355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юн Фоссе » Другое имя. Септология I-II » Текст книги (страница 2)
Другое имя. Септология I-II
  • Текст добавлен: 8 февраля 2022, 08:02

Текст книги "Другое имя. Септология I-II"


Автор книги: Юн Фоссе



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Когда я был маленький, говорит он

и смотрит на нее

Да, говорит она

и смотрит на него, и в ее голосе слышатся вроде как облегчение и надежда, а он все равно сидит, не говоря больше ни слова, и она спрашивает, что он хотел сказать

Когда ты был маленький? – говорит она

Да, я тогда временами жил в доме возле детской площадки, почти такой же, как эта, говорит он

А-а, говорит она

Кажется, будто детская площадка та самая, говорит он

Странно как-то, говорит он

Ведь мне кажется, будто детская площадка та самая, говорит он

Но здесь поблизости нет никакого серого каменного дома, верно? – говорит она

Да, площадка не та, конечно же, не та, говорит он

Просто так кажется? – говорит она

Да, говорит он

и оба опять умолкают, она опять смотрит в пространство перед собой, а он перед собой

Дом был маленький, серый такой каменный домишко, говорит он

а она сидит на качелях, он – на скамейке, оба не двигаются и молчат, потом она говорит, что разве он вырос не в маленькой усадьбе, в маленькой усадьбе на берегу Хорда-фьорда, в маленькой усадьбе с фруктовым садом, говорит она, и он говорит, что да, так и есть, а в маленьком каменном домишке он жил только изредка, когда они навещали маминых родителей, его деда и бабку, это они жили в каменном домишке, возле такой вот детской площадки, говорит он, ну а мне становится ясно, что я должен избавиться от этой картины, следующая работа, которую я начну, будет про этих двоих, я нарисую обоих и избавлюсь от них, напишу на фоне моего собственного внутреннего образа, тогда, если все получится, если я справлюсь, картина исчезнет, перестанет тревожить меня, оставит в покое, перестанет являться мне, а иначе, я знаю, будет снова и снова возникать в памяти, но, вероятно, я уже писал эту картину или какую-то похожую, почти в точности такую же, как та, какую вижу сейчас, но в таком случае надо написать еще раз и избавиться от нее, надо писать снова и снова и избавляться, думаю я, а сейчас пора ехать дальше, нельзя этак вот сидеть в машине и глядеть на двух людей, которые не знают, что я гляжу на них, думаю я, и меня охватывает досада, печаль, да, на меня накатывает печаль, невесть откуда, отовсюду, и кажется, будто печаль вот-вот задушит меня, будто я вдыхаю печаль и не могу ее выдохнуть, и я молитвенно складываю ладони, делаю глубокий вдох и говорю про себя кирие, медленно выдыхаю и говорю элейсон, делаю глубокий вдох и говорю Христе, медленно выдыхаю и говорю элейсон[3]3
  Кирие элейсон (греч.) – Господи помилуй.


[Закрыть]
, повторяю снова и снова, и дыхание и слова не дают мне наполниться печалью, страхом, внезапным страхом, той печалью, что от страха внезапно охватила меня и теперь властвует надо мной, заставляя почувствовать мою ничтожность, но ничтожность эта все же существует, прочная, непоколебимая, и становится заметной лишь в своем движении без движения, и я делаю глубокий вдох и говорю про себя кирие, медленно выдыхаю и говорю элейсон, дышу из сокровенной глубины своего существа, стараюсь дышать из сокровенной глубины своего существа, делаю глубокий вдох и говорю про себя Христе, медленно выдыхаю и говорю элейсон, стараюсь дышать из сокровеннейшей глубины своего существа, из того образа, который живет там и о котором я ничего сказать не могу, стараюсь дышать из своего сокровенного «я», чтобы не подпускать печаль или хотя бы держать ее в узде, не позволяя страху завладеть мной, парализовать меня, и я чувствую, что внезапная печаль, внезапный страх, накатившие на меня, уменьшаются, а я увеличиваюсь, и думаю, что порядком смешон и если бы кто увидел меня, то посмеялся бы до слез, ну как же: человек сидит в машине, припаркованной на съезде, и твердит кирие элейсон, Христе элейсон, тут волей-неволей рассмеешься, ну и пусть себе смеются, ведь это помогает! помогает! теперь я опять чувствую себя спокойнее, опять гляжу на тех двоих на детской площадке и думаю, что пора ехать домой к жене и ребенку, они ведь ждут меня, но я на пути на Дюльгью, это же дорога на Дюльгью? конечно, мне надо ехать на Дюльгью, куда же еще? и поеду я к жене и к ребенку, ну вроде как к жене и ребенку, нет, о чем это я думаю? не-ет, сейчас мне надо на Дюльгью, в старый дом, где я живу, живу один, так уж оно вышло, а потом думаю, что поеду домой к жене и ребенку, и может быть, там все и будет, как я думаю? я бы вправду охотно туда поехал? охотно поехал бы домой к жене и ребенку? Избежал бы возвращения в пустой дом, в холодный и пустой дом? избежал бы возвращения в свое одиночество? а потому думаю, что поеду домой к жене и ребенку, хоть и вернусь в пустой дом, в холодный дом, но ведь я, кажется, не погасил одну печку? и все равно хорошо вернуться домой, в мой милый старый дом, нельзя и дальше сидеть тут, в машине, на съезде, думаю я и смотрю на детскую площадку, уже изрядно стемнело, и я вижу, что молодой человек в длинном черном пальто поднялся, стал за спиной молодой женщины и берется за канаты, на которых укреплено сиденье из посеревшей деревянной доски, где сидит она, и тихонько отводит его назад

Нет, говорит она

Я не хочу качаться, говорит она

Ведь я не ребенок, говорит она

а он отпускает канаты, и она качается вперед

Перестань, говорит она

и качается назад

Перестань, перестань, кричит она

а он знай себе продолжает, ловит ее и толкает вперед, с каждым разом все сильнее, она раскачивается все быстрее, туда-сюда, и он думает, что если ей не хочется качаться, то можно просто упереться ногами в землю и затормозить, чего проще-то, она же в туфлях, но она не тормозит качели

Не хочу я качаться, говорит она

Зачем ты раскачиваешь меня, если я не хочу? – говорит она

Я тебя не просила, говорит она

Не говорила, что хочу покачаться, говорит она

Не хочу я качаться, говорит она

Ты раскачал меня, будто не имеет значения, хочу я или нет, говорит она

а он продолжает ловить ее и отталкивать и думает: зачем он это делает? зачем толкает ее с каждым разом все сильнее? каждый раз прилагает все большее усилие, и она то летит вперед, то возвращается к нему, и он опять толкает ее, туда-сюда, туда-сюда

Я не хотел тебя обидеть, говорит он

и толкает со всей силы, качели летят вперед, она кричит, юбка развевается, черные волосы реют за спиной, она кричит, кричит, чтобы он немедленно прекратил, ей совсем не нравится, он в самом деле должен прекратить, она боится, не на шутку боится, может ведь упасть с качелей, кричит она, хватит, довольно, она больше не хочет

Прекрати, кричит она

Но тебе же нравится? – говорит он

Нет, прекрати, говорит она

Нравится, говорит он

А вот и нет, говорит она

А вот и да, говорит он

а она говорит нет, вдруг она упадет, прямо на самом взлете, а он опять толкает, со всей силы, что есть мочи, и она летит прочь, черные волосы реют за спиной, когда она взлетает вверх, юбка развевается, и она кричит, какой-то жалобный крик срывается с ее губ на высшей точке, она кричит громче прежнего, а на пути вниз и назад черные волосы летят по бокам и вперед, и она кричит: нет-нет, прекрати, мне не нравится, я боюсь, прекрати, прекрати сейчас же

Нет, тебе нравится, говорит он

и когда она возвращается, он вновь толкает качели, что есть мочи толкает, и она летит вперед, вверх, но уже не кричит, начинает помогать, на самом верху сгибает колени и всем телом резко откидывается назад, и качели летят назад быстрее, а когда они отлетают дальше всего, она вытягивает ноги вперед и, когда он толкает ее в спину, как бы кидается вперед, и скорость возрастает, она летит все дальше, все выше, каждый раз все дальше вперед, все выше

Быстрей, кричит она

Толкай сильнее, кричит она

Толкай во всю силу, кричит она

и она запыхалась, голос звучит с хрипотцой, и он толкает качели что есть силы

О-о, кричит она

Вот так, давай, кричит она

Вот так, во всю силу, кричит она

а он думает, что толкнуть сильнее уже не может, на большее не способен, все силы уже выложил, начинает уставать, так он думает

Ну, давай сильнее, кричит она

и он толкает, не так сильно, но ровно, каждый раз примерно с одинаковой силой, ровно, они вошли в размеренный ритм, вверх-вниз, качели равномерно качаются взад-вперед, и она кричит: до чего же здорово, до чего замечательно, аж в животе щекочет, не останавливайся, продолжай, лови и отталкивай, теперь все хорошо, в таком вот ритме, вперед-назад, говорит она, еще немножко, говорит она, а теперь толкни разок-другой со всей силы, ну, еще разок-другой толкни, кричит она, но уже негромко, негромко уже кричит, что в животе щекочет, так приятно щекочет во всем теле, во всем ее существе, только вот страшно, ужас как страшно, жутко даже, но и приятно тоже, очень приятно, восклицает она, тихо и с трудом переводя дух

Ну давай, толкни что есть мочи, кричит она

Давай, кричит она

Еще разок-другой, и хватит, кричит она

а он думает, что уже хватит, ведь этак вот стоять да толкать тоже скучно, вдобавок все больше темнеет, и сперва она не хотела, чтобы он ее раскачивал, а теперь не хочет, чтобы останавливался, наверно, вправду так оно и есть, думает он и отступает немного назад, меж тем как качели летят к нему

Толкай, толкай меня в спину, кричит она

а он отступает еще дальше назад

Не можешь? – говорит она

и он толкает, и она помогает изо всех сил, крепко-крепко цепляется за канаты и летит вперед, а на самом верху кричит «о-о-о» и опять летит вниз и назад

Как здорово, кричит она

Еще, кричит она

а он смотрит на нее, потом бежит к качелям и со всей силы толкает

Да-а, кричит она

долго кричит, нараспев, кричит «да-а» снова и снова, потом уже медленнее

Сперва ты не хотела качаться, говорит он

Не решалась я, говорит она

А теперь не хочешь перестать, говорит он

Да, мне нравится, говорит она

Но теперь уж хватит, накачалась, говорит он

Это же здорово, совершенно замечательно, говорит она

а качели раскачиваются с все меньшим размахом, взад-вперед, вверх-вниз, взад-вперед

Сперва я боялась, а потом уже нет, говорит она

Так часто бывает, говорит он

Здорово было, говорит она

а качели вот-вот остановятся, тихонько покачиваются взад-вперед, и она говорит, что в детстве никогда не решалась качаться, очень уж ей было страшно, ну, иногда качалась, конечно, но совсем чуть-чуть, как сейчас, чуть вперед, чуть назад, а он говорит, что, наверно, зря так сильно ее раскачивал, а она говорит, что, наоборот, правильно делал, ей понравилось, хоть она и твердила, что ей не нравится, на самом деле ей нравилось, говорит она, и он отвечает, что, пожалуй, люди часто говорят одно, а в виду имеют совсем другое, иной раз прямо противоположное, а она говорит, что не знает, часто ли так бывает, но, по крайней мере, с нею нынче, когда она качалась, было именно так, а качели меж тем все качаются, и он берется за канаты и тормозит, держит, пока качели не замирают, и он просто стоит за спиной у молодой женщины, а она просто сидит, потом смотрит на него

Здорово было, говорит она

Хоть мы и взрослые люди, говорит он

Во всяком случае, почти взрослые, говорит она

Чуточку взрослые, во всяком случае, говорит он

Ага, чуточку, говорит она

и он осторожно толкает качели, выпускает канаты из рук

Чуточку взрослые, говорит он

Это уж как посмотреть, говорит она

а качели сами по себе качаются, взад-вперед, совсем немножко, но вверх-вниз, медленно уже, медленно взад-вперед

Во всяком случае, скоро повзрослеем, говорит она

Да, говорит он

и снова берется за канаты, останавливает качели

Темнеет, говорит он

Пока что не совсем темно, говорит она

Последний разок? – говорит она

и он опять берется за канаты, отходит назад и тянет качели за собой, отходит как можно дальше, поднимает ее как можно выше и бежит вперед, не отпускает канаты, а она кричит, нет-нет, больше не надо, не так сильно, не так быстро, не могу больше, не надо, кричит она, о-о нет, нет, не надо, кричит она, и он отходит от качелей

Не так сильно, кричит она

Это уж слишком, кричит он

О-о-о, кричит она

а он останавливается, смотрит на нее, видит, как она качается взад-вперед, вверх-вниз, но все медленнее, потом сама старается немного раскачаться, взад-вперед, вверх-вниз, замедляет движение, качели лишь чуть покачиваются взад-вперед, и он отходит от них еще дальше

Ты куда? – говорит она

Да никуда, говорит он

Но ты идешь к калитке, уходишь? – говорит она

Нет-нет, говорит он

Никуда я не ухожу, но скоро совсем стемнеет, может, пойдем домой? – говорит он

Погоди, пока качели совсем не остановятся, говорит она

и ставит ноги на землю, тормозит, качели останавливаются, а она смотрит на него, улыбается и говорит, что очень уж было здорово, она, мол, с детства не качалась на качелях, а в ту пору не очень-то и любила, трусиха была, вечно всего боялась, когда была маленькой девчонкой, говорит она

Не решалась качаться? – говорит он

Только немножко, говорит она

Ну да, говорит он

Вообще-то я не решалась, а когда все-таки качалась немножко, то просто чтобы решиться, говорит она

и добавляет, что такой была в детстве, потом оба умолкают, а немного погодя она спрашивает, не боялся ли он качаться, когда был маленький

Ты не боялся? – говорит она

и он кивает, а она слезает с качелей, идет к нему, и он видит, что теперь ее длинные черные волосы спадают вниз, и она поднимает к нему лицо, с полуоткрытыми губами, и он тянется к ней губами, и их губы встречаются, чуть-чуть

Очень осторожный поцелуй, говорит она

а он кладет ладонь на ее волосы, вернее, держит ладонь над самыми волосами, и они обнимают друг друга, прижимаются друг к другу, он опускает ладонь на ее волосы и гладит эти длинные черные волосы, вверх и вниз, а она кладет голову ему на плечо, и я вижу, как они стоят, с виду неподвижные, будто картина, стоят, будто еще одна из тех картин, какие я не в силах забыть, будто картина, которую я напишу, напишу, чтобы избавиться от нее, напишу такими, какими вижу сейчас, думаю я, ведь сейчас от них словно бы исходит свет, когда они стоят, вплотную друг к другу, как бы сливаясь в одно, два человека, как бы ставшие одним целым, до того тесно жмутся они друг к другу, а между тем вечереет, и тьма опускается на них, будто снег, будто снежинка за снежинкой, но одновременно будто целостная, неразделимая тьма, не куски тьмы, а этакий темнопад, и чем темнее становится, тем больше света от них исходит, да-да, от них исходит свет, я вижу его, и, хотя этот свет, наверно, увидеть нельзя, его все же можно увидеть, ведь и от человека может исходить свет, в особенности от глаз и большей частью на краткий миг, вспышкой незримого сияния, но от них двоих исходит ровный спокойный свет, постоянный, неизменный, кажется, будто этот свет – они сами, вот так они исходят светом, единым светом, думаю я, а он замечает, что она теперь почти сплошь свет, такое у него ощущение, думает он, стоя там, но не глупо ли так думать? он стоит, обнимает женщину из плоти и крови и думает, что она свет, вот ведь глупость, думает он, впрочем, большим умом он никогда не отличался, но у него такое ощущение, будто он обнимает свет; странно, думает он, ну можно ли так думать, обнимая друг друга, она обнимает его, а он ее, нет, глупость это, думает он, прямо-таки не по-мужски, думает он, потому что никакой она не свет, а женщина из плоти и крови, и формы у нее как у женщины из плоти и крови, никакой она не свет, она женщина, его любимая, а никакой не свет, думает он, и я вижу, как они разжимают объятия и идут чуточку врозь, и я вижу, что тьма как бы чуточку отступает перед ними и они стоят, словно вырезанные из тьмы, чуточку врозь, и вид у них немного усталый, и он думает, что нельзя думать, будто она свет, глупо ведь, подобные мысли не в меру высоки и пусты, думает он, берет ее за руку, и они идут к другим качелям, выпускают руки друг друга, и она садится с одного конца, лицом к косогору, где на серой земле виднеются пучки травы, а он опускает качели с другого конца немного вниз, она помогает, отталкивается ногами, и он одной ногой перешагивает через доску, наступает на косогор, садится верхом на доску, которая упирается в землю, а она поджимает ноги и свободно сидит наверху, в воздухе

Как здорово снова парить в воздухе, говорит она

По-моему, мы опять стали детьми, говорит он

Мы сами делаем друг друга детьми, говорит она

Я словно опять девчонка, либо парю в движении, как на тех качелях, либо, вот как сейчас, свободно вишу в воздухе, говорит она

Все дети любят очутиться в воздухе, говорит она

И все взрослые дети, говорит он

Да, наверно, говорит она

По крайней мере, мы, говорит он

По крайней мере, сейчас, говорит он

Но сейчас мы болтаем чепуху, говорит она

Даже неловко, говорит она

и он, оттолкнувшись от земли, поднимается в воздух, а она опускается к земле, отталкивается и поднимается в воздух, а он опускается вниз

Все любят парить, говорит он

и опускается к земле и снова отталкивается

И находиться в равномерном движении, говорит он

а она опускается к земле и снова отталкивается

Как дыхание, говорит он

и, опустившись к земле, отталкивается

И как биение сердца, говорит она

и, опустившись к земле, отталкивается

Быть в одном движении, говорит он

и, опустившись к земле, отталкивается

Быть вместе в движении, говорит она

и, опустившись к земле, отталкивается

Быть в одном движении, говорит он

и, опустившись к земле, отталкивается

Как волны, говорит она

и, опустившись к земле, отталкивается

Как волны одного моря, говорит она

а он опускается к земле и отталкивается

Как мы двое, говорит она

и, опустившись к земле, отталкивается

Как ты и я, говорит он

и, опустившись к земле, отталкивается

Как мы, говорит она

и, опустившись к земле, отталкивается, а он не отталкивается, своей тяжестью удерживает качели внизу, сидит верхом на доске, упершись ногами в землю, меж тем как она, болтая ногами, висит в воздухе

Вот так и должно быть, говорит она

Наверно, говорит он

и отталкивается от земли, а она опускается вниз, касается ногами земли

И так тоже, говорит она

и отталкивается

Так тоже, говорит он

и вот так они сидят, он внизу, она наверху, в воздухе

Когда ты был маленький, говорит она

Да, говорит он

Летом, в каникулы, ты жил в каменном домике, в сером, говорит она

Ты только что рассказывал, говорит она

Да, говорит он

Но вырос ты в маленькой усадьбе, у вас там были сарай и лодка, да? – говорит она

Да, говорит он

И твои родители до сих пор там живут? – говорит она

Да, говорит он

И там есть фруктовый сад? – говорит она

Да, я же рассказывал, говорит он

Да, говорит она

И не раз, говорит он

и оба сидят, не говоря ни слова

Почему ты опять об этом спрашиваешь? – говорит он

Не знаю, говорит она

Вот как, говорит он

А мы не можем в ближайшее время туда съездить? – говорит она

но он молчит

Проведать твоих родителей? – говорит она

Тебе не хочется? – говорит она

Ну… – говорит он

помедлив, будто не хочет говорить об этом

Не хочется? – говорит она

Съездить-то можно, говорит он

Там хорошо, в Бармене, говорит он

И усадьба расположена красиво, у самого Хорда-фьорда, а по Хорда-фьорду так здорово плавать на лодке, говорит он

Да, ты рассказывал, говорит она

И на море тебе нравится, говорит она

Да, всегда нравилось, говорит он

и оба умолкают, просто сидят на качелях

Все-таки надо нам как-нибудь туда съездить, говорит она

И было бы приятно познакомиться с твоими родителями, говорит она

Я не очень-то с ними общаюсь, говорит он

Ну как же, ты и твоя мама, говорит она

и осекается

Не будем об этом, говорит он

и оба опять умолкают, долго сидят молча, а я думаю: почему они там сидят? будто окаменели, и оба вроде как смотрят в сторону, будто устремили взгляд на что-то рядом с собой, и как только им удается сидеть так смирно, притом долго, как такое вообще возможно, думаю я, а она смотрит на него

Если хочешь, давай уйдем, говорит она

а он молчит, и она спрашивает, будет ли он завтра снова писать, и он отвечает, что, конечно же, будет, завтра, как и каждый день, ведь с двенадцати лет или, во всяком случае, примерно с двенадцати, дня не проходило, чтобы он не рисовал или не писал красками, так получается само собой, ну, выходит, будто в какой-то мере все это – он, будто картины его продолжение, говорит он и, помолчав, добавляет, что это слишком уж громко сказано, он просто занимается живописью, каждый день, пожалуй что по давней привычке, а она говорит, что, наверно, так и есть, но в голосе ее сквозит легкое недовольство, думаю я, будто его слова ей не вполне по душе, а он говорит, что картина, над которой он сейчас работает, может получиться вполне хорошей, однако очень уж трудно сделать все как надо, тут необходима предельная осторожность, ведь легко переусердствовать и испортить всю картину, а тогда, наверно, будет крайне затруднительно вернуться к тому хорошему, что в ней было, к тому, что́ картина хочет сказать, что может сказать, ведь вообще-то высказать это невозможно, картина одновременно и говорит что-то, и не говорит, она говорит безмолвно, скорее просто показывает то, что невозможно сказать, говорит он, а я думаю, что теперь-то мне пора домой, поздно уже, пора ехать дальше, продолжить путь, думаю я, и она говорит, что совсем стемнело, пожалуй, пора идти домой, говорит она, а он соглашается и спрашивает, хорошо ли ей там, наверху, и она отвечает, что да, обзор у нее превосходный, хоть кругом и темно, во всяком случае, ей видно лучше, чем ему, сидящему внизу, говорит она, ну а что видит она лучше, чем он, отнюдь не новость, он может писать сколько угодно, темно ли, светло ли, все равно она видит лучше, видит реально существующее, он же видит лишь ту или иную картину либо ту или иную вещь, говорит она, а он вдруг резко отталкивается от земли, словно рассердился или вроде того, думаю я, и она опускается к земле и кричит, протяжно, негромко, а он отрывает одну ногу от земли, встает и слезает с качелей, руками медленно опуская доску, и вот уж она надежно сидит внизу, он подходит к ней, протягивает руку, она берет его руку и тоже встает, и оба стоят рядом, а я думаю, что мне в самом деле пора домой, скоро окончательно стемнеет, а я все сижу, глядя на детскую площадку, где молодая женщина и молодой мужчина развлекаются и играют, словно дети, и теперь уже так темно, что я едва их различаю, или все это видится мне лишь в воображении? а их вовсе нет? я просто воображаю себе, что они здесь? да нет же, конечно, я их видел и вижу сейчас, думаю я, это бесспорно, но, может, надо выйти из машины и проветриться? подышать свежим воздухом? тоже спуститься на детскую площадку? хотя, думаю я, пожалуй, все-таки не стоит? если спускаться, то прямо сейчас, пока совсем не стемнело, думаю я, да и что тут странного, если человек вылезает из машины, хочет пройтись? ведь к площадке и мимо нее ведет тропинка, сбегает от шоссе вниз, мимо детской площадки и, как я вижу, вверх по крутому склону, так что мне совсем не нужно заходить на площадку, я могу просто пройти мимо, словом, сейчас надо либо ехать домой, либо выйти из машины и прогуляться, думаю я, выхожу из машины и стою, глядя по сторонам, выше дорога круто идет в гору, потом выравнивается и опять идет в гору, а там, на самом верху, мне видно небо, и звезды, тускло мерцающие звезды, и шоссе, узкое шоссе под обрывистым склоном, потом крутой спуск вниз к детской площадке, и по нему вниз к площадке и мимо нее вьется тропинка, прямо за площадкой идет круто вверх и исчезает за вершиной, и это странно, ведь до сих пор я не замечал тропинку, ведущую вниз к площадке и продолжающуюся вверх по крутому склону, думаю я и, стоя там, гляжу вниз, на площадку, и вижу, что он и она стоят там впотьмах, едва различимые, но я вижу, что они неподвижны и держат друг друга за руки, все-таки, думаю я, хорошо, что я вышел из машины и вдохнул немного свежего воздуху, я чувствую его приятную, бодрящую прохладу и, конечно, могу, как любой другой, свободно пройтись по обыкновенной тропинке, думаю я, ну ясное же дело, но я-то свободой не располагаю, потому и совершаю снова и снова одни и те же поступки, думаю я и иду к тропинке, потом по ней вдоль детской площадки и гляжу на этих двоих на площадке, а они, похоже, меня не замечают, стоят обнявшись, будто слившись в одно, он обнимает ее, она его, они неотделимы друг от друга, но вот они разжимают объятия, и я мелкими шажками иду по тропинке

Совсем стемнело, говорит она

Да, осень, говорит он

Скоро зима, говорит она

Пока что есть время до зимы, говорит он

Да, говорит она

Мы только в песочнице еще не побывали, говорит он

По-твоему, нам надо поиграть в песочнице? – говорит она

и в голосе ее слышится легкое удивление

А почему бы и нет? – говорит она

Но мы же перепачкаемся песком, говорит он

А не все ли равно? – говорит она

Пожалуй, говорит он

Одежду перепачкаем, говорит он

а она говорит, что одежду можно снять, и снимает куртку, стягивает через голову свитер и стоит в одном бюстгальтере и лиловой юбочке, а каково сейчас стоять почти раздетой, холодно ведь, думаю я, между тем она тянет его за собой к песочнице, я же иду медленно, шаг за шагом, вниз по тропинке, думая, что все это просто в голове не укладывается, и тихонько пройду мимо площадки вверх по круче, на вершину, гляну, что там, на другой стороне, а потом поверну обратно, пора ехать домой, скоро окончательно стемнеет, думаю я, стараясь не смотреть на этих двоих, но вижу, как они рука об руку идут к песочнице, останавливаются, и она расстилает на песке свою куртку и свитер

Мы снова дети, говорит она

И будем делать все, что заблагорассудится, говорит она

Да, мы дети, говорит он

Непослушные дети, которые делают все, что заблагорассудится, говорит она

и она ложится на песок, на свою куртку и свитер, и лежит там в бюстгальтере и лиловой юбочке, черные волосы ее рассыпаются вокруг, и она говорит, чтобы он тоже разделся

Нет, так нельзя, говорит он

Можно, говорит она

Нас могут увидеть, говорит он

Уже почти совсем темно, говорит она

Ну, давай, говорит она

и она подтягивает лиловую юбочку повыше и говорит, чтобы он тоже разделся и лег рядом, потому что холодновато и он ее согреет, говорит она, а он говорит, что предупреждал, раздеваться слишком холодно, а она говорит: да ладно, иди сюда, и он отвечает, что так нельзя, дескать, их могут увидеть, ей надо одеться, сию же минуту, говорит он, а она повторяет, что уже почти совсем темно, никто их не увидит, иди сюда, ну, иди же, говорит она, и он говорит, что раз она просит, то он, пожалуй, выполнит ее просьбу, говорит он, ставит коричневую сумку подле песочницы, снимает длинное черное пальто, ложится на нее и укрывает их обоих своим пальто, так что, кроме пальто, ничего не видно, но на это, на это я смотреть не вправе, да, не вправе, думаю я, и происходит ли это на самом деле? или мне только грезится? или это случилось когда-то со мной? не я ли сам лежу там в песочнице, на ней, не мое ли длинное черное пальто укрывает нас обоих? ведь разве именно так, думаю я, не случилось когда-то? но все равно я не вправе смотреть на происходящее, думаю я и иду дальше, тихонько, тише уже не могу, медленно иду дальше вниз по тропинке, не хочу, чтобы эти двое меня заметили, не хочу их тревожить, пусть они будут одни, в своем мире, и теперь я вижу только пальто в песочнице, а может, и пальто не вижу? может, все вместе просто плод моего воображения? ну надо же, думаю я, но мне нельзя на это смотреть, запрещено это видеть, теперь, теперь надо повернуть обратно, думаю я, и вернуться к машине, ведь это вот происходит наяву? или мне только кажется? я просто вспоминаю случившееся когда-то, случившееся со мной самим? причем наверняка очень давно, ведь я не могу это помнить, но разве не я лежу там, в песочнице, под своим длинным черным пальто? и разве не это самое пальто по-прежнему на мне? старое доброе длинное черное пальто? а она лежит там подо мной, и мое длинное черное пальто укрывает нас обоих? разве это не я? разве не мы? разве это не я в какой-то момент прошлого? или все происходит сейчас, думаю я, в реальности, прямо у меня на глазах, на детской площадке? я останавливаюсь, уже совсем темно, непроглядная тьма, но чутьем, которое позволяет мне видеть во тьме, я вижу, угадываю, что эти двое лежат в песочнице, и оттуда отчетливо доносится дыхание и слышны их равномерные движения, словно волны, плещущие о берег, я слышу равномерный плеск волн, вперед и назад, снова и снова, все – одно движение, одно дыхание, вдох-выдох, и биение сердец, двух сердец, что стучат рядом в песочнице, и моего собственного сердца, которое знай себе бьется, и в ровном ритме, словно в ритме волн, я поднимаюсь к шоссе и к своей машине, а с детской площадки слышны движения, волны прибоя, вперед и назад, и я иду в том же ритме, шаг за шагом, и теперь мне нельзя оборачиваться и смотреть на эту парочку, думаю я, продолжаю идти, но вот больше не слышу движений из песочницы, смотрю туда и вижу, что теперь молодой человек стоит в песочнице в спущенных брюках, а молодая женщина по-прежнему лежит под черным пальто, в руках у молодого человека игрушечное ведерко, он наполняет ведерко песком и сыплет песок на пальто, на нее, наполняет ведерко и высыпает, покрывает и пальто, и ее песком, нет, просто уму непостижимо, он вправду сыплет песок на нее, лежащую под его пальто, сыплет из ведерка, которое кто-то из детворы забыл в песочнице и… нет, недосуг мне смотреть, надо ехать домой, на Дюльгью, не могу же я этак вот бродить в потемках и смотреть, как молодой человек стоит подле молодой женщины, лежащей под его длинным черным пальто, и сыплет на пальто песок, ведерко за ведерком, думаю я, но я не в силах отвести взгляд от этих двоих в песочнице и вижу, как он ведерко за ведерком сыплет на нее песок, потом наконец подтягивает и застегивает брюки, снимает с нее пальто, с которого сыплется песок, и она встает, приводит в порядок одежду, поднимает свитер и куртку, стряхивает с них песок, а он стряхивает песок с длинного черного пальто и надевает его, потом вешает на плечо коричневую сумку и вроде как собирается уходить

Иди сюда, говорит она

и смотрит на него

Не уходи, говорит она

Не уходи так скоро, говорит она

Иди ко мне, говорит она

и протягивает к нему руку, и он подходит к ней, берет за руку, и оба стоят так некоторое время

Пойдем? – говорит он

Да, говорит она

и раскидывает руки, обнимает его, привлекает к себе, я же отворачиваюсь и иду дальше к шоссе, а она говорит: милый, милый мой мальчик, а он говорит: милая девочка моя, милая добрая моя девочка, милая моя девочка, а она говорит, что уже холодно, и он соглашается: что правда, то правда, холодно, он замерз как цуцик, даже в пальто, говорит он, а я иду, медленно, изо всех сил стараясь не шуметь, и опять смотрю на детскую площадку и вижу длинные черные волосы молодой женщины, они покрывают всю ее спину, почти до бедер, а он просто стоит выпрямившись, и его каштановые волосы до плеч взъерошены и торчат во все стороны, а ее волосы сбегают по спине, и она приближает свое лицо к его, свои губы – к его, целует его в губы и говорит, что на его пальто еще ужас сколько песку


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю