Текст книги "Юлианна, или Опасные игры."

Автор книги: Юлия Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Я, кажется, ее обидел? – растеряно спросил продавец Аннушку.

– По-моему, это она вас обидела. Вы на нее не сердитесь, на нее иногда находит. А вообще-то она очень хорошая, честное слово!

– А как ее зовут? Вы ведь сестры, да?

– Сестры. Ее зовут Юля, в честь Юлии Карфагенской.

– Ой, вот хорошо-то! – воскликнул продавец. Он выхватил из-под прилавка какую-то книжку и побежал вслед за Юлькой.

– Юлия, а Юлия! Постойте-ка! – позвал он, и когда Юлька оглянулась, протянул ей книжку. – Простите меня Христа ради! Расстроил я вас, ввел в искушение… И примите от меня подарок: в этой книжке про вашу святую Юлию Карфагенскую написано.

– Правда? – Юлька тотчас забыла обиду и взяла у него книжку, прижав икону Ангела подбородком. – Николай Блохин, «Избранница» [8][8]
  Николай Блохин – современный писатель, пишущий на религиозно-христианские темы. Автор романов-фэнтези на православную тематику, сказочных повестей и др. Наиболее известные: «Глубь-трясина», «Бабушкины стекла», «Избранница», «Диковинки красного угла», а также рассказы «Татьяна», «Талант», «Бумажненькая» и др.


[Закрыть]… Сколько стоит эта книжка?

– Нисколько. Это вам от меня подарок на именины – у вас ведь скоро день Ангела.

– Ага, говорят… А у вас что, такая большая зарплата, что вы покупателям книги в подарок раздаете?

– У меня не зарплата, у меня стипендия, я в семинарии учусь. А эту книгу мне наш директор отдал: видите, у нее сзади обложка порвана.

– А! Ну тогда спасибо. Я дома попрошу Аннушку заклеить, она у нас аккуратная, – сказала Юлька. – Наконец я теперь все узнаю про мою святую!

Девочки вернулись в книжный зал и снова принялись перебирать книги на детской полке.

– А что это такое, семинария? – шепотом спросила Юлька у сестры.

– Это школа, где учатся будущие священники, – так же шепотом ответила Аннушка.

– Так вот почему на нем этот черный балахон, это у них форма такая?

– Да. Подрясник называется.

Аннушка купила маленький молитвослов для детей и книгу «Святая Русь на реке времен», а Юлька решила взять сразу все книги Николая Блохина, какие были в лавке:

– Мне этот писатель уже нравится, раз он про мою святую пишет! – объяснила она продавцу и Аннушке.

Сестры вернулись в первый зал к Акопу Спартаковичу. Тот уже успел расплатиться за покупки и даже отнести в машину тяжелый киот. Когда подошли девочки, продавец уже заворачивал последнюю покупку – фарфоровый сосуд с изображением Александро-Невской Лавры и надписью «Святая вода». Увидев сестер, Акоп Спартакович сказал продавцу:

– Не надо заворачивать эту бутылочку. Дайте-ка ее мне!

Продавец удивился, но протянул сосуд Акопу Спартаковичу. Тот бережно опустил его в карман пиджака и обернулся к сестрам.

– Вы не устали, девочки? – спросил он.

– Ну что вы, дядя Акоп! Тут все так интересно! – сказала Юлька.

– Тогда позвольте предложить вам маленькое паломничество.

– Паломничество? – удивилась Аннушка. – А далеко? Папа не будет волноваться?

– Он знает, что вы со мной, и волноваться не станет. А паломничество нам предстоит не слишком далекое – в Александро-Невскую Лавру.

Они простились с продавцом, Акоп Спартакович взял сестер за руки и повел их из лавки. Они оставили машину с покупками на стоянке, с трудом уговорив Юльку положить иконы Ангела Хранителя и святой Юлии на сиденье. Они обошли площадь с памятником святому Александру Невскому посередине и направились в ворота Лавры. Акоп Спартакович при этом перекрестился, и девочки сделали то же самое. Они миновали стену старинного кладбища, куда посетителей пускали почему-то за деньги, перешли по мостику неширокую речку и подошли к собору. Войдя в храм, дядя Акоп положил три земных поклона, истово восклицая при этом:

– Боже, милостив буди мне, грешному!

– Он у тебя всегда так благочестив? – спросил Акопуса Ангел Иоанн.

– Через день, – честно ответил Акопус.

Девочки восхищенно оглядывали грандиозный храм, в котором сейчас было совсем немного народа; только в одном приделе небольшой толпой стояли молящиеся – там служили молебен.

Аннушка сказала сестре:

– Пойдем, купим свечи и поставим за здравие папы и бабушки и за упокой нашей мамы.

– Веди. Я тут ничего не понимаю.

Они купили свечки: Юлька, конечно, выбрала самые большие и дорогие, Аннушка – средние. За папу и бабушку поставили свечи Божией Матери, Спасителю и святому Александру Невскому, а за маму – к Распятию.

– Теперь мы пойдем поклониться святым мощам князя Александра Невского, русского покровителя нашего города, – торжественно объявил Акоп Спартакович, и они отправились к раке святого князя.

– А что, есть и нерусский покровитель Петербурга? – спросила по дороге Юлька.

– Да, святой апостол Петр – ведь это в честь него назван город.

– Правда? А я думала, в честь Петра Великого!

– В старой России в честь самих себя города не называли, – строго сказал Акоп Спартакович.

Трое Хранителей степенно выступали за подопечными. Возле раки с мощами стояло несколько Ангелов, а над самой ракой их вилась целая стая. Но какова же была радость Хранителей, когда среди стоящих Ангелов они разглядели и самого святого князя! Он был в старинном русском одеянии, длинном, богато расшитом, и с сияющим венцом на голове. Ангелы почтительно ему поклонились. Святой по их просьбе благословил сестер и Акопа Спартаковича.

Юлька в храме присмирела, а возле раки святого князя и вовсе оробела, что было на нее совсем не похоже. Она не спускала глаз с Аннушки и повторяла все ее движения: положила такие же земные поклоны перед ракой, благоговейно приложилась к ней и скромно отступила в сторону, уступая место другим паломникам. Отойдя от раки, сестры обнаружили, что дядя Акоп куда-то исчез. Они вышли в притвор и там стали его дожидаться.

УАкопа Спартаковича, похоже, везде были связи: он подошел к старушке, убиравшей храм, что-то ей шепнул и передал сосуд для святой воды; она взяла его и скрылась за укромной дверцей между колоннами. Через несколько минут старушка вынесла сосуд, уже наполненный святой водой, и литровую пластиковую бутылку в придачу. Потом Акоп Спартакович скрылся за другой дверью и вскоре вышел оттуда, ведя за собой молодого священника, на вид совсем юношу, невысокого, худенького и с небольшой белокурой бородкой.

– Вот эти сестрички, отец Георгий, – сказал он, подводя его к девочкам.

– Благословите, батюшка, – сказала Аннушка и склонилась перед священником, держа перед собой ладони крест-накрест. Отец Георгий благословил ее и вопросительно поглядел на Юльку.

– Здравствуйте, – вежливо ответила Юлька и протянула руку. – Меня зовут Юлия Мишина.

– Очень приятно познакомиться, благочестивая паломница Юлия, – сказал отец Георгий, пожимая ей руку. – Пришла поклониться святому покровителю нашего города?

– Я с сестрой пришла, – честно уточнила Юлька.

– Что ж, благое начало, – ласково сказал батюшка и погладил Юльку по голове. – Ты побывала в гостях у святого благоверного князя Александра Невского, а теперь я поеду к вам в гости, и мы освятим ваш дом.

– Ой, как хорошо! – просияла Аннушка. – Я уже давно хотела папу об этом попросить. Спасибо вам, дядя Акоп!

– Надо было давно ко мне обратиться, я бы все устроил, – сказал Акоп Спартакович.

– Угу, только надо было еще правильное время выбрать, когда к тебе можно обращаться: в Недокопкин день ты бы нам такое освящение устроил, что святых выноси! – заметил Ангел Акопус.

– Ну что, Акоп, едем? Времени у меня немного, – сказал отец Георгий.

За скромным худеньким священником ступал высокий статный Ангел; он был на целую голову выше других Ангелов Хранителей и намного шире их в плечах.

– Куда едем? – спросил он Хранителей из дома Мишиных.

– На Крестовский остров, в дом, который еще никогда не освящался.

– Понятно, – сказал Ангел Георгиус и поправил рукоять меча.

Сказать, что в доме Мишиных в этот день произошел скандал, все равно что назвать извержение вулкана праздничным фейерверком.

Машина со священником и святой водой еще только въехала на остров, а Крестовские бесы уже переполошились, как стая ворон перед грозой: они слетались со всех сторон, облепили деревья вдоль Петроградской улицы и Морского проспекта; с дикими воплями они кружились над машиной, пикируя на капот и пытаясь залепить крыльями ветровое стекло. Их отгоняли Хранители, летевшие низко над крышей автомобиля; Ангелы защищали своих людей и зорко следили за дорогой, чтобы не дать бесам подстроить какую-нибудь дорожную аварию – на такие пакости бесы большие мастера! Вот, кстати сказать, почему в автомобиле обязательно надо иметь иконку, и хорошо, что у Акопа Спартаковича к приборной лоске были прикреплены пять образочков. Правда, на зеркале у него висел маленький зеленый чертик – но ведь это же Акоп Спартакович!

Наконец машина въехала в ворота, и тут-то началось самое главное! С молитвой кропя святой водой все вокруг, по дорожке к дому двинулся отец Георгий; за ним шли Акоп Спартакович и девочки, все трое сияющие и мокрые – молодой священник то и дело оборачивался и кропил их «святым душем».

Над ними, распевая молитвы, летели торжествующие Ангелы Хранители, а впереди, сверкая обнаженным мечом, победно выступал грозный Ангел Георгиус.

Услыхав, что дом собираются освящать, бесы-минотавры, прижившиеся при охране, один за другим перескочили через высокий забор и попрятались в кустах на другой стороне улицы.

Вбежав на крыльцо, Акоп Спартакович гостеприимно распахнул дверь дома перед отцом Георгием. Вслед за ним вошли и девочки.

– Жанна! Ты дома? Иди скорей сюда! Мы сейчас дом будем освящать! – закричала Юлька.

Ей никто не ответил.

– Уехала куда-нибудь? – предположила Аннушка.

– Ей же хуже, – пожала плечами Юлька. – Самое интересное пропустит, потом сама жалеть будет.

А Жанна вовсе никуда не уезжала: предупрежденная бесами, она забаррикадировалась в своих новых апартаментах и лежала на кровати, накрывшись черным покрывалом и засунув голову под подушку.

Бес Жан, надо отдать ему должное, хозяйку в деле не покинул, хотя при первых же звуках молитвенных песнопений все его бородавки вспухли и стали оранжевого цвета, будто их смазали свежим соком чистотела: черный бес-яшер стал похож на гигантскую саламандру. Он лежал под кроватью Жанны, цепенея от страха и не осмеливаясь даже почесаться.

– Уж-ж-жас! Ненавиж-ж-жу! Уничтож-ж-ж-у! – слышалось из-под черной подушки.

Жан осторожно высунул голову из-под кровати.– Да не жужжи ты как оса – услышат! Они уже рядом, в спальне Мишина…

– Ой! – Жанна кувырком слетела с кровати и поползла под нее, шипя:

– Подвинься, ты, земноводное!

– Земноадное, смею заметить, – поправил ее Жан.

– Тс-с-с, саламандра!

– Сама тс-с-с, лахудра!

Они лежали рядом под кроватью, толкаясь, лягаясь, переругиваясь, и от бессильной ярости скребли когтями по паркету.

А больше всех в этот день не повезло домовому Михрютке. С утра у него было лирическое настроение. Он качался на люстре в гостиной и вспоминал незабвенные былые годы, проведенные в запушенном Исаакиевском соборе, превращенном в музей. В храме тогда не шли службы, не звучали молитвы, а он Михрютка, находясь в должности музейного домового, качался, сколько хотел, на маятнике Фуко. Злонаучный этот маятник демонстрировал суточное вращение Земли и, по заверениям экскурсоводов, будто бы тем самым одновременно доказывал отсутствие Бога. Бес-то знал, что вращением Земли, как и движением всех других светил во Вселенной, сам Бог и заведовал, но пустословие гидов ему очень даже нравилось. Эх, золотое было времечко, хорошо жилось бесам при коммунистах-атеистах! Вот бы снова храмы закрыли, священников разогнали, а людям запретили в Бога верить! И пусть бы даже они при этом и в бесов не верили – наплевать! «Оно даже и лучше, когда в тебя не верят,– размышлял Михрютка, – тут-то самая волюшка и начинается: делай что хочешь – никто тебя не заподозрит».

Когда послышалось пение священника и Ангелов, размечтавшийся домовой не успел удрать и как следует спрятаться. Услышав шаги у дверей гостиной, он прямо с люстры сиганул в камин. А отец Георгий взял да и брызнул в жерло камина святой водой! Несчастный Михрютка, ломая крылья, теряя когти, с истошным криком нырнул в дымоход, там врезался головой в закрытую заслонку и только после этого вылетел в трубу. А возле дома на него еще и быки-минотавры с рогами наперевес набросились: «Почему-му-у попы со святой водой ходят по всему-му-у на-шему-му-у дому-му-у? За что платим до-мовому-му-у?». И с каждым «му-му» рогами по Михрютке – бум-бум! И так они его отмумукали и отбумбумкали, что он еле живой от них вырвался.

Отец Георгий в сопровождении дяди Акопа, сестер и Ангелов обошел весь дом, пропустив только запертую комнату Жанны. Но бывшую ванную комнату Мишина, которой уже начала пользоваться Жанна, отец Георгий все-таки освятил. Услышав, что он вступил в нее с молитвой, Жанна взвыла и заколотилась головой о пружины кровати.

– Ты чего, хозяюшка? – спросил Жан с притворным участием. – Смотри, головку повредишь, прическу попортишь!

– А ты что, не слышишь? Элементарных удобств лишают! Теперь в туалет ходить будет страшно, а уж чтоб понежиться в ванне… Выживают проклятые девчонку из собственного дома!

– Дом пока еще не твой, хозяйка!

– Ерунда, почти мой! Ну, я им покажу…

– Не переживай. Поставишь на туалетный стол тазик, кувшин с водой…

– Ну да, как бомжиха!

– Напротив, как маркиза!

– Заткнись, ящер подкроватный!

– Ну, не вечно мне под твоей кроватью лежать, это место скоро занято будет.

– Кем это?

– Не кем, а чем – ночным горшком.

– Хвост оторву!

– А вот так не шути, хозяйка, – предупредил Жан, показывая акульи зубы, – сегодня я нервный, могу и цапнуть ненароком.

Жанна презрительно фыркнула и лягнула Жана, но дразнить больше не стала.

Освятили весь дом, после чего отца Георгия напоили чаем, и Акоп Спартакович повез его обратно в Лавру.

Вот о чем поведал бы домовой Михрютка бесу Недокопу, будь он в состоянии вести рассказ, но он не мог и двух слов связать. И вообще, он шел прятаться, когда Недокоп за ним увязался. Так вдвоем они и дошли до Лебяжьего пруда, где у Михрютки было присмотрено на всякий случай укрытие на чердаке лебединого домика. Напугав и разогнав лебединую семью, с шумом разлетевшуюся по глади пруда, забрались они на чердак, зарылись в сухую солому в самом узком месте под крышей и сразу же уснули: домовой Михрютка – чтобы оправиться от перенесенного потрясения, а ленивый бес Недокоп – просто за компанию.

Снилось Михрютке, что он снова оказался на старом месте работы, в Исаакиевском соборе, и почему-то лежит связанный под маятником Фуко, а маятник с каждым раскачиванием бьет его по боку чугунным шаром – «Бу-ум! Бу-ум!». Михрютка при этом дергался и повизгивал, не просыпаясь.

До самого ужина сестры с помощью Акопа Спартаковича вешали в красном углу киот, ставили в него иконы, прикрепляли кронштейн с лампадкой. Когда же красный угол был полностью устроен, Аннушка вынула из своей сумки портрет в деревянной рамке и попросила Акопа Спартаковича повесить его над их с Юлькой кроватью. С портрета на девочек веселыми глазами глядела молодая женщина с пышными русыми волосами.

– Это наша мама, Юленька, – сказала Аннушка.

Юлька запрыгнула на кровать, подошла к стене и долго смотрела на маму, опершись руками на стену. Потом вздохнула и сказала:

– Ладно, пойдем повесим икону в столовой.

А поздно вечером, когда обе улеглись в постель, Юлька попросила:

– Давай потушим свет, и ты мне все расскажешь про нашу маму.

– А свет зачем тушить, если ты еще не собираешься спать?

– Чтобы я могла плакать в темноте, пока ты будешь рассказывать.

– А лампадку оставим?

– Лампадку можно оставить: от нее свет тихий, он мне не помешает.

Аннушка рассказывала сестре о маме: какая она была красивая и веселая, как ее любили дети в обычной школе и в школе воскресной; как они с мамой и бабушкой ездили в паломничество на остров Залит, к удивительному старцу отцу Николаю Гурьянову; как ходили в лес за грибами и ягодами и однажды нашли в лесу зайчонка-сироту, вырастили его, а потом выпустили обратно в лес… Юлька слушала и тихонечко, чтобы не мешать рассказу, плакала.

Глава 2

Аннушка помогала сестре подготовиться к первой исповеди. В Лавре она специально для сестры купила книжечку «Как подростку готовиться к исповеди»; в конце этой полезной книжечки был напечатан «примерный список грехов, наиболее часто совершаемых подростками».

– Ага, это у нас, выходит, образец для подражания, – хихикнула Юлька, но, начав читать, посерьезнела, притихла и скоро погрузилась в пучину покаяния.

– Ужас какой! – шептала она, читая перечень грехов и загибая пальцы, что-то отмечая на полях и снова возвращаясь к началу списка.

Вдруг она подняла голову и заявила трагическим голосом:

– Аннушка, знаешь, что я тебе скажу, сестрица? Я решила на исповедь не ходить.

– Она это серьезно, брат Юлиус? – озабоченно спросил Хранитель Иоанн.

– Очень даже серьезно, слава Богу! – ответил Юлиус, и вид у него при этом был донельзя лучезарный.

– Да ты никак рад? – изумился Ангел Иоанн.

– Конечно, и даже очень рад: это же прекрасно, брат, что Юлия так чистосердечно сокрушается о своих грехах. А на исповедь она пойдет – соберется с силами и пойдет!

– Это почему же ты не хочешь идти к исповеди, Юля? – спросила Аннушка, писавшая что-то в блокнотике.

Юлька сделала большие глаза и прошептала:

– Понимаешь, Ань, я грешна почти во всех грехах!

– У меня тоже грехов хватает, вот смотри, я уже исписала два листка.

– Дай списать! – оживилась Юлька.

– Да ты что, сестричка? Это ж не задача по математике! И задачки списывать нехорошо, а уж это… Ты понимаешь, Юля, ты будешь в своих грехах каяться батюшке, а Господь будет невидимо стоять рядом с вами и все слушать. Разве можно Его обманывать?

– Его обманешь, как же… Не-е, Ань, ты как хочешь, а я на исповедь не могу явиться с таким вот списком!

– Юля, скажи мне честно, ты хочешь от своих грехов избавиться?

– Да как тебе сказать, – покусывая кончик карандаша, задумчиво ответила Юлька. Потом она снова прошлась глазами по списку. – Если честно, то с некоторыми грехами я бы могла преспокойно жить и дальше.

– Например?

– Вот, например, «пристрастие к модной одежде».

– А ты носи модную одежду без всякого пристрастия к ней – вот и не будет греха. Есть – хорошо и спасибо нашему папе, а нет – и не надо. Сможешь так?

– Ну, если потренироваться, может, и смогу.

– Вот и с остальными грехами так же: потренируешься и избавишься с Божьей помощью.

– Но как же я отцу Георгию весь этот список-то зачитаю? Стыдно!

– Юлька! Вот ты всех уличных кошек норовишь перегладить. Представь себе, что ты подхватила от них стригущий лишай, волосы у тебя лезут. Ты что же, от стыда не пойдешь к врачу и будешь лысеющую голову под платочек прятать?

– А в церковь и надо ходить в платочке, сама говорила, ага!

– И в лицей в платочке пойдешь?– Ну, это уж нет! В общем, с лишаем, конечно, придется пойти к врачам. Но стыдиться-то лысины я все равно буду!

– Вот так и с грехами: стыдись, а к врачу духовному все равно иди, и отец Георгий тебе поможет от греховных лишаев избавиться.

– Красиво говоришь, сестрица! Ладно, уговорила, пойду я на исповедь.

А за ужином девочек ожидала хорошая новость.

– Аннушка, теперь ты можешь звонить бабушке, – сказал Дмитрий Сергеевич. – Она прислала телеграмму с номером своего телефона. Держи! Однако, как они там затянули это дело – целый месяц не могли обыкновенный телефон поставить!

Аннушка обрадовалась, а Юлька ревниво заметила:

– Между прочим, папа, это и моя бабушка!

– Конечно, и твоя тоже, – поспешила ее успокоить Аннушка.

– Тогда дайте же и мне телеграмму почитать!

– На, читай, пожалуйста!

Юлька схватила телеграмму и задушевным голосом пропела:

– Телефон подключили зпт номер 4 23 15 тчк целую девочек зпт бабушка. Ба-буш-ка! – и Юлька звучно поцеловала телеграмму.

– Фу, как негигиенично, Юлька! – скривилась Жанна. – Ты представляешь, через сколько рук прошла эта телеграмма?

– Жанна, а у тебя есть бабушка?

– Нет.

– Ну, так ты ничего в бабушкиных телеграммах не понимаешь! – И Юлька демонстративно еще раз поцеловала телеграмму. – Мы сразу после ужина позвоним, можно, папка?

– Звоните, когда хотите и сколько хотите.

– Аннушка, ты, конечно, захочешь первая с бабушкой говорить? – вдруг жалобно спросила она сестру.

– Я только скажу, что у меня все в порядке, а потом ты, Юля, говори сколько хочешь.

– Спасибо тебе, сестрица!

– Только не забудь сказать бабушке, что это ты заставила меня косу обрезать!

Юлькин восторг сразу утих, и она возмущенно уставилась на Аннушку.

– Что, вот так прямо сразу и сказать? С этого начать знакомство с родной бабушкой?!

– Юля! Ты мне это обещала, когда уговаривала меня волосы резать.

– Да, обещала, было дело… А вдруг бабушка не захочет со мной после этого разговаривать?

– Бабушка все поймет и все простит.

– Ладно, посмотрим, – вздохнула Юлька. Жанна фыркнула, отставила недопитый чай и вышла из-за стола.

Аннушка и Юлька встали, повернулись лицом к иконе Спасителя, и Аннушка громко прочла благодарственную молитву. Папа тоже встал – он быстро привыкал к православному порядку, и, похоже, порядок этот ему даже нравился.

Телефон у Юльки был со всяческими, как она говорила, «прибамбасами», и Аннушка все эти хитрости еще не успела освоить, поэтому дозваниваться до Пскова принялась Юлька. Она нажала какую-то кнопку, и гудки стали раздаваться громко, на всю комнату.

Аннушка слушала их, склонив набок голову.

– Что-то долго никто не отвечает, – сказала Юлька. – А вдруг бабушки дома нет?

– Может, она во дворе. Подождем еще.

И вот раздалось громкое, на все комнату: «Я слушаю!». Мгновенно струсив, Юлька сунула трубку Аннушке.

– Бабушка, это я, Аня. Здравствуй, бабушка!

– Здравствуй, Аннушка. Как хорошо тебя слышно, милая, будто ты рядом.

– Как ты себя чувствуешь, бабушка? Ты здорова?

– Все слава Богу, дорогая, все слава Богу. Ну, рассказывай, как ты там живешь?

– Хорошо живу.

– Папу слушаешься?

– Слушаюсь. Это совсем не трудно, бабушка, он такой добрый!

– Балует он там тебя, наверно, сверх всякой меры?

– Еще как балует, бабушка!

– Вот я ему задам при встрече!

Девочки засмеялись.

– Это там Юленька рядом с тобой смеется? – спросила бабушка. – Дай-ка мне с ней поговорить. Сколько уж лет я ее голосок не слышала!

Юлька ахнула и запрыгала на месте, протягивая обе руки к телефону. Сестра, улыбаясь, передала ей трубку.

– Бабушка, здравствуйте!

– Здравствуй, Юленька!

– Ой, бабушка, я ужасно рада, что у меня теперь есть и Аня, и вы! Это так здоровско!

– Мне это очень приятно слышать, детка.

– Бабушка, а вы меня помните?

– Конечно, помню. Только ты не кричи, дорогая, я ведь совсем не глухая и даже еще не очень дряхлая. И говори мне, пожалуйста, «ты».

– И на «ты» можно?!

– Нужно, Юленька! Ведь это ты меня не помнишь, ты совсем маленькая была, когда папа увез тебя в Ленинград, а я-то тебя, проказницу, очень даже хорошо помню.

– А какая я была маленькая?

– Ты была такая юла, что все смеялись: «Ну и имечко подобрали!».

– Ой! А еще что-нибудь про мое счастливое детство?

– У нас тогда был пес Дозор, и ты очень любила спать у него в конуре.

– Класс! Бабушка, а может быть, это была Аня, а не я?

– Ты, ты! Я-то вас никогда не путала. У тебя, между прочим, есть отличительный знак.

– Какой, бабушка?

– На левой лопатке маленькое родимое пятнышко.

– Ань, срочно подними мне сзади майку – есть там что-нибудь?

– Есть, есть! Маленькое пятнышко как раз посредине лопатки.

– Левой?

– Левой!

– Ура! Бабушка меня помнит!

– Конечно, Юленька, я тебя помню и люблю. Я за тебя молюсь каждый день, а молитвенная память у людей самая крепкая.

– Ясное дело: если каждый день твердить Богу про какого-нибудь человека, так и не захочешь, а запомнишь его… Бабушка! А вот если вы… если ты взаправду меня любишь, то обещай не сердиться за один мой страшный-страшный грех.

– Какой еще такой «страшный-страшный грех»? Что ты там выдумываешь?

– Бабушка, я Аньке косу отрезала!

Аннушка сделала страшные глаза и отчаянно замотала головой.

– Юленька, нехорошо сестру Анькой звать… Погоди, как это косу отрезала? Это еще зачем? Кто разрешил?

– Так уж получилось. Понимаешь, бабушка, у меня-то волосы короткие, а тут приезжает моя сестра с длиннющей косой! Представляешь, какой ужас?

– Не понимаю, какой ужас! Такая прекрасная была коса…

– Ну как же ты не понимаешь, бабушка? Мы ведь оказались неодинаковые: лицо одно, а прически разные. А тут еще папа пообещал меня выдрать как егорову козу.

– Сидорову, наверно?

– Точно, Сидорову!

– А почему это папа собирался тебя выдрать? За дело поди?

– За дело, бабушка, за дело, – успокоила ее Юлька. – Вот тогда мы и решили стать совсем одинаковыми, чтобы папа не мог угадать, кого драть надо. Он запутался и на всякий случай простил обеих. Прости и ты, бабушка, а то ведь я завтра в первый раз на исповедь иду, так пусть у меня хоть на один грех будет меньше, ладно?

– Ладно, проказница, придется тебя простить. Но епитимью наложу на обеих: теперь вы обе забываете, где там у вас ножницы лежат, и обе отращиваете косы. Договорились?

– Договорились, бабушка! – дуэтом закричали девочки.

– Юленька, так ты завтра причащаешься?

– Да, только не завтра, а послезавтра. Так отец Георгий решил.

– Правильно решил, ведь у тебя послезавтра именины.

– Ой, бабушка, ты даже мои именины помнишь!

– Конечно, помню. Ну все, девочки, хватит нам тратить свое время и папины деньги.

– Бабушка, я тебя очень, очень люблю!

– Я тоже очень люблю тебя, Юленька. Нет, ты все-таки ни капельки не изменилась! А теперь дай-ка мне на минутку Аннушку.

– Подожди, подожди, бабушка! Я тебе еще покаяться хочу.

– Ну, покайся.

– Знаешь, бабушка, Аннушка меня все время воспитывает, воспитывает – прямо святую из меня хочет сделать!

– Ну, это у нее определенно не получится, не беспокойся. Это и есть твое покаяние?

– Да! А теперь даю тебе Аннушку! Аннушка взяла трубку.

– Бабушка, это я.

– Аннушка, ты там не переусердствуй, воспитывая Юлю в христианском духе. Не жми на нее очень-то: душа человеческая – дело тонкое.

– Ой, класс! – пискнула Юлька в полном упоении.

– Да нет, бабушка, Юля у нас умная и очень хорошая. Она сама все понимает, когда успевает подумать, – сказала Аннушка, улыбаясь сестре.

– Как же мне на нее хоть одним глазком глянуть хочется… Может быть, когда папа повезет тебя обратно в Псков, он захватит с собой и Юленьку?

Юлька завизжала от восторга.

– Хорошо, бабушка, мы попросим папу взять Юлю в Псков. Слышишь, как она радуется?

– Слышу, слышу. Ну, храни вас Бог, внученьки мои дорогие. Папе поклон от меня передайте.

– Передадим. Храни тебя Господь, бабушка! – сказала Аннушка.

– И твой Ангел Хранитель! – крикнула Юлька в трубку сбоку.

Когда зазвучали короткие сигналы и трубка была положена на место, сестры, не сговариваясь, взлетели на кровать и, взявшись за руки, принялись прыгать, распевая:

– Мы поедем вместе в Псков! Мы поедем вместе в Псков!

Ангелы радовались, глядя на них.

И никто из них не подозревал, что подлый Прыгун, сидя на своем обычном месте на карнизе, весь их разговор с бабушкой подслушал, запомнил и помчался докладывать Михрютке. Ну, а тот, выслушав Прыгуна, тут же побежал с доносом к Жанне и Жану.

– Юльку в Псков пускать нельзя, ее там окончательно испортят, в церковницу превратят, – решила Жанна. – После Пскова она еще и в Келпи не захочет ехать.

– Не пустим Юльку в Псков, – согласился Жан. – А вот от Анны надо бы поскорей избавиться – слишком уж от нее светло в Доме. У тебя на этот счет нет никаких идей, хозяюшка?

– Нет. Нам остается только терпение и смирение…

– Жанна, что ты несешь!

– Успокойся – ПОКАЗНЫЕ терпение и смирение. Скоро отец повезет ее в Псков, а Юльку я отвезу в Ирландию пораньше. И тогда…

– И тогда Мишин окажется целиком в твоих нежных и цепких коготках.

– Ясное дело! А домового надо бы наградить. Эй, Михрютка, ты где там прячешься? Хочешь со мной на дискотеку поехать?

Счастливый Михрютка свалился с потолка и заплясал перед хозяйкой.

– Еще бы не хотеть! В дискотеке музыка грохочет, люди скачут, и все на бесов похожи! Повертишься там – ну будто на исторической родине, в аду побывал!

– Вот и поедешь, оттянешься. Служи только хорошенько, все мне доноси, что услышишь, а награда тебе всегда будет.

– Рад служить, хозяюшка!

Назавтра отец Георгий встретил Акопа Спартаковича с сестрами в воротах Лавры.

– Вы с Аннушкой идите в храм, – сказал он Акопу Спартаковичу, – а мы с отроковицей Юлией покамест в тенечке побеседуем.

Отец Георгий повел Юльку по дорожке между высоких деревьев, мимо старинных надгробий, подвел к скамейке под большим кленом, там усадил ее и сам сел рядом.

– Ну, расскажи мне, отроковица Юлия, как ты к исповеди готовилась? – спросил он.

– Сначала мы с Аннушкой долго-долго молились, а потом она дала мне список грехов. Вот я и стала вспоминать все-все-все грехи моей жизни и отмечать в книжечке.

– И много отметила?

Юлька молчала, опустив голову.

Молчал и священник, неспешно перебирая четки.

– Почти все отметила, батюшка, какие в списке были, – прошептала наконец Юлька. – У меня только одного греха нет из этого списка.

– В самом деле? – удивился отец Георгий.

– В одном-единственном грехе я оказалась не грешна! – сокрушенно сказала девочка, подняв на него налитые слезами глаза.

– Не может этого быть!

– Правда, батюшка, – вздохнула Юлька и пустила слезу.

– Ушам своим не верю!

Мимо них по аллейке проходил молодой монашек.

– Брат Евстафии, а поди-ка ты сюда!

Монашек подошел к ним.

– Благословите, батюшка.

Отец Георгий благословил его и спросил:

– Не знаешь ли ты, брат Евстафий, митрополит Петербургский и Ладожский у себя?

– Владыка раннюю служил, а сейчас, надо полагать, у себя в покоях отдыхает.

– Придется потревожить владыку. Поди-ка ты к нему, брат Евстафий, и отрапортуй, что в нашей епархии новая святая объявилась.

– Какая святая, батюшка? – непонимающе заморгал глазами монашек.

– А вот эта самая – отроковица Юлия. И удачно-то как объявилась – завтра Юлию Карфагенскую величаем, а нынче Юлию Крестовскую прославим: в колокола ударим, крестным ходом с нею во главе пройдем!

У Юльки от удивления слезы моментально высохли.

– Ой, вы меня не так поняли, батюшка! – воскликнула она. – Вы подумали, что я только в одном грехе виновата, да? А я виновата во всех, кроме одного!

– Да нет, я все правильно понял. Ты слышишь, брат Евстафий? Сия преподобная отроковица до одиннадцати лет дожила и каким-то одним грехом за всю свою жизнь ни разу не согрешила.

– Не может такого быть, – сказал, брат Евстафий, качая головой, – нет такого человека, чтобы даже в одном каком-то грехе за всю жизнь ни разу виноват не был. Не делом – так словом, не словом – так помыслом, а грешны мы все и во всех грехах. Кроме святых, конечно.

– Экий ты непонятливый, брат Евстафий, а я-то тебе про что толкую? Это ты да я во всех до единого грехах виновны, а вот Юлия сумела в каком-то грехе ни разу не провиниться. Святая отроковица, говорю ж тебе! Так что беги-ка ты, братец, поскорей к митрополиту, обрадуй его.