Текст книги "Раздели мою боль"

Автор книги: Юрий Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Юрий Андреев
Раздели мою боль

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

© luchschen / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

Глава 1

Плаксивая осень настойчиво напоминала о себе затяжным моросящим дождем. В ожидании грядущего ненастья поредевшие кроны вековых лип и кленов ночами напролет кружили в обнимку с порывами ветра. Под утро дождь переставал, и старый парк окутывал настоянный на последнем летнем тепле рассветный туман. Но однажды налетевшие из окрестных полей свинцовые тучи низко повисли над городком, взяв его в долгую осаду. И тогда, предчувствуя скорое начало летаргического сна, парк зашептал сбивчиво и торопливо. Он стремился напоследок рассказать о давно гнетущей его тайне. Ее хранила старая дворянская усадьба, развалины которой проступали из-за голых и мокрых стволов.

Об этой тайне обмолвилась матушка, когда однажды весной перед отъездом в экспедицию они с Олежкой зашли по липовой аллее далеко вглубь парка и наткнулись на полуразрушенную часовенку. Олежка тогда посмотрел на нее с нескрываемым удивлением: всегда такая трезвомыслящая и рассудительная, она произнесла это без тени иронии, совершенно серьезно.

– Здесь клад зарыт? – испуганным шепотом поинтересовался он.

– Нет-нет, – улыбнулась матушка. – Говорили, что в давние времена, где-то в середине XIX века в усадьбе появилось привидение в образе монаха. Откуда он взялся и как проникал в дом – долгая история. Во время революции дом сожгли и монах исчез.

Глава 2

Невзрачный дождик зарядил с самого утра и моросит, не переставая. Из открытой форточки вовсю тянет сыростью с прелыми запахами парка. Он совсем близко, за полотном дороги, но оконные стекла запотели настолько, что теперь воспринимается угрюмой темной стеной. Сегодня пятница, уроков задали мало. Олежка в тоске слоняется по квартире, не зная, чем бы заняться, и вдруг вспоминает о коллекции камней, которую отец с матерью хранят в шкафу на верхней полке.

Эту коллекцию родители собрали, привозя по камушку из каждой экспедиции. Они – геологи, познакомились где-то на Урале, и сейчас с геологоразведочной партией бродят по Северному Казахстану. Опять что-то ищут, чего маленький Олежка понять никак не может, для него это тайна за семью печатями. Ящик они обычно достают на Новый год, рассматривают камень за камнем и вспоминают. Навострив уши, Олежка из последних сил сидит рядом с мамой и слушает их рассказы. Но самому трогать камни ему строжайше запрещено.

Сейчас самое время рассмотреть ее как следует: до ужина еще уйма времени, и бабушка дремлет в соседней комнате перед телевизором. Стараясь не шуметь, он открывает дверцы шкафа. Потом залезает на табуретку, достает с верхней полки желанный ящик и, затаив дыхание, снимает крышку. И сразу бросается в глаза обломок застывшей вулканической лавы грязно-серого цвета величиной с кулак, а в нем словно капли застывшей крови, вкрапления вишневых гранатовых косточек. Он знает, что этим экспонатом своей небольшой коллекции отец с матерью гордятся больше всего.

Олежка осторожно берет обломок, так и сяк вертит его в косых лучах настольной лампы до тех пор, пока гранаты не вскипают алыми огоньками. Внезапно из соседней комнаты раздается голос бабушки. Он поспешно кладет камень назад, на цыпочках, стараясь не шуметь, трусит к шкафу и ставит коробку на место до лучших времен.

Обнаруживается непорядок лишь под Новый год, когда в доме появляется елка, и мама достает игрушки. Чтоб оправдаться, Олежка показывает ей, как под светом лампы закипают вкрапления зернышек граната.

– Молодец, сынок, для геолога наблюдательность необходима, – одобрительно замечает мама, не в силах оторвать взгляда от горящих капель, и неожиданно добавляет, – а я всю жизнь думала, что Куприн это сочинил…. – и, заметив недоуменный взгляд сына, поясняет, – у замечательного русского писателя Куприна есть повесть «Гранатовый браслет». Когда подрастешь, обязательно прочти ее.

– Это приключения? – уточняет Олежка.

– Нет-нет, – отрицательно качает головой мама, – это о жизни, точнее о том, как судьба человека оказалась связанной с этими камнями. Кстати, я где-то читала, что при долгом взгляде на гранат у человека развивается дар прорицать скрытый смысл вещей или явлений. Но пользоваться им надо очень осторожно, чтобы ненароком не обратить против самого себя, – задумчиво добавляет она. Олежка осторожно кивает. Большинство из сказанного мамой он пропустил мимо ушей, но главное, что осталось непонятным: чем может навредить обыкновенный камень, когда его долго рассматривают. Дождавшись, когда в очередной раз мама с папой уходят из дома, он забирает кусок лавы с гранатами из коллекции и прячет на самом дне своей тумбочки.

Теперь ночами, дождавшись, пока все уснут, Олежка достает волшебный камень, накрывается с головой одеялом, включает карманный фонарик и любуется переливами вишневых огоньков. Их блеск напоминает ему мерцание фонариков на новогодней елке. Словно прочтя его мысли, однажды огоньки растворяются в туманной дымке, и Олежка видит знакомую липовую аллею, а за ней усадьбу в огнях. Красиво наряженная елка стоит в зале второго этажа. Вокруг, взявшись за руки, водят хоровод нарядные дети. Правда, одеты они немного странно: мальчики помоложе – в матросских костюмах, а постарше, гимназисты – в длинных кителях с двумя рядами блестящих пуговиц. Маленькие девочки – в платьицах с кружевными воротничками, из-под которых торчат смешные панталончики, а юные особы под стать гимназистам – в платьях до полу. Олежка пробегается взглядом по зале и натыкается на горящую надпись: «1917»…

Взгляды танцующих прикованы к юноше в военной форме с Георгиевским крестом и бантом, и правой рукой на перевязи. Из-за ранения он не участвует в общем веселье и, в одиночестве покуривая папироску у окна, не отводит глаз от хозяйской дочки лет 14 в костюме Снегурочки. Та, явно польщенная таким вниманием, неожиданно разрывает круг и бежит к дверям, откуда в этот момент появляется ее отец с большим разноцветным мешком с подарками за спиной, выряженный Дедом Морозом. Хлопают хлопушки, летят во все стороны конфетти, Новый год вступает в свои права…

Покинув общее веселье, хозяйская дочка и юноша в военной форме уединяются в библиотеке и о чем-то долго и горячо говорят. Наконец юноша достает из нагрудного кармана кителя браслет с блестящими красными камушками, одевает на руку девочки, и они долго стоят, прижавшись, друг к другу. Внезапно из-за стенки с книгами появляется фигура монаха в темной до пят одежде с капюшоном и осеняет влюбленных крестным знамением…

Олежка трет глаза от усталости, сегодня ночью слишком много впечатлений. Он выключает фонарик, прячет его вместе с волшебными камнями далеко под подушку и мгновенно засыпает.

Несколько дней от избытка впечатлений Олежка ходит сам не свой. Мать бросает на него тревожные взгляды, меряет температуру и тщательно изучает горло, но результатов это не приносит: внешне сын совершенно здоров. А он, то верит, что видел все наяву, то начинает сомневаться и думать, что это приснилось.

Наконец любопытство пересиливает, и в одну из ночей дождавшись, пока дома все успокоятся, он снова достает камень с гранатами и, укрывшись с головой одеялом, включает фонарик. Но гранатовые вишенки лишь изредка поблескивают в скользящим луче света. Отчаявшись, Олежка крутит фонариком так и эдак, и вдруг в глубине темно-пурпурных кристаллов, словно нехотя вспыхивают тревожные огоньки.

Они освещают усадьбу с разбитыми окнами и выломанными дверями. По комнатам снуют люди с винтовками и красными бантами на шинелях. Видимо, они ищут хозяев, попутно хватая все, что попадается под руку, и тащат награбленное к стоящим у ворот двум запряженным подводам. Наконец убедившись, что хозяев нет и брать больше нечего, они выбегают наружу и напоследок поджигают дом.

Олежка с ужасом смотрит, как занимается огнем зала, в которой еще недавно стояла елка. Огонь перекидывается на библиотеку и с видимым удовольствием гуляет по корешкам фолиантов.

Луч от фонарика начинает слабеть, грозя погаснуть совсем. Внезапно одно из деревьев в парке начинает клониться и заваливается набок, выворотив наружу корни. Из образовавшейся ямы появляется хозяин усадьбы и вытаскивает за собой дочь.

«Они спаслись через подземный ход. Так вот, в чем тайна усадьбы», – догадывается Олежка, глядя, как фигурки укрываются в спасительном лесу.

Луч фонарика гаснет совсем. Понимая, что сегодня больше ничего не увидит, Олежка кладет камень и фонарик рядом с собой и мгновенно засыпает.

Наутро мама заходит к нему в комнату, взглядом натыкается на обломок лавы с гранатами и сразу понимает, в чем дело. В раздражении она трясет сына за плечо, тот на мгновенье открывает глаза, смотрит на нее невидящим взором и, пробормотав, что сегодня суббота, отворачивается к стенке.

Сына следовало бы примерно наказать, но у него такой заспанный и одновременно несчастный вид, что матушка невольно меняет гнев на милость.

– Что произошло сынок, видел какой-то дурной сон? – ласково спрашивает она, сделав вид, что не заметила осколка лавы с гранатами.

Олежка мнется и, немного подумав, поворачивается к ней. Сбивчиво и торопливо он начинает пересказывать, что наблюдал предыдущей ночью….и видит по маминым глазам, что та ему не верит. Он замолкает на полуслове и опускает глаза:

– Прости, я даю слово, больше это не повторится…

Мама, молча, кивает и, забрав фонарик и кусок лавы с гранатами, выходит из комнаты. Довольный, что обошлось, Олежка поворачивается на другой бок, но теперь сна как не бывало. Вместо этого он и сам начинает сомневаться: не приснилось ли ему эта история, и внезапно вспоминает о подземном ходе. Его необходимо отыскать, и тогда все станет ясно. Эта простая и ясная мысль действует успокаивающе, и он моментально засыпает.

Следующий день был воскресеньем. Сказав утром матери, что идет в школу в драмкружок, Олежка вышел во двор, в одном из сараев на задворках отыскал брошенную саперную лопатку и отправился на поиски подземного хода. После долгого ночного дождя на городок опустился туман, и парк окутала сплошная дымка. Деревья словно растворялись в ней, их голые стволы неожиданно проступали то тут, то там, поблескивая влажной морщинистой корой.

Немного поплутав, Олежка отыскал дорожку, по которой они гуляли с мамой, и вышел к часовне. Осмотревшись, он прикинул место, куда должен выходить подземный ход и вонзил лопатку возле старой разлапистой ели. Сырая слежавшаяся земля поддавалась плохо, а вскоре на небольшой глубине лопатка и вовсе уткнулась в каменную кладку. Он попробовал рядом и тоже безуспешно.

«Местом ошибся, – решил Олежка, оглядываясь вокруг, – надо копать ближе к стенке», – и вдруг заметил, как в пустоте дверного проема часовни появился мужчина в черной долгополой одежде с капюшоном.

«Это тот самый монах, – с ужасом подумал Олежка. – Я потревожил его покой, теперь мне несдобровать!» – и со всех ног, не разбирая дороги, бросился наутек, пока не споткнулся о торчавшую замшелую корягу и полетел кубарем в кучу мокрых листьев.

По счастью, под листьями земля покрылась мхом, и он не ушибся. Немного полежав, Олежка поднял голову и прислушался: в парке царила первозданная тишина, изредка прерываемая отрывистым карканьем потревоженных ворон. Поняв, что за ним никто не гонится, он поднялся, весь перепачканный липкой глиной, поискал взглядом знакомую тропинку и понял, что заблудился. Между тем туман сгущался все больше, и Олежку стало знобить. Взяв себя в руки, он вспомнил, как однажды пытался по расположению мха на стволах отыскать север, и внезапно услышал совсем близко голос мамы, зовущий его по имени.

– Я здесь! – изо всех сил закричал в ответ Олежка, и вскоре оказался в ее объятиях.

Вечером у него поднялась температура, в горячечном бреду, он постоянно твердил о монахе и подземном ходе. Через пару дней все пришло в норму, но насмерть перепуганные родители, опасаясь рецидива, решили, что лучше сменить место жительства. Тут, кстати, отцу предложили работу в главке, от которой тот раньше отказывался, и уже под новый год семья перебралась ближе к столице.

Глава 3

Внешне, маленький подмосковный городок выглядел куда более провинциальным, чем прежний. Но это была только видимость. Столица находилась совсем близко, в каком-то часе езды, и первозданную тишину нового жилища с рассвета до глубокой ночи разрывали протяжные гудки электричек. Родители адаптировались к новым условиям удивительно быстро и легко. С многомесячными командировками по нехоженым тропам было покончено навсегда, и теперь, стремясь наверстать упущенное, они с упоением бродили по столичным театрам и музеям. Оставшееся от культурных вояжей время матушка употребила на организацию небольшого садика экзотических растений. Отец же, вспомнив еще предвоенную юношескую мечту, бродил по рынкам в поисках дефицитных радиодеталей, а свободные вечера проводил с паяльником в руке. И вскоре Олежка с его подачи буквально «заболел» бурно развивавшейся электроникой.

Единственное, что омрачало установившийся покой в доме, отношения с местными сверстниками. Дворовые мальчишки сразу невзлюбили чужака, и при каждом удобном случае не давали ему прохода. Неизвестно, чем закончилось бы дело, если б не вмешался случай.

Как-то днем они вдвоем с матерью отправились в местный магазин.

– Глафира Петровна! – вдруг послышался из-за спины голос с едва уловимым блатным акцентом.

Матушка резко обернулась и мгновенно расплылась в улыбке, их догонял мужчина лет сорока в тельняшке, лихо заломленной кепке и с папироской в зубах.

– Жора, голубчик, сколько лет, сколько зим! Откуда ты здесь?

– У меня маманя здесь обитает, решил на старости лет навестить старушку. А сейчас вот, за хлебушком вышел, – деловито сообщил Жора, сверкнув золотой фиксой. – Значит теперь мы с Вами соседи, вот уж не думал, что снова встретимся, да еще где – в самой Москве. Неисповедимы пути Господни. А это Ваш сынок? – большой какой, – он нагнулся к Олежке, – местная братва не обижает? – тот стыдливо опустил глаза, – не дрейфь! Павлу Андреевичу привет! – игриво приподняв кепочку, Жора заспешил вперед.

– Он бывший зэк на вольном поселении, у нас в партии рабочим был несколько сезонов. Душевный парень, золотые руки, но стоит выпить, себя не помнит, – задумчиво заметила вдогонку матушка.

Слово Жора сдержал, теперь Олежка прогуливался по городку совершенно свободно. Местных он по-прежнему сторонился, не испытывая особой необходимости в их дружбе. Это не было пустым, никчемным принципом. Казавшееся поначалу детским, увлечение электроникой постепенно захватило целиком все его существо, и на прогулки с приятелями теперь было жалко времени. Оно пролетело быстро, не задержав в памяти сколь-нибудь существенных событий.

Окончив школу, Олег без труда поступил в один из престижных вузов столицы, и теперь уже сам со знанием дела объяснял отцу премудрости новых электронных устройств. И тут, казалось, укатанная колея натолкнулась на неожиданное препятствие. Все чаще вместо привычных схем Олегу стали чудиться контуры фигурок с припухлостями в определенных местах. Дело оставалось лишь за предметом воздыханий, и он вскоре определился на параллельном потоке. Эффектная длинноногая блондинка Светлана пользовалась ошеломляющим успехом сокурсников, но, несмотря на многочисленные настойчивые ухаживания самых завзятых институтских ловеласов, оставалась неприступной. Подружки шепотом намекали, что подобное поведение гордячки объясняется толикой польской крови, но сама Света решительно отвергала это.

Роман вспыхнул случайно во время двухнедельного вояжа всем курсом в подмосковный совхоз. В тот год конец сентября выдался необычайно дождливым. Почти ежедневно небо уже с утра разрывали всполохи молний, и начинало угрожающе рокотать, а к полудню гроза всей тяжестью небесного свинца наваливалась на зеленеющие морковные поля. Когда же дождь переставал, лагерь, в котором разместили студентов, окутывал стойкий и плотный туман.

В первый же вечер Света возникла внезапно из сырой туманной мглы, так, во всяком случае, почудилось Олегу. Компания у костра воодушевленно пела:

«А я еду за туманом, за мечтами и запахом тайги»…

Завидев точеную фигурку и светлые локоны до плеч, гитарист вкрадчиво затянул бархатным баритоном:

«Я встретил вас, и все былое в отжившем сердце ожило», – а вся мужская половина стала срочно уплотняться, чтоб пропустить красотку поближе к огню.

Но Света лишь приветственно помахала компании рукой и направилась к Олегу, устроившемуся поодаль на огромном замшелом пне.

– Не помешаю? – с веселой усмешкой поинтересовалась она.

– Ну что ты, – немного испуганно ответил Олег и, поспешно развернув постеленный ватник так, чтоб хватило обоим, оцепенело уставился на огонь.

С минуту оба выжидающе молчали.

– Как надоели все эти «туманы с запахом тайги», – внезапно со вздохом произнесла Света и, повернувшись к Олегу, презрительно скривила изящные губки. – Давай, лучше прогуляемся, а то одной в темноте страшно. Только исчезнем незаметно, чтоб остальные не видели.

Олег послушно кивнул и поспешно двинулся за ней по еле видневшейся в густой траве тропинке. Они долго шли вдоль опушки, удаляясь все дальше от лагеря, пока окончательно не заблудились в кромешной тьме. Раздосадованный, что так оплошал при первом же свидании, Олег лихорадочно напряг мыслительные способности и, прикинув, в каком месте должна находиться спасительная дорога, извиняющимся тоном попросил двигаться за ним. Но Света, молча, вцепилась в его руку и не отпускала ее до тех пор, пока не добрались до лагеря.

Несмотря на обескураживающее начало, бесцельные блуждания вдвоем по туманным перелескам продолжались все последующие вечера. Постепенно оба научились ориентироваться в темноте, и однажды осмелев, Олег решился обнять свою спутницу. Света не стала противиться, только во время последовавшего за тем страстного поцелуя, от которого у обоих с непривычки сразу же перехватило дыхание, лишь слегка подрагивала, как неприрученная трепетная лань…

– Теперь наедине я буду звать тебя Ланкой, – прошептал ей на ухо Олег, когда они, чтобы немного перевести дух, наконец, сумели оторваться друг от друга. – Только скажи, почему ты решила выбрать именно меня?

– Ты не такой, как все, – таким же шепотом, словно из забытья, пробормотала Света, закрывая ему рот поцелуем…

Институтские будни мало что изменили в их отношениях. Правда, первое время влюбленные довольствовались лишь почти ежедневными свиданиями с долгими проводами до подъезда. Но накал чувственных страстей все чаще перехлестывал через край, грозя разразиться бурным скандалом с выяснением отношений. Ситуацию чисто женским чутьем разрешила Ланка, пригласив Олега однажды в выходные к себе домой. Квартира была свободна, родители под новый год отправились на дачу. Едва осознав, что они одни, Олег с Ланкой потянулись друг к другу, и между влюбленными случилось то, что рано или поздно должно было произойти.

Когда прошел первый чувственный угар, Олег счел необходимым сделать своей партнерше предложение руки и сердца. Но Ланка прервала его возвышенную тираду в самом начале, закрыв пальчиком рот.

– Во-первых, дай привыкнуть к новой роли, ведь не каждый день становишься женщиной, – жалобно попросила она. – И, во-вторых, лично меня вполне устраивают наши свободные отношения. Сейчас многие так живут, давай сначала встанем на ноги, дальше видно будет.

– А если, все же, забеременеешь? – осторожно поинтересовался Олег.

– Не должна, – деловито ответила Ланка, наморщив лобик. – Дни я посчитала, да и с мамой проконсультировалась, на всякий случай.

– Значит, она в курсе? – обескуражено спросил Олег.

– Конечно, и папу обещала подготовить, – улыбнулась Ланка. – Ведь мужчины очень переживают, когда узнают, что их дочь принадлежит кому-то другому… В дальнейшем нам, конечно, необходимо быть осмотрительнее, – озабоченно добавила она. – Наскочил, как молодой бычок, и я сразу разнюнилась. Если так будет продолжаться, и «залететь» недолго.

– Ты что, решительно против детей? – удивился Олег.

– Ни в коем случае, только институт мы окончим вместе, – Ланка решительно поднялась и нежно прикоснулась губами к его щеке. – А сейчас пойдем, отпразднуем событие…

Шила в мешке не утаишь, особенно, когда тебе 20 и чувства постоянно вырываются наружу. Новость о том, что крепость окончательно пала, быстро разлетелась среди институтских знакомых. Сокурсники уважительно хлопали Олега по плечу, показывая в знак одобрения большой палец. Подружки под различными предлогами выведывали у Светы, не беременна ли она. Но Олег с Ланкой таинственно молчали, и страсти вокруг парочки постепенно сошли на нет. Правда, однажды, после очередной ночевки на родительской даче Ланка все-таки «залетела». Дело уже шло к преддипломной практике, и в планы влюбленных внезапные перемены в их жизни никак не входили. Промучившись с неделю в раздумьях о дальнейшем житье-бытье, Олег решился все рассказать матушке. Та категорически воспротивилась аборту, лишь коротко заметив:

– Главное в жизни женщины – это дети. Ради сиюминутной выгоды вы можете испортить Светлане всю дальнейшую жизнь. Подумайте об этом как следует.

Ситуация разрешилась неожиданно и по-житейски просто. В один из дней, когда время уже подходило к критическому сроку, Ланка не явилась на занятия. Прождав до полудня, испуганный Олег кинулся ей звонить и услышал в трубке голос ее матери:

– Олежка, ты только не волнуйся, у Светы ночью выкидыш случился. Мы «Скорую» вызвали, врач сказал – ничего страшного. Сейчас она спит.

В молодости болячки заживают быстро. Уже на следующее утро Ланка объявилась на занятиях. Заметив Олега, она обняла его, как после долгой разлуки, шепнула на ухо:

«Не переживай, у нас все еще впереди», – и, как ни в чем не бывало, побежала дальше.

Этот деловой практицизм, так свойственный эффектным блондинкам с ярко выраженной романтической внешностью, стал особенно проявляться в Ланке ближе к лету. Преподаватели предрекали Олегу блестящую научную карьеру, и она, чтобы удержаться рядом, сумела договориться о месте ассистентки на кафедре, которое должно было освободиться к осени в связи с уходом в декрет одной из сотрудниц. На вялые возражения Олега, что ему хотелось бы заниматься настоящим большим делом, а на кафедре сплошная рутина, Ланка неизменно возражала:

– Потерпи, как-нибудь. Защитишься, поженимся и по обмену заграницу поедем, годика на три. Там и наука есть, и жизнь человеческая. Только английский нам обоим надо подтянуть.

Возможно, все так бы и произошло, если б не разговор, случившийся у Олега сразу после защиты диплома. Вокруг возбужденно галдели сокурсники, а он, совершенно опустошенный, бесцельно смотрел в окно и не заметил, как подошел солидного вида мужчина и дружески потрепал по плечу.

– Мне понравился ваш диплом, – деловито сообщил он, – тема перспективная, и, судя по ответам, знаете вы ее гораздо шире, чем написали, – и в ответ на недоуменный взгляд Олега протянул визитку. – Мы занимаемся космосом и прочими связанными с ним штуками.

– Я знаю, – пробормотал ошеломленный Олег.

– Тем более, если знаете. Я навел о вас справки. Бросьте ерундистику с аспирантурой. Это дешевый престиж, не более, – и, заметив, что Олег совершенно растерян, добавил, – отдохните, подумайте и позвоните мне осенью…

Визитку Олег опустил в нагрудный карман выходного пиджака, одетого по случаю защиты, и сразу же подумал о Ланке:

«Говорить ей об этом разговоре, или не говорить? Не буду, пока, – решил он после раздумий, – она уже пару дней, сама не своя, видимо, не отошла еще от защиты. Лучше просто сообщу, что защитился».

Телефон Светы упорно не отвечал.

«В конце концов, мы пока не муж и жена, и я не обязан отчитываться в каждом своем шаге», – неожиданно с раздражением подумал Олег после очередных слишком долгих гудков, и решительно отправился к «отстрелявшимся» сокурсникам.

Защиту дипломов отмечали в тот же день мужской компанией в студенческом кафе.

– А где твоя длинноногая лань? – поинтересовался сокурсник-грузин, подсев к Олегу. – Поругался с такой красотой?

В женщинах Сосо толк понимал и, надо отдать ему должное, относился к ним трепетно.

– Что ей здесь делать, она совсем не пьет, – пояснил слегка заплетающимся голосом Олег.

– Понимаю, – подмигнул Сосо. – Меня родители тоже решили женить. Хватит, говорят, погулял! Слушай, – вдруг взвился он, – съездим ко мне, кацо, в последний раз холостяками! Если один появлюсь, меня из дому уже не выпустят. А вместе поедем, скажу: обещал Грузию показать. У нас гость – это святое. На Мцхету посмотрим, домашнего грузинского вина попьем!

Выпитое уже успело ударить обоим в голову, и находящийся в состоянии эйфории Олег согласно кивнул. Больше в тот вечер о поездке они не говорили. Сосо вскорости закадрил какую-то незнакомую девицу, сидевшую за соседним столиком, и отправился с ней танцевать, а окончательно захмелевший Олег задремал, пока его не растолкали и отвели в общежитие.