Текст книги "Фирменные люди"

Автор книги: Юлия Любимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 15

Я проработала во «Франсье» около полугода.

Нина Киприянова к тому времени была благополучно зачислена в штат и от нас с Мариной как-то незаметно отдалилась. Мы по-прежнему одиноко обедали вместе с Мариной, как моряки на подлодке. Марина оказалась особой нелюдимой и склонной к де–прессиям, впрочем, она охотно делилась своими наболевшими проблемами со мной.

Мать Марины нелегально жила в Америке, зарабатывая детям (их в семье было трое) на квартиры. Она работала гувернанткой в богатой русской семье. Старший Маринин брат был болен полиомие–литом и только что вышел из тюрьмы, младшая сестра перманентно и безуспешно пыталась лечиться от наркомании и устроиться на работу. Оба регулярно навещали Марину под разными предлогами, на самом же деле в очередной раз занимали деньги в долг без отдачи. Она не знала, куда деваться от их набегов, неотвратимых, как восход и заход солнца, и регулярно выворачивала свой кошелек на лестничной площадке, не пуская дорогих родственников в свою квартиру, которую снимала на окраине Митино.

На мой вопрос «Почему?» она со вздохом обреченности ответила: «Это такие охламоны – пригласи, всю мебель вынесут, пока тапочки успеешь достать».

После очередного транша из Америки Марина решилась на размен родительской подмосковной квартиры. Она хотела раз и навсегда отделиться от родных «де-юре и де-факто», купив три комнаты в коммуналках в разных концах Москвы, и прописать всех по отдельности.

Сестра ничего не имела против, даже наоборот. С братом же предстояла настоящая борьба. Марина сама занималась подбором вариантов и поиском покупателей, чтобы сэкономить на услугах риелторов. Все вечера, все свое свободное время она звонила по объявлениям, договаривалась, назначала встречи, каталась из конца Москвы в конец на бесконечные просмотры.

Больше всех ее доставал братец. Когда комнату подбирали ему, он устраивал целые представления, ломался, капризничал, придирался, говорил, что предлагаемая комната ему не нравится, «не нравится, и всё». Марина плакала от злости, приходила с опухшими глазами на работу, подолгу застывала за экраном монитора, смотря куда-то вдаль и о чем-то напряженно думая. Я не знала, чем ей можно помочь.

Наконец брат торжественно объявил, что согласен участвовать в сделке, но хочет получить свою долю от продажи квартиры наличными.

– Я там прописан, ты квартиру продаешь – значит, моя доля принадлежит мне, – логично рассудил он. – Восемь тысяч, и нет проблем.

– А комната? Мы же покупаем тебе жилье в Москве, – недоумевала Марина.

– А комнату вы мне купите на мамины деньги, которые она заработает, – ответил он ей невозмутимо.

Марина злилась и была готова отправить его обратно в тюрьму за шантаж. Сначала она недоумевала, не зная, кто дал брату такой «дельный» совет. Потом решила, что он завел себе сообразительную подружку и та подучила его, как «полегкому срубить бабки». Но эта догадка не приближала ее к цели. Если ее догадка верна, значит, нужно было еще и с его отмороженной барышней договариваться. Марине это было явно не под силу.

Когда покупатель квартиры уже не мог больше ждать и все варианты могли рассыпаться в прах, в ситуацию вмешалась мама из Америки. Она, очевидно, знала потайные рычаги в голове собственного сына и без труда его уговорила. Братец обмяк и согласился на все в тот же день.

Марина торжествовала.

– Слушай, как ей это удалось? – спросила я из любопытства.

Маринка ответила:

– Мама наша – железной воли человек. Она брата грубо прижала, пригрозила, что если он будет мне мешать, мы его выпишем через суд в девятиметровую многонаселенную коммуналку с удобствами на улице куда-нибудь в Конаково, из которой он не выберется до конца своих дней. Братик испугался. Для меня он загадка: живет при церковной общине, служит послушником, а хороших слов в принципе не понимает.

Когда цепочка обменов выстроилась, один из продавцов неожиданно поднял цену. Марина была опять на грани нервного срыва, денег взять было негде. Единственное что ей пришло в голову, – пойти к нашему финансовому директору Кулик. Та ее выслушала с сочувствием, но сказала, что «Франсье» ей денег, увы, не даст, так как она работает в «Келли».

– Знаете, Мариночка, я готова достать деньги из своего кармана и дать вам в долг. – Она похлопала ресницами. – Но у меня, к сожалению, сейчас нет. Я тоже недавно купила квартиру. У меня такие же трудности...

Марина поблагодарила ее и проплакала целый час в туалете.

Теперь каждый день за обедом я замечала, как у Марины мелкой дрожью трясутся руки. Зная начало истории, я должна была интересоваться ее ходом и поддерживать подругу морально, хоть я и не люблю лезть в чужие дела.

Марина, как обычно, молчала, ожидала вопросов. Ее переживания были такими надрывными, что сказать ей: «Потерпи, все наладится», – я не могла, так как сама не была в этом уверена. А она бы восприняла это как жест вежливости, так как уже давно не верила в собственные силы. Сказать ей: «Плюнь на все», – тем более не поворачивался язык. Марина со своим самоедством расценила бы это как «все бесполезно».

Я все же поинтересовалась Маринкиными делами, заранее зная, что она снова начнет жаловаться.

– Как дела?

– Представляешь, продавец поднял цену на три тысячи. У мамы больше денег нет, она отдала нам все. Американцы ей платят раз в полгода, чтобы она не уехала. Хозяйка рожает одного за другим. У них уже четверо детей, а мама все делает одна. Она готовит, стирает, занимается с малышами и со старшими...

– Да...

– Я даже пошла к Карине Мухамедовне. Та мне ответила, что дала бы мне из своего кармана, но у нее нет. – Марина помолчала. – Добрая женщина...

Мне показалось, что она упивалась своими трудностями и тем обстоятельством, что ее пожалела начальница и даже пыталась ей помочь. Хотя бы на словах.

– Марина, – сказала я. – А почему тебя не берут в штат? Ты могла бы взять тринадцатую зарплату авансом и что-нибудь еще придумать, а это, считай, половина требуемой суммы.

– Карина Мухамедовна объяснила, что пока нет штатных единиц. Надоело без конца спрашивать. Возьмут, раз обещали.

– Не теряй время. Иди в банк за кредитом.

Она так и сделала. Правда, банк, в который она обратилась, потребовал кучу документов и справок. Потребовались справки из наркодиспансера, психдиспансера, справка о доходах, три справки от поручителей и обязательное страхование жизни.

Мы обсуждали за обедом весь этот абсурд, назначенный всего за сумму в три тысячи долларов. Но что можно было сделать, когда мы все во власти страшных бюрократических монстров?

Глава 16

Бухгалтерия, в которой я трудилась, занимала большую унылую комнату неправильной формы, да еще с одним окном, похожую на квадратную грушу. У окна было только два рабочих места, и они сразу же стали привилегированными. Все остальные столы располагались по периметру комнаты лицом к стене. Так что получалось, что бесконечные посетители бухгалтерии не просто маячили за нашими спинами, заставляя нас то и дело вздрагивать, но могли потихоньку заглядывать в наши мониторы.

Мои рабочие будни были нескончаемо длинными, выходные до слез короткими, а перспективы, увы, туманными. О постоянном контракте начальство помалкивало, и мне это, честно говоря, не нравилось.

Я решила подойти к главному бухгалтеру, громоздкой рыжей женщине чуть-чуть за тридцать. Все ее звали просто Вика.

Однажды утром я заглянула в ее кабинет, дверь она обычно не закрывала.

Вика нехотя оторвалась от компьютера, будто по нему показывали ее любимый сериал, и неприязненно спросила:

– Чего тебе?

Я не была уверена, что она помнит, как меня зовут, хотя и оттрубила уже два испытательных срока. Работой сотрудников она никогда не интересовалась, не подходила к нам и ни о чем не спрашивала, но всем своим видом давала понять, что доверяет нам мало и считает людьми третьего сорта. Иногда даже казалось, что цифры для своего сводного баланса она берет не наши, а какие-то выверенные, специальные.

– Простите, я хотела поинтересоваться, почему меня так долго не переводят в штат? – спросила я. – Ведь если нет серьезных оснований, давно уже пора.

– А куда ты торопишься? – вкрадчиво спросила она.

Я обалдела.

– В «Келли» мне говорили, что испытательный срок два месяца.

– Это было в «Келли». А мы тебе ничего не обещали, – сказала она, сложив руки в замок на своем выдающемся животе.

– Вы не можете держать человека на испытательном сроке больше, чем два месяца. Или берите в штат, или увольняйте.

Она молчала, разглядывая вещи на своем столе, будто искала подсказку. Телефон, клавиатура, чашка с остатками кофе, иконка. Зачем ей иконка? Окошечко в мир праведный. Да разве она туда пролезет?

– Мне не нравится, что ты много болеешь, – вдруг вспомнила она, по-прежнему не глядя на меня.

Сволочь! Припомнила мне один пропущенный день. Я замолчала, понимая, что передо мной настоящий враг. Хорошо бы ее придушить, как в кино, с криком: «Я из-за вашей идиотской работы сделала аборт!»

Такие фильмы, как «Бойцовский клуб», снимают для таких, как я. Сцены в кабинете у босса гениальны, у меня они вызывают сплошной восторг, я чувствую, как вселенское добро наконец побеждает человеческое зло, ставит на место глупых начальничков. Я ощущаю победу всей исстрадавшейся душой: мои легкие наполняются свежим воздухом, голос становится звонким, глаза победно светятся, и я хочу, чтоб так было всегда!

– Я давно прошла испытательный срок, – повторила я чуть громче, – и свою часть договора выполнила. Я не искала другую работу, отказывалась от новых предложений, а они были. Может быть, вы не помните, но на собеседовании я говорила, что мне нужна постоянная работа. Понимаете – постоянная! Сейчас у меня нет никаких гарантий, что вы не уволите меня в два часа!

Про беззаконные «два часа» говорили все наши сотрудники, и все этого боялись.

Наступила тягостная тишина.

– Если бы вы сразу мне сказали, что работа будет временной, я бы к вам и не пошла, – наступала я. – Не надо было обещать!

Главбух молчала, как гробовая доска.

Я начинала терять терпение.

– Простите, я жду ответа.

– У нас нет ставки для тебя, но все же и так хорошо: никто тебя не уволит, коллектив милый, работа непыльная. Потерпи. Ну, тянет резину отдел кадров, не знаю я, почему они не дают еще одну ставку. Считай это бюрократическими проволочками. Скоро все решится.

Я ушла ни с чем.

* * *

Нину Киприянову зачислили в штат. Зная ситуацию, она, конечно, это тщательно скрывала, сколько могла. Но однажды она перестала ходить с нами обедать. Резко и без объяснений. Ее политика была прозрачна: «Простите, подружки, но на службе дружу с тем, кто полезен и кто имеет вес». Мы с Мариной сначала ничего понять не могли, но потом гадко стало – до жути. Как будто жил себе человек около нас, общался, был не очень умен, имел кучу вредных привычек, но мы к нему привыкли и считали своим. И вдруг нас отодвинули ногой, как мусор. Нина Киприянова для нас с Мариной словно умерла.

Мое самообразование продолжалось. Я начала понимать, что большинство способных людей, попадая в такую фирму, как наша, всеми силами стараются подняться все выше и выше, перейти на другой уровень. Быть в вечном движении. Хоть на один шажок, на одну ступенечку, но только вверх, вверх, не оставаться внизу. А там...

Там, наверху, начинается совсем другая жизнь. Тебе готовы платить хорошие деньги не за аккуратность и трудолюбие, не за послушание и покорность, тебе оплатят дорогую укладку, костюм от Версаччи, гламурный курорт и твой обаятельный, сексуальный голос. Да, да, голос твой тоже денег стоит, во всем мире второго такого голоса, как у тебя, нет.

Ты с наслаждением будешь играть в эту игру, умиляясь ласковым улыбкам твоих «коллег по счастью», рассказывающих невероятные истории о женской самодостаточности и умении постоять за себя.

Бизнес-вумен. Мидл-класс.

Добро пожаловать в приличное общество!

У тебя не будут больше отекать ноги и нестерпимо болеть глаза от постоянного общения с монитором. Достаточно только получить должность и суметь удержать ее.

Нина была горда собой безмерно. Ей удалось сделать этот важный шаг к своему светлому будущему. На общих собраниях она брала слово и бодро отчитывалась в делах бухгалтерии, демонстративно, от имени коллектива, поздравляла главбуха со всеми праздниками и с днем рождения. На нас с Маринкой она не обращала ни малейшего внимания, как будто мы были не просто вторым или третьим сортом, а окончательно приговорены к «аннигиляции».

Глава 17

Моя история во «Франсье» все больше погрязала в трясине. Снова просить у начальства взять меня в штат было бесполезно и глупо, оставалось или ждать неизвестно сколько, или прямо сейчас же начать поиски новой работы.

Я решила проконсультироваться у юриста. Моя знакомая, с которой мы когда-то работали вместе и были дружны, разыскала для меня телефон юриста по трудовому праву, который проводил семинары на эту тему. Очень приятный женский голос поздоровался со мной и сказал:

– Я вас слушаю. Говорите, раз уж позвонили.

Я рассказала ей про «Келли», про испытательный срок и про все-все, что наболело.

– Что сказано в пункте «Предмет договор»? – внимательно выслушав, четко спросила она.

– Там говорилось: «Принята для выполнения заданий по проекту “S-ноль-ноль-три-одиннадцать-дробь-ноль”».

– Не понравится вашему начальству, как вы здороваетесь по утрам, они обзовут этот проект «S-ноль-ноль-четыре-одиннадцать-дробь-ноль» и за–просто вас уволят с формулировкой: «Окончание работ по проекту».

Я обомлела.

– И что, я ничего не докажу в суде?

– Конечно, нет, – сказала юрист уверенно.

– Ну, мне же обещали работу в штате, я надеялась...

– Вы подписали то, что подписали. Кстати, а в договоре есть пункт о том, что после испытательного срока вас примут в штат?

Я пересмотрела весь свой красивый договор – на двух языках, на восьми страницах. Такого пункта не нашлось.

– Понятно. Значит, вам не гарантировали работу в штате, раз это не зафиксировано на бумаге. Вы работаете в «Келли». И это пока все.

– Возмутительно! Если такие солидные фирмы будут нарушать закон, передергивать и издеваться над кодексом и живыми людьми, то что говорить о мелких с капиталом в тысячу рублей?

– Милая моя, а где вы видели, чтобы инофирмы соблюдали закон? Мне хорошо известно, что ни одна из них не выполняет положенное.

– А государство куда смотрит? А суд?

– В суде, как правило, с ними общаться тяжело, тяжба затягивается на годы, а потом потихоньку сводится на «нет». Подумайте, сколько вы убьете времени в очередях. И результат туманен, а жить-то надо дальше – новую работу найти, детей растить. Многие боятся даже начинать, поэтому называется наше государство правовым только на бумаге. Я вам советую не общаться с «Франсье», вы ведь в этой фирме формально не работаете. Звоните в это свое агентство и требуйте встречи с начальством и изменений в контракте. Скажите, что вам предлагают другую работу и вам нужна ясность. Обычно это помогает. И построже с ними.

Я ее поблагодарила и положила трубку. От этого разговора на душе легче не стало.

Вечером я с удовольствием смотрела в третий раз «Скрытую крепость» Куросавы.

Когда фильм закончился, я вдруг отчетливо поняла: а ведь Вика мне соврала! В ее словах, бегающих глазках, которые она все время отводила, не было ни слова правды. Врать ей было так же привычно, как мне по утрам чистить зубы. Как, наверное, все-таки тяжело постоянно врать людям! Или нет? Может быть, это доставляет ей удовольствие? Вика жалеет меня или презирает?

– Я ей не нравлюсь... Так ведь и я от нее не в восторге, – сказала я почему-то вслух и пошла спать.

Глава 18

Как-то финансовый директор Кулик вышла утром к нам из своего кабинета и объявила:

– Девочки, нужно купить Ганской букет. У нее сегодня день рождения.

Мы с Мариной как крайние отправились выполнять поручение. В магазине «Мир подарков» было много дорогих мелочей и скромных, но бессмысленных подарков: синих деревянных котов с удочками, фигурой похожих на деревянные сундуки, мышей из мешковины с железными хвостами и усами, стеклянных бус на березовых ветках и всевозможной тяжеленной нелепой китайской посуды.

В одной витрине россыпью лежали золотые орехи. Орехи были очень натуральные, окрашенные золотой краской, в точности такие, какие нам с братом когда-то лет двадцать назад приносил Дед Мороз и прятал под новогодней елкой, пока мы еще сладко спали. На ценнике значилось: «Орех золотой. Гадание на Книге Перемен. 50 руб.». Мы с Маринкой почему-то остановились около них и замерли. Было в этих золоченых орехах что-то притягательное, напоминающее детство и ожидание праздника, обещание «перемен», которых мы хотя и боимся, но всегда ждем с замиранием сердца.

Марина повернулась ко мне:

– Слушай, а давай купим Ганской двенадцать штук? У них внутри разные предсказания!

Я уточнила:

– На двенадцать месяцев? По предсказанию на все критические дни?

– Ага! – сказала Марина.

– Нет, это не пойдет. Каждый должен сам вытянуть свою судьбу.

Продавщица от моих слов закатила глаза и низким голосом пропела:

– Я вас умоляю!

Мне не понравилось, что она влезла в наше обсуждение, и я, строго глядя ей в глаза, сказала:

– Вообще-то мы пришли за цветами.

Продавщица отвернулась.

Мы двинулись дальше. Около цветочного развала на низеньких скамеечках сидели парень и девушка довольно провинциального вида. Лениво переговариваясь, они поглядывали в нашу сторону без особой надежды в глазах. Мы, обшарив взглядом скудный ассортимент, остановились на огромных желтых с красноватой бахромой розах. Они нам показались свежее других, но на них не было цены.

– А эти розы сколько стоят? – поинтересовались мы.

Парень, заметив наш интерес, нехотя встал и расстегнул куртку так, чтобы было видно его мощную «золотую» цепь.

– А на какую сумму вы рассчитываете? – спросил он.

– Я спросила – сколько стоят эти розы. Это непонятный вопрос?

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Это зависит от того, сколько штук вы возьмете.

Мы достали все деньги, собранные на подарок, оказалось негусто. Продавец поморщился, размышляя, видимо, что в своем Мелитополе или Жмеринке он мог бы целый месяц жить на эту сумму, но решил нас «пожалеть», других покупателей у него все равно не было.

– Ну, тогда пять роз и вот эту елочку в объем.

Он мог бы сказать более понятно – «для объема», но сказал «в объем». Наверное, ему хотелось продемонстрировать перед нами уровень своих профессиональных знаний, подчеркивая причастность к цветочному клану.

– Пожалуйста, заверните в фиолетовую декоративную сетку, – обрадовались мы его щедрости.

Он опять скривился:

– На сетку у вас не хватает бабла. Разве что вот эту синюю возьмите, тридцать сантиметров, из остатков.

– Эта не подходит по цвету, нам нужна фиолетовая. Разве не видно?

– Да какая разница!

В цветовой гамме парнишка разбирался, как дальтоник в светофорах. Он мог бы так же успешно торговать кормом для рыбок, пластмассовыми стаканчиками, подержанной обувью или, к примеру, медтехникой. Главное, что его подружка, почему-то было ясно, что они спят друг с другом, будет всегда при нем!

Марина сказала:

– Какой вы строгий хозяин.

Хотя было и ежу понятно, что никакой он не хозяин, но Марина просто польстила ему, и он повелся на эту простенькую хитрость и слегка подобрел.

– Был бы я хозяином, – сказал он все так же лениво с расстановкой, – смотрел бы сейчас телик, а не разговаривал с вами.

– Сомнительное удовольствие. Я имею в виду телевизор, – сказала я.

Он противно засмеялся, возможно, вспомнив что-то, что по его понятиям относилось к «удовольствию».

Марина строго свела брови:

– А что, вам так уж неприятно с нами разговаривать?

Парень улыбнулся:

– Не-а, нормально. – При этом он оценивающе посмотрел на нее сверху вниз.

– Ну, тогда все-таки дайте нам, пожалуйста, фиолетовую сеточку, – сказала я. – И мы от вас отстанем.

Он сломался, порылся за коробками и достал широкий рулон оберточной сетки, отрезал почему-то два куска, чтобы обернуть букет снизу и сверху.

Когда он начал старательно упаковывать цветы, я поняла, что у него ничего не выйдет, кроме убогого кулька, какие делали для конфет, продающихся на вес в советские времена.

Мы терпеливо ждали, когда он закончит мять наши розы. Наконец он с тяжелым вздохом обреченности бросил их на стол:

– Давайте расплачивайтесь. И сами намотайте вашу упаковку.

Мы обалдели от такого потрясающего хамства и в первый момент даже не нашлись, что ответить. Марина уже открыла рот, чтобы врезать нахалу, но я потянула ее за рукав, нам давно пора было возвращаться на работу.

Букет получился сдержанным по форме и продуманным по цвету, в точности какие дарят солидным дамам.

Увидев наше приобретение, Вика скривила лицо и даже заскулила от злости:

– Вы с ума сошли? Ганская ненавидит желтый цвет!

– Откуда же мы знали? – растерялась я.

– Это все знают, – отрезала главный бухгалтер, махнув рукой так, будто произошло что-то непо–правимое.

– Но черных же цветов не бывает, – сказала я, полагая, что моя ирония будет ей понятна. И, конечно же, ошиблась – сотрудники, собравшиеся вокруг букета, лояльно промолчали.

Услышав наши голоса, из своего кабинета возникла Кулик и тоже застыла перед желтыми розами в позе каменной бабы. Несколько секунд она переводила взгляд с букета на окружающих и снова на букет и наконец остановила свои застывшие, как у кобры, зрачки на нас с Мариной.

– Чья идея?

– Моя... – внезапно потеряла голос я.

– Вот и берите букет. Пошли поздравлять.

– Может быть, сбегать купить другие? – дрожащим голосом спросила Вика.

– Нет уж. Дареному коню в зубы не смотрят, – процедила сквозь зубы любимая начальница. – Ну так что, идете?

Поздравлять Ганскую тронулись нестройной толпой: Вика, финансовый директор Карина Мухамедовна Кулик и замыкающими я с Маринкой, остальные сотрудники потихоньку рассосались кто куда. У кабинета Ганской была собрана разноцветная арка из цветных шариков, а на полу к ковролину был скотчем приклеен плакат с надписью «С днем рождения!». Меня с букетом вытолкнули вперед, и Вика деликатно постучала в дверь.

Ганская вышла нам навстречу с радостной улыбкой. Глаза ее при этом оставались безжизненными, как картонка. Быстрым движением она не глядя взяла у меня букет и всех нас по очереди клюнула в щеку. Про такое говорят: состоялась встреча на высшем уровне в теплой, дружественной обстановке. Мы нестройным хором поздравили ее, быстро откланялись и отправились по своим местам.

Финансовый директор, догоняя меня на лестнице, тихо прошипела мне в спину:

– Вам, Юля, нужно бы сказать нам спасибо за предоставленную возможность мелькнуть у Ганской перед носом. Так, смотришь, быстрее вас в штат зачислит.

Я сделала вид, что «только что из тундры» и не понимаю таких тонких намеков.

– Так розы-то были желтые...

Финдир молча обогнала меня, опалив пламенным взглядом – вот, мол, дура!

Через некоторое время к нам в бухгалтерию за–глянула секретарша Татьяна и поделилась, как Ганская отчитала свой отдел за «выходку с дурацкими шарами».

– Вы не в детском саду, а в солидной фирме находитесь!

Смелый эксперимент ее подчиненных не удался, но и остальные предсказуемые подарки за много лет работы во «Франсье» Ганской давно обрыдли.

Танюша, как «особа, приближенная к императору», знала множество историй, связанных с фирмой, и даже, как мне казалось, ужасно гордилась этим обстоятельством. Татьяна частенько забегала к нам в бухгалтерию с приказами и театрально делилась новостями:

– Ганская – настоящая мегера. Ведьма. Я работаю во «Франсье» десять лет и ни разу не брала больничный. Я вообще никогда не болею. А недавно у меня умерла тетя, и я попросила у Ган–ской недельку за свой счет. Она мне, знаете, что сказала? «По КЗОТу полагается три дня и только для близких родственников!» Я ее прошу: «Алена, я должна организовать похороны. У тети никого не было, из близких я да одна соседка-пенсионерка. Деньги нужны. Гроб-то десять тысяч стоит. Отпустите меня». А она, знаете, что мне ответила? «Лично я своему покойному отцу купила гроб за пять тысяч долларов». – Татьяна при этих словах изобразила кривую гримасу и театрально закатила глаза. – Ну, скажите, – продолжала она, – была бы Ганская нормальным человеком, она должна была бы посочувствовать. Разве так можно? Я даже ей сказала: «Алена! Мы с вами работаем столько лет вместе! Но я никак не пойму, что вы за человек».

Девочки сочувственно кивали Татьяне, но комментировать ее рассказ никто не решился – себе дороже.