Текст книги "Порвали парус"
Автор книги: Юрий Никитин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Отборные люди, – сказал я вежливо.
– Отборные, – подтвердил он. – Поднявшиеся по служебной лестнице достаточно высоко, где на каждом этапе многоэтажные тесты и проверки на адекватность. И то, бывает, заносит…
– И что эти отборные решили? – спросил я. – Да, капитан Волкова уже сказала, но мне, чтобы принять какое-то решение, нужно услышать и вас. Скажу честно, мне вовсе не хочется работать в организации, где от меня будет мало толку.
Он произнес суровым голосом:
– Ваше решение затопить судно с зараженными людьми рассматривалось долго на самом верху…
– С террористами, – уточнил я.
– Что?.. Ах да, конечно, в первую очередь они террористы…
– Разве это не главное?
– Они еще не считались террористами, – ответил он, – с точки зрения закона. Они могли, или кто-то из них мог передумать и прийти в полицию с повинной и все рассказать… И, говорю вам честно, это был не единственный аргумент против ваших самовольных действий. Были и повесомее… Но, повторяю, тщательнейший разбор склонил чащу весов на вашу сторону. К тому же вмешалась и третья сторона, вы догадываетесь о ком я… Они провели там на месте тщательный анализ того, что осталось от пожара и решили, что в данной ситуации вы поступили математически точно и верно. Что потребовало от вас мужества при таком решении и ответственности. Их доводы в вашу пользу послужили последней каплей, что перевесили чашу весов. Вы реабилитированы полностью.
Я покачал головой.
– Вот уж не думал, что помощь придет с той стороны… Хотя нет, вру. Думал о таком. Даже предполагал.
Бондаренко сказал с лицемерной улыбочкой:
– Вербуют.
– Госдеп не спит, – согласился Мещерский. – Спит и видит. Стараются вам понравиться.
– ЦРУ и так нравится, – ответил я, – а вот госдеп вроде нашей госдумы… И это все по тому разбирательству?
Бондаренко довольно гоготнул.
– Правильно, Владимир Алексеевич, требуйте орден!
– Мне нужны твердые и четкие заверения, – ответил я сдержанно, – что никто не будет влезать в мою работу. Ни руководить, ни контролировать. О результатах буду докладывать лично вам. Если сочтете мою работу… не совсем удовлетворительной, то либо отдел закроете, либо на мое место возьмете другого, а я вернусь в свой институт.
Мещерский вздохнул, как мне показалось, с облегчением.
– Тогда мы договорились. Именно это я и отстаивал.
– И… как?
Он сдержанно улыбнулся.
– Отстоял. Когда ситуация требует немедленных решений, любые коллегиальные совещания приведут к потере драгоценного времени. Это все поняли.
– Когда поступает сигнал о пожаре, – напомнил я, – команда пожарных выезжает немедленно. Не запрашивая разрешения у руководства.
– Ситуация точно такая, – согласился он. – Только масштабы шире. Потому принимаете решения единолично… однако и отвечаете лично. Уже не сошлетесь, что вам не то велели.
– Спасибо, – сказал я. – Я вам напринимаю! Ахнете.
– Это я и побаиваюсь, – ответил он без улыбки. – Я же знаю, самые страшные люди – люди с хорошо развитым интеллектом А из них просто ужасные – ученые.
– Интеллект, – признал я, – частенько говорит непривычные вещи. Для гуманитария позапрошлого века, а они все оттуда, наши истины вообще звучат чудовищно и аморально.
– А они не аморальны?
Я сдвинул плечами.
– Мораль, как и мода, к науке отношения не имеет. Но «морально – не морально» оказывает влияние на общество гораздо больше, чем «умно – не умно». Парадокс, верно?.. Аркадий Валентинович, вот распечатка ближайших вызовов… В основном, по Азии и Африке. Что в какой-то мере успокаивает, в Европе и США не так-то просто спрятать лабораторию или тайком мастерить атомную бомбу.
Он вздохнул.
– Надолго ли.
– Вы прямо в яблоко, – признал я. – Через два-три года эти лаборатории можно будет поместить на одном столе. А это значит, и в Европе смогут создать чуму, что уничтожит весь мир.
Мещерский, пока я говорил, прислушивался к чему-то, микрофон у него в ухе, наконец поднял на меня взгляд.
– К нам идет генерал Туранский. Он из Управления Военно-Космических сил.
– А что, – начал было я, но закончить не успел, дверь резко распахнулась, через порог ступил крепко сбитый мужчина в хорошо подогнанном мундире, массивный, но не рыхлый, с жестким выражением лица и квадратным подбородком.
Обменявшись рукопожатием с Мещерским и Бондаренко, вперил в меня острый и недружелюбный взгляд.
– Это и есть доктор Лавронов? Очень хорошо. В районе нашей базы в Сирии возникла внештатная ситуация. Вам придется срочно вылететь туда и пресечь…
Все умолкли, я ощутил себя на перекрестье взглядов. Раздраженный питекантроп во мне проснулся просто моментально и начал рваться наружу, но я удержал то, что называется внутренним голосом, хоть и с усилием, переспросил сдавленным голосом:
– Так уж сразу и пресечь? В смысле, тащить и не пущать?.. Что-то как-то мне такое не очень нравится.
В глазах Мещерского блеснул веселый огонек, Бондаренко замер почти по стойке «смирно», а генерал сказал резко:
– Приказ из самого Генерального Штаба! Такое вообще не обсуждается. Просто примите к сведению, а исполнить нужно быстро и четко.
Я коротко поклонился.
– Знаете что, генерал?
– Что? – спросил он с вызовом. – Что вы мне скажете, рядовой?
– Скажу, – ответил я, закипая, – скажу четко и откровенно: идите в жопу, генерал! Можете строевым шагом!.. С барабаном и песней! Песню можете выбрать самостоятельно, разрешаю.
Бронник и Бондаренко притворились, что они всего лишь аппликации на стене, ничего не видят и не слышат, а я повернулся и вышел из кабинета.
В коридоре встревоженная Ингрид, почуяла неприятность, еще как только увидела направляющегося к кабинету Мещерского генерала, бросилась навстречу, а за моей спиной хлопнула дверь и простучали шаги Бондаренко.
Он догнал, ухватил за рукав.
– Владимир Алексеевич, успокойтесь!.. Он еще не знает, что командующий Военно-Космическими силами отстранен от работы с вашим Центром. Сейчас Аркадий Валентинович объясняет ему ситуацию.
Я спросил с подозрением:
– В какой степени отстранен?
Он сказал усмешливо:
– Генералам надлежит общаться с генералами, как ему было указано сверху. То-есть, с руководством ГРУ напрямую, а не пытаться влезать в чужие структуры да еще и раздавать там указания.
– Слава Богу, – сказал я. – Нет, я не требую его отставки, у меня не тот ранг и вес. Я даже рад, что ему указали на наши разные весовые категории.
Он взглянул на меня остро и с пониманием.
– Но все же вы… обижены?
– Если честно, – ответил я, – то все наоборот. У нас в самом деле разные весовые категории. Я ученый, а он всего лишь военный! Любому генералу до ученого средней руки, как амебе до Эйнштейна, это и грузчику ясно. Но я принимаю мир, какой он есть в данный момент, пронимая, что это явление временное. Скоро наступит наше время, когда генералов вообще не останется. Ни на планете, ни в космосе. А вот ученые будут править миром! Потому я сравнительно спокоен и уверен.
Он покрутил головой, словно не зная, что ответить, наконец сказал с сомнением:
– Как уже сказал Аркадий Валентинович, курирующим ваш отдел назначен генерал Гонта. Не вскидывайтесь, таковы правила. Все ГРУ целиком, как вы уже знаете, лишь один из отделов Министерства обороны. В самом министерстве… да что там в министерстве, в правительстве!.. опасаются нашего влияния и всячески обрезают нам крылья и связывают руки. Нам приходится отчитываться о каждом чихе.
– Ужасно, – сказал я искренне. – Какая же тогда секретность?
Он вздохнул.
– А вот так. Приходится раскрывать все операции не только перед проверяющими из военного министерства, но и какими-то чинушами из правительства, а то и вовсе депутатами Госдумы, уполномоченными на такие проверки не специалистами, а такими же депутатами, представляете?
– Представляю, – сказал я мрачно. – У нас же главный орган власти Госдума?.. Вот и госдумят во всю. Их же простой народ выбирал! Надо оправдывать доверие даже самых простых, выполнять запросы кухарок и диванных стратегов.
– Они сами еще те стратеги, – ответил он невесело. – Но это плата за стремительный прогресс – все увеличивающийся разрыв между людьми образованными и кухарками обеих полов, у которых со времен Древнего Египта запросы не изменились… Давайте вернемся к Мещерскому?
– Только через буфет, – ответил я. – Нет, жрать не хочу, как и пить, просто избегаю встречи с этим… генералом.
– Чтобы не подраться в коридоре?
– Именно. Вот что ждало бы нас, если бы не перебороли дураков… Спасибо ЦРУ за помощь. Вот уж не думал, что буду их благодарить.
Он кивнул.
– Решающее совещание было поздно вечером, после окончания рабочего дня. А этот генерал прибыл прямо с полигона… вот и нарвался.
– Но показал их стиль работы, – сказал я. – Что сразу сняло камень с души. А то все думал, что я слишком нахамил, держусь чересчур грубо… Какое грубо, здесь я просто вишенка на торте!
Ингрид сказала за нашими спинами:
– Пойду закажу в буфете кофе на троих. Похоже, только на это и гожусь.
Глава 12
Когда после чашки кофе и двух крохотных бутербродиков я вернулся к кабинет Мещерского, генерала уже не застал, а Кремнев поинтересовался с веселой иронией:
– Что сейчас творится в вашей голове, профессор?.. У вас такое выражение лица…
Я ответил со вздохом:
– Не тем занимаемся.
Он вздохнул, а Мещерский переспросил:
– А чем, по-вашему, надо?
– Мне кажется, – проговорил я медленно и подбирая слова, – мы сейчас как страусы прячем голову в песок, оставляя без защиты задницы.
Он улыбнулся, я понял, уточнил:
– Когда говорю «мы», это не значит, что я в вашем ведомстве. Мы – это человечество, что слишком инертно, неповоротливо и не замечает быстро возникающие действительно серьезные вызовы.
Остальные промолчали, слушают внимательно, а Мещерский посерьезнел, спросил:
– Что конкретно мы пропускаем?
– Сперва самое простое, – сказал я. – Долгое время атомное оружие было только у двух стран, а теперь у пятидесяти двух. Атомные бомбы огромной мощности легко поместить в небольшой чемоданчик. У нас их так и называют, «чемоданные», верно? А в Штатах свои подобные называют «рюкзачными». Вероятность, что расползаются и вот-вот где-то рванет не по-детски, все больше.
Он нахмурился.
– Это известно. И мы об этом уже говорили. Все страны принимают меры…
– Ядерное оружие, – сказал я, – пустячки. Сейчас быстро растут гораздо более опасные угрозы. Мы об этом говорили тоже. Но я не вижу, чтобы что-то делалось.
Мещерский заверил:
– Делается, Владимир Алексеевич! Еще как делается.
– Недостаточно быстро, – отрезал я. – Биотехнологии ускоряют свой бег. Каждый день совершаются не просто улучшения или открытия, а прорывы!.. Но не все безопасные.
Они все помрачнели, Мещерский взглянул на меня как пациент на дантиста: враждебно, но и с надеждой.
– А предложить что-то новое можете?
– Да, – ответил я. – Да, я могу.
– Владимир Алексеевич…
– Мир глобализуется, – сказал я. – И хотя существуют разные страны с разными режимами, но разведки и контрразведки уже взаимодействуют с борьбе с террором.
Кремнев сказал в нетерпении:
– Доктор, с точки зрения военного человека, которых вы так не любите, нельзя быть таким занудным.
– А занудность в чем?
– У нас, – напомнил он, – создан отдел по предотвращению глобальных рисков! Который всецело в ваших руках. И даже вроде бы работает, хотя это секретно почему-то даже для нас. Что вам еще?
Бондаренко добавил:
– И ваш отдел уже осуществил ряд блестящих операций по предотвращению серьезных угроз. Начиная с той крайне спорной в Тунисе, что теперь смотрится все бесспорнее.
– Это хорошо, – сказал я, – но маловато. Пора переходить на новый уровень. Я предлагаю создать Международный Комитет по борьбе с глобальными угрозами. Международный! Структуру, так сказать, не просто по предотвращению рисков, а предотвращению силами всех стран. Или не всех, но наиболее ответственных за происходящее на планете. Это сделать намного легче.
Они молчали, кое-кто поглядывает не столько на меня, как на Мещерского, решение как действовать дальше зависит от него.
Кремнев пробасил:
– Но у нас хорошо налажено взаимодействие. Даже нехило.
– Простого взаимодействия уже мало, – возразил я. – Нужен единый орган. Все ускоряются, генерал!.. Новая структура должна состоять из отделов в разных странах, но вопрос о едином управлении встает остро и безотлагательно.
Он сказал саркастически:
– Отдаться в управление Штатам?
– Решение будет принимать Совет, – предложил я. – Совет Планетарной Безопасности. Можно утрясти вопрос, чтобы у Штатов не было решающего преимущества, и чтобы ни один важный вопрос не решался без одобрения России!.. Но зато все будет решаться намного быстрее! Сейчас для выживания как никогда требуется и скорость, и жесткость решений, и постоянное наблюдение за всеми… За дворниками пока можно не устраивать слежку, но потом придется и за ними!
Бронник тяжело вздохнул:
– Куда мы катимся…
– К порядку и безопасности, – отрезал я. – Из мира анархии!..
Бронник спросил несколько язвительно:
– А как это сделать поконкретнее?
– Поконкретнее? – переспросил я. – Этого не знаю. Но, как сказал Ленин, вчера было рано, а завтра будет поздно. Нужно сегодня. В старину в народе говорили «всем миром». Сейчас это как никогда в самое яблочко. Всем миром.
Мещерский, как Кутузов на совете в Филях, все помалкивает, дает высказаться чинам помельче, наконец пробормотал:
– И как, по-вашему, должна действовать эта Планетарная Служба Безопасности?
– Как уже действуют спецслужбы России, – ответил я, – Штатов, Израиля, Аргентины… Да-да, у аргентинцев великолепный спецназ, я в курсе их двух последних блистательных рейдов. Но у Международного Комитета будет одно важнейшее отличие…
Я помолчал, держа точно рассчитанную паузу, Бондаренко сказал наконец:
– В чем же разница?
– Они защищают интересы своих стран, – ответил я. – А Комитет по предотвращению глобальных катастроф должен заниматься только теми, что угрожают человечеству в целом. Не обращая внимания, своя или чужая страна в той точке планеты. С точки зрения глобальных катастроф, если у них была бы своя точка зрения, мы все одна страна и один народ человеков.
Бондаренко нервно усмехнулся.
– Быть спасителями мира? А потом нам все равно в спину бросят камни?
– Это фантомная боль распада Советского Союза, – ответил я. – Придется терпеть. Постепенно уйдет. Но действовать нужно оперативно. Количество угроз растет. С некоторыми удастся справиться жесткой дипломатией, с другими – переговорами, но будут и такие, что только ударами высокоточных бомб.
Кремнев буркнул:
– Или высадкой спецназа.
– Не исключено, – ответил я. – Бывает, даже ракетно-бомбовый удар не решит проблему. Тогда спецназ.
Мещерский поднялся, мы затихли и повернули к нему головы.
– Эти настроения уже бродят по кабинетам и коридорам, – сказал он. – Но Владимир Алексеевич с его профессорской логикой ученого сформулировал все четко и ясно. Такая структура нужна. Более того, нужно было сделать ее уже давно… А сейчас перед нею… и нами завал работы. Завтра с утра все должны быть в кабинете для совещаний уже с готовыми предложениями по структуре этого международного органа.
– С этим все согласны, – сказал Кремнев. – Но когда начнется разговор о полномочиях, вот тогда и начнется настоящая драчка.
Мещерский молча слушал, не опускаясь в кресло, короткое совещание окончено, теперь нам предстоит обсудить уже друг с другом, что и как можем сделать, чтобы корабль не развалился еще в процессе сборки.
Когда мы гуськом покидали кабинет, Мещерский напомнил:
– А вас, Владимир Алексеевич, жду сегодня в этом кабинете в двадцать тридцать.
– Что-то особое? – спросил я.
– Нет, – ответил он. – Иди да, это по обстоятельствам.
В коридоре Ингрид сделала было шаг навстречу, но увидела, что мы выходим группой, отвернулась и отступила, но я видел, что искоса продолжает наблюдать за нами, как и молчаливый охранник у двери кабинета Мещерского.
Кремнев сказал громыхающим голосом:
– А ведь в самом деле, хайтек нас обогнал. И договариваться уже некогда. Не успеваем…
Бронник спросил быстро:
– Вы о чем, генерал?
– Пора начинать наносить удары, – сказал Кремнев, голос его прозвучал как рык просыпающегося льва. – Десантными группами, ракетами с самолетов, кораблей и подводных лодок!..
Бондаренко бросил на него удивленный взгляд.
– Антон Васильевич!
Кремнев посмотрел на него исподлобья.
– Что? Не нравится?.. А я вот как интеллигент в погонах, тоже за судьбу культуры ратую!
– Похоже, – сказал Бондаренко, – Владимир Алексеевич здорово заразил вас тревогой за судьбы мира.
Кремнев рыкнул:
– У меня и своя голова пока что работает. Владимир Алексеевич, на мой взгляд даже смягчает ситуацию. Он человек не военный, ему хотелось бы, чтобы как-то рассосалось само. Вообще-то и мне бы хотелось… но когда само по себе не делается, я готов применить силу быстро и в полной мере!
Я сказал со вздохом облегчения:
– Прекрасно, хотя мне тоже страшновато, что опаздываем. Ладно, покидаю вас, меня ждет некоторая поисковая работа, а у вас дела посерьезнее, нужно думать, как налаживать работу между разведками и силовиками всех стран…
– Со всеми не получится, – уточнил Бондаренко. – Но достаточно Штатов, России и Китая.
– И Евросоюза, – добавил Бронник, – а то о старой Европе совсем стали забывать.
Я отступил, улыбнулся примирительно.
– Ну вот, мы уже начали работу!
Глава 13
За спиной послышался стук каблуков, как только Ингрид ухитряется на них даже бегать, явно на такое бесцельное искусство потратила столько же времени и сил, как на меткую стрельбу. Мы, люди, многое делаем бесцельно и зряшно, даже когда понимаем, что можно было бы не делать и вообще делать не стоило.
– В свой отдел?
– Угадала, – согласился я. – А теперь угадай, в какой из!
Она подумала, сдвинула плечами.
– В Центре Мацанюка у тебя все в ажуре, а в Центре Катастроф…
– Отделе, – поправил я, – и не катастроф, а их предотвращения… Что ты как журналистка…
Она сказала зло:
– Но-но, без оскорблений!.. Давай подвезу.
– На спине? – спросил я. – Из-под дружественного огня?
– Смогу, – ответила она серьезно.
– Как ты меня обижаешь, – сказал я. – Мужчина, даже раненый, обязан и должен защищать женщин.
– Шовинист! А где равноправие?
– У эволюции прав больше, – пояснил я. – И когда распределяла права между мужчинами и женщинами, она знала, что делает.
Автомобиль подкатил к подъезду, Ингрид села за руль и сразу пристегнулась, а мое кресло недовольно пикало, пока я не потянул на себя ремень.
– Хочешь сказать, – спросила она и включила зажигание, – равноправия никогда не будет?
– Будет, – заверил я. – Даже раньше, чем думаешь.
– Когда?
– Как только пройдем через игольное ушко Сингулярности, – ответил я.
Она зябко передернула плечами. Уже слыхала от меня, после Перехода не будет этого биологического разделения на мужчин и женщин. Все станут такими, какими хотят, просто нечеловеками, что должно пугать и пугает нормальных людей, а радует только горстку ненормальных, которые и создают все мировую цивилизацию, науку, хайтек и отвечают за стремительное ускорение прогресса.
Выказывая, что я босс, она чуть издевательски забежала вперед и распахнула передо мной дверь автомобиля. Или же, напротив, подчеркнула, что она, как доминант, ухаживает за слабым существом, всего лишь мужчиной.
Кто знает, что у женщин на уме, я читаю то, что пишут на форумах и в эсэмэсках, могу подслушать разговоры по мобильнику, но пока не слышу мысли, а хорошо бы натренироваться их идентифицировать тоже четко и ясно. Вообще-то стоит серьезно подумать о таком, это же расширение возможностей человека, а главное – моих возможностей…
– Все-таки Центр Катастроф лучше, – сказала она вдруг. – Все сокращают названия. Не сократишь сам, сократят другие.
– За дорогой смотри, – ответил я ворчливо. – Ишь, заносит…
– Меня?
– И тебя тоже, – сказал я. – Центр Катастроф звучит не лучше, а красивше, но только для дураков. Правда, их в процентном отношении девяносто девять от всего населения, но все равно руководят миром двуногие из того одного процента, а им такое не нравится.
– А как бы назвал ты?
Я сдвинул плечами.
– Не задумывался. Вообще-то это отдел ограничения неограничения…
Она вывела автомобиль со двора на дороге, сразу занята левый ряд, а оттуда уже сказала свысока:
– Это вообще ни в какие ворота!
– Вот-вот, – согласился я. – Человеческий вид, как целое, сопротивляется неограниченному продлению жизни, тем более – бессмертия. А то, что он может вести себя как единый организм, показали войны, эпидемии, катастрофы, возникающие новые смертельные болезни…
Она сказала с недоверием:
– Ты считаешь, все неслучайно?.. А это реакция такого единого организма?
– Умница, – похвалил я. – Всего сто раз сказал, и сразу поняла!..
– Свинья.
– Эти девяносто девять процентов, – сказал я, – еще не знают, что бессмертие в самом деле уже близко, но достанется в первую очередь народам Западной Европы.
Она сказала хмуро:
– Представляю, что начнется…
– А я не представляю, – признался я. – Это же вызовет дикую ярость жителей Африки… да и не только Африки. Ярость и тревогу.
– Потребуют, – поинтересовалась она, – чтобы бессмертие либо всем, либо никому?
Я сказал с иронией:
– Беда в том, что это записано в кодексе белого человека, какой бы строй там не был. И начнется война даже в Европе между теми, кто «за справедливость», и теми, кто за «наше – нам», а остальные, как хотят.
– В страшное время живем, – бросила она.
– Но если переживем, – ответил я, – уже ничто человечеству угрожать не сможет!
– Если, – протянула она. – Уже и я начала говорить не «когда», а «если». Неужели ты меньший оптимист, чем я?
– Так и должно быть, – заверил я. – Больше знаю – больше умею.
А в самом деле, мелькнула дикая мысль, вполне возможно, моя способность не результат моей безумной отваги, когда решился на редактирование поврежденных генов, а как раз планомерное и поступательное развитие вселенной.
Это не я вдруг получил дополнительные способности и возможности, а сама вселенная дала их мне, чтобы я предотвращал, спасал, исправлял?
Ингрид ведет автомобиль красиво и умело, я погрузился в просмотр новостей медицины и биотехнологий, но мозг выловил и выдвинул вперед новость, для простого народа достаточно неинтересную, но сразу же всколыхнувшую игровую общественность, и не только игровую.
Мацанюк вчера анонсировал фирму для создания одной-единственной баймы, хотя, конечно, на одной не остановится, но пока что, как заявил осаждавшим его корреспондентам, жаждет выпустить этот амбициозный проект в том виде, в каком задумал.
Главная суть в том, что это будет некое подобие знаменитого в прошлом Симса, только при создании перса можно сразу давать ему внешность не только придуманную, но и своих знакомых или неких деятелей, будь это политики, бизнесмены, актеры или спортсмены.
Настройка характера и привычек тоже включает в себя не пять-шесть черт, как в Симсе, а несколько сот, так что персонажи в самом деле будут оригинальными и соответствовать прототипам.
Один из корреспондентов сразу заявил, что это по заказу политиков, которым важно на таких моделях проигрывать сценарии реакций на новые законы, выборы, события в мире. Его зашикали, хотя, как мне показалось, Мацанюк учитывает и эту возможность. Пусть не в первом варианте баймы, но по мере увеличения мощности компьютеров у рядовых пользователей в самом деле может стать серьезным подспорьем для принятия решений как для мелких предприятий, так и крупных, а затем и для правительства.
Ну, а пока что пользователям обещан огромный и почти необъятный мир, где у персонажей будет подлинная свобода, как у людей в реале, хотя игрок может время от времени сможет вмешиваться, что-то подправлять, направлять, начинать игру сначала, заменяя этот мир совершенно другим или же просто вводя другие параметры, системы управления, тестируя режимы как демократии, так и меритократии, плутократии или олигархии…
Вполне возможно в самом деле планирует не столько как байму всех времен и народов, так ее окрестили хитрые инсайдеры, как идеальный инструмент моделирования ситуаций.
Да и другие полагаю, кто умеет заглядывать вперед, тоже оценили перспективу применения вовсе не как игрушку для скучающих бездельников.
И к тому времени, когда пойдут отладка и тестирование, поступят предложения по поводу некоторой модернизации под их корпоративные или даже государственные нужды…
Господь Бог точно не любитель слешеров или стрелялок, предпочитает величественные симы и стратежки. Об этот отчетливо говорит мудро и умело устроенная им вселенная, а также стратегия развития от Начала, который мы называем Большим Взрывом, а затем через постепенно усложнении материи, возникновении протозвезд, туманностей, галактик, гравитации, взаимодействия частиц, а в конце наступает высшая фаза развития – возникновение жизни, что уже предельный уровень и вступление в завершающий этап игры…
– О чем замечтался? – раздался рядом неуместный голос. – Лицо у тебя больно глупое.
Машина уже мчится на предельно допустимой, правила дорожного движения на скоростных платных магистралях намного либеральнее, чем на остальных тоталитарных, здесь оштрафуют только за что-то уж совсем вворотаневлезальное, да и что нам штрафы, легко приходит, легко уходит (на англ)…
Ингрид руль держит свободно, почти расслабленно, но реагирует на малейшее изменение на дороге моментально.
– Грубая ты, – ответил я без упрека. Красивых женщин как-то трудно в чем-то упрекнуть. – У меня лицо просто мужественное, не заметно? У людей нашей профессии не должно быть заметных признаков интеллекта. Сама понимаешь, почему…
– Почему?
Я сдвинул плечами.
– Начальство доверять перестанет. Ну кто же из умных пойдет на службу в органы?..
– Ну, знаешь ли, – сказала она сердито.
– А если умный, – пояснил я, – да еще и доброволец, то либо агент госдепа, что спит и видит, либо сам думает как навредить стране почти победившего коммунизма.
– И чтоб не победил снова?
– А он все равно победит, – пояснил я. – Коммунизм – это не придумка Сталина, как любят говорить неграмотные либералы, а они все неграмотные, только одни избирательно, другие в самом деле такими родились в нашем гуманном обществе. Коммунизм – это мечта европейских стран о правильном и справедливом обществе. Коммунизм в Европе зародился и развивался, но там очень медленно подбирались к нему, а Россия с ее безрассудством попыталась построить это царство счастья на рывке, на чем и подорвалась.
Она замолчала, сосредоточенно глядя перед собой на стремительно несущееся навстречу широкое полотно скоростной дороги.
Я тоже помалкивал, перед глазами в стремительнейшем темпе проскакивают фото, ролики, новости науки, но мелькнуло снова сообщение об этой вялой болезни в многострадальной ЮАР, о которой Запад стыдливо и очень старательно помалкивает.
Я с тоской подумал, что наши идеалы и благородные стремления нам же и вредят больше, чем худший враг. России больше всего повредила попытка построить коммунизм, светлое будущее для всего мира, а а всему миру вредит наше желание «жить по совести».
Это «жить по совести» привело к тому, что неоправданный гуманизм уничтожил чуть ли не самую богатую, процветающую и развитую страну в мире. Здесь местные хирурги впервые сделали первую в мире пересадку сердца, здесь создали своими силами свое ядерное оружие, но добровольно – неслыханный случай! – отказались от него, здесь сосредоточены самые уникальные богатства планеты, но сейчас страна в тотальной нищете, и Запад со Штатами стыдливо помалкивает, что это они все разрушили и ввергли пятидесятимиллионный народ в катастрофу.
В ЮАР тогда существовал апартеид, раздельное существование белых и черных, государство было богато, а черные из соседних стран стремились переехать в ЮАР, чтобы жить «под гнетом проклятых колонизаторов» и быть богатыми и счастливыми.
Но США и Европа санкциями и давлением добились, что из тюрьмы был освобожден террорист Нельсон Мандела, лично взорвавший пятьдесят семь бомб, который первый исполнил ставшую с тех пор популярной в Африке песню «Убей белого!».
Мандела, кстати, не отрицал, что он террорист, на суде воспользовался случаем, чтобы изложить свои взгляды на то, что Африка вся должна принадлежать неграм, потому всех белых там нужно убить.
Белый президент Леклерк после освобождения Манделы без борьбы молча уступил ему президентское кресло, это едва ли не единственный случай в Африке, когда власть изменилась без кровавого переворота.
И тут все началось. Мандела добивался не отмены апартеида, он хотел апартеид для белых, т.е., теперь черные – власть, а белые – рабы. Придя к власти, он объявил на белых охоту, лишь потом, спохватившись и, видя страну в разрухе, велел охранять уцелевших, но это уже не спасло экономику.
Сейчас ВИЧ-инфекции в ЮАР стремительно вышла на первое и неоспоримое место в мире, безработица уже пятьдесят процентов, треть работающих зарабатывают меньше двух долларов в день, уровень преступности самый высокий в мире, а по образованию ЮАР на последнем.
И вот еще эта вспышка новой болезни, как будто мало СПИДа, которым заражено треть населения, треть, это вообще не лезет ни в одни ворота.
Но теперь о ЮАР стыдливо помалкивают как в США, так и в Европе, это же признаться, что своими тупыми санкциями разрушили одно из самых богатых и благополучных государств в мире. В России помалкивают тоже, тогда СССР поддержал Штаты и Европу в ее давлении на ЮАР насчет передачи власти от белых к черным.
На новости об этой болезни, что то ли эпидемия, то ли нет, мозг задержал мое внимание на долю секунды, информация скудная, затем перебросил на конференцию генетиков в Париже, и тут я попировал, с наслаждением проглатывая и обдумывая темы и нюансы докладов, а также возможности, что вытекают из этих открытий.
Глава 14
Ингрид круто повернула баранку, автомобиль на большой скорости свернул со скоростного шоссе на длинную дугу дороги, в стороне красиво и грозно поднялись небоскребы Центра Биотехнологий, уже не квартал, а целый научный городок со всеми его атрибутами.
Небоскребы надвинулись, угрожая обступить со всех сторон, и хотя между ними улицы, скверы и даже парки, но выглядят из-за размеров совсем близко.
Я сказал с тоской:
– Давай дальше. Мимо центра науки к центру пожарной команды. То-есть, центру предотвращение всемирных пожаров. И катастроф. И катаклизмов.
Она даже не сбавила скорость, словно чувствовала, куда я на самом деле намерен попасть в первую очередь.
Когда вскоре автомобиль резко замер у подъезда нашего здания, я покосился на ее неподвижное лицо.
– Спешишь в ночной клуб?.. Или доставишь меня по месту назначения прямо за стол?
