Текст книги "Мгновения длиною в жизнь"

Автор книги: Юрий Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Юрий Андреев
Мгновения длиною в жизнь

Усмешка Венеры

 
«Когда на сердце тяжесть и холодно в груди,
к ступеням Эрмитажа ты в сумраке приди»,
 

– эти строки известного питерского барда и путешественника чуть ли не с детства въелись Вадику в сознание, словно заноза под кожу.

Всякий раз после очередной жизненной неудачи, прислонившись к исполинским ступням, он поднимал взор на могучие торсы Атлантов, и в душе воцарялось равновесие, а голова обретала способность мыслить здраво. Корнем всех неудач служило одно удручающее обстоятельство: несмотря на солидный по его внутреннему убеждению возраст (а дело шло к тридцати годам), ни девушки, ни товарищи по скульптурному цеху всерьез Вадика не воспринимали.

Вот и сегодня строчки внезапно всплыли в памяти, когда Вадик бесцельно фланировал по Дворцовой площади. Повинуясь инстинктивному порыву, он выбрался из толпы гуляющих, скорым шагом добрался до фигур Атлантов и, притулившись к колонне, погрузился в горестные размышления. Вадик отчетливо осознавал, что очередная идея-фикс полностью провалилась. Долгая вечерняя тусовка ничего, кроме тягостного ощущения не оставила. Он так безнадежно постарел, что молоденькие девчонки в разноцветных топиках и коротеньких шортах вместо прежнего прилива адреналина вызывали теперь едкое раздражение: ведь полуголые, не стесняясь, по самому центру Питера разгуливают. Хотя, чего, собственно, стесняться, со спины их от ребят не отличишь: такие же худые, длинноногие, с узким подростковым тазом. И куда нормальные девчонки подевались, которые на обложках модных журналов красуются?

«Да это же те самые, только сняты, умело, – внезапно осенило Вадика. – Ведь фотограф выбирает удачный ракурс по существу одним глазом. Это скульптор двумя, одним непосредственно смотрит на объект, а другим уточняет информацию. Поэтому скульптура не фото, это объемный объект, и только симпатичной мордашкой и длинными ножками не обойдешься, здесь фигура в разных ракурсах требуется. И дело даже не в сексуальной привлекательности. Кажется, один великий француз заметил:

„Именно женщины вдохновляют нас на великие дела“.

Но для этого в женщине должна быть тайна»…

Впервые Вадик отчетливо осознал, что это не пустая выдумка поэтов. Если все ясно с первого взгляда, то воображение перестает работать, а без его игры творец слеп и глух.

От расстройства всех органов чувств внезапно резко засосало под ложечкой, и он вспомнил, что в связи с этой суматохой сегодня даже толком не пообедал.

“Нужно срочно зайти в какую-нибудь кафешку, только вот на той или этой стороне Невы? – лучше бы, конечно на этой, вдруг еще удастся встретить кого-нибудь“,

– Вадик кинул взгляд на часы.

Стрелки показывали что-то около 10-ти, до развода мостов была еще уйма времени.

В знакомом еще со студенческих времен “фуршете“ он заказал 150 водки с порцией пельменей. Устроившись в углу, лицом к крошечному зальчику, Вадик быстро опрокинул первую стопку, дождался, пока по пищеводу разольется успокаивающее тепло и принялся сосредоточенно жевать. Праздник “белых ночей“ был в полном разгаре, и в заведении было непривычно тихо. Помнится, пару недель назад здесь было не протолкнуться. Они собрались большой шумной компанией и горячо обсуждали кто важнее: творец или объект его вдохновения? В этом вопросе наблюдалась явная дисгармония: до потомков доходят лишь имена художников и скульпторов, а личности, запечатленные на бессмертных творениях, канут в Лету. Большинство склонялось к мысли, что главным является творец, который шестым чувством улавливает веяния времени, а самих моделей во все времена пруд пруди.

Вадика остальные присутствующие практически не замечали.

– А как же стандарт женской красоты – Венера Милосская и ее бесконечные копии? Все женщины разные, а он остается неизменным на протяжении тысячелетий, – чтоб привлечь внимание, громко поинтересовался он.

Последовало легкое замешательство. С идеалом мужской фигуры вопросов не было: со времен древней Спарты мускулатура развивается путем тренировок. Но женщинам фигура дана от рождения. Каким чутьем Пракситель увидел и запечатлел именно этот тип с царственной гордой осанкой и полным отсутствием пошловатой похоти, которую часто путают с сексом?

– Лично я думаю, что женщины с фигурой богини наделены и какими-то неповторимыми духовными чертами, выделяющими их из простых смертных. Эти черты заметны не в любое время. В древней Элладе, во времена Геракла и Елены Троянской таких женщин было много. Сейчас время героев прошло, везде и во всем торжествует серость, но Венеры по-прежнему есть, надо только отыскать их в толпе, – важно заявил Вадик, чувствуя, что зацепил компанию за живое.

– Тебе-то откуда об этом знать, – возразил один молодой, но уже известный скульптор с окладистой для солидности бородой. – Сначала сам создай что-нибудь, а потом других обсуждай.

– С удовольствием, – огрызнулся Вадик, – но материала подходящего пока найти не могу.

– Дело не в материале, – веско заметил бородатый, – сразу ни у кого не получается, надо через это “не могу“ заставить себя, а ты не хочешь. Попробуй один раз, и сразу материал сыщется.

– Обязательно, и осенью на конкурс скульптуру представлю!

Свою идею по отысканию материала Вадик решил реализовать во время белых ночей. План был, конечно, изначально идиотский. И вот, печальный итог…

Он, не спеша, допил водку, раздумывая, чтобы заказать еще, и в этот момент в кафе появилась молодая особа в светлых джинсах и в тон вязаной кофточке. Грациозной походкой она подошла к бару, взяла чашку кофе и устроилась за столиком, напротив, у окна. Вадик машинально проводил ее взглядом и внезапно понял: именно ее он безуспешно искал на Дворцовой. Пока он размышлял, как подойти и познакомиться, особа допила кофе и стремительно двинулась к выходу. Вадик уже хотел броситься следом и вдруг заметил забытый на ее столике возле чашки носовой платочек. Выход был найден: он схватил его и выскочил на воздух.

В тускло-неверном свете белой ночи джинсы с кофточкой мелькали в конце переулка, и он стремглав ринулся вдогонку. Особа шагала быстро, Вадик еле догнал ее и сообразил, что она движется к Летнему саду.

“Пусть зайдет, устроится на скамейке, и тогда подойду. Не на ходу же знакомиться“, – решил он, не упуская объект из виду.

Красотка, не спеша, прошла по главной аллее и устроилась на скамейке возле одной из мраморных статуй.

“Кажется, это и есть Венера“, – подумал Вадик, внимательно изучая скульптуру.

На лице Богини мелькнула мимолетная усмешка, будто намекая, что пришла пора действовать. Потоптавшись в нерешительности, Вадик присел рядом. Девица повернулась к нему с вопросительным видом.

– Простите, это не вы оборонили? – нарочито робко поинтересовался он, протягивая платочек.

Красотка благодарно улыбнулась и небрежно сунула платочек в кармашек брюк.

– Люблю во время белых ночей в одиночестве побродить по Летнему саду, на скульптуры богинь поглазеть, помечтать, – заметила она.

– А мне показалось, что вы одна из них. Пока никого нет, решили сойти с пьедестала и отдохнуть на скамейке. Кстати, как к вам обращаться? – восторженно заметил Вадик.

– Меня зовут Майя, – охотно сообщила незнакомка.

– Родители назвали так в честь Майи Плисецкой? – поинтересовался Вадик, заметив, что она не прочь продолжить разговор.

Молодая женщина отрицательно покачала головой.

– Я родилась в мае, а месяц назван римлянами в честь этой богини, – усмехнулась она. – У греков Майя была старшей дочерью Атланта и ее почти насильно выдали замуж за Вулкана.

Выпитый алкоголь постепенно брал свое. Мысли о том, что еще не все потеряно и вечер может, удастся, замелькали в голове Вадика.

– Можно спросить, где вы Майя вообще обитаете? – невзначай поинтересовался он, снедаемый жгучим любопытством.

– Не знаю, – растерянно призналась та. – Вы почти угадали, иногда мне кажется, что моя телесная оболочка где-то далеко-далеко, а душа находится здесь в Летнем саду в статуе Венеры, и соединяются они лишь во время белых ночей.

“Не хочет говорить правду и разыгрывает меня“, – решил Вадик.

– Мне вас сам Бог послал. Сегодня я весь вечер мотался по Дворцовой в поисках подходящей модели и, как назло, ничего подходящего не нашел. Признаюсь, я уже совершенно отчаялся и вдруг повстречал такую красоту. Что скажете, если попрошу вас сегодня попозировать мне в студии? Я скульптор, зовут Вадимом, – представился он, протягивая визитку.

Майя скользнула по кусочку картона мимолетным взглядом, небрежно бросила его в сумочку и впилась взглядом в Вадика:

– Это было бы любопытно, у меня еще никогда не было знакомого скульптора. Только, если не возражаешь, давай перейдем на “ты“. А студия далеко?

– Нет-нет, по ту сторону Троицкого моста на Петроградской стороне, – поспешно заверил Вадик. – Сейчас на набережной возьмем машину и через десять минут будем там…

Всю дорогу до студии Вадик сбивчиво и путано объяснял Майе, что она должна будет делать, а та, молча, смотрела в окно и лишь изредка кивала в знак согласия. Студия помещалась на чердаке одного из еще дореволюционных, доходных домов на Петроградской. Открыв обшарпанную дверь и включив свет, Вадик пропустил свою визави вперед:

– Здесь никого нет, располагайся спокойно. В углу ширма, за которой можно раздеться… – и, натолкнувшись на ее внезапно резко сузившиеся колкие зрачки, невольно проглотил остаток фразы насчет банного халата, – а я пока материал для работы подготовлю.

Та окинула любопытным взглядом обширное помещение со стеклянной крышей, из которой лился еле заметный сумрачный свет.

– И долго ты собираешься меня мучить? – томно поинтересовалась она, быстро скинув за ширмой джинсы с кофточкой и представ перед Вадиком в купальнике-бикини. – Учти, раздеваться дальше я не буду.

– Не беспокойся, – успокоил тот, пропуская мимо ушей последнее замечание, – думаю, потребуется максимум пара сеансов. Я сделаю небольшую статуэтку, и если ее одобрят, тогда к осени на конкурс с нее вылеплю твою скульптуру в полный рост.

В указанной Вадиком позе, чем-то напоминавшей вакханку, Майя стоически продержалась около часа, лишь изредка садясь на стул и вытягивая затекшие ноги. Наконец, заметив, что подготовительный этап близится к концу, она решительно сошла с пьедестала и, накинув кофту, свернулась калачиком на стоявшем возле ширмы продавленном диване и закрыла глаза.

– Больше не могу, подремлю немного, – сообщила Майя расслабленным голосом.

Такой поворот в сценарии совершенно не входил в дальнейшие планы Вадика.

“Нужно заставить ее рассказать о чем-то, пока окончательно не уснула“, – мелькнула спасительная мысль.

– А как твоя душа оказалась в статуе Венеры? – небрежно спросил он.

– Это долгая история, – ответила Майя сонным голосом. – Однажды очень давно меня попросил позировать один известный скульптор. Я была бедной девушкой, очень нуждалась в деньгах и согласилась. У себя в студии он предложил раздеться и после сеанса обесчестил меня. От отчаяния я хотела утопиться, но пролетавший ангел уберег меня от этого постыдного шага. Он освободил неповинную душу от бренной оболочки и поселил ее в статуе Венеры. А тело забрал с собой.

“Она меня по-прежнему разыгрывает, явно намекая, что я хочу сделать то же самое“, – оторвавшись от статуэтки, Вадик пристально посмотрел на Майю. Ее усталость сняло, как рукой. Она сидела на диванчике с совершенно серьезным лицом, лишь глаза с сильно суженными зрачками мерцали в полумраке таинственным блеском.

– И что необходимо сделать, чтобы они вновь соединились? – осторожно поинтересовался он, встав, чтоб размяться самому.

– Нужно найти человека, который согласился бы обменять свою душу на мою. Она необязательно будет жить в статуе Венеры. Есть свободное место в одном из коней Клодта на мосту через Фонтанку на Невском. Учти, – усмехнулась Майя, – если ничего не получится, такая участь ждет тебя… Если не возражаешь, давай продолжим работать, – спокойно добавила она.

Мысли о возможном романтическом продолжении сеанса вмиг развеялись, как дым, а по позвоночнику пополз противный липкий страх.

“Такие сузившиеся зрачки свойственны людям с неустойчивой психикой, – лихорадочно подумал Вадик. – Неужели она – шизофреничка? А я-то раскатал губы! Ну, конечно, во время белых ночей случилось обострение болезни, и она сбежала из дурдома. Пришла в Летний сад и, глядя на скульптуры богинь, выдумала историю. Если она сама всерьез верит, что таким путем может освободиться и обрести свободу, мне несдобровать. Пока ситуация под контролем, но надо быть начеку“…

Теперь ему не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Под гипнотическим взглядом своей визави он изо всех сил стал мять глину, пока пальцы не перестали слушаться, а глаза не закрылись сами собой…

Очнулся Вадик от ощущения, что кто-то нетерпеливо теребит его плечо. Испуганно открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним Майю.

– Скоро мосты начнут сводить, – мягко улыбаясь, сообщила она. – Пойдем, покажешь мне выход, – она окинула сырую во всех смыслах статуэтку вопросительным взглядом.

– За пару-тройку дней я постараюсь все довести до ума, – успокоил ее Вадик, – но потребуется хотя бы еще один сеанс. Ты согласна?

– Назвался груздем, полезай в кузов, – усмехнулась Майя, – значит, через два дня часиков в 10 вечера встретимся на той же скамейке…

“Вместо романтического приключения ввязался в историю с ненормальной, – проводив ее и шагая обратно, уныло думал Вадик. – Самое паршивое, что она теперь знает, где я живу, и придется доводить дело до конца. Она, наверняка, поверила, что это поможет избавиться от недуга. Если не закончу в срок, явится и, чтоб отомстить, устроит что-нибудь“…

Оставшиеся дни, выключив телефон, почти забыв о сне и изредка отрываясь, чтоб чего-нибудь перекусить, Вадик работал, как одержимый. Минули сутки, за ними вторые, работа над статуэткой подошла к концу. Теперь все стало выглядеть уже не таким страшным. Но мысли, как выбраться из непростой ситуации, в которой, сам того не желая, случайно оказался, продолжали терзать его.

“Обидно, конечно, что у молодой красивой женщины такой неизлечимый недуг, обрекающий на полное одиночество. А если все же попытаться уговорить ее раздеться до конца на следующем сеансе? Глядишь, оттает потихоньку, на короткое время нормальной женщиной себя ощутит, и забудет о своей навязчивой идее. Правда, для такой просьбы убедительный предлог нужен“, – с этой мыслью он заснул, как убитый.

Проснулся Вадик только вечером и моментально вспомнил, что его ждет встреча с Майей. Он машинально бросил взгляд на статуэтку и ужаснулся.

“Таким дешевыми поделками в мастерских для украшения коттеджей “новых русских“ торгуют. Увидав это, она вместо того, чтоб раздеться, меня не в статую, в асфальт закатает. С другой стороны, вот и предлог…но тогда придется все начинать заново, – Вадик еще раз с отвращением посмотрел на свое творение, которым еще несколько часов назад так гордился и, вздохнув, расколотил его на мелкие кусочки, – что ж, взялся за гуж, не говори, что не дюж“…

Майя оказалась человеком слова, и положенный час ждала на скамейке.

– Чего-то не хватает, – удрученно сообщил ей Вадик, – купальник разбивает целостность восприятия фигуры, а отрешиться от него у меня не получается. Натурщицы обычно позируют полностью обнаженными. Не могла бы ты сегодня, хотя бы ненадолго раздеться до конца. Мне это просто необходимо, – умоляюще добавил он.

Майя понимающе усмехнулась:

– Мужчины без этого не могут. Но предупреждаю, я сделаю это только один раз, чтоб ты воочию убедился, что у меня там все, как у прочих женщин. Кстати, ты не забыл о нашем уговоре? Тебе бы, например, больше подошел юноша, держащий под уздцы одного из коней Клодта на мосту через Фонтанку…

Поднявшись в студию, она первым делом по-хозяйски посмотрела на стол, за которым работал Вадик, и вопросительно повернулась к хозяину.

– Понимаешь, – промямлил тот, – я, не разгибая спины, корпел двое суток, а результат таков, что даже показывать неудобно. Сегодня перед встречей я разбил это убожество вдребезги, – признался он.

– Тем лучше, начнем все сначала, – нисколько не удивившись, усмехнулась Майя.

Она неслышно разделась за ширмой, а когда вышла и, не спеша, повернулась Вадику, тот обомлел. В сумрачно-неверном свете белой ночи на него смотрела не обычная, отрабатывающая сеанс натурщица, а ожившая Богиня на римском празднике сатурналий. Пританцовывая под одну ей слышимую музыку, она застывала в чувственных позах, передавая своей неприкрытой наготой главную тайну бытия. Глядя на изгибы божественного тела, Вадик впервые ощутил всепоглощающий экстаз, свойственный лишь творцам. Стараясь нечаянно не нарушить неповторимости момента таинства, он стал осторожными движениями лепить новую статуэтку.

“Назовем это: танец Вакханки“, – решил он про себя.

Продолжая свое магическое действо, Майя пристально наблюдала за ним. Заметив, что ситуация развивается в нужную сторону, она незаметно сошла с пьедестала и накинула за ширмой одежду.

– Доделаешь сам, я здесь больше не нужна. Провожать не надо, обратную дорогу я помню, – наклонилась она к Вадику и коснулась губами его щеки. Тот, полностью поглощенный работой, в ответ лишь лихорадочно кивнул, – только не забывай о нашем уговоре, – напомнила она уже в дверях.

Застучали каблучки, и хлопнула входная дверь.

“Мы же не договорились, когда увидимся снова, – вдруг вспомнил Вадик. – Ничего страшного, дорогу знает, сама из любопытства придет“…

“Танец Вакханки“ в Академии приняли на “ура“. Получив “добро“ на гипсовую статую в полный рост, он все лето прокорпел над ней, поспел к выставке и однажды проснулся знаменитым. Конечно, это была еще не широкая известность, но старые приятели во главе с бородачом, которые предпочитали раньше не замечать, теперь его почтительно именовали не иначе, как Вадим. В атмосфере почтительного восхищения он настолько вырос в собственных глазах, что, приходя к ступенькам Эрмитажа, ощущал себя, если не вровень, то уже на уровне Атлантов.

Единственным, что больше и больше омрачало победное существование, были мысли об исчезнувшей Майе. Что бы ни происходило, он постоянно вслушивался, в надежде услышать звуки ее цокающих каблучков. А когда удавалось ненадолго забыться, ему снилось, как Майя ночью тайком проникает на выставку, внимательно осматривает скульптуру и, осознав, что теперь есть ее копия, вдребезги разбивает ее. А он смотрит на все это из статуи Клодта.

Однажды настойчивые бдения Вадика оказались вознаграждены. Ближе к вечеру до его слуха донесся настойчивый телефонный звонок. Вадик метнулся к аппарату, дрожащей рукой схватил трубку и…услышал знакомый голос.

– Где ты была столько времени? – поинтересовался он прерывающимся голосом.

– Когда прошли белые ночи, я напрочь забыла, в каком из домов студия, – виновато пояснила она. – А сегодня увидела на выставке твое творение. Никогда бы не подумала, что женская скульптура способна произвести такое впечатление. Внутри у меня все словно перевернулось, и я решила непременно тебя разыскать и поблагодарить. На счастье в сумочке нашлась визитка, которую ты мне вручил при первой встрече.

– Когда мы можем увидеться? – перебил ее Вадик.

– Да, хоть сейчас, – предложила Майя, – давай встретимся в известном тебе кафе.

– Хорошо, я мигом, – боясь, что она может передумать, Вадик бросил трубку и опрометью кинулся на улицу ловить попутную машину.

Народу в кафешке было немного, и Майю Вадик заметил сразу. Она расположилась за тем же столиком возле окна с чашкой кофе. Блики света от ламп на потолке играли на ее античном профиле, придавая лицу немного загадочный вид. Приветственно махнув рукой, он метнулся к бару и через минуту с дымящейся чашкой уселся напротив. Майя с широко раскрытыми от восхищения глазами, в которых не было ни малейшего намека на ненормальность, в знак приветствия ласково погладила его по руке.

– Извини меня за то, разыграла тебя. Я не хотела больше встречаться и не раз кляла себя за авантюру, в которую тебя ввязала, – призналась она, – но когда увидела скульптуру, решила, что не поблагодарить тебя лично было бы невежливо.

– За это время я, что только не передумал, остановился на версии, что ты шизофреничка и тайком сбегала в Летний сад из дурдома, пока однажды этого не заметили, и не “повязали“ тебя, – вздохнув, признался Вадик. – Скажи, – умоляюще добавил он, – кто же ты на самом деле?

Майя от души рассмеялась:

– Я была в кафе и слышала ваш спор. А потом случайно заметила тебя в толпе на Дворцовой. Вспомнила разговор и потихоньку отправилась следом. Я ведь актриса, наспех придумала роль и разыграла перед тобой. В училище мне с такой внешностью прочили блестящую будущность, а вышло с точностью до наоборот. Режиссеры предлагали лишь роли доступных соблазнительных женщин или коварных обольстительниц, а о драматических и слышать не желали. Однажды один крупный деятель от искусства поинтересовался, почему мне не дают больших ролей. Я пожаловалась, что никто не хочет видеть во мне драматическую актрису.

“Я распоряжусь, и увидят, как миленькие“, – усмехнулся он.

– А что попросил взамен? – осторожно поинтересовался Вадик, догадываясь, каков последует ответ.

– Предложил стать его любовницей, для нашей сестры история обычная. Я отказала, причем в резкой форме. Он пригрозил, что перекроет мне кислород и сделал это. Года два бегала по кастингам, снималась в незначительных эпизодиках. Пока однажды не сказали своими словами: больше снимать не будут совсем, начальство запретило. Тогда я решила уйти из профессии, но перед этим, чтоб природой данная фактура не пропала, захотела обнажиться только один раз, но не перед фото или кинокамерой, а для скульптора.

– Почему же ты к какой-нибудь знаменитости не обратилась?

– У них так “замылен глаз“, что теперь они пускают слюни только, глядя на молоденьких девчонок с ногами “от ушей“. А молодой скульптор, да еще, как и я, почти неизвестный, стараться будет и, если правильно направить, что-то и получится.

– Я и сам от себя такого не ожидал, – признался Вадик. – Но до сих пор немного продолжаю верить в легенду, которую ты мне рассказала, и представляю себя стоящим на мосту через Фонтанку на Невском. Миф – великая штука.

Майя покачала головой:

– Правда, у нас все вышло наоборот. Пигмалион влюбился в Галатею, и силой своей страсти из статуи превратил ее в живую женщину. А я все силы отдала, чтоб убедить тебя, что ты можешь изваять шедевр, словно сама вложила в эту статую свою душу. А сама, как актриса, превратилась в статую, что стоят в Летнем саду. Внутри только холод и пустота.

– Может, все еще образуется? – попытался успокоить Вадик. – Обнародуем, кто мне позировал, и сразу станешь известной.

– А зачем? – усмехнулась она. – Лучшую роль в своей жизни я уже сыграла, чужую судьбу прожила достоверно. Теперь нужно прожить свою. Не с красавчиком-киноактером, а нормальным мужчиной, на которого смотришь такими же глазами, как он на тебя. Понимаешь, захотелось быть, как все. Попытаюсь родить ребенка, пока не поздно, и буду его растить. Разве обыкновенные люди неинтересны? Надо только уметь и не боятся жить. В конце концов, актеры всего лишь лицедеи. Мы подсматриваем за обычными людьми, стараясь воплотить на сцене “правду характера“, – она поднялась, явно сбираясь уходить.

– Подожди, – умоляюще произнес Вадик, – скажи, почему ты больше не пришла, разве не интересно было посмотреть на окончательный результат?

Она усмехнулась:

– Я же предупредила сразу, что перед незнакомым мужчиной разденусь до конца лишь один раз. Приди я снова, ты бы придумал причину, чтоб разделась еще. А сам вместо работы просто пялился бы на меня или попытался пристать. И все пошло бы насмарку… А так мы оба получили то, чего хотели, и каждый пойдет своей дорогой, – она достала из сумочки визитную карточку, разорвала ее на мелкие кусочки, послала воздушный поцелуй и зацокала каблучками к выходу.

Не в силах удержать Майю, Вадик лишь потерянно глядел ей вслед. Вспыхнув на мгновение всеми цветами радуги, мир снова окрасился в привычные для петербуржца серые тона. Облегчение от мысли, что отныне ему ничего не угрожает, сменилось глубокой досадой: как мужчина Майе он оказался неинтересен.