Текст книги "Цена познания"

Автор книги: Юрий Алкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава третья

Я шел вслед за Люсьеном по белому пустому коридору. Он как-то неприятно шаркал, и некоторое время я пытался отвлечься от своих мечущихся мыслей, гадая, почему это шарканье осталось незамеченным вчера. Наконец я догадался глянуть на его ноги и увидел обычные домашние тапочки без задников. Эта обувь не особо вязалась с обстановкой, но мне было не до таких мелочей.

Значит, отныне я бессмертен. Правда, ненадолго. Года так на три с половиной. Ну что ж, не я первый, не я последний. Мало ли было фильмов с бессмертными людьми. И ничего, играли, изображали. Правда, мне изображать придется по-другому. Не так, как это делают актеры – заучивая слова, под надзором режиссера, отдыхая между сценами и подшучивая над своими героями. Мне надо стать таким человеком. Жить, как он, думать, как он… Ничего себе! Неужели они всерьез рассчитывают на то, что я смогу жить и думать так, как будто у меня впереди вечная жизнь? Да на то, чтобы к этому привыкнуть, не то что шести месяцев – жизни не хватит. Хотя, наверное, им виднее. Откликаться на имя – это, конечно, не проблема. И научиться вести себя так, как они хотят, тоже, пожалуй, несложно. Кстати, а в каких ситуациях мое поведение станет иным? Что они мне готовят? Впрочем, с этим мы разберемся. И с ситуациями, и с поведением. А вот с мыслями… Что-то они здесь намудрили. Мыслить словно бессмертный человек? Да я даже представить себе не могу, как такое создание могло бы мыслить. Может, я им действительно не подхожу, а они еще об этом не знают? «А ну вас к черту, – неожиданно озлобляясь, подумал я. – Какое вам дело до моих мыслей? А главное – каким образом вы за ними сможете следить? Я буду думать об всем, о чем мне заблагорассудится. И вы, дорогие исследователи, не будете даже подозревать об этом, пока я буду говорить и действовать так, как этого требует моя роль. „Слово дано человеку, чтобы скрывать свои мысли“ – так ведь писал Стендаль?»

Мои размышления были прерваны недовольным голосом Люсьена.

– Пятый, вы слышите меня?

Я понял, что он обращается ко мне уже второй раз, и кивнул. Мы стояли перед широкой серой дверью с надписью «Кафетерий». Люсьен распахнул ее и сообщил:

– Вы уже видели комнату, в которой будете жить. Кроме нее вам разрешается посещать несколько мест, это – одно из них.

Я огляделся. Небольшой уютный кафетерий был красиво обставлен. Бар, несколько столиков, прозрачный холодильник с напитками. Разумеется, окон здесь тоже не было. Я вспомнил наш вчерашний разговор и спросил:

– Кстати, каким образом отсутствие окон помогает привыкнуть к мысли о бессмертии?

Он косо посмотрел на меня и неохотно ответил:

– Вы поймете это со временем.

– А вы можете попробовать это объяснить? – спросил я, решив проявить настойчивость.

Люсьен вздохнул, как бы сетуя на мою назойливость.

– Попробовать могу. Но вам это вряд ли поможет. В двух словах – маленький кусочек обычного мира, который мы видим в любом окне, может нести в себе множество напоминаний о смерти.

– Разумеется. Если окно выходит на кладбище, – согласился я. – А что смертельного в кусочке леса или тихом дворе?

– Как я вам уже сказал, вы не сможете понять это сейчас, – ответил он таким тоном, что у меня пропало желание продолжать эту дискуссию.

Помолчав, он продолжил как ни в чем не бывало:

– В своей комнате вы найдете расписание работы кафетерия. Здесь подается трехразовое питание, кроме того, вы можете брать питье и сэндвичи в неограниченном количестве в любое время суток. Разумеется, платить вам ни за что не нужно.

Из кафетерия мы направились в библиотеку, которая, по утверждению моего угрюмого провожатого, была тоже открыта в любое время суток. «Время суток, время суток», – мысленно брюзжал я, следуя за ним. Поди пойми без окон, где тут день, а где ночь.

Библиотека представляла собой небольшую, ярко освещенную комнату с десятком уставленных книгами стеллажей. Не то чтобы книг было очень мало, но я ожидал большего. Даже кабинет Тесье скорее походил на солидное книгохранилище, чем это неказистое помещение. Люсьен остановился у входа и жестом пригласил меня ознакомиться с библиотекой.

Я прошел вперед. Нигде не было ни газет, ни журналов. Только книги. Интересно, какие же произведения институт счел подходящими для моего бессмертного персонажа? Я ожидал увидеть мифы о богах-олимпийцах, всевозможные фантастические повествования об эликсирах бессмертия, возможно, классику – вроде Свифта. Однако на полках не было ни одного знакомого названия. Я шел вдоль стеллажей, удивляясь все больше и больше… «Книга Творения», «Мир», «Машины и их назначение», «Основы живописи»… Взяв голубое «Изобретение», я перелистнул несколько страниц. Книга повествовала о том, как какой-то полный научного энтузиазма ученый что-то усиленно изобретал. Он беспрестанно произносил длинные монологи о пользе его будущего открытия и нудно описывал удовлетворение, которое ему приносит эта работа. Перелистнув еще пару страниц, я понял, что он пытался изобрести электрическую лампочку. Подивившись тому, что человек этот именовался Двадцатым, а не Эдисоном, я поставил книгу на место и только тут обратил внимание на имя автора. Имя было простое, запоминающееся и, мягко говоря, неожиданное – Пятый.

«Тезка, что ли? – подумал я, снова беря книгу. – Пятый о Двадцатом… Чушь какая-то. И пишет он почему-то так, словно ведет репортаж с места событий». Повинуясь мелькнувшему подозрению, я раскрыл книгу на последней странице. В подтверждение моего предположения, там сообщалось, что Двадцатый работает сейчас над новым изобретением.

– Все эти книги написаны в институте? – спросил я Люсьена, который все это время молча стоял у входа.

Он все так же безмолвно кивнул.

– И для кого они предназначены?

– Для вас и для других людей, находящихся в вашем положении.

– Но ведь оттого, что я прочту такую книгу, я не забуду о том, что лампочку изобрел Эдисон, который умер давным-давно.

Он пожал плечами.

– Мы и не ставим перед собой подобных целей.

– А каких целей вы добиваетесь такими книгами?

– На этот вопрос я вам ответить не могу.

Я удивился:

– Но ведь я подписал контракт…

Люсьен покачал головой.

– Пятый, вы подписали только предварительный контракт. Вы должны понимать, что ответы на многие вопросы будут даваться вам только после того, как вы пройдете экзамен и подпишете настоящий контракт, – он сделал ударение на слове «настоящий».

Библиотеку я покинул порядком разозленный той бесцеремонностью, с которой эти люди напоминали о своих запретах. Экскурсия завершилась перед очередной серой дверью, за которой приглушенно раздавались голоса.

– Это класс, где вы будете учиться в течение следующих трех месяцев, – сказал Люсьен. – Здесь вам помогут подготовиться к экзамену. С программой вас ознакомят. И вот что… – он многозначительно посмотрел мне в глаза. – У вас возникают вопросы. Много вопросов. Вам не запрещается их задавать, и на многие из них вы получите ответы. Но, как я уже предупреждал, на некоторые вам отвечать не будут до тех пор, пока не будет подписан второй контракт. Так вот, не надо задавать такие вопросы вторично. Постарайтесь просто забыть о них до поры до времени. И не пытайтесь найти ответы сами. Для вашего же собственного блага…

Он посверлил меня своими немигающими глазками с короткими ресницами и толкнул дверь. Мне показалось что я перенесся обратно в университет – обстановка была точно такая же. Парты с тетрадями и ручками, доска, преподавательский стол. И даже студенты. Двое ребят и девушка, все примерно моего возраста. «…Точно говорю, так и было написано, сам читал», – экспансивно говорил смуглый черноволосый парень, сидевший ближе к двери. Остальные слушали его с выражением веселого недоверия на лицах.

– Гм, – громко сказал Люсьен.

Оратор умолк и обернулся к нему. Люсьен неторопливо оглядел притихшую компанию и сказал:

– Знакомьтесь, это – Пятый.

«Студенты» повернулись ко мне.

– Поль, – представился брюнет. – То есть Четвертый, – поправился он.

Девушка прыснула и, сдерживая смех, сказала:

– Восьмая.

Мне она понравилась. У нее было живое подвижное лицо и короткие каштановые волосы. После мрачноватых или хитрых лиц, которые окружали меня с утра, на нее было очень приятно смотреть. Худощавый парень, сидевший рядом с ней, тоже представился:

– Десятый.

Он произнес это псевдоимя таким обыденным тоном, как будто носил его всю жизнь.

– Ну вот и познакомились, – подвел итоги Люсьен. – Занятие начнется через несколько минут. Желаю успехов.

– Нудный тип, – сказала девушка, как только за ним закрылась дверь. – Пятый, а как тебя на самом деле зовут?

– Андре, – невольно улыбнувшись, ответил я.

– А я – Мари. Это – Эмиль, – она указала на своего соседа. – Ну а то, что нашего Четвертого зовут Поль, ты уже знаешь.

Она говорила весело и непринужденно, и мое несколько подавленное настроение стало улучшаться. По правде говоря, оно улучшилось, как только я увидел этих троих.

– Давно вы тут? – поинтересовался я. Оказалось, что недавно. Мари привезли день назад, обоих ребят – вчера днем. Знали они ровно столько же, сколько и я, то есть ничего. Все успели обратить внимание на освещение, подписать контракты и ознакомиться с местностью. «А еще мы бессмертные», – радостно сообщил Поль. «Не только вы», – отозвался я.

В разгар обсуждения нумерации дверь распахнулась и впустила высокого лысоватого мужчину лет сорока пяти, в котором я узнал третьего члена приемной комиссии. Его продолговатое аристократическое лицо с пухлыми щеками запомнилось мне еще в тот день. Оно располагало к себе с первого взгляда, и в то же время было в нем что-то, отметающее мысль о возможной фамильярности. Уверенность была в этом лице, уверенность и спокойствие. Мы замолчали. Профессор, как я мысленно окрестил его, подошел к столу и удобно уселся, привычным жестом положив ногу на ногу. Затем изучающе посмотрел на нас и, на редкость четко выговаривая слова, сказал:

– Ну что ж, давайте знакомиться. Я – Луи Катру, ваш преподаватель. А вы?..

Он повел взглядом по нашим лицам и остановился на мне.

– Пятый, – ответил я.

– Хорошо, очень хорошо, – одобрительно пробормотал он и посмотрел на Мари.

– Восьмая, – сказала она. Катру удовлетворенно покивал.

– Надо сказать, молодые люди, что я вам завидую, – загадочно начал он после того, как Поль и Эмиль также порадовали его своими новыми нелепыми именами. – Именно так, завидую. И говорю я это не для красного словца. Вам предоставляется возможность непосредственно участвовать в самом необычном исследовании двадцатого века. Если это исследование достигнет своих целей, место в истории вам обеспечено.

Он многозначительно поднял палец.

– Запомните – в самом необычном исследовании. И удача этого исследования в большой степени зависит от вас. В огромной степени. Впрочем, я отвлекся. Вы сейчас, наверное, гадаете, чему я буду вас обучать на протяжении следующих трех месяцев. Обучать я вас буду искусству быть собой. Звучит несколько загадочно, не правда ли? Дело в том, что вы теперь – Восьмая, Пятый, Десятый и Четвертый. Ваши предыдущие имена, личности и связанное с ними прошлое отныне не имеют значения. Забудьте о них, отложите их в сторону на несколько лет. В пределах этого здания вы – Восьмая, Пятый, Десятый и Четвертый.

Он замолчал, как бы давая нам возможность оценить важность своих слов.

– Все вы бессмертны. Вы помните бесчисленное множество понятий, имен, происшествий, книг, людей, из которых складывалась ваша жизнь до настоящего момента. Каждый из вас хранит в свой памяти целый мир, простой, но совершенный, в котором все вы жили и продолжаете жить сейчас. Этот мир чем-то похож, а чем-то не похож на тот, который окружал вас несколько дней назад. Поначалу вы будете находить в нем гораздо больше различия, чем сходства, но со временем это пройдет. Вы привыкнете ко всему. И тогда вам останется привыкнуть к главному, основному отличию. В вашем мире не существует такого понятия, как смерть. Люди в нем не умирают и даже не стареют. После того как их организмы достигают расцвета, они живут вечно, полные сил и здоровья. Они даже не знакомы с насильственной смертью. По какой-то загадочной причине в их (точнее, в вашем) мире несчастные случаи не происходят, а живые существа не поедают друг друга. В нем нет войн, насилия, болезней. Но главное, самое главное, в нем нет смерти.

Он снова умолк на несколько секунд.

– Это очень хороший и благополучный мир, молодые люди. Ваша задача – забыть о том, что когда-то вы были смертными и жили в другом, огромном мире, наполненном смертью. Вы должны абсолютно перевоплотиться в тех, кем отныне являетесь. Я буду вам в этом помогать. А через три месяца мы устроим небольшой экзамен, о котором вы, разумеется, уже слышали. Как и полагается, на экзамене я буду задавать вопросы, вы – отвечать. Если в течение нашего разговора вы ни разу не выйдете за рамки своего образа, я своими руками вручу вам контракт. Если же вы собьетесь, мы встретимся снова. На переэкзаменовке. Должен вас предупредить, что самым сложным будет привыкнуть к своему и чужому бессмертию. Все остальное – дело зубрежки. Четвертый, что из того, что я сказал, вызвало у вас такую ироническую улыбку?

Вопрос относился к Полю, который в самом деле довольно непочтительно улыбался.

– Вы, мсье Катру, – сказал он, продолжая улыбаться, – наверное, опираетесь на серьезные исследования, утверждая, что именно бессмертие станет для нас камнем преткновения. Мне кажется, что запомнить за три месяца тысячи деталей нового мира гораздо сложнее, чем просто исключить из употребления слово «смерть».

– Вы, Четвертый, – в тон ему ответил профессор, – глубоко заблуждаетесь. Во-первых, делая это утверждение, я опираюсь не на абстрактные исследования, а на свой собственный и весьма обширный опыт. А во-вторых, очень скоро вы поймете, что я прав. Знаете что, – тут у него стал такой вид, будто его осенила удачная идея, – если желаете, мы можем пофантазировать и представить себе, что вам не нужно ничего запоминать о вашем мире. Хотите? Все, что от вас требуется – это знать, что вы бессмертны и абсолютно не знакомы со смертью. Ну как? Считаете ли вы, что можете пройти такой экзамен прямо сейчас?

В комнате воцарилась тишина. Поль явно не считал себя готовым, но вызов он принял.

– Разумеется, – после минутной паузы ответил он.

– Ценю вашу самоуверенность, Четвертый, – подчеркнуто вежливо сказал профессор. – Кстати, думать над ответами в течение нашей беседы вам не позволяется. Итак, позвольте вас спросить, как поживает ваша прапрабабушка?

Поль довольно улыбнулся.

– Спасибо, очень и очень неплохо

– Здоровье у нее, наверное, пошаливает, она ведь очень стара?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – сухо ответил Поль, – Что обозначает слово «стара»?

– Не обращайте внимания, это просто оборот речи. А как поживают ваши родители?

– Тоже недурно.

– Ваш отец по-прежнему майор военной авиации?

– Опять же я вас не понимаю. Что такое «военная авиация»?

Мы с Мари довольно переглянулись. Поль был просто великолепен. «Как будто знаю ее не первый день», – мимолетно подумал я об этом кратком переглядывании, не преставая следить за ускорявшейся беседой.

– Ах, простите, я что-то не то сказал, – оправдывался тем временем профессор. – А вы слышали о наводнении в соседнем городе? Ужас! Говорят, погибло много людей.

Поль недоуменно пожал плечами.

– «Наводнение»? «Погибло много людей»? Что обозначают все эти понятия?

– Ничего, это я так, балуюсь. Старый уже стал, а все шучу.

– Что значит «старый»? – подозрительно спросил Поль. – Второй раз слышу от вас это непонятное слово.

Профессор смущенно склонил голову.

– Простите, дурная привычка. Memento, так сказать, mori.

– «Memento» – знаю, – задумчиво проговорил Поль. – А вот что такое «mori», понятия не имею.

– Ерунда, ерунда, – затряс головой профессор. – А позвольте-ка узнать, сколько вам лет?

– Двадцать шесть.

– Всего двадцать шесть? Вы шутите!

– Нисколько не шучу. Мне действительно двадцать шесть.

– И при этом вы уже так широко образованны, – всплеснул руками Катру. – Вас наверняка ожидает долгая и блестящая жизнь. И никаких «mori». Как вы считаете?

– Спасибо, – с достоинством ответил Поль. – Время покажет. Кстати, пожалуйста, либо объясните, что такое «mori», либо перестаньте употреблять это слово.

– Не буду, не буду…

Профессор задавал вопросы все быстрее и быстрее. Поль не сдавался и поддерживал его темп. Их разговор все больше и больше напоминал какую-то словесную перестрелку.

– Вы знаете, я теперь стал поздно завтракать. Мне кто-то сказал, что так полезнее для здоровья. А вы когда завтракаете?

– Как придется. Что значит «полезнее для здоровья»?

– Ну не будьте же таким придирчивым… А что вы, кстати, ели сегодня утром?

– Сэндвич.

– Интересно, я тоже. Мой был с курицей. А ваш?

– По-моему, это была индейка, но я не уверен.

– Вы случайно не знаете, как их делают?

– Что?

– Сэндвичи.

– Разрезают булку, мажут майонезом, кладут ветчину, затем овощи. Закрывают булку.

– Как интересно. А откуда берут овощи?

– Из холодильника.

– А ветчину?

– Оттуда же.

– Говорят, холодильники очень тяжелые. Наверное, их сложно двигать. Вы не знаете, так ли это?

– Не знаю, не пробовал.

– А я только вчера слышал: один парень пытался подвинуть холодильник, перевернул его на себя и погиб. Ужасная трагедия!

Ловушка была очень неуклюжая. Я подумал, что профессор уже понял, что ему не удастся сбить с толку Поля, но ему неудобно это признать. Поль, по-видимому, держался того же мнения.

– Что значит слово «погиб»? – очень естественно удивился он.

– Это так, идиома, – неловко ответил профессор. – Так откуда, вы говорили, привозят ветчину?

– Вообще-то я этого не говорил, – почти издевательски сказал Поль, – но если вы спрашиваете, то могу сказать. Из магазина.

– А как же ее делают из индейки?

– Берут индейку… – сказал Поль и осекся. Катру безмятежно молчал.

– Я… Я, кажется, ошибся, – тихо проговорил Поль.

– Разумеется, вы ошиблись, – с готовностью согласился профессор. – Вы не только собирались продемонстрировать то, что вам известна смерть, но уже сообщили мне о том, что утоляете голод посредством убийства других живых существ.

Все молчали. Поражение Поля было очень неожиданным.

– Это нечестно, – сказала вдруг Мари. – Он мог еще сказать, что индейка – это растение. Или… или что процесс производства ветчины не прерывает жизнь птицы.

– Мог, – кивнул профессор, ничуть не удивляясь таким предположениям. – Но не сказал. Да и не собирался говорить. Кстати, смерть растения – это тоже смерть. Ну а кроме того, он уже давно провалил экзамен. Кто-нибудь может сказать, когда именно?

Вот те раз. Это была не первая промашка? Я попытался восстановить в памяти их беседу, но, как ни старался, не мог найти ни одной ошибки Поля. Профессор ждал, наклонив голову.

– Я знаю, – спокойно сказал Эмиль.

Все повернулись к нему. Он продолжил, глядя только на профессора:

– Четвертый не удивился, когда вы сказали, что его ждет блестящая и долгая жизнь.

Профессор уважительно взглянул на него и подтвердил:

– Абсолютно верно. Для бессмертного человека упоминание о долгой жизни так же нелепо, как и вопрос о неудачнике, погибшем под холодильником. И даже если он по какой-то причине решил скрыть это удивление, ответ «время покажет» в этом контексте абсолютно недопустим. Итак, дорогой Четвертый, вы по-прежнему считаете, что забыть о смерти легче, чем выучить набор фактов?

Поль больше не улыбался.

– Вы меня очень эффектно сделали, – угрюмо сказал он. – Но я не был подготовлен. Хорошо, я согласен – это сложнее, чем я думал. Но все равно это легче, чем вы утверждаете.

Мсье Катру не стал спорить.

– Буду рад за вас, если ваше мнение окажется верным, – сказал он. – Я все же думаю, что это не так. А вот с вашим анализом ситуации я полностью согласен. Вы не подготовлены. Никто из вас не подготовлен. И именно по этой причине вам предстоит тяжелая учеба. Засим приступим к ней.

Он поднялся и стал прохаживаться перед доской, заложив руки за спину.

– Прежде всего, я хочу описать вам режим занятий. Он у вас будет весьма напряженным. Каждый день с девяти утра до двух часов дня с небольшими перерывами вы занимаетесь в этом классе. После этого вас ждут домашние задания. Предупреждаю – они покажутся вам объемными и тяжелыми, особенно вначале. После заданий я рекомендую вам немного отдыхать, а затем заниматься самообразованием. Компьютеры, находящиеся в ваших комнатах, имеют большой набор обучающих программ по всем областям знаний. Кроме того, к вашим услугам имеется библиотека, которую вы все уже посетили. Вопросы по режиму?

– У нас будут выходные? – осведомился Поль.

– Да. По воскресеньям занятий у вас не будет. Но задания на этот день будут больше обычных. Еще вопросы?

Мы молчали, подавленные мрачной перспективой трехмесячной зубрежки. Профессор понимающе глянул на нас и продолжил:

– Итак, тема нашего сегодняшнего занятия: «Мир, в котором мы живем». Вначале Бог создал мир…

Я сидел на кровати в своей комнате и безуспешно пытался сосредоточиться на «Книге Творения». Библия моего нового мира настойчиво пыталась убедить меня в том, что людям нечего опасаться старости. Первоначальная восторженность уже прошла, и монотонные параграфы воспринимались с трудом. На особо спорном утверждении о том, что Адам находится сейчас в добром здравии, я позволил себе расслабиться и отложил темно-зеленый том в сторону. Подперев свою отныне бессмертную голову, я в очередной раз задумался. В бессмертной голове царила полная неразбериха. Четырнадцать дней назад, придя на первое занятие, я предполагал, что в классе мне наконец-то разъяснят смысл происходящего. Ну если не открытым текстом, то хотя бы намеками. К моему удивлению и разочарованию, ничего подобного не произошло. Две недели спустя я по-прежнему не имел ни малейшего представления о «целях и задачах исследования», как говорил Тесье. Я прослушал ряд лекций ироничного мсье Катру, провел не один час над домашними заданиями и регулярно терзал обучающие программы, пытаясь извлечь из них хоть крупицу информации. Вопреки всем этим стараниям, я продолжал пребывать в полнейшем неведении. Мне превосходно помогали разучивать свою роль, но никоим образом не упоминали, в каком спектакле ее предстоит играть.

Если бы не это постоянное ощущение того, что меня используют в качестве подопытного кролика, здесь было бы совсем неплохо. Несмотря на то что занятия успели немного прискучить, они по-прежнему оставались достаточно интересными. Я не уставал поражаться тому, как чья-то изощренная фантазия, снабженная хорошими материальными средствами, породила целый мир. Отсутствие окон перестало быть непривычной деталью, и я даже подумывал о том, что через несколько лет придется к ним привыкать. Еда в кафетерии была вкусная, режим установился напряженный, но не выматывающий, в общем, странный быт, соткавшийся вокруг меня, был своеобразен и комфортен.

На недостаток общения также жаловаться не приходилось. Между мной, Мари и Полем сложились очень дружеские отношения. Это была неожиданная, теплая атмосфера, напоминавшая мне лучшие моменты студенческой жизни. Мы вместе трапезничали и часто сообща делали домашние задания, проверяя друг у друга, насколько хорошо очередная порция загадочной информации укрепилась в памяти. Иногда по вечерам мы собирались в кафетерии или у кого-нибудь в комнате и проводили часы в шумных беседах. Порой это была просто болтовня, но в основном мы пытались придумать объяснение. То однозначное, ясное, четкое обоснование всего, что творилось вокруг. Поль шутил и постоянно выдвигал все более и более немыслимые теории. Я спорил и опровергал, предлагая взамен свои, подчас не менее невероятные версии. Мари смеялась и подливала масла в огонь, шутливо становясь то на одну, то на другую сторону. К сожалению, вопреки поговорке, истина в виде правильной теории в наших спорах не рождалась, а если и рождалась, то оставалась погребенной под десятками других вариантов. За всем этим я уже несколько раз ловил себя на мысли о том, что, если бы не ситуация, в которой мы все находились, я был бы весьма не против сделать свои отношения с Мари более близкими. Но пытаться завязать роман в такой обстановке было бы просто глупо. По-моему, Поль имел похожее мнение, хотя мы с ним никогда этого не обсуждали. «А может, оно и к лучшему», – думал я. Кто знает, как долго протянулось бы это приятельство, если бы не жестко сдерживающая романтические порывы неопределенность. Ни к чему хорошему подобные тройственные союзы обычно не приводят – это я знал по одному печальному опыту еще школьных времен.

В отличие от этих двоих Эмиль оказался зубрилой и довольно занудным типом. Уже на третий день, отвечая на вопрос Катру о населении мира, он упомянул какую-то деталь, которую мы не должны были проходить еще в течение нескольких недель. Этим он привел профессора в полный восторг и с тех пор стал его любимцем. Он учился с утра до вечера и считал наши продолжительные беседы в кафетерии пустой тратой времени. В чем-то он был, разумеется, прав и этим раздражал меня еще больше. Присутствуя при наших горячих спорах о «целях и задачах», он в основном отмалчивался и почти никогда не высказывал своих соображений. Когда мы в первый раз стали обсуждать версии о сути того, что нас окружало, Поль, сидевший рядом с ним, спросил, что он думает по этому поводу. Эмиль отложил вилку и неожиданно произнес небольшую речь. Оказалось, что он на эту тему ничего не думает, так как его очень четко просили этого не делать. Он, Эмиль, не видит никакой пользы в подобных измышлениях, а наоборот, предполагает, что они могут сильно повредить. Наилучший способ узнать, что же на самом деле кроется за этой таинственностью – это хорошо учиться, быстро сдать экзамен, подписать контракт и получить ответы на все вопросы. Фантазируя же на отвлеченные темы и проводя час за часом в подобных беседах, мы только уменьшаем наши шансы на успех. Так как он намерен пройти экзамен как можно быстрее, он не может себе позволить тратить время на бесполезные и, возможно, опасные разговоры. Чего и нам желает.

Несмотря на менторское содержание, вся эта лекция была произнесена довольно дружеским тоном, так что обидеться на нее было нельзя. Тем не менее мы были несколько ошеломлены такой тирадой и с тех пор не пытались вовлечь нашего Десятого в «бесполезные разговоры».

В дверь постучали.

– Войдите, – крикнул я, отвлекаясь от своих размышлений.

В проеме появилась всклокоченная голова Поля.

– Пошли, – сказал он, – настало время ужина и беседы при свечах.

– Как насчет сэндвича с индейкой? – поинтересовался я.

Поль изобразил на лице крайнюю степень утомления.

– Можешь придумать шутку посвежее? – спросил он.

– Могу – согласился я, – но пока не буду. Надо же тебе наконец понять, что приличные бессмертные существа не поедают младших братьев своих.

Шутливо перебраниваясь, мы явились в кафетерий, где нас уже ждала Мари.

– С каких пор девушки должны ожидать молодых людей? – недовольно осведомилась она. – Я уже успела взять ужин на троих.

Мы с Полем неудачно попытались оправдаться, получили выговор и, наконец, прощение. Когда половина ужина была съедена, Поль торжественно провозгласил:

– Очередное совещание клуба детективов имени комиссара Мегре объявляется открытым. На повестке дня вчерашняя версия детектива Андре о сериале.

Речь шла о моей теории, которая объясняла все тем, что нас собираются показывать в каком-то бесконечном телевизионном сериале, снимаемом по двадцать четыре часа в сутки. Согласно ей, нам предстояло заменить собой актеров, чьи контракты по каким-то причинам должны были скоро истечь. Для того чтобы привередливая публика не потеряла интерес к сериалу, каждому уходящему актеру обеспечивали абсолютно идентичную замену. Теория объясняла все, кроме того, почему никто из нас никогда не слышал о таком сериале и на какую странную аудиторию он рассчитан.

– Мне нравится эта версия, – сказала Мари, открывая дискуссию. – По крайней мере, она объясняет, зачем нужны пластические операции. Твоя любимая версия, Поль, абсолютно игнорирует этот маленький факт.

Поль откинулся на стуле и, сплетя пальцы, сказал, копируя манеру разговора Катру:

– Моя любимая версия, молодые люди, как вам известно, состоит в том, что все мы являемся объектами психологического исследования. Теплая компания во главе с милейшим доктором Тесье пытается определить, как меняется психика людей, которые в течение длительного времени притворяются, что они забыли о смерти. Именно притворяются, так как все мы знаем, что по-настоящему забыть о смерти можно лишь сойдя с ума. Наши уважаемые ученые имеют множество заказчиков, заинтересованных в результатах этого исследования. Например, военное министерство, рвущееся придумать курс, после которого солдаты будут бросаться в бой, не опасаясь последствий. Или компании, предоставляющие услуги телохранителей. Или врачи, которые хотят иметь магические слова, способные скрасить последние месяцы безнадежно больных. Некоторые больные, между прочим, могут очень хорошо заплатить за подобный сервис. Что же касается такой незначительной детали, как пластическая операция, то моя версия действительно игнорирует ее. Дело в том, что я вовсе не уверен в том, что кому-либо из нас ее вообще будут делать. Она может фигурировать в контракте только для того, чтобы сделать его более внушительным и заставить нас серьезнее относиться к учебе. Таким образом, моя теория представляет собой великолепное сплетение продуманных логических выводов.

Он повернулся ко мне и, сопровождая свои слова почтительным кивком, добавил:

– В отличие от теории моего уважаемого коллеги, который использует малозначительный факт в качестве основы для своих умозаключений.

Я не торопился сдаваться:

– Очень изящная гипотеза. Но, как я уже говорил, в отличие от моей она совершенно игнорирует один нюанс. Если я не ошибаюсь, мой уважаемый коллега до сих пор не смог объяснить, что произойдет с нами после сдачи экзамена и подписания контрактов.

– А ничего не произойдет, – беззаботно ответил Поль. – Нас всех отпустят домой. Этот второй контракт – просто выдумка. Как только мы сдадим экзамен, они погонят нас по домам, а сами наберут новую группу. И будут повторять эту процедуру до тех пор, пока не соберут достаточно материалов для каких-то обобщений.

– Расскажи это Эмилю, – посоветовал я. – Он наверняка обрадуется тому, что напрасно сидит день и ночь за книгами.

– Поль, – спросила Мари, – если они сразу отпустят нас, то когда же они будут нас исследовать?