Текст книги "Двойняшки для Медведя (СИ)"
Автор книги: Юлия Созонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 3
Максим Потапов
– Это отвратительно, – мрачно резюмировал я, уткнувшись носом в чашку с кофе. С крепким, чёрным, как моя душа кофе. Только он и не давал мне уснуть мордой в стол и плевать, что на часах давно уже полдень.
– М-м-м? Ты о чём?
Ильин, нарисовавшийся на пороге моей квартиры минут так пять назад, зарылся в холодильник в поисках съестного. И я искренне был рад, что он не стал комментировать царивший вокруг свинарник. Не то, чтобы я был поборником чистоты…
Но даже на мой холостяцкий взгляд, кухню проще было сжечь, чем навести в ней порядок. И это я ещё не вспомнил про то, что творилось в гостевой комнате, отданной под детскую и в ванной, где корзина для белья грозила провалиться к соседям.
Вместе со всем своим содержимым.
– Твоя физиономия, – осторожно поведя плечами, я поморщился от боли, прострелившей шею. И всерьёз озадачился вопросом, как, ну вот как Ирка с ними справляется?
Одна. Без помощи семьи, оставшейся на другом конце страны. Да блин, мне трёх дней хватило, что ощутить все «прелести» той хрени, что называется отцовством. Нет, определённые плюсы в этом деле действительно были.
Или даже есть. Пусть я пока что не прочувствовал их на своей шкуре. Но мысль, что в таком темпе я до конца недели не дотяну, проскальзывала всё чаще и чаще.
И всё-таки, как она с ними справлялась, а?!
– А что с ней не так? – озадачился Гор, плюхнувшись за стойку напротив меня. И так улыбнулся, что у меня кулаки невольно зачесались. Потому что нельзя быть таким радостным, просто до омерзения и совершенно точно выспавшимся.
Мля, аж завидно стало, ей богу!
– Она у тебя слишком довольная. И счастливая, – вздохнув, я сделал большой глоток кофе. Даже не поморщившись от горького, кисловатого привкуса. И всё же не выдержал, подозрительно поинтересовавшись. – Нет, ну я серьёзно, Гор. У тебя ж пацан не старше моих партизан. Как ты… Как ты умудряешься выглядеть таким бодрым, а?
– Это ты просто не привык ещё, – с самым серьёзным выражением лица брякнул Ильин. После чего не выдержал и заржал, добавив. – А потом будешь как лошадь, спать стоя. Когда угодно, где угодно и хоть под что.
– И сколько будет длиться это… Привыкание?
– А тут, прости мой друг, но у каждого по-разному, – снова гоготнув, Игорь вздохнул и пододвинул ко мне тоненькую папку с документами. – Держи. И не благодари меня, я знаю, что я молодец.
– Это что? – нахмурившись, я взял в руки обычный скоросшиватель. Правда, открывать не спешил, чувствуя, как в груди шевелится очень нехорошее предчувствие.
– То, что поможет тебе решить, что делать дальше, – утащив из стоящей рядом вазочки печенье, друг невозмутимо принялся его грызть. И судя по его виду, расщедриться на подробности он не планировал. Вот же…
Юрист хренов. Со склонностью к дешёвым театральным эффектам.
– Ла-а-адно, – нехотя протянул я, отставив кружку с недопитым кофе в сторону. Глубоко вздохнув, медленно выдохнул. И открыл чёртову папку, уставившись на безликие буквы и цифры, как на врага народа.
Только спустя пару секунд сумев сложить их в название документа и осознать, что именно в моих руках. А это был…
– Ты. Серьёзно?! – раздельно, чуть ли не по слогам прохрипел я, сжав несчастные бумаги в кулаке. – Гор, млять… Я же сказал, мне всё равно!
– Тебе да, – спокойно откликнулся Ильин. – А мне, как твоему лучшему другу нет. И чего ты завёлся, Потапов? Ты ж вроде радоваться должен… – смерив меня насмешливым взглядом, он уточнил. – Ну, что теперь можешь называть себя отцом на вполне себе законных основаниях. Что не так-то?
Что не так? Нет, он реально ещё поинтересовался у меня, что не так?!
– О, знаю я этот взгляд, – Игорь фыркнул, досыпая в кружку третью по счёту ложку сахара. И ехидно протянул, размешивая теперь уже точно свой приторный напиток. – А теперь, дамы и господа, вы прослушаете монолог под условным названием «Ты охренел, Ильин?!».
– Ху… – вовремя прикусив язык, я смерил друга убийственным взглядом и снова прислушался к царившей в квартире тишине. Искренне надеясь, что это была тишина «мы сладко спим», а не «мы нашли большой адронный коллайдер и готовы захватить мир».
Я б даже удивляться не стал, ей богу.
– Короче, хрен тебе, а не монолог, – я всё же сподобился закончить предложение. И смерил друга ещё одним мрачным, многообещающим взглядом, что будь на его месте кто-то из моих подчинённых – уже б слиняли. Но тут…
– Жа-а-аль, – вполне искренне расстроился приятель. И как бы, между прочим, поинтересовался. – А пожрать нет ничего? Ну кроме детского питания, конечно.
Вот, собственно, именно это я и имел в виду. То, что Ильину эти мои взгляды маньяка со стажем, как слону дробовик. Забавно, интересно, но ни хрена не поможет же. И ведь так сразу и не скажешь: он с рождения такой дефективный был?
Или это его семейная жизнь так закалить успела?
– Гор, а Лёля у тебя сильная? – огорошил я зарывшегося в холодильник друга внезапным вопросом. Ильин от неожиданности аж башкой об полку приложился, высунувшись наружу и смерив меня подозрительным взглядом.
– Ну… Предположим, – настороженно откликнулся друг, выудив откуда-то бутылочку питьевого йогурта. Потряс её для верности и, только скрутив крышку, попытался разглядеть срок годности выбитый на ней.
– И целеустремлённая?
– Себе во вред, – не удержался от шпильки в адрес любимой супруги друг. И зыркнув на меня исподлобья, всё-таки уточнил. – Это ты к чему?
– Это я к тому, что даже ей не под силу так отбить инстинкт самосохранения. Ты что, серьёзно собрался ЭТО пить?!
– Да нормальный он… – растерянно откликнулся Игорь, почесав затылок. – Вроде бы…
– Ну-ну, – я хмыкнул, качнув головой. И машинально провёл пальцами по папке со злополучным результатом теста ДНК, так и лежавшей на столе.
Злость на чужое самоуправство давно прошла. Зато вместо неё внутренности стянуло таким сумбуром из чувств и эмоций, что казалось ещё чуть-чуть и меня тупо разорвёт. И как я ни старался, так и не понял, чего там больше: возмущения поступком друга, обиды на Ирку за молчание или дурного ощущения счастья, что я – отец?
Я, а не кто-то другой… Охренеть, блин!
– Мля-я-я…
Это всё, что я смог выдать, наконец-то в полной мере осознав, во что я вляпался, что я, мать его, чуть не пропустил! И, видимо, на радостях от этого я ляпнул, уставившись на Гора растерянным взглядом:
– Ильин, а как это… Быть отцом?
Друг от такой постановки вопроса впал в ступор. Секунд на тридцать точно. А потом как-то странно усмехнулся, подперев спиной холодильник:
– Эк тебя приложило… Потапов, вообще-то это мне у тебя спрашивать надо, как это. Ты ж у нас теперь многодетный отец. И кстати, что дальше-то делать будешь, папаша?
Мой хмурый взгляд он снова проигнорировал. В который раз доказав теорию о том, что юристами не становятся, ими, млять, рождаются. Иначе, откуда у Ильина такое феерическое умение испортить настроение окружающим?
С одного-то невинного вопроса?
– Гор… – вдохновенно начал я и замолк, обозначив драматичную паузу. Дав, так сказать, товарищу время одуматься и не развивать эту долбанную тему. Но…
Где Ильин и где инстинкт самосохранения, ага. Он лишь ехидно улыбнулся, подавшись вперёд:
– Да-да?
– А не пошёл бы ты на…
Трель телефона зарубила мой героический (и нецензурный) порыв на корню. Схватив телефон, я с минуту пялился на незнакомый номер, давя рвущиеся наружу непечатные выражения. После чего ткнул пальцем в экран и рявкнул в трубку:
– Да?!
– Максим?
Хриплый, надтреснутый голос врезался в грудь, выбив воздух из лёгких и перекрыв кислород. Он был до дрожи чужой и слишком знакомый, чтобы его не узнать. И я задохнулся от неожиданности, разом растеряв весь свой боевой запал, позабыв все слова.
Только и смог, что сдавленно выдохнуть, рухнув обратно на табурет:
– Ира?!
Ирина
Я не любила больницы. Никогда. Удушливый запах хлорки и безысходности въедался под кожу, зудел в носу и приводил меня в состояние тихого ужаса. И тем ироничнее был тот факт, что за последний год я попадала сюда с завидной регулярностью.
Как будто меня кто-то взял и проклял. И если не на смерть, то на безответную влюблённость точно.
Глубоко вздохнув, я хрипло, со свистом выдохнула и медленно открыла глаза. Моргнула, подслеповато щурясь от яркого солнца, бившего в глаза. И уставилась невидящим взглядом в потолок, глотая вязкую, горькую слюну. В горле першило, во рту воцарилась пустыня Сахара, а язык напоминал наждак. Но это было не так плохо, как накрывающее с головой чувство страха.
Мне было страшно. До чёртового тремора рук и заполошно стучавшего сердца. Потому что в больничной палате я оказалась одна, без детей. И я понятия не имела о том, где они сейчас и с кем. Чёрт!
Резко дёрнувшись, я попыталась приподняться хотя бы на локтях. И тут же рухнула обратно, едва не задохнувшись от приступа тупой, ноющей боли, растёкшейся по животу и левому боку. А следом за ней пришла слабость и тошнота. Выматывающая, выворачивающая наизнанку. Так, что у меня потемнело в глазах и всё, что я могла, это рвано дышать, сжав зубы до характерного скрипа.
Давя растущую где-то внутри, за грудиной панику от одной лишь мысли, что что-то могло случиться, пойти не так, пока я валялась в реанимации.
– О, подруга! Пришла в себя? Ну, наконец-то! А то я уже всерьёз задумалась о том, чтоб жалобу в минздрав накатать… Подселили, понимаешь ли, к привидению!
Задорный и полный добродушной насмешки голос разбил окружающую тишину и заставил вздрогнуть, вынырнув из омута тревожных размышлений. Сглотнув, я облизнула потрескавшиеся, сухие губы, собираясь с силами.
И медленно повернув голову, пробормотала едва слышно:
– Почему?…
– Почему в минздрав или почему к привидению? – заинтересованно дёрнула проколотой бровью сидящая на соседней кровати девица. Тонкая, взъерошенная и в забавной пижаме с котятами, она выглядела максимум лет на семнадцать.
И вела себя так же. Забравшись с ногами на тонкий матрас, она косила взглядом то на меня, то на альбом в своих руках. И задумчиво кусала кончик обломанного карандаша, смешно морща нос.
– Ну… – так и не дождавшись от меня ответа, соседка фыркнула, сдувая с носа прядь кудрявых волос. – Не сочти за грубость… Но ты ж бледная, как смерть. И худая, как моя зарплата, ага. Не то, чтобы это меня пугало… Но семь признаков того, что ты не призрак я всё-таки нагуглила. Ну так, на всякий случай, да. А потом я наткнулась на…
Она болтала и болтала, размахивая кулаком с зажатым в нём карандашом. И строила такие забавные рожицы, что я не выдержала и прыснула. Тут же пожалев об этом: вспышка боли, пронзившая бок, опалила изнутри и заставила глухо застонать, зажмурившись до белых мушек перед глазами.
– Ой… – тут же выдала эта болтушка, смешно округлив глаза. Ещё и рот себе зажала, стремительно покраснев. – Прости, я всё время забываю, что смех после операции осложняет жизнь. Тебе это… Может надо чего, а? Готова искупить вину! Ну… В меру сил и возможностей, конечно же.
Я на это искреннее предложение только дёрнула уголками губ в слабом подобии улыбки. Всё, что мне было нужно, это узнать, где мои дети. Понять, что они в безопасности, что с ними всё, хорошо. Но вряд ли этот ребёнок мог хоть как-то мне в этом помочь. Разве что…
– Дай мне… Телефон… Пожалуйста…
– Не вопрос!
На то, чтобы вспомнить один единственный номер телефона много времени не ушло. Удивительно было то, что я так и не смогла стереть его из памяти. И то, что продиктовала я его хоть и медленно, с паузами, но без запинки.
Даже не задумалась ни разу, так прочно засел он в воспоминаниях.
– Я подержу, не боись. Во, болтай, сколько влезет!
Моя ответная улыбка вышла слабой, но её оказалось достаточно, чтобы девчонка радостно оживилась. И принялась что-то мурлыкать себе под нос, пока я старательно считала гудки, отчаянно надеясь, что в этот раз этот человек меня не подведёт.
Что врачи скорой ему дозвонились. Что он забрал детей к себе, а не отдал их государству. Что хотя бы в этот раз, он меня услышал, а не сделал вид. Ну же, Потапов, пожалуйста…
Хотя бы сейчас не разочаруй меня, а?!
Трубку взяли не сразу. Но прежде, чем я успела хоть что-то сказать, мне в ухо недовольно и раздражённо гаркнули «Да?!». Так, что я даже растерялась от неожиданности и хрипло, с трудом шевеля языком, переспросила:
– Максим?
И почему-то внезапно покраснела, услышав удивлённый и даже робкий выдох в ответ:
– Ира?!
Глава 4
Ирина
Одно слово. Просто имя, а у меня сердце уже пропустило удар и забилось в груди пойманной птицей. И слёзы. Предательские слёзы навернулись на глаза, скатившись по щекам вниз. И нет, я не собиралась реветь. Не собиралась и всё тут! Но…
Но. Ох уж это злосчастное «но».
То самое, что соткано из предательских воспоминаний, из старых чувств и безответной влюблённости. Из обиды на чужое равнодушие и горечи от пустых обещаний. То самое «но», что когда-то так крепко связывало нас с Потаповым, да так и не стёрлось из памяти до конца.
Не стёрлось, не забылось. И продолжало царапать где-то в самой глубине души. Да и разве могло быть иначе? Когда перед глазами было два таких напоминания об этом?
– Ир… Ирин? Ты здесь?!
– Что?…
Я моргнула раз, другой, пытаясь избавиться от пелены перед глазами. Нервно дёрнула уголками губ и всё же вздохнула, заталкивая никому не нужную сентиментальность куда подальше. После чего хрипло пробормотала:
– Да… Да, Потапов. Я здесь… А…
– Ты…
Максим замолчал, снова. Откашлялся неловко, явно не зная, что сказать и как. И я тоже затихла, вдруг растеряв весь свой богатый словарный запас. Это странное чувство неловкости и недосказанности ударило чувством дежавю по натянутым нервам, и я гулко сглотнула, крепко зажмурившись на мгновение. Потому что…
Чёрт! Это было слишком. Слишком остро, ещё слишком свежо, ещё слишком…
Просто слишком. Наверное, поэтому мой голос прозвучал резче, чем мне хотелось бы:
– Дети… Они с тобой?
– Да, – Макс тихо хмыкнул, явно задумавшись о чём-то своём. Но всё же добавил. – С ними всё хорошо, Ир, не волнуйся. Сейчас вон… Размазывают тонким слоем детское питание по дорогущему костюму нашего гостя. Даже не представляю, как буду ЭТО ему компенсировать…
Я не хотела на это реагировать, поддаваться добродушной усмешке, так и сквозившей в его словах. Не хотела, но губы сами растянулись в слабом подобии улыбки:
– Дай угадаю. Под «ему» ты подразумеваешь своего Ильина, да?
– Он не мой, – тут же открестился Потапов. – Он свой собственный.
– Действительно…
И вот вроде ничего такого я не сказала, да и слова мои прозвучали даже на мой вкус скорее устало, чем саркастично. Но Макс рассмеялся в ответ, тихо и до боли знакомо. Так, что на глаза вновь навернулись слёзы, а пальцы дрогнули, сжимаясь в кулак и впиваясь короткими ногтями в ладонь. И следующий вопрос, заданный с хорошо различимым беспокойством, прозвучал как выстрел:
– Ир… Ты как? Всё хорошо? Или…
– Всё хорошо, Потапов, – я сипло выдохнула, отчаянно пытаясь взять под контроль собственные эмоции и мысли. – Аппендицит это неприятно, но не смертельно. Думаю, через несколько дней меня уже выпишут, и я избавлю тебя от необходимости присматривать за чужими детьми.
Слова прозвучали до того, как я успела прикусить язык. И не надо быть экстрасенсом, чтобы услышать в них ни черта не завуалированные обиду и горечь, пополам с издёвкой. Потому что я слишком хорошо помнила, что времени на всякие «глупости» у Макса не было и нет. Что мы вроде бы и вместе, но «нас» как таковых и нет. Что у нас разный круг знакомых, друзей, общения, интересов…
Боже, да проще было сказать, в чём мы совпадали: в постели. Там у нас царило полное взаимопонимание. А в остальном – два чужих человека. И чем дольше мы были вместе, тем больше я понимала, что это тупик. И нет.
Потапов не был плохим человеком. Я знала, что он мог быть замечательным, удивительным, наглым и очаровательным одновременно. Только, почему-то таким Макс был с кем угодно…
«Только не со мной…»
От этой мысли во рту разлилась противная горечь. Я старалась, я правда старалась. Понимать, принимать его таким, какой он есть, любить, уважать, поддерживать. Я старалась, очень старалась. Но вытащить это всё в одиночку так и не смогла. И дети ситуацию бы не изменили, не спасли.
Семья ради приличия – полная чушь. Даже если любишь человека так, что нечем дышать без него.
– Войнова, – оборвал мои размышления Потапов и вкрадчиво поинтересовался. – Ты же понимаешь, что нам нужно поговорить?
Я понимала, правда. Понимала, что этого разговора не избежать, как бы мне не хотелось. Но так и не смогла удержаться от едва слышного, саркастичного смешка:
– Поговорить? Надо же… Теперь у тебя есть время на разговоры со мной. А надо было всего-то в больницу попасть, да…
– Ир, я знаю, мы…
– Да ни черты ты не знаешь, Потапов, – я крепко зажмурилась. Потом ещё и ещё, пытаясь разогнать пелену слёз перед глазами. – И даже если вдруг на тебя снизошло какое-то озарение… Это уже не имеет никакого значения. Как только меня выпишут, я заберу детей, и мы больше тебя не побеспокоим. Ни-ког-да.
Последнее слово я почти прошипела по слогам прямо в трубку. И тут же вжала голову в плечо, закусив губу, в ожидании неминуемого взрыва. Попутно повторяя про себя, как чёртову мантру: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Согласись со мной, прими правильное решение, ну?! Вот только…
Когда это Макс делал так, как я хотела? Хоть раз? Хоть один раз! Ха!
Он даже сейчас проигнорировал всё, что я ему сказала. И заявил невозмутимо:
– Ну и отлично. Я тоже считаю, что говорить о прошлом– бессмысленно. А что касается твоего «заберу детей»… Войнова, ты действительно думаешь, что сможешь это сделать? Теперь?
От этого его подчёркнуто делового тона у меня ёкнуло сердце, а внутренности стянуло противно ноющим узлом от предчувствия грядущих неприятностей. Медленно приподнявшись, я прижала трубку ухом к плечу и хрипло выдохнула в ответ:
– Что ты… Что ты хочешь сказать, а?!
– А, то есть вот теперь ты открыта для конструктивного диалога…
– Потапов, ты… Ты!…
– Список всех моих недостатков мы определили ещё, когда вместе были, – с тихим смешком откликнулся этот невыносимый человек. – Сомневаюсь, что с тех пор в нём что-то кардинально изменилось. И да, Ириш, я по-прежнему не воспламеняюсь силой мысли, Как бы тебе этого не хотелось.
– А жаль… – не подумав, совершенно искренне ляпнула я. И ощутимо вздрогнула от звука чужого довольного смеха, оседавшего странным щекочущим чувством где-то за рёбрами.
– Кое-что не меняется, да?
Слышать неприкрытую теплоту в его голосе было непривычно и даже чуточку дико. Словно ему нравилась наша пикировка, словно он наслаждался нашим разговором. Словно ему действительно не хватало этих глупых споров, постоянных попуток уколоть друг друга. Словно он…
Скучал? Да ну, глупость же!
– Да… Не меняется, – я рухнула обратно на кровать, судорожно сглотнув. И дёрнула головой, отгоняя никому не нужные воспоминания. – Твоё непрошибаемое упрямство, например. И то, что ты… Ты мастерски умеешь уходить от ответа! Потапов, что ты задумал, а?!
– Не задумал, а принял решение. Правильное решение, – невозмутимо поправил меня Макс, начисто проигнорировав мой требовательный тон. И добавил, понизив голос до шёпота. – Отдыхай, Войнова. Поправляйся, набирайся сил… Они тебе определённо понадобятся.
– Макс, если ты думаешь, что я…
О том, что я там думаю и кем я его считаю, договорить не получилось. Потапов был в своём репертуаре: он банально отключился, оборвав звонок и оставив последнее слово за собой. Как будто знал, что на новый раунд спора с ним у меня нет ни желания, ни сил. И всё, что я могла, это закрыв глаза дрожащей ладонью сдавленно прошипеть:
– Вот же…
– Кобель? – тут же подсказала моя соседка по палате. Девчонка забралась с ногами на мою кровать и с живым интересом следила за тем, как меняется моё выражение лица. А я, глянув на неё сквозь пальцы, только вздохнула глубоко, медленно выдохнула и…
Буркнула, недовольно морщась:
– Баран он! Упёртый и не прошибаемый! И…
На языке вертелся ещё с десяток эпитетов в адрес моего бывшего, но я запнулась, поймав себя на дикой, совершенно не уместной сейчас мысли. Мне вдруг показалось, что, не смотря на всю ту боль, что причинил мне этот мужчина, не смотря на все наши ссоры и всё недопонимание, услышать его снова было…
Здорово? Приятно? Волнующе?
Я вздрогнула и откровенно поёжилась, машинально вжавшись спиною в матрас. Ну да, это было волнующе. До дрожи в коленях и нелогичного предвкушения, засевшего где-то в глубине души. И я сама не заметила, как и откуда возник этот чёртов интерес к тому, что будет делать Потапов дальше. Попробует снова поговорить? Начнёт угрожать? Попытается отсудить право опеки над детьми?
Или как всегда, сделает то, что я даже представить не могла?
– Боже… – я глухо застонала, снова сжимая кулаки. – Во что я только что вляпалась, а?
Вопрос был риторический, знаю. Он разбил в дребезги все выстроенные вокруг моей души стены и вытащил наружу ненужные воспоминания. Ведь я «вляпалась» в Потапова ещё тогда, пять лет назад, да так и не выбралась. До сих пор. Да, мы расстались, да я сознательно вычеркнула его из собственной жизни. Да, я искренне и так наивно верила, что всё у меня получится, что я справлюсь сама, что смогу и больше никогда не встречусь с ним, но…
«Кое-что не меняется, да?»
Чужие слова звучали рефреном в ушах, крутились на кончике языка. И я не выдержала, криво улыбнувшись собственным мыслям. Ты прав, Макс, кое-что действительно не изменилось. Например, та чёртова тяга к тебе, что холодила мне пальцы и заставляла сердце биться сильней. Или глупая, никому не нужная зависимость, нахальная потребность слышать, чувствовать тебя рядом. И снова и снова возвращаясь к этой пародии на разговор, я ловила себя на дурацком желании отбросить гордость и сдаться на милость победителя. Позволить тебе вновь решать всё, определять за нас двоих что, куда и как.
Странно, да?
«Кое-что не меняется, да?»…
Да, Потапов, от своих чувств я так и не смогла избавиться, как ни старалась. И эти острые грани былых обид всё ещё ранят, напоминая о нашем общем прошлом. И да, если бы я была одна, если бы это касалось только меня – я не стала бы сопротивляться. Чёрт с ним, с этим синдромом «безответной любви», плевать на то, как я собирала бы себя после, но…
Я упрямо сжала губы, резко вытолкнув воздух сквозь зубы. Ну уж нет, теперь у меня есть за кого бороться, есть кого защищать! И я, я…
– Не отдам, – беззвучно шепнула, с трудом разлепив пересохшие губы. – Я тебе их не отдам, Потапов… Не отдам!
– Блин, подруга! Понятия не имею, о чём ты там думаешь… Но видок у тебя такой, что статью за убийство пришьют не глядя. Мож это… Врача позвать, а?
Озабоченный вопрос соседки распилил пласт тяжёлых мыслей, как горячий нож масло. И я моргнула, вдруг осознав, что совершенно забыла, что я здесь не одна. Впрочем, соседку мой ошарашенный вид не удивил, ни капли. Перебравшись на колченогий табурет, она вертела в тонких пальцах обломок карандаша, уставившись невидящим взглядом куда-то в окно. То и дело щурясь, девчонка что-то чиркала на бумаге, время от времени кидая на меня хитрые взгляды, а я…
Я готова была провалиться сквозь землю от чувства жгучего стыда, накрывшего меня с головой. Щёки запекло, а глаза защипало, стоило только осознать, что за всё это время я даже не поинтересовалась как зовут это непосредственное, едкое, но такое отзывчивое чудо. Да что там!
Лежу тут, понимаешь, себя накручиваю… А на элементарное «спасибо» ума расщедриться не хватило! Ну ты даёшь, Войнова! И кто ты после этого, а?
– Оу… Рыжая ты это… Булки расслабь, я ж всё понимаю, – соседка весело фыркнула, сдув с носа прядь волос. – Меня, кстати, Нютой звать, а ты – Ира. Прости, чтоб не услышать твоё имя, надо было быть слепым, глухим и немым одновременно…
Нюта развела руками, всем своим видом выражая несуществующее раскаянье. И тут же переключилась на другую тему, бросив альбом с карандашом на свою постель и вцепившись пальцами в край табуретки:
– Слу-у-ушай… А давай я за водой сгоняю? А ты потом мне попозируешь, а? А то скоро припрётся этот занудный док и всё, считай, нормальная жизнь закончится. Ну что, согласна?
– Хорошо… – я облизнула губы и растянула их в неуверенной, но искренней улыбке. Потому что в ответ на такой заразительный энтузиазм нельзя было не откликнуться, и не поддаться ему тоже не получалось. А проблемы…
Что ж, основное я для себя решила, а со всем остальным разберусь. И не важно, одна или вместе с Потаповым.
