Текст книги "Сердце вдребезги, или Месть – холодное блюдо"
Автор книги: Юлия Шилова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 7
Некоторое время я вообще ничего не соображала. На улице светило яркое солнышко. Из окон соседнего дома доносилась легкая музыка. По набережной гуляли люди. Они о чем-то дружелюбно болтали, фотографировали местные достопримечательности, просто дышали свежим воздухом и любовались Москвой. А я… Я застыла на месте без единого движения и отстраненно смотрела на происходящее вокруг, словно все, что сейчас было, – просто кино. Я сижу перед телевизором, и на экране только что убили человека. Наверное, все это потому, что вокруг было слишком тихо и мирно.
Когда до меня дошло, что все, что происходит в данный момент, все же реальность, я подняла лежавший на траве пистолет, из которого так и не успел выстрелить Руслан, внимательно его осмотрела, встала и пошла в сторону дороги. А потом вдруг вообще потеряла способность мыслить, жутко протяжно закричала и стала целиться по проезжающим мимо меня машинам. Я не хотела и не могла ничего соображать. Можно сказать, что я окончательно потеряла голову. Я понимала только одно: что в одной из этих машин уехал человек, который увез вместе с собой жизнь моего друга, жизнь молодого мужчины, которого я не любила, но которого знала с самого детства и который был мне безумно дорог. И я стреляла. Я стреляла в пустоту, в проезжающие машины и во все, что было вокруг меня. Где-то рядом кричали и прятались за деревья люди, громко сигналили автомобили, но я ничего не видела, ничего не слышала и ничего не ощущала. Я вздрагивала, всхлипывала, но все равно шла вперед и стреляла. Несмотря на то что у меня очень сильно дрожали руки, я расстреляла целую обойму и, выкинув пистолет, направилась обратно к Руслану.
– Сумасшедшая, ты же могла кого-нибудь убить!!! – послышался сзади меня истеричный женский голос. – Идиотка! Дура! Таких в больницу нужно! Изолировать ее от общества! Вызовите милицию, а то эта сумасбродная девица еще что-нибудь натворит! Милиция!!! Где милиция?! Быстрее! Тут людей стреляют!
«Сумасшедшая, ты же могла кого-нибудь убить», – пронеслась у меня в голове услышанная фраза. Это значит, я никого не убила. Все живы. Я ни в кого не попала. Слава богу, все живы.
– Она прострелила мне колесо! – послышался уже мужской голос.
– Хорошо, что хоть колесо, эта психованная могла прострелить тебе голову! – раздался другой мужской голос.
– Она кого-нибудь задела?!
– Слава богу, все живы!
– Действительно, слава богу!
– А мое колесо?! Кто ответит за мое простреленное колесо?! Я только что купил новые колеса! Последние деньги отдал. Думаю, дай себя и машину побалую. Побаловал!!!
– Мужик, да черт с ним, с колесом! Радуйся, что ты вообще остался жив, а колеса – это так, дело наживное. Она могла прострелить тебе что-нибудь другое! Считай, что тебе повезло!
– Кто-нибудь уже вызвал милицию?! Эту даму нужно немедленно изолировать от общества! Посмотрите, у нее же глаза безумные!
– Вызвали, вызвали! Уже едут!
Я совершенно не обращала внимание на собравшихся на тротуаре людей. Я вновь спустилась к Руслану, села рядом с ним на колени, пытаясь хоть что-то понять.
– Ой, да там же мужчина лежит в крови! Люди добрые, посмотрите повнимательнее! Там мужчина! У него вся рубашка в крови! Она его грохнула! А мы думали, что никто не пострадал. Люди добрые, что ж это делается, средь бела дня! – заголосил истеричный женский голос. – Ох падлюга! Человека убила!!!
Когда я все же немного пришла в себя, то взяла мобильный Руслана, который он положил рядом со своим пиджаком, и позвонила в Склифосовского. Сунув мобильный себе в карман, я, стараясь не реагировать на людские крики, осторожно перевернула Руслана. По щекам потекли слезы, и глядя в его закрытые глаза, я вдруг отчетливо поняла, что все кончилось. ВСЕ КОНЧИЛОСЬ.
Когда одновременно подъехали милиция и реанимация, я бросилась к ним навстречу и заголосила:
– Он еще жив! Помогите ему! Он еще жив! У него еще прощупывается слабый пульс! А может, мне показалось? Может, мне просто показалось! Но я очень хочу! Вы не представляете, как сильно я хочу, чтобы вы нашли у него пульс! Поищите, пожалуйста, может, у вас что получится! Поищите!!!
Я бежала к ним навстречу, ища у них помощи и сострадания, но вместо этого сотрудники милиции достали свое табельное оружие и чуть было не начали по мне стрелять.
– Это она его убила! Она! Она стреляла в нас всех! – злорадствовали люди.
Когда я почувствовала, что сейчас откроют огонь, я резко остановилась, посмотрела на наставленные на меня стволы и затряслась, словно в лихорадке:
– Это не я! Уверяю вас в том, что это не я! Это кто-то из проезжающей мимо машины! Я даже знаю кто! Раненый или убитый, это мой близкий человек по имени Руслан. Сами подумайте, как я могла его убить, ведь он меня сильно любил? Ему просто денег должны! Чтобы не отдавать, его решили убить. Ребята, да вы лучше его быстрее в реанимацию везите. Возможно, его еще можно спасти! Это очень близкий мне человек. Неужели вы думаете, что это я его застрелила, а теперь рядом с телом стою и вас дожидаюсь?! Да если бы это была я, я бы сейчас рядом с ним не стояла, а уже давно бы сбежала, и черта с два бы вы меня нашли! Это я от безысходности немного постреляла! У меня нервы окончательно сдали. С кем не бывает.
Я смотрела, как Руслана кладут на носилки, уже в наручниках. Блюстители порядка осторожно подняли валявшийся рядом со мной пистолет и положили его в пакет, чтобы потом отдать его на экспертизу. Когда Руслана положили на носилки и понесли к реанимационной машине, я бросилась следом за ними, но была тут же остановлена сотрудниками милиции.
– Немедленно отпустите! Я должна ехать вместе с ним! Я должна быть рядом. Я же уже объясняла вам, что это очень близкий мне человек!
Но милиция была непреклонна. Оно и понятно. Меня считали убийцей, а человеку, совершившему преступление, не место рядом с тем, кого он убил.
– Я не убивала! Я вам всем на свете клянусь, что я не убивала!
Я поняла, что меня никто никуда не отпустит, а единственная машина, в которую мне позволят сесть, это милицейский «газик» со стальными решетками на окнах. Как только до меня дошло, что мое сопротивление бесполезно, я встала как вкопанная, посмотрела вслед отъезжающей реанимации и… улыбнулась своей ослепительной широкой улыбкой, не обращая никакого внимания на то, что по моим глазам текли слезы.
– Да ее не в милицию нужно, а в сумасшедший дом! Девушка явно больна! Смотрите, она улыбается! Бог мой, после всего, что она натворила, она еще улыбается!!!
– Правду говорят, бойтесь женщину с вечной улыбкой! – выкрикнул кто-то из собравшейся толпы. – Вот и не верь после этого в приметы. Я часто слышал, что вечно улыбающаяся женщина приносит горе. Так и есть.
А я действительно улыбалась: широко и открыто. Я улыбалась, потому что реанимационная машина уже отъехала, а вместе с ней уехал Руслан. Если они его куда-то повезли, значит, еще есть надежда на то, что он жив… Разве я не могла не улыбаться от одной этой мысли?
Перед тем как сесть в милицейскую машину, я злобно посмотрела на стражей порядка и заговорила ледяным голосом:
– Если вы думаете, что за меня некому заступиться, то глубоко ошибаетесь. Я нахожусь под покровительством одного очень влиятельного человека. Если вы сейчас не дадите сделать мне один-единственный звонок, то у вас будут большие проблемы.
– И кому ты собралась звонить? – ухмыльнулся прыщавый милиционер, который, к моему удивлению, так по-хамски перешел со мной на «ты».
– Я знаю свои права! Я хочу позвонить своему адвокату!
– Сейчас к нам приедешь, а там уже будут решать, будешь ты куда звонить или нет.
– Это произвол. Я имею право на звонок!
– Сейчас в изоляторе будешь качать свои права.
– Да пусть позвонит, – заступился за меня второй милиционер.
– Ну да ладно. Всего один звонок.
Не обращая внимания на наручники, я подумала, что самое ужасное в этой ситуации, что я не знаю номер мобильного Черепа, потому что всегда держала с ним связь только через Руслана, и, не придумав ничего лучшего, набрала телефон Майкла.
Когда на том конце провода сняли трубку, я почувствовала, как мои щеки стали заливаться слезами. Я уже не могла держать в себе свои чувства и эмоции и заговорила, всхлипывая после каждого слова:
– Майкл, еще раз привет.
– Привет, – непонимающим голосом поздоровался Майкл.
– Майкл, обед еще не закончился?
– Нет. А с кем я говорю? – не сразу узнал меня русский американец.
– Это Ника. У меня очень большие проблемы. Я не знаю номер Сан Саныча, поэтому мне пришлось вас побеспокоить. Передайте, пожалуйста, ему трубку.
– Ника, о'кей. Я слышу, что вы плачете. Успокойтесь. Никакие, даже самые серьезные проблемы не стоят ваших слез. Сейчас я передам трубку Сан Санычу. Вы можете рассчитывать на меня. Я постараюсь вам помочь.
– Спасибо, – только и смогла пробурчать я, посмотрев с опаской на сотрудников милиции, которые уже вовсю делали мне знаки, чтобы я закруглялась.
Голос Черепа был совсем не таким радушным, как голос Майкла, и в нем ясно слышалось раздражение. Видимо, ему не понравилось, что я так бесцеремонно нарушила их затянувшуюся беседу и пытаюсь навязать свои проблемы.
– Вероника?!
– Я.
– Мы еще не закончили. В чем, собственно, дело?
– Руслана убили!
– Что?!
– Сейчас на набережной убили Руслана, правда, я толком не знаю, может, он еще жив. Его отвезли в Склиф.
– Ты в Склифе?
– Меня увозят в изолятор.
– Тебя в изолятор?! Зачем?!
– Они обвиняют меня в убийстве, но я не убивала. Экспертиза все покажет. Руслана застрелили совсем из другого оружия. Я в наручниках.
– Дай трубку тем, кто их на тебя надел.
Я протянула трубку одному из милиционеров и в очередной раз всхлипнула:
– Вас к телефону.
– Кто?
– Мой адвокат, – не моргнув глазом соврала я. – Объясните ему, куда вы меня увозите.
Череп пообещал разрешить ситуацию как можно быстрее, чем дал мне небольшую надежду на то, что все обойдется.
Перед тем как посадить меня в машину, выехавший на место преступления следователь опросил собравшихся неподалеку зевак и попытался выяснить, кто из них конкретно видел, как я стреляла в Руслана. Поначалу послышались все те же знакомые фразы:
– Это она убила! Она! Господин следователь, это она!!! Но когда понадобились реальные свидетели, публика тут же замолчала и начала потихоньку расходиться. Нашлись свидетели того, что я стреляла по машинам и выпустила целую обойму. Все. Свидетелей, видевших, как я убивала Руслана, не было. Да и откуда они могли взяться?! Правда, одна ушлая бабулька, вышедшая погулять со своей собачкой и подошедшая к толпе зевак позже всех, попыталась красноречиво рассказать, как я безжалостно расправилась с Русланом.
– Я все видела! Все видела! – кричала она и, по всей вероятности, получала от этого удовольствие. – Это было страшное зрелище! Мне было больно на это смотреть! Даже моя Муся жалобно заскулила и закрыла глаза. Боюсь, что у нее теперь психика нарушена. Она вообще крови боится. Она у меня очень тонкая натура и очень ранимая. Теперь придется вести к ветеринару.
– Бабуля врет. – В моих глазах было такое отчаяние, что следователь немного смутился. – Это не я сумасшедшая, а она.
– Молчи, бесстыжая! У моей Муси даже глаз дергается! – громко прокричала ушлая бабушка, которая явно пересмотрела американских боевиков и фильмов ужасов.
– Она врет! – стояла я на своем.
– Я видела, как он хотел жить! Как он просил, чтобы она его не убивала! Но эта девица достала пистолет и стала злобно смеяться. Парень встал перед ней на колени и стал молить ее о пощаде, но и это не помогло. Она стреляла в него и смеялась, пока у нее не закончились патроны.
– По тому положению, в котором мы увидели застреленного мужчину, я бы не сказал, что до того, как его застрелили, он стоял на коленях, – задумчиво произнес следователь и подозрительно оглядел бабулю, настроенную на самые решительные действия.
– Стоял, сынок. Еще как стоял. Я тебе говорю, что стоял на коленях. Если бы моя Муся могла говорить, она бы это подтвердила. Тебе, сынок, это пожилой человек говорит, который целую жизнь прожил, а ты смотришь на меня с недоверием. Ты посмотри на эту девицу. Убийца она и есть убийца. У нее же это на лице написано.
– Бабушка, зачем вы врете? Зачем вам это нужно? – Моему возмущению не было предела. – Да как вам не стыдно! Ведь вы же сами говорите, что вы пожилой человек, а сказки сочиняете, словно маленький ребенок!
– Это как тебе не стыдно! – еще больше разошлась бабуля. – Кто тебя научил людей убивать?! Ты киллерша, вот ты кто. Я когда тебя увидела, сразу поняла, что ты киллерша!
– Кто? – не поверила я своим ушам.
– Киллерша. Ты людей убиваешь и за это получаешь деньги, – с видом знатока выдала бабуля.
– Бабушка, да вы фильмов пересмотрели! Вы, наверно, на ночь много телевизор смотрите. Вам нужно срочно сократить время просмотра и лучше побольше гулять на свежем воздухе.
– Подождите, – вклинился в нашу перебранку следователь и посмотрел на бабушку.
– Жду, – по стойке смирно встала бабуля.
– Вы говорите, что вы видели, как эта женщина стреляла в мужчину? Вернее, вы это не говорите, вы это утверждаете?
– У меня эта кровавая картина сейчас перед глазами стоит. Могу все описать в самых мельчайших подробностях. Все как на духу. Даже не знаю, как теперь буду со всем этим жить. Теперь меня нужно к врачу, а Мусю к ветеринару, – не моргнула глазом бабуля.
– Вы утверждаете, что женщина стреляла в мужчину неоднократно?
– Пока не закончились патроны.
– Но тут есть человек, которому эта женщина прострелила колесо, а также другие свидетели, которые видели, как эта обезумевшая женщина была не в себе и совершенно бессмысленно палила по машинам. Тогда ответьте мне на вопрос, если эта женщина выпустила все патроны в мужчину, то каким образом она прострелила колесо вон той машине? – Следователь показал рукой на стоящую неподалеку зеленую «Ниву».
Бабуля с интересом посмотрела на машину и вновь не растерялась:
– Эта бесстыжая способна на все. Такая может делать два дела одновременно. Я думаю, что у нее было два пистолета.
– Два пистолета? – не меньше меня удивился следователь.
– Два, – подтвердила бабуля.
– Чокнутая! – У меня вконец сдали нервы. – Еще скажи, что у меня было ведро патронов.
– Может быть. Такая сумасшедшая, как ты, может по московским улицам и с автоматом ходить!
По лицу следователя было понятно, что ему уже все давно ясно.
– Если вы утверждаете, что видели два пистолета, то где тогда второй? Его тут нет.
– Она его в воду выкинула. – Бабушкиной фантазии не было предела.
Следователь посмотрел на часы и, решив не терять времени даром, объяснил бабушке, что происходит с теми, кто дает ложные показания, и как складывается их дальнейшая судьба. Слова следователя произвели мгновенный эффект. Бабуля опустила глаза и перевела все свое внимание на собачку, спросив ее, не хочет ли она есть.
– Так вы готовы быть свидетелем и подписаться под каждым вашим словом? – прищурил глаза следователь.
– А я ничего не видела, – тут же съехала бабушка.
– Как же так? А два пистолета, мужчина, стоявший на коленях и просящий о пощаде?
– Не видела. Да у меня и зрение плохое. Я без очков вообще ничего не вижу.
– Но ведь вы нам только недавно так красноречиво все рассказывали.
– Наверное, мне просто померещилось. У меня в последнее время случались галлюцинации. Это нормально. Я старый, больной человек. И вообще мне домой пора. Я вышла только собачку выгулять. Она кушать хочет.
В знак доказательства сидевшая рядом с бабулей болонка несколько раз пролаяла, и бабуля вместе с собачкой отошли от толпы.
– Пойдем, Муся. Пойдем. Ты уже, наверное, кушать хочешь. Что-то мы с тобой здесь задержались и уже проголодались.
– Вот из-за таких бабушек в тюрьму попадают невинные люди, – сказал кто-то из толпы, которая уже заметно поредела.
– Не такая уж она и невинная. Конечно, бабушка дала лишку.
Как только меня доставили в изолятор, меня охватила жуткая паника, и я попыталась надавить на жалость:
– Ребята, выпустите меня отсюда. Я же не убивала. Ведь у вас же даже свидетелей нет.
– Тысячи преступлений совершаются без свидетелей, и, между прочим, несмотря на это, совершившим преступление приходится нести уголовную ответственность, – ответил мне самый старший.
– А то, что ты палила без разбора, думаешь, тебе даром пройдет? – не мог не уколоть меня молодой прыщавый милиционер. – Если все так будут устраивать беспредел, то что же тогда будет?
– Вы хотите сказать, меня посадят?
– А ты думала как? Вышла, постреляла – и все путем? Нет, дорогуша, так не бывает!
Я не знаю, сколько времени я просидела в изоляторе, но мне показалось, что прошла целая вечность. Периодически я закрывала глаза и не верила в реальность происходящего. То, что сейчас произошло со мной, Руслан всегда называл одной фразой, когда рассказывал про кого-нибудь из своих друзей. Мол, его приняли опера. Получается, что меня сейчас тоже приняли опера. А еще я подумала о том, как интуитивно почувствовала то, что хочу погулять налегке, и оставила сумочку в машине Руслана. Когда сотрудники милиции меня обыскали, они были очень удивлены, потому что у меня вообще ничего не было. Ничего, даже нижнего белья, что привело их в состояние шока. А вот если бы я взяла с собой свою сумочку, все было бы намного сложнее. Запрещенная аппаратура и книжка с уликами конечно же не сыграли бы мне на руку и, вне всякого сомнения, привели бы в бешенство Черепа.
Я не могла поверить в то, что я, девушка с незапятнанной репутацией, сижу в изоляторе, как самая настоящая преступница, и меня подозревают в убийстве своего близкого друга, человека, который мне был всегда очень дорог. И тем не менее это была правда. Горькая, тяжелая и страшная правда. Из разговора следователя я поняла то, что найденный рядом с Русланом пистолет, тот самый, из которого я стреляла, должен пройти баллистическую экспертизу, а эта экспертиза делается достаточно долго, от десяти до сорока дней. Специальная лаборатория для проведения баллистической экспертизы находится на Петровке, и там очень большие очереди. Правда, есть срочные дела, которые требуют незамедлительной экспертизы, и все же маловероятно, что наш случай подходит для незамедлительной экспертизы, и если это так, то нам придется довольно долго ждать.
Внимательно слушая людей в форме, я отчетливо понимала, что меня никто не собирается выпускать, что мне придется ждать эту злосчастную экспертизу и что из стен изолятора временного содержания меня переведут в следственный изолятор.
А это значит, что меня вряд ли спасет даже самый опытный адвокат, потому что все улики налицо и прокурор обязательно подпишет санкцию на мой арест. Чем больше я сидела на чересчур жесткой скамейке, намертво привинченной к полу металлическими скобами, и смотрела в узкое окно, тем больше не понимала, почему ко мне не приходит адвокат и почему Череп ничего не предпринимает для того, чтобы меня отсюда вызволить. Я сидела на самом краю скамейки, положив руки на колени, как нашкодившая школьница, и слушала, как громко бьется мое сердце.
А затем произошло то, чего я ждала больше всего. Назвали мою фамилию и повели в другую комнату. В этой комнате сидел Череп и листал какие-то бумаги.
– Сан Саныч, вытащите меня отсюда! – громко крикнула я и, не ожидая от себя ничего подобного, бросилась к нему на шею.
Глава 8
Для того чтобы вызволить меня из изолятора временного содержания, Черепу понадобилось всего пару часов. Все это время я смотрела на него глазами, полными надежды, и не могла не лить слез, которые почему-то сильно раздражали Черепа.
– Прекрати. Мы сейчас вместе отсюда уедем. Только сделай одолжение: не ной, пожалуйста, а то мне прямо муторно становится, ей-богу.
– А вдруг меня отсюда не выпустят?
– Мы уйдем отсюда вместе. Ты никого не убивала, какого черта ты здесь будешь сидеть. Сделаем подписку о невыезде, побудешь невыездной, и дело с концом.
– Но ведь я прострелила колесо…
– Это уже сложнее. Я даже не знаю, под какие действия это подпадает. Намного серьезнее, чем хулиганские. С этим придется повозиться позже. Послушай, тебе заняться, что ли, было нечем? Ты какого черта стреляла?
– Я как-то не в себе была. Обезумела, что ли…
– Плохо. Ты ум должна нигде не терять и в любой ситуации мыслить реально. Ладно, разберемся.
– Есть ситуации, в которых не получается мыслить реально.
– Здравый ум не должен зависеть от ситуации – на то он и здравый ум.
– Руслан живой? – Я задала вопрос, ответа на который боялась больше всего на свете.
– Пока живой.
– Что значит «пока»?
– Как есть, так и понимай. Пока живой. В реанимации твой Руслан. Сейчас вся процедура по твоему освобождению закончится, и едем в реанимацию.
Череп действительно сдержал свое слово. Прошел какой-то отрезок времени, и мы уже сидели в его «мерсе», который мчал нас в Склиф. Мы ехали с такой бешеной скоростью, будто принимали участие в «Формуле-1», потому что водитель Черепа нажимал на педаль газа до самого упора, и от страха я закрывала глаза.
– Ты что, скорости боишься? – усмехнулся Череп.
– Мне кажется, что еще немного – и машина просто взлетит.
– Не взлетит. Это очень умная машина. Сейчас ею управляет не водитель, а машина сама управляет. Она знает, как лучше, быстрее и надежнее.
– Как же тогда случаются аварии?
– Аварии случаются у тех, кто медленно ездит и нервирует своей ездой окружающих.
Я промолчала, но все же подумала о том, что Череп несет полнейший бред. Я еще не знала и даже не слышала о том, что аварии случаются от медленной езды. Если они и случаются, то только у тех, кто очень быстро ездит и вообще не следит за набранной скоростью. Именно от скорости водитель может потерять управление. И все же мне совершенно не хотелось спорить. Во-первых, потому, что у меня просто не было на это сил и в голове прочно сидели другие мысли. Во-вторых, потому, что сейчас я должна во всем идти на поводу у Черепа, потому что он вытащил меня из изолятора и пообещал приложить все усилия для того, чтобы впоследствии данный инцидент никаким образом не отразился на моей судьбе.
Когда мы оказались у дверей операционной, то сразу увидели несколько бритоголовых ребят, оживленно разговаривающих между собой. Заметив Черепа, они встали, как по команде смирно, тут же его поприветствовали и посетовали на то, какая все-таки странная и страшная штука судьба, потому что мы все ходим под пулей.
– Потише, пожалуйста, – попросили проходившие мимо люди в белом, которые неодобрительно косились на собравшуюся публику и шептались между собой.
Компания бритоголовых мужчин приняла замечания медиков к сведению, тут же стала говорить вполголоса и о чем-то спорить. Череп постоянно кому-то звонил, смотрел на часы и пытался хоть что-то выяснить. Я буквально вжалась в кресло и сидела, боясь сделать хоть какое-нибудь движение.
Минут через сорок Череп вспомнил о моем существовании, сел на соседнее кресло, а вместе с ним на кресла расселись и другие ребята.
– Как это произошло? – наконец спросил он.
– Мы поехали с Русланом на стрелку.
– На какую стрелку?
– Ему должны крупную сумму денег.
Я старалась говорить как можно более спокойно, пытаясь взять себя под контроль и унять нервную дрожь в голосе. Я рассказала все по порядку, тщательно описывая каждое событие до того самого момента, пока не очутилась в изоляторе.
– А где твоя сумочка со сканером? – подозрительно спросил Череп.
– Я оставила ее в машине Руслана.
– А где машина Руслана?
– Мы оставили ее на набережной. Хотелось прогуляться налегке.
– Молодец! Вот это ты правильно сделала, потому что если бы ты взяла ее с собой, то наделала бы лишних проблем не только себе, но и мне. Да и вызволить тебя из изолятора мне бы было намного труднее.
– Саныч, ты думаешь, его действительно заказал Потапов? – спросил один из сидящих рядом ребят.
– Он встречался с Потаповом?
– С Потаповым, с кем же еще. Только он ему денег должен. Но у Потапова кишка тонка. Он вообще по своей природе трус.
– Да и больно просто тогда все получается, – принялся размышлять Череп. – Руслан встречается с Потаповым, потому что тот должен ему денег. Потапов просит еще отсрочку, дожидается, когда Руслан выходит из машины, и его убивает. Неужели Потапов такой дурак, что сам себя ставит под подозрение?! Ведь больше и подумать не на кого. Во-первых, на мой взгляд, Потапов вообще не способен никого убить. Он ужасный трус и даже комара не обидит. Во-вторых, если бы уж он и захотел замочить Руслана, то не сразу же после встречи, а хотя бы выждал время. Это же тогда дураку понятно, что он.
– А может, у Потапова окончательно нервы сдали? Может, у него от этого долга крыша поехала?
– Крыша поехала, чтобы аж в тюрьму угодить? Что с Потаповым-то?
– Наши ребята его уже взяли. Он крокодильими слезами плачет, клянется, божится, что это не с его подачи заказано.
– Ладно, подержите его пока. Посмотрим, что с ним делать: то ли сами с ним разберемся, то ли мусорам отдадим и закроем лет эдак на несколько. Доказать бы еще, что это он.
– Ребята его хорошо потрясли, но никаких результатов. Странно все это. Руслан всегда говорил о том, что от Потапова можно ожидать всего чего угодно, но только не пули в спину.
– Хорошо, разберемся с этим позже. Ладно, давайте сейчас о жизни своего товарища подумаем. Что врачи говорят?
– Врач, перед тем как уйти в операционную, сказал, что шансы есть.
– Что значит «шансы есть»? Так он будет жить или нет?
– Это известно одному богу.
– Если шансы есть, значит, человек по-любому должен жить, – принялся рассуждать Череп. – Надо бы денег перед операцией сунуть. Чем можно заинтересовать врача в наше время, только деньгами.
– Да давали мы денег.
– Взял?
– Ни черта не взял.
– Что значит «не взял»?! – рассвирепел Череп. – Первый раз слышу, чтобы врач денег не взял. Это что-то из области фантастики. Надо было силой дать.
– Да мы пробовали ему в карман халата засунуть, но он все равно не взял. Посмотрел на нас глазами, полными сострадания, и сказал, что он еще ничего не сделал для того, чтобы брать деньги.
– Что значит «ничего не сделал»?! Поэтому вы ему деньги и даете, чтобы у него стимул был что-то делать.
– Саныч, не кипятись, – сказал мужчина, который сидел к Черепу ближе всех. – У меня, когда отцу операцию делали, врач тоже денег не взял.
– Я вообще не понимаю, про каких вы мне врачей рассказываете?! С другой планеты, что ли? Я с вами говорю про российских врачей. Про наших совдеповских врачей. Сейчас ни один врач бесплатно даже рану зеленкой не помажет, а если и помажет, то так, что ты это на всю жизнь запомнишь. Врачи пошли нынче хуже коммерсантов. Вымогают все, начиная от нянечек и заканчивая завотделением.
– Подожди, Саныч, ты меня не дослушал. Так вот, перед операцией у нас деньги не взяли, а когда отцу операцию сделали, и причем сделали очень даже удачно, то у нас не то что эти же деньги взяли, а даже выхватили. Говорят, среди медиков такое поверье существует: никогда и ничего не брать до операции, пока не будет известен окончательный результат. Я имею в виду, это поверье распространяется на нормальных медиков, а не на тех, кто гребет все подряд, мало заботясь о том, каков будет результат.
Когда ребята замолчали, Череп посмотрел на небольшое кровавое пятно на моем рукаве и тут же спросил:
– Это что за кровь? Тебя, что ли, тоже ранили? В тебя попали? Что-то я этого сразу не заметил.
– Нет. Это я когда Руслана переворачивала, пыталась у него пульс нащупать, видимо, и испачкалась.
– Кровь вроде отстирывается. Жалко, поди, платья.
– Да бог с ним, с этим платьем.
– Ничего, сдашь в химчистку свое платье.
– Это память, а память в химчистке не сотрешь. Череп посмотрел на меня так, словно я брежу, и пояснил сидевшим рядом с ним ребятам:
– После всего, что произошло, она немного не в себе, поэтому не обращайте внимания.
Время шло очень долго и очень утомительно. Прошло несколько часов, а мы все сидели в жестких креслах, молились и ждали, что сейчас откроются двери операционной и нам скажут о том, что самое страшное уже позади. А я все вспоминала Руслана и думала о том, почему я так и не смогла его полюбить и ответить на его чувства. Я вспоминала наши школьные годы, его юношеские первые чувства и то, как быстро мы выросли и каждый из нас пошел своей дорогой. Почему Руслан пошел именно в криминал? Он настолько хорошо соображал в точных науках и подавал большие надежды, что учителя прочили ему блестящее будущее и в один голос говорили о том, что он обязательно поступит в университет. Почему? Быть может, это произошло потому, что с самой школьной скамьи он всегда был хулиганом, настоящим лидером, который мог повести за собой остальных.
Мужчины постоянно курили. Кто уставал сидеть, тот вставал и начинал мерить коридор шагами. Шло время, а за дверью операционной решалась судьба человека, за которого мы все так искренне переживали. Я совсем случайно попала в криминальный мир. Я лишь только слышала о нем, смотрела фильмы и читала в газетах. А теперь столкнулась с ним реально. И признаться честно, я почувствовала себя в нем неуютно и поняла, что это совсем не мой мир и что с этим миром у меня ничего не может быть общего. НИЧЕГО. Я хотела совсем в другой мир, где вполне земные проблемы, где убивают только в газетах и на экранах телевизора, где все более-менее понятно, где совсем не нужно бояться и думать, что мы все ходим под одной пулей. Я слушала рассказы мужчин о том, что в прошлом месяце какому-то Дику из так называемой нашей группировки заминировали машину, но он чудом выжил. Ему просто оторвало ногу. Что теперь он находится на лечении, но когда он немного оклемается, то все равно не отойдет от дел и будет продолжать их даже на одной ноге, потому что он не инвалид и не позволит, чтобы его кто-то так называл. Он просто пацан, который пострадал за правое дело. Мне было как-то не по себе оттого, что некоторые мужчины, которым было уже под сорок, называли себя пацанами, не обращая внимания на свой возраст и наличие уже взрослых детей. Мужчины бурно обсуждали, кто взорвал Дика и заказал Руслана, строили свои версии, клялись отомстить, а я внимательно их слушала и ощущала огромное желание навсегда вырваться из этого чужого мне мира с наименьшими потерями.
– А деваха-то молодец, пальбу устроила, – сказал один из ребят Черепу и указал на меня. – Говорят, что она взяла пистолет и выпалила целую обойму во все, что шевелится. Отчаянная девица. Наша порода. Это правда?
– Правда, только она мне слишком дорого стоила. Из-за этой правды мне было очень тяжело вытащить ее оттуда, куда она попала. На вид – такой божий одуванчик. Кто бы мог подумать, что этот одуванчик может учинить такой беспредел.
