Текст книги "Солёный Предел (СИ)"

Автор книги: Юрий Адашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   День убийства. Раннее утро.

Острый камешек больно впился в пятку, и Проныра, ойкнув, сел прямо на песок. Песок был холодным – это пацан сразу прочувствовал попой сквозь тонкую ткань штанов. Отбросил железное ведро и метлу с лопаткой, стянул с ноги ботинок и принялся злобно вытряхивать. Злился Проныра на себя, очень злился – надо же было влипнуть в этот Предел. Отстойник был неплохим местом для жизни, там были люди, «товарищи», такие же бездомные отщепенцы, как и он, имелись еда, вода и лекарства. А здесь, на Пределе, его самого могут того самого. Неясно, чего ждать. Хотя, командир Лишай кажется неплохим дядькой.

   В свои четырнадцать Проныра повидал многое. Счастливое детство, смерть родителей, жизнь в бункере, детский распределитель, побег и месяцы скитаний. Взрослеть пришлось быстро. Трущобы и помойки, вереницей сменяющие друг друга, прятки от санитарных патрулей и банд мародёров, охота на крыс, постоянное недоедание и грязная, протухшая вода. Благо, что в одном ему повезло. Одарила судьба иммунитетом к чуме. Но он бы загнулся в конце концов – доконали бы другие болезни, холод и голод. Однако у судьбы имелись свои планы: и полгода назад Проныру каким-то чудом занесло в Восточный Отстойник – одно из немногих «свободных» поселений на самой восточной границе Евросоюза. Там его и подобрала ватага таких же малолетних доходяг под предводительством Липкого – жестокого семнадцатилетнего бугая. Проныра не питал иллюзий – жизнь научила многому – но то была семья или что-то похожее. В стае выживать легче – эту мудрость пацан постиг от крыс. Липкий даже обещал отвести к «сукам». Секс для Проныры пока оставался понятием абстрактным, но товарищи рассказывали, восхищённо закатывая глаза и громко хвастаясь успехами. Проныра был счастлив эти полгода, но теперь...

   Натянул ботинок обратно, поднялся, подобрал инструмент и поплёлся через бетонный пятачок к входу в «гостевой дом». Попытался открыть тяжёлую железную дверь, но та не поддавалась. Закрыта изнутри, или у него не хватает силёнок. Придётся обходить дом, чтобы войти в сортир напрямую. Думка о предстоящем заставила мысленно передёрнуться. Но: «Чистота и аккуратность сегодня – гарантия, что завтра ты не будешь харкать кровавыми соплями».

   Проныра доплёлся до бокового входа, начал спускаться, гремя железным ведром по бетонным ступеням, и тут хлопнула дверь, ведущая из туалета в дом. Кто-то есть внутри? Не хватало ещё, чтобы увидели, особенно Анна или Кудряш, как он копается в чужом... «Есть кто-нибудь? Иду убирать», – крикнул, подождал ответа. Тишина. Отлично.

   Проныра вошёл внутрь, уныло оглядел рядок железных вёдер, установленных в выемки бетонного пола, повернулся и вздрогнул от неожиданности. Железный стол оказался сдвинут, а в углу, прямо на полу, привалившись спиной к стене и вытянув ноги, сидел Кудряш. Спущенные до самых ботинок штаны, плети рук по бокам и безвольно поникшая голова. Проныра кинулся к парню – помочь, присел на корточки, и тут кудрявая голова дёрнулась, приподнялась:

   – С-с-сука... Обманули меня, пацан. Не смог... – просипел Кудряш, обмяк и начал заваливаться на бок. Проныра попытался удержать, но рука попала во что-то мокрое и липкое. Кровь. Испуганно отскочил назад и застыл. Крик сам рвался из глотки, и Проныра не стал себя сдерживать.

За день до убийства.

   Караван прибыл. Грузовые траки, смахивающие на пузатых жуков на широких гусеницах, натужно пыхтя и кашляя дизелем, втянулись в ворота и замерли. Задняя дверь фургона откинулась, и в проёме появилась голова в военной каске:

   – Быстро, быстро! Выходим! Без вещей! – проорала голова и махнула рукой куда-то в сторону.

   Проныра шевельнулся, попытался подняться на порядком ослабевшие ноги. Четыре изнуряющих дня путешествия позади. Может, теперь его нормально покормят. Караванщики выделяли несколько чёрствых галет на день, и если бы не Кудряш, то неизвестно – дотянул бы Проныра до конца путешествия. Молодой и весёлый парень иногда подкармливал пацана из своих запасов, хитро щурясь и подмигивая, а Красотка недовольно поджимала губы. А ещё у Кудряша были драконы. На второй день путешествия караван остановился возле небольшого озерца, чистого и прохладного, и пока караванщики набирали воду, Кудряш скинул одежду и кинулся в озеро, поплавать. Потом он обсыхал на солнце, играл мускулами, красуясь перед Красоткой, а Проныра заворожено наблюдал за вытатуированными на груди парня драконами, а те шевелились, как живые. Красотка бросала короткие взгляды, а потом они с Кудршом ненадолго исчезли.

   Красотка была красива. Другого слова Проныра подобрать не мог. Попросту не знал. Стройные ноги и высокая грудь, выпирающая из блузки, длинные ухоженные пальцы, высокая шея, полные губы и густые, чёрные как смоль волосы, уложенные в высокую причёску. Красотка любила свои волосы. Проныра наблюдал, как каждый вечер и утро она долго и тщательно их расчёсывает, ловко орудует заколками, длиною не меньше, чем три его указательных пальца, потом аккуратно наносит густую и вкуснопахнущую жижу на причёску. Держалась девушка отчуждённо и замкнуто, предпочитая ни с кем, кроме Кудряша, не общаться, и Проныра догадывался почему. Как-то трак здорово тряхнуло, когда они переползали через невысокую горную гряду, дорожная сумка девушки упала с полки и раскрылась, рассыпав содержимое. Красотка быстро затолкала вещи обратно, но Проныра успел заметить чёрную кожаную куртку, расшитую стразами и стеклянными висюльками. Он узнал её – в таких, приталенных и вызывающе распахнутых, ходили высококлассные «суки» – обитательницы красных кварталов Отстойника.

   Проныра подобрался к краю фургона и раздумывал, как бы половчее спрыгнуть вниз, когда его подхватила сильная рука, и пацан вмиг оказался на земле, благодарно улыбнулся:

– Спасибо, дядя Кудряш.

– Не за что, пацан, – Кудряш потрепал его по голове. – Не кисни.

   Проныра огляделся. Обширная, чисто подметенная площадь, обнесенная стеной, местами каменно-кирпичной, местами деревянной. Несколько больших навесов от солнца, садовые стулья и столы. Тротуар и каменная дорога, вся щербатая от вывороченных камней. Караванщики и десяток солдат выгружали из траков ящики и тюки. Главные ворота распахнуты, в левой стене – ворота поменьше. Вкусно тянуло запахом еды – живот тут же недовольно заурчал.

   Сзади закряхтели, Проныра развернулся и увидел Деда, который никак не мог спуститься из фургона на землю. Старику было плохо: седые волоса слиплись от пота, губы кривились в гримасе боли. Анна беспомощно стояла рядом. Она пыталась помочь, но невысокой, хрупкой девушке это было не под силу. Анна. Если бы не она, Проныра замёрз бы до полусмерти в первую же ночь – девушка забрала его к себе под одеяло. Проныра прижимался к тёплому женскому боку, ощущая как теплеет внутри, шевелится в паху и разные мысли лезут в голову. Но длилось недолго. Усталость и голод брали своё и он засыпал. Было бы хорошо, если бы Кудряш и Анна были вместе. Но если девушка поначалу и улыбалась Кудряшу, то где-то с середины пути лишь хмурилась при виде парня, а Дед зыркал волком. Самого Кудряша больше интересовал Дед. Проныра заметил пару раз, как парень смотрит на старика, пока тот спит : оценивающий взгляд, охотничий.

   Проныра встряхнулся и бросился на помощь Анне. Вдвоём они может как-нибудь и сдюжат. Но тут изнутри фургона показались «арабы». Назим и Галиб. Оба крепкие, гибкие и бородатые, в военной форме, что делало их похожими на местных солдат. Легко спрыгнули на землю, подхватили старика на руки, перенесли под ближайший навес и усадили на стул. Потом Назим озабоченно посмотрел на солнце, на часы, что-то негромко сказал спутнику, тот молча кивнул. «Арабы» отошли в сторонку, расстелили коврики и начали молиться. «Аллаахумма, рабба хаазихи дда`вати ттааммати ва ссаляятиль-кааима». За четыре дня путешествия Проныра выучил слова практически наизусть, благо парни читали их с военной пунктуальностью пять раз в сутки, невзирая на то, что в тесном пространстве фургона молиться сложно и неудобно. Слушая ритмичные перекаты чужой речи, он закрывал глаза и представлял себя далеко-далеко.

   Последним, чуть приволакивая правую ногу и тяжело опираясь на трость, спустился Сноб. За четыре дня путешествия он изрядно потерял свой лоск, что Проныру очень радовало. Сноб следил за внешностью: носил хороший дорожный костюм, правда потрёпанный, каждое утро аккуратно брился и расчёсывал изрядно поседевшие волосы, а вот общался как придурок. Отворачивался, когда к нему обращались, всем свои видом выражая презрение, а если и отвечал, то цедил слова сквозь зубы и брезгливо кривил губы. На Проныру смотрел, как на пустое место, а однажды даже огрел тростью по плечу, когда пацан попросил у него сухарь. Сноб устало прошёл под навес, уселся на другой стул и принялся массировать колено.

   Проныра уже собрался отправиться на «разведку» – есть хотелось неимоверно – но тут почувствовал чью-то руку на плече. Пацан испуганно пискнул, отскочил и обернулся. Двое в военной форме. Первый – низенький, небритый, плешивый, с очками на носу и чемоданчиком в руках – с лёгким удивлением рассматривал Проныру. Второй внушал: высокий и широкий, как шкаф, здоровяк, совершенно лысый, а всю правую половину лица покрывал красный радиоактивный лишай. Большие пальцы рук засунуты за ремень, на котором болтались пистолет и мачете. Непонятно, зачем ему : «шкаф» явно мог разрывать стальные прутья голыми руками.

Здоровяк зыркнул под навес, где Анна хлопотала над Дедом, обернулся в низенькому: «Док, разберись там». Перевёл взгляд на Проныру:

– Ты чей, пацан? И как сюда попал?..

День убийства. Утро.

– Что скажешь, Док? – Лишай стоял посреди туалета, скрестив руки на груди, задумчиво разглядывая труп Кудряша и время от времени искоса поглядывая на притихшего Проныру.

– Скажу, что его замочили в сортире. – Док вытянул из раны кусок проволоки, который перед этим сам туда же и засунул. – Вскрытие покажет точнее, но предварительно: рана глубокая, удар нанесён сзади, под правую почку. Судя по количеству крови, задеты кровеносные сосуды и, вполне вероятно, сама почка. Били чем-то узким и очень острым. Типа заточки или большого шила. – Док осторожно понюхал окровавленную проволоку. – Сам удар смертельный, но умер он не сразу. Мог некоторое время сопротивляться – а следов борьбы почти нет. И запах – очень характерный, кстати.

   Док еще раз понюхал проволоку и бросил её в ближайшее ведро:

– Да, сомнений нет. Клинок был смазан ядом пустошного паука. Только он при смешивании с кровью даёт такой характерный запах. Яд не смертельный, но, почти мгновенно, на несколько минут ускоряет кровообращение, угнетает нервную систему и препятствует свёртыванию крови. Жертве тяжело даже руку поднять, не то, что сопротивляться или кричать. Оружие убийцы. Думаю, ударили сзади, пока он ссал, и толкнули в угол. Парень ударился головой о стену, возможно, потерял сознание и быстро истёк кровью.

– Насколько быстро?

– Под действием яда – не более трёх минут. Это чудо, что малец застал его живым.

– Дядя Лишай, – всхлипнул Проныра, – я камень из ботинка вытряхивал. Если бы пришёл раньше, дядю Кудряша не убили бы?

   Лишай задумчиво посмотрел на Проныру, почесал подбородок и опять повернулся к доктору:

– Знаю я про этот яд. Помню, в лагере мы его сушили и шмаляли. Лёгкие глюки от него. Трудно его достать?

– Да без проблем. Пауков везде хватает. У меня есть вполне приличный запасец. Его шушера разная пользует. И в мази и гели там всякие добавляют. В качестве антисептика. Командир, глянь, чё я у него в штанах нашёл, – Док протянул небольшое чёрное портмоне и сложенный листок.

   Лишай взял бумажник, открыл. Внутри блеснул золотой пятиугольник. Хмыкнув, Лишай развернул листок и принялся читать. Хмыкнув второй раз, ненадолго задумался, потом поманил солдата:

– Всех гостей собрать в столовой. Под охраной. Часовых к каждому входу. Доку помогите перенести труп в морг. Обыщите вещи этой парочки – больного старикана и его девчонки. Хотя лучше принесите в столовую – сам посмотрю. – Обернулся на Проныру: – Пацан, прибери тут. Кровь засыпь песком, вынеси наружу и закопай, чтобы падалицы не собрались. Потом – марш в столовую. Я буду чуть позже.

– Что такое, командир? – заинтересованно спросил Док.

– Да так. Этот кучерявый покойник был санитарным маршалом Евросоюза.

За день до убийства.

– Ты чей, пацан, и как сюда попал? – грозно спросил здоровяк

– Я н-н-ничей, дяденька, – от испуга Проныра стал заикаться, – милостыню собирал, с-с-схватили, привезли...

– Франк, гамадрил недорезанный, опять начал людей на шахты возить! – здоровяк глянул на перепуганное лицо пацана. – Да не дрожи ты так. Выкуплю я тебя. Пристрою куда-нибудь. Повезло, что сюда попал. На шахтах быстро загнёшься.

Здоровяк молча прошёл под навес, где низенький хлопотал над Дедом:

– Ну что тут, Док?

– Ничего сильно плохого. Но и хорошего мало. – Док внимательно смотрел на экран какого-то приборчика. Проныра прибор узнал: медицинский анализатор. В Отстойнике всех проверяли такими каждые три дня. – Это не чума. Пустошная лихорадка. Не заразна. Будь он помоложе, то и беспокоиться не о чем. А тут организм сильно изношен. Так что не знаю.

   Док снял с пояса флягу и передал Анне:

   – Пусть пьёт больше воды и лежит. Даже по нужде не давайте вставать – банки есть. В душ тоже не водите. Сами его вымойте. Пусть хорошо и плотно поест. Распоряжусь, чтобы выделили особый паёк. Лекарства тут не помогут. Если к завтрашнему утру не помрёт – должно стать лучше.

– Ясно, – здоровяк кивнул, – позже проверишь всех. Перевозчики чумных не возят, но чем чёрт не шутит.

   Здоровяк окинул взглядом прибывших, откашлялся и начал:

   – Все подходим сюда и внимаем. Все вы – нарушители карантина и беглецы от благостного правления Евросоюза. Поэтому никаких прав у вас нет. Единственный закон здесь – я. Можете называть меня командир Лишай или просто командир. Это место – вольное поселение Солёный Предел, и здесь ваша пересадочная станция на пути к светлому будущему. Выходить наружу не советую. Сдохнете часа через четыре. Мы на границе радиоактивных солончаков. Караван побережников придёт послезавтра к вечеру. До этого времени – вы мои... гости.

Командир ещё раз изучающе оглядел всех и продолжил:

– Вы заплатили за этот переезд, и мне совершенно наплевать, как. И кто вы. Переезд будет обеспечен. У меня есть несколько правил. Не таких жёстких, как у перевозчиков, но их соблюдение буду требовать строго и беспощадно. Не драться, не воровать, не калечить. Нарушение этих трёх правил – не смертный грех и виновные будут всего лишь изолированы и посажены на голодный паёк. Но вот следующие три категорически советую выполнять. Если хотите дожить до прихода каравана побережников. Не заходить в наше поселение, – Лишай указал в сторону меньших ворот, – не убивать, и не мусорить на улице. Под мусором я понимаю всё, начиная от плевка, окурка или безобидной на вид бумажки, до... Впрочем, надеюсь мы поняли друг друга. Всё остальное – разрешается. А чей мозг слишком сложен, чтобы уяснить эти простейшие нормы поведения, того я закатаю в бетон и проедусь сверху на траке с мелкими гусеницами. Для лучшего усвоения. Вы прибыли на сутки раньше, чем планировалось, так что мне придётся терпеть вас целых два дня. Советую не нарушать границы моей терпимости. Всё всем понятно?

Дождался утвердительного ответа «гостей» и благодушно продолжил:

– Ну, раз понятно, то идём знакомиться с «гостевым домом». – Оглянулся на Проныру. – Пацан, пока с нами топай.

День убийства. Полдень.

Лишай обвёл тяжёлым взглядом собравшихся:

– Кажется, вчера я ясно дал понять, что считаю недопустимым поведением. Но вы не вняли моей мудрости. Что ж – теперь пеняйте на себя. Я не жестокий человек, но если не найду убийцу, или он сам не сознается до завтрашнего утра, то начну выбивать из вас правду очень радикальными методами. По самые гланды, с особым цинизмом, дерзостью, пролетарской беспощадностью и жесткостью проникновения. Гуманизм и человечность в вопросах дисциплины и репутации – вещи преступные уже по самому определению. Кто-нибудь хочет что-нибудь возразить?

Проныра сидел тихо, как мышь, внимательно наблюдая за происходящим. Всех шестерых гостей усадили за большой стол, спиной к стене, на другом столе лежали вещи Анны и Деда.

– Значит, молчим. Отлично. – Лишай подошёл к столу с барахлом и выудил какой-то странный нож, длинный и узкий, с вычурными гардой и рукоятью. – Прекрасный стилет. Довоенная работа. Жаль только, что кончик обломан. – Повернулся к Анне. – Ваша вещица?

– Наша. От мамы осталась. – Тихо произнесла Анна, а Дед согласно кивнул.

– Трогательно. Это тоже ваша? – Лишай поднял на кончике стилета женское ожерелье.

– Да.

– Умели делать красивые вещи. Камешки некрупные, но чистые. В правильном месте за хорошую цену пойдут.

Лишай положил вещи обратно на стол и повернулся к Красотке:

– Теперь ты. Ты кто, и кто был этот кучерявый парень?

Красотка тряхнула гривой, откинув волосы назад, и ответила:

– Я танцовщица, зовут Елена. Кто был Кудряш – не знаю. Сошлись в Отстойнике. Решили держаться вместе – так легче.

– Елена? Прекрасная или Приблудная? И, вдобавок, танцовщица... Скажи-ка мне, ЕЛЕНА, – Лишай интонацией выделил имя, – как шлюха смогла наскрести плату за переезд на Побережье.

– А это уже не твоё дело, – зло бросила Красотка.

Проныра вжал голову в плечи, ожидая бурной реакции, но Лишай лишь улыбнулся и неожиданно мягко и вкрадчиво спросил:

– Тогда скажи-ка мне, вот эту штучку у Кудряша ты видела? – Лишай кинул на стол перед Красоткой значок санитарного маршала.

– Нет.

– Странно. Ну да ладно. Что делали утром, до того, как твоего любовничка закололи?

– Ничего особенного. Проснулись утром, вышли в коридор...

– Где проснулись и когда?

– Комната возле входной двери, по правой стороне от входа. Когда – точно не знаю. Но уже рассветало. Кудряш пошёл в туалет, я – в столовую...

– А ты что же, в уборную с утра не хотела?

– Я ночью ходила. Я в столовую пошла – поесть. Потом вот он завопил в туалете, как резаный, – Красотка указала на Проныру. – Ну мы забежали в туалет, а там...

– Стоп! Кто мы?

– Вот с ним, – Красотка ткнула в Сноба. – Он в столовой сидел, когда я пришла. Какие-то журналы листал. Потом и другие подбежали. Ну, а потом вы пришли и разогнали всех по комнатам.

Лишай обернулся к Снобу:

– Вынужден подтвердить, – нехотя процедил тот.

– Ладно, к тебе ещё вернемся, – Лишай снова повернулся к Красотке. – Столовая напротив туалета, из двери только занавеска. Ты была в столовой. Видела или слышала: кто-нибудь заходил в туалет после парня?

– Занавеска на входе задёрнута была, да я и не смотрела. А вот дверь в туалет вроде хлопала.

– Сколько раз?

– Не помню. Два вроде.

Лишай повернулся к Снобу:

– Ну, теперь тобой займёмся. И первый вопрос: от кого бежит такой ладный и холёный господин?

– Я не бегу, – с достоинством ответил Сноб. – У меня деловая поездка.

– «Чёрная Радуга»? – понимающе протянул Лишай. – Или «Красная Ярость»?

– Вроде того.

– Ладно. В твои деловые вопросы не лезу. Расскажи, что слышал-видел.

– Я плохо спал ночью. Холодно было, и этот старый маразматик, – Сноб кивнул на Деда, – перхал всю ночь. К тому же, я привык вставать рано. Когда включили свет, а это было в двенадцать минут шестого утра, я поднялся и прошёл в столовую.

– Где спал? И время ты всегда так точно меряешь?

– Я человек деловой, и у меня привычка засекать время, – Сноб достал из кармана часы на цепочке, – у меня хорошие часы. А моя комната сразу первая, возле столовой. Вчера у вашего интенданта раздобыл стопку ещё довоенных журналов и пару каких-то книжонок. Сидел в этом углу, под лампой. Предвосхищая вопрос: что творится в коридоре, я не видел, только слышал. Листал журналы, читал. Через некоторое время услышал негромкий разговор в коридоре. Через минуту примерно в столовую вошла вот эта... – Сноб кивнул головой на Елену, – э. э.. . женщина. А ещё минут через пять-семь заорал мелкий гадёныш. Без двух минут шесть. Ну, дальше знаете.

– Вы разговаривали в столовой?

– С кем? С ней? Нет, – брезгливо пробурчал Сноб.

– А про хлопающие двери что можешь сказать?

– Не считал. Помню только, что дверь хлопнула, когда эта шлюха вошла в столовую.

– Два раза, – внезапно вклинился в разговор Назим, – дверь в туалет открывалась два раза.

Лишай повернул голову на голос и принялся разглядывать арабов:

– Вы кто?

– Бывшие офицеры Иностранного Легиона. Меня зовут Назим, а его – Галиб. Галиб почти не разговаривает. Контужен.

– Дезертиры?

– Нет. Легион вырезали три месяца назад.

– Вот как. Не знал. Ладно, рассказывай.

– Наша комната вторая от входа, рядом с ними, – Назим кивнул в сторону Красотки. – Я проснулся на рассвете, как обычно, разбудил Галиба. Только начали читать Фаджр, когда мимо нашего проёма по коридору прошла эта парочка. Я слышал, как хлопнула дверь, через некоторое время кто-то прошёл возле окна снаружи, наверное, этот малыш, – Назим указал на Проныру, – потом дверь хлопнула опять, и потом малыш заорал.

– Ясно. Ну теперь вы двое, – Лишай повернулся к Анне и Деду, – где живёте, что видели, что слышали?

– В центральной комнате, по левой стене от входа, – негромко сказала Анна. – И мне почти нечего сказать. Отец мучился всю ночь, и мы смогли заснуть только под утро. Я проснулась от криков, когда всё уже случилось.

– Отец, значит? Ну, ну... – Лишай присёл на скамейку и задумчиво постучал пальцами по столу. – Скука. Надеялся хоть тут развлечься. Ладно. Ваш стилет идеально подходит по орудие убийства. Вот только обломанный кончик делает его неострым. Думается, обломился в ране и застрял. Собственно, когда Док сделает вскрытие, всё будет кончено.

Лишай поднял глаза на Анну и Деда:

– Мне начхать на всех санитарных маршалов, но убийство совершено на моей земле. А это уже наглость. Весь этот допрос лишь для очистки совести – я знал, кто убийца, когда прочитал это.

Лишай вынул из-за пазухи листок, развернул и начал читать:

– « Рон, мальчик мой, очень срочно! Этот старый сучий потрох всё-таки сумел дать на лапу и уйти из-под наблюдения, прихватив свою новую подстилку и кучу стекляшек. Будут идти через Восточный Отстойник на Солёный Предел – больше попросту некуда. Необходимо перехватить, а ты сейчас ближе всех. Выдвигайся немедленно. С беглецами можешь делать, что душе угодно, но если не вернём стекляшки – не мне тебе объяснять . Не упусти караван. Официальный приказ и описания беглецов получишь в пути. Джованни Скорцеззо, старший санитарный маршал»

Лишай сунул листок , подошёл к Анне и рявкнул:

– Рукава закатай! – Анна испуганно послушалась, и Проныра разглядел номер-татуировку. – Я сам оттрубил в лагерях и лагерницу уж как-нибудь, да узнаю. Знаешь, как действует паучий яд? Наверняка знаешь. – Лишай взял стилет и ожерелье. – Вот тебе оружие и вот тебе стекляшки. Думаю, расследование закончено.

– А я всё думала, чего это Кудряш на старика пялится? – протянула Елена.

– Командир, но как она в туалет попала? – с интересом спросил Назим.

– Не обязательно она. Может и он, – Лишай многозначительно посмотрел на Деда. – Просто, кто-то из них уже был в туалете, когда туда вошёл кучерявый.

– Хорошо! Сознаюсь! – выкрикнул Дед и тут же заперхал, как больная курица. – Я это! Я! Только Анну не трогайте. Не знала она ничего.

– Рассказывай, старик, – благосклонно разрешил Лишай.

– Анна заснула под утро, а мне сильно захотелось по большой нужде. Я поднялся, взял стилет, просто так, на всякий случай. Сижу в сортире, а тут заходит этот. Я и всадил... – Дед сипло втянул воздух и закашлялся опять.

Лишай поманил солдата у двери:

– Охрану возле каждого выхода. Никого из дома не выпускать. Хватит с меня неожиданностей. Я пока подумаю, что делать с этими двумя.

За день до убийства.

«Гостевой дом» был устроен в полуподвале одного из заброшенных зданий на площади, почти напротив ворот во внутренний лагерь. Лишай открыл железную входную дверь, толстую и скрипучую, приглашающе махнул рукой. За дверью оказался коридор, шагов сорок в длину и шесть в ширину, скупо освещённый четырьмя тусклыми лампочками. Внутри сильно пахло дезинфектом.

   – Добро пожаловать в наш санаторий, – благодушно прогудел Лишай, – вам несказанно повезло, что вас всего семеро. Некурортный сезон. У нас и по пятьдесят гостей бывает. Можете выбирать любую комнату.

– Та ещё дыра, – недовольно пробурчала Красотка, – даже дверей нет?

– Здесь нужно постоянное проветривание. На ночь можете закрыть окна задвижками. А вы что, хотите сделать трах-бах? – подмигнул Лишай. – Тогда спешу обрадовать: у нас в комнатах и света нет, так что из коридора вас будет не видно.

– Мы что – животные? – парировала Красотка. – Помыться хоть можно?

– Мало-мальски чистая вода в наших краях – вещь нежно любимая, ценимая и дорогая. Впрочем, у нас «всё включено», – съёрничал Лишай, – так что каждому на два дня будет выделено пять литров чистейшей питьевой воды. И по два суточных пайка, в основе которых очень питательная и полезная консервированная фасоль. Нашли мы тут запасец неподалеку. Всем, кроме старика. Ему будет назначен особый, больничный паёк.

Лишай прошёл в конец коридора:

– Продолжаем нашу экскурсию. Здесь, слева – столовая, справа – туалет. В столовой оборудовано специальное помещение для мытья рук. Поскольку мы заботимся о комфорте наших гостей, то туалет снабжён дверью для особо стеснительных. С внутренней стороны имеются задвижки. Данная дверь и входная – единственные в нашем санатории. Туалет тщательно убирается два раза в день. Но от этой обязанности мы наших гостей освобождаем. Есть специально обученные люди. Столовая и туалет имеют вторые выходы на задний двор. Тем, у кого есть сигареты или шмаль, строго рекомендуется курить именно там. Во избежание нарушения правила про мусор. Мы – приличное заведение. Гостевой дом отделён от основного посёлка, и никто вас здесь не побеспокоит. Теперь можете разгрузить свои вещи и заселяться.

   Лишай ещё раз окинул взглядом «гостей» :

   – Тем, кто чем-то недоволен, хочу кое-что пояснить. Солёный Предел – весьма уютное и комфортное поселение для тех, кто тут живёт. Но наши ресурсы ограничены. В том числе и медикаменты. Так что, чистота и аккуратность сегодня – гарантия, что завтра ты не будешь харкать кровавыми соплями. Вы уедете, а нам тут ещё жить. Поэтому, вам придётся смириться со сквозняками, запахом дезинфекта, правилами и прочими прелестями. Кто недоволен – ворота наружу открыты.

   Командир повернулся к Красотке:

   – Помыться не можно, а нужно. Душевые оборудованы в отдельном здании. Интендант вам покажет. Но помнится, что норма воды ограничена. Нежиться не придётся. Это касается всех без исключения.

   Лишай повернулся и собрался уходить, но его остановил Кудряш и тихонько спросил:

   – Командир, можно с вами пошептаться кое о чём? Наедине.

– Завтра приходи, – отмахнулся Лишай, – сегодня дел по горло.

День убийства. Полдень.

– Дядя Лишай, вы правда думаете, что Кудряша убил Дед? – Проныра еле поспевал за мощно шагающим командиром. – Он же такой слабый и больной, а Кудряш был сильный.

Лишай остановился и чуть удивлённо посмотрел на пацана.

– И ещё, дядя Лишай, – продолжил Проныра, – если Кудряш следил за Дедом, то Дед незаметно со спины как смог?

– Ты, малой, смотрю, ещё и сообразителен. Понял всё, что мы там говорили?

– Почти. Не понял только, что за стекляшки.

– Стекляшки – это бриллианты. Или алмазы. Такие камешки прозрачные. Здесь от них толку мало, но, скажем, на Побережье или в Евросоюзе, если сдать нужным людям в нужном месте, можно очень хорошую цену поднять. И ещё ходят слухи, что алмазная пыль используется при изготовлении онопризина. Это, малец, лекарство от чумы. Очень дорогое. Потому стекляшками «санитары» и занимаются. Хотя, они сейчас всем занимаются.., – последние слова Лишай произнёс с каким-то странным выражением, которого Проныра толком не понял. Он открыл было рот, чтобы ответить, но командир продолжил:

   – И я не думаю, что убил Дед – он девчонку защищает. Твой Кудряш мог её близко подпустить. Мужики они завсегда так: баб всерьёз не принимают. Но я не хочу девчонку резать, и так натерпелась. А Дед всё равно не жилец.

Проныра задумался. Что-то в рассуждениях Лишая ему не нравилось. Командир с интересом наблюдал.

– Но тогда, получается, – вдруг осенило пацана, – что Анна – подстилка? Но Анна не такая! – почти выкрикнул он. – Анна хорошая, дядя Лишай! Она – дочь Деда! Она не могла убить!

– Так, всё! – рявкнул Лишай. – Начинается! Хороший, плохой.. Дочь она или подстилка, никак не проверишь. Бегом марш к Доку! Поможешь трупака разделать – пора тебя жизни учить!

В морге было прохладно. Тело Кудряша лежало на столе, а Док заканчивал его обмывать. Проныра подошёл и провёл пальцами по холодной груди, прямо по вытатуированным драконам, теперь уже мёртвым. Навсегда.

– А что мне делать, дядя Док? – спросил Проныра.

– Сейчас я закончу, и мы тобой будем делать вскрытие. Крепкий был парень, даже жаль, что умер. Потом засолим, соли много у нас, потом забальзамируем. Иначе быстро протухнет. Тело надо будет маршалам вернуть, чтобы похоронили, как положено... Ты что, малец, – удивленно воззрился Док из-за очков на застывшего в ступоре Проныру, – никогда трупов не видел?

Но слова Дока уже не доходили до ушей пацана. Проныра смотрел на двух драконов... двух драконов... двух... мёртвых... нарисованных...

"Липкий окрутил крышечку с железной трубки, достал изнутри ножик и принялся вырезать рисунок с драконами:

– Когда-нибудь у меня будут такие же.

– Возьми и наколи. – Проныра был голоден, и всякие рисунки его не интересовали.

– Ты чё, с дубу рухнул?! Голову снимут! Это же «Два Дракона», а они знаешь, какие крутые. У них всего полно – баб, жратвы, воды, пойла. Говорят, их даже еврики нанимают карантинные лагеря охранять..."

Проныра сорвался с места и со всех ног припустил к домику командира. «Дядя Лишай, дядя Лишай!» – забарабанил в дверь изо всей силы.

– Ну что ещё, пацан? – Лишай выглядел недовольным. – Опять будешь доставать своей Анной?

– Дядя Лишай! – Проныра запыхался и всё никак не мог отдышаться. – Кудряш! Он... Он перепутал!

За день до убийства

Каша была безумно вкусной, и Проныра запихивал её себе в рот большими порциями, глотал не жуя. Лишай сидел напротив, грустно глядя на пацана, потом решительно отобрал миску:

– Всё, хватит. Лучше водички попей. Пережрёшь с голодухи – кишки свернутся.

– Дядя Лишай, а вы вправду хотите, чтобы я чужое дерьмо убирал?