Текст книги "Я живу в этом теле !"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Никитин Юрий
Я живу в этом теле !

Юрий Никитин

Я живу в этом теле!

Часть 1

Глава 1.

Я медленно выныривал из небытия. В темной бездне как слепые рыбы мрака ворочались некие смутные тени, странные и пугающие. Я вычленялся из него тягостно, начиная чувствовать тяжесть своего тела, плотный как вода воздух, огромные свои размеры.

Воздух в мире, куда я воплотился так странно, был теплый, настоянный на запахах свежего кофе, жареных яиц с ветчиной. Я чувствовал себя непостижимо длинным как горная цепь и тяжелым как земная кора. Во мне бродили теплые реки, скрытые в глубинах, что-то поднималось астрономически неспешно, я расширялся как вселенная, расширялся и расширялся, а затем так же неспешно начал схлапываться...

Где-то шлепали босые ноги, негромкий женский голос напевал нехитрую песенку. Чувствуя себя несколько странно, я открыл глаза. Под приспущенные веки из окна напротив кольнули лучи яркой звезды оранжевого типа, некрупной, но достаточно близкой. Я чувствовал ее горячее прикосновение, а сам начал ощущать помимо своего материального тела еще и нечто мягкое внизу, шероховатое, прогибающееся.

Осторожно посмотрел вниз, чувствуя как под веками сдвинулись шаровидные глазные яблоки. Взор упал на крупное тело млекопитающего, все еще дикого: шерсть, когти, мышцы, жилы, но уже не добывающего пищу когтями и зубами, ибо когти стали плоскими и превратились в ногти, шерсти недостаточно, чтобы укрывать тело от холода, здесь явно умеют укрываться шкурами и другими одеждами...

У меня длинные мужские руки, грудь с редкими волосами, дальше укрыто одеялом, но я с пугающей ясностью догадывался, что там дальше. И когда на том конце ложа одеяло задвигалось, я уже знал, что это я сам пошевелил пальцами на ноге. И что этих пальцев там пять, четыре поменьше, а пятый просто огромный.

Да, я в теле из мяса и костей, все обтянуто кожей, кости соединены суставами и сухожилиями. Грудь медленно приподнимается, набирая воздух, как кит в океане набирает планктон, а затем так же медленно идет вниз, выдавливая отработанный, выловив необходимые частички, как тот ж кит вылавливает крохотных рачков, а воду выбрасывает обратно в океан. Слышно как бьется сердце, гоняя по всему телу кровь, без этого этот организм не выживет, как и без воздуха. Я даже ощутил как в животе повернулась какая-то жилка. Или кишка легла поудобнее. Там целый мир, без его слаженной роботы мне тоже не выжить...

Пока я с удивлением рассматривал руку, из соседней комнаты донесся нетерпеливый голос:

– Вставай, лентяюга!.. Кофе готов, а бутерброды делай сам.

Я ощутил дрожь во всем теле. Итак, каким-то странным образом я оказался в этом теле. Теле человека. А тот голос из кухни принадлежит другому человеку. Самке, здесь она зовется женщиной. Это моя самка, то-есть, моя жена. Правда, теперь уже бывшая, но время от времени заглядывает и ко мне.

Из кухни вышла, уже одетая для дороги, молодая женщина. Ее глаза смеялись, свет от окна подсвечивал ей сзади волосы, в них прыгали искорки.

– Что с тобой? – спросила она с веселым удивлением. – Раньше ты выбегал на запах кофе, как кот на валерьянку!

А еще на запах бутерброда с ветчиной, мелькнуло у меня в голове. В ответ утробно заворчало в желудке. Похоже, этот организм живет отдельно, у него свои требования и привычки.

А женщина засмеялась беззаботно и весело:

– Видишь, твой желудок с тобой не согласен!

– Да, – ответил я вынужденно, потому что надо было что-то ответить, да.

– Что "да"? – потребовала она.

– У него свое мнение, – ответил я.

Она оборвала смех, ее глаза стали серьезными:

– С тобой все в порядке?

– Ну, надеюсь...

– Что-то не нравится мне твой голос, – сказала она повелительно. – А ну-ка, покажи язык.

Я послушно высунул язык. Я вспомнил, что эта женщина любит лечить. У нее большая коробка с лекарствами, три термометра, целая полка книг по самолечению, а на кухне полшкафа забито коробочками с травами, корешками, витаминами, герболайфами и всякой дурно пахнущей дрянью.

Она наклонилась надо мной, я увидел белые молочные железы, что под действием гравитации устремились острыми сосками вниз, четко обозначив свою формы и размеры.

– Мне он не нравится, – заявила она категорично. – Правда, у тебя другого почему-то нет... Странно, конечно. Он должен быть розовым весь, а у тебя только по краям. Я добавлю в кофе.

– Что? – вырвалось у меня.

Она красиво вскинула изогнутые как луки брови:

– Молока, что же еще?.. Хорошо бы, конечно, сливок, но в гастрономе только с просроченным сроком, а Минздрав не рекомендует...

Я поспешно развел руками: крупными, с пятью пальцами, на каждом по рудиментарному когтю, что защищают нежную плоть на конце сустава:

– Как скажешь!

Только сейчас она заметила, или сделала вид, что заметила, в какую сторону поворачиваются мои глазные яблоки, засмеялась, показав на щеках милые ямочки:

– Куда уставился?.. Ты и там меня терзал до полуночи. Хватит, хватит!.. Быстро умойся, а то кофе стынет.

В маленькой прихожей две двери, она в туалет, другая – ванная. Я осторожно отворил ближайшую, под ногами кафель, слева массивная посудина для воды, в ней купаются, а напротив на стене.... Оттуда на меня смотрел молодой, или моложавый, мужчина. Вскинутые брови, глаза неглупые, но смотрят испуганно. Рот приоткрылся, показывая не совсем чистые зубы. Самец, сравнительно здоров, нормален. Повезло, меня могли бы засунуть в тело калеки, урода, собаки или таракана. Нет, вряд ли в тело таракана. То, что от меня требуется, вряд ли смогу, будучи тараканом.

С дрожью я всматривался в это тело. В нем я живу. В нем меня воспринимают. Каков я на самом деле, не могу вспомнить... Почему?

Машинально открыл кран, помочился, как делает большинство мужчин, в раковину для мытья рук, поплескал на белоснежные стенки водой, смывая желтые капли, так же автоматически завернул кран, все еще не отрывая глаз от существа, что отражалось в зеркале.

И все-таки мне оставлены воспоминания этого тела: зубы почистил так, будто это я сам чищу их каждое утро, вот эта штука зубная щетка, провел ладонью по подбородку... ладно, вчера оно брилось на ночь, а сегодня суббота, на службу не идти, можно дать отдохнуть вылезающей шерсти...

Мои кристально ясные мысли причудливо переплетались с его смутными образами и желаниями, на каждой из которой был ясный отпечаток животности, хтонности, глубинных рефлексов. Стараясь их угадывать правильно, я вытерся полотенцем, махровым, уютным, с осторожностью вышел на кухню. Сердечная мышца сокращается учащенно, я торопливо рассматривал стену с подвешенными половниками, сковородками, цветными тряпочками, быстро оглядел посудные полки, газовую плиту, массивный холодильник.

– Садись же! Кофе остывает.

Я опустился на стул, женщина улыбнулась, и я понял, что сел на то самое место, где вот уже несколько лет постоянно сидело мое тело. А кофе эти годы готовила и подавала эта молодая самка, женщина по имени Лена. Моя недавняя жена, которая сейчас ведет более эмансипированный образ жизни. Это для нее я брился на ночь.

Кухня расширена за счет одной из комнат, а попросту – убрана перегородка, на том конце этой кухни-гостиной диваны и непременная "стенка", пара кресел, работающий телевизор, на экране которого быстро сменяются новости шоу-бизнеса. Лена смотрит неотрывно, глаза блестят, переживает за скандалы и разводы своих кумиров, а я медленно разделывал ножом и вилкой яичницу. Вообще-то с яичницей, как и везде, где можно обойтись без ножа, надо обходиться без ножа, но мой разумоноситель предпочитал не терять манер даже дома на кухне, чтобы "не расслабляться", и я старался вести себя как он в точности.

Мелькнула мысль, почему это во мне заложены знания и такие, как надо... к примеру, что яичницу без ножа, и почему мой разумоноситель держался иначе, но, прерывая ход мыслей, эта особь вдруг заявила:

– Перестать двигать этими складками на лбу! Ну, подняла раньше, чем обычно. Но я хочу успеть на утреннюю электричку. Зато кофе сварила покрепче. Сейчас проснешься!

Я пробормотал нечто, что можно было понять как благодарность, согласие и даже извинение, и это существо улыбнулось мне, показав белые хищные зубы, спереди резательные, дальше по два могучих клыка сильного плотоядного хищника.

– Я тебе даже про запас смолола! А то по лени начнешь глушить растворимый, а у тебя от него сердце.

– Ага, сердце, – повторил я тупо.

– Не то ноет, не то дергается, – пояснила она, – хоть ты и скрывал! Я же знаю.

– Нет-нет, – проговорил я вынужденно, ибо отвечать что-то надо, горло перехватил страх, что вдруг да перестану говорить на языке аборигенов, но слова протиснулась хоть и хриплые, но внятные. – Пусть молотый.

Если бы она не была занята своими мыслями, то могла бы заметить, что я не совсем тот, с кем она живет, но ее взгляд как локатор шарил взглядом поверх моей головы, даже смотрел сквозь меня, наконец она заявила решительно:

– Вроде бы ничего не забыла... Вчера все собрала! Пора сажать, пора. Верно?

– Кого сажать? – пробормотал я.

Она вытаращила глаза, брови изумленно вскинула. Я сразу ощутил себя над пропастью, но ее лицо расплылось в улыбке, показались белые острые зубки среднего хищника, и я с облегчением понял, что эта особь только изобразила удивление:

– Вот ты всегда так!

– Да? – спросил я.

Она расхохоталась:

– Всегда одно и то же!.. Подумай. Может быть, поедешь?

Я порылся в памяти своего разумоносителяЁ человека или как его там, словом – меняносителя, отыскивая картинки как он себя вел, что говорил. Плечи мои передернулисьЁ из гортани автоматически пошли слова:

– НуЁ ты же знаешь... По мне бы вовсе дачи не было! Я не огородник. По мне лучший отдых на природе – это полежать на диване с книжкой.

Она отмахнулась с пренебрежением. Все людиЁ молЁ кто не ездит на природуЁ ущербные придурки. Дышат дымомЁ выхлопными газамиЁ потребляют экологически нечистую пищуЁ ничего не видят кроме четырех стенЁ портят глаза перед телевизором, а теперь еще и перед компом...

Это я знал, но теперь, в отличие от разумоносителя, был с этим вполне согласен. Однако сейчас не до маленьких туземных радостей. Надо понять, зачем я здесь, что от меня требуется. А дача, это такой крохотный домик с клочком земли далеко за городом, черт с нею. Я и раньше, когда мы еще были в браке, без всякой охоты принял этот подарок от родителей. Гораздо тревожнее то, что я не знаю, сколько мне отпущено времени!

Прихлебывая кофе, исподлобья оглядывал комнату. Все в приглушенных тонах, Лена предпочитает такой стиль, только на том конце комнаты ярко светится прямоугольник телеэкрана. Сейчас в нем скачут всадники на конях с перьями на конских и своих головах, мелькают озверелые лица, лязг металла, крики, дикое ржание, одни озверелые бородачи рубят и протыкают других озверелых бородачей, в пыль падают раненые, кровь брызжет алыми струйками, страшное зарево пожара, младенцев протыкают копьями и бросают в горящие дома...

Лена, прихлебывая кофе, одним глазом косила на экран. Поморщилась, когда крупным планом заточенный наконечник копья со следами ударов молотка с хрустом вошел в живот девчушки лет пяти. Девчушка закричала, ухватилась обеими ручонками за древко. Всадник с натугой поднял обеими руками копье, лицо побагровело, а жилы на шее вздулись. Но держать истекающего ребенка на копье прямо над головой было намного легче, и он, переведя дух, закричал красивым мужественным голосом о падении тирании злобного узурпатора, вот его последний ребенок, сорная трава вырвана с корнем...

– Рабство, гладиаторы, – произнесла она с сомнением, – странные обычаи Рима... Не знаю, хотела бы я там очутиться даже императрицей! А вот среди древних греков... Эллада, аргонавты, Троянская война, культ красивых женщин...

Глаза ее мечтательно затуманились. Я смолчал. Вряд ли из-за нее разгорелась бы война с Троей. У моего разумоносителя красивая жена, но в древности были другие каноны красоты. Елена Прекрасная – по нашим меркам всего лишь коротконогая толстушка. Даже если сравнивать наших женщин со статуей Афродиты, то у наших и грудь повыше, и бедра пошире, а талия напротив, тоньше...

А что, мелькнула неожиданная мысль, если бы меня посадили в тело древнего римлянина? Или грека, египтянина, ассирийца, хетта? Мчался бы я на боевой колеснице, бросая дротики, возлежал бы в роскошной бане, окруженный рабынями и евнухами... Гм, но я мог бы оказаться и среди приговоренных к казни, а тогда они случались чаще, чем здесь продают мороженое, меня могли бы четвертовать, вешать, распять на кресте...

Плечи передернулись, я ощутил недобрый холодок. В самом деле, я мог бы оказаться и там. Но с другой стороны, можно бы меня перебросить и в века, которые придут. Я мог бы очутиться колонистом на Марсе, на планетах Сириуса, ловцом астероидов в соседней галактике!

Глава 2

После кофе эта особь чмокнула меня в щеку, оставив влажное пятно, подхватила сумку в половину своего роста и вылетела из прихожей. Щелкнул стальной язычок дверного замка, простучали каблуки, затем вдали глухо загудел лифт.

Я тупо смотрел вслед. Надо поменьше двигаться, чтобы не натворить бед. Пока что мне везет, рефлексы моего разумоносителя выручают, но это, скорее, удача, чем моя заслуга. Надо посидеть, осмотреться, определиться, постараться понять...

Итак, я нахожусь в квартире человека. Квартира – это ячейка в огромном улье-доме. Надо мной сейчас, отделенные тонким потолком, спят, совокупляются, едят и испражняются десятки и даже сотни людей, а внизу, там еще несколько этажей, тоже едят, совокупляются, испражняются, словом, живут нормальной жизнью землян. Так они зовут себя, хотя еще чаще – русскими, немцами, финнами, т.е., по группам населения, а еще чаще вовсе по маленьким кучкам, как-то: москвичами, пермяками, урюпинцами...

Как и принято, в этом доме целую стены занимают книжные полки. Правда, на столе стоит компьютер, их освоили несколько лет тому, еще очень слабенькие, примитивненькие, накопители информации простейшие. Крохотные, и хотя уже есть книги на лазерных дисках, но очень неуклюжие и неудобные, ими пока пользуются только самые заядлые юзеры.

Я пробежал глазами по корешкам книг. Пальцы сами пошли вверх, ага, вот и школьный курс астрономии. В первой главе рисунок со средневековой гравюры, где монах добрался до Края Мира, высунул голову за небосвод и смотрит, вытаращив глаза, на исполинские колеса мироздания, которые приводят в движение звезды, планеты, небесные сферы...

Впрочем, нынешние знания недалеко ушли от тех, когда земля стояла то на трех китах, то на трех слонах, а то и вовсе на черепахе.

Ноги мои разогнулись медленно, я встал как инвалид после долгой болезни. Придерживаясь за стенку, замедленно прошел через квартиру к балкону. Дверь распахнута, яркий свет, я осторожно вышел, и с трех сторон распахнулся мир, в котором я теперь есть, в котором что-то должен сделать, свершить...

Балкон, как я знаю по памяти разумоносителя, на четырнадцатом этаже. Отсюда открывается вид далеко. Дома класса ульевЁ с множеством особей, протоптанные дороги... Множество механизированных телег. Снующие как муравьи люди. Дома в несколько этажей. И сразу понятноЁ почему такие города зовут ?пленочными?. Над поверхностью земли не вышеЁ чем пленка нефти на озере. И сразу видно на какую дикую планету меня забросили! Настолько дикуюЁ что обустраивать ее почти не начали. Но даже между такими вот городами – огромные пространства необжитой земли.

Послышался резкий свист. Я вздрогнул, повертел головой. На балконе соседнего дома, что торцом к этому, толстый мужик в майке и трениках, замахал обеими руками:

– Эй, сосед!.. У тебя шестой канал работает?

На миг холодная волна окатила с головой, я дернулся, губы похолодели, я сам не знаю какие каналы во мне работают, какие нет, потом сообразил, что спрашивают не обо мне, крикнул:

– Работает!

– Точно?

Я лихорадочно вспоминал по каким каналам Лена щелкала, ответил уже не так уверенно:

– Показывают все восемь.

– Черт, – донесся его злой голос, – я думал, опять профилактика... Но не три ж дня подряд? Чертовы бомжи! Сегодня антенну сломали, завтра дом подожгут... Как думаешь, бомжи?

Он уставился на меня злыми глазами. Я пробормотал вынужденно:

– Или подростки...

– Да тоже не подарки, – согласился он и скрылся в квартире.

Я тоже поспешно отступил, вдвинулся задом обратно в комнату, как рак-отшельник в скорлупу. Почему-то показалось опасно и беззащитно стоять вот так открыто.

Странно, но не оставляло ощущение, что за мной следят. Но кто? Вряд ли я ощутил бы так тревожно связь с Теми, Кто Послал. Они и так видят моими глазами, слышат моими ушами, а то, что я понял или осознал, становится мгновенно ясно им тоже. Они перестанут получать от меня информацию, если меня здесь прибьют. Тогда им придется посылать другого агента...

По спине пробежал неприятный озноб. Что-то не нравится ощущение насчет прибьют... Почему-то кажется, что я втиснут в это тело так, что если погибну, то погибну на самом деле.

Я постарался отогнать леденящую мысль подальше. С чего бы я так просто дал себя прибить? Аборигены как-то живут, а я наверняка наделен особыми способностями. Я же вижу в какой примитивный мир попал, совсем молодой и варварский, планета вовсе неосвоенная,

Возможно, меня нарочито не снабдили всеми данными.. Возможно, добытые ранее данные сбивали предыдущих... исследователей, скажем так, пока я не определю свою настоящую роль. Может быть, я просто рядовой террорист, которому поручено что-то взорвать или кого-то убить...

Я прислушался к себе, по телу прошла неприятная дрожь. Нет, убить вряд ли. Дрожь возникла где-то глубоко внутри, вовсе не на материальном уровне, а уж потом передалась этому непривычно огромному телу. Скорее всего, у меня миссия поважнее. И поинтеллектуальнее, так здесь говорят. Для простых исполнителей подбирают людей... гм, вспомнить бы каков я на самом деле... с более простыми чувствами.

В висках начала нарастать боль. Сперва тупая, медленно растеклась по всей голове, а с боков начали стучать острое молоточки, словно кирки, которыми долбят скалу.

Я стиснул ладонями виски. Под кончиками пальцев дергалось, пульсировало. С каждом толчком в череп словно забивали острый гвоздь. Я сжал челюсти, стараясь превозмочь боль, прошептал мысленно: давай сначала. Итак, я очнулся в этом теле. Без памяти о своем прошлом...

Резко зазвенело. Вздрогнув, я панически огляделся, не сразу сообразил, что это так называемый телефонный аппарат. Трубка едва не подскакивала, вдобавок мигал зеленый огонек.

Я не стал бы снимать трубку, но мой разумоноситель, действуя на заученных рефлексах, протянул длинную руку с редким волосяным покровом по всей коже, звериные пальцы цапнули, сняли. Мелькнуло черное, я ощутил как к уху прижалась прохладная пластмасса.

Голос разумоносителя произнес:

– Алло?

– Это Конопатый? – спросил уверенный мужской голос. Не дожидаясь ответа, сразу же потребовал: – Позови Протасова, да побыстрее!

Я спросил осевшим голосом:

– Вы куда звоните?

– В прачечную, куда ж еще? – удивился голос. В нем появилось раздражение. – И пусть пошевелится!

Я проговорил с сильно бьющимся сердцем:

– Вот в прачечную и звоните.

Опустил трубку в ее ложе, там такие рычажки, они прерывают при надавливании связь, но сердце еще некоторое время колотилось учащенно, а в голове метались горячечные суматошные мысли.

Черт, этот мир дик и нестроен, а я, видимо, сохранил ту чувствительность... или хотя бы часть ее, что присуща Мне, потому даже пальцы вон дрожат будто кур крал. Но все-таки насколько этот мир дик! Даже такая грубая и упрощенная связь не в состоянии правильно найти абонента...

Или было что-то другое?

Ноги сами понесли в ванную комнату. С этим зеркалом связана какая-то магия. Из глубины на меня почти враждебно взглянуло знакомое, но и чем-то чужое лицо. Словно с того момента, как я осознал, что всажен в это тело... и в эту эпоху, что-то переменилось даже во внешности. Взгляд стал другим, само лицо неуловимо изменилось.

Самец чуть выше среднего роста, с внимательными глазами, выразительным лицом. Впрочем, я мог оказаться и в теле женщины. Пока что не знаю, случайность ли, что я оказался именно в этом теле.

Кончики пальцев осторожно ощупывали лицо. Брови достаточно широкие, чтобы задерживать пот, стекающий со лба, и длинные, чтобы отводить его струи мимо глаз. Глаза расставлены широко, что обеспечивает бинокулярное зрение, а широкая радужная оболочка позволяет принимать все цвета. Ресницы густые... зачем... ага, предохраняют глаза от пыли. Чуть отогнуты концы, это чтобы не слипались во сне, не смерзались на морозе, если выступит слеза от холодного ветра. Понятно назначение носа, ноздрей, и даже волос в ноздрях, что отлавливают пыль, не пуская в легкие... Понятно зачем сердце, внутренности, весь этот сложнейший механизм, именуемый человеческим телом. Но, похоже, не здесь ответ: зачем я всажен в это тело, и что я должен сделать в этом отрезке времени?

Когда вернулся на кухню, мой разумоноситель привычными движениями засыпал коричневые зерна в примитивную электромельницу. Сразу затрещало, это его пальцы надавили на выступающую кнопку. За прозрачным колпачком взметнулись по кругу коричневые комочки, затем треск перешел в надсадное жужжание. под колпаком носилась по кругу темнокоричневая пыль, кофемолка тряслась, начала быстро нагреваться.

Так же заучено, даже без участия убогого интеллекта, руки разумоносителя щелкнули переключателем на электроплите, на черную конфорку без стука опустилась джезва. Когда вода закипит, эти руки бездумно засыплют кофейный порошок, вовремя снимут, когда пузыристая пена поднимется над краем, дадут отстояться самую малость, перемешают, позволят чуть отстояться, разольют по чашкам... Все на простейших алгоритмах, как утренняя поездка на работу, как вопросы и ответы о здоровье...

Горячий напиток обжег горло. Я задержал дыхание, но частицы этого наркотика уже пошли в кровь, мозг чуть очистился, даже кухня стала ярче, красочнее. Тело разогрелось настолько, что кончики пальцев почти не чувствовали разницы между горячей чашкой и раскаленными губами.

Так что же я должен сделать? Ради чего заброшен в этот мир? Вряд ли потому, что здесь нечто особенное, какие-то сверхтехнологии, которые должен выкрасть для своей цивилизации... Нет, этот мир совсем дик. Если здесь и есть что-то ценное, то не технологии.

Скорее, я здесь не затем, чтобы что-то взять, а чтобы дать. Подтолкнуть к чему-то. Значит, это дружественная планета. Или потенциально дружественная...

Холодок пробежал по всему телу. Меня могли не снабдить информацией о моем мире еще и потому. что под пытками могу выдать все координаты, разболтать все тайны. Возможно. местные шаманы... или психотерапевты способны снимать любые гипноблоки, гипностены и ментальные засовы. Все, что я знаю, под пыткой выложу торопливо и с охотой. Так что лучше, если не буду знать ничего. А когда вернуть, то мне впишут обратно все мое ?Я?.

Все стало на свои места, но холодок страха проник во внутренности. Суперагентом я себя не чувствовал. Возможно, агенты высшего класса провалились, и ?Там? от отчаяния послали либо новичка, либо такого растяпу, которого здесь уж никак не заподозрят...

Холодок страха и безнадежности начал заползать в грудь. Я торопливо допил кофе крупными глотками. Горячая волна прокатилась по пищеводу, и насколько состав еды и питья действуют на обитателей этой планеты! – я ощутил себя бодрее и увереннее.

Постараюсь. Постараюсь все понять и со всем справиться.. Надо только прояснить свое положение во времени и пространстве, понять эту цивилизацию, куда идет, или, вернее, куда ее несет, что ее там ждет... Существуют же всевозможные футурологи, прогностические центры? Да и я не дурак. что-то смогу. К тому же мне не случайно оставлена память этого существа. Я могу как черт по коробке отбарабанить без запинки время обращение этой планеты вокруг оси и вокруг местной звезды, именуемой Солнцем, что-то вспомнить о древних греках и даже вавилонцах... нет, вавилонянцах, рассказать о компьютерах и модемах...

Еще хорошо бы определиться во времени и пространстве. Правда, в общих чертах знаю от своего тела, не думаю, что оно мне сознательно врет, но на всякий случай надо полистать энциклопедию. Освежить азы. Да, сейчас бурный период перехода от исследования этого мира к его застройке. Всего несколько лет, или десятилетий, на карте мира было полно белых пятен. А еще два-три столетия назад вовсе не знали о существовании огромных материков за океаном...

Существа этой планеты вошли в стадию НТР, спешно строят компьютерные сети. Наивно полагают, что это решит все проблемы, как точно так же полагали с созданием атомной бомбы, пороха, каменного топора. Но человек, даже с компьютером, все еще животное, им движут инстинкты...

Я вытянул руки через стол, с сильно бьющимся сердцем смотрел на кожу, покрытую редкими волосами, выступающие суставы, сухожилия, костяшки на сгибах пальцев, этот сложнейший живой механизм, объединение клеток, когда выросшиее из простейшей амебы, что усложнялась и усложнялась, пока не развилась до такого вот существа, где клетки на одном конце никогда не узнают, что делают такие же клетки на другом...

Стоп-стоп, сказал я себе. Во-первых, одна и та же порция крови омывает все клетки, будь те в мозгу, кишечнике или в суставах. Во-вторых, вряд ли твоя главная цель – считать гайки в механизме, в который тебя временно посадили.

Голова трещала, словно по ней колотили молотком. Я снова сжал виски, боль вроде бы чуть притихла. На столе уже расползаются жирные кофейные разводы. Одна треснутая чашка протекает, на подоконнике встопорщилась как задранными лапками жука распечатанная коробочка анальгина. Когда и распечатал, рне заметил. Все на алгоритмах разумоносителя. Голова горячая, словно полдня пролежал под светом этой звезды. Зачем, зачем-то ж меня сюда забросили? Что я должен сделать?

Глава 3

Моя квартира на самом дальнем конце длинного узкого коридора. Под обеими стенами соседи выставили старые шкафа, потерявшие цвет и даже форму сундуки, ящики, коробки с тряпьем, сломанные лыжи, велосипеды...

Когда я уже прошел весь коридор по направлению к лифту, лавируя между этим мусором, у ближайшей к шахте квартире завозились за дверью, слышно было как щелкали замки. Сосед выдвинулся в халате, полы распахнулись, открывая выпирающий голый живот с белыми валиками нежного как на откормленном гусе жира.

– А, сосед, – сказал он жизнерадостно, как будто не стоял у глазка, подкарауливая. – А у нас тут к вам дело...

– Какое? – спросил я с инстинктивной неприязнью.

Ногу занес из коридора на площадку, так и остался, ждал.

– Да вот мы с соседями... – сказал сосед громогласно, – уже говорили!.. Решили, понимешь, бляха муха, поставить дверь! Отгородить весь коридор. Чтобы, значит, всякие бомжи не забредали.

– А разве забредают?

– Пока нет, но сейчас такое время! Да и спокойнее будет. Добавочная дверь отгородит. Звонки выведем на внешнюю. Правда, если придут гости, то придется делать на несколько шагов дольше, встречать, так сказать. Но это не так уж и большая плата за безопасность, верно?

Я пожал плечами:

– Верно. Но вам в самом деле нужна дверь именно для безопасности?

Он удивился:

– А зачем же еще?

– Можно вообще коридор превратить в коммуналку. И так здесь скоро не пройти, дети уже бегают и играют как в своей комнате, соседи выходят.... я провел взглядом по его жирной отвислой груди и толстому животу, – в халате, а будут выходить вовсе в трусах... а то и без них. Но и это еще не все. Я жил в коммуналке, знаю как начинают ссориться за каждый сантиметр площади... Вы еще не погрызлись, но тогда уж точно погрызетесь.

Он стоял ошеломленный. Потом на лице отразилась обида:

– Мы ж все по-дружески!

– Хорошо дружат тогда, когда ссориться не из-за чего. Ну ладно. Если главное – безопасность, то я ?за?... – на его лице отразилось удовлетворение, но я продолжил громче, – с условием, что вся эта дрянь, которую вытащили в коридор, будет либо выброшена, либо растащите ее обратно.

Он смотрел ошеломленный:

– Но разве это вам мешает?

Я сказал с прохладцей:

– Я в коридоре, к счастью, не живу. Но я всякий раз, когда иду к себе или выхожу из своей квартиры, прохожу через к о м м у н а л к у . Пока еще в ней не сушится белье, но только потому, как я понимаю, что могут выйти из лифта и украсть. Но стоит поставить двери...

Но его лицу понял, что угадал. Или почти угадал. Будет дверь, вытащат в коридор и что-то более ценное, чем развалившийся комод или картонный ящик с рваной обувью.

Рука дрожала от злости, едва нажал в стене между загадочно закрытыми дверями лифтов черную кнопку. Мерзко влипла в стену, похожая не крупное арбузное семечко, а там в глубине шахты заскрипело, задвигалось, тяжелая кабинка потащилась вверх, преодолевая гравитацию этой планеты. Такой была клетка, в которой шахтеров опускали в их норы, где они откалывали молотками пласты угля, только нынешняя клетка в домах чище и несколько, как говорят разумоносители, облагороженная.

Наконец в щели возник электрический свет, поднялся на мой уровень, стукнуло, грюкнуло, двери распахнулись. Я переступил порожек, чувствуя как под ногами качнулся пол, под которым несколько десятком метров пустоты. Дверь захлопнулась, я нажал нижнюю кнопку, глаза не отрывались от зеркала в задней стене.

Оттуда смотрел злой взъерошенный мужчина. Не я, а тот, в котором живу. Не могу же я завестись из-за такой ерунды, когда я – это то ли космический пришелец, то ли заброшен из другого времени: будущего или параллельного...

Нет, надо брать власть в свои руки. Правда, я контролирую это существо, но, похоже, оно уже норовит выскользнуть из-под моей руки и скользнуть во тьму своих темных инстинктов, влечений, желаний.

Консьержка оглянулась на щелчок открываемой двери, ее сморщенное лицо расплылось в улыбке. Все трое, работающие посменно, живут на средства от взносов жильцов, потому уже по рыночному вежливы и приветливы.

На крыльце пахнуло холодным ветром, но небо пронзительно синее, без облаков. Куда ходит нормальный человек этого мира? Или мне нужно найти что-то нестандартное, из-за чего сюда и послали?

Вряд ли Их интересует быт и отдых простых людей. В простые зачислим всех от пьяного грузчика до президента страны, если их запросы не выходят за привычный набор: бабы, пьянка, спорт, зрелища. Правда, мир состоит на девяносто девять и девять сотых из этого привычного набора, но те люди лишь кирпичики строящегося здания, а Их скорее заинтересуют те, кто его строит. А еще вернее – кто делает чертежи.