Текст книги "Девять жизней одной Кошки (СИ)"

Автор книги: Юлия Созонова (Васюкова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Заставила его встать на колени и приблизилась к его уху, горячо зашептав в него и внимательно прислушиваясь к рваному ритму сердцебиения, выдающему его страх:

– Запомни раз и навсегда, мой дорогой, я свои тайны не раскрываю даже перед смертной казнью. А знаешь почему? – Прошлась языком по ушной раковине, коснулась губам виска. Затем отстранилась, смотря в глаза, где радужку закрыл расширившийся от испуга зрачок. – Знаешь?

– П-п-почему? – Заикаясь, спросил Свен, точнее невнятно промычал, ведь язык я так и не выпустила из своей хватки. Но я его услышала, и этого оказалось вполне достаточно.

– Потому что, не собираюсь облегчать вам жизнь, – усмехнулась и отбросила его в сторону, при этом пройдясь когтями по его языку, прежде чем отпустить. По пальцам снова потекла кровь. Мимоходом отметив этот факт, фыркнула и вытерла испачканную руку об плащ Свена и подошла к следующей двери. – Открывай. Или хочешь лишиться ещё чего-нибудь?

– Сука, – сплюнул на пол сгусток крови Свен, с трудом поднимаясь на ноги. Вытер рот, и зло на меня посмотрел. – Подстилка. Шлюха дешёвая.

– Возможно, – неприятно улыбнулась. – Но в отличие от тебя, стелюсь только под тех, кто мне нравиться. Ну или просто нужен для дела. Открывай дверь, малыш. Не заставляй меня учить тебя хорошим манерам. Поверь, тебе это понравиться только в том случае, если ты мазохист. И очень изощрённый.

Подготовитель передёрнул плечами и взмахнул рукой. Двери открылись, и я прошла в очередную комнату.

Обстановка меня слегка удивила. Никакой вульгарщины, простые, без ковров и драпировок, стены из серого камня, чёрный ковёр на полу, один стул и одно кресло. Всё остальное пространство достаточно большого помещения занимали пыточные инструменты, весьма разнообразные надо признать. Это только мне так повезло или имелись другие счастливцы, вроде тех, что висели в коридоре?

– Что за место? – Спросила просто так, примерно догадываясь, зачем мы здесь. Вообще-то, последнее желание редко когда бывает таким кровавым, что бы использовать все имеющиеся здесь предметы. Но тем, кто приговорён к смерти уже глубоко плевать на то, сколько ещё крови будет на их руках или сколько только появиться. Обычно они мстят тем, кто их предал. Почему бы мне не последовать их примеру?

Арсир и Карлиэль займутся крупными рыбками, которых так просто не поймаешь. Тем более, они не из той породы, которую позволят притащить сюда из-за последнего желания какой-то там полукровки. Но у меня есть на примете одна персона, которая просто вопит о том, что нуждается в наказании и с удовольствием примет его, как моё последнее желание.

– Это комната, где исполняют последнее желание, – с трудом ворочая языком, пояснил Свен. – Ты хочешь кого-то пытать?

– Есть у меня на примете одна фигура, – прищурилась и, кивнув своим мыслям, прошла к креслу, с удобством устроившись в нём. – Хотя с точки зрения дочери, не так уж хорошо это, подставить под пытки собственного отца, – Свен удивлённо на меня посмотрел. Девушки синхронно вздрогнули и сделали шаг назад, словно боялись, что по моей очередной прихоти могут оказаться жертвами довольно изощрённых пыток. Я же словно не видела их реакции, продолжая размышлять вслух. – Но учитывая, что именно благодаря ему я познакомилась с весьма интригующими сторонами натуры двух эльфов… Думаю, это вполне весомая причина, что бы позволить ему испытать прелести боли. Его зовут Дорил ХанШат, глава клана кошек ХанШат. Я хочу, что бы он узнал, что такое настоящая боль, – я улыбнулась. Чувственно, хищно, зло. – И я хочу видеть это и слышать.

Свен кивнул головой и исчез в коротком, явно настроенном на верхние этажи портале. Я же осталась в комнате, закрыв глаза и ища в себе точку равновесия, что бы не сорваться и не облегчить боль отца, которую ему ещё только предстоит пережить.

Не знаю, чем всё это обернётся, могу сказать только одно: долго пытать я его не буду. Не вижу смысла. Кончено, при наличии определённого количества времени, это вполне было бы мне по силам, да и удовольствие смогла бы получить. Но всё-таки у меня впереди собственная казнь и заниматься отцом нет никакого желания. Во всяком случае, дольше нескольких часов. Или даже часа. А умереть в страшных муках можно и за более короткий период.

Подготовитель вернулся спустя полчаса. Непростительно долгое отсутствие, учитывая, как нас поджимают сроки.

Он вывалился из портала, слегка, мягко говоря, окровавленный, с распоротой щекой и повреждённой рукой. Но он тащил за металлический ошейник, явно с вкраплением того чудесного металла, что так нравиться оборотням, уже почти не сопротивляющегося кота, вмиг ставшего куда старше, чем казалось. На какое-то мгновение, во мне вспыхнула жалость к нему, но пропала, под давлением воспоминаний. Слишком много раз мы сталкивались, слишком много пришлось пережить по его вине. Слишком много…

– Здравствуй, папа, – негромко поприветствовала, чуть склонив голову набок. – Неплохо выглядишь.

– Шел? – Прохрипел Дорил, пока Свен тащил его к стулу и привязывал. Подготовитель сквозь зубы поминал всю пушистую родню папика, явно нервничая из-за того, что в этот раз он скорее на проигравшей стороне. Поставлю часть своих секретов на то, что ему никогда не приходилось терять столько крови, как в этот день. – Где я? Что здесь делаю? Шел?!

– Знаешь, всегда думала, что скажу, если подвернётся возможность высказать всё, что на душе накипело, – задумчиво протянула, постукивая когтями по подлокотнику кресла. – А сейчас смотрю на тебя и понимаю, что сказать нечего. Можно только сделать.

– Ты собираешься убить меня? – Жалобно вопросил Дорил, пытаясь вывернуться из хватки Свена, но тот, озлобившись на меня, яростно рыкнул и скрутил его ещё сильнее, приковав цепью за ошейник к стене, заставив откинуть голову назад и изогнуть шею. – Шелара! – Прохрипел кот. – Ты собираешься убить меня?!

– Это так удивляет? – Невозмутимо спросила, старательно считая про себя от одного до ста и обратно. Оказалось, что так легче сохранить спокойствие и ровное дыхание. Но внутри меня, в душе, зародилось гадкое ощущение грязи, которое вряд лив обще когда-то получиться смыть. Хочется верить, что мои дети никогда не узнают о том, что я сделала с их дедом, и что он сотворил со мной. Им и так придётся увидеть слишком много грязи.

– Но я твой отец!

– И? – Улыбнулась и развернулась в кресле, устроившись боком к спинке и свесив ноги через подлокотник. – Кровное родство не даёт тебе никакого права на помилование, поверь мне, как судье, я об этом очень много знаю. Посмотрела на Подготовителя. Если не ошибаюсь, они тоже весьма хорошо обучены искусству пыток. – Свен. Я хочу, что бы он прошёл первый круг пыток. После чего ты убьёшь его. Ясно? Это моё последнее желание.

– Только первый? – Вопросительно посмотрел на меня мужчина.

– Да. Времени для всех трёх у нас нет, – усмехнулась и обняла себя за плечи, прижавшись щекой к обивке кресла.

– Как скажете, – он улыбнулся и пододвинул к изогнувшемуся коту столик, с набором острых, как бритва ножей. Я закрыла глаза, окунаясь в крики боли отца и думая только о своём.

Три круга пыток.

Первый – острые ножи, скальпели, стёкла. Всё, чем можно изрезать кожу на лоскуты, нанести тысячи мелких порезов, которые будут заживать мучительно медленно.

Второй – к острым предметам добавляют яд, обладающий свойством останавливать свёртываемость крови, и ты будешь медленно умирать от потери крови. Ещё пыточных дел мастер берётся за кнут, чей металлический наконечник так же смазан ядом. Пленника отпаивают зельем после каждого раунда. Яд выводиться, но порезы и раны, увечья, нанесённые телу, остаются.

Третий круг – дыбы, "колесо фортуны" (деревянное колесо, похожее на то, что используется на водяных мельницах, вот только та часть, где по идее должны быть лопасти, покрыта металлом с тысячами мелких иголок; осуждённого растягивают на четырёх кольях, над колесом, после чего его раскручивают и эта игольчатая поверхность практически сдирала кожу живьём), "железная лежи" (металлический футляр, с шипами внутри, куда запирали жертву) и всё, подобное таким творениям безумного гения.

Крики кота перешли в хрипы, а затем наступила зловещая тишина. Я открыла глаза и посмотрела в стороны стула. От моего отца осталось лишь кровавое месиво, по какой-то странной причине сохранившее очертание тела. Свен стоял рядом, брезгливо вытирая руки о рубашку, по всей видимости, принадлежавшую Дорилу.

– Мёртв? – Глухо поинтересовалась я, чувствуя себя отвратительно.

– Нет, – презрительно скривился Подготовитель и, подойдя ко мне, протянул широкий клинок, покрытый запёкшейся кровью. – Думаю, тебе захочется убить его лично.

– Я же сказала: ты должен его убить. Не знала, что ты плохо слышишь, – как бы я не желала ему смерти, но убивать собственноручно не хотелось совершенно. Всё же, во мне нет того цинизма, что необходим для отцеубийцы.

– Боишься? – Свен насмешливо изогнул брови. Я стиснула зубы, стараясь унять дрожь в руках. – Если ты такая трусиха, то ладно, я сам облегчу его участь.

Промолчала. Просто протянула руку, твёрдо выдержав взгляд Подготовителя, и судорожно сжала рукоять ножа. Медленно встала, ощутив, как по телу пробежала дрожь страха от того, что мне нужно сделать.

Ненависть странная штука. Вот ты всей душей терпеть не можешь кого-то, но когда доходит дело до собственноручного убийства, осознаёшь – вся твоя ненависть, вся твоя боль и обида не стоит того, что бы вот так запросто лишать кого-то жизни.

Но иногда, когда ты это понимаешь, поздно что-то изменить. И остаётся только закончить дело, потому как оставлять его в таком состоянии гораздо более бесчеловечно, чем убить.

Глубоко вздохнув, я медленно подошла к отцу и осторожно коснулась того, что раньше было лицом. Взглянула в затянутые пеленой боли зелёные глаза, подавила приступ тошноты и решительным жестом перерезала горло.

Отбросила орудие убийства в сторону и чуть отступила, смотря за тем, как кровь медленно вытекает из раны, и он дёргается в предсмертных судорогах. Но вот затихают и они. Остаётся только ещё тёплое тело, когда бывшее моим отцом.

Противно. Лучше бы я выбрала другое последнее желание. Но время невозможно повернуть назад, остаётся только сжать зубы и двигаться вперёд.

– Это была последняя комната, не так ли? – Мягко промурлыкала, понимая, что такая манера говорить своего рода защитная линия поведения. Мой разум пытался переварить информацию о том, что я только что стала тем, кем хотела бы оказаться в последнюю очередь – убийцей своего отца. Но воспринять и усвоить это не получалось, поэтому пока что я видела всю ситуацию как будто со стороны, видя всё скорее как зритель, а не как участник. – Что дальше?

– Дальше тебе поставят клеймо. Или ты думала так легко отделаться? Сгореть на костре и всё? – Свен приблизился к двери и взмахом руки открыл её. – Идём, Шелара. Скоро твои муки закончатся.

– Что ты знаешь о моих муках? – Хмыкнула и пошла за ним, стараясь обходить лужи крови, оставшиеся от того, как пытали моего отца. Захотелось поднять валявшийся на полу клинок и ударить им Свена в шею, так же как отца. Что бы он умер не менее мучительно и не менее болезненно. Но вздохнув, отказалась от этой идеи, входя в следующую, последнюю комнату.

Меня опалил жар. Глаза на мгновение заслезились от чрезмерно высокой температуры, а уши заложило от рёва кузнечного горна. Пахло потом, а ещё здесь было полно металлической пыли. От неё у меня засвербело в носу, и я чихнула, не сдержавшись.

– Ты привёл её? – Высокий, женский голос заставил меня удивиться, во второй раз за этот день. Из-за деревянной, с металлическими украшениями очень тонкой ковки, ширмы вышла высокая, широкоплечая женщина, лет сорока. Её длинные, посеребренные волосы были собранны в высокий хвост и покрыты чёрной косынкой. Простоватое, круглое лицо, с полными губами и усталыми серыми глазами, казавшимися в свете огня стальными. Мощные руки, с выступающим рельефом мышц, уверенно сжимали кувалду. – Что с ней делать-то?

– Клеймо, на руку, – Свен натянул капюшон и отошёл в сторону, оставив меня рядом с женщиной-кузнецом. – Она приговорена к казни.

– Ну ещё бы, – хмыкнула женщина и внимательно меня осмотрела с ног до головы. Я спокойно выдержала его взгляд. – Хлипенькая она. Выдержит ли?

– А ты поставь, – спокойно ответила, подходя ближе и положив правую руку на наковальню. – Мне уже нечего терять. Боль, всего лишь отголосок оставшегося у меня отрезка жизни.

– Ишь какая, – протянула женщина и, поставив кувалду на пол, подошла к ярко пылающему горну. Помешала в нём что-то кочергой, затем приблизилась к сложенным в деревянной кадке с водой металлическим прутам и вытащила один из них, к концу которого был прикован круг, с рисунком клейма. Осмотрев его внимательным взглядом, она вернулась к горну и положила прут в огонь, ногой качая меха, раздувая пламя ещё больше. Задумчиво посмотрела на то, как плясали оранжево-красные языки, и вновь повернулась ко мне. Её взгляд были наполнены усталостью и безысходностью. – Не боишься? – Кивнула головой на мою руку, всё ещё лежавшую тыльной стороной ладони вверх на наковальне.

– А стоит? – Я улыбнулась, искренне и тепло. Женщина удивлённо на меня посмотрела. – В моей жизни было много чего. Боюсь ли я новой боли? А смысл бояться того, что неизбежно? Делай своё дело. Не люблю заставлять себя ждать, особенно по случаю собственной казни.

– Жаль, что мы раньше не познакомились, – хмыкнула она и вытащила прут из горна. – Кричи, девочка. Такую боль ты вряд ли испытывала.

Моей руки коснулось раскалённое железо. И я закричала. Громко, безудержно, дико. Мне было плевать на то, что подумают Подготовители. Когда испытываешь такие ощущения, мир перестаёт существовать и нет ничего, кроме боли, кроме горящей плоти. Твоей собственной плоти.

Постепенно рука потеряла чувствительность, у меня появилось подозрение, что сгорела не только кожа, под горячим железом, но и нервные окончания.

Женщина хмыкнула и убрала прут, схватив меня за руку и опустив пострадавшую конечность в ведро с ледяной водой. На глаза навернулись слёзы, а из горла, вместе с криками боли, начало вырываться разъярённое рычание.

Вода охладило кожу, но даже после этого к руке не вернулась чувствительность. Я очень надеюсь, что постепенно она восстановиться. Как-то не хочется оставаться с одной рукой.

Кузнец помогла мне подняться, так как пока она держала мою руку в ледяной воде, я упала на колени, лишь каким-то краем сознания отметив данный факт. Отряхнула подол платья, что-то ворча на каком-то незнакомом мне языке. Потом вздохнула и скрылась за деревянной ширмой. А я…

Я стояла и даже не пыталась смотреть на свою руку. Просто не была готова к тому, что бы увидеть, во что она превратилась.

Женщина вернулась и аккуратно, почти нежно, взяла мою дрожащую руку, опустив её в глиняный горшок, наполненный, судя по запаху, целебным маслом.

– Дура девка, – со вздохом произнесла она, раскатывая на наковальне достаточно чистые бинты. Вытащила мою руку из горшочка и положила на ткань, аккуратно и очень осторожно распрямив скрюченные пальцы. Рисунок чёрно-красным узором виднелся на обожженной коже, покрывшейся волдырями и изрядно опухшей. Я морщилась, надрывно мявкала, но руку не выдёргивала. Почему-то, этой женщине я доверяла. – За что в тюрьму попала? Жизнь разонравилась?

– Так было нужно, – тихим, слабым голосом ответила, смотря, как споро и ловко бинтуют пострадавшую часть тела. – Иногда нам приходиться делать то, чего совсем не хочется. Но обойтись без этого нелья.

– Ох, глупая ты, – вздохнув ещё раз, кузнец аккуратно закрепила повязку и с сочувствием на меня посмотрела. – И погибаешь глупо.

– Знаю, – с трудом растянула губы в улыбке. – Спасибо вам…

– Гасара, – представилась она. Покачала головой и погладила меня по волосам. – Жаль, что не увидимся больше.

– Ещё посмотрим, – склонила голову, в благодарственном поклоне и отправилась к выходу, прижимая руку к груди.

Свен и девушки стояли у открытых дверей. Все троя довольно улыбались, по вей видимости насладившись моими криками боли. Но я проигнорировала их гримасы и вышла, на какое-то мгновение прищурившись от яркого солнечного света.

В лицо ударил прохладный, нежный ветерок, моментально остудивший слишком разгорячённую кузницей кожу. Прикрыла глаза и глубоко вздохнула, наслаждаясь ощущением свободы, пусть недолгой, да ещё и таким мнимой.

– Ну что, идём? Прогуляемся в последний раз? – Горячо прошептал мне на ухо Свен, чуть приобняв за талию. Едва не дёрнулась от его прикосновений, но всё же смогла сдержать этот порыв. – Там тебя ждут. Открой глаза, солнышко и посмотри.

Открыла глаза и огляделась. Я была в тюремном открытом дворе. Впереди были видны открытые ворота, а по бокам дорожки, что вела от дверей кузницы к месту проведения казни, которое было приготовлено на центральной площади, стояли стражники, облачённые в малый комплект доспехов. Слышалось гудение толпы, предвкушающей красивое зрелище. Получается, что меня будут казнить в одиночестве? Сейчас расплачусь, расчувствовавшись от оказанной чести.

– Тебя поддержать? – Самодовольная ухмылка Свена выводила из себя. Захотелось пройтись по его лицу когтями, но ведущей у меня была правая рука. А именно она сейчас безвольной культяпкой висит вдоль тела. Левая оказалась прижата к боку телом Подготовителя. – Что, неужели тебя это всё сломило?

Я понимала, что он меня просто дразнит, что ему доставляет удовольствие насмехаться над моими слабостями. Все Подготовители страдали этим: мнили себя всесильными. Это объяснялось тем, что они занимались приговорёнными к смертной казни. Трудно удержаться от соблазна утонуть в собственном величии, когда ты отмеряешь оставшееся время жизни даже самым сильным магам и воинам, ты читаешь секунды, скрупулёзно занося все данные в объёмную тетрадь, ты собираешь их последнюю волю и исполняешь единственное желание… Когда в чьих-то руках находиться власть над тем, что осталось от отмеренного тебе куска жизни, это делает тебя ничтожным, даже в сравнение с теми, кто убивает тебя.

Это я понимаю, знаю и в какой-то степени завидую им. Правда, это не значит, что я оставлю его насмешки без ответа.

Холодно улыбнувшись, левой рукой обхватила Свена за шею и притянула к себе. Когти оказались в опасной близости от сонной артерии. Одно неверное движение, один короткий удар и он умрёт быстрее, чем кто-то сможет сообразить, в чём дело.

– Хочешь умереть раньше меня, милый? – Нежно прошипела ему на ухо, прикусив мочку до крови и слизав солёные капли. Было противно, но ему об этом знать совершенно не обязательно. – Молчи и не трогай меня, ясно?

– Ясно, – невнятно пробормотал Свен. Я кожей чувствовала его растерянность. Ну да, мало кто ожидает угроз от смертника и уж тем более, после всех этих комнат, что являются частью процедуры Приготовления. – Отпусти, на нас смотрят.

– Боишься за свою репутацию? – Насмешливо фыркнула и оттолкнула его от себя. Наверное, мне стоило убить Свена ещё только в первый же день знакомства. Но его должность тоже своего рода лакомый кусочек, для подобных ему, вряд ли вакантное местечко будет долго пустовать. – Веди уже. Надоело ждать.

Свен бросил на меня косой взгляд и передёрнул плечами, поспешно шагая вперёд, по усыпанной мелким песком дорожке.

Я двигалась следом, игнорируя насмешливые взгляды стражи, аля "Ну я же вам говорил!", смешки, перешёптывание и прочие прелести публичной казни.

Волновало ли меня это? Нет. Отвыкла уже обращать внимание на тех, кто волнует меня в той же степени, что наличие блох у соседской собаки.

Бесило? В определённой степени да. Всегд считала, что смерть должна проходить в более уважительной обстановке.

Злило? Это тоже. Меня выводило из себя понимание, что если Алексан случайно пройдёт по центральной площади (а он пройдёт, даже слово случайность здесь не применимо), он услышит, в чём меня обвиняют и увидят, как меня убьют. Забавно, не правда ли?

Я шла вперёд и не замечала, что среди толпы людей, простых людей, нет насмешек, нет довольных ухмылок. Они смотрели на меня с некоторой долей сочувствия. Однако, если бы им предложили обменять свою жизнь на мою, я думаю, что никто не согласился бы.

Время неумолимо отсчитывало оставшиеся секунды. В моей голове словно кто-то завёл невидимый будильник, громко, яростно и монотонно отсчитывающий последние мгновения. И чем ближе я подходила к огромной куче хвороста, что окружало высокий металлический столб, тем громче и траурней звучало тиканье в душе и мыслях.

В десяти метрах от подготовленного смертного одра стоял небольшой помост, на котором восседал сам Высший судья, державший за руку молоденькую кошку, в которой я, с некоторой долей ярости, узнала Киетту.

Яростное шипение заставило Подготовителя подпрыгнуть и ещё больше ускорить шаг, так что к месту сожжения он подлетел первым. Споткнулся о случайно кем-то брошенный камень и головой вперёд влетел в кучу хвороста. Впрочем, этого никто не заметил.

Кошка, услышав неприятный и знакомый звук, соизволила повернуть голову в мою сторону и замерла, как кролик перед лисьей норой. В расширившихся зрачках можно было смело прочитать не только обычный испуг, но и животный страх.

Мне хотелось запрыгнуть на помост, раскидать охрану и собственноручно придушить эту наглую тварь, которой явно не пошёл впрок один давний урок, преподнесённый мною ещё в период нашего совместного проживания. Киетта польстилась на комплименты судей. Прямо у меня на глазах она решила на собственной шкуре испытать все те хвалебные оды, что пел этот дуэт в адрес садизма, во время постельных утех. Кажется, тогда я промолчала, лишь усмехнулась и вышла. Она вернулась домой, счастливо улыбаясь и заверяя меня, что нет ничего прекраснее, чем наслаждаться болью партнёра и учить его получать от неё удовольствия. На мой вопрос, хочет ли она увидеть настоящий садизм, Киетта ответила согласием. И я показала ей, что это такое…

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что стоило быть несколько терпимее к ней. Но её наивность, святая вера в то, что именно ТАК будет лучше, злили меня гораздо сильнее, чем я готова была признать.

Чем всё это закончилось? Да много чем. Вспоминать подробности не хотелось. Можно лишь отметить, что Киетта вернулась домой едва живой, с достаточно большим количеством травм и переломов.

И вот теперь она будет смотреть, как сгораю на костре. Получать наслаждение от того, что умирает тот, кто раньше делал тебе больно. Довольно изощрённо, надо признать. Интересно, это она настояла на таком способе казни или это всё же выбор Высшего Судьи?

– Приговорённая Шелара ХанШат, бывшая судья Гильдии Правосудия. Взойдите на помост, – Высший величественно кивнул страже, вставшей возле меня, стоило оказаться рядом с местом воседания этой важной персоны. Закованные в, пусть и лёгкую, броню, ткнули меня копьями в спину, заставляя исполнять указания начальства.

Зло фыркнув на них, медленно и спокойно поднялась по ступеням лестницы и встала лицом к Высшему, не обращая внимания на чуть сжавшуюся в своём кресле Киетту. В её глазах я заметила подступающую панику. Даже сейчас, видя, что я скованная (ну-ну, не раскроем ведь наш маленький секрет по поводу браслетов, не так ли?), кошка боялась меня и была готова в любой момент, стоит мне сделать одно резкое движение, бежать куда глаза глядят.

Усмехнулась и чуть прищурилась, рассматривая потенциальную жертву. Почему потенциальную? Да потому, что делать что-то с ней, только зря мараться. Как же я раньше не видела, какая она на самом деле? Хотя, скорее всего, просто не хотела видеть.

– Я вас слушаю, – внимательно рассматривая когти на левой руке, поинтересовалась у присутствующих. Чем явно оскорбила их до глубины несуществующей души. Особенно меня позабавило выражение недоумения на лице одного из приближённых судий, стоящего ближе всех к помосту. Ещё бы, такое явное не уважение к его идолу.

– Простите? – Секретарь Высшего Судьи, худая как жердь женщина лет пятидесяти, с короткой, почти под ноль стрижкой и грубыми чертами лица. Помниться, мы всегда страдали излишней "любовью" друг к другу. Особенно сильно, когда она, а звали её Хуада, узнала о моей интрижке с её мужем. На самом деле ничего там не было, я поймала его, мелкого чиновника, на крупной взятке, да ещё и торговле живым товаром, чем и пользовалось в своё удовольствие, получая немалую выгоду. Но если бы я рассказала правду, то кто бы мне поверил? Этот человек не производил впечатления заядлого уголовника и имел очень чистую и незапятнанную репутацию. Не смотря на все имеющиеся у меня связи, доказать что-то было совершенно нереально. – Кто позволял вам говорить, осужденная Шелара?

– А я должна спрашивать разрешения? – Хмыкнула и осторожно подула на правую руку. Похоже, нервные окончания не пострадали. Но болеть будет теперь очень долго. – Вообще, я искренне недоумеваю, зачем меня вызвали на этот помост. Разве не проще начать казнь? Гарантирую, это сэкономит вам ваше время и тем более не даст пострадать нервам. Не так ли?

– Шелара ХанШат, вы приговорены к смертной казни через сожжение за все, совершённые вами преступления, – Высший Судья расплылся в мерзкой улыбке. На его лице она смотрелась особо противно. Вычурные одежды и золотые украшения завершали и без того не очень располагающий к себе образ. – Ваше последнее слово?

– Если я попрошу вас сдохнуть вместе со мной, вы это сделаете? – Чуть прищурившись, поинтересовалась я у них, краем глаза отметив знакомые зелёные глаза в толпе. Если Арго здесь, то и Кристиан тоже, а значит, план сработает.

– Начинайте казнь, – рявкнул Высший, которого достала мой наглая физиономия. Вообще-то, этого стоило ожидать. Ни страха, ни почтения, ничего, что обычно видится на лицах смертников, он не увидел. А какой смысл продолжать непонятно зачем начатый разговор, коли твой оппонент плевать на это всё хотел?

Меня схватили за локти и потащили к столбу. Обмотали металлической же цепью и приковали её концы к вбитым в землю кольям. Хворост бросили под ноги, постаравшись как можно равномернее разложить его вокруг меня. За их попытками обойти меня как можно дальше, было забавно наблюдать. Они на самом деле считают, что я настолько опасная, что даже цепи – не помеха? Нет, логика в подобном представлении обо мне присутствовала, вот только я всё же не такая всесильная. Металл – это металл. Порвать его не получиться. Хотя и хочется.

Но вот все приготовления завершены и я осталась одна, прикованная к столбу, окружённая сухими ветками. На меня смотрит толпа, жадно пожирая глазами в ожидании того момента, когда поднесут факел и отпустят на свободу очищающий, по их тупому мнению, огонь на свободу, давая возможность поглотить меня, как исчадие ада, посмевшее ходить по земле.

Я засмеялась. Весело, легко, громко, не сдерживая себя, выпуская рвущееся наружу безумие. Смеялась до слёз, до боли в рёбрах, пропустив тот момент, когда загорелся костёр, выбрасывая вверх кроваво-красные языки пламени.

Как символично, сказала бы мама.

Кровь за кровь, поддержал бы отец.

А я ответила бы им, что ничто в этом мире не происходит случайно. И если они должны были умереть, значит, так было кому-то нужно.

Почувствовала, как жар огня лижет ноги, подбираясь всё ближе к телу, как раскаляется металл столба и как обжигают кожу горячие цепи.

Замолчала, впервые остро осознавая тот факт, что нахожусь на тонкой грани между жизнью и смертью и вовсе не обязательно, что всё пойдёт так, как я задумала.

Страх. Липкое, противное чувство, заползающее в душу, застилающее разум и паразитирующее там. Всё это – страх.

Чего я боюсь?

Не смерти. Умереть – легко, главное знать, как это сделать. И меня совсем не пугает то, что есть возможность не вернуться с этого костра. Если бы я могла выбирать, как умру, то непременно бы выбрала вариант, где можно было бы станцевать канкан на нервах своих врагов. И надо признать, что сегодня я это сделала.

Тогда что?

Я знаю, в чём мой страх. В опасении, кто больше не увижу тех, кго люблю, тех, кто по-настоящему дорог. В боязни, что подведу их, наобещав того, что не возможно было выполнить.

Огонь подобрался ещё ближе. Глаза слезились от сизого дыма, в горле першило, а лёгкие обжигало огнём, что разгорался внутри. И я закричала. Запрокинула голову назад, чувствуя, как языки пламени опаляют волосы, тело, лицо, чувствуя, что сгораю на самом деле.

В толпе послышались крики ярости и боли. Не узнать из было бы кощунственно – Арго, Зарат, Алексан, Энтони…

Я ощущала их панику и безысходность, как свои собственные и кричала, кричала, кричала… Пока не поняла, что больше не смогу издать даже писка.

Опустила голову. Даже самые гениальные планы могут быть разрушены, разве я не знала об этом раньше?

Улыбнулась, болезненно искривив губы и в последний раз посмотрела на Высшего Судью, крепко прижимающего к себе плачущую Киетту. Пожалуй, всё, что мне осталось – это спеть. Мама учила, что умирать надо с песнею на губах. С песней, в которую вложишь душу.

Я выпрямилась настолько, насколько позволяли раскалившиеся цепи и не менее горячий столб. Гордо вскинула голову, превозмогая боль, и запела, беззвучно выводя только мне одной ведомые ноты и слова:

Обжигаясь не раз, падая на лету

Понимаю, что я, без тебя не могу

Уходя, не забудь мне оставить письмо

Что бы что-то в душе дальше жило

Я сгорю на костре, не останется след

И о нашей любви уж не сложат легенд

Но прошу я, не плачь, помни ты обо мне

Как жила не таясь, как лгала я тебе…

Огонь взвился выше, сжигая последние остатки воздуха в лёгких, и моё сознание заволокла тьма, навечно отгораживая меня от этого мира.

Что ж…

Я жила. Любила. Умерла. Достойный путь для кошки, человека и Скользящей, разве нет?

Яркая вспышка света озарила площадь и через какую-то пару секунд исчезла, оставив только догорающий костёр и покорёженный столб, с обрывками цепей. Тела Шелары ХанШат на месте казни уже не было, как и каких-либо следов.