Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Юрий Третьяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

«ПОТОМСТВЕННЫЙ МАСТЕРОВОЙ»

А как хорошо было сначала!

Даже снег выпал. Долго и с нетерпением ожидали его ребята, а он все где-то задерживался.

Еще вчера знаменитый в пятом «Б» математик и знаток наук маленький и тщедушный Комаров всех напугал, разъяснив, что этой зимой снега очень просто может и не быть, потому что на солнце что-то усилилось или, наоборот, ослабло, и по этой причине во всех странах происходят немыслимо какие засухи и наводнения, так что, если снега и не будет, то ничего особенного. И вообще, стоит только перегородить Берингов пролив, – а это при нынешней технике такой пустяк, что и говорить не стоит, – то круглый год будет только лето.

Школьный чемпион по лыжам и конькам Слава Войленко хотел было за эти мрачные пророчества слегка наказать Комарова хоккейной клюшкой, которая сейчас без дела пылилась на школьном шкафу, но вмешались любители жарких стран и тропического климата. В классе их оказалось большинство, они обрадовались и целую перемену рассуждали, как бы здорово было, чтоб пальмы запросто росли во дворах и на улицах, а попугаи летали повсюду, как простые вороны и воробьи. Даже Войленко смягчился и сказал, что он бы у себя посадил бананы.

И вот снег пошел.

Он падал пушистыми хлопьями, большими, как белые перышки. Хлопья неслись очень густо, обгоняя друг друга, будто стараясь наверстать упущенное время и поскорее прикрыть грязную замерзшую землю, крыши домов и голые сучья деревьев.

Ребята из первой смены тоскливо глазели в школьные окна, а вторая смена никак не могла усидеть дома за книжками. Кое-где уже катили снеговые шары, хоть они слизывали снег до самой земли и получались грязные, с налипшими сухими листьями. Кое-где сражались снежками. А самые нетерпеливые, достав давно готовые лыжи, старательно шлепали в них где по снегу, а где и по голым земляным кочкам. И только ребята из пятого «Б» не участвовали во всех этих торжествах. Сегодня они встали спозаранок, чтобы успеть приготовить уроки, чем вызвали немалое удивление своих домашних, а сейчас трудились в пустой комнате возле раздевалки.

Школа только недавно переехала в это здание, поэтому неизвестно, что было в этой комнате раньше.

Зато теперь будет зоокабинет. И не какой-нибудь жалкий живой уголок, как в соседней железнодорожной школе, а самый настоящий, со всеми нужными приспособлениями и оборудованием по последнему слову техники. Все это должны были сделать ребята из пятого «Б», в котором учились лучшие в школе мастера.

Из них самыми прославленными были Радик и Женька. Пока они показали свои способности не в полную силу – это было еще впереди!

Сперва пришлось приводить комнату в порядок. Там был свален всякий ненужный хлам: заляпанные известью носилки и ведра, сломанные стулья, старые метлы и целые груды мусора. Ребята вытащили все это на свалку, вымыли полы, окна, смели со стен паутину.

Потом два школьных художника – Радик и Валька Сомов – нарисовали масляными красками на стенах две картины: Радик – медведицу с медвежатами в сосновом лесу, а Валька – рыб под водой.

Известный специалист по содержанию птиц и животных в неволе Витька Витамин, специально приглашенный на этот случай из соседнего класса, картины одобрил.

– Подходяще. Особенно медведи похожи. Пусть, какие звери тут будут жить, смотрят и думают, что в живом уголке лучше, чем на воле, потому что медведь, например, их уж съесть не может. От этого у них настроение улучшится…

Остальные ребята с ним согласились. Это было первое Радиково торжество. И Женька торжествовал вместе с ним. Ведь он, хоть сам и не умел рисовать, здорово помогал: разводил краски и мыл кисти, так что весь пропах керосином и закапал маслом не только брюки, но даже и фуражку.

А сегодня началась настоящая работа. Столяры под руководством богатыря Войленко и рыжего въедливого Сеньки Иваноза стругали сосновые доски – для особых тумбочек, куда ставить аквариумы.

А сами аквариумы должны были сделать Радик и Женька.

Столярничать мог всякий мальчишка в классе, не зря на уроках труда извели столько досок. Может, и не так хорошо, как Войленко или Санька, но, в общем, дело это нехитрое. А вот соорудить аквариум, чтоб он был большой, красивый и не протекал, – это не каждый может.

Аквариумов было запланировано сделать целых десять штук. От самых громадных, где б содержались комнатные и речные рыбы, до самых маленьких – для пиявок и улиток.

И не зря завхоз инвалид Як Яклич, когда к нему явилась делегация из пятого «Б» с бумажкой, где сам директор написал: выдать ученикам таким-то столько-то стекла и алмаз, чтоб резать, – не поверил и пошел к директору. Он вернулся злой и принялся ворчать:

– Ступайте за мной… Мне – что… Мое дело подчиненное… Воспретить не имею права. Сказали – выдай: на, бери, кромсай ее, коли в мелкие дребезги! Колоть вы мастера… Тут уж вы спецы наивысшей квалификации! Тут уж только руками развести! Чего ухмыляешься? Это ж тебе стекло-о! Дубина! Его же не так отрезал – обратно не приставишь, шуточное дело, его ж с умом надо резать, а не то чтоб… абы как!

– Ничего! – сказал Радик. – Сделаем! Еще получше.

– «Получше»… Держи вот алмаз, да потеряй мне из него зернышко!..

Он даже отправился следом за ребятами, тащившими двухметровые листы стекла, и все никак не мог успокоиться:

– Матушка ты моя, стекло! А я-то его доставал, старался… Не-ет, это вам не тяп-ляп, это же особенная специальность—стекольщик или тоже вот – кровельщик…

К счастью, в ворота въехала автомашина с дровами. Ян Яклич остановился и принялся ругать шофера за плохие дрова. А когда он явился в будущий зоокабинет, заранее сокрушаясь о погибшем стекле, стекло уже было разрезано как надо, так аккуратно, что и остатков почти не оказалось, Як Яклич молча оглядел и пощупал края отреза, взял у Радика алмаз, проверил, цело ли зернышко, и пошел к двери.

– Что? – ехидно спросил Санька. – Вот вам и «в мелкие дребезги»!

Як Яклич остановился и повернулся к нему:

– А резал кто? Радик! Петра Иваныча сын, так? Он же потомственный мастеровой, у него же врожденная квалификация. Не то, что ты!

– А я что? – обиделся Санька.

– А то, как ты доску фуганишь? Ты ж материал портишь! Дай-ка фуганок! Гляди! Видал? Видал? Дошло, нет? То-то! Так чего вам еще выдать? Листовой цинк и кровельные ножницы? Пошли двое со мной!

Когда цинк и ножницы были принесены, Радик громко объявил:

– Сейчас начнется самое важное!

После похвалы Як Яклича, который редко кого хвалил, а все больше ворчал и ругался, все почтительно прислушивались к его словам.

– Давай, Женька, разметку начинать, – сказал Радик и пояснил остальным: – Разметка – это самое важное. Сначала разметим, а потом уж начнем полосы нарезать… Потому что – чуть маленький перекос, все пропало! Верно, Женька?

– Перекос ни в коем случае нельзя допустить, – важно согласился Женька. – Исправить тогда будет трудно.

– Сначала нарежем, потом будем углы гнуть… для остова аквариума. Углы в особенности трудно будет рассчитать.

Комаров, которому по слабосилию было доверено всего лишь просеивать цемент, вдруг поднял голову и сказал:

– Углы я помогу рассчитать.

Такого нахальства Радик не ожидал! Нельзя было терпеть, чтоб каждый вмешивался и лез со своей помощью!

– «Углы-ы»… – передразнил он Комарова. – Чего б ты понимал в углах! Ты вон сей лучше, чтоб комков не было, чем об углах беспокоиться! А то получится у тебя такой цемент, что только собачники из него строить!

– Я сею… – испугался Комаров.

– Ну и сей.

Весело шла работа! Шуршали рубанки, звенела пила, падала стружка, пахло сосной, кровельные ножницы в умелых руках Радика и Женьки со скрежетом отгрызали ровные полосы цинка.

Явился любопытный Витька Витамин. Он хоть к общей работе допущен и не был, но тем не менее дома усидеть не мог, так как не переносил, чтоб хоть что-нибудь происходило без него. Он все тщательно осмотрел, особенно стекла, и удивился.

– Ого! Это, значит, такие громадные аквариумы будут? А как же их продувать? Резиновой грушей их не продуешь!

– Придумаем! – подмигнул ему Санька. – А то тебя призовем!

– Нужен такой моторчик, – сказал Витамин. – Маленький электромоторчик, как в магазине «Природа». Так тихонько тарахтит, а вода в аквариуме все время: буль, буль, буль… И – пузырьки!

– Я могу его сконструировать! – заявил вдруг Комаров. – В пятьдесят ватт…

– «Сконструировать»… – осадил зарвавшегося хвастуна Радик. – Ты вон сей лучше! Тоже мне: ватт! Понимал бы ты чего-нибудь в ваттах!

Но Комаров, вместо того чтобы скромно замолчать, разгорячился и начал размахивать руками:

– Нет, кроме шуток! Я видел такой… моторчик! Я знаю, как его делать! Я могу…

– Может, ты и атомную энергию можешь? – ехидно спросил Радик.

– Этого я не могу, а вот моторчик…

– Ну тогда и помалкивай!

Однако ребята заинтересовались, и все смотрели на Комарова.

– А как он будет работать? – спросил Войленко.

– Он будет работать от проводки! Там будет такой поршень… Он будет подавать воздух в резиновые такие…

– Итак, начинаем проверять, нет ли перекоса! – громко сказал Радик, но на него никто и внимания не обратил. Никому не было дела до того, как точно и умело, словно лист бумаги, изрезали они с Женькой цинк, – все думали только о моторчике, который, конечно, не сумеет сделать этот несчастный Комаров, только хвалится.

– А долго его придется делать? – спрашивал Войленко.

– Да что там его слушать! – зло сказал Женька. – Что он может сделать? Треплется только! «Моторчик, моторчик»… Слышите – первую смену отпустили! Значит, на сегодня работу прекращаем. Пошли, хватит его слушать! Он наговорит!

Уколы

В этот день даже классный руководитель Анна Ефимовна – грузная, седая и на вид очень строгая, – отметив в журнале, кого нет, некоторое время не приступала к проверке домашнего задания по арифметике, засмотревшись в окно на летящие снежинки.

Все в классе это сразу заметили и уставились в окна с таким интересом, будто видели снег в первый раз.

Один только Витька Крюков ерзал на парте взад-вперед и озирался по сторонам. В общем-то беспокоиться было уже поздно, от этого домашнее задание в тетрадке не явится.

Он был самый большой в классе, и лицо у него было большое, и рыжие веснушки большие, как кляксы.

Домашние задания ему выполнять было некогда. Он не успевал читать книги, причем никаких других книг не признавал, кроме военных приключений, и даже разговаривал особенным образом.

Если, скажем, ему надо было списать что-нибудь у Комарова, он выражался так:

– «Дай скопировать, – с презрением воскликнул капитан Витема, беря его за шиворот!»

Комаров, втянув голову и осторожно высвобождая воротник, отдавал со вздохом свою чистенькую тетрадочку, и Крюков поощрительно стукал его по спине:

– «Порядок, – заметил капитан Витема, идя обратно в свой кабинет».

Учить уроки он не любил, но получать единицы и двойки не любил еще больше. Поэтому ему часто приходилось прибегать к различным, как он говорил, военным хитростям. Сейчас, придав своему лицу болезненное, жалкое выражение, он поднял руку:

– Анна Ефимовна, можно выйти?

– Что случилось?

Анна Ефимовна отвела глаза от окна и внимательно взглянула на Крюкова.

– Меня… тошнит… – сдавленным голосом произнес Крюков, усиленно глотая слюну.

– Конечно, я могу это представить, – сказала Анна Ефимовна. – Когда человек не выучил урока, его всегда тошнит, а когда он все выучит, он чувствует себя великолепно, его не тошнит. Это каждый знает… Ты, конечно, читал книжку, как ловят всяких шпионов или там диверсантов, и теперь у тебя нет домашнего задания, и ты боишься, что тебя вызовут, так лучше выйти, погулять себе по коридору, чем так волноваться…

Класс захохотал, довольный, что сразу разоблачили пройдоху Крюкова, и как это здорово всегда у Анны Ефимовны получается: не поймешь, то ли она шутит, то ли всерьез говорит!

Но Крюкова смутить было трудно.

– Так, значит, можно, Анна Ефимовна?

Анна Ефимовна пожала плечами:

– Выйди… Только ненадолго, потому что спросить я тебя всегда успею, когда понадобится…

Крюков, не забывая держать у рта носовой платок, опрометью выскочил из класса.

Началась проверка домашнего задания.

Радик и Женька сидели на лучшем месте – возле самого окна, как и подобало людям авторитетным и уважаемым.

В окно можно было в любую минуту увидеть школьный двор.

Вот на крыльцо выскочил крошечный первачок, без пальто, в несуразно огромной шапке с торчащими, как у зайца, ушами, в огромных подшитых валенках. Подняв лицо вверх, он принялся ловить ртом снежинки, потом заметил ледяную дорожку, разбежался и лихо проехался по ней своими валенками, потом еще. Только нацелился проехаться в третий раз, как вышла няня – тетя Поля – и, взяв за руку, увела упирающегося первачка в школу.

Потом показался Крюков, тоже увидел дорожку, тоже немного покатался и побежал в подъезд, съежившись и тряся озябшими руками.

Минуты через две он ворвался в класс и шепотом сообщил:

– Уколы!

И показал пальцами, как вкалывают иглу и нажимают поршень шприца.

В классе началось беспокойство, движение и говор.

– В чем дело, Крюков? – спросила Анна Ефимовна. – Что там стряслось такое?

– Врачи пришли! – паническим голосом объявил Крюков. – Уколы делать! Уже пятый «А» повели!

– Могу себе представить, как это вам страшно! – покачала головой Анна Ефимовна. – Вы так боитесь всякой боли, что просто ужас! Вчера Иванов и Войленко, когда вышли из школы, так колотили друг друга об лед, катались по земле и сцеплялись руками и ногами, что я думала, они больше не встанут, а они поднялись и пошли, как ни в чем не бывало.

– Это мы не дрались, – объяснил довольный Войленко. – Вы не думайте, Анна Ефимовна. Это спортивная борьба… Называется—самбо.

– Разведчики и шпионы так всегда дерутся, – добавил Крюков с глубоким знанием предмета. – Шпионы дерутся хуже, поэтому их и ловят… Об этом есть в книжке…

– Я не знаю, как это называется, – перебила его Анна Ефимовна. – Я это говорю затем, что все вы такие чахлые, как мимозы… В прошлом году я как-то посмотрела в окно, оно выходит у меня прямо на снежную гору, пусть прогульщики примут это к сведению, – и что я увидела? Я увидела, что гора вся черная от детворы, они там спозаранок кишат, как муравьи. Я удивилась: в честь чего сегодня такое небывалое оживление? Оказывается, занятия в школах отменены по случаю сильного мороза, чтоб кто-нибудь не замерз по дороге в школу…

– Я ухо отморозил, – сказал Крюков.

– Это очень жалко. Но все-таки давайте прекратим переговариваться, ничего ужасного нет, всем делают уколы, и никто еще от этого не умер. Будем продолжать урок. Пусть к доске выйдет Крюков. После прогулки он, наверное, чувствует себя лучше и решит нам вот эту задачку…

Застигнутый врасплох, Крюков побрел к доске…

На перемене все любопытные столпились возле учительской, где находились врачи, и, когда открывалась дверь, жадно заглядывали внутрь. Там виднелись белые халаты, на столе бесшумно вздрагивало синее пламя, сверкали какие-то металлические предметы, пахло лекарствами.

От всего этого Радику и Женьке стало совсем не по себе, хоть и немало в своей жизни износили они всевозможных ран, ушибов, порезов и царапин и могли считаться по этой части людьми привычными.

Ученики пятого «А», которым укол уже сделали, горделиво прохаживались тут же и на вопросы пренебрежительно отвечали:

– А! Чепуха!

Як Яклич, ковыляя по коридору, покрикивал на толпившихся ребят:

– Расступись-ка! Что за базар? Не паникуй! Всем хватит!

А Комаров опять был в центре внимания. Пожалуй, и болезни не было, которой бы он не болел на зависть лентяям, обладавшим прямо-таки железным здоровьем. Он болел иногда по месяцу и все равно получал пятерки. Всех врачей он называл по имени-отчеству.

Сейчас Комаров стоял, окруженный ребятами, и хвалился самым бессовестным образом:

– Прививку от тифа мне делать не будут! Я им уже болел в позапрошлом году. Теперь у меня уже получился иммунитет.

– Что-о?

– А это значит, что я больше не заболею, потому что уже болел.

– Ишь ты… – завидовали слушатели.

– Глянь, расхвалился… – кивая на Комарова, сказал Радик Женьке.

– Здорово нахальный этот Комар, – согласился Женька. – Везде он суется, все знает.

– А если я болел? – спросил он у Комарова. – И мне не будут.

– И тебе… А почему же…

– Как же… – начал припоминать Женька. – То ли в прошлом, то ли в позапрошлом году чем-то болел… Еще горло у меня было завязано…

– Значит, у тебя была ангина!

– Вспомнил: она! – обрадовался Женька. – Но я тоже много кое-чем болел, будь уверен! Это сейчас почему-то перестал, а маленький – только и дела: коклюш там или еще что. Я даже свинкой болел! Может, скажешь, и у тебя свинка была?

– Не была, – сознался припертый к стенке Комаров.

– То-то! – торжествовал Женька. – А у меня была!

– А мышиным тифом ты болел? – спросил Комарова Радик.

– А скажешь, ты болел?

– Я хоть и не болел, но зато мой брат болел! Да вон он сам. Может подтвердить!

Среди любопытных находилось несколько первачков во главе с младшим братом Радика Сашкой, который хоть и учился каких-то три месяца, но уже обзавелся в своем классе авторитетом и огромным количеством товарищей.

– Желтухин! – грозно окликнул его старший брат. Желтухиным он сам его прозвал, потому что решил, что Сашка чем-то похож на скворца с таким именем из книжки «Детство Никиты». Желтухин своего прозвища не любил и поэтому откликнулся очень угрюмо:

– Ну, чего?

– Поди сюда!

Желтухин подошел.

– Говори: ты болел мышиным тифом?

– Ну и болел… Ну и что?

– Больше ничего. Ступай отсюда, хватит здесь шнырять! Распустился!

И Радик объяснил ребятам:

– Понятно? Мышиный тиф – это тебе не какой-нибудь там обыкновенный, которым каждый может заболеть. Он происходит от всяких крыс и мышей. Обязательно надо, чтобы тебя крыса или мышь укусила: без этого ты нипочем не заболеешь, как ни старайся…

Но Комаров не дал Радику досказать про эту редкую и таинственную болезнь.

– Вообще уколов и бояться нечего! Один укол – это пустяк! Когда я заболел малярией, мне сделали тридцать!

– Тридцать! – ахнули потрясенные слушатели.

– Да. По уколу в день и так – целый месяц!

И тут в коридоре появился Крюков. Напрасно он у доски мямлил и тянул время: времени ему как раз хватило, чтоб получить двойку.

Он шел, держа одну руку в кармане, другой придерживая засунутые за пазуху книжки.

– Эй, Крюк, куда? – окликнул его Радик.

Крюков медленно глянул через плечо:

– Капитан Витема, не захотя никаких уколов, направился по направлению домой!.. Двойку поставили, да еще укол им делай… Рыжих нет! Я не как вы!

– А что – мы?

– «Вам слабо, – заметил капитан Витема, презрительно улыбаясь…»

– Как это – слабо? – вдруг возмутился Радик.

– А так… Вы народ такой.

– Какой?

– Такой вот… Боитесь.

– Это вот, может, он боится, – показал Радик на Комарова. – А мы, будь уверен! Женька, выкинь в форточку наши портфели, мы тебя внизу подождем!

Женька заколебался было, да и самому Радику, по правде сказать, не так уж хотелось уходить, но все дело испортил Комаров.

– Напрасно вы, – сказал он.

– Как так?

– Все же делают.

– Мало ли что! Одно дело – ты, другое – мы! Мы вот не делаем! Тоже – сравнил! И вообще, чего тебе нужно?

– Ничего.

– Ну и молчи! Пошли, Крюк!

Комаров прикусил язык, а Радик гордо прошел мимо замолчавших ребят к раздевалке.

Там за маленьким столиком сидел Як Яклич, пил из кружки чай и читал журнал «Техника – молодежи».

– Эй, орлы! Сколь далеко направились?

– Мы сейчас придем. Нас послали… – пробормотал Радик, поспешно отыскивая свое пальто. Уже одетый Крюков пришел ему на выручку.

– Что это у вас за журнальчик. Як Яклич? А-а, «Техника»… Это неважный журнальчик… Я, Як Яклич, смог бы вам достать что-нибудь из военных…

– Тебе какое дело, ах ты, дылда! – вскипел неизвестно почему Як Яклич. – Ты порядочного-то журнала сроду не видал! Верзила! Напрасно ты, Родион, с ним связался… Я его давно приметил. По справедливости его не книжкой надо учить, а палкой!

– Так уж и палкой! – поднял нос Крюков.

– Именно! Да потолще какой!

Як Яклич начал вставать, и Крюков, не дожидаясь, что за этим последует, выскочил на улицу, Радик за ним.

«Масса удовольствий»

Снег падал и падал. Было тепло, тихо и белым-бело все вокруг.

Радик, Женька и Крюков не спеша шли по улице, изо всех сил стараясь наслаждаться прогулкой.

– А это ничего, что мы убежали? – в который раз спрашивал Женька, самый совестливый из всех троих.

– Конечно! – бодро подхватил Радик. – Смотри, как здорово: снег идет! Они там сидят, а мы себе гуляем, дышим.

Он отломил сосульку и сунул в рот:

– Видел? Они там парятся да двойки получают, а я вот сосульку ем! Верно ведь?

– Это так…

– Вы еще никогда не смывались с уроков? – спросил Крюков. – Нет? Зря. Получим массу удовольствий! Какой же ты ученик, если ни разу не прогуливал? Так… Шляпа!

– Как Комар! – ввернул Радик.

– Вот-вот! Наподобие его! Я, когда учился в железнодорожной школе, вот там – пацаны! Только и знают – бродят вокруг школы целыми массами! Противно им в школе быть! Они себе гуляют возле железной дороги, наблюдают вагоны, паровозы. Мы можем туда махнуть, меня там все знают!

– Далеко.

– А куда пойдем? А то поблизости маскироваться тяжеловато. Тут нас с ходу запеленгуют: стой, почему не в школе?

– А верно: что мы завтра будем говорить? – спросил Женька.

– Хо! Уже испугался! Бери пример с меня. Анна Ефимовна говорит: «Крюков показывает пример, каким не надо быть ученику, его надо поместить в стенгазете». А мне ничего! Пускай помешкают. А завтра мы скажем, что не хотели делать укол. А она знаешь что ответит? «Ай-ай-ай, вы такие взрослые мальчики, как вам не стыдно, у меня сын Эмма (это имя такое – Эммануил) меньше вас и то ничего подобного не боится…» Вот что она ответит! А этот Эмма и правда ничего не боится: глянула бы она, как он дерется, как цепляется за машины – она небось не знает! А задира! Я ему говорю: «Зачем тебя зовут Эмма?» А он: «А тебе чего не хватает?» Я говорю: «Это девчачье имя». А он: «Давай стукнемся!»

– А ты? – заинтересовался Радик.

Но Крюков сделал вид, что не расслышал.

– Зато в жочку лучше его нет игрока, хоть обойди ты все городские и железнодорожные школы. Анна Ефимовна нам не велит в жочку играть, а у самой сын – прямо чемпион! Правой ногой набивает сто раз, левой – восемьдесят. И жочка у него особенная: половинка мелкокалиберной пули, а к ней пришит кусочек вот с такой длинной шерстью меха, пушистого, как заячий хвост. Я говорю: «Это от какого зверя мех?» А он: «От тебя!» Анна Ефимовна, она забывчивая ужасно, все забывает. Раз говорит мне: «Где у тебя домашняя тетрадка, она, наверное, совсем пустая? Я проверю!» Тут я скорей у Комара все содрал, а она и не проверила. Это потому, что у нее голова забита арифметикой, алгеброй и разной там тригонометрией!

– А правда, ребята, говорят, что она пишет научную работу? – спросил Женька.

– Пишет, пишет, а как же! Это я точно знаю! Это я и говорил. Я раз ей письмо домой носил и поглядел на столе: страшно научная, ничего не поймешь – одни закорючки, буковки и числа! Она знаешь как разбирается! Она профессором может стать!

– И что же она тогда будет делать?

– Будет выдумывать какие-нибудь новые правила, задачки составлять, примеры… А нам потом их учи! Древние люди никаких задачек не решали, а как даст кому-нибудь, так тот с катушек! Вот в сорок седьмой железнодорожной школе из одного только нашего класса оставалось на второй год шесть человек! Вот это был класс! Теперь таких нет. У нас ребята недружные.

– Ну, это ты брось, – сказал Радик. – У нас дружные ребята.

– Я не в этом смысле. Вот, например, когда я учился в четвертой школе – это где элеватор, – раз сотворили мы над одним учителем такую потеху…

В чем эта потеха заключалась, Крюков так и не рассказал. Он вдруг замолк, повернулся кругом и поспешно зашагал назад.

– Ты чего?

– Тревога! Директор! – не оборачиваясь, проговорил Крюков.

Радик и Женька без оглядки понеслись за ним, обогнав всех прохожих впереди себя, пока не попался им переулок, куда они и свернули, чтобы отдышаться от испуга и быстрой ходьбы.

– Отважные разведчики под командованием капитана Витемы скрылись в снежной пелене! – сказал Крюков. – Тоже, называется, директор… Гуляет по улицам, когда надо присутствовать в школе. Только учеников своих пугает!

– Куда ж мы теперь?

– Подожди… – начал соображать Крюков. – Здесь нам быть нельзя, кто-нибудь встретится. В этом районе постоянно наша соседка бродит. В какой магазин ни зайди, а она там! Знаю. Пойдем на вокзальный рынок! Никогда не были? Какие там продаются… собаки! Неимоверное количество, масса собак! Все страшно породистые – доги, бульдоги… моськи…

– И овчарки? – заинтересовался Женька, питавший особую любовь к овчаркам.

– Овчарок там даже и за собак не считают! Разве что какая-нибудь совершенно громадная. Есть у нас мелочь на автобус?

Радик и Женька вывернули карманы и кое-как набрали мелочи на три билета.

– А обратно как поедем? – спросил осторожный Женька. – На обратно у нас уже денег нет.

– Обратно мы пойдем пешком. Я вам по дороге покажу массу всяких интересных… домов! Да и время как раз пройдет, чтоб можно было домой являться! «За мной, – воскликнул капитан Витема, шагая по снежной пелене!»

Автобус быстро привез ребят к вокзалу.

Всю дорогу Крюков описывал достоинства собак, продававшихся на рынке.

Сойдя с автобуса, он долго озирался по сторонам.

– Ты что, не знаешь, где этот базар? – подозрительно спросил Радик. – Ты, может, на нем и не был?

– Как это не был? – ни капельки не смутился Крюков. – Просто надо сориентироваться! Ага!

Он двинулся следом за старушкой с пустой кошелкой в руках, и старушка привела ребят к огороженной штакетником площадке за вокзалом, полной людей.

– Вот он! – радостно воскликнул Крюков. – А вы говорили!

Количество собак он сильно преувеличил. По правде сказать, после долгой толкотни в толпе ребята отыскали всего одну собаку. Она была привязана к забору, имела вид жалкий и ободранный и тоскливо глядела в землю.

Крюков осмотрел ее с видом знатока.

– Понятно? Чем не собака? Сразу видно, породистая. Это какой, теть, породы? – обратился он к озябшей хозяйке. – Очевидно, служебно-оборонный терьер?

– Може, и он… – равнодушно согласилась хозяйка. – Я в них не разбираюсь…

– Сколько стоит?

Хозяйка чуть оживилась.

– Да сколько дадите. Какая ей цена! С рук бы сбыть, Может, так возьмете? Замерзла я с ней стоять.

– Нет, – покачал головой Крюков. – Нам нужна овчарка. Какая побольше. Где тут овчарки, теть, что-то я забыл, а? А эту собаку вы лучше не отдавайте, а отдайте в дрессировочную школу. Там ее научат ловить всяких нарушителей!

Хозяйка собаки только махнула рукой.

Больше на рынке ничего интересного не было.

Ребята пошли назад.

Проходя мимо железнодорожной школы, они увидели в окнах прилежно склоненные головы. Что-то незаметно было, чтоб здешние ученики бродили «целыми массами», как расписывал Крюков. Только один мальчишка, высунув голову в форточку, крикнул:

– Эй, Крючина! Ты зачем в наши края?

– Да так… гуляем… – сквозь зубы ответил Крюков. – У нас ребята не то что здесь: мы, когда хотим, мы… гуляем. Сейчас вот ходили на рынок – поглядеть на собак! А вы учитесь…

И он, как ни в чем не бывало, проследовал дальше.

Последнее удовольствие заключалось в том, что Крюков вздумал принять участие в сражении снежками, происходившем между двумя группами каких-то незнакомых ребят. Он метко влепил снежок в шапку одного из сражающихся, после чего обе воюющие стороны вдруг объединились и обратили наших друзей в самое паническое бегство.

Наконец возле одних ворот Крюков остановился и сказал:

– А вот здесь я живу! Ну, я пошел домой. Я бы вас к себе позвал, да боюсь – дома никого нет, и ключ потерялся, как назло! Неплохо мы сегодня провели время, а? Никогда я еще так не веселился! В общем, приветик!

– Приветик…

Крюков шмыгнул в ворота, а Радик и Женька побрели дальше, не зная, как убить часы, оставшиеся до конца уроков.

Повсюду дворники сгребали снег в кучи, и машины куда-то его увозили.

– Зачем вы снег увозите? – от нечего делать спросил Радик у одного дворника, показавшегося приветливее других.

– А как же? – удивился дворник, сдвигая шапку на затылок и обтирая потный лоб.

– Пускай бы лежал…

Дворник с усмешкой оглядел Радика и Женьку с ног до головы.

– Такая наша функция, понятно? Чтоб вот вам, лодырям, удобнее было прогулки свои совершать да занятых людей бестолковым разговором…

– Лодырям? – обиделся вдруг Женька. – Может быть, мы по делам идем!

– Оно и видно… – ответил дворник, отворачиваясь. Когда Радик и Женька отошли подальше, Женька тряхнул головой:

– Интересно, как он узнал, что мы прогульщики? Наверное, вид у нас такой. Пошли быстрей!