Текст книги "Всё, что нужно мне (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 7

София

– А там будут дельфинчики?

– Конечно. И котики. И даже морской лев. Помнишь морских львов с тридцать девятого пирса? (1)

– Угу. Они смешные.

– Это точно, – улыбнулась я. Поправила пальцем помаду и еще раз взглянула на себя в зеркало. Я очень старалась выглядеть максимально просто, но в то же время шикарно. А это – та еще задачка. Но вроде бы удалось. Тщательный макияж был практически незаметен, волосы, которые я укладывала битый час, легли так, будто я только что выбралась из постели, а наряд подчеркивал все достоинства фигуры. Джинсы с завышенной талией, мягкий свитер… Симпатично.

Я покосилась на часы. Алекс задерживался. Если не выедем в ближайшее время – наверняка опоздаем. Минуты тянулись бесконечно. Этель в красивом платье нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и то и дело подбегала к двери, заслышав малейший шум. А я, глядя на то, как преданно она ждет отца, все сильнее нервничала. И злилась. На то, что он не посчитал нужным приехать вовремя. Почему-то вспомнилось, как я ждала его в последний раз. Отец устраивал большой праздник по случаю своего дня рождения, и я посчитала, что это отличный повод представить семье избранника. Я прождала его весь вечер. Но он так и не приехал. Теперь-то я знала, что ему помешало. Но тогда… Боже, как я на него злилась! И как переживала…

К черту! Я схватила телефон, чтобы не повторять ошибок прошлого. Набрала его номер. И опять, как тогда, гудки. Долгие. Бесконечные. А потом:

– Да!

– Какого черта, Алекс?! Где тебя носит? Представление вот-вот начнется, а тебя все… – мою тираду прервал громкий надсадный кашель. – Алекс… – уже более спокойно позвала я.

– Извини… Я, кажется, вырубился. Твою мать.

Голос еще более хриплый, чем обычно. Одышка.

– Ты в порядке? – забеспокоилась я.

– Да так. Похоже, простыл немного, – он снова прервался, пережидая приступ кашля. – Может быть, сходите без меня? Билеты я скину на почту.

Я растерялась. Пробормотала что-то невнятное. С одной стороны, я видела, как Этель ждет, как хочет пойти, но в то же время… Этот кашель. И голос…

– Послушай, это неважно. Лучше скажи, о тебе есть кому позаботиться?

У тебя есть женщина? У меня появился предлог спросить. Рот наполнился горечью.

– Пустяки. Это всего лишь простуда. Поцелуй за меня Этель. И хорошо повеселитесь…

Он снова зашелся лающим кашлем и выпал в оф. Я растерянно провела по волосам.

– Мы едем? Едем смотреть на дельфинчиков? – скакала на одной ножке Этель. А я, вконец растерявшись, кивнула. В тот же миг теленькнула почта – Алекс прислал билеты. В первый ряд…

– Конечно, сейчас…

Я небрежно провела по волосам и снова схватила трубку. К счастью, няня Этель ответила сразу же. Я объяснила ей ситуацию и попросила приехать в дельфинарий. Узнав о том, что я собираюсь оставить ее с Галиной Павловной, Этель расстроилась. А тут еще Алекс не приехал… Меня пугало то, как быстро она к нему привязывается, то, как родственная связь на каком-то интуитивном, не подвластном разуму уровне с каждым разом все сильнее тянула её к отцу. Кровь – не водица, вспомнила я любимую бабкину поговорку и поежилась.

Не знаю, додумалась ли я заскочить в аптеку, если бы не огромная неоновая вывеска на углу дома. Я припарковалась. Обвела взглядом двор. Ухоженный, со старыми, укрытыми снегом деревьями. Так вот, где он вырос… Где жил. Ничего общего с моим детством. Я сходила в аптеку, нагребла лекарств от всего сразу и решительно набрала номер квартиры на домофоне.

– Да? – прохрипел Алекс спустя несколько долгих секунд.

– Это я. Соня… Открой, пожалуйста.

Тишина.

– С ума сошла? Я заразный.

– Открывай, Алекс. Я ненадолго.

– Шестой этаж, – вздохнул он и тут же закашлялся. Так что я так и не распознала, что скрывается за его интонациями. То ли раздражение. То ли неверие. То ли… надежда?

Я пыталась ответить себе на вопрос, какого черта творю. И в то же время я бежала от этой правды. Подумаешь, он болеет. Что ж, я не могу купить лекарств отцу своего ребенка? Разве не так принято поступать в подобных ситуациях? Мы же цивилизованные люди!

Он открыл дверь и отошел в сторону. Я переступила порог. Несмотря на то, что я родилась в по-настоящему богатой семье, мне доводилось бывать в хрущевках. Лилька как-то жила в подобной, оставшейся ей от матери. Я была готова к тому, что коридор будет тесным, а комнаты – крохотными. Я лишь не знала, что рядом с ним эта теснота будет ощущаться так остро.

– Что это? – прохрипел Алекс, кивнув на внушительный пакет из аптеки. Хотя, наверное, и так было понятно.

– Лекарства.

Я разулась. Повесила на вешалку пальто и, не совсем понимая, что делать дальше, помедлила в проходе.

– Тебе лучше уйти. Не то заразишься… И Этель заразишь.

Только тут я поняла, что его язык немного заплетается. Как если бы он был пьяный или…

– Господи! Да ты горишь!

Может, из-за того, что я пришла с холода, он показался мне ненормально горячим. Я испугалась. Подтолкнула его к комнате. Разложенный диван. Не слишком свежее постельное. На котором он наверняка уже не один раз пропотел.

– Я в порядке.

– Да вижу я! Сядь! Где у тебя чистое белье?

Алекс туго соображал и не спешил с ответом, поэтому я принялась открывать шкафчики один за другим, пока не обнаружила то, что искала. Достала наволочку, простыню, пододеяльник… Потом вспомнила, что так и не дала ему никаких лекарств, чертыхнулась. Бросила все, сходила за пакетом. Вывалила содержимое на стол. Прикинула в уме, сколько таблеток жаропонижающего необходимо принять, учитывая его массу… По всему выходило, что много.

– Вот. Возьми… Выпей. Это поможет сбить температуру.

Я хотела выдавить ему на ладонь таблетки из блистера, но он перехватил мою руку и легонько сжал. Наши глаза встретились. И потянулись… потянулись ниточки. Те ниточки, что я считала давно оборванными, а они оказались целыми. Просто приспущенными немного, как гитарные струны.

Алекс провел большим пальцем по моему запястью.

– Кто он?

Почему сейчас? Почему именно сейчас Алекс решил расспросить меня об Игоре? Ведь все время до он старательно обходил эту тему. За исключением того раза, когда поинтересовался, как быстро я утешилась.

– Послушай, тебе действительно лучше выпить эти таблетки. Ты очень большой парень, поэтому три, думаю, в самый раз. – Я все же освободила свою руку и выдавила таблетки дрожащими пальцами. Одна упала. Я наклонилась за ней. А он, воспользовавшись этим, опустил руку мне на поясницу. Я ужасно нервничала от того, что он вытворяет, но по какой-то причине не могла сказать ему стоп и просто делала вид, что ничего не замечаю: – Дозировку для взрослого рассчитать легко, гораздо сложней для ребенка. Каждый раз, когда Этель болеет, я судорожно высчитываю все эти миллиграммы… Алекс, что ты делаешь?

Он проник рукой под мой свитер и осторожно поглаживал поясницу чуть повыше пояска на брюках.

– Тебе хорошо с ним?

– Алекс!

– Знаешь, сколько раз, сидя там… За колючкой, я думал о том, как ты? С кем? И сходил с ума от дикой ревности. От бессилия… Ненависти. Как будто мне было мало проблем. Еще и это…

Он смотрел прямо перед собой… Но его взгляд был направлен будто вовнутрь. Мне было по-настоящему страшно. Казалось, он бредит. И только один бог ведал, что ему могло прийти на ум в таком состоянии.

– Не знаю, что ты там представлял, но, думаю, это имело мало общего с действительностью. Примерно в это время я страдала от жуткого токсикоза. И обнималась разве что с унитазом, – деланно весело заметила я, пряча свой страх поглубже. И это, кажется, немного привело его в чувство. Алекс моргнул.

– Что?

– Говорю, я мучилась от токсикоза. У меня был чудовищный токсикоз, знаешь ли, который длился практически всю беременность. Меня мутило от всего абсолютно. Я блевала даже в родзале.

Пока он переваривал информацию, я сходила в кухню, набрала воды и, вернувшись, в который раз протянула ему таблетки.

– Выпей. Да я поеду. Или, может, все же вызвать врача?

– Зачем?

– Чтобы он послушал тебя. И исключил хрипы в легких.

Алекс резко дернул головой, отказываясь от моего предложения. После чего послушно выпил таблетки. И улегся на диван, который я только что перестелила, и, кажется, вырубился в тот же момент. Я покосилась на часы. Остаться с ним я не могла. Поэтому схватила его телефон, завела будильник на оповещение через четыре часа, начеркала на салфетке записку «выпей меня» и на нее же выдавила новую порцию таблеток. Ужасно… просто ужасно хотелось просмотреть список контактов. Сообщений… Поймав себя на этой мысли, я отбросила смартфон и судорожно сглотнула.

Я опоздала. К тому моменту, как я подъехала к дельфинарию, преставление уже давно закончилось. Этель с няней дожидались меня в кафе. К счастью, шоу дочери очень понравилось, и всю дорогу до дома она болтала, не замолкая ни на секунду. А я рассеянно ей улыбалась, думая совсем о другом. Мне чудился Алекс. Зверь, запертый в клетку. Я пыталась представить, что он чувствовал в тот момент, как справлялся, и… меня охватывала такая тоска, что хотелось выть. А еще злость. Жгучая, как кайенский перец. Попадись мне сейчас Сергей – я бы задушила его собственными руками. За то, что он сделал со всеми нами. Я не могла простить. Его. Но, что самое главное, я не могла простить себя. Если бы я только попыталась… Все случившееся так легко было предотвратить. Так легко, господи… А что теперь?

Утром, когда няня пришла, я снова поехала к Алексу. По дороге позвонил Игорь, и я поболтала с ним, делая вид, что все в полном порядке. Я плела паутину лжи, как чертова паучиха. И сама же все сильней в ней запутывалась.

На этот раз мне не пришлось звонить в домофон. Я додумалась забрать ключи с полки. Открыла подъездную дверь, поднялась на шестой этаж. В руке был пакет с ресторанной снедью и букет цветов. Я зачем-то купила цветы, господи… У самой двери замерла. Может, это была плохая идея? А что… что, если он не один?

Какого черта тебя это волнует?! – рассердилась. Резко сунула ключ, но дверь открылась сама. Навстречу мне вышел мужчина. Среднего роста, щуплый, невзрачный. Смерил меня пристальным взглядом и, ничего не сказав, шагнул в лифт. А я, помедлив, вошла в квартиру и замерла с открытым ртом.

Алекс стоял, обернув бедра полотенцем. Одной рукой, ухватившись за косяк, потому что его немного покачивало, а другой вытирал голову старым полосатым полотенцем. У меня пересохло во рту. Я сглотнула, но слюна стала вязкой, словно кисель – лучше не стало. Он повернулся и увидел меня.

Скажи что-нибудь! Не выставляй себя дурой! Я пыталась, но не могла… Не могла. Меня обуял такой дикий голод, что я с трудом заставляла себя оставаться на месте. Хотя мысленно я уже была рядом и слизывала хрустальные капли, собравшиеся на его шее.

– Привет, – усмехнулся он, провел полотенцем ниже по бледной груди.

– Тебе не нужно было купаться, – каким-то чудом выдавила я из себя.

– Я вспотел.

– Ну, и что? Когда температура – нельзя купаться.

– Мне уже получше. Спасибо за лекарства.

– Не за что. Мы же друзья, – чтобы не смотреть ему в глаза, я наклонилась расшнуровать ботинки.

– Друзья, значит?

– Почему нет? У нас… Этель. Мы должны стать друзьями ради нее, тебе так не кажется? – и, не дожидаясь ответа, я подхватила пакет и перевела тему: – Здесь суп. Не бойся, я готовила его не сама. Так что отравление тебе не грозит. Возьмешь цветы? Их надо поставить в вазу.

Пока я разбирала свои котомки, Алекс молча за мной наблюдал, подперев спиной холодильник. Он так и не оделся, и это меня нервировало, чем дальше, тем сильней. От его запаха, смешавшегося с ароматом гортензий, кружилось в голове.

– Ну, вот. Суп еще теплый. А в этом контейнере – ужин. Вижу, у тебя есть микроволновка… Так что погреешь.

Я попятилась к выходу, чувствуя, что еще немного – и просто наброшусь на него, наплевав на все разумные доводы, которые я каждый раз прокручивала в голове, убеждая себя не совершать глупостей.

– Ах да, чуть не забыла. Этель передавала тебе привет… – наши взгляды встретились, он оторвался от холодильника и сделал шаг ко мне, гипнотизируя. Лишая воли.

– Передавай ей тоже.

– Ну, я пой…

Я не договорила. Он заткнул мне рот поцелуем.

(1) Тридцать девятый пирс – пирс в г. Сан-Франциско, который облюбовали калифорнийские морские львы. Достопримечательность.

Глава 8

Александр

Мне было херово. Где-то за неделю до Нового года я почувствовал первые признаки простуды, но поскольку работы было невпроворот – не обратил на них никакого внимания. Сверху давили. Не знаю, почему этим идиотам казалось, будто расшифровать код так просто. Сами-то они не смогли. Жопорукие дегенераты. Так что я сутками торчал у компа. И только изредка отлучался к… дочери.

Я до сих пор не мог поверить, что эта девочка с сахарными щечками – моя. Моя и… Софии. Это, пожалуй, вообще было труднее всего осмыслить. София Гейман – мать моего ребенка. Она носила его в себе. И хоть я сам гнил в тюрьме, часть меня, наверняка лучшая часть, росла в ней и крепла. Соединялась на уровне ДНК. Самом важном, самом глубинном уровне, из всех возможных. Вот ведь как вышло… Мы могли с ней никогда больше не увидеться, могли шагать в разных направлениях, встречаться с другими, строить с ними новую жизнь, и при этом оставаться навеки спаянными. В этой девочке. С моими глазами.

Любил ли я ее? Я не знаю… Я любил в ней нас с Соней. Я лелеял то, что у нас было когда-то, и то, что могло бы быть. Я как дурак прокручивал вновь и вновь в голове нашу жизнь… представлял, какой бы она была, если бы не зона. И эти мысли каждый раз вспарывали мне грудную клетку и рубили сердце в фарш.

Я смотрел на Этель и был благодарен Соне за то, что она сумела обеспечить нашей дочери беззаботную жизнь. Жизнь, в которой, помимо материальных благ, было много любви и смеха. Я задавался одним глупым вопросом… Он не давал мне спать. Смогла бы она любить нашу дочь так сильно, если бы не любила меня? И когда это вновь стало для меня так важно? Ведь я был уверен, что оставил свои глупые чувства в прошлом. В зоне, после всего, что со мной случилось, они казались мне такими… детскими и наивными. Со временем появилась уверенность, что я вырос из этих чувств, как подросток-акселерат – из школьной формы. Я убедил себя даже в том, что между нами не было ничего особенного. А тот фейерверк, что иногда воришкой прокрадывался в мои сны – и был сном изголодавшегося по бабе зэка.

И только снова ее увидев, я понял, как ошибался. Ничего не ушло. Меня тянуло к ней, как и прежде. Это была даже не тяга, а мучительная потребность. Я не знал, почему так сильно нуждаюсь в ней. Иной раз я думал, что Соня стала для меня собирательным образом той… счастливой и беззаботной жизни. И что я не Соню даже хотел вернуть. А ту самую жизнь, которую она для меня олицетворяла.

Совсем плохо мне стало в четверг. Я пытался работать, но глаза слезились, и код сливался в причудливые бессмысленные пятна. Тогда я решил, что мне лучше отлежаться. Работник из меня один черт был никакой, но еще оставался шанс прийти к вечеру в чувство. Мы собирались поехать в дельфинарий с Этель и Соней. Я прилег в полной уверенности, что все под контролем. И отключился. В себя меня вернул звонок телефона. Соображалось с трудом, но я все же понял, что в таком состоянии пойти никуда не смогу. Все, на что меня хватило – отправить билеты Соне. И все… все, дальше – в забытье.

Проснувшись утром, я пришел к выводу, что приход Софии мне почудился. А потом увидел записку… И пакет из аптеки. Значит, она и впрямь была здесь.

Я машинально закинулся таблетками и уставился на исписанную мелким почерком бумажку. Зачем она приходила? Что это было? Визит вежливости? Или… Было бы лучше, если бы я хоть что-то запомнил из нашего разговора. Но ведь в памяти ни черта не осталось. Мои размышления прервал визит приставленного ко мне куратора. Я понятия не имел, что это за мужик, и какую должность он занимает в тех структурах, которые меня крепко удерживали за яйца. Но раз в неделю я отчитывался перед ним о своей работе. Он выслушивал мои скупые объяснения, качал головой и, как правило, говорил что-то вроде:

– Неплохо. Но нам нужен код.

– А мне нужна виза в Америку, – каждый раз зачем-то напоминал я. Может быть, опасаясь, что меня кинут и не выполнят свою часть сделки.

– Обязательно. После того, как вы взломаете код.

В то утро я по привычке качнул головой и, посчитав наш еженедельный отчет оконченным, пошатываясь, двинулся к душу.

– Тебе бы прилечь, Саша.

Я подумал, что это мне уж точно почудилось. Никогда раньше мы не говорили на отвлеченные темы. Тем более его не заботило мое самочувствие.

– Я в душ.

– У тебя жар.

– Я хочу помыться.

– Тогда, если ты не против, я задержусь, чтобы убедиться, что ты благополучно вернешься в постель.

Я не нашелся, что ответить, хотя присутствие постороннего мужчины в непосредственной близости от меня нервировало. Я помылся быстро. Выглянул из-за двери. Сергей Николаевич (так он мне представился) оторвался от телефона и, коротко кивнув, двинулся к. выходу.

– Когда мое дело пересмотрят?

– Скоро, Саша. Когда будет код.

Дверь закрылась. Я прислонился к стене горячим лбом. Может быть, это была и впрямь не самая удачная идея – помыться. А может, горячая вода ни при чем. И голова кругом от страха. Что меня кинут. Что все мечты о новой жизни, о мести… пойдут по пизде. Я никому больше в этой жизни не доверял.

Пока я так стоял, дверь снова открылась. Я резко выпрямился, думая, что это вернулся Сергей Николаевич, и не желая, чтобы он видел меня таким… слабым. Но на пороге стояла Соня. Ее жадный взгляд скользнул по моему телу. Или мне показалось. Чертовы глюки!

Она тоже ругала меня за то, что я принял душ. Потом втирала что-то насчет дружбы. Как будто правда думала, что это возможно. Как будто действительно верила, что я смогу с ней дружить, после всего, что у нас было. Быть цивилизованным. Так, значит, лекарства, жратва и гребанные цветы – это все к тому? Господи, мне, наверное, стоило быть благодарным, но вместо этого во мне волной поднималась ярость. Я смотрел на то, как Соня перемещается по моей тесной кухне, как наливает в щербатую тарелку суп, и понимал, что, во-первых, ей здесь совершенно не место, она создана для других интерьеров и жизни, а во-вторых, что никогда… никогда я не буду ей другом. Даже ради Этель. Особенно ради нее. А впрочем, кого я обманываю?!

Соня отступила. Я шагнул за ней. Оттеснил к стене и сделал то, что давно мне хотелось сделать. Я поцеловал её. Настойчиво толкнулся языком, впился в нижнюю губу, лизнул. И замер на секунду, оглушенный обрушившимися на меня воспоминаниями. Ее вкус… первое, что я почувствовал за эти дни болезни. Аромат ее тела, пробуждающий такой дикий голод, что… какая там, нахрен, цивилизованность? Я бы ее сожрал сейчас.

– Нет! – прохрипел, на мгновение отрываясь.

– Н-нет?

– Нет. Мы не будем друзьями. Никогда. Можешь даже не мечтать.

– П-почему? – ее взгляд растерян и затуманен. Зрачки расширены. Я прижался к ней бедрами. Даже плотное полотенце не могло скрыть моего огромного стояка. И я дал ей его почувствовать. Она застонала тоненько. Обреченно. Толкнулась навстречу. Будто не могла, хотя очень хотела, не сделать этого. Будто она меня желала не меньше… Хотя, как это было возможно?

– Вот поэтому, Соня… Вот поэтому. Я не хочу с тобой дружить. Не хочу…

– Чего же ты хочешь? – ее вело. И свой вопрос она задала мне не потому, что не знала на него ответа. А потому что хотела его услышать. Её это заводило. Че-е-ерт.

– Трахать тебя… Целовать. Засыпать с тобой, просыпаться. Смотреть на звезды. Ездить на океан. Хочу, чтобы все, о чем мы мечтали тогда, стало правдой.

Хочу, чтобы ты любила меня, как тогда. Хочу, чтобы ты смотрела на меня, как тогда. Хочу, чтобы в твои глаза вернулось восхищение мной. Чтобы оно вытеснило проклятую жалость. И чтобы тебе было не стыдно за те чувства, что ты испытываешь ко мне прямо сейчас. Потому что, мать его, это так унизительно!

Подумал и сам испугался. Того, что сказал. Но еще больше того, что так и не озвучил. Отскочил в сторону. Споткнулся, скованный каким-то нечеловеческим ужасом. Что может быть хуже, когда надежды нет? Огонь надежды…

– Й-я пойду… Извини, мне надо идти…

И мой ужас – отражением в ее глазах. Кислотой мне на раны. Я ведь видел, в каких предрассудках она погрязла. И ее страх видел. Понятный, в общем-то, мне страх. Она была права. Я изменился. Стал другим. Вот только между тем мной, и мной настоящим было кое-что общее. Мы оба, как оказалось, свихнулись на ней…

В тот день я много думал. Когда не спал, измочаленный то поднимающейся, то вновь спадающей температурой. Я задыхался… Но не от собравшейся в легких мокроты. А от понимания того, что упустил. От ярости на того, кто этому поспособствовал. Меня душила ненависть. И эти вопросы… вопросы, на которые не было ответов, и которые я в принципе запретил себе задавать – почему я?! Они вновь возникли на моем горизонте гиенами.

Она больше не приходила. Только звонила утром и вечером, справляясь о моем здоровье, а потом передавала трубку Этель, которая болтала без умолку. По этим звонкам я и определял, какое сейчас время суток. Потому что, когда я более-менее очухался, то вновь погрузился в работу и потерял счет времени. Кроме возни с кодом у меня были и другие дела. Связанные с собственным бизнесом. Думаете, в тюрьме невозможно заниматься бизнесом? Да бросьте. Я же айтишник. Самым сложным было порешать эти вопросы с начальником колонии. А дальше все завертелось само собой. Соглашение о выпуске ограниченных акций – классная штука и уникальная идея мотивации сотрудников, когда тебе тупо им нечем платить. Пообещай долю в уставном капитале, предоставь классную идею – и те будут пахать, как рабы на галерах. По факту из четырех лет, что мне пришлось отсидеть, я потерял лишь год. Первый год – он вообще самый сложный. Год, когда ты либо приспосабливаешься и учишься жить в новых условиях, либо ломаешься. Я выжил. И приспособился. Я сделал даже больше, чем это было возможно. Поначалу, конечно, присутствовал страх, что меня опять кинут. Ведь мою компанию снова пришлось регистрировать черт знает на кого… А потом понял, что даже если так и получится – ничего страшного не случится. Со мной останется опыт. В клетке для меня самым важным было понимать, что я все еще в деле.

Может быть, если бы я рассказал Соне о своем стартапе, она бы сумела взглянуть на меня по-другому? Я десятки раз задавался этим вопросом, с тех пор, как она от меня убежала. И тоненький голос во мне пищал – расскажи ей все, расскажи. Но я… тот новый я, которым я стал, не сломавшись – не мог этого сделать. Тот я хотел, чтобы она приняла меня любым. Без гроша в кармане. Без перспектив. Иррационально. Отключив голову. Тот я хотел, чтобы она полюбила меня безоглядно. Меньшего бы он не принял.

Я понимал, что все усложняю, но иначе просто не мог.

Прошла еще пара дней, прежде чем я впервые вышел на улицу. Дома совершенно не осталось кофе, и нужно было купить. В магазинах, куда ни глянь – толпы народу. На кассах – огромные очереди. Ах, да. Новый год. Я ведь спрашивал у Этель, что она заказала Деду Морозу. Но так и не купил подарка.

Этель… Я по ней скучал. Действительно. По-настоящему. Мне с каждым разом все больше нравилось с ней болтать. Я поймал себя на том, что с интересом вслушиваюсь в ее сбивчивую речь и улыбаюсь… Язык у этой болтушки был без костей.

Меня окликнула кассирша, и я понял, что стою на кассе, скалясь, как последний дурак. Сгреб кофе (пакет не надо!), расплатился и побрел домой. А уже у самого подъезда столкнулся с…

– Соня? Не ждал вас.

– Привет. Этель все уши мне прожужжала на тему того, как хочет тебя увидеть, так что я решила заехать сейчас, ведь потом мы на несколько дней уезжаем.

Я кивнул. Подхватил на руки дочку, все еще удивляясь, что она у меня есть, и растерянно замер. Почему-то было ужасно стыдно за то место, куда я их приведу. Этель еще ни разу не была у меня в гостях, и я бы многое отдал, чтобы моя квартира походила на что-то… более вписывающееся в ее жизнь. Соответствующее костюмчикам от Dolce&Gabbana, в которые ее наряжала Соня. От этих мыслей я снова начинал злиться. Непонятно, правда, на кого. Но всю мою злость как рукой сняло, когда моей заросшей щеки коснулись слюнявые губки. Я запнулся, шокированный. Опустил взгляд. Этель застенчиво улыбнулась и спрятала личико в воротнике моей куртки. А я на секунду закрыл глаза, справляясь с охватившей меня болезненной нежностью.