Текст книги "Иван Великий. Первый «Государь всея Руси»"
Автор книги: Юрий Алексеев
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Реакция Москвы последовала молниеносно. Войска великого князя вторглись в Тверскую землю. Михаил Борисович вынужден был просить мира. По новому договору ему пришлось признать себя «младшим братом» и «подручником» Ивана Васильевича[192]192
Духовные и договорные грамоты… С. 295, № 79.
[Закрыть]. Тверь впервые формально подчинилась Москве. Но Михаил Борисович не терял надежды на помощь Казимира и продолжал с ним тайные переговоры. В августе 1485 года последовал новый поход великокняжеских войск. Тверь, «город святого Спаса», была обложена со всех сторон. В ночь на 12 сентября Михаил Борисович бежал в Литву.
«Како же мы не возвеселимся, и от всех земель славимому и похваляемому государю нашему, и защитнику Тверской земли, великому князю Борису Александровичу, в всех странах и языцех», – еще недавно писал тверской инок Фома[193]193
Лихачев И. П. Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче. СПб., 1908. С. 1.
[Закрыть]. Сын Бориса Александровича заслужил у летописца другую характеристику: «Борисович Михайло. Играл в дуду. Бежал в Литву». Да, последний тверской князь не был, видимо, ни политиком, ни воином. Он был просто князем – последним настоящим удельным князем на Руси. Но время удельных князей миновало. Этим определяются и его место в русской истории, и его личная судьба.
С политической арены исчез давний, когда-то грозный соперник Москвы. В начале XIV века тверской Михаил Ярославич был, несомненно, самым сильным из русских князей и носил титул великого князя Владимирского. Властный и прямолинейный Михаил Ярославич оказался плохим политиком. Прошло время, когда Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо, сидя на владимирском столе, диктовали свою волю другим князьям Русской земли. Время создания единого государства еще не наступило. Михаил Ярославич погиб мученической смертью в Орде. Сыновья пытались продолжить дело отца. Дмитрий Грозные Очи убил московского князя Юрия Даниловича, считая его виновником смерти отца, и сам пал жертвой ханских палачей. Его брат Александр бежал из Твери после стихийного народного восстания 1327 года, когда тверичи перебили баскаков хана Узбека. Владимирский великокняжеский стол перешел к московскому Ивану Даниловичу, знаменитому Калите.
Немало плохого написали о Калите историки-моралисты: хитрый, жадный, жестокий интриган, он наводил татар на Русь и т. д. Но моральные сентенции далеко не всегда бывают справедливы, особенно когда не известны подлинные человеческие качества осуждаемого лица. Московские современники отзывались о своем князе иначе, подчеркивая его ум и справедливость. Несомненно одно: Калита превосходил современников-князей как политический деятель. Калита отлично разбирался в сложной обстановке противоречий между Москвой и Тверью, Тверью и Новгородом, Новгородом и Москвой, всей Русской землей и ханом Узбеком. В зыбкой действительности своего времени он умел находить верную линию поведения. Московская земля при нем не страдала от ордынских ратей. Закладывались первые камни в здание будущего величия Москвы.
Тверские князья все больше ориентировались на Литву. Там на время нашел приют Александр Михайлович. Его сын Михаил пытался соперничать с Дмитрием Донским, опираясь на союз с могущественным врагом Руси Ольгердом Литовским, женатым на его сестре. Но не помог Михаилу союз с шурином. Ольгерд был отражен от Москвы, а под стенами Твери появилась объединенная рать русских земель во главе с будущим победителем на Куликовом поле. Спор о первенстве на Руси был решен окончательно. Но еще целое столетие сохранялось мощное княжество на Верхней Волге, проводившее свою самостоятельную политику.
Понедельник, 12 сентября 1485 года. К великому князю Ивану Васильевичу, государю всея Руси, является тверская депутация во главе с епископом Вассианом. В составе депутации – князь Михаил Дмитриевич Холмский «з братьею своею и с сыном», «инии мнози и бояре и земские люди все».
Город открыл ворота войскам великого князя Московского. Юрий Васильевич Шестак Кутузов и Константин Малечкин с дьяками Василием Долматовым, Романом и Леонтием Алексеевыми приводят горожан к целованию на имя государя всея Руси. Новые подданные попадают под защиту великокняжеской власти – эти же посланцы Ивана Васильевича должны «гражан… от своей силы беречи, чтобы их не грабили».
15 сентября, четверг. Торжественный въезд в Тверь государя всея Руси, обедня в патрональном храме Святого Спаса… Вспоминал ли Иван Васильевич свой первый приезд в Тверь, в разгар феодальной войны, охватившей всю Русскую землю, когда он, шестилетним мальчиком, вместе со слепым, гонимым отцом искал прибежища у богатого и сильного Бориса Александровича Тверского?
Правителем Тверской земли (великим князем) был назначен Иван Иванович Молодой. Он «въехал в город Тверь жити», а великий князь вернулся 29 сентября в Москву[194]194
ПСРЛ. Т. 25. С. 330.
[Закрыть].
Время феодальной раздробленности на Руси кончилось.
Тверская земля во главе со своим «великим князем» стала частью единого Русского государства. Правда, сохранились должность тверского дворецкого и служба феодалов по особому «тверскому списку». Но никакого принципиального значения это не имело. Московские писцы описывали Тверскую землю и клали ее по-московски «в сохи» (московские окладные единицы). Тверские служилые люди ходили в походы под начальством московских воевод. Титул «великого князя Тверского» носил чисто формальный характер – все отлично знали, что положение Ивана Молодого определяется вовсе не его «тверским княжением», а тем, что он – наследник государя всея Руси. Удельная система как основа политической структуры Русской земли была ликвидирована. Отныне речь могла идти только об осколках этой системы.
Падение последнего независимого от Москвы русского княжества совпало с важным событием в самой Москве. «Июля 19 заложена бысть на Москве на реке стрельница. А под стрельницею выведен тайник. А ставил Онтон Фрязин»[195]195
ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18. С. 271.
[Закрыть]. Так летом 1485 года с закладки Тайницкой башни началось строительство нового Кремля – главной крепости объединенного Русского государства. Строительство Кремля имело прежде всего военно-оборонительное значение. На месте старой, обветшавшей белокаменной крепости Дмитрия Донского, выдержавшей столько осад и пожаров, по всем правилам европейского инженерного искусства создавалось фортификационное сооружение нового типа. Но строительство крепости под руководством итальянских мастеров свидетельствовало и о расширении культурных контактов с Европой. Приезд в Москву Аристотеля Фиораванти был в свое время сенсацией и особо отмечался летописцем. Теперь, десять лет спустя, приезд итальянских инженеров уже не вызывает удивления. В сердце Русской земли теперь сооружается не отдельное здание, а целый архитектурный ансамбль. Воплощая новейшие достижения европейской инженерной мысли, новый Кремль в то же время символизирует единство и величие Русского государства.
Время больших перемен
По сообщениям русских летописей, летом 1486 года резко осложнилась обстановка в Казани. Обострилась борьба за престол между сыновьями хана Ибрагима. Один из них, Мохаммед-Эмин («Махметаминь» в русских летописях), был сторонником московской ориентации. Но власть в Казани захватил Алегам (Али-хан). Мохаммед-Эмину пришлось бежать в Москву, спасаясь от своего брата. Он «добил великому князю челом и назвал его отцом», т. е. совершил акт феодальной коммендации, признав свою зависимость от Русского государства. Взамен беглец просил у великого князя «силы на брата своего».
11 апреля 1487 года под предводительством князя Даниила Дмитриевича Холмского начался поход русских войск на Казань – последний поход в XV веке. 18 мая конная и судовая рати оказались под стенами ханской столицы. Али-хан сделал попытку отразить русских, но был обращен в бегство. Началась осада Казани.
Вокруг города был построен острог – контрвалационная линия, выражаясь терминами тогдашней западноевропейской фортификации. Казанцы действовали мужественно и активно. Один из князей, Аль-Гази, не ушедший со своими силами в осаду, совершал успешные нападения на русские войска, пока не был отогнан за Каму. Гарнизон самой Казани «во вся дни» делал вылазки.
Однако возможности сторон были далеко не равноценны. Сравнительно примитивное ханство, осколок распавшейся древней империи, не могло эффективно бороться против главных сил Русского государства. Казань не могла выдержать долгую осаду. Али-хан вынужден был выйти из города («неволею», т. е. по-видимому, по настоянию жителей) и сдаться воеводам великого князя. 9 июля русские войска впервые овладели грозной твердыней на Волге. Ханом в Казани стал Мохаммед-Эмин.
20 июля было солнечное затмение. Затмения в Средневековье наводили страх на людей. Но в Москве торжественно гудели колокола – русская столица праздновала победу. Взятие Казани в 1487 году было действительно важным событием. Глава Русского государства поставил казанского хана «из своей руки». Теперь дружественная, вассальная Казань – союзник Москвы, опора ее политики в Среднем и Нижнем Поволжье.
Али-хан был послан в заточение, его сторонники («коромольники» против нового хана) подверглись жестокой расправе. Часть казанских феодалов была «рассажена» по Русской земле, остальные приведены к роте (присяге), «что им государю хотеть великому князю добра», и оставлены в Казани[196]196
ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18. С. 271–272; Л., 1982. Т 37. С. 96.
[Закрыть]. Иван Васильевич не ограничился назначением дружественного ему хана, но и постарался упрочить свою опору в среде казанских феодалов.
Подчинение Казани – многозначительный факт в истории Восточной Европы. На развалинах империи Чингизидов стала складываться новая политическая система во главе с Русским государством. В истории малых народов Поволжья и Заволжья наступил новый этап – постепенного включения их в состав Русского многонационального государства, этап возрастающих политических, экономических и культурных связей с русским народом.
Отделенная сотнями километров от основной части Руси, окруженная полуязыческими племенами, Вятская земля среди своих бескрайних лесов дольше всех сохраняла архаические раннефеодальные черты. Создание единого государства, объединившего все русские земли к востоку от литовского рубежа, с необходимостью ставило вопрос о дальнейших судьбах этого реликта старых времен. Правящие круги Вятки, как в свое время Новгорода, стремились сохранить монопольное положение в своей земле. Конфликт с Москвой был неизбежен, а исход его было нетрудно предугадать.
11 июня 1489 года на вятчан «за их неисправление» великий князь посылает большую рать во главе с воеводой князем Даниилом Васильевичем Щеней. В числе воевод, перечисленных в разрядных записях, много тверичей – вчерашние вассалы тверского великого князя идут в поход во главе войск государя всея Руси. Полки со всех сторон окружают Вятскую землю. 16 августа рать подошла к Хлынову. Начались переговоры. «Большие люди» (от имени «всей земли Вятской») соглашались давать дань и служить службу, что означало, по существу, признание вассальной зависимости от Москвы – и только. Это совсем не удовлетворило московских воевод. Они потребовали от вятчан целования креста «за великого князя от мала до велика» и выдачи «коромольников». Речь шла не о вассалитете, а о полном и безоговорочном включении Вятской земли в состав Русского государства.
Воеводы начали готовиться к штурму. Каждый ратник должен был приготовить по «беремени смол и берест: да на 50 человек по 2 сажени плетня, и к городу плетени поставляти».
Судьба города, взятого на щит, была всем хорошо известна. Вятчане не стали ждать штурма и его неотвратимых последствий – приняли все требования воевод. Трое «изменников», закованных в цепи, отправились на подводах в Москву, где были «биты кнутьем и повешены». «Иные вятчане» (видимо, «большие люди») были взяты на службу великого князя и пожалованы поместьями в Боровске, Алексине и Кременце. Военно-служилый корпус получил новое пополнение. Торговые люди из Вятки поселились в Дмитрове и вошли в состав торгового сословия Русского государства[197]197
ПСРЛ. Т. 37. С. 96–97; СПб., 1913. Т. 18. С. 272; М.—Л., 1962. Т. 26. С. 279.
[Закрыть].
С особностью Вятской земли было покончено. Ее включение в состав Русского государства означало переустройство прежних социально-политических отношений. Суть этого переустройства – ликвидация городской общины старого типа. Такие общины оставались пока в Новгороде и Пскове. Именно к концу 80-х годов относятся сведения о новых реформах, затронувших самые основы новгородской городской общины. Суть этих реформ – массовый перевод торговых людей из Новгорода в другие русские города – Москву, Владимир, Переяславль, Кострому, Нижний Новгород, где они, по сообщению летописцев, были «испомещены», т. е. получили поместья. На смену им в Новгород Великий князь послал «много лутших гостей и детей боярских»[198]198
ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 20. Ч. 1. С. 353; М., 1965. Т. 30. С. 137; Т. 37. С. 97.
[Закрыть].
«Выводы» конца 80-х годов принципиально отличались от того, что было раньше. Во-первых, они носили массовый характер. Во-вторых, они касались не землевладельцев, но были непосредственно связаны с поселением в самом Новгороде торговых людей из других частей Русской земли. Не только в политическом, но и в социально-экономическом отношении Новгород реально становился органической частью Русского государства. Исследователями отмечена переориентация новгородской торговли – от преимущественных связей с Западной Европой она обратилась к связям с русскими землями. Этот поворот, отчетливо проявившийся в XVI веке, начался именно после реконструкции новгородской общины в результате «выводов» конца 80-х годов. Старый город начинал новую жизнь.
В апреле 1480 года умер Михаил Андреевич Верейско-Белозерский. Смерть старого князя прошла почти незамеченной – о ней упоминают далеко не все летописцы. Характерно, что в отличие от других потомков Калиты Михаил Андреевич был погребен не в Архангельском соборе Кремля, а в Пафнутьевом Боровском монастыре. Политическая жизнь его кончилась задолго до смерти – судьба его земель была уже давно решена. С последним внуком Дмитрия Донского уходила в прошлое целая эпоха.
Для бывшего Белозерского удела наступали новые времена. Великокняжескому дьяку Василию Долматову крупнейшие монастыри края – Кириллов и Ферапонтов – должны были предъявить документы на право владения своими вотчинами – подлинные жалованные грамоты прежних белозерских князей. Великокняжеские писцы провели размежевание монастырских и черных волостных земель. Они же рассматривали жалобы крестьян на монастырских старцев, захватывавших под тем или иным предлогом волостные земли. Монастырской экспансии за счет черной волости был положен конец – все земли были взяты под контроль великокняжеской власти. Еще большие изменения произошли в городе. Великий князь уже давно не давал монастырям дворов в городах. Теперь его писцы оставляли при городских дворах монастырей только маленькие приусадебные участки. Все остальное отписывалось «на государя» и передавалось городскому посаду[199]199
АСВР. М., 1958. Т. 2. С. 210, № 290; С. 311, № 332.
[Закрыть].
Мартом 1488 года датируется Белозерская уставная грамота – первый из дошедших до нас законодательных актов единого Русского государства. «Се яз, князь великий Иван Васильевичь всея Руси, пожаловал есми своих людей белозерцев, горожан и становых людей, и волостных, всех белозерцев: хто наших наместников у них ни будет, и они ходят по сей нашей грамоте».
Впервые точно устанавливаются «кормы» наместников и их людей – тиунов и доводчиков (полицейских агентов). Теперь нельзя было уже, как это делал когда-то Иван Лыко Оболенский, брать с жителей произвольные поборы: со всех «сох» княжих, боярских, монастырских, черных дважды в год наместник и его люди должны были получать строго фиксированные платежи – натурой или деньгами (по приведенному в уставной грамоте расчету). Не только ограничивался произвол наместников, но и отменялись льготы «грамотчиков» – привилегированных владельцев феодальных иммунитетных грамот: они приравнивались к прочим белозерцам. Впервые точно определяется состав наместничьего аппарата: наместник может держать и «кормить» за счет местного населения двух тиунов и десять доводчиков (из них два – в городе).
Станы и деревни поделены между доводчиками. Но они могут ездить по деревням своего «розделу» только в одиночку, а не с «паробками» (слугами) и не с запасными («простыми») лошадьми. И «поборы» свои они отнюдь не могут получать непосредственно у жителей, а только у сотского (выборного главы крестьянской администрации), да и то в городе. Время пребывания доводчика в деревне строго ограничено: «где доводчик ночует, туто ему не обедати, а где обедает, туто ему не ночевати». Наместник не может менять своих доводчиков чаще, чем раз в год. Все поборы с населения собирают сотские и привозят в город. Там они и расплачиваются с наместником и его людьми на Рождество (25 декабря) и на Петров день (29 июня). Таким образом, контакты наместника с жителями строго ограничены. Торговать по всему уезду разрешено только «городским людям, белозерским посажанам». Все прочие могут торговать только в самом городе Белоозере, да еще в волости Угле. Монастыри – Кириллов и Ферапонтов – лишаются всех торговых привилегий, и это особенно подчеркивается в грамоте.
Впервые законодательно устанавливается обязательность участия в суде сотских и «добрых людей» – без этих представителей местного населения «наместником… и их тиуном… не судити суд». Впервые заявляется о праве горожан и «становых людей» (сельских жителей) в любое время предъявлять иск наместникам, тиунам и доводчикам в случае «обиды» с их стороны.
Хотя уставная грамота непосредственно обращена к населению только одного уезда, перед нами документ принципиального значения. Грамоту можно рассматривать как типовую – недаром в одной из статей ее упоминаются волостели, которых, судя по той же грамоте, на Белоозере не было. Видимо, предполагалось подобные же грамоты дать и другим уездам Русского государства.
Значение грамоты в том, что она впервые четко отразила основные направления судебно-административной и социально-экономической политики великого князя Ивана Васильевича. Контроль над наместничьей администрацией, ограничение (иногда – ликвидация) привилегий светских и церковных феодалов – иммунитетчиков, внимание к городскому посадскому населению и поощрение его торговой деятельности – эти черты политики великого князя проявлялись и раньше. Но только теперь, после фактической ликвидации удельной системы, они приобрели характер крупной реформы. Первый законодательный акт Русского государства определял перспективы развития на десятки лет[200]200
АСВР. М., 1964. Т. 3. С. 38–40. № 22.
[Закрыть].
В облике столицы обновленного Русского государства новые черты переплетались со старыми. Быстро возводились каменные храмы и палаты, а вокруг них и в Кремле, и на посаде теснились деревянные дворы, где бесконечно полыхали пожары.
В апреле 1488 года, перед Пасхой, в сенях у великого князя некий чернец из Паисиева Галицкого монастыря «возопил, глаголя»: «Горети Москве на Велик день» (т. е. на Пасху). Кликушество привычно Средневековью. Гости (богатые купцы) поверили «пророчеству» и стали выезжать из Кремля, «боящеся пожара». Но великий князь кликуше не поверил. Рациональное мышление возобладало над темным страхом. Он велел чернеца «яко урода поимати и на Угрище его послав в монастырь к Николе». Тем не менее пожар вспыхнул, хотя и не на Пасху и не в Кремле. В августе на посаде запылала деревянная церковь Благовещенья на Болоте. Огонь охватил дворы всех богатых гостей, весь посад к востоку от Кремля превратился в море пламени. Сгорело 30 церквей и 5 тысяч дворов, пострадала и Пушечная изба[201]201
ПСРЛ. Т. 20. Ч. 1. С. 353.
[Закрыть].
16 апреля 1493 года пожар вспыхнул в самом Кремле. Сгорело все (т. е., надо думать, все деревянные здания), кроме нового двора великого князя. Но самый страшный пожар случился три месяца спустя. Еще не были отстроены дома после «вешнего пожара» и люди жили в «лачугах», как в воскресенье, 28 июля, около полудня, от свечки загорелась церковь Святого Николы на Песках в Замоскворечье. Сильный ветер перекинул огонь за реку. Мгновенно загорелось за Неглинной «во мнозех местех», запылало на Арбате и в Кремле, загорелись временные «лачуги» и житницы на Подоле. Каменные здания выгорели изнутри: и новый двор великого князя, и митрополичий двор, и алтарь Успенского собора, а старая церковь Иоанна Предтечи у Боровицких ворот выгорела и рухнула. Снова запылал весь посад за Кремлем. Больше двухсот человек сгорело заживо. «Старые люди сказывают: как Москва стала, таков пожар не бывал на Москве». Великому князю с семейством пришлось приютиться за Яузой «в крестьянских дворех»[202]202
ПСРЛ. Т. 18. С. 278, 279.
[Закрыть].
В том же году последовало распоряжение Ивана Васильевича – сносить церкви и дворы за Неглинной на 110 саженей (230 м) от кремлевских стен. Это первая мера противопожарной защиты в истории Москвы.
Столица Русского государства приглашала и привлекала мастеров со всей Европы. Приезжали «мастеры стенные и полатные», пушечные и серебряных дел, приехал даже «органный игрец», августинский монах, вскоре женившийся в Москве и принявший православие. Приезжали из Милана, Венеции, Любека…
Уже работал на Москве Пушечный двор – первая на Руси казенная мануфактура, отливал бронзовые орудия для русского войска. Двор стоял на посаде севернее Кремля, примерно там, где сейчас Пушечная улица. Повсюду в Европе происходила замена старых, громоздких и ненадежных железных пушек на новые бронзовые. Русская артиллерия впервые сравнялась с европейской. 12 августа 1488 года Павел Фрязин Дебоссис отлил «пушку валику», в тысячу пудов весом. Эго важное событие было зафиксировано летописцем[203]203
Там же. С. 272; Т. 26. С. 279.
[Закрыть]. Создание огромного орудия свидетельствовало об успехах технологии бронзового литья. Сама пушка, поразившая современников своими размерами, до наших дней не сохранилась. Судя по весу (16 т), она предназначалась для вооружения крепостной артиллерии, как и отлитая Андреем Чоховым сто лет спустя знаменитая Царь-пушка, украшающая ныне одну из площадей Кремля. Если орудие Дебоссиса по своим пропорциям было подобно Царь-пушке Чохова (фактически укороченная гаубица), то ее калибр должен был составлять около 600 мм, а вес ядра – около 900 кг. Таких громадных орудий в Европе было не много.
Новые явления в жизни Русской земли порождали новые потребности. Для литья орудий нужна была медь, для чеканки монеты – серебро. На протяжении веков серебро ввозилось на Русь главным образом из Западной Европы, из богатейших серебряных рудников в Богемских горах. Настоятельной потребностью стал поиск руды в собственной стране. Великая Русская равнина рудных месторождений не имела. Они могли быть только на северо-востоке, в предгорьях далекого Урала.
По распоряжению великого князя на поиски руды отправляются «немцы Иван да Виктор» в сопровождении сына боярского Василия Ивановича Болтина. 8 августа 1491 года за три с половиной тысячи верст от Москвы «в великого князя отчине на реке Цылме» они нашли руду серебряную и медяную». Летописец точно зафиксировал место и время этого действительно знаменательного события. Большие надежды возлагал на отечественное рудное месторождение великий князь Иван Васильевич. Находка собственной руды давала возможность ликвидировать или хотя бы смягчить зависимость от импорта.
Весной на Цильму отправилась большая экспедиция «серебра делати и меди». Собственно, техническую работу должны были делать «фрязы» во главе с греком Мануилом Иларьевым. На детей боярских Василия Болтина, Ивана Коробьина и Андрея Петрова возлагалась, видимо, общая организация и охрана экспедиции. 240 «деловцев, кому руда копати», были набраны с Устюга, Двины и Пинеги. Сто человек «пермич, и вымич, и вычегжан, и усолич» должны были снабжать экспедицию продовольствием – «корм проводити в судех до места»[204]204
ПСРЛ. Т. 18. С. 274–275; Т. 26. С. 288.
[Закрыть].
Разработка цилемских рудников продолжалась до XVII века. Первый на Руси горно-металлургический промысел сыграл свою роль, хотя полностью обеспечить потребности страны в серебре и меди не удалось. Зависимость от иностранного импорта металлов сохранилась еще на века. Тем не менее первая в истории нашей страны геолого-разведочная экспедиция должна остаться в памяти потомков. Первая попытка изучения и разработки природных богатств Русской земли – показатель нового уровня культуры, нового представления о мире, нового, активного отношения к действительности.
В мае 1489 году умер митрополит Геронтий – стойкий консерватор, упрямый враг политики великого князя. Не раз конфликт между главой государства и главой церкви обострялся до крайних пределов. То митрополит угрожал уходом в монастырь, и великий князь уговаривал его остаться, то великий князь сам добивался ухода митрополита и подыскивал ему замену. Эту замену он увидел в лице игумена Паисия, настоятеля Троицкого Сергиева монастыря.
Паисий не был государственным человеком и не стремился к власти. Может быть, именно этим он и нравился великому князю, резко отрицательно относившемуся к притязаниям церковных иерархов на политическую роль. С трудом уговорил великий князь Паисия стать игуменом. В своем монастыре, крупнейшем и авторитетнейшем на Руси, Паисий хотел наставить монахов на путь истинно иноческого жития – «на молитву, и на пост, и на воздержание». Но он встретил решительный отпор со стороны братии: «бяху бо там бояре и князи постригшеся, не хотяху повинится». Они даже «хотеша убити» своего игумена. Паисий отказался от игуменства и митрополитом не стал[205]205
ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 203.
[Закрыть].
Оппозиция игумену в монастыре исходила от постригшихся князей и бояр – и это многозначительно. «Бояре и князи» при пострижении рассчитывали на спокойную, вольготную жизнь на монастырских хлебах, хотели пользоваться привычной властью и авторитетом. Традиции Сергия Радонежского были давно и прочно забыты. Троицкий монастырь превратился в крупнейшего и богатейшего землевладельца страны. Во всех частях Русской земли разбросаны были его села с тяготеющими к ним деревнями. Тысячи крестьянских хозяйств платили старцам феодальную ренту. Иван же Васильевич за десятки лет своего великокняжения не дал Троицкому монастырю почти никаких новых земель, а привилегии на старых постоянно ограничивал. Старцам была хорошо известна судьба новгородских монастырей, потерявших почти все свои вотчины. Они хорошо знали, как мало считается великий князь с неприкосновенностью церковного имущества, провозглашенной «правилами 165 святых отец». Знали они и о начавшейся ревизии земельных владений своих собратьев на Белоозере. Опыт белозерских монастырей легко мог быть применен и к Троицкому. В этих условиях ставленник великого князя едва ли мог рассчитывать на популярность, а проповедь приоритета духовных ценностей над мирским стяжанием вряд ли находила благодатную почву. Конфликт в Троицком монастыре, без сомнения, был одним из проявлений консервативной клерикальной оппозиции.
Беспрецедентный случай – больше года кафедра митрополита всея Руси оставалась вакантной. Только в сентябре 1490 года был избран новый митрополит Зосима, архимандрит Симонова монастыря.
Через месяц «повелением великого князя» состоялся собор на «еретиков». Перед церковным судом предстало десять человек: протопоп, несколько священников и дьяконов и Захарий-чернец, шедший во главе списка. Все они – новгородцы, преданные суду по настоянию архиепископа Геннадия. Обвинялись они в том, что хотели «развратите честную и непорочную веру православную… и погубити Христово стадо, православное христьянство». По словам обвинителей, еретики отрицали Божественную природу Христа, поклонение святым, почитание икон, церковные таинства, соблюдение постов. Им вменялось также в вину преимущественное следование Ветхому Завету и празднование «июдейской Пасхи».
Неизвестно, насколько справедливы были эти обвинения. На соборе обвиняемые категорически «заперлись… тех своих словес скверных ересей и дел». Но это вряд ли убедило соборных старцев. Сами по себе обвинения были ужасны. По правилам благочестивой и человеколюбивой средневековой церкви, как Католической, так и Православной, за подобные деяния полагалась смертная казнь через сожжение (Церковь крови не проливала). Но этого не последовало. «Обличенные» «еретики» были, правда, лишены сана, отлучены от Церкви и сосланы в заточение[206]206
ПСРЛ. Т. 26. С. 281; М., 1977. Т. 33. С. 125.
[Закрыть]. Однако они остались живы. Сравнительная мягкость наказания отнюдь не соответствовала тяжести обвинений, и это не могло не навести на размышления. У «еретиков» нашелся сильный покровитель, спасший их от смерти. В этом покровителе обличители ереси единодушно видели самого великого князя.
Сама по себе «ересь» была, по-видимому, разновидностью рационалистического церковного вольнодумства, охватившего всю Европу в канун Реформации, на переломе от Средних веков к Новому времени. Но позиция великого князя Ивана Васильевича весьма многозначительна. Видимо, «еретики» ему импонировали своей борьбой против клерикального консерватизма. Сам великий князь был в достаточной мере «вольнодумцем». Ведь он посягал на освященные веками устои церковной организации – на ее независимость от светской власти, на неприкосновенность церковного имущества. И к святительскому сану он относился без должного почтения. Совсем недавно, зимой 1487/88 года, в Москве били кнутом на торгу архимандрита Чудова монастыря (летописец деликатно не называет его имени) за подделку грамоты покойного князя Андрея Меньшого. Вольнодумцы (и даже еретики, с точки зрения воинствующих клерикалов) были и в ближайшем окружении великого князя, например дьяк Федор Курицын, глава Посольского ведомства. Не разделяя, по всей вероятности, взгляды «еретиков», за которые их обвиняли (а может быть, и не веря этим обвинениям), великий князь постарался смягчить их участь. Наиболее опасного врага он видел не в вольнодумцах, а в консерваторах-клерикалах.
Борьба с клерикальной оппозицией из года в год обострялась. Становилось все более ясным, что политическая программа великого князя включает секуляризацию церковных земель – полную или по крайней мере частичную. Первые шаги в этом направлении были сделаны еще в 1478 году, во время «Троицкого стояния». Явно усиливалось и вмешательство великого князя в церковные дела. По существу, назревал вопрос о крупной церковной реформе.
Такая перспектива не могла найти сочувствие даже у наиболее лояльных иерархов, таких как покойный архиепископ Ростовский Вассиан и ставленник великого князя архиепископ Новгородский Геннадий. В лице Иосифа, игумена Волоколамского монастыря, защитники церковной старины, неприкосновенности вековых политических, экономических и идеологических устоев нашли талантливого и энергичного проповедника. Но и у великого князя нашлись сторонники в церковно-монастырской среде. Они выступали против монастырского «стяжания» с морально-нравственных позиций. Кроме игумена Паисия таким «нестяжателем» оказался Нил Сорский – старец одного из северных монастырей. Он проповедовал нравственное самоусовершенствование монахов, «умную» (духовную, а не формальную) молитву, призывал иноков в соответствии с апостольскими текстами питаться от трудов рук своих. В отличие от Геннадия и Иосифа, настаивавших на жесточайшей расправе с «еретиками», Нил предлагал путь их «перевоспитания» – нравственного исправления.








