Текст книги "Мой папа - плейбой (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– В холодильнике колбаски, которые можно будет пожарить.
– Круто!
Тяжело вздохнув, Рита все же заглянула в сумку-холодильник. Так уж и быть, с готовкой она поможет. Но вот все остальное – это, пожалуйста, без нее!
– Мы сами справимся. Отдыхай, – перечеркнул все ее планы Связерский. Рита пожала плечами и отошла в сторону, предоставляя ему доступ к сумке.
– Я пойду, пройдусь…
– Только не уходи далеко, здесь можно запросто заблудиться.
– Договорились.
Она пошла вверх по каменистой тропинке к самому обрыву. Уселась на траву и посмотрела вниз. Солнце клонилось к закату, и Рита почему-то вспомнила обо всех тех закатах, которые они встречали вдвоем на крыше. Молодые, еще не обжегшиеся. Верящие во что-то светлое, верящие в любовь… За что она больше всего ненавидела Богдана, так это как раз за особо жестокое убийство той самой веры.
Пока любовалась открывшимся видом, на горы опустилась ночь. Стало довольно прохладно. Рита неохотно поднялась, отряхнула ладони и шорты и побрела к лагерю. Богдан и Марк сидели у костра, сосредоточив все свое внимание на довольно большой раскрытой книге.
– Я думала, съемка идет уже полным ходом… – заметила Рита, усаживаясь неподалеку от них и вытягивая перед собой ноги. Она продрогла, но идти за курткой было ужасно лень.
– Нет. Мы пока изучаем атлас звездного неба и проводим кое-какие расчеты.
– Как все сложно, – фыркнула Рита, поежившись.
– Появление некоторых объектов на звездном небе приходится ждать часами, и лучше точно знать, когда они появятся, – пояснил Богдан, стягивая с себя спортивную куртку.
– Я обойдусь… – запротестовала Рита, когда он набросил ту ей на плечи.
– Да брось. Мне не холодно.
Рита нахмурилась, но куртку все же оставила. Она была еще теплая, и от мысли о том, что только что эта тряпка касалась его совершенного тела, ей стало по-настоящему горячо. Можно сколько угодно ненавидеть бросившего тебя в беде мужика, но если однажды он взял над твоим телом верх – от этого наваждения не избавиться…
Бежать! Бежать, куда глаза глядят… – в который раз мелькнуло в мозгу.
– Папа-папа! Осталось две минуты! – закричал Марк, подпрыгивая от нетерпения. – Сириус вот-вот появится!
Богдан встал, скользнув взглядом по Рите, неторопливо подошел к установленному штативу и что-то покрутил. У него были удивительно красивые руки. На большом пальце правой – серебряный ободок, и больше никаких украшений. Признаться, Рита не очень любила, когда мужчины носили кольца, а тем более перстни. Но кольцо Богдана выглядело адски горячо. Рита облизала вмиг пересохшие губы и тоже встала:
– Что ты делаешь?
– Выстраиваю фокус, – оглянулся Богдан и подозвал к себе сына взмахом руки. – Смотри, здесь есть один хитрый режим, позволяющий увеличить необходимые участки изображения при фокусировке в десятки раз.
– Круто…
– Посмотрим, как выйдет. Я хотел захватить пик вот этой вершины и часть ущелья…
– Странно. Я думала, ты приехал фотографировать звезды, – снова подала голос Рита.
– Звезды чаще всего являются дополнением к каким-то другим объектам. Например, чаще всего фотографируют Млечный путь, но сам по себе он не особенно интересен. А вот в сочетании с заброшенной хижиной или лучиной реки, или, скажем, ущельями Гранд каньона – это совсем другое дело.
Богдан еще что-то покрутил и отошел на полшага:
– Сейчас лучше затушить костер. Искусственный свет может лишь все испортить. Да и глаз должен привыкнуть к темноте. Ничего?
Рита пожала плечами:
– Надеюсь, нас не сожрут дикие звери. Огня они все же боятся.
– Трусишка, здесь не водятся хищники… – ухмыльнулся Богдан и прежде, чем затушить костер, пошарил в багажнике, доставая ее сумку с вещами:
– Переоденься, не то замерзнешь.
Рита перехватила вещи и пошла к палатке. Фонарик на телефоне помог сориентировать в темноте, и она справилась довольно быстро. О чем Марго не догадывалась, так это о том, какие соблазнительные тени отбрасывала ее фигура, когда она переодевалась. Богдан с жадностью скользил взглядом по чуть подсвеченным стенкам палатки, не в силах отвести глаз от открывающейся ему картины. Хорошо, что их сын был поглощен совсем другим. Марк с восторгом следил в бинокль за появляющимися на небе звездами и едва не пищал от радости.
– Папа! Ты меня совсем не слышишь! Это Сириус? Посмотри!
Богдан тряхнул головой и, встав рядом с сыном, заглянул в объектив.
– Угу… Он. Ну-ка, давай-ка… на максимальной выдержке.
Высунув язык от усердия, Марк старательно щелкал кадр за кадром. У него не слишком хорошо получалось со сломанной-то рукой. Богдан улыбнулся, наблюдая за сыном, и в который раз поморщился от тянущей боли в груди. Каждый раз… каждый чертов раз, когда он на него смотрел – душа замирала. Каким же он был дураком! Каждый восторженный взгляд Марка – ножевое ранение в грудь. Ты отказался от него. Ты отказался от него… Ты отказался… И нет себе прощения, и покоя нет.
Богдан растер лицо ладонью и, подсвечивая себе путь тонким фонариком, побрел к раскладному столику, на котором стоял большой термос с кофе. Рита вышла из палатки и нерешительно замерла в нескольких шагах от него. Богдан плеснул и ей. Протянул картонный стаканчик:
– Возьми, так быстрее согреешься.
Рита молча забрала из его рук свой кофе и отошла в сторону. Где она и просидела ровно до тех пор, пока Марк не заклевал носом.
– Эй, дружок, иди-ка ты, наверное, отдыхай, – ухмыльнулся Богдан, глядя в осоловевшие глаза сына. – Уже ничего интересного не будет.
– Точно?
– Ага. Я еще чуток поснимаю, поменяв ракурс, но это только потому, что и сам хочу чего-нибудь пощелкать.
Малой больше не спорил и забрался в палатку. Видать, совсем умаялся за этот переполненный впечатлениями день. Богдан сунулся следом. Помог сыну устроиться в спальном мешке – все же с поломанной рукой это сделать не так-то просто – и, пожелав Марку спокойной ночи, выбрался наружу.
– Кажется, он уснул даже раньше, чем я застегнул мешок, – пошутил Богдан, поймав пристальный взгляд Риты.
– Очень на него похоже, – кивнула та, вставая с небольшого валуна, на котором сидела.
– Эй, ты куда?
– В палатку… – пожала плечами Рита и нерешительно оглянулась.
– Не хочешь поснимать?
– Я?
– Почему нет? Это правда захватывающе.
– Ну, я не знаю…
– Пойдем. Хотя бы взглянешь!
Рита заметно нервничала. Легкая дрожь проносилась телом, но дело было совсем не в окутавшей горы прохладе. Всему виной был Связерский, стоявший так близко, что их тела соприкасались.
– Смотри, вот здесь чуток покрутить и… щелкай, – обжег дыханием ухо.
Рита нажала на кнопку.
– И чуток подержи, сразу не отпускай…
Нос Богдана скользнул вверх по ее скуле, зубы прихватили мочку уха и легонько прикусили, в то время как руки легли на ее живот. Большими пальцами погладив выступающие бедренные косточки, ладонями обхватил самый низ живота, там, где все сладко сжималось в ответ на его действия.
– Прекрати, – слабо запротестовала женщина.
– Не могу… Не могу прекратить, Ритка… Хочу тебя безумно. Всегда хотел…
Он царапал ее щетиной и прихватывал кожу зубами, он скользнул под резинку трусов и, погладив тонкую полоску волос на лобке, очертил пальцами призывно уплотнившийся бугорок. Ноги совсем ослабели. Рита тоненько застонала, злясь на себя за то, что так его ненавидит, но так отчаянно хочет… Развернулась резко в руках Богдана, едва не сбив штатив с установленным на нем фотоаппаратом, и, совершенно себя не контролируя, хлестнула его по щеке.
– Держись от меня подальше, Связерский! – обдавая брызгами плещущей в глазах ненависти, выплюнула Рита.
– Черта с два! Ты хочешь меня, как кошка! И я тебя хочу.
Сказать Рите было нечего. Ее так сильно трясло, что, кажется, даже мысли в черепной коробке подпрыгивали и никак не могли улечься. Зубы мерзко стучали. Она была растеряна и сбита с толку. Тысячи противоречивых, абсолютно противоположных эмоций рвали ее на куски.
– Пошел ты, ублюдок!
– Помнится, раньше ты была обо мне лучшего мнения!
– Тогда я не знала, какое ты дерьмо! А жаль. Нужно было слушать тех, кто меня об этом предупреждал.
Богдан отшатнулся от нее, как от прокаженной. И на секунду Рита как будто увидела его обнаженным. Прочувствовала всю его боль, берущую начало в далеком и безрадостном детстве. Видит бог, она не хотела его попрекать. Это было жестоко и бесчеловечно, но он не оставил ей шансов!
Это произошло мгновенно… Вот он все еще открытый, с зияющей раной в душе… И это так страшно, что она уже была готова взять свои слова обратно, как вдруг все в нем изменилось. Он будто отгородился, спрятался за высокой, непроницаемой стеной своего высокомерия и тщеславия, на которое теперь, наверное, имел полное право. Богдан прищурился и подобрался, как огромный тигр, готовящийся к прыжку.
– Что ж… Выходит, мне нечего терять. Хуже уже не будет.
– Нет, Бо…
Рита не успела договорить, подхваченная будто ураганом. Его неумолимые губы впились в её рот, наказывая… не лаская. Это была битва, а не любовь. Голодные поцелуи на грани отчаяния. Животные рыки. Они упали на траву и катались по ней, словно в смертельной схватке. Той схватке, где не было победителей. Конечно же, Богдан взял над ней верх. Запрокинул руки за голову и, удерживая те одной рукой, второй резко потянул майку вверх. Соски сжались под тонким кружевом двумя спелыми ягодами – он припал к ним ртом. Вторая рука пробралась в трусики и бесцеремонно толкнулась пальцами внутрь. С дрожащих ресниц Риты упали слезы. Она ненавидела его. Но было в нем что-то, чему она не могла противиться.
– Пожалуйста, Богдан, не надо! Я не хочу… Не могу! Не делай этого со мной… Пожалуйста!
Он как будто не слышал. Раздвинул ее ноги бедром и, проехавшись своим стояком по сердцевине, грязно выругался.
– Пытаешься выставить меня насильником, а сама мокрая, как последняя шлюха.
Рита сжалась от боли. Медленно выдохнула, обретая контроль над собой. Оттолкнула руки Связерского и, поправив на себе одежду, проговорила безжизненным голосом:
– Я не пытаюсь выставить тебя насильником. И не скрываю того, что рядом с тобой мое тело меня предает. Другое дело, что я никогда не поддамся этому желанию. Сделать это – означает попрать память умершего сына, втоптать в грязь собственную гордость и предать себя. Так что, пожалуйста, держись от меня подальше и…
– Постой… О чем ты, мать твою, толкуешь? Какого умершего сына?!
Глава 12
Богдан вышел из аэропорта только когда зафрахтованный им для Риты и Марка суперджет взмыл вверх. С трудом, как марионетка, едва шевеля одеревеневшими конечностями, забрался в машину и, медленно вытянув длинные ноги, ударил кулаком по рулю. Пожалуй, только сейчас его по-настоящему накрыло. Словно удавка из Ритиных слов лишь теперь до конца затянулась. Он с хрипом втянул вязкий, как будто враз загустевший воздух. Было адски жарко. Так жарко, что его футболка липла к телу, но Богдан не мог сообразить, что ему нужно включить кондиционер.
Перед глазами стояли события ночи и Риткины злые, больные глаза!
– О, вот только не надо! – рычала она, очевидно, из последних сил удерживая себя от банальной бабской истерики.
– Да что не надо? Я не понимаю, что ты несешь! – и себе распалялся Связерский. Хотя казалось, куда уж больше? У него и так едва дым из ушей не валил.
– Короткая же у тебя память… Или ты еще больший урод, чем я думала.
Голос Риты упал почти до шепота. Она развернулась, ломано, как будто из нее вынули стержень, и ссутулившись, как старуха, побрела куда-то, не разбирая дороги.
– Хрен ты куда пойдешь, пока мы во всем не разберемся!
Он ее догнал и остановил, опустив руку на плечо. Рита чуть повернула голову.
– Что именно ты хочешь, чтобы я сказала?
– О каком умершем сыне ты говоришь?
– О моем… моем умершем сыне. Том самом, на которого тебе было наплевать.
Рита наконец соизволила поднять взгляд, и то, что он увидел на дне ее глаз – не передать словами. У него мороз пронесся по коже и, сковав тело льдом, вырвался изо рта облачком пара.
– Наш сын жив-здоров. Он спит в палатке крепким сном абсолютно здорового ребенка и…
– А наш второй сын лежит в холодной земле, – прошелестела Рита слабеющим с каждой секундой голосом и зло вскинула ладонь вверх, когда поняла, что Связерский снова рвется что-то сказать. – Хватит! Хватит делать вид, что ты ничего не знаешь. Здесь не перед кем устраивать этот театр.
– Клянусь, если ты мне сейчас не объяснишь все по-нормальному, я…
– Что ты? Что ты, Связерский? Ударишь меня? Сбросишь в пропасть?!
– Да твою же мать! Я хочу понимать! О… чем… ты… говоришь! Потому как пока все сказанное тобой больше напоминает бред!
Он орал. Орал громко, так что голос, отражаясь от скал, еще долго кружил эхом в пространстве.
– Хочешь сказать, ты не знал о том, что у Марка был близнец?
Вот тогда он впервые и почувствовал эту удавку. Ее набросили ему на шею, еще не сдавливая толком, но с угрозой. И стало действительно страшно. Страшно услышать то, что он так хотел узнать еще какую-то секунду назад.
– Нет… – покачал головой, отступая, – Нет. Я не знал, – повторил, как попугай, отводя взгляд, не в силах больше смотреть на нее прямо.
Некоторое время Рита молчала. Как будто прикидывала в уме, можно ли ему верить. Но так ничего для себя и не решив, она обхватила себя руками, сосредоточив взгляд на чернеющих зубьях скал. Пожала плечами:
– Я говорила твоему менеджеру. Твоего контакта у меня не было, поэтому… да, я позвонила ему.
– Он мне ничего не передавал, – прохрипел Связерский, неосознанным жестом растирая грудь, в которой заныло сердце.
– Думаю, тебе следует обратить внимание на не слишком хорошую коммуникацию между тобой и твоим агентом. Не то… мало ли. Это сыновья тебе не были нужны. Невелика потеря… А вдруг он не скажет тебе о чем-то, действительно важном? Контракте каком выгодном, или… – Рита неопределенно взмахнула рукой в воздухе.
Она вышибла из него все дерьмо. Нокаутировала и добила ногами. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни звука. Она лишила его и голоса. Богдан так и простоял с по-идиотски отвисшей челюстью, пока Рита не скрылась в палатке. Да он и на следующий день не нашел в себе сил на то, чтобы с ней поговорить. Внутри него как будто закипала лава, и он боялся, что если узнает подробности… просто не справится с этим. И произойдет что-то страшное. Катастрофа. Его личная катастрофа.
И вот сейчас, прямо в эту секунду, у здания аэропорта, она началась…
Богдан раскачивался в кресле, тупо уставившись на обтянутую красной кожей торпеду, а отчаяние и боль жрали… жрали его внутренности. А потом все друге чувства в нем вытеснила слепящая черная ярость. Визжа шинами, он сорвался с места и покатил к дому. Больше ему здесь было делать нечего.
Когда злость немного поутихла, Связерский набрал номер, вбитый в его записную книжку под первым номером. Номер человека, которому он доверял, и который не оправдал этого самого доверия.
– Даг, привет. Мне нужны билеты на ближайший рейс до Вашингтона. Дело срочное.
– Привет, Плейбой, – лениво протянул его агент. – Ты же собирался пробыть с сыном еще как минимум две недели?
– Планы изменились.
– Не вышло из тебя примерного папки? – заржал Даг. Богдан стиснул зубы так, что хрустнули челюсти, и сосчитал до десяти.
– Об этом мы поговорим, когда я вернусь, – пообещал он, прежде чем оборвать связь.
Всю дорогу домой он думал о том, что Рита ему сказала. Он пытался осознать это… и не мог. Его сын умер двенадцать лет назад. Умер… А он… Связерский попытался вспомнить, чем он занимался в тот день. Была выездная игра. То ли в Питтсбурге, то ли в Филадельфии. В то время он чаще сидел на скамейке запасных, чем был на льду, но в тот день старина Джонс травмировался, и его выпустили на замену. Он не упустил свой шанс! Когда прозвучала финальная сирена, игра закончилась их убедительной победой. Он вкатил решающую шайбу и чувствовал себя королем мира. Как обычно, после матча ребята из команды отправились в бар. Как правило, руководство на это закрывало глаза. И, конечно же, Богдан пошел вместе с ними. Ему нравилось чувствовать себя частью команды. Эти парни стали его семьей! Настоящей семьей, которой у него никогда не было. Они пили пиво, над чем-то смеялись, лениво поглядывая по сторонам в поисках доступных симпатичных женщин. Вокруг профессиональных хоккеистов всегда отирались фанатки, и любому из них не составило бы труда кого-нибудь оприходовать. Богдан тоже не видел смысла отказываться от доступного секса. В то время он трахался так часто, как только мог, с такой скоростью меняя партнерш, что их лица и имена не успевали задерживаться в его памяти. Он не изменял лишь одному правилу – его секс всегда был защищенным. Всегда.
По всему выходит, что когда его сына хоронили, он сам довольно весело проводил время. Вот так…
Богдан растер глаза, натянул кепку пониже, прячась от слишком пристального взгляда соседа, и врубил на полную громкость музыку. У него были крутые наушники, но даже бьющие по ушам басы не могли заглушить ревущий вой боли.
Он чувствовал себя куском собачьего дерьма, а не человеком. Еще никогда ему не было так за себя стыдно. Он был как будто растоптан и смешан с тем самым дерьмом. Богдан не понимал, как будет жить с этим дальше. Как будет справляться. Связерский не мог избавиться от мысли, что если бы он забрал Риту с собой, такого бы не случилось. И сейчас у него было бы два сына, которыми он бы гордился, а может быть и еще кто-то был… Вина накатывала, вместо крови разливалась по венам. И хоть он не знал о причинах смерти сынишки, не сомневался – в Америке его бы спасли! Выходит… он сам его убил. Своими руками.
Все могло бы сложиться иначе. Более правильно, более счастливо, более… Да твою же мать. Что ж хреново так? А? Когда-нибудь станет легче?
Но легче не становилось. Ни когда он прилетел в Вашингтон, ни когда добрался до дома. Он любил свой лофт с отличным видом на Потомак. Но сейчас его высокие потолки как будто давили ему на голову. Богдан принял душ, переоделся и застыл на несколько секунд, глядя на собственное отражение в зеркале.
Хреново… Он выглядел хреново. Так, как будто его пропустили через мясорубку, или как если бы он не спал несколько дней кряду. Что, впрочем, так примерно и было. Стряхнув с себя наползающий сон, Богдан спустился вниз и сел в свою Ауди. Проехал несколько кварталов и остановился у большого старинного особняка. Не успел он выбраться из машины, как навстречу ему вышел Даг. Связерский только сейчас заметил, как тот обрюзг.
– Какие лю…
Короткий взмах кулаком – и его агент кулем свалился на идеально подстриженную лужайку у дома. Богдан знал толк в силовых приемах.
– Какого черта ты творишь?! – прохрипел Даг, отплевываясь от заполнившей рот крови. Богдан никогда не был пай-мальчиком. Он был кем угодно: плейбоем, уродом, суперзвездой, но он никогда, мать его, не был пай-мальчиком. И сейчас все дикое в нем, вся та тьма, с которой он научился справляться, рванула наружу. И видимо было что-то такое в его глазах, что и Даг это понял:
– Эй-эй, да что с тобой не так? В чем твоя, мать его, проблема?!
Богдан не знал, что бы сделал с ним, если бы из дома агента не вышла его дочь. Маленькая девочка лет четырех или пяти. Он не слишком в этом разбирался, хотя, наверное, ему следовало, ведь у него, дьявол все забери, был сын! Даже два…
– Привет, Бо…
– Привет, малышка, – сжимая руки в кулаки, прохрипел Связерский.
– Ты что, врезал моему па?
– Вот еще… Он споткнулся через поливочный шланг и упал.
С опаской косясь на съехавшего с катушек Богдана, Даг, опираясь на руку, встал. Покачнулся и снова сплюнул.
– Лили, иди в дом, милая. Мы здесь немного потолкуем с Бо, и я скоро приду.
– Мама спрашивала, останется ли он на ужин? Бо, ты ведь останешься?
Раньше Богдан любил бывать в доме Дага, он знал его жену, удивительно умненькую и добрую, как для очередной мисс-Вирджиния-две-тысячи-десять. Он любил возиться с его детьми – Сэмом, Алексом и маленькой Лили… Он вообще любил бывать в местах, в которых чувствовал себя частью чего-то цельного.
– Нет, милая. Сегодня я тороплюсь. Мне нужно только…
– Лили, иди в дом! – чуть более раздраженным голосом повторил Даг.
Лили переступила с одной крепкой ножки на другую и, оглянувшись напоследок, скользнула за дверь. Жидкий хвостик на ее макушке подпрыгнул.
– Как ты мог… У тебя ведь у самого дети. Сэм… у тебя ведь был уже Сэм, когда ты скрыл от меня правду…
– Да о чем речь?! Ты можешь мне объяснить?
– Как ты мог не сказать мне о том, что мой сын умер?
– О, да ради Бога! – вскинул голову к небу Даг и зарылся мясистой рукой в редеющие волосы на макушке. – Ты меня попросил решить эту проблему. Я ее решил.
– Ты обязан был мне сказать, сраный ты кусок дерьма!
– С чего бы?! Тебе живой ребенок не был нужен, что уж говорить о мертвом?! – взорвался Даг. И от его слов вся злость, что кипела в Богдане, со свистом устремилась прочь через огромную дыру, образовавшуюся в его сердце… Он чувствовал себя воздушным шариком, который надули и отпустили, не завязав узелок. И он летел, сдуваясь, хаотично подпрыгивал в воздухе, а потом упал на землю куском сморщенной, никому не нужной резины.
Богдан попятился, понимая, что еще совсем немного, и он просто разревется, как в детстве, когда еще умел плакать, зло растирая слезы по щекам…
– Бо, послушай…
Богдан выставил перед собой руку и покачал головой. Да, он повел себя как подонок. Испугался новой ответственности, не пожелал взять ее на себя, но, видит Бог, он бы хотел знать, что его сын умер. Даже тогда он предпочел бы об этом узнать. Может быть, он был не таким уж и дерьмом. А может, ему просто в это хотелось верить…
– Тебе нужно было обо всем мне рассказать… – тихо прошептал он, пятясь, как какой-нибудь диковинный краб.
– Прости, Бо, я… Ч-чёрт… ты был такой нестабильный. Такой дикий и отчаянный. На льду в тебя как будто вселялся дьявол. Вот каким злым ты был! Я просто боялся, что у тебя сорвет крышу. Не знаю, от чего ты тогда бежал, но…
– Тебе… нужно… было… сказать.
Богдан уперся задом в свою припаркованную машину, развернулся и дернул дверь на себя. Нет, он не снимал с себя вины. Видит Бог, не снимал… Но он имел право знать. Имел… будь оно все проклято.
Глава 13
Что-то случилось с системой кондиционирования. Еще утром она забарахлила, а к обеду и вовсе сдохла. Офис раскалился добела. В такой жаре голова вообще не соображала, красивое строгое платье на запахе липло к телу, а с волосами и вовсе невозможно было совладать. Рита скрутила их на макушке, но несколько непослушных кудрей все равно выбились из безжалостного захвата заколок. Пот собирался между грудей и тонким ручейком стекал вниз по животу. Нет! Так не могло продолжаться…
– Я сейчас помру от обезвоживания! – пожаловался сидящий за столом Игорек.
– Оно тебе не грозит. Ты выпил все мои запасы воды из холодильника…
– Угу… Там уже пусто. Слушай, а давай это все перенесем на завтра! – взмолился заместитель, бросая отчаянный взгляд на разложенную на столе смету, над которой они трудились последние несколько часов, споря почти до хрипоты.
– А если и до завтра не починят? У нас сроки горят…
Рита застонала и опустилась лбом на лежащие перед ней листы опросника пожеланий клиента, которые она перебирала уже, наверное, по десятому кругу.
– Я сдохну, прежде чем мы придем к общему знаменателю…
Не отрывая лба от стола, Рита вздохнула:
– Да уж… Я просчитала тысячи вариантов. Но мы выходим за рамки бюджета.
– Потому что они хотят залезть на грушу и жопу не ободрать! – вспылил обычно веселый Марк.
– Груши им как раз и не нужны… А я ведь предлагала. Небольшой сад, чтобы освоить землю вот здесь, – Рита обвела карандашом небольшой участок на плане геодезической съемки и в отчаянии растерла покрытый испариной лоб.
– Они сами не знают, чего хотят! Три макета, Рита! Три!
– Слушай… может быть, сделать видеовизуализацию?
– Да ты представь, сколько это отнимет времени!
– Если нам достанется этот контракт, он послужит фирме отличной рекламой.
– Да это понятно. Думаешь, они правда не могут представить, как это будет? Или просто сношают нам мозг?
– Я не знаю. Для них еще делают проект в Ландшафт-дизайне… Черт!
– Ладно, похоже, выхода нет…
Входящим сообщением тренькнул скайп. Так они для удобства общались между собой с коллегами.
«К вам посетитель. Очень настойчив», – писал ее секретарь.
Только этого сейчас и не хватало, – подумала Рита, приводя в порядок свое изрядно помятое платье. Приятного оттенка лайма, утром оно выглядело пречудесно, а вот сейчас…
– Посетители… – объяснила Рита свою суету помощнику, – в общем, я на тебя рассчитываю, да? Ты же все сделаешь? Скажи, что сделаешь эту чертову визуализацию, потому что иначе – я уже не знаю, как быть… – убеждала Рита Игорька, в обязанности которого это все совершенно определенно не входило. Дверь открылась, но она все еще что-то говорила, а потому не сразу обратила внимание на того, кто вошел.
– Да сделаю-сделаю. Но если они не определятся до конца недели, с этим надо завязывать.
– Я знаю, – вздохнула Марго и, наконец, обернулась.
Он стоял у двери. Лицо спрятано в тени козырька бейсболки, простая, идеально сидящая на его безупречном теле футболка, потертые джинсы. Все, безусловно, дорогое и эксклюзивное. Кричащее о его статусе. В уголке рта – белая тонкая палочка. Как и в любом приличном офисе, у них на рецепции имелась вазочка с леденцами. Похоже, Богдан позарился на Чупа Чупс.
– Привет.
– Привет, – выдавила из себя Рита, игнорируя поднявшийся в ушах шум. – Что… что ты здесь делаешь?
Связерский перевел взгляд на заинтересованно поглядывающего на него Игоря и неторопливо вновь вернулся к ней.
– Нам нужно поговорить.
– Хм… Я думала, мы уже все обсудили.
– Это вряд ли…
Нервно закусив губу, Рита покосилась на помощника и, тяжело вздохнув, распорядилась:
– Распусти всех. Один черт работать в такой жаре не получится. И сам можешь ехать.
Игорек кивнул. Подмигнул начальнице и напоследок пообещал поработать над ее просьбой. Дверь за ним захлопнулась, и Рита осталась один на один с Богданом. Ее кабинет не был тесным. Но Связерский, кажется, занимал собой каждый его миллиметр.
– Чудесное местечко. Только здесь жарко, как в аду.
Рита отвернулась под предлогом наведения порядка на столе, чтобы скрыть то, что чувствовала на самом деле. Вообще-то она всегда считала, что дьяволу-Связерскому в аду комфортно, как в санатории. Самое место ему в аду… Но после того, как выяснилось, что он не знал о смерти их не родившегося ребенка, её к нему отношение претерпело некоторые изменения. Нет, оно не поменялось кардинально. На самом деле этот факт менял не так, чтобы много. Но все же… все же что-то менял.
Не сказать, что она ему сразу поверила. Трудно снова поверить человеку, веру в которого ты уже однажды утратил. Но его глаза… его больные, совершенно потерянные глаза – врать не могли. Все чаще Рита задавалась вопросом – как бы изменилась ее жизнь, если бы Богдан тогда был с ней рядом. И, несмотря на то, что у нее не было абсолютно никакой уверенности в том, что он бы примчался, не думать об этом она не могла.
– Сломалась система кондиционирования. Думаю, для разговора нам лучше перебраться в местечко попрохладнее. Хотя я не понимаю, о чем нам с тобой говорить.
– Ну, ты и не отказываешься. Значит, мы неплохо продвинулись.
– В чем? В чем мы неплохо продвинулись? Ну, о чем ты говоришь?
Рита подхватила портфель и двинулась мимо Богдана к выходу. Но он ее обогнал, обдавая изысканным ароматом духов и разгоряченного тела набитого под завязку тестостероном мужчины. Каждая клетка, каждый чертов нерв в ней откликались на его близость. Давным-давно Связерский стал ее наваждением, и стоило признать – с тех пор мало что изменилось. Она пыталась встречаться с другими мужчинами. Более взрослыми, степенными и ответственными. Но ни черта не получалось. И теперь Рита понимала, почему.
От этого хотелось кричать!
– О том, что случилось.
– Ты меня бросил. Нас… бросил. Все просто.
Наверное, он бы что-то сказал, да только в приемной они были не одни. Богдан проглотил готовые сорваться с языка слова и, чуть вздернув бровь, уставился на нее, не мигая.
– Ольга Павловна? – отвела взгляд Рита. – А я думала, уже все ушли.
– Ну, как же это… Вперед начальства! – возмутилась секретарша и промокнула пот бумажной салфеткой.
– Да я, в общем-то, тоже все.
– К деду, наверное, отправитесь?
Рита покосилась на Богдана и вздохнула:
– Теперь только утром. Ну, что? До понедельника?
– Хороших вам выходных.
Рита вымученно улыбнулась и пошла дальше. В лифте было немного прохладнее, чем в остальных помещениях, но близкое присутствие Связерского заставляло Риту обмахиваться сложенными в стопку бумагами, чтобы не свалиться от теплового удара.
– Я уже тут ни черта не помню… Здесь есть какой-нибудь ресторан? Или… я не знаю.
– Ну, нет! Я никуда не пойду в таком виде, – запротестовала Рита, подстраиваясь под его широкий уверенный шаг.
– Тогда что ты предлагаешь? Поговорить на улице?
Рита переступила через протянутый по тротуару поливочный шланг и тяжело вздохнула.
– Ты ведь не отцепишься?
– Нет, – стиснул зубы Связерский.
– Ладно. Тогда поедем ко мне. Мне нужен душ и кондиционер. И что-нибудь выпить.
– Эй, ты куда?
– Так в подземку. А ты думал, меня ждет за углом Мазератти?
– Ну, а почему бы и нет? Я плачу…
– Заткнись! Вот сейчас просто заткнись! Если ты попрекнешь меня алиментами, то упадешь в моих глазах ниже некуда.
– А я и не думал попрекать! – огрызнулся Богдан. – Ты имела на мои деньги полное право.
Рита оглянулась, прежде чем ступить на эскалатор. Может, и хорошо, что он так её бесит. Это здорово прочищает мозги. Напоминает о том, почему ей не следует по нему сохнуть. Нет, как же все-таки неожиданно… Его приезд, ее реакция! Она ведь практически убедила себя, что поступила правильно. Бежать от него – лучший выход. Потому что, находясь рядом – она словно теряла голову. Вот и теперь по телу его взгляд ожогами.
– Я не брала ни копейки из тех денег, что ты давал Марку. Мне не нужны были твои подачки. А вот мой сын… ты прав. Он имел право. Так что, не переживай. Каждая копеечка на счету. Ждет его совершеннолетия.
Желваки прокатились по скулам Связерского и замерли.
– И на что же ты жила все эти годы?
– Хорошо жила. Не беспокойся, Марк ни в чем не нуждался.
– Кто тебе помогал? Мать?
В тоннеле загрохотало. Воздух как будто завибрировал. Приближался их состав.
– Мать от меня отказалась. Примерно в то же время, что и ты, – сказала Рита, когда они устроились в полупустом вагоне. Давно затянувшиеся раны заныли, распространяя по телу острую дергающую боль.
– Как это – отказалась?
