Текст книги "Татьянин день"

Автор книги: Юлия Зеленина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 8
Анестезия

Тани радостно придвинули тарелки с едой. Зазвонил телефон, Ксения вздрогнула и резко схватила трубку после чего, сопровождаемая недовольными взглядами школьных приятельниц, отошла в сторону.

– Ненавижу сотовые! От них рак! – фыркнула Карасева, придвигая теплую тарелку с приятно пахнущим блюдом ближе.

– Рак сейчас может быть от чего угодно! У меня знакомые жили в радиоактивном доме. Вся семья умерла от рака, – разжевывая кусок котлеты, промолвила Дунаева.

– А соседи? – усомнилась Борковская. Болезненные истории Дуни раздражали Татьяну. Она даже хотела отругать подругу за то, что в такой знаменательный вечер их встречи, она рассказывает смертельные байки, но каждый раз, мельком глядя на обожженные руки бедной женщины, воздерживалась от порывов отчитать ее, как нашкодившего ребенка.

– Не знаю что с соседями, – по-детски наивно ответила Дунаева, на лице ее читалась растерянность.

– Ну, если весь дом радиоактивный… Не могла только одна семья умереть! – размышляла Борковская, размахивая вилкой.

– Лучшая тема под горячее. Приятного аппетита! – пробубнила Баль и негромко вскрикнула от боли – горячее масло, вытекшее из куска откушенной котлеты, обожгло полость рта. Борковская хихикнула, глядя на подругу, которая словно потрепанная уличная дворняга, запыхавшаяся от быстрого бега, высунула язык. Уловив недобрый взгляд, она подхватила свой бокал и задорно предложила:

– А давайте выпьем за здоровье.

– Мы уже пили за здоровье, Танечка.

– А со мной, Дуня, ты не хочешь выпить за здоровье?

– Здоровье лишним не бывает! – шляпа Карасевой качнулась в знак согласия.

Татьяны забренчали стеклом, выпили и приступили к поглощению пищи, уткнувшись в свои тарелки. Ксюша уже не говорила по телефону, она держала трубку возле уха, имитируя разговор, и продолжала наблюдать за бывшими одноклассницами. Немного помедлив, она все же вернулась за столик, обратив на себя внимание Борковской, клюющей свой куриный салат:

– Ну, а ты? Расскажи нам, как живешь?

– Под горячее? – Ксения не скрывала иронии и с легкой усмешкой рассматривала с какой жадностью три других Татьяны поедали киевские котлеты с картофелем фри. – У меня все отлично: хорошая работа…

– Котлета – просто объеденье! – голос Баль звучал сдавленно, она склонилась низко над тарелкой, будто боялась, что у нее отберут еду.

– Зарабатываю достаточно, – монотонно продолжала Ксюша.

– Салатик тоже отличный! Здесь хорошая кухня, – надменно произнесла Борковская. Ритуал поглощения блюда сверкающая дорогими украшениями женщина превратила в настоящий спектакль. Мини-представление она сопровождала звуками удовольствия, получаемого от поглощения еды, делая вид, что не слышит ответа на свой вопрос.

– И, кстати, я сама выбираю с кем спать, а не подминаюсь под кого придется, лишь бы заслужить какую-нибудь побрякушку – сарказм Ксюши оборвал пантомиму Борковской: из трапезничающей королевы она вмиг превратилась в уличную торговку: ноздри ее раздулись, брови встретились на переносице, лицо побагровело.

– Это ты на кого намекаешь? – визгливо воскликнула Татьяна, с ненавистью глядя на обидчицу.

– Я думала, ты не слушаешь, – голос Ксюши был спокоен.

С трудом подавив волну гнева, Борковская уставилась в тарелку. Ей не хотелось скандалить, она прекрасно понимала, что неглупая одноклассница умнее ее и Таня проиграет в этой битве.

Дуня медленно разжевывала хрустящий картофель, наслаждаясь приятным вкусом. Она предпочитала варить этот овощ в мундире – самое доступное и самое малобюджетное блюдо в рационе нищей прачки. «Зато полезно!», – каждый раз убеждала себя Дуня, сидя над тарелкой с тошнотворной картошкой.

– Вкусно, – утвердительно кивнула Дунаева. – А это, как его? Картофель…

– Фри. Соломка, обжаренная в большом количестве масла, – Борковская отвлеклась от Ксении и переключила внимание на подругу, открывшую для себя по-новому вкус картофеля.

– Голодаешь? – осторожно спросила Борковская.

– Приходится. Слава Богу, детей нет! Они бы умерли с голоду. Не прокормила бы я их. – Голос Дуни дрогнул, лицо исказилось, будто от боли. Она некоторое время завороженно наблюдала, как кусочки киевской котлеты мягко опускались в золотистые капельки масла на блестящей белой поверхности тарелки и превращались в маленькое желтенькое солнышко.

– И чего ты поперлась в прачки?! – произнесла бегло Карасева, ловко орудуя вилкой и ножом.

– Ты что, Дуня, прачка?! Но ведь ты же в институте училась! – воскликнула громко Борковская, неумышленно привлекая внимание посетителей кафе к своей персоне. – Ведь не на прачку ты училась!

– Не на прачку. Ты права, Танечка, я – инженер.

– А почему по профессии не работаешь? – продолжала возмущаться Борковская, не замечая любопытства прислушивающихся людей, сидящих за соседними столиками.

– Я работала по профессии в проектном институте, – тихо исповедовалась Дунаева, отложив вилку. – Меня уволили. И испортили мою трудовую книжку. Явилась в алкогольном опьянении на работу. Мой первый муж меня тогда бросил… А я как раз беременная была. Он сказал, что не любит меня и у него другая. Вот. Я пошла и сделала аборт, а потом всю ночь пила водку. А на утро на работу надо было… Не пойти не могла, и я пошла, о чем до сих пор жалею… В солидную фирму после записи в трудовой уже никто не брал, вот и пришлось устроиться в прачечную.

– А что, новую трудовую не могла завести? – с сочувствием вопрошала Карасева.

– Город – слишком маленький. Хороших инженеров – по пальцам пересчитать. Всех знают. Что заслужила, то и получила.

За столиком воцарилась тишина. Встревожился колокольчик, возвещая о новых посетителях, но Татьяны не обращали внимания на пронзительный звук, они словно замерзли и на мгновение превратились в ледяные скульптуры.

«Странная композиция… Я бы назвала ее «Скорбь», – размышляла Ксюша, глядя на постаревших школьных приятельниц. Она взяла чашку и поднесла ее к губам, в ней уже не было чая, но молодая женщина сделала вид, что допила оставшуюся жидкость.

– Просто тебе немножко не повезло, Дуня. Чуть-чуть. Ты главное себя ни в чем не вини, оттаяла часть композиции с фамилией Баль.

– Да я и не виню! – отмахнулась Дуня и, взяв вилку, возобновила трапезу, давая понять, что разговор о не радужной и несчастливой судьбе окончен.

– А муж твой первый – козел! – голос Борковской в очередной раз промчался над столиками кафе.

– Таня! – посетовала Дунаева, воровато оглядываясь по сторонам.

– Насильно мил не будешь. Мама так говорила. Ее тоже мой отец бросил. Я тогда совсем ребенком была.

– Как хорошо быть ребенком – никаких забот, никаких проблем… Становишься взрослым и понеслось – начинаются проблемы со здоровьем, любовью, работой, – задумчиво произнесла Карасева, поправляя шляпу. Детство – это было самое прекрасное время в ее жизни. Любящие родители, заботливые бабушка и дедушка… Далекое безвозвратно ушедшее прошлое с чудесными воспоминаниями – яркими, как солнце. Наверное, в юности Карасик исчерпала лимит любви, которой получала сполна от всех членов семейства. И осталась пустота… Холодная пустота… Бесперспективная пустота…

– Я бы не хотела быть ребенком… Это глупо! Я бы студенткой хотела быть, – заявление Борковской вызвало улыбки подруг.

– Так поступай, кто тебе не дает?

– Возраст, дорогая Дуня, мне уже не шестнадцать!

– Люди и в пятьдесят учатся! – голос Ксении звучал сухо и делово. Татьяны замерли, уставившись на оратора. – Дело не в возрасте, ты же понимаешь, а в нежелании что-то изменить в своей жизни.

– Тебе когда исполнится пятьдесят – ты и поступай! – оскалилась Борковская, приступ негодования выступил румянцем на ее желтоватом от посещений солярия лице.

– Поступлю, если мне понадобится третье высшее образование, – металл в голосе Ксении говорил о том, что она принимает очередной вызов бывшей одноклассницы, но вновь зазвонил мобильный, и женщина немного разочаровано посмотрела на горланящую приятной мелодией трубку. Не отводя взгляда от Борковской, Ксюша медленно встала, после чего отошла от столика, включившись в телефонный разговор.

– Ну, давайте, выпьем за нас! – понизив голос, предложила Баль, украдкой наблюдая за маячащей неподалеку неприятельницей. – За Танюш, Танечек, Татьян.

Дуня весело подхватила бокал и радостно закивав, произнесла: «Выпьем!». Ее осунувшееся лицо разрумянилось, в глазах появился озорной блеск, будто в ней проснулась девчонка из далеких школьных времен.

– Дуня, ты пошла в отрыв? – Карасева с материнской улыбкой наблюдала за тем, как расцветает ее лучшая подруга.

– А, выпьем! Я давно уже не употребляла. Если что – ловите меня, а то я быстро…

– Не бойся, подруга, я рядом!

К диалогу Карасевой и Дунаевой, встрепенувшись, подключилась Боковская:

– А помните, девочки, как в десятом классе мы взяли бутылку дешевого портвейна?

Женщины дружно рассмеялись и, перебивая друг друга, делились воспоминаниями об алкогольном приключении из далеких школьных времен.

Старшеклассники почему-то всегда стремятся демонстрировать окружающим, что давно миновали стадию развития под названием «ребенок». Вдохновение они черпают из наблюдений за взрослыми. Познания каждого подрастающего поколения зависят от окружающей их среды и, конечно, от воспитания. Юные Тани, как и многие их сверстники, четко осознавали: употребляемый алкоголь – один из веских аргументов, доказывающих, что детство – позади. Козырнуть историей перед приятелями о том, как ты напился, считалось престижно и взросло! Четыре подруги приобрели в захудалом магазинчике дешевое крепленое вино, которое взрослые почему-то называли «бормотуха». Продавщицу не смутил школьный возраст покупательниц, и она с доброжелательной улыбкой выдала девочкам суррогатное пойло непонятного производства. Тани давились в подъезде многоэтажки приторным винищем в ожидании опьяняющего эффекта. И он не заставил себя долго ждать: буквально через полчаса неокрепшие умы и организмы были отравлены алкоголем. Дунаева оказалась самым слабым звеном: девочку начало тошнить прямо на месте распития и собутыльницы поволокли ее на свежий воздух. На улице бедную Дуню разморило еще больше, и она отключилась прямо на лавке возле подъезда. Верная наперсница Карасева осталась рядом с дремлющей подружкой, а Баль и Борковская отправились искать приключения – уж очень бурлил запрещенный напиток в крови взрослеющих нимфеток.

– Оставь меня, Карасик, иди тоже погуляй, – заботливо предложила Дуня, но Таня не могла бросить дремлющую подругу одну на лавке в чужом дворе.

А позже выяснилась, что волна алкоголя смыла сознание еще одной Татьяны – Борковской. Неожиданно она почувствовала потребность в большой и чистой любви. Необходимость усмирять разбуянившуюся подругу выпала на долю Бали. Она, словно строгая нянька, блюла одухотворенную Джульетту, ищущую своего Ромео, преследуя ее по всему городу. Апогеем их гонки стала долгожданная встреча «шекспировских» героев: Борковская встретила компанию веселых юношей, среди которых случайно обнаружила любовь всей своей жизни. Не скрывая радости, она запрыгнула на незнакомца, а не верящий своему счастью прыщавый юнец бережно уложил ее на соседнюю лавку, которая была свободна…

– Я еле вытащила тебя из-под него, – продолжила экзекуцию Баля. – А ты вопила: не вмешивайся в наше большое и светлое чувство!

– С кем не было-то? Кто не перебирал? Каждый в свое время чудил, – Борковская поморщилась от потока устаревшей информации, сыпавшейся из архивов Тани Баль, которая наслаждаясь триумфом, добавляла новых деталей в рассказ о любовной эйфории под «портвешок».

– Не каждый! Я ни разу не напивалась, – слукавила Баля, уставившись на подругу. По-крайней мере, в школьные годы алкоголь не сшибал ее с ног, и разум юной Тани всегда оставался ясен. Это уже потом, когда жизнь внесла свои коррективы, насытив ее существование таким грузом, что не каждый мог вынести, она начала использовать спиртное, как анестезию, чем, собственно говоря, не гордилась.

– Моралитэ ты наша! – съязвила Борковская.

– Кто-то же должен быть трезвым, чтобы ловить по городу пьяных шлюшек!

Таня Борковская в ответ лишь небрежно махнула изящной ручкой, и чуть было не опрокинула бокал с остатками мартини, чем вызвала еще большее оживление за столиком. Тани расхохотались и, вновь перебивая друг друга, погрузились в воспоминания о хмельной эпопее с многолетней выдержкой.

Глава 9
Яд обид

– Я что-то пропустила? – с любопытством спросила Ксюша, возвращаясь к столику. Школьные подружки с одинаковым именем лишь молча переглянулись, не произнеся ни звука. Возвращение Ксении развеяло остатки грозовых туч над столом, и воронка скандала между Баль и Борковской растворилась в повисшей тишине.

– Узнаю это молчание ягнят! – Ксения говорила резко, выпрямив спину. Она смотрела на Тань с отвращением, сердце ее билось учащенно от прожигающей волны злости. И снова молодая женщина не прощала им отчуждения, проваливаясь в глубокую бездну холодного одиночества, в темный пустой мир, в котором ее не понимала ни одна живая душа.

– Мы просто детство вспоминали, – Дунаева виновато улыбнулась, ища поддержки затаившихся за столиком подружек.

– Ага, пьяное! – грубо ответила Баль.

– Да уж не детство. Скорее – отрочество.

– Ну, надо же! Вы, госпожа Борковская, такие слова знаете! – с насмешкой ответила Ксения, разглядывая блестящие побрякушки принарядившейся красотки. Ей очень хотелось уйти с дурацкой встречи «одноклашек», чтобы больше не окунаться в воспоминания – помойку, приносящую столько мук и негативных размышлений. Разъяренная Татьяна, прикрыв свои сокровища одной рукой, из второй соорудила конструкцию из пальцев, посылая обидчицу подальше.

– Браво! – воскликнула Ксюша и громко рассмеялась, запрокинув голову и демонстрируя ровные белые зубы.

– Ну, чего ты цепляешься, а? – Карасева качнула своей огромной шляпой и вопросительно уставилась на сотрясающуюся в волнах смеха женщину.

– Карасева, расслабься, никто ни к кому не цепляется, – голос Ксении звучал сухо, почти без эмоций, маска псевдорадости от «долгожданной» встречи спала.

– Сколько там раз тебе позвонили? – Баля с прищуром уставилась на Ксению, ковыряясь вилкой в зубах. – Девять?

– Уже десять. Не переживайте, подружки, скоро уйду.

Мысленно Ксения перенеслась в далекое прошлое, когда ситуации дружеского игнорирования не были для нее диковинкой, но, несмотря на холод школьных подруг, она отчаянно пыталась влиться в их квартет и стать полноценной частью костяка.

Сердце юной Ксюши бешено колотилось. Она внимательно смотрела на четырех тринадцатилетних девочек, которые переглядывались, пряча улыбки и не желая идти с ней вместе.

– Вы идете, девочки? – тихо спросила Ксюша, внимательно наблюдая за междусобойчиком Татьян. Она видела их игру, но не понимала причины этого поведения.

– Да, конечно, сейчас, – безразлично ответила Таня Баль, складывая туфли в темно-зеленый мешок для сменной обуви. – Мы это… сегодня гулять не идем… Карасик в больницу пойдет, а Дуня помогает маме стираться… У Борковской… свидание!

Баля врала, широко распахнув глаза, украдкой поглядывая на подруг, которые, молча смотрели на Ксюшу и судорожно кивали. Девочка почти безразлично пожала плечами и, ничего не сказав, развернулась и побрела домой одна. Выйдя из огромных дверей школы, Ксюша всхлипнула, и из ее глаз брызнули слезы. Всю дорогу она плакала от обиды и горечи. Это был самый первый раз, когда одноклассницы под руководством опытного дирижера Тани Баль выдворили ее за круг дружбы. Затем это повторялось с завидной регулярностью. Ксения чувствовала себя собакой, которую хозяин в зависимости от настроения то ласкал, то вышвыривал вон.

– Девчонки, честное слово, искренне вам благодарна за этот вечер! – с вызовом произнесла Ксения, вернувшись из мимолетного путешествия в школьные годы. – Как будто мне снова пятнадцать лет! Время молчанок и переглядок. А также липовой дружбы.

– Ну, что ты говоришь?! – Дунаева даже смешно всплеснула руками, как персонаж какой-то деревенской истории.

– Да то и говорю. А вы разве забыли, как вы без меня гулять ходили? – звонким девчачьим голосом воскликнула Ксения. Дымка воспоминаний окутала сознание разозлившейся женщины, которая испытывала приступы удушья, глядя на отчужденные лица Тань. Она как тогда стояла в школьном вестибюле напротив невзлюбивших ее за что-то девочек и вместо того, чтобы гордо развернуться и уйти, как это обычно бывало, зачем-то выясняла отношения, как монеты, выгребая из карманов просроченные обиды.

– Я вообще не понимаю о чем ты, – проблеяла Дуня, снова ища поддержки в присутствующих за столом.

– Как о чем? Я про те удивительные и незабываемые моменты, когда вы меня, дорогие подружки, кидали! Вспомни, Дуня, хотя бы свидание возле кинотеатра «Юность»: когда вы зоопарк ждали.

– Зоопарк? Какой еще зоопарк?! – закудахтали вразнобой четыре голоса.

– Парней из соседнего района. Борковская их где-то подцепила, и договорились встретиться в пять у кинотеатра. После уроков в школе вы общались, а я позже подошла. Не помните?

Женщины удивленно переглянулись и пожали плечами – никто не помнил злосчастное свидание с зоопарком, которое так тревожило воспаленный мозг бывшей одноклассницы.

– Так вот, когда я подошла, вы переглянулись точно так же, – продолжала экскурс в прошлое Ксения, – и Таня Баль очень громко и очень неправдоподобно сказала: «Сегодня гулять не идем, я занята». А я спросила: «А остальные?». А остальные тогда промолчали.

– А, у «Юности», что-то припоминаю…

– Спасибо, Карасик, ты так добра! Если бы не поля твоей безвкусной шляпы, я б тебя расцеловала, – грубо ответила Ксюша.

– Они же все равно были уроды. Зоопарк – сама сказала, – произнесла лениво Борковская.

– Дело было не в этом, ни в самом свидании, а в вашем поступке! Понимаете, как вы меня тогда обидели?! – Ксения прикусила нижнюю губу, на глазах ее навернулись слезы, и она тихо добавила: – Да и не только тогда!

Ксюша хотела, чтобы экзекуция прошла совсем не так: ей виделось, как она бичует бывших школьных подруг хлестко и жестоко, а они даже не сопротивляются и смотрят на нее глазами полными мольбы о прощении. Она представляла себя в этом спектакле разоблачения главной героиней, смелой и гордой, но на деле получилось, что она осталась на роли второго плана, как тогда в далекие юные годы.

– Ксения, так глупо жить детскими обидами! – в голосе Карасевой послышалось сочувствие.

– А я ими не живу… Неужели вы думаете, что все эти годы я только и думала о вас? О своих подружках, пардон, псевдо-подружках.

– Ксюш, ну, было и прошло! – почти пропела Дуня, глаза ее блестели от вина, на лице появилась виноватая улыбка. – Ты же понимаешь, почему тебя не брали на массовые свидания: ведь ты была у нас самая миловидная.

– А я одного не могу понять: зачем вы меня в свою СОТУ брали? Клятвы, трехдневное голодание, испытания выносливости и горячий воск… Зачем это идиотское посвящение? Я же вам тогда поверила! Что вы надежные! Что вы настоящие! Что вы – подруги!

Ксюша с ужасом вспоминала ритуал посвящения в СОТУ. Она позже выяснила, что это всего лишь фикция и одноклассницы просто поглумились над ее желанием стать частью их сообщества. Это было самое болезненное оскорбление за всю ее жизнь. Так искренне поверить и так жестоко обмануться!

– Мы всегда хорошо к тебе относились, – сказала Дунаева утвердительно, но не убедительно.

– Дуня, не надо обобщать! – откликнулась Баль.

– Ну, твоя-то агрессия была обоснована. Ты была самая слабая, поэтому пыталась казаться самой сильной. Ты чувствовала необходимость в том, чтобы держать всех «в кулаке». Будь я размазней, уверена, что прижилась бы! И кличка твоя, и манеры эти грубые – все свидетельствует о слабости, – Ксения торжествовала, наблюдая, как на лице Бали меняются эмоции: негодование, возмущение, непонимание, злость… Красноречивая мимика произвела сильное впечатление на раздосадованную Ксюшу и она громко расхохоталась.

– Ну, вы посмотрите на нее! Психотерапевт, как пить дать! – голос Бали звучал угрожающе. Люди за соседними столиками с любопытством повернулись в сторону, где обстановка с каждой минутой накалялась.

– Психоаналитик, – сквозь смех выдавила Ксения, наблюдая, как зеленеет лицо угловатой женщины и чтобы не упасть от приступа хохота, она рукой оперлась на спинку стула.

– Ну, что же, пойдем, выйдем, доктор, проконсультируешь! – в словах Бали была открытая угроза, она походила на злого коренастого мужичка, готового кинуться в драку.

– Зачем выходить? Я и так вижу: передо мной больной, психически неуравновешенный человек.

– Давай, выйдем и поговорим!

– От подруг у меня секретов нет. Я тебя слушаю.

– Что, боишься?

– Нет, не боюсь. Даже если ты мне морду набьешь, диагноз твой от этого не изменится, – Ксения почти успокоилась, она вытерла тыльной стороной ладони, выступившие от смеха слезы и выдохнула с облегчением. В этой словесной дуэли она стала победительницей – это ее откровенно радовало. Словно елей на душу. Однако ее соперница не успокаивалась, со всей силы она ударила кулаком о стол, напугав не только тех, кто был рядом, но и людей за соседними столиками.

– Ну, дикари мы что ли? – обеспокоенно воскликнула Карасева, глядя на побагровевшую Балю. – В кои-то веки встретились. Может, и не увидимся больше!

Карасик поспешно налила спиртное в бокалы и громко произнесла тост:

– Пусть старые обиды забудутся, а новые не успеют появиться!

Баль выпила, не чокаясь, глядя в упор на улыбающуюся Ксюшу. Остальные Тани замерли с бокалами в руках. На радость всем присутствующим зазвонил телефон, и Ксения отошла в сторону, включившись в разговор по мобильнику. Снова залязгали вилки, наполняя музыкой тишину за столом.