Текст книги "Отпечатки затертых литер"

Автор книги: Юлия Мамочева

КАЧЕЛИ
Баллада о мужестве в трех частях с эпилогом

 
То в тень, то в свет переносились
Со скрипом зыбкие качели.
 

Федор Сологуб

 
…Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели…
 

Осип Мандельштам

I

 
Из яблони и ели
Много лет назад
Сделал дед качели
Для своих внучат.
 
 
Стали они лучшей
Детскою игрой:
Не было забавы
Радостней порой,
 
 
Чем взлетать ребятам
Над лесной тропой,
Крепко сжав веревку
Слабою рукой!
 
 
Что могло быть лучше
Или веселей
Этого занятья
На рассвете дней?
 

II

 
Пролетели годы:
Десять, двадцать пять…
Некому уж больше
В небеса взлетать:
Повзрослели внуки,
И засохла ель.
Уж ребенка руки
Не берут качель…
 
 
Опустел домишко
Деда – молодца:
Не сбегают дети
С ветхого крыльца,
 
 
Чтоб навстречу ветру
Южному опять
На своих качелях
С радостью взмывать…
 

III

 
Лет прошло немало.
Только ветра вой
Нарушал, бывало,
Иногда, покой
 
 
Домика пустого
И засохшей ели,
Где густой травою
Заросли качели…
 
 
Те качели помнят
Радость детворы,
Смех ребят веселый
И запал игры!
 

IV

 
Некогда прекрасный,
Сад зарос травою:
Здесь прощалась мама
С сыном пред войною.
 
 
Плакала, молилась,
Долго говорила,
Сына целовала,
А потом крестила…
 
 
Он ушел с улыбкой,
Обещав писать…
Помнится качелям,
Как рыдала мать.
 

V

 
Золотая осень
На дворе стояла —
Брату дорогому
Девушка писала,
 
 
Сидя на качелях,
Словно на скамье,
О его невесте,
Друге и семье…
 
 
Адрес на конверте
Наверху, в углу,
А под ним три слова:
«Брату. На войну».
 

VI

 
Месяц ждет ответа
Младшая сестра…
Нет. Не пишет. Значит,
Ей на фронт пора!
 
 
Никогда надолго
Так не разлучались:
Уж почти полгода
С братом не видались!..
 
 
И она, как в школу,
Выйдя из ворот,
Первым же составом
Унеслась на фронт…
 
 
«Ты куда? Девчонка! —
Люди говорят. —
Ну, какой же будет
Из тебя солдат?»
 
 
Ничего, вернулась!
С братом, не одна:
На груди нашиты
Косо ордена.
 
 
…Помнится качелям
Радость этой встречи
И усталой мамы
Сгорбленные плечи…
 

VII

 
Все, промчался мимо
Страшный эшелон —
Та война – кошмарный,
Беспробудный сон…
 
 
Но сердца ходивших
Фронтовой тропою,
Как клеймом железным,
Прожжены войною.
 
 
Обещали власти
Мир оберегать,
За который стольким
Жизнь пришлось отдать…
 

 
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой!..
 

(из патриотической песни на стихи В. И. Лебедева-Кумача)

I

 
Закончился мир, и родная страна
Уж снова бойцов созывает:
Ужаснее первой, вторая война
Мужей, сыновей забирает,
 
 
Мальчишек готовит в смертельный поход
И строгих отцов-ветеранов:
Вставай, поднимайся, великий Народ,
Забыв застарелые раны!
 
 
Воспрянь, словно витязь от долгого сна,
Страну заслоняя собою,
И равных не будет во все времена
Святому победномубою!..
 

II

 
Село опустело – так мало мужчин
На улицах скоро осталось…
Ушел добровольцем единственный сын:
С ним мать на перроне прощалась.
 
 
Мальчишка лихой – о таких говорят:
«Ну, знаем мы вашего брата!»…
Надел гимнастерку – ей-богу, солдат!..
Да только не ведал он боли утрат
И путал ружье с автоматом.
 
 
«Ну что же ты плачешь? Сама воевать
Когда-то на фронт убежала!»
Ему, пареньку, безутешная мать,
Сердечко скрепя, отвечала:
 
 
«Действительно, в бой я ушла, как и ты,
И, знаешь, сынок, – воевала:
Товарищам верным меняла бинты
И даже в атаке бывала!..
 
 
Солдат не забудет проклятой войны —
И крови, и страха, и боли;
Погибших ребят, что ушли без вины,
Судьбу разделив поневоле:
 
 
Тяжелой была фронтовая пора,
Прожитая с Родиной вместе —
Тогда даже хор боевой у костра
Звучал лебединою песней!
 
 
Сквозь годы сумела душа пронести
Его вдохновенные звуки,
Звенящие ныне в солдатской груди
Печалью грядущей разлуки…»
 

III

 
Как жаль ее: в прошлом девчонка-солдат,
Писать она сына просила
И, так же как мать ее годы назад,
Его на прощанье крестила…
 
 
«Послушай! – внезапно сказал паренёк,
В глаза материнские глядя. —
Вещицу одну я по жизни берег —
Подарок московского дяди…
 
 
Возьми же! Не знаю, смогу ли писать —
Еще, не дай Боже, забудешь…
А с этим кулоном, гляди, вспоминать
Солдата хоть изредка будешь!»
 
 
Сынок, улыбнувшись, в нагрудный карман
Полез торопливой рукою…
И радужным бликом сверкнул талисман,
Играя точеной каймою, —
 
 
Простой медальон на коротком ремне,
Хранивший следы позолоты…
«Небось потеряю его на войне,
Взрывая немецкие доты:
 
 
Не стоят проклятые наши враги
Прощального дара такого!
Ты, мама, вещицу сама береги,
Пока не увидимся снова!..»
 

* * *

 
Мелькнул паренёк в самой гуще людей
И скрылся в товарном вагоне,
Частичку души доверяя своей
Теплу материнской ладони —
 
 
Простой медальон на коротком ремне,
Сверкавший прощальной искрою…
 
 
Состав заскрипел, как в замедленном сне,
И двинулся поезд навстречу войне,
Ведомый безумной войною.
 

IV

 
Уж все разошлись. Только бедная мать
Одна на перроне стояла.
Она, как солдат, не умела рыдать.
В ней женщина нынче рыдала!..
 
 
Давно уже с гулом военный состав,
За лесом березовым скрылся —
В ту рощу сынок ее бегал стремглав,
Когда на игру торопился…
 
 
А вот и аллея! Ходила встречать
С мальчишкою каждое лето
Московского брата веселая мать
С вокзала дорогою этой…
 
 
Теперь как почетный морской офицер
Он служит Советскому флоту;
А мальчик, что с детства войною горел,
Пошел, как и мама, в пехоту…
 

V

 
Озарился небосвод алыми огнями:
То вечерняя заря золотом зашлась…
Зазвучала тихая песня над полями —
Эхом русская душа в ней отозвалась.
 
 
Пели хором женщины, возвращаясь с поля,
После тяжкого труда на родной земле,
Пели песню скорбную о народной доле
И о вражьей силушке – иноземном зле…
 
 
О сынках молоденьких, отчий дом покинувших,
И о горе праведном русских матерей —
Много будет на войне малолеток сгинувших,
Не познавших красоты юности своей…
 
 
Заискрился небосклон, звездами увенчанный,
И блеснула серебром полная луна…
Всей душою вольною дружно пели женщины.
Эхом песне вторила русская страна…
 

VI

 
Пустынная улица. Темною мглой
Ночная деревня одета.
Лишь звезды горят над остывшей землей
Да отблески лунного света
 
 
Во тьме различимы. Так тихо кругом,
Что, кажется, слышать возможно,
Дыханье небес в полумраке ночном
Да шепот земли осторожный.
 
 
Измучено сердце печалью немой…
Терзаясь в бессильной тревоге,
Усталая мать возвращалась домой
По тихой безлюдной дороге.
 
 
Был воздух хрустальный по-летнему свеж,
Пылилась земля под ногами…
И вот показался последний рубеж —
Окошка неяркое пламя,
 
 
Покатая крыша, печная труба,
Калитка под сенью березы —
Встречала хозяйку родная изба,
Роняя солдатские слезы.
 
 
Безмолвной красою приветствовал сад,
Мерцающим светом объятый:
Мохнатые ели у стареньких врат,
Дорожки песок красноватый,
 
 
Качели под куполом стройных ветвей —
Далекого детства отрада:
Здесь чудным восторгом безоблачных дней
Дышала ночная прохлада…
 
 
Точеной беседки резной силуэт —
Он сказочным прежде казался!..
И дух незабвенных, восторженных лет,
Что в сердце навеки остался…
 

VII

 
С трепещущим сердцем взирая на сад,
Там женщина вновь вспоминала,
Как брату любимому годы назад
Письмо фронтовое писала,
 
 
Как жизни нелегкой хлебнула сполна,
За ним отправляясь когда-то:
Девчонкой на фронт уходила она,
Домой воротилась солдатом.
 
 
Надменным врагам не погибла назло,
Привыкнув к военной науке:
Познали мужское тогда ремесло
Худые девчоночьи руки…
 
 
На фронте порою деля на двоих
Тепло от солдатской шинели,
И брат и сестрица остались в живых,
Вернуться в деревню сумели!
Но в памяти грохот атаки не стих,
И волосы, темные волосы их
Шальным серебром заблестели…
 
 
Теперь и сыночек ушел воевать,
В деревне оставив любимую мать.
 

VIII

 
Военные будни несутся вперед,
Сменяясь в неистовой гонке —
Конверты с фронтов получает народ,
Внутри находя похоронки.
 
 
В селе опустелом рыданья слышны
Задавленных горем родных;
Навеки останутся шрамы войны
На памяти раненой их.
 
 
Погиб и сынок, что решил послужить
Отчизне родимой в пехоте.
Погиб… А ведь даже не начал и жить!
Упал… Словно птица, на взлете.
 
 
Горюет его безутешная мать
В тени зеленеющей ели,
И тихо пытаются ей сострадать,
Как милой подруге, качели.
 
 
Взмывают – и вмиг замирает душа,
Терзаясь печалью великой.
Назад полетят – сразу трудно дышать
От боли, неистово-дикой…
 
 
Себе невозможно порою простить
Навеянной горем вины:
«Ну как же могла я тебя отпустить
В смертельное пекло войны?!»
 
 
Слезами кровавыми мать и солдат
Родного оплакала сына.
А он, не желая геройских наград,
Погиб.
   Как герой.
       Как мужчина…
 

 
Стонут.
   Луга просторные,
      В крови тонувшие.
            В крови солдатской.
Нивы.
   Поля зеленые,
      Навеки ставшие
            Могилой братской.
Сёла.
   Деревни русские,
      Войной спалённые
            Дотла, до праху.
Стонет.
   Все счастье прежнее,
      Упавши замертво
            На вражью плаху.
Долго
   Сражалась Родина,
      Душой свободною
            За волю ратуя.
Долго.
   Но искалечила
      Судьбу народную
            Война проклятая.
Болью,
   Горячей яростью,
      Как лютым пламенем,
            Сердца оплавились.
Нету
  В них больше жалости,
      Которой прежняя
            Россия славилась.
Нет ее больше.
 

* * *

 
Знайте, фашисты, людское прощение
Вас не коснется отныне уже;
Горькая, страшная жажда отмщения
Рвется снарядом в народной душе,
 
 
С грохотом рвется советской гранатою,
Кровь разгоняя по венам быстрей…
Бойтесь, фашисты! Страшитесь, проклятые,
Вами замученных русских людей.
 
 
Вас не спасет ни слеза, ни раскаянье:
Сердце не дрогнет у стойких врагов;
Сгинете, черти, терзаясь отчаянно,
В зелени мирной советских лугов:
 
 
В страхе бежите позорной дорогою,
Доблесть свою растеряв по пути;
Смертью падёте. Бесславной. Убогою.
Крик не сдержав по-солдатски в груди.
 
 
Жадно хватая в предсмертной агонии
Воздух живительный русских полей,
Сгинете! Жизнью бесчестной своей
Не заслужив погребальной симфонии…
 

* * *

 
Сгиньте!
Сгиньте, повержены правою силою!
Верьте:
Вольные земли вам станут могилою.
Знайте,
Дьявольской армии бравые воины:
Рухнут
Ветхие стены, что вами построены!
 
 
Изгнан
Будет себя восславлявший заранее.
Тленом
Скоро рассыпятся наши страдания.
Боже!..
Горюшко русское канет в бездонную,
Все же
Вамлитию отслужив похоронную.
 
 
Вам, окаянным!..
 

Кто к нам с мечом придет – от меча и погибнет.

Александр Невский

I

 
Создателю угодная,
В былые времена
Жила страна свободная,
Счастливая страна.
 
 
Земля благословенная
Почивших храбрецов:
В ней мужество священное —
И дедов, и отцов…
 
 
Да только тьма сгустилася
Над древнею страной —
Как ливнем, разразилася
Внезапною войной!
 
 
Дыша идеей грешною
Надменного врага,
Накрыла тьма кромешная
Святые берега.
 
 
И в небо, в высь лазурную,
Вознесся смрадный дым,
Пророча юность бурную
Ребятам молодым;
 
 
Проча судьбину адскую
Сменившим отчий дом
На злую жизнь солдатскую
Под вражеским огнём…
 
 
Себя узрев заранее
Пленившим стольный град,
Глумился в ликовании
Проклятый супостат:
 
 
Носил мечту кровавую
Безжалостный злодей,
Не веря в доблесть правую
Измученных людей…
 
 
Но скоро вопли ужаса
Взметнулись в небеса:
Нашла на камень мужества
Фашистская коса!
 
 
И демон, ратью хилою
Бесчестие верша,
Познал, что дышит силою
Народная душа!..
 
 
Поля взбагрились бранные,
Зеленые поля;
Телами бездыханными
Усыпана земля
 
 
Объединенных дикою,
Несчастною судьбой —
Здесь шла война великая.
Здесь шел смертельный бой:
 
 
Свистели мины вздорные,
Незримые в огне,
Скрипели танки черные
На радость Сатане;
 
 
Гудя, рвалась земная твердь
Осколками гранат,
И, хохоча, косила Смерть
Воюющих солдат…
 
 
Плясала с гулким топотом
Под звуки бубенцов,
Разя богатых опытом —
И молодых юнцов…
 
 
Пред нею, беспощадною,
Все сделались равны,
Попав в объятья жадные —
В объятия войны.
 
 
Но все же душу твёрдую
Так просто не сломить:
Врагу державу гордую
Не удалось сгубить —
 
 
Раз вспыхнув ярким пламенем,
Кураж его потух,
Когда воспрянул знаменем
Бессмертный русский дух!
 
 
Народ враждой ответною
Поднялся, одержим,
И пала рать несметная,
Поверженная им.
 
 
Во имя тысяч призванных
И жертв концлагерей!
Во имя их – бесчисленных
Солдатских матерей!
 
 
За павших и за раненых,
За вдов и за сирот —
За все свои страдания
Фашиста бил народ!..
 
 
И сдался силой высшею
Ошеломленный враг,
И над имперской крышею
Взлетел победный флаг!..
 

II

 
Прощай, вражда смертельная:
Пусть смолкнет твой напев,
И счастье неподдельное
Затмит народный гнев…
 
 
Молва отрадой грянула —
Ликуют города:
Победа, братцы! Канула
Разбитая орда!..
 
 
По всей стране известие
Ветрами разнесло —
Единой дружной песнею
Откликнулось село!
 
 
Победа! Ратью братскою
Повержен супостат —
Пой, родина солдатская!
Внимай и стар и млад!..
 
 
Звучала радость вольная
В нестройных голосах,
Осанной богомольною
Сменяясь в небесах…
 
 
С молитвою народною
Пройдя последний бой,
Ликуй, страна свободная:
Победа за тобой!
 

III

1

 
Касаясь крыш уснувших деревень,
Померкло солнца золотое пламя —
Сменила ночь победы первый день
И тишина повисла над полями.
 
 
Заснуло всё: селенья, города —
Забылось сном, действительноспокойным:
Окончилась несчастий череда,
Пришел конец страданиям и войнам.
 

2

 
На улицах затихшего села
Дневного счастья эхо раздавалось;
Та ночь по-майски теплою была
И сказочной воистину казалась.
 
 
Заснуло все. А бледная луна
Цвела на небе белоснежной розой…
Ей любовалась женщина одна,
Держа в душе непрошенные слёзы.
 
 
Глаза сухи, и это неспроста:
Давнишняя солдатская привычка!..
Да только сердце гложет пустота —
В нем радости давно угасла спичка.
 

3

 
Безмолвен сад. В полночной тишине
Лишь ветра шорох слышен еле-еле,
Да раздается тихо, как во сне,
Скрипящий голос дедовой качели…
 
 
Как будто в детстве, много лет назад,
Поют качели, плачут как живые,
И в них, родимых, женщина-солдат
Находит утешенье не впервые —
 
 
Отраду для измученной души,
Влачить уставшей горестное бремя…
А старый друг печаль унять спешит,
Совсем как в то, добоевое, время.
 

4

 
Вдруг тень коснулась женского лица,
Спокойного в мерцающем сияньи:
Раздался шорох в стороне крыльца
И отзвук еле слышного дыханья.
 
 
«Здесь кто-то есть?» – молчание в ответ.
Лишь кроткий всхлип, пронзающий разрядом.
Внезапно вспыхнул красноватый свет,
Замеченный нетерпеливым взглядом…
 
 
Одна, в платке со взрослого плеча,
Девчонка тихо на крыльце стояла;
В ее руке зажженная свеча,
Искрясь, дрожащим пламенем сверкала.
 

5

 
Давно… Давно на личике худом
Свою печать поставила блокада:
Нашла в селе девчонка новый дом,
Хлебнув нелегкой жизни Ленинграда.
 
 
Полсотни бед пришлось перенести,
Когда любимый город стал тюрьмою…
Ей не было еще и десяти
Той страшною блокадною зимою.
 
 
А то была действительно зима:
Плескалась смерть в ее пустых глазницах.
Людские мысли заслоняла тьма,
И слезы замерзали на ресницах.
 
 
Листовок скверных целый гнусный рой
Скрывал собою голубое небо.
Был сорок первый. А еще второй —
Его народ встречал горбушкой хлеба…
 
 
Был ужас. Голод. Дьявольский мороз.
И артобстрелов было очень много.
Был лед, который так и не замерз,
И зыбкой жизни зыбкая дорога,
 
 
И лазарет в двадцатых февраля,
Фашистом, к удивленью, не взрываем;
А уж весной – свободная Земля,
Что пахла теплым, свежим караваем…
 

6

 
«Ты что не спишь? Уж за полночь давно,
Ложись скорее!..» —
      «Да не спится что-то…
Все чудится: стучат ко мне в окно
И манят потихоньку за ворота…» —
 
 
«Да кто ж стучит?» —
      «Не знаю… Но боюсь.
Вот, думала, как выйду и проверю!..» —
«И что же, был и вправду кто-нибудь?» —
«Всё никого… Один сверчок у двери».
 
 
Вдали раздался чей-то смех и крик,
И возгласы: «Товарищи, победа!..»
Затем все смолкло на короткий миг,
И продолжалась тихая беседа:
 
 
«Сверчок… Ты впрямь была настороже!» —
«Я ведь одна… Никак нельзя иначе…» —
«А бабушка?» —
      «Так спит она уже,
Наверно, час. От силы два, не паче». —
 
 
«Иди и ты. Луна! Давно пора!..»
Девчонка женщине в глаза взглянула прямо
И, уходя с полночного двора,
Сказала тихо:
      «Будь луна добра,
Жива была моя бы нынче мама».
 

7

 
Чуть дрогнул свет оплавленной свечи.
И вдруг потух. Померкнул без возврата.
И покатились слезы, горячи,
Из глаз суровых женщины-солдата.
 
 
И поднялась тогда в ее душе
Воспоминаний тяжкая пучина:
Те вечера в солдатском блиндаже,
Чудесный голос маленького сына
 
 
И письма брата – письма из Москвы,
Куда уехал продолжать карьеру.
Где он теперь?.. У берегов Невы
Или в Берлине, если брать на веру.
 
 
Брат носит высший капитанский чин:
Он катером командовал исправно…
В какой же дружбе с ним ее был сын
Еще, казалось бы, совсем недавно!..
 

8

 
«Постой! Постой же, подойди ко мне…»
Во тьме внезапно под луною жёлтой
Мелькнул кусочек меди на ремне,
Покрытый тонким слоем позолоты.
 
 
Тот медальон. Тот самый, дорогой,
Что матери был отдан на храненье,
Сверкал, объятый женскою рукой,
Сверкал в руке, дрожащей от волненья.
 
 
«Возьми его… Возьми его себе!
И ты не плачь – не надо больше плакать…
Забудь скорей о вражеской пальбе,
Прошла война как мартовская слякоть!
 
 
А талисман – пусть он тебя хранит,
Все беды изгоняя в одночасье,
И привлекает, будто бы магнит,
К тебе одной твое, родное, счастье…»
 
 
В ответ чуть слышно застонала ель
И скрипнула любимая качель…
 

9

 
Светало. Озарились небеса
Почти прозрачным, невесомым светом…
И птичьи раздавались голоса,
И воздух пахнул предстоящим летом.
 
 
В саду царил неведанный покой…
Там на качелях женщина сидела,
И улыбалась, робкою рукой
Обняв девчонку спящую несмело.
 
 
Скамья качалась, двигалась едва,
Внимая ветра ласковым порывам;
И мыслями полнилась голова:
О будущем. Действительносчастливом.
 

 
Наша жизнь – что старые качели:
То к Земленесется с вышины,
То, на гребне жизненной волны, —
К радости, неведомой доселе…
 
 
То скрипит с ветрами в унисон,
То поёт о счастье безмятежном,
Океаном – шумным и безбрежным —
Разливаясь под напевный звон.
 
 
Вдаль однажды отойдут невзгоды,
Скрывшись за громадой пыльных лет, —
И взлетим мы, осязая свет,
И вдохнем шального кислорода!..
 
 
Наша жизнь – что легкая качель:
В ней беду сменяет ликованье,
Как весной, дыша благоуханьем,
Расцветает солнечный апрель
 
 
Вслед за мартом. И вскипает кровь
В чудный миг природы возрожденья…
Жизнь – качель. А ветра дуновеньем
Для нее становится любовь.
 

ВЕДЬМА

 
С рассвета на площадь стекается люд:
 Проклятую ведьму сегодня сожгут!
  Сухою соломой покрыт эшафот,
   Заранее весел народ!
 
 
Мелькают чепцы и пестрят колпаки,
 По слякоти скачут, теснясь, башмаки,
  А вот и епископ дряхлеющих лет —
   В роскошную рясу одет.
 
 
С ним целая свита святейших отцов
 И судей – честнейшей души мудрецов!
  Гудит в нетерпенье священная знать —
   Пора бы уже начинать…
 
 
Зеваки под хлюпанье грубых колес
 Пустили на площадь торжественный воз:
  Телегу (да с клячею вместо коней)
   И клетку глухую на ней.
 
 
Вся черная, будто копала золу,
 Там ведьма валялась на грязном полу,
  И в тряске совсем не срываясь едва,
   Моталась ее голова.
 
 
Свистя, за повозкой гналась ребятня,
 Кидалась камнями, колдунью кляня,
  А рядом, как гордый чернеющий грач,
   Вышагивал чинно палач.
 
 
И вот поравнялась повозка с толпой.
 Чуть не был раздавлен бродяга слепой,
  Шатавшийся праздно у ней на пути:
   Да к счастью успели спасти.
 
 
Поодаль закованный, выкрикнул вор:
 «Долой дьявольщину! В огонь! На костер!»
  И люд поддержал златокрада того,
   Недавно плевавший в него.
 
 
За волосы выволок ведьму палач
 Под гиканье черни, под хохот и плач,
  И бросил, как тряпку, в вонючую грязь,
   Под маскою хрипло смеясь.
 
 
Ужасна злодейка поистине та:
 Драниной прикрыта ее нагота.
  Недавно касался испанский сапог
   Босых искалеченных ног.
 
 
Пятнадцатилетняя девочка-яд:
 Костлявые руки из робы торчат.
  А грязные патлы, как сажа, черны —
   Примета шайтанской вины.
 
 
«В страшнейших грехах обвиняешься ты!
 Крещеная злом самого Сатаны!
  Призналася давеча ведьма во всем,
   Судимая честным судом…
 
 
Призналась: порой колдовала в ночи,
 Украла четыре церковных свечи,
  С неведомым духом беседы вела
   И с кошкою черной жила.
 
 
От этих злодействий тебя до утра
 Очистит священное пламя костра!
  Могла б индульгенцию также купить
   Да некогда злато копить…»
 
 
Колдунья, сполна натворившая зла,
 Усилием воли лицо подняла.
  И детские глянули небом глаза —
   Невысохшая бирюза.
 
 
«Деяний своих от людей не таю,
 Да только, епископ, я правду твою
  Разрушу, ведь Дьявол, поверь, ни при
   В магическом действе моем.
 
 
И впрямь, ворожила я лунной порой
 Над милой моею болящей сестрой…
  Лечила волшебным настоем из трав,
   Быть может, законы поправ.
 
 
И свечи взяла, только вам не назло:
 Чтоб в домике стало соседском светло!
  А прежде ведь в Храме просила огня
   Как ведьму прогнали меня!..
 
 
В том доме старуха одна умерла
 Бездетно и голодно, трудно жила!
  Кому ж, как не мне, было свечи принесть,
   Молитву усопшей прочесть?..
 
 
Я кошку себе не могла не забрать:
 Старушка любила ее, словно мать —
  Родное дитя. Да к тому же одна
   Погибла бы точно она…
 
 
Бесплотный же Дух, собеседник ночной
 Есть Ангел-Хранитель с рождения мой!
  И в Храме святом, подходя к алтарю,
   Частенько я с ним говорю…»
 

 
Промолвил епископ: «Родная моя!
 Открылась ты честно, греха не тая…
  За это, сердечную правду любя,
   Всевышний прощает тебя!»
 
 
На буром от крови засохшей лице
 При упоминанье о светлом Творце
  Алмазами слез заблестели глаза —
   Заплакавшая бирюза…
 
 
«Ужели и вправду теперь прощена?..
 Ужель поднимусь из тюремного дна?
  Вернусь ли к сестре, коли пыткам конец —
   Ответь же, церковный отец!»
 
 
Старик улыбнулся: «Забыта вина!
 Пускай же тебя не тревожит она…
  А значит, свободна душа с этих пор…
   Без страха иди на костёр!»
 

* * *

 
Над площадью стал смоляным небосвод.
 Давно разошелся нарядный народ.
  И лишь правосудия тлели огни
   Да мрачно темнел эшафот.
 
 
Над ним, средь ворон – средь крылатых углей,
 Голубка летала, что снега белей.
  И сколько, крича, не старались они —
   Никак не притронуться к ней!..
 
 
А где-то малышки всё плачут глаза —
    Другая уже бирюза.