Текст книги "Любовь на фоне беспредела (СИ)"
Автор книги: Юлия Панченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
И все, что я могу, это показать правду тем, кто действительно хочет ее увидеть. И я буду это делать, пока имеется заряд на камере и есть интернет. Буду делать, даже когда разочарована и взвинчена, когда потеряла надежду пробиться к сознанию десятков тысяч. Буду делать, даже если меня поймет только один человек на планете. Да, порой бывало страшно, неуютно, и я отнюдь не желала повторять судьбу Зои Космодемьянской, но что есть жизнь без цели?
Говорить все это Стасу я не собиралась, ибо высокопарно, наивно и весьма противозаконно. Ни к чему ему знать то, что вертится у меня в голове. Все, что мне нужно было сделать, это соврать.
– Да, снимала, – вернулась я в реальность, – никто меня не нанимал, это было нечто вроде порыва – я могу, так почему не показать общественности то, как осуществляется защита граждан от них самих? К тому же, разве это преступление – в двадцать первом веке-то? В день очевидцы снимают сотни любительских видео – из квартир, крыш, ближайших магазинов. И на каждом из них – правда, Стас. Знаешь выражение: «всех не перевешать»? Люди обязательно поймут кто и в чем виноват. Может не сегодня и не завтра, но поймут, – я снова села на стул, потерла руками виски, и почувствовала, как устала.
Моральное напряжение последних дней истощило все силы.
Нет разницы, где снимать убийства – за границей или в собственной стране. Это всегда больно и страшно. Я и успела забыть – насколько.
– Значит, заказчика нет? Замечательно. Даже если я вот так спрошу? – Стас вышел из-за стола, обошел его и остановился напротив.
Чтоб посмотреть ему в глаза пришлось высоко поднять голову. Он достал из-за спины пистолет, и дуло уткнулось мне в грудь.
Стоит ли говорить о том, что сердце пропустило удар, а по спине скатилась струйка холодного пота…
Все это уже было со мной когда-то. Да, определенно.
Время замедлилось, и вдруг, как в калейдоскопе, перед глазами замелькали картинки из прошлого. Воспоминания вперемешку с эмоциями нахлынули жаркой волной. На спине холодными каплями выступила испарина – обильнее прежнего.
Две тысячи десятый год. Афганистан. Жарко, я прячусь от повстанцев за ржавым сараем. Они не должны увидеть меня, не должны забрать камеру. Эти фотографии обязаны появиться.
Пот стекает по спине, застилает глаза. В руках тяжелый фотоаппарат, во рту сухо как в пустыне. До ужаса хочется пить.
Сердце бьется в горле после долгого бега. Вокруг шумно – стреляют очередями.
Вот из-за угла появляется смуглый мужчина. Он что-то быстро говорит в рацию, но от волнения я не понимаю ни слова. Пытаюсь отползти дальше – в уголок потемнее, и тут, во внезапно наступившей тишине под ботинком хрустит камень. Закусываю губу от страха. Нет, не смотри, не смотри, прошу. Не слыша моей немой, отчаянной мольбы, мужчина оборачивается на звук. Заметив меня, резко замолкает, а потом отчетливо цокает языком и тянет руку за короткоствольным автоматом.
Открываю рот, шевелю онемевшими губами и заговариваю по-английски, так как совсем не имею произношения понятного ему наречия, пытаюсь сказать, что я мирный гражданин, что журналист, но он не слушает. Нажимает какую-то кнопку на оружии, вскидывает ствол, и почти не целясь, стреляет.
Ударяюсь головой о стенку сарая, чувствую, как немеют ноги, но боли нет. Я даже не понимаю, куда он попал. Сознание застилает темнотой и отчего-то хочется громко смеяться. А потом я засыпаю. Крепко.
Моргнула, и наваждение прошло. Минуты вновь потекли размеренно. Присмотрелась к глазам Стаса. В них было так темно. Точно так же как в глазах выстрелившего в меня пуштуна.
Равнодушие накатывает на меня апатичной волной. Я перестаю трястись – и сейчас не боюсь. Как не боится смерти тот, кому нечего терять.
– Даже так, Стас, – пожимаю плечами.
Он все еще держит руку вытянутой. Дуло беспристрастно смотрит в грудь. Скоро рука устанет, дернется. И тогда… И тогда он либо выстрелит, либо опустит пистолет.
– Тяжело стрелять в упор? Я могу отвернуться, – опускаю глаза на миг, а потом снова смотрю на него.
Этого мужчину не прочитать. Лицо спокойное, на нем не дергается ни один мускул. В глазах пусто.
Я бы многое отдала, чтоб посмотреть на него в бытовой обстановке – какой он когда просто разговаривает с друзьями? Или с женой… И есть ли у него жена?
На этой мысли я усмехнулась.
О чем думает женщина под дулом пистолета? О том, какой он – ее палач.
Господи, мне пора лечиться. В двадцать шесть лет оказаться сумасшедшей…
Сидеть под прицелом было неуютно – в животе свернулся тугой комок, в горле пересохло. Это определенно стресс, но я, как могла, старалась скрыть страх.
Медленно встала, не отрывая глаз от лидера Верных. Они у него были бездонными черными колодцами. Пустыми-пустыми. Сам не шелохнулся, только рука переместилась выше – вслед за мной. Я вдохнула поглубже, отвернулась от мужчины с пистолетом, став спиной, опустила руки вдоль тела. Зажмурилась.
Выстрелит?
Что ты делаешь – кричал разум. Нельзя провоцировать удачу – однажды тебе уже довелось выжить, и сегодня может не повезти… но я упрямая и немного чокнутая, поэтому продолжала стоять под прицелом и ждать.
Прошла минута, может быть две. Ничего не происходило. И когда я уже собиралась обернуться и прямо спросить – какого черта он медлит, а также зло бросить, что ожидание страшнее пыток, как воздух за спиной дернулся, защекотал шею. Вдоль позвоночника побежали мурашки. Сильные руки обхватили меня поперек живота и прижали спиной к твердому телу.
– Смелая, – прошептал Стас мне в висок. – Люблю смелых.
Пульс грохотом отозвался в висках. В кровь хлынул адреналин пополам с эндорфином.
Получилось. Поверил, отступил. Удача пока еще со мной.
Перемена в настроении Стаса ощутилась каждым нервом, каждой клеткой. Он больше не был раздражен и больше не задавал вопросов. Не знаю – обрадовало это меня или напугало…
Он был так близко. Я чувствовала спиной его тепло, едва уловимый запах свежего парфюма будоражил рецепторы. Мой пульс участился, а спустя секунду уловила его желание – почувствовала даже, и невольно заерзала, потерлась…
И это все – дикое напряжение между нами, реальность на грани фантастики, так мгновенно распалило меня, что я едва не застонала. Мне вдруг остро захотелось почувствовать – какой он, этот жестокий мужчина. Какой на вкус, на ощупь. В низу живота разлился жар от предвкушения, от самой мысли, что сейчас – я в руках совершенно незнакомого, опасного человека, и он – может все.
Задышав чаще, я прикрыла глаза и отдалась ощущениям.
Стас проскользил одной рукой по груди, другой продолжая крепко прижимать к себе. Задержался пальцами на соске, потом поднялся выше – к горлу, погладил скулы, коснулся губ, и они раскрылись. Я лизнула его палец, а Стас порывисто втянул в себя воздух. Не громко, но я услышала.
Обернулась к нему, заглянула в дикие, совершенно черные, сумасшедшие глаза, а потом поцеловала.
Странно целовать врага. На губах появился привкус чужака – незнакомый, почти пугающий, но в то же время его губы казались мягкими, сладкими, а язык настойчивым, терпким.
Стас быстро задрал мне платье, влажно поцеловал в шею, от чего я выгнулась навстречу. Потом он сдвинул в сторону трусики, погладил, прошептал кое-что в высшей степени неприличное, отстранился на миг, приподнял меня за бедра, заставляя обхватить его ногами, а потом одним сильным движением вошел в меня.
Это было грубо, в какой-то степени первобытно, но у меня почему-то подогнулись колени. Поддерживая под спиной, он принялся двигаться. Я закрыла глаза, обняла его за шею, изо всех сил стараясь не стонать. Мысли путались. Какая-то часть меня кричала – очнись! Другая хотела зарыться руками в его волосы, целовать сильнее и чаще, двигаться на встречу порывистее. Стас снова впился губами мне в шею, и от этого властного поцелуя я почти закричала. Он обернулся, перенес меня к столу, уложил на него, и, не отрывая взгляда, задвигался глубже. Мне хотелось кричать и грязно ругаться, но я только стискивала зубы.
Он стянул платье с плеч, принялся гладить грудь, мягко провел ладонью по розоватому шраму у ключиц. Закусила губу, но стон прорвался.
– Кричи, сладкая, – до одури хрипло, властно сказал Стас.
И я закричала. Потому что больше не могла терпеть.
Черт возьми, он двигался так непередаваемо быстро, входил так глубоко, доставал какие-то мифические точки, и это было ново, остро. Дико. Я почти сорвала голос, а он смотрела на меня своими порочными, глубокими очами и я видела в них свое отражение. В его темных, как омуты, глазах пылал настоящий огонь, а лицо казалось до странного бледным.
Сколько же у меня не было мужчины? Я оправдывалась именно этим – недостатком мужских ласк, но на самом деле все было иначе – я кричала и билась под ним, потому что безумно хотела именно его. Хотела быть его пленницей, обжигаться его грубоватыми, жадными прикосновениями. Почувствовать остроту и раскаленное добела желание…
Меня возбуждал его запах, алая аура властности и резкость движений, непримиримость взгляда. Он вызывал во мне такие эмоции, о которых я даже не подозревала. Черт возьми, я никогда прежде даже не помышляла, что захочу мужчину, лишь только глянув на него! И мне плевать было на байки о нем, на то, что сегодня он – враг. Так было даже лучше, острее.
Я поправила одежду и привела в порядок волосы. Слезла со стола и обратилась к Стасу:
– Отдашь телефон?
Он провел рукой по лицу и кивнул.
– После, когда заедем к тебе и ты отдашь все копии видео.
– Затем ты меня пристрелишь?
– А стоит?
Я пожала плечами и отвела глаза. А потом спросила:
– Сколько вам платят – достаточно для того, чтоб закрывать глаза на все? Даже на то, в кого стреляешь? Или вы работаете на идею?
– Я думаю, что маленьким девочкам не пристало заглядывать туда, куда не следует. И задавать вопросы большому, злому дяде – тоже не стоит. Ответы могут очень не понравиться.
Что на это ответить – я не знала. Он был прав. Мне не понять грязной политики.
И все же, я продолжила допытываться. Секс развязал мне язык. Кто-то курит, а я ерунду болтаю.
– Ответь мне, Стас. Назови сумму, ради которой ты перейдешь на мою сторону. На сторону народа, а не властей. Просто скажи – сколько мне заплатить?
Я нервно сжала кулаки в ожидании ответа.
Если идейный – не ответит. А если назовет сумму – он целиком и полностью мой. Вместе с Верными.
Стас насмешливо прищурил глаза и негромко рассмеялся.
– Посмотрела бы ты сейчас на себя моими глазами. Ты так красива, что больно смотреть. Волосы как золото, глаза как трава ранним летним утром. Маленькая, хрупкая и сладкая. Я бы перешел на твою сторону помани ты пальцем. Беда в том, что таких как ты – много. И всех вас можно взять просто так. Поэтому мой ответ – сто миллионов долларов, детка.
Он подошел, шутливо отпустил мне саечку и подмигнул.
А я отвернулась, чтоб не увидел блеска в глазах, и улыбнулась. Искренне – впервые за долгое время.
Мы проезжали мимо центральной площади, и я попросила остановиться. Может, зря я думала, что для такого мужчины как Стас, случайный секс что-то значит, но такая уж у нас, женщин натура – преувеличивать. Словом, я перестала его бояться. Мне казалось, что после того, что было, он не сможет меня обидеть. Глупо, определенно по-бабски глупо, но так и было. Я смотрела на Стаса и его черты уже виделись мне такими близкими, такими правильными – гормональные розовые очки упорно застили мне взгляд. Я была уверена, что могу распоряжаться временем этого незнакомого, опасного мужчины, поэтому попросила остановить автомобиль.
Я вышла из машины и свистнула. Потом еще раз. И еще. Когда уже решила было бросить эту затею, кусты рядом зашевелились и через миг к моим ногам выкатился пушистый комочек.
Лопоухий, с черной мордочкой пес. Тот самый. Он явно замерз и был голоден. Я подхватила его на руки и села в машину. Собачонок не возражал – сидел у меня на коленях и косился на Стаса. Тявкнул пару раз, скорее для порядка, и успокоился.
Лидер Верных явно был озадачен, но вида не подал.
Поднялся с нами в квартиру, перед этим сняв нашивку со свастикой и запихав ее в бардачок, запер за собой дверь. Я не предложила ему чаю, не подала тапок. Ткнула пальцем в компьютер, умолчав, что еще вчера все материалы отправила заграничному хакеру, оставив себе только копии, и отправилась кормить собаку.
Перед уходом, Стас посмотрел на меня странно – задумчиво, что ли. Я, повинуясь порыву, поцеловала его в щеку и заперла дверь, прислонившись к ней спиной.
Следственно-причинные связи, мать их. Вселенная просто спятила.
Той ночью мне приснился странный сон. Может, он пережитого волнения – эмоциям ведь надо находить выход.
Я видела Стаса. Это он был в Афганистане. Именно он нашел меня возле того сгнившего сарая – полумертвую и жалкую. Это он подхватил меня на руки и побежал к старенькому грязному джипу. Его черные глаза я видела, когда на мгновения приходила в сознание. Его руки успокаивающе гладили меня по голове и зажимали рану найденным в аптечке эластичным бинтом. Это Стас шептал мне на ухо, что все будет в порядке. Он пенял, что маленьким девочкам нельзя играть на территории больших и грязных политиков. Я кивала в такт его словам и говорила, что если выживу, то выйду за него замуж. Стас смеялся и гладил меня по волосам.
А потом я увидела серый потолок в местном госпитале, спешащую к нам сестру из красного креста и вдруг проснулась.
Села на постели, а потом принялась искать сигареты.
В голове билась невероятная мысль – а сон ли это был? Или быть может – одно из забытых воспоминаний? Чаша весов склонялась ко второму варианту. Потому что во сне я видела Стаса без шрама.
Утром проснулась бодрой, чего давненько не случалось. Созвонилась с Леной, затем по скайпу связалась с Игорем – тем самым хакером. Поговорили, он выслушал мой план очень внимательно и вдруг засмеялся.
– Сойдется, Лерка. Дело непростое, но все же выполнимое. Сервер не вычислят, за себя не переживаю. Ты особо не мелькай. И Ленке передай, пусть с мужем на курорт летят. Думаю, через пару дней будет готово.
Дни пролетели быстро. Я подолгу гуляла с Эрнесто – назвала пса в честь Че Гевары. Пусть мы не на Кубе, и все же. Будет память его почившему хозяину. Подруга с мужем и вправду улетели на Гоа.
В городе было спокойно. Правда, в соседнем населенном пункте подожгли здание РОВД – вместе с полицейскими. В новостях говорилось, что замкнуло проводку, а в интернете очевидцы и инакомыслящие с пеной у рта доказывали, что местные полицаи отказались прислуживать одному из принцев. За что и получили – сначала по пуле, а после и инквизиторский костер, чтоб завуалировать преступление.
Я была склонна верить форумчанам – на многие вещи начинаешь смотреть иначе, после того, как людей расстреливают на глазах просто потому, что небо синее.
Я в нетерпении вышагивала по квартире, много курила, и от волнения маялась желудком. Когда решила выйти за но-шпой, раздался звонок. Двинула курсором, и ответила по видео связи.
– Готово, – без предисловий, начал Игорь. – Записывай его номер. По телефону не говори, только лично. Есть все фрукты. Сначала работа, потом сладости. Поняла?
От волнения Игорь проглатывал окончания слов, но я его понимала.
Сегодня мы пишем историю.
– Поняла. Поехали, Игореша.
Отключив связь, я забыла про но-шпу, забыла про желудок. Пошла в ванную, приняла душ, затем тщательно накрасилась, причесалась и оделась. И только потом позвонила.
Он поднял трубку после первого же гудка.
– Да, – бросил отрывисто.
– Доброго здравия, Станислав Алексеевич, – улыбнулась я.
– Кто говорит? – Не сбавляя оборотов, рыкнул Стас.
– Говорит и показывает Альфа Центавра, – пропела я.
А потом собралась и сказала серьезно:
– Это Лера.
– Какого черта? – Зло бросил Стас.
Я начинала удивляться. Неужели он не рад меня слышать?
– Ты кое-что хотел? Нечто с большим хвостом из нулей. Так вот, я готова обменять это на кое-что другое. Подробности при встрече. Жду тебя через час. Не успеешь добраться, сделаю предложение другому человеку – в любом случае, охотник найдется, – скорее отчеканив, чем сказав, я повесила трубку.
Следующие пятьдесят минут казались мне самыми долгими. Я томилась и мерила шагами гостиную. Он мог проигнорировать зов, но звонок в дверь раздался точно спустя час после нашего разговора.
Стас был злой как черт. Влетел в прихожую, прижал меня к стене и зарычал в лицо:
– Никогда больше не звони мне, поняла? И никогда больше не бросай трубку!
Как сделать эти две вещи одновременно я не знала. Определился бы.
С трудом отодвинулась от него и прошла на кухню. Поставила чайник, машинально погладила дремавшего Эрнесто и заговорила.
Стас слушал молча и по мере рассказа, глаза его делались уже, а скулы белели. Когда я договорила, руки его были сжаты в кулаки. И все же видела, что заинтересовала его. Еще бы. Кто ж от таких денег отказывается.
– Чтоб не быть голословной, переведу миллион на твой счет. Остальное – после дела.
– Откуда у тебя такие деньги? – устало спросил Стас.
Видимо, злиться ему надоело.
– Бабушка в наследство оставила. Так что, берешься?
На самом деле деньги были украдены. С мину по нитке, как известно. Какая-то хитрая программа – детище Игоря, просто слопала по несколько нулей со счетов правящей верхушки и перевела их на закрытый для постороннего доступа, зашифрованный счет. Не думаю, что кража бросится в глаза. Игорь сказал, что там столько, сколько невозможно потратить за сто лет, даже если покупать в день по острову.
– Да, – коротко ответил Стас и вышел в коридор.
Спустя миг послышался хлопок входной двери.
Через неделю пришли первые новости, и они были, мягко говоря, поразительные.
Основные кандидаты в президенты убиты. Каждый из принцев – почти одновременно, в своих домах. На рассвете.
Стрелков взять не удалось. Заказчика и исполнителей ищет полиция.
Еще через два дня были застрелены министр внутренних дел, а также временно исполняющий обязанности президента. Оба – дома, в собственных гостиных. После – еще пять ведущих бездельников. Таким образом, была перестреляна вся верхушка. СМИ назвали это возвращением кровавых 90-х.
Спустя сутки в сети и ведущих телеканалах появилось изобличающее видео. На всех языках мира в нем рассказывалась правда о выборах и методах конкуренции. Вместе с представленными документами имелись так же показания военных и других чиновников. Говорили много, но по делу. В конце записи голосом дятла Вуди неизвестный обещал перестрелять всех и каждого из правящего дома, кто будет вести себя грязно. Смешной голосок смеялся-смеялся-смеялся и заверял, что ни пуль, ни денег ему не жаль. А жирных лентяев тем более.
Поднялся бум. Все вдруг принялись обсуждать события, обвинять и вешать ярлыки.
В правительстве страсти не утихали долго – люди вылетали из теплых кресел, как пробки из бутылок.
Срочно были назначены выборы президента. Подсуетившись, Ленкин муж оказался основным кандидатом – уже вовсю шла его предвыборная кампания: неторопливая, и самое главное – без дебатов. Наверное, так случилось отчасти от того, что конкурентов у Ленкиного благоверного не нашлось.
Не могу сказать, что народ пришел в себя – нет, снова были митинги, протесты, но как-то вяло, без былого задора. То ли финансирование прекратилось, но ли боевой настрой иссяк, кто знает.
Успело пройти около полугода, прежде чем в городах все как-то поутихло, забылись разногласия, стала стихать вражда. Общенациональное Ненавижу понемногу впадало в спячку и мне это нравилось. Наверное, люди просто утомились безумствовать.
Игорь звонил каждый день, и мы с интересом обсуждали новости. Ленка заехала в гости лично – обняла, и сказала, что родина меня не забудет. Я посоветовала ей внимательно составить речь для будущего президента. Мы долго разговаривали, выпили литр чаю, а после столько же мартини.
Я коротала вечера в сети, днем много фотографировала – для истории, для будущих патриотов. Снимки выходили грустными, но вполне удачными.
Спустя еще три месяца, когда я уже порядком утомилась ждать, раздался настойчивый звонок в дверь.
Я открывала замки, отмечая, как дрожат руки. Распахнула створку и, затаив дыхание, посмотрела на гостя.
Теперь у него было другое лицо. Другие скулы и нос. Губы стали тоньше, глаза чуточку уже. Исчез шрам. Волосы на тон стали светлее. Только глаза остались прежними – темными, глубокими.
– Ты вернулся, – хрипло сказала я и посторонилась. Прокашлялась.
Конечно, вернулся. Ты должна ему девяносто девять миллионов долларов, дура.
– Скучала? – Голос тоже стал иным. Чуть ниже. Вкрадчивее.
Я неопределенно повела плечами. Ни к чему Стасу знать, что я только о нем и думала.
Что влюбилась в него как кошка – с первого взгляда на той темной площади вблизи от городского совета. Что плевать мне было, сколько народу он убил. Что не глядя пошла бы за ним, если бы позвал.
– У тебя все в порядке? – Спросила, хотя и так было понятно, что у него все в шоколаде.
Безумно красивый, свободный мужчина, который вот-вот станет миллионером. Что еще нужно для счастья?
– Все хорошо, – ответил он.
– Верные вне закона, – зачем-то уточнила я, хотя он, бесспорно, это знал.
Не зря же полгода провалялся в клинике пластической хирургии.
Я провела его в гостиную, шикнув по пути на Эрнесто, кто, не признав в госте знакомого, заливисто его облаял.
Включила компьютер, двинула рукой, приглашая Стаса присесть в кресло.
– Я так и не понял, зачем ты подобрала этого пса, – тихим голосом спросил Стас, и что-то внутри меня глухо оборвалось.
Так томно прозвучало. Эротично. И так далеко. Мне не удастся привыкнуть к нему новому – потому что он уйдет спустя десять минут.
– Это не очень приятная история, – отвернувшись, ответила я. – Будешь чай, кофе?
Стас отрицательно качнул головой. Я так и думала.
– Расскажи мне – как ты это сделал? Как убил их? – Мне было все равно как.
Это была еще одна попытка сблизиться. Задержать его хоть на полчаса. Посмотреть, послушать, вдохнуть такой близкий запах его кожи.
– Железного принца убрал сам – устроился с винтовкой на крыше здания напротив. Его оппонента и еще двоих деятелей убрал армейский товарищ за определенную сумму, остальных снова я. После пришлось значительно подчистить ряды Верных. Кто-то слишком много знал, кто-то просто догадывался, но и этого было достаточно. Остальные разбежались, как только запахло жареным. Потом был перелет, клиника, много новых швов и как следствие – новая физиономия. До сих пор не узнаю себя в зеркале. Это даже забавно – тридцать семь лет прожить с определенной внешностью, а потом проснуться с совершенно новым лицом.
– Да, – совершенно невпопад ответила я.
Пока он говорил, я думала о другом. О том, как я одинока. Пройдя Афганистан и организовав переворот в собственной стране, я осталась обиженной маленькой девочкой. Бестолковой и несчастной.
– Как живется тебе? – Спросил Стас.
– Не жалуюсь.
Благодаря Игорю я тоже стала богатым человеком.
– Страна так и не узнает в лицо свою героиню, – усмехнулся Стас. – Все настоящие деятели зачастую остаются в тени.
– Не думаю, что народ был бы счастлив узнать заказчика государственного переворота, – в ответ пожала плечами.
Собралась с силами и протянула Стасу планшет.
– Набирай номер счета.
Он набрал и вернул гаджет обратно.
Я сделала маленький вдох и завершила операцию. Стас стал богатым мужчиной.
Денег было совершенно не жаль. Было грустно, что он сейчас встанет и уйдет.
Стас проверил банковский счет, хмыкнул и не торопясь, поднялся. Потянулся лениво.
Подошел ко мне, наклонился близко. Я втянула носом воздух и прикрыла глаза. Только бы поцеловал напоследок.
Открыв веки через миг, встретилась с его взглядом. На дне его глаз было что-то такое, от чего дрожь по спине пошла. Меня затягивало в омут – выворачивало, перемалывало.
Мы истребили кучу народа, тех, кто был виноват в беспределе, и кто только косвенно замешан, но один из главных злодеев тогда стоял передо мной. Смотрел холодными глазами, в зрачках которых я видела собственное отражение. Он убивал не только ради денег. Тогда я увидела это отчетливо. Он убивал, потому что это ему действительно нравилось.
Я замерла и затаила дыхание, потому что стало понятно – в данную минуту он решает: оставить меня в живых, или лучше не надо. Ведь лучший свидетель – мертвый свидетель. Это девиз его почившей группировки, а лозунги лидеров неискоренимы.
Мне хотелось передернуться, отвернуться, но я смотрела ему в глаза.
Казалось – прошла вечность. Он не моргал, и мне подумалось, что глаза у него вот-вот пересохнут.
Нависая надо мной, он не давал и шанса вырваться. Я и дернуться не успела бы – он слишком сильный, слишком ловкий. Всего в нем слишком. И красоты, и жестокости тоже через край.
Сколько мы играли в гляделки? Через века мне показалось, что его рука дернулась, и блеснуло лезвие.
– Я сейчас уйду, а ты забудешь мое лицо. Оставлю тебе только кое-что на память – маленький подарок. Сохрани его, и когда тебе захочется позвонить или найти меня – посмотри на него внимательно, это поможет передумать, – вкрадчиво заговорил Стас, почти касаясь губами моих губ.
Он отстранился на миг, а потом медленно поцеловал – мягко, очень нежно. Прощаясь.
– Не хочется портить такое идеальное лицо, поэтому тебе нужно снять блузку, – властно приказал он.
И как под гипнозом, я послушно разделась. Все потом – подумала я. Потом я буду плакать и проклинать. Сейчас нужно запомнить все – впитать, запечатлеть. Увековечить. Чтобы вспоминать унылыми, пустыми вечерами, когда стемнеет и зажгутся фонари, а по земле заклубится влажный туман. Когда пальцы обожжет забытая сигарета.
Стас задержал взгляд на груди, глаза его потемнели. Расстегнул бюстгальтер, затаил дыхание на секунду – между нами словно кисель застыл: был виден и ощутим каждый вдох и выдох. Каждый мелкий жест и взмах ресниц.
– Хотя и тело твое совершенно, и портить его не менее жаль, это придется сделать, ты понимаешь? – хрипло прошептал он и коснулся языком соска.
Я ничего не понимала. Что он будет делать – совершенно не важно. Но я кивнула. Просто потому что он так хотел.
Его язык принялся ласкать грудь и у меня в животе начался пожар. Ноги свело от желания. Словно почувствовав это, Стас сорвал с меня юбку.
И все повторилось. Тяжелые вздохи, быстрые движения. Стоны и крики. Я царапала ему спину, хоть он даже не потрудился раздеться. Я кусала губы – и свои, и его. А спустя несколько минут, закатив глаза, умирала от наслаждения. Остро, Господи, как же непередаваемо сладко было с ним! Вся его надменность отступала под напором страсти – он целовал влажно, без ложного стеснения, нагло смотря в глаза потемневшим от желания взглядом. Он не был нежен, но и груб едва ли. Он был идеальным – именно таким, как я хотела. В самый разгар, когда я была на грани, он схватил волосы в горсть и притянул ближе. Моя грудь терлась об его, он толкался часто, глубоко, от чего у меня перехватывало дыхание.
– Скажи мне, детка, что ты чувствуешь? – глядя прищуренными глазами, спросил, не прекращая движений.
Я не могла говорить, но он хотел услышать ответ – сжал кулак сильнее, от чего я непроизвольно застонала.
– Скажи!
– Я… Мне… Вот-вот…
– Что вот-вот, – прошипел даже, а не сказал.
Я не успела ответить. Запульсировала вокруг него, а он откинул голову и со свистом втянул в себя воздух. А потом присоединился.
Без преувеличения я могу сказать, что он был лучшим мужчиной в моей жизни. Тем самым, о котором в тайне мечтает каждая – властным, опасным, плохим парнем. Он был демонически притягательным. Его запах, голос, манера и повадки возбуждали во мне порочность. А еще мне до жути хотелось самоутвердиться – иметь хоть какие-то права на него. И все это в комплексе – желание, тяга к незнакомцу, пугали меня до чертиков. Я себя совершенно не понимала и в то же время была уверена – это подлинное чувство, глубже, чем похоть, поэтому не судила и ничего себе не запрещала. Брала то, что могла.
Когда отдышались, Стас достал из кармана опасную бритву с именной гравировкой на золотистой рукоятке, и, покрутив ею у меня перед носом, резко сказал:
– Не шевелись.
Оргазм еще не отпустил меня – мышцы потряхивало, голова кружилась, я совершенно не отдавала отчета реальности.
Смотрела в лицо самого красивого мужчины и даже не пикнула, когда он сделал первый надрез. В голове вертелось что-то вроде: «Какая же он тварь» и «Ненавижу»…
Я прокусила губу до крови, но не издала ни звука.
Когда он закончил, то поцеловал меня в лоб и ушел, захлопнув за собой дверь. Не сказав напоследок ни слова.
Я промыла раны водкой, забинтовала, как смогла, и завалилась спать.
Через две недели, когда кожа зажила, наконец, смогла увидеть его прощальный подарок.
В зеркале, под левой грудью на ребрах, каллиграфически чистым почерком было написано: «Живи, милая»
Я долго стояла возле зеркала, курила и думала. И хоть отчаяние, обида и злость переполняли душу через край, из глаз не упало и слезинки.
Время неумолимо текло. Через год я стала о нем забывать. Стирались из памяти черты, забывался запах его кожи и жар от прикосновений.
Я купила дом у моря и переехала туда вместе с Эрнесто. Вечерами мы часто бродили у кромки воды, а бывало – бегали по пляжу наперегонки.
Мужчины в моей новой жизни надолго не задерживались. Их удивляли странные шрамы, а я ничего не объясняла, и после первой совместной ночи слала кавалеров по известному адресу. Словом, за год любовников накопилось не так уж и много. Трое. Или четверо.
В очередной раз пришла осень, вечера стали более прохладными, я одевалась теплее, а порой просто набрасывала на плечи уютный старый плед.
И если будни текли плавно и размеренно – мозг задействован в привычных, ничего не значащих хлопотах, то духовная сторона моей личности за это время стала абсолютной развалиной.
В эмоциональном плане я истощилась и ко многим событиям стала относиться философски, или, правильней сказать, безразлично. Смотря новости или читая сводки криминальных новостей, я не испытывала ничего.
Ни-че-го. Пропала жажда к всеобъемлющей справедливости, исчезла тяга к мести. Если раньше, услышав об изнасиловании или убийстве, мне хотелось найти виновных и обязательно – непременно наказать, то теперь такого желания и близко не возникало.
Может, чувствуй я во время переворота то, что чувствовала тогда, в те безликие, похожие как близнецы, осенние дни, поступила бы немного иначе или вообще ничего не стала бы затевать.
Причиной всему была душевная боль. Она не забылась и не исчезла, она меня практически сожрала, выпотрошила. Я никогда не думала, что могу так мучиться, так остро страдать от того, что любовь моя оказалась не нужна.
