющие действия воевод. Главное внимание Иван Васильевич обращал на решение основной задачи – разгром живой силы противника и скорейший выход к его жизненно важному центру. Осада крепостей его не интересовала – для этого предназначались вспомогательные силы. И стратегический план, и его реализация отвечали основной военно-политической цели – разгрому боярского Новгорода в кратчайший срок, до того, как смогут выступить с ним вместе Литва, Орден и Орда.

«Деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, а время дороже всего»,– учил впоследствии великий Суворов. В кампании 1471 г. фактор времени был учтен полностью. Правильная постановка цели и умелое руководство войсками сделали эту кампанию одним из высоких образцов стратегического искусства. Великий князь Иван Васильевич оказался достойным главнокомандующим войсками нового Русского государства.

Нужно упомянуть и еще один важный факт. В начале лета 1471 г. вятчане во главе со своим воеводой Костей Юрьевым, пройдя на гребных судах вниз по Волге, неожиданным ударом захватили столицу ордынской державы – Сарай. Татары Большой Орды находились на кочевье и не сумели ни защитить свой город, ни перехватить на обратном пути удалую вольницу.[72]72
  Там же. Т. 37. С. 93.


[Закрыть]
Сами ли вятчане решились на это отчаянно смелое предприятие или действовали по указанию Москвы? Несомненно одно: нападение на Сарай было совершено в самый удобный для великого князя момент, так что Ахмат вынужден был отказаться от немедленного похода на Русь.

Победа Москвы над Новгородом в 1471 г. – это прежде всего победа новых, центростремительных тенденций общественно-политического развития Руси над старыми, центробежными. Решительное поражение Новгорода означало разгром наиболее вещественного остатка старой политической системы феодальной раздробленности страны. В этом плане падение феодальной республики – факт огромного политического значения, один из наиболее существенных этапов в создании единого Русского централизованного государства.

Перед нами – один из величественных и трагических исторических феноменов. Конечно, романтические представления о новгородской «вольности», свойственные многим писателям и публицистам XIX—XX вв., весьма далеки от реальности. Господин Великий Новгород был феодальной республикой и ничем иным. В нем не было никаких признаков буржуазного уклада, поэтому сравнение его с Флоренцией, Миланом и т. д., нередко встречающееся в литературе, совершенно неправомерно. Напротив, и в экономике, и в социальных отношениях республики преобладали архаические черты. Не изделия высокоразвитого цехового ремесла, а продукты промыслов, прежде всего пушнина, своего рода «колониальные товары», были основной статьей новгородского экспорта и источником обогащения бояр и «житьих людей». Тем не менее на протяжении долгих веков Новгородская республика играла выдающуюся роль в истории Русской земли.

Мореплаватель и землепроходец, купец и воин, ремесленник и мыслитель, Новгород имел свои героические традиции, бережно сохранявшиеся в течение веков и наложившие глубокий отпечаток на духовный облик его сыновей.

Но вторая половина XV в. застает Новгородскую республику на вечерней заре ее долгой и яркой истории, когда особенности общественного строя, способствовавшие расцвету республики, в ходе исторического развития обратились в свою противоположность. Еще живые в сознании тысяч новгородцев традиции вечевой вольности, лишенные уже реального содержания, превратились в тормоз для дальнейшего развития и самого Новгорода, и всей Русской земли. Столкновение старой традиции с реальными потребностями и задачами новой эпохи, разрушение старых морально-политических ценностей, сопровождаемое к тому же огромными людскими и материальными жертвами в ходе жестокой феодальной войны, не могло не вызвать болезненного слома общественного сознания. Блестящая и заслуженная, исторически оправданная и необходимая победа Москвы над Новгородом, победа, выводящая страну и сам Новгород на новые широкие пути исторического бытия, неразрывно связана с трагедией уходящей в прошлое когда-то героической и плодотворной старой вечевой традиции.

Непосредственные политические результаты похода 1471 г. зафиксированы в Коростынском мирном докончании 11 августа 1471 г.[73]73
  Грамоты Великого Новгорода... С. 45—51, № 26—27.


[Закрыть]
Новгород сохранил почти всю территорию республики, отказавшись формально только от Волока и Вологды (давно уже фактически перешедших в руки Москвы); великий князь согласился держать Новгород «в старине, по пошлине, без обиды», вернул перешедшие на его сторону Торжок и Демон, сложив с них крестное целование, и т. п. На первый взгляд все осталось почти по-старому. Но это только на первый взгляд. На самом деле все изменилось коренным образом – от процедуры заключения договора до его важнейших статей. Новгородские делегаты уже не назывались «послами», как в 1456 г. Они не просто «докончали мир», как бывало раньше, а прежде всего «добили челом своей господе великим князем». Новгородцы не только признали великого князя своим господином, но и подчеркнули, что они его «отчина», приняв ту самую терминологию, которую они гневно отвергали еще совсем недавно. Они торжественно поклялись «не отдатися никоторою хитростью» ни за какого короля или великого князя, «хто... на Литве не буди», не просить и не принимать у себя на пригородах князей из Литвы, не принимать у себя никаких недругов великого князя. Они приняли обязательство не обращаться к литовскому митрополиту, а ставить своего архиепископа только «в дому Пречистые... на Москве». Со внешнеполитической самостоятельностью Новгорода было покончено.

Но этого мало. Согласно новому договору, у «грамоты докончалыюй», устанавливающей судебное устройство республики, отныне «бытя имени и печати великих князей». По справедливому мнению исследователей, эта статья устанавливала верховный контроль великого князя над судом новгородской господы. Одновременно устанавливается обязательное участие представителей великого князя во всей судебной деятельности новгородских властей.

Политические институты и традиции вечевого города сохраняют теперь только номинальное значение. «Его свобода стала отныне только призраком»,– метко заметил по этому поводу К. Маркс.


Государь всея Руси

В первый день нового 6980 г. (1 сентября 1471 г.) «князь великий... Володимерский и Новгородский и всея Руси самодержец... с победою великою» и с триумфом возвратился в Москву. Для триумфа были все основания: титул «великого князя неся Руси» впервые наполнялся реальным содержанием: «старина» великокняжеская, идея политического единства страны решительно восторжествовала над «стариной» удельно-вечевой децентрализации. Русская земля сделала крупнейший, решающий шаг на пути своего превращения в единое государство. Гости, купцы, «лучшие люди», т. е. верхи московского посада, вместе с князьями и боярами встречали великого князя при въезде в столицу, «а народи московский... далече за градом встречали его, и инии за 7 верст пеши».[74]74
  ПСРЛ. М.; Л„ 1949. Т. 25. С. 292.


[Закрыть]
Внимание к горожанам, к «пешим» – представителям основной массы населения столицы – не случайно. Это – одна из составляющих политики нового государства, ищущего и находящего опору далеко не только в среде феодалов.

Москва отныне – по только главный город великого княжества, но столица нового государства, всей Русской земли. Следовало придать ей новый облик. Белокаменный Успенский собор, построенный митрополитом Петром при Иване Калите, пришел за полтораста лет в полную ветхость: «блюдяшеся падения, уже деревми толстыми коморы подпираху». Нужен был новый собор, достойный нового времени, нового положения Москвы. По мысли великого князя, новый храм должен был быть построен по образцу Успенского собора во Владимире, шедевра русского зодчества XII в. Несмотря на переезд митрополита в Москву, этот старый собор, помнивший времена Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, сохранял значение главного храма Русской земли – в нем происходили торжественные церемонии посажения на стол великих князей. Мастера Ивашка Кривцов и Мышкин получили заказ: «велику и высоку церковь сотворити, подобну Владимерской Св. Богородицы». «Мастери каменосечци» были посланы «во град Володимерь... меру сняти».[75]75
  Там же. С. 293.


[Закрыть]
Принятие за образец собора во Владимире, древней столице прежних великих князей, подчеркивало историческую преемственность нового государства, его связь с традициями домонгольского величия Руси. Это – та же характернейшая линия на возрождение «старины», древнего могущества и единства Русской земли, которая настойчиво подчеркивалась великим князем в его переговорах с мятежным Новгородом накануне Шелонской битвы.

Торжественная закладка нового храма состоялась 30 апреля 1472 г. в присутствии всего освященного собора (так называлось собрание высшего духовенства), великого князя, его сына, матери и братьев. Строительство подвигалось быстро, и к концу мая новая церковь «возделана бысть с человека в вышину».

26 июня пришло важное известие от воеводы князя Федора Давыдовича Пестрого-Стародубского. Всю зиму шли его войска через глухие таежные леса. Добравшись до Камы, «на плотах и с коньми» двинулись дальше по ее притокам, а затем – сухим путем еще дальше, на Чердынь, на пермского князя Михаила. В решительном сражении на р. Колве пермский воевода был взят в плен. На слиянии Колвы и Почки срубили новый городок – оплот русского влияния на Северо-Востоке.[76]76
  Там же. М.; Л., 1963. Т. 28. С, 132—133.


[Закрыть]
В состав Русского государства вошла северная часть Пермской земли, граница теперь вплотную подошла к Северному Уралу и бассейну Оби.

Колонизация Северного Урала способствовала хозяйственному освоению малолюдного края, сближению местных племен с русским пародом, переходу их па более высокий социально-экономический и культурный уровень. Проявлялась одна из характерных черт русского исторического процесса. Русь изначально жила в окружении малых народов, разделявших с ней ее историческую судьбу. Русская колонизация всегда отличалась относительно мирным характером. Она не знала ни истребления покоренных пародов, ни изгнания их с исконной территории, ни превращения их в рабов, ни насильственного разрушения их хозяйственного уклада, ни принудительной языковой и культурной ассимиляции. Англо-саксонское завоевание Британии, германская колонизация Западной Прибалтики, деятельность конкистадоров в Латинской Америке и колонистов в Штатах не находят аналогий на Руси. Признание верховной власти великого князя и как материальное выражение этого – выплата дани – вот наиболее характерная и ощутимая черта включения малых народов в состав Русского государства. Местные князья, как правило, переходили на службу новой власти. Относительно мирный характер носила и проповедь христианства.

Так было во времена Киевской Руси, боярского Новгорода. Так было и в XV в.

Однако для характеристики процессов колонизации одних розовых тонов недостаточно. Так или иначе рушились старые обычаи и верования отцов, ломались привычные традиции. Местная родоплеменная и жреческая верхушка не раз активно выступала в защиту своих привилегий, своей «старины». Не раз происходили открытые столкновения. Исторический прогресс во всяком классовом обществе покупается дорогой ценой, искупается слезами и кровью.

Тревожимо вести пришли с южного рубежа: хан Ахмат начал поход на Русь «со всеми князьями и силами Ордынскими». Он двинулся вверх по Дону, «чая от короля себе помочи, свещався с королем Казимиром Литовским на великого князя». Впервые за много десятков лет против Руси выступали главные силы Орды во главе с энергичным, удачливым и честолюбивым ханом.

Не исключено, что поход Ахмата летом 1472 г. был вызван прекращением выплаты русскими ордынского «выхода». По данным Вологодско-Пермской летописи, в 1480 г. Ахмат обвинял великого князя: «дани не дает мне девятый год», т. е. именно с 1472 г. Не мог забыть хан и прошлогоднего разгрома Сарая вятчанами. Однако совместный удар двух самых сильных противников Руси не удалось организовать и на этот раз: «королю бо свои усобицы быта в то время, и не посла царю помочи». Еще осенью 1471 г. «пришел к королю из Орды Кирей с царевым послом» – очевидно, в ответ на миссию того же Кирея в Орду и для переговоров о заключении союза против Руси, но «король в ту пору заратился с иным королем, с Угорским». Действительно, в конце 1471 г. король оказался втянутым в борьбу за венгерский престол, на который он хотел посадить своего сына Казимира.

Первые сведения о походе Ахмата были получены в Москве в начале июля. В первую очередь в поход был послан Коломенский полк во главе с Федором Давыдовичем Хромым, а 2 июля выступили «со многими людьми» князья Данило Холмский и Иван Васильевич Стрига Оболенский.[77]77
  Там же. Т. 25. С. 297.


[Закрыть]
Затем к Берегу были посланы и братья великого князя. На поход Ахмата русские ответили развертыванием главных сил своих войск на основном оборонительном рубеже Оки. Однако организация обороны этого рубежа оказалась достаточно сложным делом.

Хан «оставил царицы свои, старых людей и малых и больных», а сам «поиде с проводники не путьма», т. е. не традиционным, обычным маршрутом. Благодаря этому Ахмату удалось на первых порах обмануть бдительность русских войск: хотя они и «стояли во многих местах по дорогам, ждучи татар», но хан «сторожев великого князя разгониша, и иных поимаша».

На пути хана оказался маленький город Алексин, русский форпост на правом (южном) берегу Оки, между Калугой и Серпуховом. Нанося удар по Алексину, значительно западнее обычного направления ордынских вторжений (шедших, как правило, через район Коломны, по кратчайшему пути на Москву), Ахмат стремился прорвать русскую оборонительную линию в неожиданном месте, а может быть, и наладить взаимодействие с литовскими войсками.

Город не был готов к обороне: «ни пристроя городного не было, ни пушек, ни пищалей, ни самострелов». Атака татар на неукрепленный город началась на рассвете в среду, 29 июля. «Гражане же из граду крепко с ними бьяхуся». На следующий день «татарове примет приметавши и зажгоша град». Но «гражане же единако не предашася в руки иноплеменник, но изгореша вси с женами и с детми в граде том, и множество татар избиша из града того». Город был взят в пятницу, 31 июля: «что в нем людей было, вси изгореша, а которые выбегоша от огня, тех изымаша». Отказавшийся сдаться город был сожжен вместе с жителями.[78]78
  Там же.


[Закрыть]

«Слава тех не умирает, кто за Отечество умрет», как писал Гаврила Романович Державин. Подвиг Алексина, чьи жители «изволиша згорети, нежели предатися татаром»,– это русские Фермопилы. Когда-то маленький городок Козельск оказал героическое сопротивление орде Батыя. Но то было в эпоху завоевания Руси монголами. Жители Алексина оказались в числе последних жертв вековой борьбы в преддверии освобождения Руси от ига.

Но захват и сожжение Алексина сами по себе отнюдь не имели существенного значения для хода войны. Перед Ахматом стояла гораздо более сложная задача – форсирование Оки и вторжение в пределы Русской земли. В месте форсирования Оки стояли только «с малыми зело людьми» Петр Федорович Челяднин и Семен Васильевич Беклемишев, «а татар многое множество побредоша к ним». Русские войска тем не менее оказали упорное сопротивление, осыпав переправляющихся татар стрелами «и много бишася с ними». Однако «уже и стрел мало бяше у них», и они «бежати помышляху», когда на помощь подошел с верхнего течения Оки полк князя Василия Михайловича Верейско-Белозерского, а с нижнего, от Серпухова, – войска князя Юрия Васильевича Дмитровского. «Татары... побегоша за реку». Русские войска «которые татарове перевезошася реку, и тех пребиша на ону сторону, а иных ту убиша, и суды у них поотнимаша, и начата чрез реку стрелятися». Попытка форсировать Оку с ходу была отражена.[79]79
  Там же.


[Закрыть]

Известие о нападении Ахмата на Алексин было получено в Москве 30 июля: 120 км гонец покрыл за сутки. Столица только что перенесла одно из самых страшных стихийных бедствий: 20 июля ночью загорелось «у Воскресенья на Рве». При сильном ветре «огонь метало за 50 дворов и боле, а з церквей и с хором верхи срывало». Весь посад охватило пламя. За несколько часов сгорело 25 церквей и «многое множество дворов»; огонь готов был перекинуться в Кремль, в котором уже «истомно же бе тогда велми». Сам великий князь «много постоял на всех местах, гоняючи со многими детьми боярскими, гасящи и разметывающи».[80]80
  Там же.


[Закрыть]
Такое поведение не было в обычае у государей феодальной Европы. Псковские послы к Казимиру Литовскому в марте 1471 г. отмечали, что, когда в ночь на 31 марта «загореся... посад в Вилне Ляцкий конец», «сам король и со всем своим двором и с казною на поле выбежа».[81]81
  Псковские летописи. М.; Л., 1955. Т. 2. С 179.


[Закрыть]
Как и в других случаях, июльский пожар 1472 г. нанес огромный ущерб основной массе жителей Москвы, сосредоточенной вокруг Кремля на посаде. Опять многие тысячи горожан остались без крова и имущества.

На рассвете 30 июля, по получении известия о нападении на Алексин, великий князь «вборзе» и «не вкусив ничто же» двинулся на Коломну, отправив сына в Ростов. Нападение Ахмата расценивалось как большое нашествие, а удар по Алексину – как демонстрация для маскировки главного направления вторжения, которое предполагалось по традиционному маршруту через Коломну. Не исключалась возможность форсирования Оки и выхода татар к Москве – великий князь помнил уроки набега Мазовши в 1451 г. Этим можно объяснить распоряжение об отправке в Ростов молодого князя Ивана Ивановича, наследника главы государства.

Русские войска прочно заняли линию Оки. Под Ростиславлем (на Оке, около Каширы) стоял сам великий князь, на Коломне – царевич Данияр с касимовскими татарами, в Серпухове – Андрей Большой с царевичем Мустафой Казанским. Летописец красочно изображает, как «сам царь (Ахмат.– Ю. А.) припде на берег, и видев много полки великого князя, аки море колеблющеся, доспехи же... яко сребро блистающеся и вооружены зело», и «нача отступати от брега по малу». Псковский летописец, писавший со слов псковских послов, принятых великим князем 1 августа в Коломне, сообщает, что «с князем великим... стояху на полуторастах верстах 100000 и 80000 князя великого силы русские». Хан не рискнул на решительное сражение: ночью Орда отступила. Ахмат шел очень быстро: «яко в 6 дни к катуням своим прибегоша, отнюду же все лето шли бяху».[82]82
  ПСРЛ. Т. 25. С. 297—298. Псковские летописи. Т. 2. С. 188.


[Закрыть]

В летней кампании 1472 г., как и в походах 1469 и 1471 гг., ощущается централизованное руководство русскими войсками, предварительно составленный и хорошо обдуманный план, на этот раз – оборонительный. Ахмату не удалось развить первоначальный тактический успех. Русские войска умело и быстро рокировались по фронту, стягиваясь к месту форсирования Оки противником. Героическая оборона Алексина сыграла существенную роль в провале попыток броска на Москву, сковав на время крупные силы противника. Два или три дня, потерянные Ахматом под Алексином, были использованы русским командованием для выдвижения войск к месту переправы.

Впервые за всю историю ордынского ига хан уходил в степи, не решившись на сражение с русскими войсками. И в этом – решающий морально-политический эффект кампании 1472 г.

23 августа великий князь вернулся в столицу, но сразу же вместе с братьями отправился в Ростов к тяжело заболевшей матери, великой княгине Марии Ярославне. Князь Юрий Васильевич, тоже больной, остался в Москве и умер 12 сентября. Это известие заставило великого князя срочно, 16 сентября, вернуться в Москву.[83]83
  ПСРЛ. Т. 25. С. 298.


[Закрыть]
Удел князя Юрия – самый большой из уделов князей Московского дома. По традиции, шедшей еще со времен сыновей Ивана Калиты, следовало разделить выморочный удел между братьями. Но Иван Васильевич – не просто великий князь. Он – государь всея Руси. Удел князя Юрия безоговорочно включается в состав основной государственной территории.

Это было неслыханным, беспрецедентным нарушением обычного княжеского права – права всех князей на долю в Московском княжении. Когда Василий Васильевич уничтожал уделы своих противников, он делал это в ходе политической борьбы. Теперь же великий князь переходит в наступление на права князей, своих братьев, без видимого повода с их стороны. Речь идет не о борьбе с политическими противниками, а о пересмотре самого существа межкняжеских отношений, самой политической структуры Московского дома. Неудивительно, что «разгневавшись князь Андрей, и князь Борис, и Андрей (Меньшой.– Ю. А.) на брата своего великого князя Ивана про вотчину брата своего князя Юрия». Оказавшись перед лицом сплоченной удельно-княжеской оппозиции, Иван Васильевич постарался найти мирные средства для урегулирования конфликта. Он спешил: над южным рубежом нависала тень орды Ахмата, сложные отношения были с Казимиром Литовским, неспокойно было на псковско-ливонской границе. Да и Великий Новгород был пока только побежден внешне, но еще не сломлен внутренне.

Благодаря посредничеству великой княгини Марии Ярославны удалось избежать открытого разрыва. Братья получили некоторую компенсацию: Борис – Вышгород, Андрей Меньшой – Тарусу, Андрей Большой—от матери городок Романов на Волге. После долгих переговоров были заключены докончания на крестном целовании. Князья обязались в одностороннем порядке «не вступаться» в бывший удел Юрия Васильевича, ни в другие земли великого князя, «что есмь собе примыслил или что собе примыслим». Им пришлось, тоже в одностороннем порядке, обещать без «веданья» великого князя «не канчивати» (не договариваться) ни с кем, ни даже «ссылатися между собою». Они были вынуждены отказаться от всех своих прежних договоров с кем бы то ни было («целование сложити»).[84]84
  Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV – XVI вв. М.; Л., 1950. С. 225—249, № 69-70.


[Закрыть]

Отношения между великим князем и его удельными братьями вступили в новую фазу. Прежнему союзу на началах хотя бы относительного равноправия пришел конец. Был сделал принципиально важный шаг к превращению удельных князей в простых вассалов государя всея Руси.

Между тем дело о «византийском браке» шло своим чередом. Еще 10 сентября 1471 г., через несколько дней после возвращения великого князя из Новгородского похода, в Москву прибыл Антон Фрязин (Джосларди), который «царевну на иконе написану принесе». Едва ли не впервые Русь в лице своего великого князя получила возможность познакомиться с образцом портретной живописи итальянского Высокого Возрождения. Посол привез также «листы» от папы Павла «таковы, что послом великого князя волно ходити до Рима... до скончания миру».

6 января 1472 г. новое русское посольство во главе с Дж. Б. Вольпе отправилось в далекий путь «с грамотами... к папе да и ко кардиналу Виссариону». Обратно послы ехали уже с невестой великого князя. В четверг 12 ноября царевна въехала в Москву, встреченная митрополитом и высшим духовенством столицы. В тот же день во временном деревянном храме Успения был совершен торжественный обряд венчания и Зоя Палеолог превратилась в великую княгиню Софью Фоминишну.[85]85
  ПСРЛ. Т. 25. С. 298—299.


[Закрыть]


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю