Текст книги "Портрет неизвестной в голубом и с бабочкой (СИ)"

Автор книги: Юлия Баяндина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Потом она переехала из общежития к нему в дом на Осторожной – сейчас дома уже нет, снесли – и жили они там где-то с полгода, может и меньше.

А за мной в то время ухаживал Антон Веритис – уже известный художник. Звал и замуж и на портрет. А я ни на что не соглашалась, не любила. И портрета боялась пуще смерти. Да и причины на то были, только несколько таинственного свойства.

И вот однажды, в конце сентября – день был светлый, солнечный какой-то, я зачем-то пошла на Осторожную. Ни то что-то нужно было Маше передать, причём срочно, ни то взять. А вечером они уже переезжали на другую квартиру – где-то в центре, не далеко от Театра. Поэтому я торопилась и уже почти подошла к их дому, когда услышала визг и лязг тормозов, и какой-то ещё шум. Что-то страшное.

Подхожу к дороге, а там смятый автобус, и почему-то запомнила его номер: 33-03 МОВ. Столб прогнувшийся. А на обочине человек (его уже унесли с дороги), местный дворник и ещё кто-то из набежавшего народа. Молодая девчонка моих лет ищет работающий автомат, чтобы вызвать Скорую. Несколько человек из толпы пытаются влезть в лепёшку автобуса, но безуспешно. Дворник наклонился над телом, расстегнул ему воротник рубашки, слышу, кричит мне: "Эй, ты иди сюда, есть зеркало, мол, пульс не прощупывается?"

Я на негнущихся ногах подхожу, наклоняюсь над пострадавшим и вижу: это Николай, Демон – воротник расстёгнут, шея вся в лиловых синяках. Я вытаскиваю из сумки зеркало – то самое с моего портрета – и подношу к его губам, и оно падает.... холодное, чирк по правой щеке. Еле успела подхватить и опять к губам. А Николай, вдруг, глаза открывает, очнулся. Да как глянет на меня, и, будто, призрака увидел!

Побледнел белее смерти. В зеркало пристально так посмотрел, и опять на меня. И слышу, явственно прошептал: "Это ты, Изабель!? Ты?"

Глаза его расширились и в них ужас. Он вскрикнул и затих.

И только справа с губы медленно стекла тёмная струйка, точно такая, как и чёрная родинка у губы...

Потом, много позже, приехала Скорая. Куда и как девалась я сама и что было дальше – не помню. Не знаю, и кто сообщил о Николае Маше. Она же через несколько недель уехала. Помню, мне оставила флакон каких-то очень редких и старых духов, называются "Тамариск". И аромат у них такой же, как и её судьба – сладко-горький. Я его до сих пор храню, как память о ней, о нём.

Больше я о ней ничего не знаю. А после всего случившегося и режиссёр уехал в неизвестном направлении. Вот так закончилась судьба Николая и Маши. И началась моя.

Вы спрашиваете: почему? Приехал новый режиссёр, из молодых и уж он-то меня заметил. И я стала, наконец, актрисой.

Да, Андрей, да, вижу, вертится у Вас на языке вопрос: какое вся эта история имеет отношение к Портрету, написанному Антоном с меня. И вот мой ответ – самое прямое! Не будь её, не было бы и портрета. Я уступила Антону, плюнув на суеверия, дескать, все его модели плохо кончают. Ну, обычно под этим подразумевалась или смерть или болезнь, или горькая-горькая судьба. Я наплевала на это и стала его моделью. Но замуж за него, так и не пошла – осталась одна.

Однажды, будучи у Антона в студии, когда позировала ему, я увидела Машин портрет! Он написал его по памяти, но как Маша была похожа.

А Вы, Андрей, не знали? Так этот портрет висит в Москве в картинной галерее и называется "Портрет неизвестной в голубом и с бабочкой". Впрочем, если Вам хочется увидеть Марию, то она есть и в театральном альбоме, хотя фотография там мелкая, и к тому же чёрно-белая. А Маша была рыжеволосая, и что-то в ней такое было бледно-яркое, передаваемое только цветом. Поэтому, когда будете в Москве, сходите в галерею – Вы многое поймёте.

«Странная история, очень странная»,– подумал я словами из сна Николая, а вслух заметил:

-Николай назвал Вас Изабеллой или Изабель, интересно почему, может, это был предсмертный бред?!

–Нет, Андрей, не бред, – Елизавета чиркнула зажигалкой у кончика длинной сигареты, сделала глубокий вдох и затянулась, – надо Вам сказать, что моё второе имя действительно Изабелла, вот только об этом никто кроме меня и родителей не знал и не знает. Теперь вот вы. И уж, конечно, не знал этого Николай. Я Вам ещё более интересную вещь скажу: Николай ни разу меня не видел! Да-да, не удивляйтесь! Маленький городок, один театр, и, скажете, невероятно!? Но это правда! Я его знала в лицо, он меня нет! Я ведь не была занята в спектаклях. А избегать кого-то всегда легко, особенно, если этот последний не знает о твоём существовании.

–А почему Вы избегали его, только не сердитесь за такой бестактный вопрос?

–Ну, молодой человек, вы слишком любопытны, – она улыбнулась и добавила, – Вы ещё молоды, как же Вы молоды, пусть и старше нас тогдашних, участников той печальной истории, и поэтому я не буду на Вас сердиться и даже отвечу: я толком не знаю, почему я избегала его. Но это было поначалу, потом я поняла – он притягивал меня – у нас было что-то общее, и, если бы мы встретились и познакомились... Я боялась, очень боялась этого. И потом Маша мне рассказывала о каких-то предчувствиях Николая, да и сама она что-то чувствовала.

– Елизавета, меня очень удивила характеристика, которую Вы дали себе: «хороша и отвратительна, одновременно» – так, кажется, Вы сказали?

– Не о себе, о портрете, – улыбнулась Елизавета, а затем, продолжила, – хотя конечно о себе. Такая я уж и есть. И теперь Вы непременно спросите – ПОЧЕМУ?

Я молчал и смотрел, видя, как она колеблется. А Елизавета курила. Курила и смотрела куда-то в сторону. Через пять минут, сильно придавив окурок к пепельнице, она решилась:

– Что ж, Ваша взяла, я уже старая женщина, нет-нет, молчите, я не кокетничаю, не жду ненужных комплиментов, я просто говорю: я старая женщина, которой скоро умирать. А, значит, надо уже рассказать кому-то... Хоть Вы и не священник, и я не на исповеди. Ладно, Николая сначала увидела я. Шёл спектакль, один из первых, в которых участвовала Маша, уж не помню названия, я смотрела в зал в дырку в занавесе, и увидела в первом ряду молодого человека – худощавый такой, бледный. И вдруг, внутри, во мне что-то всколыхнулось и загорелось. Я хотела после спектакля спуститься в зал, и как-нибудь обратить на себя внимание. Внешность, особенно такая, как у меня – всегда выигрышная карта. Но ко мне за кулисы поднялся Антон, а он был не из тех, от которых можно вот так вот просто, взять и отмахнуться. В нём всегда было что-то, чего я боялась – дьявольски чёрное. Более того, всякий раз, когда я собиралась пообщаться с Николаем... Я первая узнала и его имя. Ведь Вы, Андрей, не поверили мне, что я его избегала, правда? И Антон, наверное, был единственный, кто обо всё догадался чуть не раньше меня. И он сразу вставал на моём пути. Всякий раз! А потом я поняла, что проиграла ещё не начатую битву. Мне казалось, что слишком для одного человека много: и театр, и режиссёр, и любимый человек. Я завидовала ей, Маше. Завидовала и ревновала. Хотя скрывала даже от себя. Это, когда они уже познакомились. А потом я пошла к одной женщине. Что Вы смотрите на меня так, Андрей, это сейчас есть и колдуны, и экстрасенсы, и бабушки, и мамушки. Тогда была старушка – божий одуванчик. Ну, прямо могу сказать – не похожа она на ведьму, разве что на старую фею из золушки. Принесла я ей фотографию Николая – стащила её у Маши, прядь его волос – это уж не помню какими хитростями смогла достать, и, попросила, от отчаяния, от глупости, толком и не веря и не зная чего на самом деле хочу, чтобы приворотила его ко мне. После ритуала я заболела воспалением лёгких и чуть не умерла, но выжила. Пришла опять к бабульке. Она мне и говорит: забери деньги назад, мол, ничего не могу сделать: на него, Николая, более сильное влияние оказывает рыжеволосая женщина, но твоё влияние и её наложились, и он не достанется никому. Извини, меня. Не надо было ничего делать, нельзя, но теперь уж слишком поздно. Я пыталась понять, что она имеет в виду, но та, молчала, а мне и в голову не могло прийти, что речь о смерти идёт. Да, и не верила в это до конца, так, на капельку небольшую. Потом предчувствия Его – Маша сказала, что это были сны, и они закончились, сразу после женитьбы или после их знакомства, точно не помню. Я просто, Андрей, думаю, что его судьба, судьба Николая, была предопределена заранее. Ведь сны существовали до моего обряда и прекратились, сразу после. Да и как может какой-то там обряд повлиять так на судьбу человека!?

А ещё, вот вспомнила. Как-то Маша должна была встретиться, незадолго до их женитьбы, с Николаем. Где уж они договорились встретиться, не так важно. Маша опаздывала. И вот приходит она, и видит: Николай переходит дорогу, кому-то на другой стороне машет, а потом, вдруг, посередине, останавливается, как вкопанный – столб-столбом. Прямо посередине проезжей части. Маша выдернула его буквально из-под колёс. Причём, он так удивился, когда она его за руку схватила: "Как, я только что видел тебя на той стороне дороги", – были его слова! Но это я всё оправдываюсь.

Вы спросили почему я так сказала о себе: хороша и отвратительна – вот Вам и ответ. Как бы это и не звучало глупо и чудовищно, но, думаю, что это я виновата в смерти Николая. Может, за это и расплачиваюсь одиночеством на старости, ведь сколько возможностей было! Только Николай умер, тогда много-много лет назад, и что-то ушло из меня навсегда, и умерло вместе с ним.

«А всё-таки, Николай, глаза у неё васильковые», -неизвестно почему подумал я, когда Елизавета закрыла за мной дверь.

*************************Глава седьмая*************************

"Как просто затушить лампадку -

У мотылька прозрачны крылья -

И выжить бы я мог взлети я,

Но не взлетел...."

Прошло две недели, с тех пор, как я вернулся в Москву. Но эта история всё никак не хотела выходить из головы: и маленький городишко с Портретом, и послание из бутылки – отголоски снов Николая, и Елизавета, и Маша. Маша.... Для полноты картины, мне оставалось лишь увидеть её портрет.

И вот, выбрав день, я пошёл в галерею на свидание к своей знакомой незнакомке.

Мария, молоденькая девушка, стоит на качелях. Нежное лицо прозрачная кожа которого почти сияет каким-то нездешним светом. Розово-рыжие волосы обрамляют его, усиливая контраст с глазами: это две чёрных дыры, куда-то за горизонт событий. Они знают больше, чем могут, либо хотят сказать, в то время, как губы – робкого нежно розового цвета силятся притушить это глубинное знание того что знать не положено, да и не хочется. Голубое платье развивается – девушка держится обеими руками за перекладины качелей, и на руке её, разложив крылышки, сидит большая бледно-голубая бабочка.

Мария, Маша, я смотрю в твои глаза, а ты? Где ты сейчас? Жива ли?

Но она молчит и никогда ничего не скажет, возможно, на некоторые вопросы лучше не знать ответа.

Пусть останется в тени что-то под крылышками бабочки; в улыбке и, особенно, в глазах Маши.

Пусть. Может, это к лучшему. Я не знаю.....Но мне стал нравиться терпкий аромат тамариска.

****** Андрей Синграфиев 19 сентября 2017 года.*****

******************* КОНЕЦ ********************