Текст книги "Красные журавли (сборник)"

Автор книги: Юрий Тупицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Вот и все, – с некоторой грустью сказала она Александру.

Но тех мгновений, когда розоватый свет смягчил чётко прописанные черты лица Дийны, придавая им больше теплоты и душевности, оказалось достаточно. Дийна была похожа на Нину!

Глава 14

Нина работала врачом-терапевтом в полковом лазарете. Гирин познакомился с ней во время медицинского осмотра. Она замерила ему давление крови, пульс, а потом почему-то долго выслушивала сердце. Так долго, что Александр забеспокоился – пилоты ничуть не меньше пенсионеров пекутся о своём здоровье, забеспокоился и спросил:

– Что-нибудь не в порядке?

Она подняла на него строгие серые глаза и вдруг улыбнулась, отчего сразу похорошела и помолодела, превратившись из официального врача неопределённого, с точки зрения Александра, возраста в молодую, милую женщину:

– Нет, просто очень хорошо стучит. Приятно слушать!

– Тогда слушайте! – великодушно разрешил Гирин, выпячивая грудь. – Я могу специально заходить, чтобы доставить вам удовольствие.

– Заходите, – сказала она после паузы.

Они оказались одногодками и сразу как-то по-простому, по-товарищески понравились друг другу. Официальные встречи врача и пациента, а случались они не так уж редко, неизменно заканчивались разговором на общие темы чаще шутливым, иногда доверительным. В их отношениях не было ни расчётливого флирта, ни бездумной фривольности, не было ничего похожего и на постепенно зарождающуюся серьёзную любовь. Ясные и чистые отношения родственных душ, которые не столько сознают, сколько следуют велениям этого внутреннего родства. Кто знает, как было с Ниной, но Гирин над их отношениями просто не задумывался, тем более что знал – такие вещи в авиационных полках всегда известны: Нина замужем.

Однажды в городском парке Александр нос к носу столкнулся с этой супружеской парой, и Нина познакомила его со своим мужем. Он тоже был врачом – крупный холёный мужчина с начинающей седеть головой, уверенный в себе и насмешливый. В голосе и манерах Нины, когда она знакомила мужчин, было нечто странное, похожее на замешательство или смущение. Сразу-то Александр не обратил на это внимания, все это всплыло в его памяти позже, когда, возвращаясь из парка домой неспокойный и встревоженный, он восстанавливал случайную встречу по отдельным штрихам, по каплям. И ведь ничего, ну ничего не произошло! Но, пожимая мягкую и сильную, истинно докторскую руку мужа Нины, Александр вдруг ощутил непонятный, тупой укол ревности. Ему неприятно было смотреть и на самодовольного, явно молодящегося врача, по-хозяйски придерживавшего жену за локоть, и на притихшую, будто испуганную Нину. Александр смял ничего не значащий разговор и ушёл.

А наутро обнаружил, что видеть Нину ему не хочется. Не хочется, и все тут! И он всячески избегал случайных встреч, подальше обходя и санчасть и лазарет. И на очередной осмотр ему идти не хотелось, но тут уж ничего не поделаешь – идти все-таки пришлось. Нина изо всех сил старалась держаться непринуждённо, но это плохо у неё получалось. И разговор, их традиционный дружески-шутливый разговор не клеился. Взгляды, движения, самый голос Нины, который раньше так нравился Александру, – все раздражало Гирина! Неожиданно для самого себя он сказал ей какую-то колкость, а в ответ на её несколько растерянную реплику – другую. С удовольствием отметив, что у Нины дрогнула рука, державшая стетоскоп, и от обиды порозовели щеки, Александр подчёркнуто галантно распрощался и ушёл. А потом целый день ходил хмурый и «собачился», как определили его состояние друзья.

С той поры их взаимоотношения приобрели прохладный и официальный характер. Встречаясь, они здоровались, не глядя друг на друга. Однажды Александр заметил, как Нина, чтобы не встречаться с ним, пошла другой дорогой. Он мысленно посмеялся над её дамскими выкрутасами, но в следующий раз, издали приметив Нину, вдруг и сам свернул на тропинку и обошёл её стороной. Как-то случай свёл их в автобусе. Они поздоровались и десять минут простояли рядом как истуканы, не сказав друг другу ни слова. Но на выходе Нина вдруг обернулась, и Гирину показалось, что в её глазах блеснули слезы. Мало ли что может показаться! Но, засыпая, Александр ясно, точно на фотографии, снова увидел её грустное, в полуобороте лицо, прядь пепельных волос на лбу и слезы в серых глазах. Сердце у Гирина сжалось и заныло. Полчаса он ворочался с боку на бок и, что бывало с ним очень редко, никак не мог уснуть. А потом отбросил одеяло, сел на подоконник открытого окна и сидел там, слушая сверчков, до тех пор, пока не пришёл его сосед по комнате Колька Баралов, пилот из братской эскадрильи, шумно удивившийся тому, что Александр, точно девица, мечтает у окна.

Через несколько дней на праздничном вечере в честь Дня авиации Александр увидел Нину в гарнизонном Доме офицеров. Она грустно в одиночестве стояла у стены и отказывала всем, кто приглашал её танцевать. Отказывала с такой милой улыбкой, что на неё не сердились. Было в её одиночестве нечто отдалявшее её от случайных собеседников: перебросившись с ней несколькими фразами, они отходили. У Гирина ёкнуло сердце. Боясь передумать, он подошёл и, пряча за холодной вежливостью своё волнение, пригласил её на танец. Его не пугал возможный отказ, какой-то половинкой души он даже желал его – все-таки это был выход из неизвестности, с которой, он только теперь понял это, больше не было никакой возможности мириться. Но Нина не отказала, только посмотрела на него виновато, даже испуганно.

Добрую половину танца они молчали, избегая смотреть друг на друга. А потом их взгляды встретились, и отчуждённость разом пропала, точно её никогда и не было. Перебивая друг друга, сердясь и смеясь, ничего не говоря о любви прямо, они признались, что любят и не могут больше мучиться, не могут не быть вместе. Потом Нина вдруг заплакала, уткнувшись лицом в его плечо, и пришлось выйти из зала на свежий воздух, где так банально, точно в кино, светила полная луна. Стоя в тени старого тополя, они поцеловались. Притянув Александра за шею рукой, Нина поцеловала его ещё раз и прогнала, сказав, что ей нужно прийти в себя и успокоиться.

Взъерошенный и счастливый, Гирин послушно вернулся в зал и пребывал в некой прострации до тех пор, пока к нему не подошёл Колька Баралов. Здоровяк Колька скептически оглядел Александра, неопределённо хмыкнул и предложил пойти в буфет – откушать шампанского. Выстрелив пробкой в потолок, Баралов молча наполнил бокалы.

– За что? – спросил Александр.

– За легкокрылую удачу! – плутовато улыбнулся Колька и, ставя уже пустой бокал, казавшийся в его лапище скромной рюмочкой, присовокупил коротко: – Молодец!

– Ты о чем?

– Да ладно тебе! Правильно, что объяснился, сколько можно было мучить и её и себя? Отличная будет подруга. Завидую!

У Александра опустились руки: всегда так – все и все знали о его сердечных делах, только сам он не знал ничего! Гирин был и благодарен другу за эту поддержку, и злился на него за то, что он совался не в свои дела. А тот, снова наполняя бокалы, как бы мимоходом сказал:

– А если её дражайший супруг будет вякать, скажи мне – я его быстренько приведу в порядок.

– Ты что, спятил?

Колька поморщился и повёл пудовыми плечами:

– Не о физическом воздействии я глаголю, брат мой. Он немножко нехороший, этот Леонид Аркадьевич.

– Как это немножко нехороший?

– Сволочь, проще говоря. Известный бабник! Я его засекал несколько раз. Нина все равно уйдёт от него рано или поздно. – И Баралов со своей доброй, плутоватой улыбкой поднял бокал с игристым вином: – За вас обоих!

Все должно было решиться на свидании, назначенном на восемь часов вечера. А свидание не состоялось.

Глава 15

Александр так задумался, что его вернул к действительности лишь голос Дийны:

– О чем вы размечтались, Саша? – Девушка усаживалась напротив него возле «обеденного стола».

Гирин заколебался – говорить ей или нет о её загадочном сходстве с Ниной? Конечно, случай сам по себе очень любопытный, но ведь особый смысл и цену он имеет лишь для Александра! Какое дело Дийне до молодой женщины, которую любит Гирин и которая живёт так далеко отсюда – за восемьдесят тысяч световых лет? Что по сравнению с этим чудовищным расстоянием сказочные «за тридевять земель»? А сходство было! В этом Александр убедился ещё раз, разглядывая сейчас Дийну вблизи. Это было не сестринское, не родственное сходство, когда лица отливаются в одной, и той же, но каждый раз как-то по-особому видоизменяемой форме. Это было сходство другое, не столь внешне заметное, но духовно глубокое, которое проявляется, несмотря на различия в причёске, цвете кожи и отдельных чертах лица. Два разных слепка с одной и той же духовной сущности – вот что такое были Нина и Дийна. И никакие восемьдесят тысяч световых лет тут были ни при чем!

– Вы разглядываете меня как музейный экспонат! – Дийна облокотилась на пень, в свою очередь приглядываясь к Гирину. – Что такое стряслось с вами?

Близко заглянув в неземные, серебряные глаза Дийны, Гирин окончательно решил ничего не говорить пока о её странном сходстве с Ниной.

– Я думаю о том, что сейчас там происходит. – Гирин кивнул на сказочный розоватый костёр, отблески которого ложились на траву и на листву низко расположенных ветвей.

– Протоформа превращается в крылья, на которых вы полетите вместе со мной в лагерь. Только и всего!

– А можно я поближе рассмотрю эту самую протоформу?

– Пожалуйста.

Девушка достала из подсумка серебристый шарик и положила Гирину на ладонь. Протоформа и правда походила на жемчужину, но была гораздо тяжелее, точно налита ртутью. Перекатывая этот весомый шарик на ладони, Александр снова как-то ненароком, по инерции обратился мыслями к далёкой Земле, к Нине. Гирин видел настоящий жемчуг всего один раз в жизни – в Кремле, в Оружейной палате. Увидел и страшно разочаровался: жемчужины, украшавшие древние изделия и царские одежды, были тусклыми и невзрачными, будто потухшими. Честное слово, тот дешёвенький поддельный жемчуг, который Александру доводилось видеть на девичьих шейках, был куда ярче и красивее! Позже Александр узнал, что жемчуг совсем как человек – живёт, красуется, сверкает, а потом стареет, тускнеет и умирает, превращаясь в невзрачные округлые камешки. И чтобы жемчуг жил дольше, надо не прятать его в шкатулки, шкафы и сейфы, а носить так, чтобы он касался теплом и дышащей человеческой кожи. И с тех пор, как Александр узнал об этом, жемчуг стал ему как-то по-особому дорог, стал понятнее и роднее всех других драгоценных камней. Он решил, что, как только Нина станет его женой, он тотчас купит ей пусть маленькую, но все-таки настоящую ниточку жемчуга. И пусть она носит её не по праздникам, а всегда – каждый день.

– Очень сложный, универсальный продукт вашего производства, – услышал Гирин конец фразы Дийны, поднял на неё глаза и с некоторым трудом сообразил, о чем она говорит.

– Эта жемчужина?

– Эта протоформа! – поправила девушка. – Я могу превратить её в любую вещь, в любую конструкцию, которую могу представить мысленно с достаточной полнотой.

Гирин покосился на бесшумный, понемногу угасающий костёр, перевёл взгляд на серебристо-перламутровый шарик.

– Каким же образом?

Дийна смотрела на него доброжелательно, но снисходительно.

– Это очень, очень сложное искусство! Нас обучают ему с самого раннего детства, так же как ваших детей учат рисованию и грамоте.

Дийна оживилась, лицо её приобрело важное и вместе с тем несколько наивное выражение Она стала похожей на увлечённую старшеклассницу, которой не терпится поделиться с окружающими только что усвоенными знаниями, представляющимися ей исключительно важными и интересными.

– Любая чёткая мысль, Саша, оформляется либо словесно, либо в виде зрительных образов – рисунков, объёмов, чертежей и формул. Но, кроме того, она отражается всем телом, особенно лицом и руками, пальцами; это неудивительно: ведь именно руки – древнейшее орудие труда и воплощения мыслей. Колдуны, ясновидящие, гадалки – все они наделены даром чтения телесных мыслей, умеют наблюдать за лицом и руками, берут за руки и держат их в ладонях.

– Это правда, – согласился Гирин, вспоминая об опытах Вольфа Мессинга, о которых он, правда, лишь читал в журналах.

– Наши учёные, – продолжала Дийна увлечённо, – расшифровали телесный язык через микротремор мускулов, колебания электрического и магнитного потенциалов ладони и целую кучу других показателей. А конструкторы создали протоформу, – автономное саморазвивающееся устройство, похожее на живую клетку, ну, как, допустим, самолёт походит на птицу – функции одинаковы, а пути реализации разные. Понимаете?

– Пока понимаю.

– В протоформу вмонтировано универсальное программное устройство, как бы генотип, а генотип этот снабжён приёмником телесного языка. Чтобы использовать протоформу, её накрывают пальцами. – Дийна взяла жемчужину у Александра и показала, как это делается. – Мысленно включают приёмник, а потом шаг за шагом представляют создаваемую конструкцию. По обратным сигналам эта конструкция как бы высвечивается в голове, неудачное можно стирать и формировать заново, в созданное можно вносить исправления. Когда конструкция готова, подаётся сигнал «стоп», а затем протоформа стимулируется внешним импульсом энергии – можно использовать перстень, можно подержать протоформу над пламенем костра. Вот и все! В протоформу вмонтирован собственный микрогенератор энергии, а вещество она заимствует из окружающей среды.

– Вот и все, – пробормотал Гирин, жестом попросил у девушки протоформу и бережно принял весомый шарик на ладонь. – Ну а если нужно создать что-нибудь сложное, громоздкое – космический корабль, подводную станцию, целый завод? Неужто и такие вещи можно целиком удержать в голове?

Дийна кивнула, соглашаясь с его сомнениями.

– Вы правы, есть, конечно, предел для мысленного моделирования. Для создания очень сложных и громоздких конструкций производятся протоформы не с универсальным, а со специализированным генотипом, в который введена и схема будущего конкретного творения, скажем космического корабля, и программа его формирования. Такие специализированные протоформы большой мощности называют прототипами, их развитие обеспечивают внешние источники энергии, так удобнее.

Перекатывая на ладони тяжёлый перламутровый шарик, Гирин полюбопытствовал:

– А она у меня, случаем, не заработает?

Дийна засмеялась:

– Нет. Приёмник запускается четырехзначным цифровым кодом, а вы его не знаете.

– Из какого-то шарика – целый корабль или завод. Чудеса! – Александр передал протоформу девушке.

Пряча протоформу в подсумок на поясе, Дийна снисходительно улыбнулась:

– Вы, Саша, мыслящий человек – продукт развития крохотной оплодотворённой клетки. И это чудо достигнуто в ходе стихийной эволюции материи! Неужели корабль сложнее человека, а разум слабее стихийных сил? И потом, разве ваши телевизоры, самолёты и автомобили не чудеса для людей каменного века?

– Уговорили. Но откуда берутся протоформы, с помощью которых можно творить чудеса-нечудеса?

– Ту, – Дийна кивнула головой через плечо, – из которой сейчас формируются ваши крылья, я собрала сама.

– Как собрала?

Девушка засмеялась и пошевелила в воздухе своими загорелыми пальцами:

– Руками. Сборка протоформ из подручных материалов предусмотрена программой испытаний. Ну а вообще-то протоформы и прототипы производятся централизованно несколькими мастерскими-автоматами, которые обслуживаются бригадами численностью по десятку человек.

– Мастерскими?

– По своим размерам – мастерскими, а по потенциальной мощности и разнообразию продукции – колоссальными комбинатами, которые сравнимы с земными промышленными районами.

Гирин не без труда осмысливал услышанное, картина технологии, которую рисовала Дийна, была совсем не похожа на сложившиеся у него представления о будущем.

– Переход на универсальную продукцию – протоформы, прототипы и сверхъёмкие аккумуляторы энергии – избавил нас от громоздких заводов, продолжала Дийна. – Сами собой рассосались раковые опухоли городов. Мы перешли к здоровой, нормальной жизни, к вторичному слиянию с природой.

– Раковые опухоли городов? – непонимающе переспросил Александр.

– Конечно, это утрированная оценка, зато наглядная! Правильнее назвать города возрастной болезнью цивилизаций. Города – печальная необходимость. В производство любой, даже самой обыденной вещи – автомобиля, радиоприёмника или часов – у вас вовлечены миллионы людей. Интересы экономии и производства требуют, чтобы эти миллионы были сконцентрированы на крупных и сверхкрупных предприятиях, отсюда и безудержный рост городов, этого социального зла, которое приходится терпеть до поры до времени.

– Зла? Да земные города всегда были центрами культуры и прогресса! Нечего нам приписывать свои недостатки.

– Но у нас нет городов, – спокойно и снисходительно возразила девушка. – Как можно приписывать несуществующее?

– Совсем нет городов?

– Есть, но это города-музеи, которые мы охраняем так же, как люди охраняют дворцы, храмы и пирамиды.

– Жизнь без городов? – Гирин никак не мог освоиться с этой мыслью. Хоть убейте, не могу представить себе этого!

– Инерция мышления, – хладнокровно констатировала Дийна.

– Опять инерция?

– Опять. Тысячелетиями человечество строит и разрушает города, разрушает и снова строит. Растёт число городов, растут сами города, и вам уже кажется, что так будет всегда. Даже самое далёкое будущее видится вам лишь в гипертрофированно-урбанизированном варианте. Но прогресс – это не летящий снаряд, а качающийся маятник. Придёт время, и если человечество справится с трудностями и уцелеет, то в ходе строительства коммунизма и космического расселения маятник градостроительства качнётся в обратную сторону. Города постепенно растают, исчезнут с лика планеты. Правда, – по губам Дийны скользнула недоверчивая улыбка, в которой был оттенок мечтательности, – наши социологи говорят, что, когда разумные начнут гасить и разжигать звезды, реконструировать галактики и осваивать соседние субвселенные, они снова начнут собираться в огромные поселения. Но когда это будет!

Такое далёкое будущее мало интересовало Александра, он думал о своём.

– Рассеются города, что же останется?

– Поселения-коммуны в несколько десятков, ну сотен человек каждое. Останутся коллективы, спаянные не только трудом, но и дружбой, общими интересами. Люди, которые, помимо высокого творчества и созидания, занимаются ещё и древними, милыми сердцу, такими увлекательными полезными делами! Охотой, рыбной ловлей, коллекционированием, садоводством. В таких коммунах каждый человек на виду: он знает каждого и каждый знает его. Коммуны – единение собратьев и содругов, в коммунах крылатые слова «один за всех и все – за одного» не лозунг, не мечта, а сама жизнь. В таком мире содружества люди преодолевают свои слабости, ведут себя достойно, если даже кто-то или что-то соблазняет их и сбивает с правильного пути. Таким миром правит не только личная свобода, но и общественная необходимость, и царит в нем не одно доверие, но и высокая ответственность. У нас нелёгкая, потруднее вашей, но зато такая интересная жизнь! Да ведь и у вас ростки духовного здоровья и новой морали пробиваются и крепнут прежде всего в предтечах коммун – в экспедиционных и студенческих отрядах, на зимовках, в молодёжных бригадах, разве не так?

– Так, – согласился Александр в раздумье. – Но что же получается, назад, к природе? Голый счастливый человек на первозданной земле? Вы думаете, земные чудаки не мечтали об этом? О «назад, к природе» написаны многие тома, но это же пустые мечты, утопии!

– Не назад, к природе, а вперёд, к природе, – с ноткой усталости в голосе поправила девушка, может быть, ей надоел сам разговор, может быть, утомила непонятливость Гирина. – Мы вернулись к природе, но мы отличаемся от первобытных охотников с каменными топорами так же резко, как этот охотник в эпоху своего господства отличался от диких зверей. – Серебряные глаза прямо взглянули на Александра. – Я одна могу сделать больше, чем целый земной город. Могу перебросить через реку мост, проложить в горах дорогу, построить дворец или океанский корабль.

– И разрушить город, – подсказал Александр. Ему было почему-то и грустно от той странной картины будущего, которую нарисовала ему девушка. – Разрушить большущий город вместе с копошащимися в нем в поисках счастья человечками!

Серебряные глаза холодно взглянули на Гирина, но голос девушки прозвучал с неожиданной, взрослой мягкостью:

– Города сами умрут, когда пробьёт их час. Не города нужно разрушить, а создавать коммуны: отряды, бригады, поселения. И беречь как зеницу ока их особую, высокую мораль. В коммунах – ваше будущее. – Дийна поднялась на ноги. – Пойдёмте, Саша. Ваши крылья уже готовы.