Текст книги "Истребивший магию"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 5

Они оставили коней у коновязи, слуги сами отведут в конюшню, если, конечно, для хозяев найдется свободная комната, Барвинок поднялась вслед за волхвом по ступенькам крыльца в сени, пахнет вином и мочой, а дальше в комнате с лестницей наверх и большой дверью направо расположился за стойкой широкий в плечах мужик с хитрой широкой мордой и веселыми разбойничьими глазами.

Она сразу ощутила его цепкий ощупывающий взгляд, но к этому привыкла, мужчины все так смотрят, только этот волхв упал с луны, сдержанно улыбнулась, хозяина нужно расположить к ним с первой же минуты.

– Здравствуйте.

Он поднялся, крупный, улыбающийся, в распахнутой на груди рубашке и с закатанными выше локтей рукавами.

– Что желаете? – поинтересовался он самым доброжелательным голосом. – Комнату, стол, вино?

– Всё, – ответил Олег.

Хозяин посмотрел на маленькую женщину рядом с Олегом. Зубы коротко блеснули в мимолетной улыбке.

– Еды и питья вдоволь, но комнаты заняты, сожалею.

– Все? – спросил Олег с недоверием.

Хозяин виновато развел руками:

– Кроме одной под самой крышей. Не знаю, жалеть, что комнат нет, или гордиться…

Олег махнул рукой.

– На чердаке? Сойдет. Мы не жить сюда приехали.

– Там одна постель, – сообщил хозяин. – И вообще… должен предупредить, в ней никто не селится.

– Почему?

Он снизил голос:

– Говорят, там появляется иногда… совсем-совсем редко!.. нечто.

– Как это нечто?

Хозяин развел руками:

– Одни говорят, привидение, другие – оборотни. Народ не очень верит в такие россказни, мало ли что пригрезится после хорошей выпивки! Но селиться туда не хотят. Потому сдаю только самым отважным. И за полцены.

Барвинок бросила на Олега короткий взгляд. На что волхв купится: захочет показаться отважным, польстится на сниженную цену или просто не поверит в призраков?

– Сойдет, – повторил Олег.

– Правда, – добавил хозяин озабоченно, – комната несколько холодновата. Труба идет мимо.

– Ничего, – ответил Олег, Барвинок заметила, как он бросил взгляд в ее сторону, – мы согреться сумеем.

Хозяин даже не повел глазом в ее сторону, но Барвинок ощутила, что этот ушлый жук все понял верно, но не позволил себе выпустить похабнейшую улыбку на гадкую мужскую рожу, некоторые клиенты не любят вольностей, все-таки он слуга, хоть и хозяин, только вежливо поклонился и сказал довольно:

– Тогда деньги вперед… и вот вам ключ!

Барвинок решила, что пора показать свой независимый характер и напомнить, что не все даже в этом мире решают мужчины.

– А как насчет второй кровати? – спросила она. – Можно принести из кладовки еще одну и поставить в другом углу?

Хозяин раскрыл рот и уставился на нее с удивлением. Потом перевел обалделый взгляд на Олега.

– Что это с вашей спутницей?

Олег отмахнулся:

– Это она так шутит. Поспит, как обычно, на полу. У кровати, раз уж у меня нет с собой собаки. Внизу там есть чем перекусить?

– Моя жена только что сварила хар-р-ррошую баранью похлебку. А на горячее есть бараньи ребрышки.

– Люблю бараньи ребрышки, – сказал Олег. – Тогда сперва пообедаем, а комнату пусть приведут в порядок.

Хозяин поморщился, явно не понимает, что такое наводить порядок, комната же есть, что еще, а Олег кивнул рассерженной лекарше, толкнул дверь в харчевню.

За столами подняли головы, едва они переступили порог. Барвинок ощутила на себе оценивающие взгляды, в корчме почти одни мужчины, грубо одетые, с грубыми лицами и грубыми голосами. Даже смех грубый, жестокий, неприятный, но смеются только за одним столом, за другими же сидят и пьют угрюмые, нахмуренные, бросающие по сторонам злые неприязненные взгляды.

Женщины, их здесь три, сразу обратили внимание на Олега. Барвинок ревниво зашипела, когда они подобрались, заулыбались, начали принимать соблазнительные позы, выпячивая то переднюю часть, то жирные задницы.

Олег окинул зал безразличным взглядом и, сойдя на две ступеньки, пошел между столами. Из-за одного кто-то из гуляк подставил ему ногу, Олег смотрел прямо перед собой ничего не выражающим взглядом, но его тяжелый сапог с металлическими подковками опустился очень точно. Барвинок не услышала хруст тонких косточек, стопа вообще легко повреждается, но гуляка взвыл не своим голосом.

Волхв остановился и, продолжая стоять на ноге несчастного всем весом, поинтересовался:

– Чё, ты хочешь что-то сказать?

Тот стонал, хватался за край стола и пытался выдернуть ногу, но Олег словно превратился в каменную скалу, стоит неподвижно и смотрит с вялым интересом.

Остальные за столом притихли и зыркали непонимающе то на одного, то на другого. Наконец Олег махнул рукой и сказал Барвинок:

– Странные здесь люди…

Она шла за ним, не дыша, выпрямившись и стараясь выглядеть так же грозно, как и эти люди. Олег сел за дальний столик, выбрав место так, чтобы видеть и входящих, и дверь кухни.

Барвинок брезгливо потрогала свой край стола, тут же подошла молодая женщина с чистой тряпкой и старательно вытерла столешницу, обещающе улыбаясь Олегу и наклоняясь так, что из низкого выреза вот-вот вывалятся белоснежные и жаркие груди…

Олег, к ее негодованию, в самом деле засмотрелся с явным удовольствием.

Барвинок сказала резко:

– Нам жареной баранины!.. Лучше ребрышки. С кашей.

Женщина улыбнулась, проворковала ласково:

– А вина?

– И вина, – сказала Барвинок, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Лучшего!

– Будет исполнено, – ответила женщина и на всякий случай улыбнулась и Барвинок, но не так, как Олегу, увы, совсем не так. – Ребрышки как раз жарятся, ждать недолго. А вино принесу сейчас…

Она снова улыбнулась Олегу и удалилась, старательно двигая из стороны в сторону толстым задом.

– Корова, – прошипела Барвинок. – Толстая корова.

Олег ответил мирно:

– Ну и что? Главное, чтобы молоко было.

– У нее есть, – заверила Барвинок. – Даже кофта на груди промокла!.. Еще кормит. Рожает и кормит, рожает и кормит. Не переставая.

Олег зевнул.

– Может быть, у нее это первый ребенок.

– Первый? – изумилась она. – Да такие начинают рожать с тринадцати лет!.. И не перестают до старости. Потому что никому не отказывают.

– Хорошие женщины, – сказал он одобрительно. – Добрые. Дают людям ту радость, которая им доступна.

Женщина вернулась, начиная улыбаться еще с полдороги, и поставила на стол кувшин и две чаши. Снова упершись руками о край стола, она игриво подвигала плечами, в глазах приглашение к более тесному знакомству.

– Что-нибудь еще?

Барвинок сказала сухо:

– Я же сказала, мяса!

– Сейчас снимают со сковороды, – заверила она с теплой улыбкой на широком лице. – А пока могу предложить пирожки, блины, оладьи с медом…

– Оладьи с медом, – сказал Олег. – Люблю оладьи с медом. И вообще сладкое.

Она замедленно повернулась, чтобы он получше рассмотрел ее крупную грудь сбоку, бросила многозначительный взгляд и удалилась, еще мощнее двигая бедрами.

Барвинок прошипела еще злее:

– Ишь, оладьи с медом! На сладкое потянуло?

– Я всегда любил сладкое, – ответил Олег в недоумении.

– Это я поняла!

– С детства, – сказал Олег.

– Ага, даже с детства!

– У нас в лесу пчел много, – сказал он мечтательно.

– Эта корова не такая уж и сладкая, – сказала она сдавленным от негодования голосом. – И на оладьи с медом совсем не тянет!

– Не тянет, – согласился Олег. Она с облегчением вздохнула, а он добавил: – Разве что на пирог… Большой, с медовыми сотами внутри…

Она сказала саркастически:

– Размечтался! Вон слюни потекли. Ну что ты за человек? То занудный до невозможности со своими ученостями, то просто я не знаю кто!

– Сложный, значит, – сказал Олег с удовлетворением. – Богатая натура. Да, я сам иногда вижу, какой я мудрый и вообще. Сижу и думаю: это я от природы такой или сам себя обучил?

Она задохнулась от возмущения.

– Ты высокомерный зануда!.. И ничего больше.

– Правда? – переспросил он. – Не… все-таки думаю, во мне есть что-то еще.

– Кроме вина и мяса с бараньих ребрышек? – уточнила она.

Молодая женщина, где бы ни находилась, игриво поглядывала в их сторону. Олег насыщался молча, ничего не замечая, а Барвинок злилась, впереди еще не один заказ, а потом она еще увяжется показывать им комнату, где толстая дура с мощным выменем постарается угодить понравившемуся мужчине насчет постели и прочего.

Олег без стука опустил на удивительно чистую столешницу чашу, Барвинок отметила этот непривычный здесь жест, за всеми столами мужчины словно бьют ими разбегающихся тараканов, разговаривают громко и вызывающе, рассматривают всех нагло и вообще стараются выглядеть большими и опасными.

– Неплохо, – заметил он. Перехватив ее взгляд, пояснил: – Неплохо кормят. Ладно, отдыхай, я пройдусь перед сном по городу.

Он поднялся, отодвинув стул, Барвинок поспешно вскочила.

– Я с тобой!

Он посмотрел с сомнением:

– Стоит ли?

– А в чем дело?

– Да мало ли куда восхочу…

В его сильном голосе прозвучала насмешка. Барвинок сразу ощетинилась, ответила резче, чем хотела:

– Прослежу, чтобы не восхотел.

Он усмехнулся как-то непонятно, она и раньше не могла истолковать эту загадочную улыбочку, пошел к выходу, и снова его все провожали взглядами. Ее тоже, она это знает, но сейчас впервые смотрели больше на ее спутника, что и злило, и странным образом льстило.

Во дворе народ толпится у самых ворот, галдит, некоторые подпрыгивают, стараясь увидеть нечто через головы. Олег собирался пройти равнодушно мимо, Барвинок взмолилась:

– Что ты как чурбан, для тебя ничего интересного на свете вообще нет?

– Здесь нет.

– Да откуда ты знаешь?

– А ты не чувствуешь?

Она, не слушая, пролезла между двумя мужиками, Олег с неодобрением посмотрел вслед, подумал, вдвинулся следом. Ему поспешно уступили, никто не хочет быть затоптанным или раздавленным.

В середине круга худой и похожий на ворона человек держал за руку одного из толпы и, глядя на ладонь, нараспев рассказывал, кто тот такой, что с ним было и что будет. Тот, кому гадают, время от времени ахал и делал большие глаза, а в толпе восторженно орали.

Барвинок смотрела, затаив дыхание. Гадальщик отпустил ладонь, из толпы тут же вышел здоровенный мужик, настоящий великан, и требовательно протянул ладонь.

– Гадай мне!.. Со мной не пожульничаешь!

Гадальщик усмехнулся, взял гиганта за руку.

– Не боишься? – спросил он, улыбка на губах проскользнула коварная. – А то бывает гадание и опасным…

– Я ничего не боюсь, – сказал великан с вызовом. – Меня здесь знают, сразу увидят, если врешь.

Гадальщик усмехнулся шире.

– Что ты, зачем мне обманывать. Ты…

Он начал рассказывать медленно и нараспев, не сводя взгляда со здоровяка. Олег морщился, это же нечестно, у того все на лице написано, а на каждое слово гадальщика он реагирует так, что сразу можно понять, кто он, откуда, кем работает, женат или нет и даже что его ждет…

Барвинок слушала завороженно, толпа то и дело взрывается восторженными воплями, что значит, гадальщик все говорит точно, а когда начал сообщать замогильным голосом, что ждет гиганта, все благоговейно затихли и внимали в торжественной тишине.

В какой-то момент гадальщик бросил взгляд в сторону, Барвинок видела мгновенное замешательство, даже голос дрогнул, а щеки побледнели, однако кое-как собрался с собой и сказал утомленным голосом:

– Все… благословенное прикосновение богов покинуло меня… Нужно собраться с силами, потом… продолжу… может быть… позже…

В толпе разочарованно заговорили, со всех сторон предлагали зайти к ним, отдохнуть, покормят хорошо, но гадальщик мотал головой. Постепенно все разошлись, он поднял усталый взгляд на Олега.

– Мир тесен, – проговорил он невесело.

– Еще как, – подтвердил Олег, – снова за старое?

Гадальщик пожал плечами.

– Разве это одно и то же? Я давно не ворую, если ты это имел в виду.

– Не это, – возразил Олег. Он бросил быстрый взгляд на удивленную донельзя Барвинок. – Закрой рот, ворона влетит… Нет, это не тебе. Воруешь ты или гадаешь – это все равно. Может быть, воровать – честнее, чем вот так… Там хоть без обмана, человек сразу же начинает работать больше, чтобы вернуть потерянное, а тут… развешивают уши и ждут незаслуженного счастья с неба.

Гадальщик тоже бросил взгляд на Барвинок, стоит ли говорить при женщине, но волхв, похоже, ей доверяет, и сказал с натянутой улыбкой:

– Ты же умный человек, ну как такой простой вещи не понимаешь…

– Какой?

– Люди, – сказал гадальщик, – по природе своей – твари ленивые и тупые, хотя все считают себя хитрыми. И чем тварь тупее, тем больше на себя берет! Царями готова командовать, чтобы научить их, как жить… Но сами верят в то, что можно предсказать будущее. В предначертанность, в пророчества, в избранность, и, конечно, все мечтают быть избранными.

Говорил он правильно, даже по-книжному, совсем не так, как обычно разговаривают бродячие гадальщики, люди хитрые, но недалекие. Она быстро переводила взгляд с Олега на него и обратно, стараясь уловить, что же между ними было и что произошло, почему волхв настолько враждебен, а гадальщик лишь выглядит спокойным, но она чувствует его сильнейший страх.

– Верят, – согласился Олег, – пока что. Но когда-то перестанут. Мы должны приближать это время, а не потакать слабым и неумным.

Гадальщик покачал головой.

– Не перестанут.

– Не сегодня, – согласился Олег, – но когда-то?

– Никогда не перестанут, – возразил гадальщик. Она видела, что он боится спорить с Олегом, однако и соглашаться не позволяет гордость. – Люди не меняются, Богоборец.

– Сами нет, – сказал Олег, – но их можно менять.

– Пока что это никому не удавалось, – сказал гадальщик. – И не удастся.

– Их нужно просвещать, – сказал Олег, – а не наживаться на их невежестве.

– Они сами жаждут быть в невежестве, – возразил гадальщик. – Грамотных не любят, сам знаешь. Зато красивую дурость всегда предпочтут правде. Любую правду затопчут, когда к красивой брехне бросятся.

– Когда-то перестанут бросаться.

– Никогда, – заверил гадальщик.

– Так и останутся идиотами?

Гадальщик посмотрел почти с сожалением:

– Где ты видел, чтобы люди поступали по уму? Ими всеми двигают страсти, страстишки, заблуждения, суеверия, желания, хотения. Что твоя магия дает? Счастье?.. А моя обещает о-о-о-о-громное счастье. Такое огромное, что ни в одни ворота не влезет.

Олег бросил резко:

– Но моя в самом деле дает!

– Ну и что? А моя намного больше… обещает. И человек пойдет за моей, потому что вера в чудо лежит в нашей природе. Каждый хочет без труда вытащить рыбку из пруда. В этом твое поражение, Олег. Ты всегда ставил на разум человека, но человек – тварь неразумная. И разумных поступков от него ждать – что козла доить.

Олег развел руками:

– Другого человечества у нас нет. Я предпочитаю тащить и подпинывать хоть такое, чем махнуть рукой и жить, пользуясь его дуростью.

Гадальщик, как видела Барвинок, настолько чувствовал себя правым, что перестал страшиться волхва, хотя Барвинок не понимала, почему его вообще следует бояться.

Олег покачал головой:

– Прощай. Рано ты сдался.

Барвинок все-таки уловила вздох облегчения со стороны гадальщика, когда они пошли прочь.

Глава 6

На соседнем перекрестке народ толпился возле наперсточника. Барвинок с детства знала эту игру: под один из трех наперстков кладется горошина, нужно быстро так подвигать наперстки, меняя местами, чтобы запутать наблюдающих.

В нее играют во дворах, в доме, на улицах, а самые ловкие сделали это работой: кто угадает – получает монету, кто не угадывает – отдает две.

Казалось бы, невыгодно, но все так уверены, что угадают, что снова и снова вступают в игру, тем более что у профессионалов-наперсточников правило: менять местами наперстки не больше трех раз. Ну как не запомнить, где горошина!

Олег посмотрел брезгливо как на самого наперсточника, так и на галдящих возбужденно людей, потные и с горящими глазами, сжимают в ладонях монеты, делают ставки, орут, толкаются…

Барвинок посмотрела на них, на волхва, спросила воинственно:

– И здесь тебе не так?

Он пробормотал задумчиво:

– Войну, что ли, затеять?.. Враз эта дурь вылетит… Или саранчу напустить…

– Ты что? – вскрикнула Барвинок. – О чем ты?

– Да клин клином, – ответил Олег. – Жаль, иное лекарство горше самой болезни.

– Ты их ненавидишь, – определила Барвинок. – Я же вижу. Откуда в тебе столько злости? Лучше бы орал и ругался. Несешь в себе океан злобы… Смотри не споткнись! А то выльется, отравит полмира… Это же просто люди, нормальные, не преступники…

– Они могут стать лучше, – отрезал Олег.

– Могут, – согласилась она. – И что?

– Значит, – сказал он еще резче, – должны!

Она вздохнула и возвела очи к небу.

– Скажи, – спросила она неожиданно, – ты готов их убить всех?

Он посмотрел на нее в некотором удивлении:

– А этих за что?

– За то же самое, – сказала она. Увидев, что волхв не понял, сказала терпеливо: – Они верят в удачу! Они жаждут чуда… ну не чуда, а того, что именно вот он угадает, под каким наперстком горошина, и сразу станет богатым. Они хотят получить, как и все люди жаждут, много и сразу… не истязая себя тяжким и долгим трудом.

Они уже прошли мимо, но Олег остановился, оглянулся. На лице проступило суровое выражение, а она, испугавшись, что странный человек в самом деле послушается ее подсказки, с силой потянула его за рукав.

– Пойдем-пойдем, здесь ничего интересного!

Он пошел нехотя, но еще дважды оглянулся, и она видела, что его мысли заняты наперсточником и толпой вокруг него.

Несмотря на вечер, торговые лавки все открыты, Олег прошел мимо целого ряда, лицо становилось строже и серьезнее, Барвинок с жалостью видела, как в зеленых, как молодая трава, глазах растет тоска. На него заглядываются все женщины, от подростков до зрелых матрон, другой бы шел петухом, горделиво и хвастливо поглядывал бы по сторонам и выбирал самых лакомых для утех, а этот даже непонятно о чем думает.

– Богатый базар, – заметила она громко. – Как думаешь, в других городах есть что-то подобное?

– К сожалению, – буркнул он.

Она переспросила:

– Что к сожалению? Есть или нет?

– Есть, – сказал он тоскливо и пояснил тяжеловесно: – Если бы только в этом городе! Тогда можно бы залить огнем с неба… или опустить на дно озера, чтоб никто не выбрался…

Она ахнула.

– О чем ты говоришь? Что тебе не так?

– Посмотри, – буркнул он, – чем торгуют.

Она бросила взгляд на широкий прилавок лавки, мимо которой шли. Все то же самое, что и в других: изделия местных умельцев, кое-что из привозного, а еще множество амулетов на все случаи жизни, от самых дешевых до очень дорогих.

– И что? – переспросила она в недоумении. – Так везде, ничего особенного!

Он вздохнул:

– В том все и дело.

– В чем?

– И что ничего особенного, – пояснил он, – и что так везде.

– А должно быть?

– Должно, – громыхнул он так, что прохожие отскочили в испуге, – должно быть не так! А так быть не должно.

Она не решилась донимать вопросами, он злится, когда приходится объяснять нечто ему хорошо понятное и ясное, никак не может понять, что другие не видят того, что происходит в его перевернутых мозгах, и не могут ему помочь выправить странные мысли, чтобы стал здоровым, как и все.

Окончательно его добила огромная толпа народу на главной городской площади. Некогда просторный луг, оставленный для выпаса общественного скота, заполонили возбужденно галдящие мужчины, женщин почти нет, а те немногие, что пришли, держатся стеснительно сзади и только с мольбой поглядывают на мужчин.

Барвинок впервые столкнулась с таким видом развлечения, как она сперва решила, подпрыгивала и заглядывала через головы, как там раздают металлические кружочки с выдавленными цифрами. Один из мужиков, которому напрыгнула едва ли не на плечи, оглянулся, на нее посмотрел с улыбкой, но увидел Олега, и улыбка исчезла.

– Что там? – спросила Барвинок.

Мужик ответил:

– Нечто получше женитьбы. В лотерее все-таки есть шанс.

Он отвернулся, Барвинок толкнула Олега.

– Что молчишь? Что это?

– Лотерея, – буркнул он, – самый точный способ учета дураков, верящих в удачу.

– Опять ты нападаешь на удачу!

Он пожал плечами.

– Считай, что это такой налог на дураков. За то, что ленятся пошевелить мозгами. Хотя бы сложить два и два.

Он заметил в сторонке дородного человека с золотой цепью на груди и знаками отличия, за спиной два городских стража в доспехах и при оружии, явно из городских властей. Барвинок не успела придержать Олега, как он шагнул к ним и спросил зло:

– Почему власти не запретят это жульничество?

Человек с золотой цепью ответил мирно:

– Это не жульничество.

– А что?

– Налог, – объяснил он. – Самый справедливый на свете. Как видите, его выплачивают только желающие.

Олег подумал, вскинул брови.

– Значит, городские власти в этом участвуют?

Человек от властей понизил голос:

– Чуть-чуть. Мы предоставили место и защиту. За определенную часть от вырученной суммы.

Олег стиснул челюсти, Барвинок смотрела сочувствующе, хоть и не понимала, из-за чего так переживать.

– В погоне за добавочным доходом, – произнес Олег, – можно ли забывать о душах?

Человек с цепью посмотрел на него искоса.

– Свинья грязь найдет. Все равно все пропьют, так лучше уж часть попадет в городскую казну. Дорогу к соседнему городу вести надо? А на какие деньги? А там еще мост прохудился, даже люди проваливаются, а телеги вовсе не ходят…

– А без этой пакости нельзя? – спросил Олег.

Тот посмотрел почти с сочувствием.

– Увы, городские власти опираются на население, а в нем всегда ничтожных людей больше. Их не простое большинство, а их… ну, почти всякий – ничтожество. Увиливает от работы, обязанностей, долга, хотел бы получить много и сразу, но воровать боится… Что остается? Да, именно лотерея!.. Это шанс для ничтожного человечка моментально стать богатым. Очень богатым!

Олег сказал горько:

– Все-то понимаете… Не дураки правят городом, как считают извозчики, сами презираете эту гнусь… эти забавы полных идиотов и для еще больших идиотов… но вам важнее урвать деньги отовсюду, где удается! А на то, что человек превращается в животное, плевать?

Человек с цепью ответил сухо:

– Делать их людьми – забота пророков, а не власти. У нас своих хлопот хватает. Вон старые колодцы пересохли, надо новые копать, поглубже. Где взять деньги?

Барвинок тронула волхва за локоть.

– Перестань… На тебе лица нет. Из-за чего переживаешь, не понимаю.

Он дал себя увести, они пошли дальше по улице, от него шел жар, как от накаленного в огне куска железа. Ответил с большим опозданием, словно спорил еще и с собой, она ощутила в его сильном голосе тоску и сильнейшее разочарование:

– Гадальщики, прорицатели, устроители лотерей, наперсточники… Сколько этих паразитов? И все потому, что человек глуп и легковерен. Ну никак его не заставить работать честно, если видит хоть малейшую возможность украсть, обмануть, схитрить…

Она переспросила горячо:

– Украсть?

Он посмотрел на нее хмуро.

– А ты заметила, на что в лавках наибольший спрос? Вон посмотри, что в той… Или вон в той!

– Что?

– Награбленное, – ответил он зло. – Уворованное.

Она запнулась, посмотрела на разложенный на полках товар, горячо возразила:

– Что ты мелешь? Это все из раскопок и старых захоронений!

Его глаза странно блеснули, она ощутила себя почему-то виноватой, хотя повода не видела.

– А грабить могилы – хорошо? Или хотя бы допустимо?

Она не ответила, сделала вид, что разглядывает товары на прилавках, мимо которых идут. В самом деле, немалую часть составляет выкопанное из древних захоронений, то есть могил. Но могилы раскапывать все-таки нехорошо, а захоронения – можно. Потому что могилы со временем начинают считаться захоронениями, а они как бы ничьи. Свежие могилы к тому же охраняют родственники, а древние – никто, так что раскапывать можно безнаказанно…

Вообще-то, если подумать, то логика волхва не кажется такой уж странной. По крайней мере, понять можно. Однако с другой стороны… ну не могут же все люди ошибаться, а вот он, такая цаца, все видит и понимает правильно?

С третьей стороны, мелькнула мысль, такое как раз и бывает чаще всего, но дело в том, что простой народ видит только две стороны, а третью вообще не признает и полагает, что ее не бывает вообще.

– Знаешь, – проговорила она наконец нерешительно, – ты закапываешься слишком глубоко… Или взлетаешь. Люди так глубоко не роют. А мы – люди.

Он прорычал:

– А человек, как говорят все сволочи, чтобы легче сволочничать, – животное. Самый подлый зверь на свете! От остальных отличается только хитростью да умением разговаривать. Больше ничем. Ты тоже считаешь, что люди – подлые твари?

Она проговорила торопливо:

– Нет, не считаю! Но простые люди просто большего не видят.

– Значит, надо, – сказал он, – чтобы видели. Чтобы было заметным!

Она спросила настороженно:

– Что заметно?

– Отличие от зверя, – пояснил Олег.

– Так уже отличаются!

– Как видишь, – сказал он тяжело, – этого мало. И это не главное. Надо что-то еще, что-то еще…

Он нахмурился, на лбу собрались морщины, он шевелил пальцами, словно пытался нечто ухватить из воздуха, но смутные образы уплывают, не давая оформить себя в слова, и он зло сверкал темнеющими глазами и едва не скрежетал зубами.

Она услышала сказанное тихо, будто для самого себя:

– Когда-то мир станет цивилизованным…

– Когда? – поинтересовалась она скептически.

Он вздохнул:

– Как только откажутся от лотерей, так и станет!