Текст книги "Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной"

Автор книги: Юлия Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Анна сказала бабушке Нине, что сиделка просит ее спуститься вниз, ей что-то там надо помочь сделать, пусть она заканчивает завтрак без нее, и спустилась вниз с сиделкой. Она подошла к двери спальни княгини Кето, осторожно отворила ее и заглянула внутрь. Анне приходилось видеть мертвых, и немало, она ведь служила в армии, но вид мертвой княгини Кето вызвал у нее дрожь: ее растопыренные и скрюченные пальцы, издали похожие на куриные ноги, застыли возле обезображенного гримасой лица, беззубый рот, из которого на ночь были вынуты протезы, был широко раскрыт, черные глаза вылезли из орбит; даже от дверей на тощей шее княгини были видны зловещие синие пятна. И ни следа не осталось от еще вчерашней красоты княгини Кето!

– Ой! И это вы называете «нездоровый вид»? Да она же мертвей мертвого! Ее удушили! Тут нужен не врач, а полиция. Впрочем, врача, наверное, мы тоже должны вызвать. Звоните сначала в полицию!

– А может быть, лучше вы позвоните?

– Нет. Вы все объясните лучше меня, вы же медик!

Сиделка, вздохнув, стала звонить в полицию.

Поднявшись наверх, Анна увидела, что бабушка Нина после завтрака прошла к себе в спальню, прилегла и, кажется, даже уснула – «Отсыпается после вчерашнего!» – и снова спустилась вниз.

Вскоре явились полицейские. Сиделка снова повторила свой рассказ и пояснила, что в доме ночью находилась только беспомощная старуха, которая живет наверху, в мансарде, и никогда не спускается вниз, и молодая девушка при ней, о которой она, сиделка княгини, ничего сказать не может. Сама же она явилась только утром и ничего не знает – кроме того, что в десять часов утра она обнаружила труп княгини и сразу же позвонила в полицию.

Полицейский следователь тут же потребовал у сиделки и у Анны документы. Паспорт сиделки был в полном порядке, а израильский паспорт Анны вызвал у полицейских только положительную реакцию. Ей вежливо посоветовали оставаться на месте, поскольку она была прописана в доме, а сиделке разрешили собрать вещи и покинуть дом, сняв с обеих и записав предварительные показания, после чего, с разрешения полиции, сиделка собрала свою сумку и покинула дом.

Полицейский врач подтвердил насильственную смерть от удушья и предположил, что произошло убийство глубокой ночью: точнее, сказал он, может установить только вскрытие. Тут же была вызвана машина, и труп княгини Кето Махарадзе увезли в полицейский морг. Полицейские тщательно осмотрели место преступления, обшарили дом и сад в поисках улик и затем, настоятельно посоветовав Анне никуда не уезжать, удалились.

Как только полицейские вышли за калитку, Анна стремглав бросилась в сад, чтобы самой посмотреть, остались ли под балконом следы гостей бабушки Нины? Увы, она их сразу же увидела, отчетливые следы двух пар мужских ботинок, побольше и поменьше размером, и пары женских туфель на высоких каблуках. Более того, она увидела на мягкой ухоженной земле и глубокие следы полицейских ботинок, носками как раз к следам бабушкиных гостей. Похоже, что они их долго изучали и, может быть, даже фотографировали.

Анна вернулась в дом, села внизу, в гостиной, и стала думать, как же ей теперь разыскать друзей и предупредить их о беде? Но так ничего и не придумав, поднялась наверх: нельзя было так долго оставлять бабушку Нину одну, она наверняка уже проснулась.

Так оно и было.

– Что случилось, девочка? На тебе лица нет!

– Ничего, бабушка Нина. То есть случилось, но можно я вам расскажу потом?

– Моя невестка что-нибудь тебе наговорила?

– Нет-нет! Совсем не это! Бабушка Нина, отпустите меня на пару часов в Мюнхен, пожалуйста! Мне очень-очень надо сейчас немедленно съездить в одно место. Я ненадолго, ладно? А потом я вернусь и все вам расскажу. Вы сможете побыть это время одна?

– Ну, конечно! Я же не малый ребенок! Поезжай куда тебе надо и не беспокойся обо мне: все, что могло со мной случиться в этой жизни, уже давным-давно случилось. А того, что случается в конце каждой человеческой жизни, я не боюсь, ты же знаешь!

– Спасибо!

Поцеловав бабушку, Анна отправилась в путь. Она поехала по единственному адресу, где, по ее убеждению, ей действительно могли помочь.

Глава 9

– Потом я проводила гостей до калитки, помахала им, когда они сели в автомобиль, и они уехали в Мюнхен, а я вернулась в бабушке Нине, уложила ее и сразу же сама тоже легла спать, – закончила свой рассказ Анна.

– Полицейские спрашивали вас, как вы провели вечер?

– Нет, слава богу, еще нет! Но боюсь, они обязательно об этом в конце концов спросят. Пока они спросили только, где я провела ночь: я ответила, что провела ее, как обычно, наверху и вниз не спускалась до тех пор, пока меня не позвала Ева. Завтрак я готовлю теперь бабушке Нине прямо наверху. Ева, надо отдать ей должное, это подтвердила.

– И все-таки вы были не совсем точны, Анна. Вы не сразу легли спать, проводив гостей. Сначала вы снесли вниз посуду и уничтожили все следы вашего пира.

– Совершенно верно! Как это я об этом не вспомнила? Да, я вымыла бокалы, тщательно их вытерла и поставила на место, а потом еще сбегала к мусорному бачку и сунула в него бутылку из-под вина – поглубже, под пакеты с мусором.

– А где стояли бокалы?

– В серванте, в гостиной.

– Вы поставили их на прежние места?

По лицу Анны скользнула тень.

– Н-не знаю… Видите ли, сначала я принесла не те бокалы, я взяла по незнанию бокалы для коньяка. Бабушка Нина играла роль светской дамы с блеском, и она заставила меня отнести их вниз и принести другие – для вина. И очень может быть, что я их поставила совсем не на то место, откуда взяла… Я вообще в тот момент думала о чем-то другом.

– О чем же?

– Ох, не помню! Может быть, я немного волновалась в ту минуту, потому что княгиня Кето вот-вот должна была вернуться. Впрочем, я знала, что успею поставить бокалы на место и закрыть сервант, если услышу, что автомобиль Георгия подъезжает к воротам. А потом ему понадобилось бы время, чтобы пересадить княгиню в ее кресло-каталку, поднять ее на крыльцо, там есть такой пандус…

– Да я его заметила во время нашего визита: на крыльцо дома ведут две лестницы, и одна из них превращена в пандус. Так что вас совсем не волновало, что княгиня может застать вас в гостиной с ее парадными бокалами в руках?

– Да нет, не особенно: я бы успела поставить их на место. А потом я вообще не особенно тревожилась о том, что княгиня Кето может в один прекрасный день узнать о наших четвергах: в конце концов хозяйка в доме вовсе не она, а бабушка Нина – дом-то принадлежит ей!

– Ах, так?

– Ну да! Когда они с мужем бежали от большевиков через Крым, они сумели захватить с собой все драгоценности княгини, золото и кой-какие другие ценные вещи. Но главное, у мужа княгини был друг-винодел на юге Франции, и незадолго до революции князь Махарадзе одолжил этому французу крупную сумму на расширение его дела. Вот на проценты с этой суммы потом и жила семья, скромно, но достойно, как говорит бабушка Нина. А дом этот был приобретен на ее драгоценности и на них же получил образование ее сын Вахтанг Махарадзе. Когда он стал врачом, еще часть их ушла на приобретение практики. Но как только его практика стала приносить доход, он вернул матери остатки драгоценностей и сказал, что отныне они для него неприкосновенны, ведь это все, что осталось от их былой жизни, он сказал, что это родовое наследство. Видели бы вы эти остатки!

– А вы видели, Анна?

– Я их каждый день вижу, когда одеваю княгиню Нину и помогаю ей подобрать украшение к платью. Мы каждый день выбираем что-то другое, так вот, представьте, этих перемен хватает больше чем на месяц! – с гордостью сказала Анна.

– Княгиня дарила вам что-нибудь еще, кроме этого перстня? – спросила Апраксина.

Анна улыбнулась лукаво.

– О, вы не знаете щедрости грузинской души! Я могла бы всю оставшуюся жизнь прожить на драгоценности, подаренные мне бабушкой Ниной. Каждый раз, когда я восхищаюсь каким-нибудь украшением, она его снимает, сует мне в руки и творит: «Бери! Это твое!»

– А вы его берете?

– Конечно. Отказываться никак нельзя, сразу волнения и обида: «Ты меня больше не любишь – ты отказываешься от подарка, сделанного от всего сердца!»

– Ну и?…

– Я надеваю на себя украшение, мы обе им любуемся, радуемся, я хожу в нем весь день, а вечером снимаю и кладу на место. На другой день бабушка Нина уже не помнит, что она мне вчера дарила, все-таки она уже очень старенькая, – и можно все начинать сначала! У нее потрясающая память на прошлое, но она никогда не помнит, например, что мы ели вчера.

– Понятно. А существует какая-нибудь опись этих драгоценностей?

– Точно не знаю, но думаю, что нет. Во всяком случае, среди бумаг княгини я ничего такого не видела, а мы с нею все бумаги недавно пересматривали.

– А зачем вы пересматривали бумаги?

– Да просто так! Это одно из наших любимых занятий: бабушка заставляет меня читать подряд письма, документы, и каждая бумажка становится поводом для какой-нибудь истории из ее жизни. А вы считаете, что надо составить такую опись?

– Обязательно! Причем в самое ближайшее время!

– Ну что ж, это тоже будет славное занятие для бабушки Нины, я думаю, ей это понравится.

– Анна, вы с этим не шутите! Я дело говорю. Составьте сначала опись, а уже потом по ней устраивайте свои мемориальные вечера. И нотариуса пригласите, чтобы он заверил на описи подпись княгини Нины.

– А… А зачем это все так срочно, Елизавета Николаевна?

– Затем, что бабушка Нина находится в преклонном возрасте, и если она вдруг умрет…

– Сто лет – это еще не предел для грузинки!

– Не перебивайте, Анна. Так вот, если она вдруг умрет, я не хочу, чтобы после ее смерти у вас были какие-нибудь неприятности с наследниками. Вообще удивительно, что они не заставили ее сдать драгоценности на хранение в банк!

– Княгиня Кето пыталась это сделать, но бабушка Нина не согласилась. У нее, знаете, тоже есть характер!

– Понятно. Кстати, а кто теперь наследники княгини Нины Махарадзе?

– Откуда же мне знать? Наверное, кто-то есть… Точно знаю только одного: это внучатый племянник Георгий Бараташвили, ну тот, что все время вертится… вертелся возле княгини Кето.

– Понятно. В общем, Анна, обещайте мне, что в самое ближайшее время, как только княгиня Нина оправится от потрясения, вы с нею составите эту опись.

– Хорошо, я обещаю. Между прочим, бабушка Нина еще не знает о смерти княгини Кето. Когда я уходила из дома, она только проснулась после первого утреннего сна, она у нас всегда спит после завтрака. Я не смогла сообщить ей это ужасное известие и тут же уйти, я решила, что скажу потом, когда у меня будет время вместе с нею поплакать над несчастной ее невесткой.

– Не тяните с этим: лучше ей узнать все от вас, а не от полиции или от кого-нибудь еще.

– Я так и сделаю: вернусь в Блаукирхен и все ей скажу. Но вы понимаете, что я должна была сначала приехать к вам и рассказать о нашем вчерашнем «четверге». Боже мой, все было так чудесно! Мы понимали, что это последний наш вечер, и нам было так грустно и так хорошо! И что теперь будет с нашими гостями? Когда я сообразила, что полиция явно обнаружила их следы в саду под балконом, я поняла, что рано или поздно, а полиция их всех разыщет. И самое малое что их ждет – это высылка из Германии. Но ведь им попробуют пришить убийство княгини Кето, это же ясно!

– Совсем необязательно. Надо верить в правосудие, Анна. Полиция вовсе не заинтересована приписать убийство первым же подозреваемым, лишь бы только закрыть дело. Наши следователи умеют работать. Но вы хотите, как я понимаю, разыскать ваших друзей и предупредить их? Ведь вы поэтому приехали ко мне, Анна?

– Да.

– Вы думаете, что самое полезное для них, это скрыться?

– Да.

– А вот это – ошибка! Вы же убеждены в их невиновности?

– Конечно!

– Ну так надо помочь найти полиции истинного виновника, вот и все.

– Это легко сказать…

– А о себе самой вы разве не беспокоитесь? Ведь и на вас может пасть подозрение!

– На меня? – искренне удивилась Анна. – Я-то тут при чем?

– Ну как же… На первый взгляд в доме в ночь убийства не было никого, кроме вас и беспомощной старой княгини в мансарде.

– Но я даже в спальню княгини Кето никогда не входила и даже не представляю, как она выглядит! Так что там не может быть ни моих следов, ни отпечатков пальцев…

– А куда выходит дверь спальни княгини Кето?

– В гостиную…

И опять Апраксиной показалось, что по лицу Анны скользнула легкая тень. Она помолчала, давая ей возможность добавить что-нибудь к своему ответу, но Анна молчала, сосредоточенно хмурясь.

– Ну, хорошо. Так чем же я могу помочь вам, Анна?

– Помогите мне найти Эльжбету, Мишу и Айно!

– Чтобы предупредить, что их будет разыскивать полиция?

– Да.

– А вот этого делать нельзя ни в коем случае!

– Как? Почему? Разве вы не верите мне, что они не имеют касательства к смерти княгини Кето?

– Допустим, я вам верю. Однако полиция так и так до них доберется, но если они об этом узнают заранее, то они, зная свою уязвимость, почти наверняка наделают глупостей. И самая большая глупость, на которую вы их хотите подтолкнуть, – это попытка скрыться.

– Но полиция может их заподозрить в убийстве княгини Кето, неужели вы не понимаете? Та выгнала их в одночасье, без предупреждения, и это известно всем!

– Кому – всем?

– Сиделке Еве, племяннику Георгию… Да мало ли еще кому! Хотя бы той же баронессе Ханнелоре фон Ляйбниц и ее гостям!

– Милая моя Анна, полиция по долгу службы должна подозревать всех, включая баронессу и ее гостей, а также вас и бабушку Нину. И это единственный правильный подход к расследованию преступления.

– Неужели и вы способны подозревать бабушку Нину? – с недоверчивой улыбкой спросила Анна.

– Конечно! У старой княгини есть мотив: невестка выгнала из дома всех слуг, а для княгини Нины это были не слуги, а друзья, скрасившие ее одиночество. Княгиня Кето лишила ее единственных праздников – ваших «четвергов».

– Но бабушка Нина вообще не спускается вниз по лестнице, это всем известно!

– Обычно – да. Но однажды в гневе она сумела это сделать, вы сами мне рассказывали! Это было, когда княгиня Кето хотела и вас выставить из дома.

– Да, было такое. Она каким-то образом спустилась вниз и заявила, что покинет дом вместе со мной.

– Вот видите!

– Бабушка Нина способна на подвиг, но она не способна задушить даже цыпленка!

– По моральным соображениям?

– Не только! Да у нее просто не хватит на это сил, у нее ручки слабые как былинки! А чтобы задушить человека нужны сильные мужские руки.

– Или руки сильной женщины.

– Как у меня, например? – И Анна выставила вперед свои руки, сжав их в кулаки: руки и вправду были сильные на вид.

– Да, вроде ваших, – кивнула Апраксина. – Ну что ж, я помогу вам, Анна. Вам и бабушке Нине. Я поговорю с инспектором Миллером, и мы с ним приложим все усилия, чтобы найти настоящего убийцу и найти его скоро: это единственный способ уберечь ваших друзей. Но не от розыска! Искать их все равно будут и обязательно найдут.

– Так что же делать, Елизавета Николаевна? Неужели нет никакого выхода?

– Есть. И очень простой. Вы должны сообщить им об убийстве княгини Кето, а они должны сами явиться в полицию и заявить, что они жили в ее доме и покинули его незадолго до ее смерти. И о четверговом вечере у княгини Нины они обязательно должны сами все рассказать полиции. Только так, ничего не скрывая, поддерживая показания и алиби друг друга, вы можете друг друга защитить.

– Может быть… Я подумаю… Но как мне их найти?

– Не знаю. Номер машины, на которой они приехали, вы, конечно, не запомнили?

– Нет.

– А ресторан, куда Эльжбету взяли работать ночной судомойкой?

– Тоже нет…

– Она там работала раньше?

– Да.

– Она никогда о нем ничего не рассказывала?

– Что-то она говорила! Какая-то там была особая специфика… Нет, не помню… Мне надо сосредоточиться и подумать, и тогда я обязательно вспомню!

– А когда вспомните – позвоните мне. И помните – никакой партизанщины!

– Хорошо, вы меня убедили, – сказала Анна, поднимаясь. – Господи, как там моя бабушка Нина? Я уже больше двух часов отсутствую!

– Да, еще один вопрос. В каких отношениях с княгиней Кето был ее племянник Георгий? И вообще, что он за человек?

– Георгий? – переспросила Анна – Ну, он постоянно навещал княгиню, угождал ей, то есть вел себя как примерный родственник старой дамы: ухаживал, подушечки поправлял и все такое… А в общем, я не много знаю о жизни на первом этаже дома.

– Я так и думала.

– Елизавета Николаевна, а в какое время вам лучше звонить, если я вдруг соображу, как разыскать наших ребят?

– В любое время дня и ночи! А сейчас давайте-ка я отвезу вас на Восточный вокзал, чтобы вы поскорее добрались до Блаукирхена…

Анна позвонила в эту же ночь.

– Елизавета Николаевна, я вспомнила! Эльжбета говорила, что больше всего посуды приходится утром, когда приходят первые поезда, а электрички еще не ходят!

– Значит, это скорее всего один из ресторанов на Главном вокзале – вот с него и начнем!

Глава 10

Как и следовало ожидать, старший инспектор криминального отдела полиции Блаукирхена Руперт Кранц весьма обрадовался, что к делу об убийстве княгини Махарадзе, известной жительницы города, подключилась «русская группа» из Мюнхена в лице старшего инспектора Рудольфа Миллера и консультанта-переводчика графини Елизаветы Апраксиной. Инспектор Миллер явился на встречу с коллегами не только в сопровождении «русского консультанта», но и с тремя новыми свидетелями по делу, бывшими слугами из дома Махарадзе.

С понедельника начались вызовы и допросы лиц, так или иначе связанных с покойной княгиней. Допрашивали их в полиции Блаукирхена, назначив время с интервалами в час.

В восемь тридцать явился племянник княгини Георгий Бараташвили и с порога заявил инспектору Миллеру, что плохо владеет немецким языком, хорошо говорит лишь на грузинском и требует предоставить ему переводчика.

– А как давно вы живете в Германии? – спросил его инспектор Миллер.

– Всего пять лет.

– Где вы работаете?

– Я безработный и получаю пособие.

– Почему же вы не учите немецкий язык, если выбрали для эмиграции эту страну? Вам должны представить бесплатные курсы языка.

– Я не выбирал Германию! – гордо ответил молодой человек. – Я в изгнании, а не в эмиграции! Я получил здесь политическое убежище!

– А вы знаете кого-нибудь из советских эмигрантов, кто бы его не получил? – поинтересовался инспектор, рассматривая документы Бараташвили.

Бараташвили не ответил.

– Почему вы не отвечаете?

– Я плохо понял ваш вопрос. К сожалению, я лишен возможности отвечать вам до тех пор, пока вы не пригласите грузинского переводчика, – сказав это, Георгий Бараташвили поднялся и поклонился, собираясь удалиться. Но его остановила Апраксина.

– Гамарджоба, батоно! – заявила она, поднимаясь с места и направляясь к нему с протянутой для рукопожатия рукой. – Я есть ваш грузинский переводчик!

Инспектор Миллер и Георгий Бараташвили оба окаменели от удивления. Апраксина взяла обеими руками руку Георгия Бараташвили и энергично потрясла ее.

– Ну что же вы стоите? – перешла она на немецкий. – Садитесь и начнем все сначала.

– Да, понимаю. Но отвечать я буду только по-грузински! – сказал Бараташвили и уселся с гордым видом, как орел на скалу. Затем он заявил по-грузински, что готов рассказать, как и почему оказался в Германии. – Переведите инспектору и постарайтесь сохранить своеобразие моего языка! Иначе я вынужден буду требовать другого переводчика.

– Как скажете! – Она повернулась к Миллеру и, прикрыв глаза, произнесла нараспев: – Господин Бараташвили сказал: «Я вам поведаю, почтеннейший батоно, как занесло меня во время оно в сию гостеприимную страну, то есть в Германию, зачем и почему».

Инспектор кивнул.

Бараташвили продолжил по-грузински, что он знал о наличии родственников в Германии и поэтому выбрал ее страной для постоянного жительства.

Апраксина на минуту задумалась, а затем перевела на немецкий, опять же нараспев и в рифму:

– Господин Бараташвили говорит: «У нас в роду все князи и княгини; я с детства слышал о княгине Нине и встретиться, конечно, с ней мечтал: я эмигрировал – и перед ней предстал!»

Бараташвили на миг снова опешил, но, увидев, что инспектор записывает за ней как ни в чем не бывало, собрался и стал ждать следующего вопроса.

– В каких отношениях вы были с покойной княгиней Кето, вашей теткой?

Бараташвили ответил, что она встретила его гостеприимно как родственника, они сразу стали близкими людьми, как это принято в грузинских семьях.

Апраксина гортанно произнесла:

– «Она мне стала как родная мать! Но надо знать, чтоб это понимать: грузины ценят родственную честь; в веках так было и сейчас так есть!»

– Что за чушь вы городите? – возмутился Бараташвили. – Что это за перевод? Почему вы все время говорите в рифму и таким нелепым стилем?

– «Нелепым стилем»? – возмутилась Апраксина, переходя на русский. – И это мне говорите вы, грузинский князь, как вы тут изволили намекнуть? Мне – переводчице бессмертного «Витязя в тигровой шкуре» несравненного Давида Гурамишвили?!

– О! Тогда примите мои извинения! – почтительно склонил перед нею горбоносую голову Бараташвили. – Но все-таки нельзя ли переводить как-нибудь попроще, ну хотя бы не стихами? Я не хочу, чтобы инспектор принял меня за идиота.

– В таком случае, говорите по-русски. Уж им-то мы оба владеем одинаково хорошо!

– Ладно уж… Пусть будет русский.

– Вот и отлично. Итак, расскажите нам все о себе: где и когда вы родились, кем и где работали в Советском Союзе?

– Я предвидел все эти вопросы и принес с собою копию анкеты, которую заполнял, когда подавал прошение о предоставлении мне политического убежища. – Он широким жестом выложил на стол перед инспектором несколько листов анкеты и снова уселся на стуле, уперев ладони в широко расставленные колени – в этой позе, со вздернутыми вверх острыми плечами, снова удивительно напоминая гордого горного орла, сидящего на краю скалы. Впечатление немного портила кудрявая челка, спадавшая на его смуглый лоб, но что делать – сейчас все носили такие…

Апраксина обошла стол, стала за спиной инспектора и стала через его плечо читать анкетные листы.

– Простите, но в анкете вы пишете, что родились в Ленинграде, а учились и работали в Москве?

– Так оно и есть.

– Тогда почему вы требовали грузинского переводчика?

– Из патриотизма! Я грузинский патриот, я боролся за отделение Грузии от СССР!

– Ну, настоящий грузинский патриот навряд ли стал бы за это бороться… – пробормотала Апраксина. – Впрочем, мы тут собрались не о политике рассуждать и не об истории отношений Грузии и России! – Она жестом успокоила встрепенувшегося было Бараташвили. – Итак, если я вас правильно поняла, вы были в прекрасных отношениях с покойной княгиней Кето и ныне здравствующей княгиней Ниной?

– Со старой княгиней я почти не встречался, а с моей тетей княгиней Кето – да, мы были в самых близких родственных отношениях.

– Вы ее племянник?

– Сын ее кузины, двоюродной сестры.

– Вы единственный ее родственник на Западе или есть еще кто-то, не считая старой княгини Нины?

– Мне ничего об этом неизвестно. В Грузии и даже в России у княгини осталась, конечно, масса родственников, в основном дальних, но близких даже там – я один.

– Выходит и наследник княгини тоже вы?

– Что вы хотите этим сказать и на что намекаете? – Бараташвили грозно приподнялся на стуле, не снимая с коленей широких ладоней. – Не думаете ли вы, что я задушил собственную тетку, чтобы получить наследство?

– Но ведь вы были последним, кто видел княгиню в тот вечер?

– Я в этом не уверен!

– Почему?

– Да потому что ведь кто-то же ее задушил! Она была в доме не одна, между прочим…

– Скажите, а у кого-нибудь из многочисленных слуг княгини была причина ее ненавидеть?

– Была.

– У кого?

– У всех!

– Вот как?

– Да. Как раз незадолго до своей трагической гибели княгиня уволила вдруг всех своих слуг, сначала горничную, а потом в один день – садовника, шофера и кухарку. Любой из них мог затаить зло!

– Так в доме что, совсем не осталось слуг?

– Остались обе сиделки: Анна, сиделка старой княгини, и Ева, медсестра, ухаживавшая за самой княгиней Кето.

– Надо полагать, сиделка старой княгини мало общалась с княгиней Кето и навряд ли могла затаить на нее зло?

– О нет, очень даже могла! Дело в том, что первая уволенная горничная по имени Лия Хенкин, была кузиной Анны. Они обе из Израиля, а говорят, что евреи очень мстительны по натуре…

– В самом деле?

– А вы посмотрите на Германию! Впрочем, нам, грузинам, чувство мести тоже знакомо. Видимо, это общая черта южных народов. Но вот меня княгиня Кето никогда не обижала, и я испытываю по поводу ее смерти глубочайшее сожаление… Я от нее никогда не видел ничего, кроме хорошего!

– И вы, конечно, хотели бы узнать убийцу?

– Да!

– И – отомстить? – осторожно спросила Апраксина.

– По возможности… С помощью закона, конечно!

– Поэтому вы, естественно, окажете полное содействие следствию?

– Разумеется!

– Замечательно. Итак, расскажите нам с инспектором Миллером подробнейшим образом, как вы провели вечер четверга на прошлой неделе?

Бараташвили кивнул и начал рассказ:

– Как вы справедливо заметили, это был четверг. А по четвергам княгиня Кето обычно ездила на журфиксы к баронессе фон Ляйбниц.

– Ханнелоре фон Ляйбниц, – уточнила Апраксина. – Потому что есть еще одна баронесса фон Ляйбниц – Альбина фон Ляйбниц, и к ней на приемы княгиня Кето, насколько мне известно, не ездила.

– О, так вы тоже, оказывается, знакомы с княгиней Кето? – оживился Бараташвили.

– Нет, но я знакома с баронессой Альбиной фон Ляйбниц.

– Ах, с этой… Да, она тоже была в тот вечер на журфиксе вместе с Генрихом. Ну, в общем, на том приеме было все как обычно, там мы проскучали до десяти часов. То есть скучал в основном я, а княгиня вела светскую жизнь, то есть разговаривала с гостями баронессы. Потом я повез ее домой. Вас, конечно, главным образом интересует именно это время?

– Да, вы правы, – сказал инспектор. – Постарайтесь рассказать все как можно подробней.

– Я постараюсь. Значит, так. Мы подъехали к дому по переулку, а не по улице: с задней стороны сада есть ворота для въезда автомобиля, а на улицу выходят ворота с очень крутым въездом, и княгиня не любит этот путь: ей кажется… ей казалось, что он слишком крут для автомобиля. Бедная тетя когда-то пострадала в автомобиле, упавшем с откоса горной дороги, и чудом вообще осталась жива. Итак, мы объехали вокруг сада, я вышел, открыл ворота ключом, который мне дала княгиня, завел машину, потом подъехал к гаражу. Я помог тетушке пересесть в инвалидную коляску, стоявшую в гараже, запер гараж и отвез княгиню в дом, прямо в гостиную. Ну и, собственно, на этом мы с нею расстались. Я простился с тетушкой, пожелал ей спокойной ночи и ушел обычным путем, через калитку на улицу…

– Калитку вы за собой заперли?

– Просто захлопнул, ведь ключи я оставил княгине… Просто положил их на стол в гостиной, как обычно делал. И это все. Больше я мою дорогую тетю живой не видел. А утром ко мне пришла полиция.

– Так. Когда вы подъехали к дому, в окнах было темно?

– Да.

– А наверху, в мансарде, тоже?

– Как будто… А впрочем, если бы там и был свет за шторами, я бы не обратил на него внимания.

– Скажите, у вас есть какие-нибудь мысли по поводу гибели княгини?

– Гм… Ну, я думаю, скорее всего это было убийство с целью грабежа. Кто-то узнал, что в доме нет слуг, выследил или узнал, когда княгини не бывает вечерами дома, и забрался на виллу, чтобы ограбить ее. Тут подъехала машина, грабитель услышал шум и спрятался где-нибудь в доме… А потом появился в спальне княгини!

– Прямо «Пиковая дама»! – сказала Апраксина.

– Ну да, что-то в этом духе. Старуха легла спать, а когда грабитель хотел тихо улизнуть, она его услышала и подняла крик… Ну и… Ему пришлось задушить ее, чтобы заставить молчать.

– Очень правдоподобная картина, – заметил инспектор. – Можно подумать, что вы сами там были и все видели.

– У меня алиби! У меня есть алиби на весь вечер и всю ночь! – заволновался Бараташвили.

– Помилуйте, ну какое же у вас алиби, если вы сами только что рассказали, что были вечером в доме вдвоем с княгиней, одни, не считая старой княгини Нины и ее сиделки наверху, в мансарде.

– А… А в какое время наступила смерть, что говорят врачи?

– Что говорят врачи, мы знаем, а вам это знать совершенно необязательно: это материалы следствий. Ну ладно, так какое же у вас алиби на оставшееся время?

– Оставив княгиню, я поехал в гости к моим знакомым и провел у них оставшийся вечер и часть ночи. Я уехал от них в половине второго!

– А кто эти ваши знакомые, которые могут подтвердить ваше алиби?

– А это как раз те самые молодые барон и баронесса фон Ляйбниц, о которых здесь упомянула ваша помощница – Генрих и Альбина фон Ляйбниц. У них имение неподалеку от Блаукирхена.

– Вы часто у них бываете? – спросила Апраксина.

– Нет, я был у них впервые. Просто на приеме мы разговорились с Генрихом, и он пригласил меня закончить у них этот вечер, когда я освобожусь от княгини. Ну я так и поступил.

– Хорошо, это мы проверим. А теперь, господин Бараташвили, расскажите нам о слугах, которых уволила незадолго до своей смерти княгиня Махарадзе. Кстати, а почему она это сделала?

– Понятия не имею! В наше время совсем не так легко найти новых слуг, особенно профессионально подготовленных, как, например, садовник Михаил! Это был замечательный садовник!

– Это вы помогли княгине его найти?

– Да, я!

– А еще кого-нибудь из слуг вы ей помогали нанять?

– Мы в Грузии привыкли уважать старость и заботиться о стариках: княгине так понравился Миша, что мне пришлось расшибиться в лепешку, чтобы найти для нее еще и шофера. Без него она была бы прикована к дому, а я не мог все время возить ее по магазинам, по врачам и по гостям…

– То есть можно сказать, что вы действовали и в своих собственных интересах?

– Ну, отчасти. Знаете, моя тетушка, да будет ей земля пухом, была довольно капризная особа, она не понимала, что у меня могут быть какие-то свои дела, что я могу быть занят…

– Тем более что она знала о том, что вы безработный.

– Ну, в общем, да. Так что я постарался побыстрее найти ей шофера, когда прежний уволился.

– А почему уволился прежний шофер?

– Понятия не имею! Скорее всего, нашел более высокооплачиваемую работу.

– Княгиня Кето мало платила слугам?

– Нормально платила… как она мне говорила. Но молодые люди ищут, где больше платят, это естественно.

– Да, это так.

– Так, значит Михаила Назарова и Айно Парве нанять помогли тоже вы?

– Да, я.

– И Эльжбету Маковски, и Лию Хенкину, и Авиву Коган?

– Нет-нет, вы ошибаетесь! Авиву Коган княгиня сама нашла по объявлению, а Лия – двоюродная сестра Авивы, она ее и привела в дом… Кстати, Авиву все в доме звали почему-то Анной.