Текст книги "Стихи"

Автор книги: Юнна Мориц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Прозрев у ямы роковой,

Что любят – в общем-то! – тебя

Амуров полтора десятка.

x x x

Мята в твоем зеленеет глазу,

Верба мерцает и вереск.

Заговор знаю – он мелет бузу,

Чушь, околесицу, ересь,

Воду он пестиком в ступе толчет,

Вечно темнит и туманит,

Враз не заманит – так вмиг завлечет,

Не завлечет – так заманит!

Вот и узнаешь, как было легко

Всем, кто летали со мною!

Что за трехглазое пламя влекло

Крепко забыть остальное?!

Вот и узнаешь, какая тоска

Ветром каким прознобила

Всех, кого раньше брала в облака,

Всех, кого брать разлюбила.

Я отрываюсь легко от земли

Дай только повод серьезный!

Плащ мой – в серебрянной звездной пыли,

Путь мой – в черемухе звездной.

Это меня не узнал ты вчера

В молниях, в огненном шлеме.

Сириус – брат мой, Венера – сестра,

Ты – мое лучшее время.

СОЛО НА ТРУБЕ

Узел молний свивается туго,

Раскаляется трубная медь,

Чтобы ангельский голос оттуда

Нас оплакать хотел и воспеть.

Это наше священное право

Остро, вечно нуждаться в любви,

Чтобы ангел светился и плавал

Над тобой, как над всеми людьми.

В лабиринты магической меди

Дует огненно-черный трубач.

Он подобен горящей комете,

Извергающей пенье и плач:

Это наше священное право

Остро, вечно нуждаться в любви,

Чтобы ангел светился и плавал

Над тобой, как над всеми людьми!

Пламя белое, звездная пена

Вихри вьют на висках трубача,

Плачет кровь и поет, как сирена,

Во вселенское ухо журча:

Это наше священное право

Остро, вечно нуждаться в любви,

Чтобы ангел светился и плавал

Над тобой, как над всеми людьми.

Нет нам счастья без этой корысти

Без любви, разделенной на всех!

Музыканта лиловые кисти

Пахнут медью, как воздухом снег.

Он слюну из трубы выливает,

Отрывая мундштук от губы,

И пленительный блюз напевает,

Выливая слюну из трубы.

И пленительный блюз напевает

Его ангел, летящий домой,

И на Млечном Пути оставляет

След, похожий на негра с трубой.

Ю.Мориц

–

ТАБЛИЦА ЭЛЕМЕНТОВ

I

У людей, обладающих чувством юмора,

как правило, очень грустные лица.

У Зощенко, например...

Если б открыл Менделеев

элемент мировой печали,

это была бы формула,

слившая две улыбки

Зощенко и Джоконды.

II

Я помню, как ночью по радио

поэт и певец Брассанс

уверял французскую публику,

что он ее ненавидит

и мечтает уйти со сцены,

в деревне писать романы,

ковыряться в своей земле.

Это слишком банально для шутки,

это пахнет испорченным вкусом

и похоже на скверный характар

("Нам бы Ваши заботы, Брассанс!"),

но если б открыл Менделеев

элемент мировой тоски,

это была бы формула

одинокой предсмертной ненависти

к жизни, пошедшей прахом

ради публичной славы.

III

Наших детей и клоунов

связывает любовь,

некое обожанье

потому что многое правильно,

но совсем не имеет значения.

А многое предосудительно

и содержит сплошные ошибки,

но имеет большое значение.

Эта великая путаница

чудесно сгущается в цирке

и там превращается в праздник,

но слишком растянута в жизни

и порой превращается в ад.

Если б открыл Менделеев

элемент мирового абсурда,

это была бы формула,

слившая воедино

слезы ребенка и клоуна

на планете железных правил,

где ничто уже не имеет

собственного значения.

...Лимон – это очень кисло,

но ужасающе просто

получить лимонад из лимона,

из лимонада – лимон? – никогда!

ИЗ ЦИКЛА

"РИМСКИЕ ПОРТРЕТЫ"

Римский сенатор

Марк Порций Катон

Во втором веке

до нашей эры,

Бичуя роскошь,

издал закон,

А также принял

строжайшие меры,

В том числе

и смертную казнь,

За вопиюще роскошную жизнь!

На поприще этом

он пышно расцвел

И стал главою

правящей касты,

Одних изгнал,

а других довел

До гроба.

Но вот ведь какие контрасты

Знает история

древних времен:

Римский сенатор

Марк Порций Катон

Богатства сгребал

несусветные порции,

Ничуть не блюдя

никакие пропорции!

Сенат привлекал его

раз пятьдесят

К ответственности

за нарушенье закона.

Но покуда другие

за роскошь висят

В петле,

проклиная законы Катона,

Он строит дворцы,

покупает рабов,

А также устраивает процессы

В борьбе против мощных

своих врагов

За народные якобы интересы.

А речи в защиту Катона в сенате,

Чины получая за это

и почести,

Орет Сципион,

его друг и приятель,

Итак,

не страдает Катон

в одиночестве!

Ростовщиком

он становится вскоре,

Ссужая золото

под проценты.

Его рабы

оформляют в конторе

Деловые бумаги,

счета,

документы.

Отлично работает бухгалтерия,

А он продолжает

свое лицемерие:

Списки в сенат

составляет дотошно,

Преследуя граждан,

живущих роскошно,

И лет через триста

за это пройдоху

Одобрит Плутарх,

прославляя эпоху!

Римский сенатор

Марк Порций Катон

Был патриотом

римской твердыни:

Венки получая в Греции,

он

Беседовал с греками

лишь по-латыни

(Эллинским слогом

владея прекрасно!),

За это Плутарх

его хвалит ужасно!

О греке Эсхиле

Катон говорил,

Что если б Эсхил

итальянцем родился,

Тогда бы он, может,

на что-то сгодился,

А так не волнует Катона Эсхил!

Бывало,

когда ему денежки прут,

С торговлей везет

и с карьерой военной,

Катон сочиняет

прославленный труд

О сельском хозяйстве,

весьма современный!

Ведь римский сенатор

Марк Порций Катон,

Пока расправлялся

за роскошь

с другими,

На сельском хозяйстве

нагреб миллион

И опытом

мог поделиться

с другими!

Цветущий, прожженный,

прославленный тип!

Отвратен!

Отвратен!

И мерзок – до рвоты!

Хоть в нем

и талант ни один не погиб,

И сделал он много

полезной работы,

И, роскошь бичуя,

он был молодец

Предвидел последствия

римского рая.

Но жутко,

что истину знает подлец,

Ее как наложницу

употребляя.

Ю.Мориц

–

СНЕГОПАД

Снега выпадают и денно и нощно,

Стремятся на землю, дома огибая.

По городу бродят и денно и нощно

Я, черная птица, и ты, голубая.

Над Ригой шумят, шелестят снегопады,

Утопли дороги, недвижны трамваи.

Сидят на перилах чугунной ограды

Я, черная птица, и ты, голубая.

В тумане, как в бане из вопля Феллини,

Плывут воспарения ада и рая,

Стирая реалии ликов и линий,

Я – черная птица, а ты – голубая.

Согласно прогнозу последних известий,

Неделю нам жить, во снегах утопая.

А в городе вести: скитаются вместе

Та, черная птица, и та, голубая.

Две птицы скитаются в зарослях белых,

Высокие горла в снегу выгибая.

Две птицы молчащих. Наверное, беглых!

Я – черная птица, и ты – голубая.

Качаются лампочки сторожевые,

Качаются дворники, снег выгребая.

Молчащие, беглые, полуживые,

Я – черная птица, и ты – голубая.

Снега, снегопады, великие снеги!

По самые горла в снегу утопая,

Бежали и бродят – ах, в кои-то веки

Та, черная птица, и та, голубая.

x x x

Следить за болью уходящей... Замереть.

И на нее сквозь череп свой смотреть

в затылок, где пора бы анальгину

уменьшить эту боль наполовину,

потом на треть

и след ее стереть!

Но тикает, как часики во тьме,

она в какой-то раскаленной точке,

и этот звук, подобно гулкой бочке,

в моем бессонном катится уме,

где восстают живыми из могил

былые муки, пытки, пораженья,

и так велик источник этих сил,

что боль кончается

путем самосожженья.

ДАЙТЕ МНЕ ВАШУ СКУКУ!

Поезд летит во мраке,

в Крыма полночной басме,

в звездах, в железных искрах

в красных слезах колес.

Цепь тарахтит на баке.

Вспыхивает и гаснет

фонарь – как в кино артистка.

Ветер. Дым папирос.

Дайте мне вашу скуку,

я расскажу вам что-то

простое, как ваше детство,

таинственное, как путь.

Я вам сочиню разлуку,

тревогу, любовь и муку,

цель сочиню и средства,

а если как след копнуть,

я вам сочиню столетья

вашей чудесной жизни,

я вам сочиню размахи

таких небывалых сил,

что вырастут ваши дети,

и вы победите страхи,

и козни, и все болезни,

и вспомните – колесил

какой-то вагон по Крыму

("Дайте мне вашу скуку!

Я расскажу вам что-то,

таинственное – как путь..."),

и было там ветра-дыму

("Я вам сочиню разлуку..."),

и лязга на поворотах,

и вы не могли уснуть,

а жизнь обещала косность,

и вечную грубость быта,

и явное малокровье

надежд, что когда-нибудь...

Но ("Дайте мне вашу скуку!")

доверчиво и открыто

вы слушали пустословье,

таинственное – как путь,

таинственное – как память,

как воля скалы и воска,

как ритмы Луны и саги,

как истина с детских уст!

Но кто-то не дал увянуть

пророчеству, отголоску

цыганистой колымаги,

стихии магнитных чувств!

И то, что казалось пусто

словием, звонством, бредом,

уже расцветало густо

и требовало скорей

жизнь удлинить – до хруста!

смириться с ее расцветом.

...Колеса перебегали

с дактиля на хорей.

И жизнь обещала муку,

крупную ломку быта,

громы над головою,

крепкую перекруть,

Но ("Дайте мне вашу скуку!")

доверчиво и открыто

вы слушали роковое,

единственное – как путь,

воинственное – как сила

цыганского полуслова,

пророческого напева,

летящего на арбе.

И вам отворилась жила

ни доброго там, ни злого,

ни права там нет, ни лева,

но слово равно судьбе!

И вы обрели столетья

вашей чудесной жизни,

и вы обрели размахи

таких небывалых сил,

что выросли ваши дети,

и вы победили страхи,

и козни, и все болезни,

и вспомнили – колесил

какой-то вагон по Крыму,

и было там ветра-дыму,

и с лязгом на поворотах

стальную несло арбу...

Но – дайте мне вашу скуку!

Я вам сочиню разлуку,

тревогу, любовь и муку,

я вам удлиню судьбу

до хруста!

Ю.Мориц

–

ТУМАННОСТЬ ДЫХАНЬЯ И ПЕНЬЯ

К. Кедрову

Вот берег, который мне снится.

И лунные камни на нем.

И вижу я лунные камни,

И знаю, что это они.

И вижу я лунные камни.

И синяя птица на них.

И вижу я синюю птицу,

И знаю, что это она.

И вижу я синюю птицу,

Небесные розы над ней.

Я вижу небесные розы,

И знаю, что это они.

Я вижу небесные розы,

Венки из улыбок мадонн,

Газелью улыбку вселенной,

И знаю, что это они.

Тут все переливчато, зыбко,

Волнисто и мглисто, как жизнь,

Как берег, который мне снится,

Когда просыпается дух,

И вижу я лунные камни

И синюю птицу на них,

И вижу я синюю птицу

Небесные розы над ней,

Я вижу небесные розы,

Венки из улыбок мадонн,

Газелью улыбку вселенной

И знаю, что это со мной.

И вечнозеленые звезды,

И волны, и воздух, и кровь

Струятся, двоятся, троятся,

Сплетаются тайно со мной.

И плащ мой уже не просохнет

В туманах, клубящихся тут:

Вселенная наша туманна,

Туманные песни поет!..

И я бы на месте вселенной

Закутала тайну в туман

И пела туманные песни

О тайне в тумане своем!

Туманные песни бы пела,

Когда бы вселенной была!..

Такие туманные песни,

Чтоб ветер развеять не смог

Туманность, где лунные камни

И синяя птица на них,

Туманность, где синяя птица

Небесные розы над ней,

Небесные розы – туманность!

Венки из улыбок мадонн,

Газелья улыбка вселенной,

Туманность начала, конца,

Туманность лозы виноградной,

Струящейся жизни туманной,

Туманность дыханья и пенья,

Туманность, туманность одна!..

x x x

Снег фонтанами бьет на углу,

Наметая сугробы крутые.

В облаках, наметающих мглу,

Бьют фонтаны лучей золотые.

Тайный блеск и сверканье вокруг!

Веет в воздухе свежим уловом.

Если кто-нибудь явится вдруг,

Мглистым я задержу его словом.

Я такие снопы развяжу,

На такой положу его клевер,

Головою к такому чижу,

К звездам, так облучающим север,

Что к моим облакам головой,

Головой к моим таинствам алым,

Он поклянчит в ладье гробовой

Плыть со мной под одним покрывалом.

Я отвечу на это, смеясь,

Я убью его замысел шуткой,

Ведь любая застывшая связь

Отвратительна пошлостью жуткой!

Нет, скажу я, останься волной

Друг на друга мы с пеньем нахлынем!

Будь со мною – и только со мной!

Но сверкай одиночеством синим.

Да, сверканье – вот главное в нас!

Обнажая его неподдельность,

Блещет близости острый алмаз,

Углубляющий нашу отдельность.

Тайный блеск – это жизнь, это путь

(Это – голая суть, я согласна!),

Потому и раздвоена грудь,

Что не все до конца мне тут ясно.

ВЕЧНЫЙ ТАЛЛИНСКИЙ МОТИВ

Эллен Нийт и Яну Кросс

В краю балтийского тумана,

Где взор залива черно-зелен,

Я вижу Эллен возле Яна

И вижу Яна возле Эллен.

На дне горячего стакана,

Где бурой шкурой чай расстелен,

Я вижу Эллен возле Яна

И вижу Яна возле Эллен.

Под солью звезд – не гаснет рана,

Но кто-то в мощи беспределен:

Я вижу Эллен возле Яна

И вижу Яна возле Эллен!

Так больно выжить и так странно!

Касаясь темы двух свирелин,

Я вижу Эллен возле Яна

И вижу Яна возле Эллен.

Вокруг меня пуста поляна,

Но, к счастью, путь не беспределен.

Дай бог, не совершив обмана,

Осилить круг, который велен,

И озираясь постоянно

Средь одиноческих расселин,

Я вижу Эллен возле Яна

И вижу Яна возле Эллен!

Хрустален дождь, мотив и Таллин,

Где в мальчике за фортепьяно

Я вижу Яна возле Эллен

И вижу Эллен возле Яна!

Ю.Мориц

–

В МЕТЕЛЯХ ДЕКАБРЯ

На этот снег, на снежный цвет,

На свежий дух зимы

Я выберусь на этот свет

Из безымянной тьмы.

Мои любимые! Привет!

Как долго были мы

В разлуке! Миллиарды лет!..

Так дайте мне взаймы

Стакан крутого кипятка

И сахару кусок,

Ведь я простужена слегка

От гробовых досок

Там дождь стучится с потолка,

Там ни сухого уголка,

Ни тлеющего уголька,

Ни шерстяных носок...

Но знали б вы, как там темно

И как светло у вас!

Я так люблю глядеть в окно,

Прищуря левый глаз!

Я так люблю смотреть кино,

Разглядывать речное дно!

Как много было мне дано

От бога ... в прошлый раз!

Но я и в этот раз, клянусь,

Исхитила из тьмы

Не только жалобы и гнусь

Бесплодной кутерьмы.

Еще таких я струн коснусь,

Таких заветных гнезд,

Где на морозе, в брызгах слез

Птенцов рожает клест.

ВЕТЕР

Мне жаль его.

Всю ночь я слышу стоны

В камнях прибрежных, в кроне ледяной.

Он так скулит, что сны мои бессонны,

Как совы в дуплах, залитых луной.

Какая боль его так жадно мучит,

Волной катаясь вдоль и поперек?

Кто и чему

Так беспощадно учит?

И в этом плане

Что нам приберег?

Закрой меня от этих мыслей телом,

От этих песен

Рот мой

Ртом закрой!

Как стонет ветер в мире затверделом,

Где все покрылось ледяной корой!

БОЛЬШОЙ СЕКРЕТ ДЛЯ МАЛЕНЬКОЙ КОМПАНИИ

Очень многие думают,

Что они умеют летать,

Ласточки очень многие,

Бабочки очень многие.

И очень немногие думают,

Что умеют летать

Лошади очень многие,

Лошади четвероногие.

Но только лошади

Летают вдохновенно,

Иначе лошади

Разбились бы мгновенно.

И разве стаи

Лошадиных лебедей

Поют, как стаи

Лебединых лошадей?

Очень многие думают,

Что секретов у лошади нет,

Ни для большой, ни для маленькой

Ни для какой компании.

А лошадь летает, и думает,

Что самый большой секрет

Это летание лошади,

Нелетных животных летание.

Но только лошади

Летают вдохновенно,

Иначе лошади

Разбились бы мгновенно.

И разве стаи

Лошадиных лебедей

Грустят, как стаи

Лебединых лошадей?

Ю.Мориц

–

x x x

В серебряном столбе

Рождественского снега

Отправимся к себе

На поиски ночлега,

Носком одной ноги

Толкнем другую в пятку

И снимем сапоги,

Не повредив заплатку.

В кофейниках шурша,

Гадательный напиток

Напомнит, что душа

Не мера, а избыток,

И что талант – не смесь

Всего, что любят люди,

А худшее, что есть,

И лучшее, что будет.

Х Р У С Т Д Е К А Б Р Я

Завьюжило город. И ветер, как молот,

Колотит по стенам, по спинам овчинным.

Сегодня шары фонарей раскаленных

Сочельник посыпал изюмом и тмином.

Так сладко похрустывал воздух вечерний,

И облако в звездах, и детские сани,

И фото японского Аэрофлота,

О боже, ну что же ты делаешь с нами!

Похрустовал ток, и жестокое пламя

До хруста лизало в пожаре витрины

Хрустальную рюмку и сумку из кожи,

О боже, ну что же ты делаешь с ними!

Похрустывал снег под вороной хрустящей,

Похрустывал локоть мороженой ветки,

Но чьей-то походки хрустящие звуки,

Которые здесь исключительно редки,

Меня поразили. По хрусту в подьезде

Я сразу узнала – ведь я не глухая!

Здесь топчется вечность на лестничной клетке,

Метелкою с валенка снег отряхая.

О Т Е Ч Е С Т В О С Н Е Г А

Отечество снега,

плывущего с неба,

исходит сиянием.

Великая свежесть,

великая снежность

исходит слияньем,

исходит влиянием

на мысли и чуства,

на вечность творенья,

на неистребимые

силы искусства,

на буйство сирени!

О, это прозрачное,

белое, тонкое,

хрупкое, звонкое

над каждою птицей,

над каждой ресницей

и перепонкою,

над спешкою вечной,

над болью сердечной,

над всей мясорубкою

о, это прозрачное,

белое, тонкое,

звонкое, хрупкое!

меж мной и тобою,

меж духом и телом

единственно целое

о, это прозрачное,

тонкое, звонкое,

хрупкое, белое!

Над каждою негой,

Печорой, Онегой,

над всеми ребенками

о, это прозрачное, тонкое,

хрупкое, звонкое

Отечество снега.

Ю. Мориц

–

Я РАССКАЖУ ВАМ ПРО ПОКУПКУ

Втроем зашли мы в гастроном

С Василием и Джеком.

Сказал Василий: "Мур-мур-мур!"

А Джек пошел за чеком.

Вильнул хвостом лохматый Джек,

Лизнул он в нос кассира

И выскочил из кассы чек,

А Джек сказал: "Спасибо!"

Купив кефир и каравай,

А также соль и свечку,

Мы прыгнули в речной трамвай

И переплыли речку.

На берегу сидел рыбак,

Ромашками заросший,

Ловил он раков и салак

Резиновой галошей.

Тут появился вертолет,

Удравший от пилота,

А догонял его пилот

Начальник вертолета!

Василий зарычал "Ку-ку!",

Вскарабкался на вышку

И вертолет на всем скаку

Поймал за хвост, как мышку.

"Держи его!" – кричал пилот,

Начальник вертолета,

И все залезли в вертолет,

Удравший от пилота.

И облетели целый мир,

Устроив пир с кефиром

Ведь от волненья стал кефир

Сметаной, маслом, сыром!

ВЫШЕЛ КОТИК НА ПРОГУЛКУ

Вышел Котик

На тропинку,

На прогулку,

На разминку,

Облизнул

Усатый ротик,

Выгнул

Бархатную спинку.

А навстречу

Вышел Песик

Прогуляться

На минутку,

В то и в это

Сунуть носик

В будку,

В утку,

В незабудку.

Котик

Песика увидел

И давай фырчать

Как зверь!

Песик

Котика увидел

И давай рычать

Как зверь!

И пошла у них атака,

Отвратительная драка

Тот мяучит,

Этот лает,

Дым идет, огонь пылает!

Котик раненый ползет,

Ухо Песику грызет!

Видя эту переделку

Задудел

Козел в дуделку!

Барабан

Схватил Баран

Дал сигнал:

Шурум-барам!

Утки, крякнув на лужайке,

Подхватили балалайки,

Побежали на дорогу,

Чтоб на струнах бить тревогу!

Ах ты Котик,

Безобразник!

Не пойдешь в кино

На праздник!

Ах ты Песик,

Безобразник!

Не пойдешь в кино

На праздник!

Дома будете сидеть,

Друг на дружечку глядеть,

Подавать друг дружечке

Чай да сахар в кружечке!

МАЛИНОВАЯ КОШКА

У Марфы на кухне

Стояло лукошко,

В котором дремала

Домашняя кошка.

Лукошко стояло,

А кошка дремала,

Дремала на дне,

Улыбаясь во сне.

Марфута спросонок

Пошла к леснику

С лукошком,

Где кошка спала на боку.

Марфута не знала

Что кошка в лукошке

Дремала на дне,

Улыбаясь во сне ...

Лесник, насыпая

Малину в лукошко,

С болтливой Марфутой

Отвлекся немножко.

Лесник не заметил,

Что кошка в лукошке

Дремала на дне,

Улыбаясь во сне ...

А кошка проснулась

И выгнула спину,

И пробовать стала

Лесную малину.

Никто не заметил,

Что кошка в лукошке

Хихикает тихо

И чмокает лихо!

Лесник

Сковородку с грибами приносит,

Марфуту любезно

Позавтракать просит.

Над ними хихикает

Кошка в лукошке

В свое удовольствие

Ест продовольствие!

Марфута наелась

Маслятами на год,

А кошка

Малиновой стала от ягод.

Малиновый зверь

На малиновых лапах,

Какой благородный

Малиновый запах!

Подходит Марфута

И видит в лукошке

Улыбку усатой

Малиновой кошки.

– Таких не бывает!

Марфута сказала.

– Такие бывают!

Ей кошка сказала

И гордо

Малиновый бант завязала!

___________________

Ю.Мориц

–

ХОРОШО – БЫТЬ МОЛОДЫМ!

Хорошо – быть молодым,

За любовь к себе сражаться,

Перед зеркалом седым

Независимо держаться,

Жить отважно – черново,

Обо всем мечтать свирепо,

Не бояться ничего

Даже выглядеть нелепо!

Хорошо – всего хотеть,

Брать свое – и не украдкой,

Гордой гривой шелестеть,

Гордой славиться повадкой,

То и это затевать,

Порывая с тем и с этим,

Вечно повод подавать

Раздувалам жарких сплетен!

Как прекрасно – жить да жить,

Не боясь машины встречной,

Всем на свете дорожить,

Кроме жизни скоротечной!

Хорошо – ходить конем,

Власть держать над полным залом,

Не дрожать над каждым днем

Вот уж этого навалом!

Хорошо – быть молодым!

Просто лучше не бывает!

Спирт, бессоница и дым

Все идеи навевает!

Наши юные тела

Закаляет исступленье!

Вот и кончилось, ля-ля,

Музыкальное вступленье,

Но пронзительный мотив

Начинается! Вниманье!

Спят, друг друга обхватив,

Молодые – как в нирване,

И в невежестве своем

Молодые человеки

Ни бум-бум о берегах,

О серебряных лугах,

Где седые человеки

Спать обнимутся вдвоем,

А один уснет навеки.

... Хорошо – быть молодым!..

x x x

Когда мы были молодые

И чушь прекрасную несли,

Фонтаны били голубые

И розы красные росли.

В саду пиликало и пело

Журчал ручей и пел овраг,

Черешни розовое тело

Горело в окнах, как маяк.

С тех пор прошло четыре лета.

Сады – не те, ручьи – не те.

Но живо откровенье это

Во всей священной простоте:

Когда мы были молодыми

И чушь прекрасную несли,

Фонтаны били голубые

И розы красные росли.

Тетрадку дайте мне, тетрадку

Чтоб этот мир запечатлеть,

Лазурь, сверканье, лихорадку!

Давясь от нежности, воспеть

Все то, что душу очищало,

И освещало, и влекло,

И было с самого начала,

И впредь возникнуть не могло:

Когда мы были молодые

И чушь прекрасную несли,

Фонтаны били голубые

И розы красные росли.

ЕСЛИ БЫ ...

Если бы я знала в двадцать лет,

Что меня настигнет столько бед,

Что лишусь таких великих благ,

Белый бы я выбросила флаг.

Я бы круто повернула путь,

Я совсем не к тем бы стала льнуть,

Средства поменяла бы и цель,

И меня хвалила бы артель.

Даже десять лет тому назад

Все могло пойти еще на лад,

Трудно ли умеючи? Легко!

Но зашла я слишком далеко.

Не могу я, братцы, дать отбой.

Остается только быть собой.

Если я до смерти доживу,

Белый флаг на саван разорву.

И тогда вы молвите слова,

От которых кругом голова ...

Трудно ли умеючи? Пустяк!

Мертвому поэту все простят

Даже неприятные черты,

Вроде силы духа в грозный час,

Вроде трех

Отнюдь не кротких глаз,

Вроде правды, сказанной про вас.

_________________

Ю.Мориц

–

О ЖИЗНИ, О ЖИЗНИ – И ТОЛЬКО О НЕЙ

О жизни, о жизни – о чем же другом?

Поет до упаду поэт.

Ведь нет ничего, кроме жизни кругом,

Да-да, чего нет – того нет!

О жизни, о жизни – и только о ней

Поэт до упаду поет.

На миг оторвется – и дуба дает

И где ему петь? не встает!

О жизни, о жизни – о, чтоб мне сгореть!

О ней до скончания дней!

Ведь не на что больше поэту смотреть

Всех доводов этот сильней.

О жизни, о ней лишь, – да что говорить!

Не надо над жизнью парить?

Но если задуматься, можно сдуреть

Ведь не над чем больше парить!

О жизни, где нам суждено обитать!

Не надо над жизнью витать?

Когда не поэты, то кто же на это

Согласен – парить и витать?

О жизни, о жизни – о чем же другом?

Поет до упаду поэт.

Ведь нет ничего, кроме жизни кругом,

Да-да, чего нет – того нет!

О жизни, голубчик, сомненья рассей

Поэт не такой фарисей:

О жизни, голубчик, твоей и своей

И вообще – обо всей!

О жизни, о ней лишь! А если порой

Он роется – что же за ней?

Так ты ему яму, голубчик, не рой,

От злости к нему не черней,

А будь благодарен поэту, как я,

Что участь его – не твоя:

За штормами жизни – такие края,

Где нету поэту житья!

Но только о жизни, о жизни – заметь!

Поэт до упаду поет.

А это, голубчик, ведь надо уметь

Не каждому бог и дает!

А это, голубчик, ведь надо иметь,

Да-да, чего нет, того нет!

О жизни, о ней, не ломая комедь,

Поет до упаду поэт.

О жизни, о жизни, и только о ней,

О ней, до скончания дней!

Ведь не на что больше поэту смотреть

И не над чем больше парить.