Текст книги "Братья по крови. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Юрий Артемьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Сна ни в одном глазу. Какого хрена? Ко мне приближаются люди с одеялом в руках…

Твою мать! Тёмная… Сейчас накинут одеяло на голову и будут бить. А из-под одела я не смогу даже разглядеть, кто это был… Кого потом винить, что забьют до полусмерти? Никто ничего не видел…

Сквозь полуприкрытые веки я внимательно следил за приближающимися тенями. Но в самый последний момент подтянул к себе колени и резко ударил обеими ногами того, что был ближе ко мне. Его, как ветром сдуло. Но он крепко держал в руках одеяло, и улетая потянул его на себя… Второй «тень» тоже крепко держался за одеяло, поэтому полетел вслед за ним. Я вскочил с кровати и прыгнул. Прыгнул снова обеими ногами на тех, кто барахтался в проходе, запутавшись в одеяле… Кажется, что у кого-то где-то что-то хрустнуло. Хорошо, что не у меня. Раздался чей-то крик… Я ещё пару раз крепко приложил ногой кучу в одеяле. Но потом понял, что у Лёшкиной кровати тоже идёт возня и слышны удары. Я бросился на помощь брату. Сориентировавшись кто где, начал молотить куда попало. Лёшка тоже сопротивлялся, хотя ему было тяжелее, чем мне. Похоже, что ему не удалось вовремя проснуться, и трюк с одеялом у нападавших получился более удачным, чем со мной.

– Лёха! Меня не задень! Я сейчас…

Но тут на меня налетел, кто-то сзади и почти сшиб с ног. Я отлетел к своему спальному месте, но в этот момент умудрился схватиться за дужку кровати… Дужка оказалась у меня в руках…

И тут началось… Я молотил кого попало куда попало, стараясь только не задеть Лёху, который всё ещё не смог выбраться из-под накинутого одеяла…

Нападающих было человек шесть или восемь. Трудно было в куче их пересчитывать. Трое уже валялись на полу, скуля от боли… Ещё двое возле Лёшки и двое передо мной. Семеро против нас двоих.

– Крысы! Что, *ля? Семеро двоих не боимся. Трындец вам, козлы.

Я уже не мелочился. Хреначил и по рукам, и по головам. Мне уже было всё равно…

Когда в комнате зажёгся свет, и в комнату вошёл трудовик Семёныч, на ногах оставался только я, да ещё Лёшка, который только что смог освободиться. И держался рукой за левый бок. Из-под его ладони сочилась кровь…

– Кто, суки? – заорал я, замахиваясь дужкой от кровати. – Кто моего брата ножом пырнул?

Ответ на мой вопрос валялся в проходе, возле Лёшкиной кровати. Рыжий всё ещё сжимал в руке что-то острое.

Не раздумывая ни секунды, я бью эту рыжую тварь железной дужкой по голове. Видя, как из проломленного черепа брызжет фонтанчик крови, я не могу остановиться и замахиваюсь снова. Но на мне сзади повисает Семёныч, блокируя мои руки и железяка со звоном падает на пол…

Я смог сбросить трудовика со своих плеч и кинулся к Лёшке.

– Братишка! Ты как? Живой?

– Жив пока… – хрипит Лёшка… – Я зажал рану… Но кровь идёт…

– Скорую! Вызывай скорую! Быстро! И ментам позвони… Но сперва в скорую! – я ору прямо в лицо Семёныча…

Он меня слушается и бежит куда-то в коридор…

На полу ползают и поскуливают побитые, да покалеченные «злодеи». Рыжий уже не шевелится.

Я подбираю свою железяку и встаю возле дверей.

– Всем лежать, суки! Кто дёрнется, завалю!

* * *

В ожидании прибытия скорой и милиции, пользуясь тем, что в комнате горит свет, я стал разглядывать тех, кто валялся на полу в разнообразных живописных позах. Ну, Рыжий Андрей с пробитой башкой – это само собой… Двое его шестёрок, конечно же, тоже тут. Странно, но среди лежащих на полу оказались и двое любимчиков завуча. Иванов и Пилипенко… Они-то тут что забыли? Учатся на год старше нас… Интересно… Какие у них общие дела были с рыжим? А вон те двое из нашего класса…

В комнате было восемь спальных мест. Наши с братом кровати были у окна. Остальные шесть занимали мальчишки из нашего класса. Сейчас они все уже проснулись, но никто не покинул своих кроватей. Ребята были испуганы и выглядывая из-под своих одеял старались лишний раз не привлекать моего внимания. Похоже, что теперь они меня будут бояться больше, чем раньше боялись рыжего. Наверное, я очень страшно выгляжу со стороны. В трусах и в майке, перепачканный чужой кровью, с железякой в руке…

Менты приехали первыми. Я думал будет опергруппа со следователем. А тут что? Старшина и два сержанта… Ну, что же… Придётся всё брать в свои руки.

– Я прошу Вас не входить сюда.

– Это ещё почему?

– Чтобы следователь мог зафиксировать место преступления в протоколе и составить схему.

– Какое преступление? Вы чёго тут? Подрались что ли?

В присутствии милиции побитые подранки начали шевелиться.

– А ну лежать! – снова скомандовал я, замахиваясь своей железякой.

– Ты, парень, бросил бы свою трубу! – угрожающе сказал старшина, лапая кобуру…

– Товарищ старшина! Тут произошло нападение группы лиц по предварительному сговору на несовершеннолетних лиц не достигших четырнадцати лет с применением холодного оружия. Моему брату было нанесено ножевое ранение в живот вот этим рыжим. Обороняясь я ударил его этой дужкой от кровати. Следователь это может квалифицировать, как убийство совершённое при превышении пределов необходимой обороны. Так что давайте пока оставим всё, как есть. Хотя Вы можете засвидетельствовать. Что нас с братом двое, и мы не одеты, так, как спали в момент нападение этих вот семерых. Кстати, из них как минимум трое старше четырнадцати. И они уже попадают под действие Уголовного Кодекса РСФСР от 1960 года за совершение тяжких преступлений.

Пока я вот так заговаривал зубы старшине, приехала скорая. Я помог брату выйти из комнаты, по-прежнему никого туда больше не пуская. В коридоре его положили на носилки и унесли.

Старшина по рации, висевшей у него на портупее уже вызвал подмогу. Возможно, это будет следователь, который, наконец-то зафиксирует картину преступления…

Но, нет… Прискакала Нелли Леонидовна.

– Тихий! Опять ты!… – попыталась она наехать на меня.

– Нелли Леонидовна! Не входите, пожалуйста, в комнату.

– Это почему ещё? – визгливо спросила та, кто на своей территории не терпела никакого другого мнения, кроме своего

– Мы ждём приезда следователя…

При упоминании о следователе, завуч сдулась и осталась стоять в коридоре.

* * *

Ну а дальше… Завертелось, закрутилось. Приехала и опергруппа, и эксперт, и следователь… Я проследил, чтобы они изъяли и опечатали нож с отпечатками пальцев рыжего и Лёшкиной кровью. И одеяла, которые принесли с собой нападающие. Попросил также, чтобы изъяли как вещественное доказательство и дужку от кровати. А то потом вместо неё появится какая-нибудь дубинка или кастет. Всякое бывает.

Опера опрашивали побитых злодеев. А следователь попытался допросить меня… Но я пояснил, что так как я несовершеннолетний, то показания буду давать только в присутствии опекуна или преподавателя. Пётр Семёнович не подходит, так как он является свидетелем. Нелли Леонидовна – лицо заинтересованное. Как завуч она будет стараться замять это дело, чтобы не подвергаться потом наказанию со стороны РайОНО и прочих вышестоящих организаций. В качестве опекуна подойдёт местная медсестра Раиса Степановна. Но всё-таки допрашивать малолетнего лучше в дневное время… Так как любой адвокат потом может сказать что лицу не достигшему четырнадцати лет не давали спать и допрашивали в три часа ночи.

Следователь слушал меня слушал, захлопнул свою папку и высказал мне всё. что он обо мне думает.

– Ты, чё, малец? Самый умный? Одевайся! Поедешь с нами! В камере выспишься.

– Но мне ещё четырнадцати нет.

– А я этого не знаю… На вид тебе шестнадцать. А когда подтвердится твой возраст, то мы тебя отпустим.

– Нехорошо сироту обижать, гражданин начальник! Бог не простит…

– Вот как ты заговорил, мерзавец…

– А как Ваша фамилия, товарищ? Мне это очень надо знать, чтобы после подать на Вас жалобу в прокуратуру за противоправные действия в отношении несовершеннолетнего законопослушного гражданина СССР.

– Ты не о*уел, пацан? А ну быстро одевайся!

– А если я откажусь? С какой стати мне куда-то с Вами идти, если мы совсем не знакомы? Вдруг Вы извращенец какой-то?

– Чего, *ля?

Следователь отдал команду сержанту и тот тут же схватил меня за руку. Старшина что-то прошептал на ухо следаку, но тот только отмахнулся от него.

Меня прямо так, в трусах и в майке, абсолютно босого, запихнули в милицейский «бобик». Ну а потом уже повезли куда-то. Похоже, что либо тут у ментов полный беспредел творится, либо я что-то не понимаю.

Раннее утро 3 июня. 1974 год.

Москва. ⁇ отделение млиции.

Поездка была не лишком долгой. Местное отделение было в переулке около станции метро. Так что доехали быстрее. Чем просто быстро… Дольше времени меня загружали в машину и выгружали из неё… В отделе меня сразу провели мимо дежурки, и безо всяких разговоров тупо запихнули в полуподвальную камеру. За моей спиной, со скрежетом несмазанных петель, захлопнулась металлическая дверь.

В камере стоял стойкий липкий запах пота, мочи и дерьма. Там были грубо сколоченные деревянные скамейки, но на одной из них уже спал, отвернувшись к стене, какой-то не слишком опрятный человек. Ещё двое, с побитыми мордами, сидели рядом на скамейке у противоположной стены, и вполголоса разговаривали о чём-то. После моего появления они замолчали и стали внимательно меня разглядывать… Наконец, один из них сплюнул на пол и спросил, довольно таки писклявым голосом:

– Ты кто?

– Конь в пальто… – грубо ответил я. – А тебя не учили, что в хате западло на пол плевать? Тут люди живут. Видишь, я босыми ногами пол топчу. Ты что же думаешь, я по твоим плевкам ходить буду? Вытри!

– Чё ты сказал, сопляк? Да я тебя в рот……

Тут он почти был прав, как ни погляди. Несмотря на то, что было начало лета, в трусах и майке ночью было не тепло. А босые ноги не прибавлял здоровья моему организму. Поэтому носом я уже шмыгал… Но называть меня сопляком – это уже перебор на сегодня. Хотя нет… Перебором была вторая фраза… За такое в приличных местах сразу на нож ставят… Жаль, что ножа нет…

Сидел этот гнусавый очень удобно. Удар ногой в челюсть, отправил его на грязный пол. Он как раз умудрился упасть на то место, куда плюнул минуту назад.

– Следи за базаром фуфлыжник! Или ты по мальчикам сохнешь? Обломайся! Я не из таких…

Не успел ещё первый подняться, как его собеседник уже встал с лавки.

– Пи**ец, тебе, малявка!

Я прислонился спиной к металлической двери. Шансов у меня выстоять в честном поединке против этих двоих в условиях тесной камеры было ноль целых хрен десятых. Бежать тут некуда. Подручных средств тоже нема. Осталось только шуметь погромче. Глядишь, менты среагируют на шум. Это же их обязанность, следить, чтобы беспорядки не нарушались… Ну, или как-то так…

Сильно пошуметь мы не успели. С проворностью кошки, тот, кто ещё секунду назад тихо спал на лавке, оказался на ногах. Два коротких выверенных удара, и два тела разлетелись по разным углам.

– Цыц, парашники!

Он стоял посреди камеры. Спокойный и уверенный в себе. Ботинки без шнурков, мятые брюки, а потёртый пиджак был надет на голое тело. На груди, через распахнутые полы пиджака были видны множественные татуировки. Купола и ещё что-то… Всё не разглядеть.

– Пацан верно сказал. Чего непонятного? Вам место под шконкой, чушкари.

– Тихон, ты чё… – заверещал один из них.

– Заткнись! Или я тебя щас заткну…

В камере стало тихо…

– Иди сюда, пацан! Присаживайся рядом! В ногах правды нет…

* * *

Сидеть на деревянной лавке было куда приятнее, чем стоять босыми ногами на каменном полу.

– Тебя из-под одеяла взяли? И чего ты с ментами не поделил?

На наседку этот сиделец вроде бы не похож. Грубить ему не хотелось. Но мне особо и нечего было скрывать.

– Детдомовский я. Нас с братом ночью убивать пришли. Семеро их было…

– Было… – усмехнулся тот, кого назвали Тихоном. – А сколько осталось?

– А никого не осталось. Все там и легли. Брата моего ножом пырнули. Я не знаю даже, жив он или нет…

– Лепилы чего говорят?

– Скорая его увезла сразу. Ничего не сказали.

– А куда пырнули?

– Вот сюда. – я показал себе на левую часть живота.

– На себе не показывай! Примета нехорошая. А тот, кто его пырнул?

– Я его зажмурил, похоже.

– Ножом?

– Дужкой от кровати. Это же всё у нас в детдоме было. Мы спали, когда они пришли. На Лёху одеяло накинули и бить начали. А я умудрился проснуться за секунду до нападения и успел на ноги вскочить. Чуйка разбудила.

– Хорошая способность – беду чуять. Полезная…Так говоришь, семеро их было?

– Да.

– И всех замочил?

– Нет. Остальных так… Погладил слегка…

– Тебе сколько лет-то?

– Тринадцать пока… Четырнадцать только в августе будет и мне, и брату… Если выживет…

– Шанс выжить есть. Если бы в правый бок прилетело, то хуже. Там печень. Это верная смерть… Так что, не ссы, пацан. Даст Бог, выживет брат. Тебя, как звать-то?

– Саша… Тихий.

– Погремуха такая?

– Нет. Фамилия…

– От бати такая досталась или в детдоме дали?

– От матери. У бати фамилия была Тихо́й, а у матери Тиха́я. Мать умерла нас с братом рожая. Ну а когда документы оформляли, нас так и записали. Мать – Тихая. Ну, а мы с братом Сашка Тихий и Лёшка Тихий. На бумаге ударение не ставится…

– А батя?

– Помер… Давно уж… А ты, дядя Тихон, вор? – я указал на его расписанную татуировками грудь, что виднелась из-под пиджака.

– Нет. – усмехнулся он… – Я обычный бродяга. Такой же, как и ты – босяк. И не зови меня дядей Тихоном. Какой я тебе дядя? Меня Вениамином отец назвал. Но если ты, мелкий, назовёшь меня «дядя Веня», получишь по ушам. Понял? – усмехнулся он и подмигнул мне.

– Понял. А как мне тогда к Вам обращаться?

– Зови Тихон. Меня так люди знают. И не выкай мне тут. Не по пацански это.

– А ты тут за что, Тихон? Хотя… Это меня не касается.

– Да. Ты прав… Не касается… – он вздохнул. – Ни за что я тут… Не при делах. Но вешают на меня мокруху. А меня даже в городе вчера не было. Не сегодня, так завтра уйду отсюда. Доктор придёт разрулит.

– Доктор? Ты что? Болен?

– Доктор – это адвокат… Так его иногда называют на киче.

– Ясно…

– За брата постоять – дело святое… Вот и моего братишку меньшого зарезали недавно…

Тихон замолчал…

– Малой! Ты тут на районе знаешь кого?

– Откуда… Мы в интернате почти взаперти. Редко удаётся через забор выбраться… А что?

– Да есть тут один фраерок фиксатый. Мне шепнули, что это он брата моего… Я его не успел даже найти. Кто-то замочил его раньше… Причём смачно так замочил, как суку, забил ногами… А мне теперь мусора это дело шьют… Обломаются… Я в это время на кладбище был. Брата хоронил. Меня сорок человек там видели. А как за стол сели брата поминать, то меня менты прям там и приняли… Волки позорные… Хорошо хоть успел рюмку опрокинуть. Помянул братишку…

Это слово, словно всколыхнуло мою память. Я снова ранен, а Лёшка тащит меня на своих плечах, и говорит мне: «Держись, Братишка!»

А потом вдруг на меня, как накатило. Снова всплывают картинки из прошлого. Только из совсем недавнего, вчерашнего прошлого. Мы идём с Лёхой от метро через дворы. Навстречу нам выходят трое, а один из них, фиксатый, говорит противным голосом: «Денюшки есть?»

– Тихон! А ты можешь, мне описать как выглядел тот фраер, который мог убить твоего брата?

– Тебе это зачем?

– Видел я тут намедни одного фиксатого… Ростом чуть выше меня. Голос противный такой, шепелявый… Фикса на втором зубе слева. На правой брови небольшой шрамик. Пересекает бровь по диагонали… Правое ухо у него ещё слегка повреждено… На костяшках рук татуировки На одной руке: «К О Л Я», на другой «1 9 5?»

Я описываю фиксатого подробно. Потому что у меня ещё с прошлой жизни хорошая, почти фотографическая память на лица… Умел бы рисовать, мог бы фотороботы составлять.

– Ну, ты и картинки рисуешь. Где ты такого фраера видел, парень?

Тихон подался в мою сторону. Меня это даже немного напрягло… Рассказать ему, что это мы с Лёхой избили, а возможно и убили того, кто якобы зарезал его брата? А надо ли это мне… Переведёт на нас стрелки, чтобы выйти на свободу. А на мне или на Лёхе повиснет обвинение ещё в одном убийстве, совершённом при превышении необходимой обороны. Доказывай потом, что ты не верблюд…

Кажется, что мой собеседник что-то понял. Он наклонился ко мне поближе и почти шепотом стал мне говорить прямо в ухо.

– Сашка! Я вижу, что ты, что-то знаешь. Если ты опасаешься меня, то… Правильно делаешь. Верить никому нельзя… Но я тебе не враг. Век воли не видать!

Он даже перекрестился.

– Тихон! Я тебя не знаю, но расскажу тебе всё, как было. Я хочу тебе поверить, потому что ты как и я, за брата бьёшься… Надеюсь, что ты человек слова…

Я вздохнул и начал рассказывать этому совершенно незнакомому мне человеку, как мы с братом подрались в одном из дворов по пути от метро…

– Их было трое. Один, как я и говорил – фиксатый. Другой – худой, нескладный такой… Совсем не боец… На третьего я внимания не обратил. Серый какой-то. Невзрачный. С меня ростом. Фиксатый потребовал у нас денег. Лёха его свалил с ног ударом в челюсть. Я вырубил худого. Кажется, колено ему выбил или сломал. Лёха сцепился с невзрачным, они упали на землю. А в это время фиксатый с ножом хотел напасть на брата. Я сбил его с ног. А Лёшка, справившись со своим противником, немного потоптал фиксатого. Зубы ему выбил. Но, вроде бы тот ещё шевелился, когда мы уходили оттуда. Нож у фиксатого мой брат забрал. Но я его осмотрел потом, заметил среды крови на лезвии возле рукояти, и выкинул…

– Куда? – напрягся Тихон.

– В воду бросил. Новоспасский пруд. Со стороны монастыря, прямо напротив родника. Кинул по прямой, ближе к самой середине пруда.

– Как нож выглядел?

Я подробно описал, как выглядела та самодельная финка…

Тихон сидел молча… Он думал. Думал сильно и явно прокручивал в голове разные сценарии развития будущих событий. Это было хорошо видно по его лицу. Он даже не скрывал своих эмоций. На его висках появились синие вены, а лицо было красным от возбуждения…

– Ты знаешь, парень, что ты мне сейчас рассказал?

– Знаю. Компромат на меня с братом.

– Забей! Ты… Короче… Я отсюда сегодня выйду, а потом мой адвокат вытащит тебя. И брата твоего мы не оставим в беде.

Он надолго замолчал… А потом встал и стал ходить по камере из угла в угол… Похоже, что так ему думалось лучше…

Я так устал, что не нашёл ничего лучше, как улечься на лавке, и подложив кулак под ушко, вместо подушки, заснул, как убитый…

Тьфу-тьфу-тьфу! Чтоб не сглазить…

Глава 9

Глава девятая.

Говорят, что жизнь лишь грош. Это ложь.

Как бы жизнь не хороша, всё ж не стоит и гроша.

Жаль, что надо много грошей, чтобы жизнь была хорошей.

* * *

Без головы и без оглядки

Я поиграл с судьбою в прятки.

Игра прошла совсем без правил.

Противник шансов не оставил.

Мораль ясна для пониманья:

Играя, проявляй вниманье.

Старайся впредь не забывать:

«Когда, на что и с кем играть!»

* * *

Проснулся я от того, что мне дико захотелось облегчиться… Уже не было холодно. Похоже, что утро уже наступило. Сквозь маленькое зарешёченное окно в камеру даже проникал солнечный свет…

В камере не было никаких удобств, кроме двух деревянных лавок. Сейчас, кроме меня, никого больше не было в этом тесном помещении… Сдаётся мне, что пьянчуг выгнали рано поутру, а Тихона, наверное, адвокат вытащил, притащив кучу свидетелей, что он был в другом месте, пока кто-то убивал его врага. А что? Если это тот самый фиксатый, которого Лёха запинал ногами, то Тихон явно не при делах.

Бли-ин… Как ссать-то хочется… Боюсь, что ещё немного, и я отолью всё своё, накопленное за ночь, в любой из углов этой камеры. А так, как делать этого мене совсем не хотелось, то я стал стучать кулаком в железную дверь камеры. На мой стук очень долго никто не реагировал. Я уж думал, что всё… Но вот за дверью послышался мужской голос:

– Чего шумишь?

– Выведи в туалет! Сил нет больше терпеть.

– Подождёшь…

– Не могу, командир… Ща на стену отолью…

– Я тебе отолью… Своей одеждой пол мыть будешь! Сказано подождёшь, значит, подождёшь…

Я продолжил монотонно стучать кулаком по гулкой железной двери.

– Ты у меня сейчас достучишься…

– Будь человеком. Выведи поссать!

– Подождёшь…

Шаги удалились… Я продолжал стучать по двери. Мне уже стало всё равно… Я был на грани срыва… Я стучал монотонно, долго, аж кулак заболел…

Наконец послышались шаги, скрежетнул засов, открываемый снаружи, а милиционер, распахнувший дверь, скомандовал коротко:

– Пошли!

Я молча шёл туда, куда мне указали. Сержант отвёл меня в дежурку, а сам ушёл куда-то, оставив меня наедине с капитаном. Капитан сидел за перегородкой и что-то писал. Похоже, что он был с большого бодуна… Морда у него уж больно была помятая… Да и сам он был какой-то помятый и неопрятный, как будто даже спал в одежде.

– Чего шумишь? – рявкнул он, наконец-то обратив на меня внимание.

– В туалет… – у меня уже не было никаких сил…

– А шумишь чего? Хулиган…

– Капитан, я сейчас прямо здесь обоссусь. Хватит мучить! Веди в туалет!

– Ты как разговариваешь с сотрудником милиции?

Всё… Терпеть я больше не мог, а мочиться в трусы меня ещё в детстве отучили… Я отвернулся от мятого капитана, приспустил трусы и стал отливать прямо в угол…

Бли-и-ин! Это какой же кайф! Мне сразу полегчало. Зато капитану, похоже, что поплохело…

– Ты что творишь, гнида?

Судя по голосу и шуму, который создавал капитан, он сейчас выскочит из-за своей перегородки и набросится на меня.

Но я уже закончил все свои дела, подтянул трусы и повернулся на шум.

Вовремя, однако. Капитан уже был рядом. Он замахнулся, и его кулак полетел мне прямо в левое ухо…

Дальше произошло то, чего я от себя даже и не ожидал. Каким-то невероятным образом я увернулся от удара, и схватив капитана за рукав кителя, «помог» его телу продолжить движение вперёд, заодно подставив ему ещё и подножку…

Несмотря на то, что капитан был намного крупнее меня, но приём из айкидо мне удался на все сто.

Пролетев мимо меня, капитан врезался в стену, и сполз по ней вниз, растянувшись в луже, которую я только что наделал…

Мысли скакали в голове, как белка в колесе.

Бежать? Куда? Мои данные им известны. Да и к тому же, босого и неодетого меня быстро догонят. Убегаешь – значит. виноват. Потом может быть хуже…

Куда уж хуже? Сейчас забьют до смерти, а потом скажут, что так и было. Про такие случаи я много чего знаю или слышал он надёжных людей… В семидесятые было несколько таких громких дел, когда менты людей забивали насмерть… Наиболее известное – убийство майора комитета госбезопасности на станции метро «Ждановская». Ну, а я совсем даже не майор КГБ, а букашка мелкая. Раздавят и не заметят. «А был ли мальчик?»

А сколько таких дел было тихих? Про которые никто никому ничего не рассказывал.

Что делать? Что делать?

И сам себе отвечаю голосом Папанова: «Сухари сушить!»

* * *

Капитан стал приходить в себя. Но, кажется, что он ещё не понял или не осознал, что же с ним случилось. Он сидел в луже и хлопал глазами. И в это самое время в дежурку зашёл тот самый сержант, который выводил меня из камеры.

– Ах, ты *ля! – вырвалось у него.

Сержант стал на меня наступать, расставив руки, как будто очень желал меня обнять. Но судя по его лицу, ещё он желал задушить меня в своих объятьях.

А я поймал какой-то кураж. Воспользовавшись тем, что мент широко развёл руки, я влепил ему ногой прямо по фаберже. Невзирая на то, что у меня были босые ноги, похоже, что ему крепко от меня досталось, или просто я попал очень метко. Его так скрючило, что мне аж самому стало больно на это смотреть. Но времени тратить на то, чтобы разглядывать поверженных противников у меня не было. В дежурку заходили с улицы ещё трое в форме…

Я отступил и прижался спиной к стене. Окрашенная краской стена, приятно охлаждала моё разгорячённое тело…

* * *

Какое-то время мне ещё удавалось уворачиваться от нападавших на меня ментов. Но всё же им удалось завалить меня на пол и заломать руки за спину. А потом они меня связали. Хитро так связали, ласточкой. Руки за спиной, и ноги связанные к ним притянуты. Да ещё и попинали слегка… Особенно капитан усердствовал. Его сержант еле-еле от меня оттащил…

У меня болит всё тело разом. Кажется, что рёбра сломаны… Губы разбиты, но зубы, кажись целые пока… В луже моей же мочи меня всё-таки извозили, но что радует, и сами менты извозюкались не хило, пока меня вязали. Да… Хреновая у ментозавров физическая подготовка нынче. Наберут кого попало…

Чёрт… Руки как крепко затянули, гады. Кистей и пальцев я уже не чувствую… Очень больно…

Жаловаться бесполезно. Я тут уже, наверное, с час валяюсь. Периодически какие-то люди в форме входят и выходят. Кое-кто даже не считает зазорным пнуть меня в бок, проходя мимо…

Я молчу… Но это вызывает только раздражение у сотрудников… Сдаётся мне, им надо, чтобы я выл и плакал, просил прощения. Или хотя бы матерился и требовал меня развязать… А так что? Игрушка не интерактивная… Неинтересно… Раздражает.

Вот снова меня кто-то пнул…

* * *

Тупая боль в руках куда-то ушла… Но появился нарастающий звон в ушах… Такой же шум был, когда ко мне память тела возвращалась.

Но я вроде бы всё уже вспомнил. Что теперь? Память рода? Или ещё чего?… А может я просто сейчас потеряю сознание? По голове меня вроде бы не били… сильно… Так, несколько ударов капитан ногой нанёс. Губы разбил, сука…

Похоже, что я сейчас отрублюсь…

Не спать!

«Держись, братишка!» – всплывают слова в голове, где-то на краю сознания.

* * *

Сквозь шум в ушах и дремотное состояние до меня доносятся громкие слова:

– Здравия желаю, товарищ полковник! Дежурный по отделению, капитан Бурков.

– Где начальник отделения?

– Он на выезде, товарищ полковник.

– А ты чего такой мокрый Бурков? И мятый весь какой-то… Чем это у вас воняет, капитан?

– Я… Мы тут…

– А это, что за тело?

– Хулиган, товарищ полковник. Прямо здесь вот в углу нассал. На меня напал.

– Кто? Вот этот мелкий?

– Он, наверное, псих. Дрался, как чёрт. Пришлось связать…

– Сержант! – командует полковник. – Поднимите это тело. Я гляжу судя по мокрой форме, ты тоже помогал вязать этого «злодея».

– Так точно, товарищ полковник…

– А кто ещё помогал вязать его?

– Экипаж ПМГ.

– Это вы его так избили?

– Никак нет, товарищ полковник. Он такой был.

– Да? Вызывайте ПМГ сюда. А ты, капитан, дай мне материал на этого «злодея»! Сержант. Ты развяжешь его или нет?

* * *

Меня кантуют, ворочают, развязывают верёвки… И тут уже начинается сущий ад… Кожа на запястьях чуть ли не до мяса протёрта и содрана. От боли, которая возникла как только к моим кистям стала приливать кровь, я не сдержался… Стоя на коленях и глядя на свои сине-чёрные руки, я выл в полный голос…

– А-а-аа-а!

– Вы что о*уели, уроды? – а голос-то у полковника, настоящий, командирский. – Вы же его чуть рук не лишили. Ещё немного и некроз бы начался. Быстро все мне рапорта на стол! Как было? Кто что делал?… Капитан! Где на него материал?

– А нет на него никаких бумаг… товарищ полковник…

– Как нет? А кто его доставил?

– Это… Он ещё со вчерашней смены остался в камере… товарищ…

– Тамбовский волк тебе товарищ! Начальника отделения сюда вызвать срочно.

Слышно как жужжит телефонный диск. Снова командный голос полковника.

– Полковник Авдеев! Дежурную группу срочно в ⁇ отделение! Жду…

А потом я наконец-то смог разглядеть полковника. Ну, что же? Монументальный человек. Ростом почти под два метра. Широк в плечах. Хорош собой. Прямо как в песне: «Ну, настоящий полковник!»

Чтобы общаться со мною ему пришлось слегка наклониться.

– Ты кто такой, боец?

С трудом шевеля разбитыми губами, отвечаю ему:

– Александр Григорьевич Тихий. Одна тысяча девятьсот шестидесятого года рождения. Мне ещё нет четырнадцати, товарищ полковник. У нас с братом день рождения второго августа.

– О, как! Прямо в день ВДВ вас с братом мамка родила. А брат твой где?

Я говорю медленно. Мне ещё пока тяжело дышать… Но боль в руках постепенно отступает, хотя кисти рук ещё горят и плохо слушаются…

– Его ножом ударили в живот. Скорая в больницу отвезла ночью.

– А родители твои где?

– Наша мама умерла, рожая нас. Отец – фронтовик. Был ранен на войне. Имел инвалидность. Умер в шестьдесят девятом. Мы с братом из интерната. На нас ночью напали… Семеро… Брата ножом ранили. Я отбивался тем, что под руку попало… А меня сюда привезли. Вот так… В трусах и в майке… Ночью. Сразу в камеру посадили. Там пьяные мужики ко мне приставать начали. Но за меня заступился… Там ещё один был… Я утром просил, чтобы в туалет вывели. А они меня бить начали…

Полковник багровел прямо на глазах…

* * *

Нашу беседу прервало появление какого-то майора. Похоже, что это и есть начальник отделения. Учитывая мой опыт из прошлой жизни, я понимаю, что этому майору сейчас настанет полный трындец.

– Товарищ полковник!

– Что у тебя в отделении творится, майор? Ты где был?

– Убийство, товарищ полковник! В интернате.

– Так… Рассказывай!

– Два человека совершили вооружённое нападение на воспитанников интерната. Один человек убит. Шестеро находятся в больнице с травмами различной степени тяжести

* * *

Знаете, что мне напомнила версия, рассказанная майором?

Сидит на ветке дерева ворона. Во рту, как обычно, традиционно держит кусок сыра. Выбегает лиса с дубиной. Хрясь, трясь! Схватила сыр и убежала.

Ворона с помятым клювом и поломанными крыльями лежит на земле и причитает:

– Ну, ни хрена себе, как сказочку-то извратили…'

* * *

– Это всё ложь. – произношу я, стараясь отчётливо выговаривать слова.

– Да… – как бы соглашаясь со мной, произносит полковник. – А ты сам-то веришь в это, майор? Вот скажи мне, почему это мальчик так легко одет?

– Не могу знать, товарищ полковник.

– Наверняка его брата, которому нанесли ножевое ранение в живот, скорая помощь тоже в таком же виде забрала. А знаешь, почему?

– Никак нет, товарищ полковник.

– А потому, что они спали, когда те семеро на них напали.

– Но там же есть убитый, а убил его, вот он! – в меня тычут пальцем.

– Это поэтому он у тебя в камере сидит без какого-либо оформления? Поэтому его тут связывают и бьют ногами? Ты знаешь сколько ему лет? Тринадцать… Сколько там у тебя человек пострадало?

– Один убитый и шестеро раненых…

– Возраст убитого?

– Он несовершеннолетний… – тут майор немного теряется, понимая, что что-то пошло не так. – Убитому пятнадцать лет…

– А остальным?

– Сейчас посмотрю… Двоим пятнадцать. Одному тринадцать… Остальным четырнадцать.

– То есть ты хочешь сказать, что два брата в трусах и майках напали на семерых, выбирая тех, кто постарше. Кстати… Вот его брата ударили ножом. У кого был нож?

– У убитого…

– Чем ты его огрел? – это уже полковник спрашивает у меня.

– Дужкой от кровати…

– То есть тем, что под руку попалось?

– Да…

– Тебе не кажется, майор, что кто-то нагло врёт. Наверное, этот пацан. Вот этот задохлик, который сначала от семерых отбился, а потом, когда его в твоём отделении попытались избить пятеро твоих сотрудников во главе с дежурным капитаном, он их по полу извалял, а потом издевательски ещё и обоссал. Ну, врёт же…