Текст книги "От земли до рая (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 3

Ян

За ней было любопытно наблюдать. Даже, может быть, больше, чем за негритянкой на сцене. Особенно, когда Лиля ненадолго забывала о моем присутствии и расслаблялась. Это очень бросалось в глаза… Когда она забывала. По выражению лица, по вмиг меняющейся пластике, которая вдруг приобретала какую-то неуловимую эфемерную сексуальность. Легкие движения плеч в такт музыке. Покачивания головой… И то, как она замирала, закусив губу, когда начиналась особенно сложная импровизация. Эта девочка пропускала джаз не только через уши, но и через тело. Как я её когда-то учил…

Будто почувствовав мой взгляд, Лиля встрепенулась и вновь настороженно на меня уставилась:

– Еще коктейль?

– Нет. Нет, спасибо, Ян Львович. Мне уже хватит.

– А я, пожалуй, повторю…

Сделав знак официанту, я попытался сосредоточиться на музыке, но почему-то в этот раз даже великолепный соул не смог пробиться сквозь стрекот мыслей в моей голове.

Я не помню, когда впервые по-настоящему увидел Лильку. Хотя знал, что у моей экономки есть дочь, и даже много раз видел ее то сидящей на лестнице, ведущей на чердак, то играющей с Сонькой. Видел… и тут же об этом забывал. Настолько это было неважно на фоне тех глобальных вопросов, что мне приходилось решать. Мой мозг был под завязку загружен, и в принципе не фиксировал внимание на событиях, не имеющих отношения к семье или делу. Случившись, они моментально отходили на второй план и тут же забывались за ненадобностью. Существовало не так уж много людей, которых я замечал на самом деле. Прислуга и её дети в этом списке не числились. Не потому, что я какой-то плохой. Просто… на том уровне, где я находился, это было неизбежно. Я физически не мог думать еще и об этом. Даже самый мощный компьютер не выдержал бы такого потока информации, что мне доводилось анализировать каждый божий день в силу тех позиций, что я занимал в сфере большого бизнеса. И тут нужно было очень тщательно фильтровать эту самую информацию. Ведь на самом деле напряжение, в котором я жил, было колоссальным. Расслабить меня могли лишь секс, спорт и… музыка.

Врываясь в мои воспоминания, в кармане зазвонил телефон. Я поморщился, но все же вынул трубку. Покосился на дисплей и, бросив Лиле короткое:

– Извини. Важный звонок, – встал из-за стола.

Звонил один из моих китайских партнеров. Нам всего-то и надо было перекинуться парой фраз, но языковой барьер… что б его. Мой китайский был просто ужасным, а китайский, искаженный прерывающейся связью – ужасный вдвойне. А Жонг только им и владел. Я чертыхнулся. Сунул руку в карман и хотел уж было перевести звонок в офис, когда за моей спиной раздался неуверенный голос:

– Ян Львович…

– Да?

– Я могла бы выступить в качестве переводчика.

Она говорила тихо. И смотрела прямо на меня, такая напряженная, что казалось, ткни пальцем, и разлетится на части, как драгоценная китайская статуэтка. С чего вдруг такая реакция? Опять себе напридумывала то, чего нет и близко?

– Жонг, подожди… Я сейчас передам трубку своей помощнице.

В этой жизни меня мало что могло удивить так, как это сделала Лиля, заговорив на чистейшем китайском. Это было моей самой большей проблемой. Когда ты можешь позволить себе все… вот вообще все, что угодно: любые удовольствия, любой каприз из тех, что можно купить за деньги, в какой-то момент просто не остается того, чего бы ты еще не пробовал; мест, в которых бы ты еще не бывал; эмоций, которых бы ты еще не испытывал. И от этого складывалось гадкое ощущение, что я напрочь разучился ловить кайф от жизни.

– Господин Жонг говорит о том, что вы были правы, когда прогнозировали восстановление спроса…

Я кивнул. Что-то прокомментировал. Хотя сам уже утратил к этому разговору всякий интерес.

– Значит, китайский… – прокомментировал я, когда Лиля вернула мне трубку. Та пожала плечами, будто в этом ничего такого не было, да, а потом, завидев в толпе Соньку с Дэвидом, взмахнул вытянутой над головой рукой, чтобы привлечь их внимание. От этого движения ее маленькие острые груди отчетливо обозначились под легкой тканью летнего сарафана, направляя мои мысли совсем уж не туда.

– Ну что, вам еще не надоела музыка? – усмехнулась Сонька, пробравшись к нам.

– Боюсь, я вообще не дал Лиле ей насладиться.

Мой взгляд остановился на загребущей ручище парня, лежащей на талии дочери. Нет, умом я понимал, что она уже давно выросла, но… Вряд ли был к этому по-настоящему готов.

– О! Опять телефон?! А я говорила – оставляй его дома! И кому ты понадобился на этот раз?

– Китайцам… – отрапортовал, возвращаясь за стол. – Между прочим, вы с Лилей могли и сказать, что она на нем, как на своем родном строчит.

Сонька захохотала:

– Сюрприз-сюрприз! Правда, здорово? Теперь она сможет с тобой попрактиковаться, когда мы вернемся домой. Да, Лиль? – ткнула подругу в бок.

– Эм… Да, наверное.

– Нет, ну, а что? Например, за завтраком.

– Кхм… – замялась Лиля. – Боюсь, за завтраком как раз и не получится.

– Это еще почему? – изумилась Сонька. – Это я – сова, а ты – жаворонок, как папа. Вот и беседуйте на китайском, когда меня нет! Правда, Дэвид? – перешла на английский, как если бы он до этого хоть что-нибудь понял из нашего разговора. Впрочем, плевать мне было на этого молокососа, гораздо интереснее наблюдать за странной реакцией Лили. И вообще за ней… Она очень изменилась за то время, что мы не виделись. И не только внешне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Потому что я планирую вернуться домой.

– Разве я не об этом же говорю? – удивленно вскинула брови Сонька.

– К себе домой, – уточнила Лиля, прячась за бокалом. Куда она клонит, лично я понял сразу. А вот Сонька как-то не по-детски тупила.

– Что значит – к себе? – переспросила она, недоуменно нахмурившись.

– То и значит.

– В ту конуру на Лесном? Ты спятила?!

– София! – одернул я дочь.

– А что я такого сказала?! Ты… ты вообще, когда там в последний раз была? Вдруг там уже и нет той квартиры! Может, в ней вообще какие-то бомжи поселились, а?!

– Как поселились – так и выселятся, – философски отнеслась к потенциальной проблеме Лиля.

– Да что ты несешь?! Пап! Скажи ей!

Что я мог сказать? У Лили действительно была своя, доставшаяся ей по наследству квартира. И хоть большую часть Лилькиной жизни они с матерью провели в моем доме, теперь для неё, наверное, было бы лучше пожить отдельно. Тем более что Соня зря волновалась. Никакие бомжи в квартире ее обожаемой подружки не жили… Потому что я поручил ее сдать сразу после того, как эти двое перебрались в Америку.

– Сонь, прекрати. Мне не пять лет, и все решения относительно моей дальнейшей жизни я могу и буду принимать самостоятельно!

Соня принялась что-то возмущенно доказывать, ничего не понимающий Дэвид притих, а я закусил изнутри щеку, чтобы не улыбнуться и не обидеть тем самым Лилю. Не пять лет ей, видите ли… Выросла. А я почему-то вновь вернулся на годы назад, когда ей было… ну, может, не пять. Чуть больше.

Это было время, когда я всерьез подумывал жениться во второй раз, и принялся ухаживать за дочкой какой-то важной шишки, лица которой теперь и не вспомнил бы, даже если бы очень захотел. Ну, как ухаживать? Времени на это все у меня особенно не было. Да и энтузиазма. Так что ухаживания ограничивались редкими походами в ресторан или на какой-нибудь светский раут. И, конечно, дорогостоящими подарками. А в тот день дернул меня черт пригласить будущую невесту на джазовый концерт. И это была ошибка. Ей совершенно не понравилось. А мне не понравилась ее реакция. Сам я обожал джаз и, наверное, очень хотел обнаружить между нами хоть что-то общее. Но не срослось. Я проводил барышню домой и ушел, отказавшись даже от предложения зайти, которое понятно чем бы закончилось. Разочарованный. И собой, и ей, и тем, что впустую потерял столько времени. Понимая, что ни черта у нас с ней не выйдет, сколько бы я себя ни обманывал. Зашел в кабинет, чтобы налить себе выпить, да так и замер в дверях.

Лилька сидела на коленях возле моего стерео и слушала… джаз. Такая мелкая и смешная со своей морковного цвета гривой и курносым носом, сплошь усыпанном веснушками. На коленях у нее лежали еще несколько компакт-дисков, помните, такие были круглые штуки? И было в ее позе или выражении лица что-то такое, что не позволило мне окликнуть её, ровно до тех пор, пока не стихла музыка. Увидев меня, Лилька испуганно вскочила. Диски посыпались с ее колен на пол и затрещали под босыми ногами, когда она шарахнулась в сторону.

– Эй! Осторожней! Поранишься.

– Извините, Ян Львович. Я здесь сейчас все уберу… – затараторила она, а я лишь отмахнулся.

– Понравилась?

– Ч-что?

– Музыка, говорю, понравилась?

Она затрясла головой, отчего морковного цвета кудряшки подпрыгнули. Я усмехнулся.

– Тогда можешь взять послушать… Только не забудь вернуть.

Кудряшки на голове запрыгали еще с большим азартом. Я усмехнулся и помог девчонке собрать диски.

– Я правда могу их взять? – недоверчиво прошептала Лиля.

– Бери. А вот в мой кабинет больше не заходи без спросу, – напустил строгости я. Лиля отчаянно покраснела, но пообещала так больше не делать. Я отдал ей диски и думать забыл о том, что было. А сейчас, вот, почему-то вспомнил…

– Нет! На этот раз тебе не удастся меня убедить! Никаких клоповников на задворках мира. Заметь, до этого я всегда… каждый раз шла тебе навстречу… – возмущалась Сонька.

– Это когда же?

– Например, когда согласилась жить в чертовом общежитии, тогда как в нашем распоряжении был папин дом в Пало-Альто!

Это точно. Для меня оказалось полным сюрпризом решение девочек жить в общаге. А каких головняков это их решение стоило охране – не хочу даже вспоминать.

– Ты же знаешь, как для меня важно было проникнуться атмосферой кампуса, Сонь… Если тебе так это претило…

– Да не претило мне ни черта! Это было, по крайней мере, оправдано. Жить среди единомышленников. А эта твоя работа по ночам? Как бы ты добиралась до Пало-Альто?!

– Какая еще работа? – перебил я дочку, глядя, впрочем, исключительно на Лилю.

– Да так, был у нас один проект… Который можно было довести до ума лишь на мощностях Стэнфорда. Впрочем, мы сейчас не об этом, – отмахнулась Сонька. И хоть дочь в моем присутствии чувствовала себя намного свободнее, чем Лиля, по ее поведению я сразу понял, что своим вопросом влез в нечто такое, во что меня не планировали посвящать. Ин-те-рес-но!

– Вот именно. Я вообще не пойму, о чем мы. Вот, правда. Решение уже принято.

– Принято? Ну-ну. Хотела бы я посмотреть на это. Ты же вообще не приспособлена к жизни!

– Это я-то не приспособлена? – Лиля вскинула красиво очерченные брови и даже открыла рот. А Сонька, осознав, что ей не удастся навязать подруге свое мнение и переубедить ее, снова обратилась ко мне, как к последней инстанции.

– Пап! Хоть ты ей скажи!

– Как сказала Лиля, ей не пять лет. И она может сама решать, где ей жить и как, – заявил я твердо и полез в карман за кошельком. Настроение испортилось. Я довольно некстати вспомнил, чем все закончилось в тот раз, когда я решил, будто лучше Лили знаю, что ей нужно. И совершил ошибку… Не случись этого, я бы, может, уже давным-давно забыл об этой девочке. Но после всего, что сделал, я чувствовал себя странным образом ответственным за ее жизнь.

– Спасибо, Ян Львович, – улыбнулась Лиля.

– Предатель! – фыркнула Соня. – Я тогда тоже в город переберусь.

– Это еще зачем?

– Чтобы быть поближе к Лильке, – пожала плечами Cоня.

– Вы будете видеться на работе.

– Эм… Ну, это вряд ли.

– Лиля передумала работать у меня?

– Вообще-то это я… передумала, – заявила моя дочь и решительно вскинула подбородок. Лиля, напротив, склонила голову и, пробормотав что-то невнятное, съехала на самый край стула. Будто желая спрятаться. И, наверное, в этот момент мне следовало сосредоточиться на сумасбродных словах дочери, но я почему-то совершенно некстати подумал совсем о другом. Что заставило Лилю напрячься так сильно? Она же не могла меня бояться, правда? Или…

Глава 4

Лилия

Я честно пыталась отговорить Соньку от этой мысли. Но спорить с наследной принцессой Гейманов было так же бессмысленно, как и требовать от урагана сбавить скорость. Все мои аргументы разбивались о непрошибаемое Сонькино упрямство.

– Кто-то должен заниматься нашей компанией, – упрямилась она, – Если ты собралась тратить время на прозябание в фирме отца…

– Ты ведь в курсе, зачем это мне!

– Угу. И знаешь что? Бред это все, Лилька. Сама подумай!

– Он оплатил мою учебу!

– И что?

– Это была его инвестиция, которая когда-нибудь должна была принести свою выгоду. Я верну ему долг и…

И… все. Я не видела своего будущего дальше этого проклятого «и»… Моей целью было доказать, что я не пустое место. Но я не представляла, что буду делать потом. Когда Гейман проникнется. Заглядывать так далеко было страшно. Очень… А что, если на этом все и закончится? И не посмотрит он на меня как-то иначе… Как я хочу, чтобы он посмотрел.

– Просто верни ему деньги. Ты ведь теперь миллионерша! – сощурилась подруга.

– Ну, во-первых, не я, а мы… А во-вторых, об этом не может идти и речи, потому что все наши денежки в обороте, и на деле я едва свожу концы с концами.

Ах да. Наверное, пришла пора рассказать о нашем с Сонькой стартапе. Тогда, четыре года назад, приехав в Стэнфорд, я не имела какого-то четкого плана. Лишь огромное желание чего-то достичь. И где еще это было делать, как не в Кремниевой долине? Где сам воздух, кажется, был пропитан идеями. Где в них по-настоящему верили. Это заряжало меня таким энтузиазмом, просто не передать! Поначалу я присматривалась. Отслеживала стартовавшие проекты и думала-думала… Как реализовать собственный потенциал?

В универе я изучала компьютерные науки и геологию. Поэтому, наверное, закономерно, что в своем стартапе я решила совместить эти два направления. И теперь спустя три года я могла без всякого кокетства сказать, что создала продукт, которому в мире не было равных. Конечно, без Соньки ничего бы у меня не вышло. Это она поверила в мою идею, инвестировав в неё довольно большие деньги. Выступив в роли моего бизнес-ангела, как их здесь называли. Результатом наших совместных усилий стала модель геологического объекта, которая математически обрабатывала исходную информацию о нем и выдавала интерпретацию геологических данных, сокращая необходимое на это время примерно в семь раз. Это было круто само по себе. Но я имела четкое представление, что надо двигаться дальше, и приступила к созданию интеллектуального облака, в котором собиралась хранить данные, полученные в ходе самых разных исследований по всему миру, систематизировать и классифицировать их.

Надо ли говорить, что уставала я просто дико... Но никогда не останавливалась. Господи, как я хотела увидеть его глаза, когда он поймет, что я своими руками создала! Я за один только этот миг готова была положить годы каторжного труда. И… я ведь никогда не верила, что это заставит его меня полюбить, но мне хватило бы и уважения. Я хотела думать, что мне бы хватило…

Погрузившись в свои мысли, я пропустила разборки Соньки с отцом и очнулась, лишь когда она меня громко окликнула.

– Лиль, ну мы идем?! На трамвайчик-то!

– Конечно, – я встала, опираясь на подлокотник, и нечаянно задела руку Яна Львовича пальцами. У меня перехватило дыхание, в груди стало горячо. Соски напряглись, и я пожалела, что не надела лифчик, хотя до этого прекрасно обходилась без него за неимением того, что в нем обычно прятали. Нет, не сказать, что я совсем была плоскогрудой – грудь у меня все же имелась, но такая… не прокачанная версия. Последняя мысль заставила меня улыбнуться, несмотря на охватившую тело дрожь.

Интересно, а какие формы предпочитал Ян Львович? Сонькина мать была дамой фигуристой. И хоть я ее совершенно не помнила (она умерла еще до того, как моя мама поступила на службу к Гейманам), я видела множество её фотографий. Мы с Сонькой частенько пересматривали их семейные фотоальбомы, будучи детьми. Теперь я понимаю, как же сильно Сонька скучала по матери… Мне это вдруг так знакомо стало, с тех пор, как совершенно неожиданно я потеряла свою…

Это случилось внезапно. Как говорится, ничего не предвещало беды. Мы как раз отметили Сонькино восемнадцатилетие и, замерев в ожидании студенческой визы, прожигали лето у бассейна. Моей матери нелегко далось решение отправить меня вместе с Соней в Стэнфорд. Это было очень накладно финансово, но за годы, что мы жили фактически на обеспечении Гейманов, на счету мамы скопилась довольно солидная сумма. Да и зарплата, которую ей платил Ян Львович, была вполне достойной. Я так радовалась, что она отпустила меня… Я так хотела поскорее уехать! Мне казалось, будто весь мир теперь у моих ног. А потом… потом мир перевернулся и обрушился мне прямо на голову.

Инсульт… Реанимация. Страшные секунды под дверью. Помню, как мне было страшно там одной… Почему-то казалось, что я одна, хотя Сонька от меня и на шаг не отходила. Помню, как потом маме стало лучше. В больницу приехал Ян Львович и убедил меня поехать домой, чтобы немного отдохнуть, потому что, ну правда… я с ног валилась. И хоть опасность, как мне тогда сказали, миновала, войдя в дом, я первым делом расплакалась. В голове будто пленку заело, и на репите повторялась одна и та же сцена – вот мы с Сонькой, хохоча, заходим в дом, чтобы пересидеть жару, а мама лежит на мраморном полу, прямо у лестницы…

Да… Я расплакалась. И плевать мне было, что обо мне подумает Гейман. Страх за маму сместил акценты. Я лишь тогда по-настоящему осознала, что у меня кроме нее никого во всем мире нет. Что я одна… По-настоящему одна во вселенной.

– Так, ну-ка, это еще что? – нахмурился Ян Львович.

О том, почему он лично со мной возился, я тогда не задумывалась. А ведь, если так разобраться, это было действительно странно. Но я была не в том состоянии, чтобы давать хоть какие-то оценки происходящему. Меня трясло, как осиновый лист, а слезы лились из глаз нескончаемым потоком. Гейман посмотрел на меня так… внимательно, это я почему-то запомнила, и повел меня за собой. Усадил на огромный кожаный диван у себя в кабинете, накрыл мои плечи пледом – система кондиционирования работала на полную мощь, и в доме было прохладно, а потом отошел куда-то. В этот момент в комнату заглянула мать Геймана. Высокая и сухая, как палка, Ада Яковлевна, но Ян Львович ей что-то сказал, и мы вновь остались одни.

– Вот, выпей, – сказал он, вручая мне в руки стакан.

Не чувствуя ничего… лишь страх за мать, за будущее и слабость во всем теле, я послушно обхватила стакан дрожащими пальцами и залпом выпила его содержимое. Захлебнулась, совершенно не готовая к тому, что будет так крепко. Коньяк пошел носом, обжигая слизистые.

– Лучше?

Я отчаянно затрясла головой. Обхватила плечи ладонями, прямо поверх пледа, но зубы все равно стучали. Гейман выругался. Вообще не выбирая выражений. Опустился рядом, нависая надо мной. И вот тут до меня с запозданием дошло… И то, как мы близко. И то, как отчаянно… до звона в ушах и остановки дыхания… мне нужен он. Нужна его поддержка.

Мое дыхание замерло, оборвалось. Я мышкой застыла у него под боком и медленно-медленно подняла ресницы, отчего-то не решаясь посмотреть в глаза, остановилась на уровне сизого от уже пробившейся щетины подбородка. Сглотнула и все же скользнула выше… И все… Все. Не знаю, как это случилось. И почему… Он первый ко мне потянулся. Наверное, все же из жалости. Укрыл пульсирующий от боли затылок своей большой ладонью. Запрокинул голову и впервые меня поцеловал.

Если бы обстоятельства нашей близости были другими, я бы, наверное, запаниковала. Нашла бы тысячи причин для того, чтобы все отсрочить и стать для него идеальной, а не такой, как я была, после суток, проведенных в реанимации. Я бы наверняка загналась по поводу элементарного душа, или стала бы прикидывать в уме, как давно я делала последнюю эпиляцию. Но в тот момент я вообще ни о чем не думала. Я терялась. В его настойчивости. Его умелых руках. Я задыхалась под тяжестью его тела и горела… горела в огне. Мне казалось, этот огонь повсюду. На кончиках его крупных пальцев, осторожно ласкающих меня между ног, на его губах, терзающих через ткань платья мои напряженные соски. В какой-то момент он поддел бретельки и стащил к локтям. И если бы обстоятельства нашей близости были другими, да… я бы, может, начала волноваться о том, как выгляжу. Но… опять же чертово но! Я будто бы потерялась. Меня не стало. Я растворилась в нем. Ничего… ничего не осталось. Лишь растерянность и страшное желание взять все, что он мне предложит. Даже если потом я это не унесу. Поэтому я лишь запрокинула голову… Позволяя смотреть на меня. Позволяя проникать внутрь. Сначала одному пальцу. Потом двум… А потом принимая уже совсем не пальцы. Топя в физической боли боль душевную…

Он как-то сразу уловил, что я девственница. Может быть, это его и завело так сильно. Но, как бы там ни было, он совершенно определенно отдавал отчет своим действиям. Прежде чем погрузиться в меня одним плавным, но глубоким толчком, Гейман шепнул:

– Скажи, если будет больно…

Но я не сказала. Я впитывала боль в себя. Эта боль была подтверждением того, что он действительно здесь. Рядом. Тогда, когда так мне нужен…

А еще он не использовал презерватив. Хотя, думаю, люди его уровня помешаны на собственной безопасности. Может быть, это тоже была часть ритуала. И каких-то новых эмоций, что он хотел ощутить. Но опять же, тогда я не думала об этом. Я вообще ни о чем не думала. Помню только горячую сперму на животе. И как содрогались его широкие плечи под моими ладонями, когда он кончил…

– Ты в порядке?

– Д-да… Мне, наверное, нужно в душ.

К кабинету Яна Львовича примыкала ванная комната… Я попыталась встать, но меня шатало. И от произошедшего, и от усталости. Мыл меня он… А потом укутал в свой халат и уложил спать прямо на том самом диване.

Я никогда не жалела, что наш первый раз прошел вот так… Гейману я не могла простить лишь того, что, когда моя мать умерла, он не разбудил меня сразу. А может, это я себе не находила прощения… За то, что поддалась на его уговоры и уехала.

– Лилька! Ли-и-иль, а-у! Ну-ка, посмотри на меня! – ворвался в мои мысли жизнерадостный голос Соньки. Я отвела взгляд от мелькающих в окне трамвайчика Новоорлеанских красот, но посмотрела не на Соньку, а почему-то в бок. И наши взгляды с Яном Львовичем встретились. Опять…

Интересно, я когда-нибудь смогу назвать Геймана просто Яном?

Да уж, конечно, – тут же фыркнул сидящий в голове скептик. Я улыбнулась. Ян Львович чуть приподнял брови. Так Сонька нас и сфоткала. Глядящими друг на друга. Я сделала себе пометку ненавязчиво выманить у нее фото. Очень похоже, что наше первое фото с ним.

– Не устали? Предлагаю возвращаться. Завтра рано вставать.

– И ноги гудят. Что скажешь, Лиль?

– Я как все.

– Значит, возвращаемся.

К счастью, на этот раз Ян Львович сел впереди. Не знаю, как бы я выдержала его близкое присутствие после всего того, что так некстати прорвало кордоны моей памяти.

– Лилек, ты меня сегодня не жди, угу? – пробормотала Сонька, когда мы вернулись на яхту.

– Останешься в каюте Дэвида?

– Надо же напоследок насладиться друг другом, – засмеялась та.

– Ты не выглядишь расстроенной.

– Нашим расставанием? Ну, так я никому в любви не клялась. Ты же знаешь, что Дэвид – это так… Не серьезно.

– Ну, топай, раз не серьезно.

– А ты? Не заскучаешь?

– А я лягу спать. И думать о тебе забуду.

– Вот и хорошо… Как бы мне еще мимо папы незаметно прокрасться? Может, ты его отвлечешь, а?

– Нет, Сонька. Только не это. Я правда собиралась спать. Или поработать…

– Так! Я не поняла – ты мне друг или сосиска?!

– Ну, что я ему скажу?

Сонька на секунду задумалась. Потом, явно что-то придумав, сверкнула золотыми глазищами и щелкнула пальцами:

– Спроси про ключи!

– Про что?

– Ты ж еще не передумала жить в своей хибаре? – я отрицательно затрясла головой. – Вот и спроси, где тебе искать от нее ключи.