Текст книги "Котёнок на тропе войны (СИ)"

Автор книги: Юрий Артемьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 10

Весь следующий день я занимался шитьём. Превращал спортивный костюм советского производства в костюм ниндзя.

Тот костюм, что поменьше подогнал под себя, чтобы он облегал тело и не стеснял при этом движений. А из того, который мне велик, стал ваять остальные прибамбасы. Отрезав штанину, сшил себе шапочку с прорезями для глаз и рта. Ткань ползёт. Трикотаж советский, будь он неладен. Приходится обмётывать вручную каждое новое отверстие. Но получилось вроде бы неплохо. Конечно, зеркала нет, но, натянув на голову собственноручно сделанную шапочку в стиле «ОМОН», понимаю, что норм. Глаза видят. Рот дышит. А лица не видно. Фантомас, блин, местного разлива.

Резиновые перчатки великоваты. Приходится привязывать их, чтобы не слетали. Но я ими не планирую пользоваться постоянно, а лишь там, где есть возможность оставить свои пальчики. На ноги я придумал одевать чешки, а чтобы они не слетали, привязываю их полосками ткани, по типу обмоток, солдат из прошлого… можно и в кедах, но… Кеды всё же оставляют следы. А чешки – лишь невнятное пятно. И, кстати, попробовал в своих обмотках и чешках влезть в сапоги, оставленные мне на память от неизвестного солдата. Получилось. Теперь можно идти по лесу в сапогах, а потом двигаться налегке в чешках-обмотках. Сапоги были сорокового размера. Да мелковат был солдатик.

Я ещё и примерил его форму, раз уж заняться больше нечем. Подогнал и её под себя. Но так, чтобы форму можно было одевать сверху на костюм ниндзя… Что может быть более незаметно в лесу около воинской части, чем солдатик. Правда солдатик из меня мелковатый получается. Но кто там в темноте разберёт. А днём я не планировал рассекать в армейском прикиде.

Из лоскутов ткани отрезанных от формы… лишние оказались при подгонке на мой размер, я сшил себе что-то типа подсумков для нужных вещей (нож, спички, фонарик…). Обшил их сверху тёмной тканью от спортивного костюма. Так же замаскировал и солдатский ремень на который надел эти подсумки. Ведь когда я буду в костюме ниндзя, у меня не будет карманов. А без ножа куда же я пойду… Так что ремень превратился в некую поясную разгрузку тёмного цвета, под стиль костюма и шапочки. Осталось дождаться зелёной листвы, и можно идти на дело.

Да. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается… Рассказ о моём рукоделии был недолгим. Но на самом деле пока я колол свои пальцы иголкой, развлекаясь с шитьём, прошло целых три дня. Я прерывался лишь затем, чтобы поесть, поспать, да выбежать наружу по нужде. Но когда у меня осталась одна последняя свечка, а на оставшейся горбушке хлеба появился пенициллин, я понял, что пора и в город сходить. Тем более. Что от консервов тоже ничего не осталось. И завтрак туриста, и шпроты, как я не растягивал, кончились.

Одевшись по-городскому, взяв с собой пустой рюкзак, я собрался на прогулку до Шуи. Все свои вещи, кроме посуды, я спрятал в нычки. Армейскую форму и костюм ниндзя – в левую нишу, а всё остальное справа. Документы и основную часть денег, я спрятал в третью нычку. Сделал специальную щель под потолком. Всё было плотно завёрнуто в кусок, отрезанный от прорезиненного ОЗК. Собрав все пустые консервные банки, кроме той, что работала подсвечником, я связал весь мусор в одну из портянок и покинул свое временное жилище…

Так что шёл я налегке, с пустотою в рюкзаке.

Денег с собой много не брал. Цены я уже знаю. Два червонца вполне обеспечат мои продовольственные потребности.

В рюкзаке моём было не совсем пусто. Там звякали накопленные мною несколько пустых бутылок из-под лимонада и минералки. Сдам их в магазине. Я видел. Там принимают со двора.

Банки я бросил в кустах не доходя до дороги пару метров. Теперь не понятно, то ли их из машины выбросили. То ли прохожий какой…

Шуя не изменилась ни на йоту с момента моего прошлого посещения. Тихое место. Тихий городок. Тут годами может ничего не меняться. Похоже, что и в магазине лежат на прилавках те же банки с соками и консервы с рыбами.

Сдав бутылки и получив за них небольшую кучку мелочи, зашёл снова в знакомый магазин. Консервы, плавленые сырки, сыр и колбаса. Буханку хлеба потом по дороге прихвачу. Лимонада снова нет в продаже. Может сразу взять банку с соком? Беру.

Всё умещается в рюкзаке. Иду дальше. Вот и булочная. Беру хлеб и пару булочек. Одну сразу отщипываю. Свежая… Вкусно. Выйдя из хлебного, свернул в ближайший дворик. Сел на лавочку, ем булку. Никого не трогаю…

Вот я одного не понимаю: У меня что, на спине трафарет сзади? С крупной надписью яркими буквами: «Жертва!»

Сижу. Никого не трогаю. Поглощаю калорийную булочку. Рядом на лавочке рюкзак с банкой яблочного сока и продуктами дней на несколько….

– Эй! Пацан! Ты откуда такой нарисовался?

Всё как обычно. Трое не слишком взрослых парня. На вид, так примерно, лет пятнадцать, ну может и шестнадцать… Но судя по гонору – это целая мафия, гроза района, местные короли.

Драться неохота. Оцениваю свои шансы на мирный исход. Могут слегка побить… Не хочу. К тому же, я сижу на лавочке. Сижу культурно, не на спинке, а как положено. А они стоят напротив. Окружили типа. И подрываться с лавочки неудобно. Неудобно для старта. Сидя, не очень-то повоюешь. Надо встать. Но как?

Так. Спрогнозируем развитие событий… Что дальше? Могут отобрать рюкзак с продуктами. Это не смертельно. Но… Не хочу. Денег на кармане: Червонец с мелочью. Отдать? Тоже не хочу. Но может это остудит их пыл и они отвяжутся от меня?

– Парни! А в чём проблема?

– Это у тебя проблема! Ты откуда?

– Я не местный. Здесь проездом. Вот сейчас булочку дохаваю, и дальше пойду.

– А поделиться с пацанами не хочешь?

– Тебе дать вторую булочку?

Тут в разговор вписывается второй, с уродливым шрамом на лице. Похоже, что ему «розочкой» морду распахали. Видел я такие шрамы. Только разбитая бутылка может так красиво на лице сделать такой абстрактный шрам:

– Ты чё, гонишь, мелкий? Деньги давай!

– Какие деньги? – ухмыляюсь в лицо парнишке, что наклонился ко мне.

Меня хватают «за грудки» и поднимают с лавочки, ставя вертикально…

Спасибо! Спасибо, что помогли подняться.

Коленом в пах. Руки, держащие меня, разжались. Резко бью в солнышко и отпихиваю от себя.

Минус один.

На меня замахивается другой, который до меня докопался первым.

Медленно. Как медленно двигается нападающий. Или это я стал быстрее?

Подныриваю под руку, снизу вверх пробиваю в челюсть. С хриплым «хык», ещё один валится на землю.

Минус два.

Резко оборачиваюсь к третьему… Не успеваю…. Мне прилетает кулаком в лицо. Спотыкаюсь через кого-то из упавших. Лечу на землю. Перекатываюсь. Снова на ногах.

Первый зашевелился. Второй лежит в отключке. Ну а третий летит на меня. Успеваю захватить его руку, подставить плечо и перекинуть через себя. Он шмякается на землю. Руку на излом. Ногой пробиваю в голову.

Минус три.

Поворачиваюсь к остальным. Снова поле боя за мной. Куча едва шевелящихся полутрупов…

Но… Появились новые участники событий. В знакомой серой форме. Менты. Как не вовремя… Эй, а где раньше была наша доблестная милиция, когда меня эти гопники пытались ограбить?

Теперь вот они, родимые. Стоят и смотрят на меня…

Ну а теперь как всегда… Два извечных русских вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?»

Виноват скорее всего я. Потому что не местный. Побил хороших местных мальчиков. И вообще… Ты кто такой, мальчик? Что ты тут делаешь? Откуда приехал?

В принципе, почти те же вопросы, что и эти задавали. Только теперь люди в форме, могут и проблемы создать… Что же делать?

Но тут усатый мент в звании сержанта решил мне «помочь». Без замаха он заехал мне кулаком под дых. Меня согнуло пополам, а потом ещё и стошнило свежесъеденной булочкой прямо на милицейские сапоги. В результате чего, я получил ещё и оплеуху в лицо. Меня отшвырнуло на лавочку. Я сильно ударился спиной. Что-то хрустнуло. Боль пронзила спину. А сознание услужливо меня покинуло.

Как будто сквозь туман до меня доносились какие-то слова…

– Ту, о*уел? Ты на кой пацана у*бал?

– Да, он, *ля, моего Гришку, *ля, ногой, *ля…

– Этот мелкий?

– Да, *ля…

– Ты его не убил?

– *уй его знает, *ля…

– Смотри! Кровь…

– *ля…

– Вызывай скорую!

– Сам вызывай! А я Гришку с его… этими… дружками… домой…

– Ты уже достал со своим Гришкой. Он у тебя сядет, когда-нибудь. Ведь это они втроём на пацана напали. Но не по зубам он им оказался…

– Да я… *ля, этого пацана, *ля…

– Ничего ты ему не сделаешь, понял, сержант!

– Понял, *ля…

– Не *ля, а товарищ капитан. Понял? Убирай своего! Быстро! В последний раз прикрою тебя… и твоего…

А дальше куда-то в сторону, наверное, в рацию: «Город! Седьмой на связи. Драка. Скорую по адресу…»

Я то уплывал куда-то, то снова выныривал… меня опять куда-то тащили, крутили, переворачивали, раздевали… запахло больницей.

– Инга!

– Я здесь.

– Где мы?

– А ты не знаешь?…

– Я отключился. Что со мной.

– Ну, ни фига себе. То есть ты отключился, а я нет. Но я не могла ничего делать. я только смотрела. Да и то… одним глазком.

– Где мы?

– В больнице.

– Что с нами?

– Тебя об лавку спиной приложило. Банка с соком в рюкзаке разбилась. Стёкла в спину…

– Шо? Опять?

– Да, не… Только слегка по рёбрам. Даже зашивать не стали. Заклеили чем-то. Теперь лежим на животе…

– А чего так холодно? Откуда дует?

– Оттуда… Ты голая лежишь, кверху *опой.

– Ты тоже…

– Да. Они уже переписали в бумаге. Сначала нас написали: Неизвестный. Мальчик. На вид примерно 13 лет.

– А теперь?

– Зачеркнули «мальчик» исправили на «девочка»…

– Ясно. А голова-то кружится. Крепко меня тот сержант приложил. Я пожалуй… посплю…

Снова туман. Накатило. Вырубило. И снова… темнота…

Глава 11

В больнице лежу. В потолок гляжу.

Как там пишут в театральных либретто?

Сцена вторая. Те же и там же.

Дежавю какое-то, да и только. Снова в больнице. Снова тщательно изображаю амнезию. Типа не помню ничего после того, как меня по голове ударили…

А кто ударил?

Не помню…

Помню, конечно. Память у меня хорошая. Я помню из-за кого у меня в минус ушла целостность кожи на спине, а заодно и куртка болоньевая с импортной водолазкой. Всё это с меня тупо срезали, когда добирались до раны на спине. И теперь я даже слинять отсюда не смогу. К тому же, я даже не знаю, где моя остальная одежда. Снова больничная пижама, стиранная, перестиранная.

Ко мне уже приходил какой-то мент. Он не представился. Даже звания его не увидел. На плечи у него был накинут белый халат. Хотя белый – это только название. Халат был сероватый на цвет, и пахнущий хлоркой. У уборщицы что ли отнял…

Снова были вопросы. Снова приходилось отвечать правду: Не помню. Не знаю. Не помню…

– А откуда ты приехала?

– Я не помню…

– Как тебя зовут?

– Не помню.

– А что ты помнишь?

– Я не знаю.

– В какой стране мы живём?

– В Советском союзе.

– А кто у нас главный?

– Леонид Ильич Брежнев…

– А тебя как зовут?

– Не помню.

– А откуда у тебя шрамы на теле?

– Я не знаю.

– А где ты учишься?

– Я не помню…

– А почему ты была в мужской одежде?

– А я не помню…

Ну, и так далее и тому подобное…

Потом и врачи меня пытали. То один, то другой со своими хитрыми вопросами.

Ага… Не дождётесь. Опыт богатый. Просто выключаюсь и теряю сознание, если вопросы начинают доставать… Мы с Ингой уже неплохо отработали этот вариант. Она умеет вырубать сознание, уходя глубоко в себя. Ну а я просто передаю ей весь контроль над телом. А она… Выключает свет. Хорошая технология. А главное действует. Даже опытные врачи впечатлились. Они наговорили много умных слов, что-то там на латыни. А потом отстали. И я просто валялся, выздоравливал, читал газеты…

Прошло уже полторы недели. Уже прошёл великий юбилей. Сто лет со дня рождения В.И. Ленина. Даже здесь в больнице отмечали. Красные транспаранты за окном. На ужин вкусняшки давали. Ну а я что? А я ничего…

Рана на спине заживала, а синяки с лица и тела уже сошли. Пора бы и выписываться отсюда…

Было утро вторника, когда мне сказали собираться. Я попытался выяснить: Куда?… Мне не ответили.

А чего там собираться? Мне принесли мою одежду. Водолазка и куртка были грубо зашиты… остальное вроде бы цело.

Я одевался под присмотром пожилой медсестры. А в коридоре меня под белы ручки подхватили дюжие санитары и повлекли на выход. Именно повлекли. Даже можно сказать поволокли. Держали за руки и настойчиво тащили. На улице стояла санитарная машина. Двадцать вторая «Волга» с красными крестами по бокам и закрашенным чем-то белым стёклами. В заднем отделении меня положили на кушетку и… стали пристёгивать руки ремнями.

– Э Аллё! Вы чего?

– Молчи, дура! А то укол получишь.

На мой невинный вопрос:

– А куда вы меня везёте?

Я получил лаконичный ответ:

– В дурку….

Ехать пришлось примерно минут сорок. А приехали мы в какой-то… Монастырь.

Не. Реально. Монастырь… Крепостные стены, церкви без крестов. И табличка на входе в бывшую церковь «Психиатрическая больница».

Меня завели внутрь. Постоянно рядом со мною находились те самые санитары-богатыри. А внутри было красиво. Сводчатые потолки. На стенах полустёртые росписи религиозного содержания. Но разглядывать долго мне не дали. Пришла врач. Крупная женщина в роговых очках. Она знаком показала санитарам, чтобы меня завели в кабинет.

В кабинете был стол, а у стены кушетка, застеленная клеёнкой. Врач села за стол и открыла какую-то папку. Я стоял посредине комнаты. Здесь тоже были видны следы прошлого. Высокий сводчатый потолок. И снова росписи на стенах. Наиболее целыми они были ближе к потолку. А на уровне человеческого роста стены были закрашены казённой салатовой краской. Один из санитаров встал у двери, а второй остался в коридоре.

– Раздевайся! – голос доктора был скучным, но тон не предполагал неповиновения.

Понимая, что спорить с врачом-психиатром, находясь в психбольнице бесполезно, я стал не спеша снимать с себя куртку. Снял. Положил на кушетку. Потом, сев на кушетку, снял ботинки. Расстегнув штаны, снял и их. Затем последовал черёд водолазки… Оставшись в чёрных спортивных трусах, я замер.

– Снимай трусы!

Оглянувшись на санитара, я тем не менее, всё же стащил с себя трусы и тоже аккуратно положил их на кушетку.

– Подойди ко мне!

Подхожу. Меня тщательно осматривают.

– Разведи руки в стороны.

Выполняю.

– Закрой глаза! Указательным пальцем правой руки дотронься до носа!

Делаю всё, что мне говорят. Слежу за молоточком глазами, не поворачивая головы. Меня трогают. Вертят…

– Повернись! Откуда шрамы?

– Какие?

– Все.

– Откуда все не знаю. Я ничего не помню. Самый свежий на спине – это, как мне в больнице сказали, я на сумку упала. А в сумке была банка трёхлитровая с соком. Банка разбилась. Я порезалась стеклом.

– А из-за чего упала?

– Я не помню. Меня вроде бы ударили по голове.

– Кто ударил?

– Ничего не помню…

– Не ври мне!

– Я не вру… – пожимаю плечами. – Я правда не помню. Ничего…

– Фамилия?

– Я не помню…

– Имя?

– Не помню…

– Сергей! – это уже не мне, а санитару.

Санитар хватает меня левой рукой за шею, поворачивает к себе, а правой замахивается, как бы имитируя удар ладонью… Ладонь у него большая, как лопата…

Мысленно зову Ингу, а сам отключаюсь. Инга отключает всё остальное тело. Помню ещё, что оседаю в руках санитара, теряя сознание.

Прихожу в себя от сильного запаха нашатыря. Обнаруживаю своё тело, лежащим на кушетке. Санитара нет, а в чувство меня приводит пожилая медсестра. Врач всё так же сидит за столом и чего-то пишет.

– Ты чего тут в обморок падаешь?

– Я не знаю… А что со мной было?…

Вот в таком же духе снова продолжается разговор. Мои ответы однообразны: Не знаю. Не помню…

Наконец врач заканчивает свою писанину и говорит санитарке:

– Помыть и в шестую палату.

Меня голенькую ведут по коридору. В руках я держу свою одежду. В конце коридора заходим в помещение с запахом влажности и хлорки. Мне вручается обмылок хозяйственного мыла и поливают из шланга. Кое-как моюсь. Полотенце серое вафельное. Ткань на ощупь ветхая. Есть дыры. Вытираюсь.

Тряпочные тапочки и какая-то рубаха. Рубаха мне велика. Почти до пола длиной. Шлёпаю по указанию санитарку по коридору. Санитарка открывает щеколду и открывает дверь в палату с номером «Шесть». Сюрреализм какой-то. Дурдом-психушка и палата номер шесть. Классика!

Захожу. Две кровати. Кровати металлические, но какие-то хитрые. Спинки цельные. Похоже вся конструкция целиковая или сваренная. Наверное, чтобы психи не смогли разобрать кровать на составные железки. Одна кровать свободна. На ней матрас. Подушка и одеяло по типу армейского, с полосками. На второй кровати лежит девушка. Лежит без движения. Не привязана. Но не шевелится. На наш приход не реагирует. Смотрит в потолок. Глаза пустые. Волосы непричесанные растрёпанные. Из уголка рта стекает слюна…

Я тоже машинально глянул на потолок. Тоже, как и везде сводчатый высокий с церковной росписью. Наверное, девочка «мультики» смотрит после приёма таблеток. Неужели и я скоро стану такой же? Не хочу… Надо бы побыстрее отсюда свалить… Но как?

Мне было приказано лечь и лежать… Что я и сделал. Дверь захлопнулась. Снаружи раздался звук задвигающейся щеколды.

Чёрт возьми! Как я попал в такую патовую ситуацию?

Практически как в дурацкой рекламе из девяностых. Которая зазывала людей поместить свои деньги в очередную финансовую пирамиду. Приходит такой бравый военный и говорит громогласно:

– Ну, вот я и в Хопре!

Ага. И голос за кадром: «По самые уши!»

Глава 12

Лежу. В потолок гляжу…

Интересно. Когда здесь будет обед или ужин? Есть уже охота. Да и от воды бы я не отказался… Но что потом? Интересно, как тут происходит посещение туалета? И как часто? Пока не ознакомлюсь с распорядком дня надо быть поосторожнее.

Сколько времени? Трудно сообразить? За маленьким окошком ещё светло. Окошко почти под потолком. Узкое и зарешётченное.

Светло… Меня начали забирать из больницы примерно в двенадцать. Пока меня собрали, пока ехали, пока осматривали, пока мыли… Прошло часов… часа три-четыре… Значит сейчас примерно четыре вечера. Обед уже прошёл. Следовательно, остался только ужин. Наверняка будет примерно в шесть или в семь…

Рассматривать потолок мне уже надоело. Я закрыл глаза и постарался заснуть… Задремал…

Примерно через пару часов меня грубо разбудили, пихнув в плечо.

– Ужин!…

Два санитара и санитарка.

Сажусь на кровати.

Мне вручают алюминиевую миску и ложку. В миске что-то типа картофельного пюре политое чем-то коричневым. Пюре водянистое, несолёное. А подливка – это склизкие кусочки чего-то мясного с жижицей. Кусок серого хлеба.

Съедаю всё без остатка. Даже корочкой хлеба вытер миску и тоже съел. Запиваю всё жидким, чуть подслащённым чаем. Хотя с чаем рядом напиток явно не лежал. Старый веник если залить кипятком… Примерно так же получится.

Девушку напротив меня тоже подняли. Она безучастно смотрела на всё происходящее. Я заметил, что обе руки у неё забинтованы от кисти к локтям.

Санитар поднимает её переводя в полусидячее положение. Санитарка ловко накормила её сама, присев на край кровати. Чая девчонка смогла выпить чуть больше полстакана. А потом поперхнулась и закашлялась. Санитарка прекратила попытки долить в неё остатки чая. Все миски и кружки были унесены из нашей палаты. Снова захлопнулась дверь. И опять мы с соседкой лежим молча, смотрим в потолок.

Ещё примерно через час нас выводили в туалет. Я шёл сам. Мою соседку вёл под руку один из санитаров. Он же и усаживал её на унитаз. Я всё сделал самостоятельно.

Через некоторое время настал приём лекарств. Опять та же санитарка. Но теперь санитар был только один. И как мне показалось другой. Те двое богатырей не пришли. Этот был более худым, хотя и тоже высоким. Не меньше метр восемьдесят. Да, нет. Высоким он казался для нынешнего меня. При моих полутора метрах роста, любой парень – высокий. Обычный рост, обычное телосложение. Это просто те двое были повыше и поширше… Не думаю, что у них такой большой штат санитаров. А это значит, что дневные сменились и заступила ночная смена.

Мне вручили две таблетки. Одну обычную белую круглую, а другую – цветную капсулу.

В приёме таблеток у меня богатый опыт и из прошлой, и уж из нынешней жизни. Запуская таблетки в рот, я загоняю их под язык. Запиваю водой, обильно глотая тёплую противную жижу. Меня даже не заподозрили в имитации употребления лекарств и оставили в покое. Я отвалился на подушку и закрыл глаза.

– А этой? – спросил санитар.

– Врач сказала не давать. Вчера переборщили, когда она себе опять вены грызла. Видишь! До сих пор лежит овощем.

– Ясно…

Глаза-то я закрыл, но слышать мне это не мешало. Стук закрываемой двери. Скрежет задвигаемой щеколды. Шаги по коридору. Снова тишина… Сплёвываю таблетки в ладонь, прячу под подушку. Больше вроде бы некуда. Сильные таблеточки. Серьёзные. У меня аж язык слегка онемел, особенно снизу, там где я прятал таблетки. Да. Неделя-другая и я тоже овощем буду лежать.

Думай, голова! Думай! Как отсюда свалить? Признаться, что я помню, как меня бил сотрудник милиции в звании сержант? Как вариант снова отвезут обратно в город. Будут вопросы задавать и всё по новой спрашивать. А кем представится? Ингой Котти или Александрой Котовой? Блин, не вариант… Сразу выйдут на мой интернат. То, что я не Котова могут сразу расколоть. А если представиться своим настоящим именем, то вернут в интернат. А там уже небось и пидорков мелких на чердаке нашли. Могут привязать одно к другому и… Да. Нет. На меня вряд ли подумают. Хотя все знали, что я с компанией Короля тусила вместе, а потом меня изнасилованную скинули с крыши… Да все наверняка знали про то, кто и как. А потом нет Толстого… Утонул. Нет Короля… Повесился…Блин. Тоже не вариант. Значит нельзя признаваться в том, что я всё помню. Помню и про Москву, и про Шую с ментами и гопниками. Что же делать?…

Правильно говорят, что никогда не бывает так плохо, чтоб потом не стало ещё хуже. Вот и у меня так. Сначала одно, потом другое. Плохие события влекут за собой ещё более плохие события. Это как лабиринт без выхода. Бег по кругу…

Прошло ещё примерно с час времени, а потом верхний свет погас. Осталась гореть только блёклая лампочка над дверью. Свету она давала мало, но в принципе всё было видно. Снова потянуло в сон. То ли от тяжёлых мыслей в голове, то ли от частичного проникновения в организм сильнодействующего лекарства с облизанных таблеток. Заснул. Сам не заметил как.

Странно. Но мне приснился сон… Странный сон. Очень странный сон. И будто и не сон вовсе…

Я снова маленький мальчик… Мальчик… Я лежу. Пожилые мужчина и женщина что-то говорят мне. Сначала он… А потом она… Почему я не понимаю этих людей? Я почему-то знаю. Что это мои родственники. Вот этот старик… Нет не старик. Просто ему много лет. Очень много. Но с виду – это крепкий мужчина. Очень крепкий. Я знаю, что он очень сильный… И он мой дед. Отец моего отца… Но тогда. Почему я не понимаю, что он говорит мне? Этот язык мне не знаком… Он не похож на те языки, которые я знаю. Я знаю русский. А ещё немного английский, в школе учил немецкий… Немного французский… Совсем немного слов из испанского и итальянского… А ещё я знаю несколько слов по-армянски и по-грузински. О, ещё вот в армии немного по-литовски научился болтать. Так, слегка, на бытовом уровне. В какой на хрен армии? Мне же сейчас лет пять или шесть не больше. Вона какая у меня маленькая ладошка. А дед рядом со мной такой большой, как великан… Но язык на котором со мной пытается разговаривать мой дед мне не знаком. Ни одного знакомого слова…

А потом бабушка… Да. Бабушка. Моя бабушка. Мама моей мамы. Но она тоже ведь не старая. А с виду, так и очень молодая. И красивая. Она тоже что-то говорит мне. Улыбается. Но я её не понимаю. Совсем не понимаю. Хотя по каким-то признакам мне хватает разумения понять, что бабушка говорит на другом языке. Не на том, на котором со мною пытался пообщаться дед. Но и этот язык мне не знаком. Он состоит из какого-то щебетания похожего на птичье.

А ещё я осознаю, что мы летим в космосе. Да, блин, в космосе. В далёком, на хрен, космосе. Я чем то болен. У меня на голове какой-то лечебный кокон. Но он не помогает. Я не понимаю своих родственников. И ещё я не помню, почему у меня болит голова, и что со мною случилось.

Не знаю почему. Но я не осознаю себя ни Ингой, ни Сашей. А кем я себя осознаю? Внуком вот этих двоих космонавтов? А может быть и астронавтов или тейконавтов. Нет. Вряд ли тейконавтов. Тейконавты ведь из Китая. А на китайцев мои родственники совсем не похожи. Они похожи… Да ни на кого они не похожи. Ни на русских, ни на негров. Для негров они слишком светлые, а для русских – слишком тёмные. Но и на смуглых латиноамериканцев или индейцев они мало смахивают. И не азиаты… вот если представить седее скандинава, но со смуглой кожей и светлыми волосами – это дед. А вот бабушка… Возможно в её внешности есть что-то кавказское. Но тоже под вопросом.

Так что же происходит? Я лечу на космическом корабле. Откуда и куда – неизвестно. Я не знаю языков на котором говорят мои близкие родственники. И я не помню – кто я такой?

Проходит какое-то время… Во сне время течёт очень быстро… Я понимаю, что прошёл как минимум год. Земной год. Я стал старше. Я узнал про себя новые подробности… Мои родители погибли. Их убили. Убили в бою наши враги.

Наши враги – это тхэтты. По-другому я не могу воспроизвести название расы наших врагов. И они именно относятся к другой расе. Дед показывал мне галлоизображения тхэттов. Зелёный цвет кожи. Но не такой кожи как у расы людей. Кожа тхэттов состоит из множества мельчайших чешуек. Они скорее рептилоиды. Чем люди. Хотя телосложение у них вполне гуманоидное. Две руки, две ноги. Ходят вертикально. Правда коленками назад. Кузнечики, блин. Рожи страшные. Голова плоская с боков, так что глаза почти что могут смотреть в разные стороны. А дыхательные органы находятся выше глаз. И всего лишь одно носовое отверстие, с каким-то клапаном. Типа века на глазах. Зрачки вертикальные. Вместо ушей выступающие наросты с мембранами. А рот… Нет. Не рот… Пасть. Акула отдыхает. От уха до уха, а зубов, острых треугольных зубов не меньше сотни. Страшило ещё то, скажу вам… Вот с такими страшилами и воюет в космосе человеческая раса. Люди заселили почти все возможные для обитания планеты. По крайней мере, до каких дотянулись. Потому что я нахожусь сейчас в очень далёком будущем… какой уж год по земному исчислению я не знаю. Но очень далеко.

И да… За год дед обучил меня языкам. И не только тем, на которых они пытались со мною общаться год назад. А ещё много других. Те, первые, были так сказать базовыми, то есть главными и широко известными. А теперь я могу говорить не только с людьми, но и с… животными… Да ещё к тому же я теперь немного телепат. Ну, не мысли читаю, а так… эмоции. Но эмоции не только людей и рептилоидов, но и ещё животных и растений.

Дед у меня – воин. Но воин с магическими возможностями. Можно назвать его и боевой маг. Но скорее всего ему не понравится. Маг – это нечто другое понятие. А вот воин, владеющий магическими приёмами – это он, мой дед. Он учит меня сражаться. На мечах, на ножах, стрелять из энергетического плазмомёта.

А бабушка – она ведьма. Обычная такая ведьма. Лекарь, колдунья, травница и всё прочее в одном лице. И это она научила меня языкам зверей и птиц. Конечно, год – срок небольшой. Но при помощи мнемопрограмм я обучался, пока лечился. А лечился я после тяжелейших травм. Потому, что когда корабль моих родителей подбили, они спасли меня, выстрелив в спасательной капсуле куда-то в гиперпространство. Я до конца не понял. Так что объяснить не смогу. Но маяк мой смог запеленговать дед, который спешил к ним на помощь, но не успел. С врагами он разобрался, а сына своего с женой не спас. Я был не в самом хорошем состоянии. Выхаживала меня бабушка. Полная потеря памяти. Так что учить меня им пришлось заново.

А почему я не ощущаю внутри нового меня ни Инги, ни моего прошлого я? Да потому, что меня там нет. Или пока ещё нет… Я совсем запутался. Что-то не то…. Такое ощущение, что на меня кто-то смотрит в упор. И этот кто-то…

Я открыл глаза… В сумрачном дежурном свете палаты номер «шесть» психиатрической больницы… На меня в упор, подойдя и наклонившись близко-близко, смотрела моя соседка… Глаза её смотрели на меня с непониманием и узнаванием… Она хрипловатым голосом обратилась ко мне:

– Циркачка! Это ты что ли?