Текст книги "Непрошеный Дар (СИ)"
Автор книги: Юлия Рысь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 4. Отшельницы
Следующего сна-продолжения Вере пришлось ждать ещё несколько месяцев. Вера попыталась, как ученица физико-математического класса лицея, сопоставить график снов, с событиями из прошлого. Пока, по Вериной теории, во время недель без сна-продолжения, в событиях прошлого проходили месяцы. Возможно, следующее знаковое событие из жизни Мири произойдёт гораздо позже? Например, через несколько лет и тогда следующий сон-продолжение Вера увидит через несколько месяцев. В этом случае, стройная теория Веры о взаимосвязи событий из прошлого и периодичности «показа» сна-продолжения, приобретёт закономерность…
Хотя, о какой закономерности может идти речь? Может быть, это просто сны… обычные сны, которые видят все, без исключения, люди?
Следующий сон Вере приснился, когда она приехала к отцу на весенние каникулы. После предыдущего эпизода, как и предполагала Вера, прошло около двух месяцев.
Как бы Вера хотела, или не хотела, за это время произошло неизбежное – родители развелись. Отец вернулся в Крым, а она – Вера (как решили родители, точнее мать, хотя Вера и сопротивлялась, как могла) осталась с матерью на юге Украины. Вера очень хотела вернуться обратно в Крым. Туда, где были друзья детства, любимая тётушка, бабуля и старший двоюродный брат. Но мать была непреклонна – Вера должна после развода жить с матерью. А отец вернулся к своим родственникам. Напоследок громко хлопнув дверью.
С одной стороны, Вера понимала отца, жизнь в постоянных конфликтах с женой – сомнительное удовольствие. С другой стороны, Вера искренне пыталась понять мать… и не понимала…
Первую ночь каникул Вера провела в поезде. Ночной рейс был удобным, она приезжала рано утром. А впереди у неё был целый день, который она могла провести "вися" на телефоне, как говорила бабуля, обзванивая друзей, сообщая о своём приезде и договариваясь о том, где и когда они встретятся.
Несмотря на раннее прибытие поезда, бабуля уже проснулась и поставила тесто, чтобы Вера сразу же по приезду поела с пылу с жару "фирменные" пирожки бабули. Увидев на пороге квартиры подросшую Веру, бабуля смахнула слезу:
– Худющая какая стала, одни глазища остались! – Окинула бабуля оценивающим взглядом Веру, и подхватив дорожный чемодан, потянула Веру на кухню, – мой руки и садись есть, первая партия уже готова!
Вера ещё не была голодна, но спорить с бабулей было бесполезно. Сидя на узкой длинной кухне, и пробуя пирожки с разными начинками, Вера слушала последние новости, которыми бабуля щедро делилась, продолжая стряпать.
– Эти, твои друганы, – говорила бабуля раскатывая скалкой тесто, – уже вчера вечером заходили, спрашивали: "А во сколько Вера приедет?"
– "Эти" – это Димка с Игорьком? – Уточнила Вера с набитым ртом.
– Ага, – поддакнула бабуля, – оба, два: здоровый придурашный лоб и муха бледная! Так и ходят парочкой, как попугаи… меня штоль боятся? – Бабуля исподтишка глянула на Веру.
– Ну, что ты, бабуль! – Поспешила успокоить Вера. Действительно, не признаваться же, что крутой характер бабули и в самом деле наводил страх на всех друзей Веры и Ростика. Это только внуки знали, что за грозным взглядом, острыми словечками и грубоватыми манерами, скрывается другая бабуля – участливая, заботливая.
Лучшие друзья Веры: Димка, который жил этажом выше над квартирой бабушки, и Игорёк из квартиры напротив, с одной стороны, понимали, что бабуля Веры может быть доброй. Но, с другой стороны, старались без лишней необходимости не мелькать перед бабулей.
Так и сейчас, Вера позвонила Димке и Игорьку, и они договорились встретиться на "их месте" – на пустыре позади дома со стороны трассы. С пустырём у Веры было связано много приятных воспоминаний о детских приключениях. Уже издалека Вера увидела долговязую, крепкую фигуру Димки, из-за которой он и удостоился от бабули прозвища "здоровый лоб". Определение "придурашный" Димка получил из-за белозубой улыбки, которая практически не сходила с его смуглого лица, обрамлёного тёмными, слегка вьющимися волосами.
Вера поискала глазами Игорька.
– Игорёк скоро подойдёт, дела у него какие-то с матерью, – как бы предвидя вопрос Веры сообщил Димка, – прикинь, – Димка заговорщицки подмигнул Вере, – Ирка замуж собирается.
Вера удивлённо подняла глаза на Димку: Ирка была старшей сестрой Игорька, и всего на каких-то пару лет старше Веры и Димки. Пока не было Игорька, Димка со скоростью пулемёта выпалил последние сплетни о том, что Ирка "залетела" от какого-то "взрослого" мужика, который чуть помладше отца Ирки и Игорька, и теперь выходит замуж. Причём очень быстро, потому что отец собирается в рейс и хочет, чтобы свадьба прошла до его ухода.
Увидев приближающуюся фигуру Игорька, Димка замолчал. Вскоре подошёл и сам Игорек – та самая “бледная муха”, по мнению бабули. Светлая, почти мраморная кожа, белые, слегка отливающие рыжиной волосы и белёсые ресницы над серо-голубыми, почти прозрачными глазами, действительно, делали лицо Игорька бесцветным и бледным.
Среди других южных ребят: крепких и загорелых, невысокий щуплый Игорёк выделялся "белым пятном" и часто подвергался насмешкам.
Особенно когда рядом не было защиты в виде крепкого Димкиного кулака, и Вериного острого языка, который, как шутили ребята, достался Вере в наследство от бабули.
При виде Веры Игорёк смущенно улыбнулся. Казалось Вера не заметила смущения и, когда всё оказались в сборе, она, наконец, рассказала друзьям о переезде, разводе родителей и своей учёбе в лицее.
Бродя по пустырю, как по местам "боевой славы" ребята вспоминали, как вместе, будучи беззаботными детьми, собирали ежевику и ловили ящериц.
Со смехом вспоминали, как поймали самого настоящего живого скорпиона. Вот это было прям мега событие! Вера, Димка и Игорёк были героями района, пока кто-то из соседской детворы не переплюнул их тем, что тоже поймал скорпиона, ещё больше… Обида тогда была нешуточная!
Вера поймала себя на мысли, что вспоминает их совместные детские проказы с лёгкой грустью. Тогда, в детстве, казалось, что так будет всегда: Вера останется здесь, будет с чувством обострённой справедливости защищать пухляша Димку и Игорька-белоснежку от дразнилок ребят из двора… а сейчас всё изменилось: Димка из маленького пузатика вырос в высокого мускулистого парня. Да и Игорёк уже не "бледная муха", а стройный блондин с небесно-голубыми глазами. Ещё пару лет и у Игорька не будет отбоя от девушек. И сама Вера уже не девчонка из соседней квартиры, а – редкая гостья. Возможно совсем скоро они разбредутся по своим дорогам и перестанут общаться и дружить, а пока…
– Ребят, – подал голос Игорёк, – а давайте куда-нибудь махнём с ночёвкой и палаткой! Блин… – вздохнул он, – не поверите, как же меня задолбали маман с Иркой и её свадьбой! Как будто я – крайний: Игорёк сходи туда, принеси то, ой не это, – Игорёк забавно перекривлял мать и сестру.
– Слушай, братан, а классная идея – махнуть с палаткой… – поддержал Димка, задумчиво жуя травинку, – Вер, ты как?
– Я? – Вера сделала наигранно удивлённое лицо, – ребят, да я за любой движок, кроме голодовки! Хотя, – Вера засмеялась, – с моей-то бабулей, голодовка мне точно не грозит! Не успела с поезда сойти и из такси выйти, бабуля уже с тазиком пирожков: "Ой, какая ты, Верочка, худю-у-щая!" – Вера тоже попробовала скопировать интонации бабули.
Друзья дружно засмеялась.
– А куда рванём? – Спросила Вера.
– Наш класс осенью на Мангуп-кале ездил на экскурсию, – задумчиво глядя в никуда протянул Игорёк, – а меня маман не пустила: клещи, говорит, сырость…
– А меня, – вспомнила Вера, – как обычно, тётушка "в нагрузку" с Ростиком отправила, когда они с друзьями на Мангуп собрались. Как сейчас помню, как эти… сволочи – Ростик с друзьями, мне весь вечер страшилки рассказывали про мангупского мальчика, призрак белого моряка, призрачную даму… а я, малявка, уши развесила и потом из палатки даже в туалет боялась выйти, полночи уснуть не могла. А эти гады ещё и под гитару песни орали до утра…
– Давайте и правда на Мангуп? – Решительно предложил Димка, – а то и вправду, живём тут, можно сказать рядом с одним из загадочных мест, а выбираемся раз в жизни… – Димка криво ухмыльнулся и кивнул в сторону Игорька, – отец Игорька чаще в рейс уходит за границу, чем мы из города выбираемся. Разве что на море, так море у нас везде.
– Ребят, – подхватила Вера, – вы ж знаете, я с вами куда угодно! Только, чур, на Мангупе без страшилок! – Она хитро подмигнула, – если что, кого надо отпрошу. Помните же, что ваши мамы во мне души не чают и со мной вам везде – зелёный свет!
Димка с Игорьком знали, что это правда: Вера умела находить подход и даже если матери были изначально против затеи, то после разговора с Верой "по душам" – давали добро на любую авантюру.
Так произошло и сейчас. Тёте Наташе – матери Игорька, хватило нескольких минут общения с Верой… и вот она уже сама собирает походный рюкзак, взяв с Веры "честное слово проследить, чтобы Игорёк вечером надел свитер и не перемёрз…"
"Ну, пожалуйста, отпустите Диму с нами… – и Верины чистые глазки уже заглядывают в глаза тети Нади – матери Димки, – тётя Наташа уже Игорька отпустила. Мы будем очень-очень осторожны! Я обещаю!".
И вот уже Димкин отчим добровольно везёт ребят на машине со всеми вещами, и бабулиными пирожками в придачу, в объезд пробок на пригородную автостанцию. Сам покупает билеты на ближайший рейс, помогает загрузить багаж и на прощание машет рукой…
– Как у тебя так получается? – С восхищением спросил Димка Веру, глядя из отъезжающего автобуса, на удаляющуюся от них фигуру отчима.
– Учитесь, детки, это талант! – Со смехом ответила Вера. Хотя она и сама порой не понимала "как у неё получается"? Просто получается само собой!
На Мангуп ребята добрались ещё засветло. До южной темноты "хоть выколи глаз", которая наступает резко, как будто кто-то сверху клацает огромным выключателем, оставалось ещё несколько часов. Предостаточно времени, чтобы поставить палатку, побродить по окрестностям и собрать хворост для костра.
Вера задумчиво бродила среди руин, трогая кончиками пальцев нагретые солнцем камни. Представляла, что Мангуп-кале – это костистая трёхпалая лапа огромного дракона, которую он протянул из земли, чтобы наказать непокорных людишек. А потом вдруг замер и окаменел. Здесь царила совершенно не сравнивая ни с чем энергетика. Вера, казалось, чувствовала кожей, как тонкие неосязаемые нити, сотканные в невидимую сеть, укрывают это место от неприятелей, создавая тихий, укромный, уютный, хотя и немного жутковатый в отблеске закатного солнца уголок, отрезанный от внешнего мира.
Немудрено, что об этом месте ходят сотни легенд и постоянно рождаются новые туристические байки.
Вера гладила замшелые камни, думая о своём, когда услышала позади себя странный шорох.
– Чёрт, – шёпотом чертыхнулась Вера, – я и забыла "мангупского мальчика" поприветствовать! Вот шэро*! А ведь, говорили мне: "Обязательно приветствуй хозяина"!
Осторожно, стараясь не делать резких движений, Вера достала из сумочки несколько бабулиных пирожков и положила их на нагретый за день камень, больше похожий на торчащий из земли пень.
– Приветствую тебя, мальчик! – Вполголоса сказала Вера не оборачиваясь, – мы пришли с миром! Не знаю, была ли у тебя бабушка и нравились ли тебе пирожки… Эти пирожки готовила моя бабуля, они очень вкусные, угощайся! А мы лишь погостим одну ночь и уйдём. Обещаю, мы не будем мусорить и шуметь в твоём доме!..
– Вер! Ау! – Услышала Вера издалека голос Игорька, – ты где? Мы палатку уже поставили!
– Вер, беги сюда, – Присоединился к голосу Игорька голос Димки, – Вер! Спички у тебя? Нигде не могу найти! Игорёк, это ты, гад, спички спрятал?
– Ладно, побежала я к ребятам, – всё также вполголоса проговорила Вера куда-то в сторону, – приятного аппетита! А на пацанов не обижайся, они всегда такие шумные без меня!
И Вера побежала не оглядываясь к месту стоянки. Ещё на подходе услышала, как Игорёк с Димкой переругиваются: незлобно, но уже на повышенных тонах.
– Ша, народ! – Постаралась разрядить обстановку Вера шутками, – я не поняла: что за шум, а драки нет? – И уже другим тоном, спокойнее добавила, – ну, серьёзно, чего вы разорались?
– Димка все спички извёл, хотел к твоему приходу костёр разжечь, – начал с досадой в голосе рассказывать Игорёк, но Димка его перебил.
– Не смог разжечь, потому что, ты, лопух ушастый, влажные ветки собрал… чучело ты, с соломенной башкой… – не унимался Димка, стараясь свалить вину на Игорька.
– Пацаны, ну, реально, не бесите меня, – встряла в разговор Вера, пресекая дальнейшие оскорбления, – всем сидеть тихо – сейчас тётя Вера колдовать будет. Так-с, где у нас сапёрная лопатка была? Найдите, а я пока место выберу.
Кто-то из ребят молча протянул Вере, сидящей на корточках, и разглядывающей что-то на земле, лопатку. Вера не оборачиваясь, взяла лопатку и принялась копать небольшую и неглубокую ямку. Потом обложила ямку, валявшимися повсюду, камешками и поставила тонкие веточки шалашиком. Под шалаш из веток аккуратно просунула комочек сухого мха и пучок сухой травы.
– Ну, что, молитесь, товарищи! – Шутливо-торжественным тоном произнесла Вера, – у нас последние полкоробка спичек.
Димка с Игорьком, затаив дыхание наблюдали за Верой. Её движения были чёткими и точными, как будто она каждый день разжигала костёр в полевых условиях с одной спички!
– Готово! – С гордостью сказала Вера и победным взглядом окинула притихших друзей, – теперь только ветки потолще подкидывать и будет гореть хоть до утра. – А чего притихли, камрады? – Игорёк с Димкой казались зависли, глядя в костёр, – мы ужинать будем пищей богов? В смысле лапшой быстрого приготовления? Если честно, в моём организме уже передозировка бабулиными пирожками.
Ребята, расслабившись от шутливого тона Веры, зашевелились: Игорёк полез искать пакетики с лапшой, Димка потянулся за одноразовой посудой.
Чуть позже, хлебая пластиковыми ложками обжигающе острую лапшу, действительно, кажущуюся на природе, самым вкусным блюдом, Димка серьёзно спросил:
– Вер, а ты откуда узнала, как костёр разжечь?
– Да, точно, Вер, колись, – поддержал интерес Игорёк, утирая губы тыльной стороной ладони, – у вас в лицее что, помимо физики и математики ещё и уроки выживания преподают?
– О-о-о, – загадочным утробным голосом ответила Вера, – это страшная-престрашная тайна, донёсшаяся к нам из глубины веков…
На самом деле Вера просто тянула время, не зная что ответить, поэтому и придуривалась, неся какую-то чушь экспромтом.
Ну, действительно, не рассказывать же друзьям детства о её снах с продолжением о цыганском приёмыше, что все знания о том, как разжигать костёр и… Вера чуть не подпрыгнула от внезапного прозрения: ведь и о том, что надо приветствовать духов и задабривать их угощениями… как Вера тоже на каком-то подсознательном уровне сделала не далее как час назад, когда угощала пирожками мистического мангупского мальчика – всё это тоже Вера подсмотрела в снах о цыганской жизни!
Страшно не было, но от того, как знания из снов стали просачиваться в обычную жизнь, Вере стало не по себе. Тем более Вера не специально что-то "вспоминала" и не искала в закоулках памяти нужные знания. Нужная информация появлялась в голове Веры сама собой: как будто всегда там была, лежала себе в подсознании, как на полочке в чулане, и ждала нужного часа.
– Пи-пи-пи, Вера, приём-приём, – Игорёк забавно спародировал морзянку. Как сын капитана дальнего плавания, он мог похвастаться тем, что знает азбуку Морзе лучше, чем таблицу умножения. И уже серьёзнее спросил, – Вер, что-то случилось? Ты шутила, смеялась, а потом вдруг резко притихла…
– Всё в порядке, ребята, – поспешила заверить друзей Вера, – устала, наверное. На минуточку, прошлую ночь я ещё в поезде ночевала. И тут с вами прям – с корабля на бал! Расскажите лучше вы о новостях из своей жизни, – попросила Вера устраиваясь на коврике поближе к костру и обняв руками подтянутые к груди колени.
Глядя невидящим взглядом в костёр. Вера слушала, не слыша рассказ… то ли Игорька, то ли Димки, погрузившись в детские воспоминания.
Она помнила, как тётушка брала её с собой в гости к тёте Наташе, когда женщины собирались погадать на кофейной гуще и поболтать за сигаретой. Вере тогда исполнилось года четыре, но она помнила, что ей было гораздо интереснее сидеть на коленях у тётушки и с умным видом заглядывать в знаки на кофейной гуще, чем играть с детьми тёти Наташи. Со слишком серьёзной и нелюдимой Иркой Вере было скучно, а шебутного Игорька маленькая Вера откровенно побаивалась. Игорёк бегал по огромной квартире, забегал на балкон к взрослым, а потом останавливался, как вкопанный перед Верой. Маленький Игорёк, сильно шепелявя, говорил, что "Вея касияя" и он, когда вырастет "басой как папа", обязательно "зэнится" на Вере. Но больше всего Вера боялась, когда Игорёк пел: "пачичуй меня ты, пачичуй…" и тянулся целовать ей руки.
Тётя Лида и тётя Наташа громко смеялись над романтически настроенным Игорьком, и несмотря на протесты Веры, отправляли детей играть вместе в детскую и не мешать взрослым. Как-то незаметно, Вера и Игорёк подружились. И несмотря на то, что родители Веры жили в квартале от квартиры тёти Лиды и бабули, Вера считала своим "домом" именно квартиру тётушки. Здесь она проводила большую часть времени, нередко живя в комнате с бабулей неделями, изредка приходя к родителям "в гости".
Димка стал их соседом немного позже. В памяти Веры сохранилось, как тётушка говорила с бабулей о том, что дядя Саша, который жил вместе со своей матерью в квартире над ними, собирается жениться на женщине с ребёнком. Вера помнила, как маленький Димка, прятался за юбкой матери, и с интересом поглядывая на новых соседей. Несколько лет спустя, мать Димки родила младшего сына и пасынок в семье отчима стал лишним…
Вера не заметила, как уснула от усталости и переизбытка впечатлений. Ребята тихонько накрыли Веру пледом, а сами остались у костра до утра.
Возвращаясь с Мангупа, Вера ловила себя на мысли, что эта поездка – прощальная. Именно в этой короткой вылазке с ночёвкой она прощалась с Димкой, Игорьком и их детской дружбой. Вера не знала, откуда в ней взялась эта уверенность. Она просто поняла это.
Так и случилось. Ещё некоторое время Вера общалась с Димкой и Игорьком, но постепенно общение сходило на нет, а через несколько лет их пути окончательно разошлись…
По возвращению с Мангупа, Вера безмятежно спала в чистой, пахнущей лавандой постели, мешочками с которой бабуля щедро перекладывала постельное бельё и верхнюю одежду. Закрывая глаза, Вера вспоминала, как в детстве они с бабулей ходили на горные плантации – собирать лаванду. Потом лаванду сушили на балконе и раскладывали по тряпичным мешочкам с завязками, сшитыми бабулей на старой, немецкой швейной машинке. Бабуля, как и многие бабули, часто рассказывала, что эту самую швейную машинку вывезли после войны, аж из "самой" Германии, а потом мать деда, бабушкина свекровь, подарила в качестве свадебного подарка невестке. В то время это был шикарный подарок.
Вера с улыбкой на губах закрыла глаза… было так приятно ненадолго откинуть в сторону учёбу и окунуться в мир детства, пахнущий лавандой и бабушкиными "фирменными" пирожками. Вот так, в очередной раз, слушать бабушкины рассказы про свою молодость, про детские проказы отца Веры, про саму маленькую Веру…
Засыпая, Вера неожиданно перенеслась в… табор, в котором жила Мири…
***
Минуло несколько лет и зим, табор Бахтало с каждым годом становился богаче и многочисленнее. Пару вёсен назад община Бахтало объединилась с ещё одним табором "детей дорог". За это время многие молодые люди возмужали, нашли себе пару и теперь во время стоянок между взрослыми, носились стайки разновозрастной ребятни. Следующее поколение малышей ещё сидели на руках, или за спинами женщин. Упитанные детские мордашки и новые наряды женщин, красноречивее слов говорили о том, что в это неспокойное время, Бахтало удалось создать свой собственный тихий мирок.
Бегала среди весёлой, беззаботной, мелюзги и Зарина, вторая дочь рожденная Каце – маленькая копия своей бабушки Зоры. Как всегда, первой о появлении малышка узнала Мири.
После того, как Каце разродилась мертворождённым мальчиком, Мири, как всегда безапелляционным тоном, заявила приёмной матери: “Не плачь, ещё не пришло время для сына. Жди лучше свою мать, которая вернётся к тебе дочерью”.
Так и произошло – не прошло и года после потери сына, как Каце родила недоношенную, но очень крепкую девочку.
– Негоже называть живых именами мёртвых, – сказала Мири Каце, после того, как впервые увидела новорожденную малышку, – Назови девочку Зариной, так ты почтишь светлую память о матери и не испортишь девочке судьбу.
– А когда ты встретишь свою судьбу? – Спросила Каце у приёмной дочери. – Совсем скоро ты уже вполне будешь готова сама стать женой и матерью.
– Моя судьба ещё слишком далеко от меня, – чуть слышно ответила Мири и перевела разговор на другую тему, – отдыхай, набирайся сил, Зарине будет нужно твоё внимание. Она как и её бабушка, твоя мать – огонь в пышной юбке, – улыбнулась Мири и погладила приёмную мать по руке.
К слову, роды Каце, стали первыми, на которых Мири впервые была помощницей Гюли. Ещё немного и Мири сама сможет стать повитухой. Да и о травничестве Мири уже достаточно много знала. Так получилось, что у Мири был врождённый дар, она знала о травах на каком-то подсознательном уровне: она знала от чего помогает та, или иная трава, как и когда нужно собирать, как принимать, с чем сочетать. Правда, не знала названий трав совсем. В этом Мири помогала старуха Гюли.
После происшествия со спасённой кобылой, Мири больше не слышала в свой адрес презрительного "ведьмино отродье", но чувствовала, что цыгане из общины относятся к ней с недоверием и… лёгким страхом. Гюли тоже понимала, что у Мири врождённый дар, но не знала какой. И тоже, как и остальные, боялась в душе самого худшего, хотя всегда прилюдно защищала Мири от нападок и старалась сгладить конфликты: когда прикрываясь авторитетом самой старой и "повидавшей виды", когда прикидываясь, ничего не знающей немощной старухой. Мол: "Мири ещё слишком молода, чтобы осознавать свой дар и пользоваться им для разрушения".
О чём-то Гюли догадывалась, о чём-то нет. Одно, пережившая мужа и детей, старуха знала точно: Мири сейчас и сама не понимает, какую "силу" носит в себе. А ещё знала, что конфликт скоро назреет. Каждое движение Мири расценивалось и оценивалось, осуждалось и обсуждалось, как за закрытыми пологами кибиток, так и на всеобщих советах. Вроде бы, Мири и ничего не делала сейчас вызывающего, или разрушающего, но страх… Страх, поселившийся глубоко в сердцах и душах цыган, видевших воочию, и передававших из уст в уста, историю о том, как маленькая девочка варила зелье для кобылы – прочно врезался в память.
Ясно было и то, что одно, даже пустяковое, событие может запустить трагическую цепочку и Мири быстро станет изгоем.
Впрочем, и сама Мири это понимала. Особенно остро Мири это поняла после того, как Каце в очередной раз разродилась мёртвым сыном. Уже вторым… Опуская в могилу маленькое тщедушное тельце не названного сына, Годявир не мог сдержать слёз, а Каце рыдала навзрыд. Тогда Мири поняла – пора покидать табор, пора уходить. Пока Мири рядом, Каце не сможет родить сына, слишком сильна сила Мири, не дающая сыну родиться на свет. И при этом Мири понимала, что ещё слишком молода, чтобы выжить в одиночестве.
На следующий день, после похорон второго мертворождённого сына Каце и Годявира, Мири, подошла к Бахтало, и как обычно, в своей привычной манере разговора, без предисловий, подошла к делу:
– Баро, мне пора уходить, – начала разговор Мири, – перед тем как уйти, я хочу научиться охоте. А ещё я хочу научиться объезжать лошадей и управляться с ножом.
После фразы, произнесённой Мири "пора уходить", Бахтало мысленно облегчённо вздохнул. Он тоже ощущал назревание конфликта среди общины. И тоже прекрасно понимал, что, как приёмный дед, будет разрываться от внутренних противоречий, между защитой одной, пусть и хорошей, но пугающей всех девочки, и большой общиной. Бахтало не хотел делать выбор. Он боялся выбора. Но ещё сильнее он боялся признаться в том, что в случае конфликта, он, как баро, должен будет выбрать сторону и интересы общины. И именно эту сторону и этот выбор, Каце ему не простит. Несмотря ни на что, Каце искренне любила и оберегала Мири, как могла.
– Хорошо, – согласился с Мири Бахтало, – хоть это и не в правилах табора, но завтра можешь учиться охоте вместе с мальчиками.
Мири стала одной из самых прилежных учениц. Именно ей удавалось, незаметно скользить между деревьями, ждать дичь, и убивать с первого и единственного выстрела, не мучая добычу… А ещё Мири научилась мастерски снимать шкуры и разделывать туши.
С лошадьми у Мири, казалось, была просто врождённая связь. Лошадей Мири понимала, чувствовала, находила подход. Иногда создавалось впечатление, что после недолгого общения с Мири, самые строптивые кони превращались в покорных телков, следующими за Мири, как привязанные на невидимую привязь.
И снова, в который раз, Бахтало ловил себя на мысли, что, с одной стороны, он доволен навыками приёмной внучки, а с другой… это его пугало. Сильно пугало. Как и других цыган. Казалось только Каце и Годявир с умилением и восторгом отзывались об очередных достижениях приёмной дочери. Остальные боялись встретиться с прямолинейной девочкой. Некоторые боялись настолько, что уже не могли скрывать свой страх и при виде мирно идущей Мири, прятались в ближайшую кибитку, предпочитая стать незваным гостем, чем случайным встречным на пути белокурой девочки с пронизывающими насквозь тёмными глазами.
В один из дней, Мири внезапно попросила остановку на глухой лесной дороге. Бахтало был недоволен, день близился к закату и ему не хотелось, оставаться на привал в этой лесной глуши. Но, Мири думала иначе и прошмыгнула куда-то за деревья в глубь леса. Вернулась через несколько минут и заявила.
– Прощай, баро, я остаюсь здесь. Здесь в лесу есть заброшенная охотничья избушка. Я оставляю табор.
Услышав слова Мири, Каце заплакала. Годявир пытался успокоить жену. Цыгане из общины притихли и молча наблюдали за сценой. Многие в душе были откровенно рады, что больше не будут, даже случайно встречаться с девочкой с тёмными глазами.
Мири, на прощание обняла приёмную мать, ободрила её словами о сыне, который ждёт прихода. Потом сказала о том, что благодарна всем за приют, но пришло время расстаться… расстаться без надежды на будущую встречу.
В последний момент из своей кибитки вышла старуха Гюли и сообщила, что останется с Мири.
С наспех собранной котомкой самых необходимых на первое время пожитков, Мири стояла на дороге и смотрела вслед уходящему табору.
Мири видела, как Каце, украдкой выглядывая из полуопущенного полога, со слезами на глазах смотрит, на удаляющуюся от неё Мири. Обе понимали, что это прощание навсегда. Возможно, Мири больше никогда не увидит приёмную мать. А вероятности встретиться на огромном побережье Дунава очень и очень мало.
И тем не менее, у Мири не было слёз. Она понимала, что так должно было произойти рано или поздно… поэтому сейчас, она просто стояла на дороге, прижимая ладонь к амулету, висящему на груди на чёрном шнурке под нательной сорочкой – неправильной шестиконечной звезде и… смотрела на удаляющийся табор…
Начался новый период жизни Мири, период одинокой жизни в Цетийском лесу, в заброшенной хижине. Жизни двух добровольных отшельниц: старухи Гюли, доживающей последние годы и, готовящейся стать взрослой женщиной, Мири.
***
Вера проснулась со смешанным чувством: ей одновременно хотелось и сразу махом записать яркий сон… и отложить запись, пока в голове не улягутся эмоции и чувства.
Одно, после этого сна, Вера поняла и осознала очень чётко – девочкой Мири была она сама. Когда-то давно, в прошлой жизни. Возможно даже, в одной из прошлых жизней, но пока других своих жизней Вера не видела и ничего о них не знала.
А ещё Вера почувствовала прочную связь с Мири. Ведь Мири, когда стала отшельницей была ровесницей самой Веры сейчас. Разница была в том, что Вера знала, когда у неё был день рождения, а Мири – нет…
* Примечание автора: шэро (цыганский жаргон) – голова
Кстати о голове: дорогие читатели, у автора возник вопрос, как вам удобней читать – главу, разбитую на несколько частей или целую главу? Отпишитесь, пожалуйста в комментариях, ваше мнение для меня важно.
