сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Способ, избранный Сазаном для дальнейшего выяснения проблем аэропорта, был несколько прямолинеен и характерен скорее для кроманьонцев, нежели для человека, именовавшегося высоким титулом заместителя генерального директора. Хотя бы и по безопасности. Спустя пятнадцать минут после разговора с Ивкиным Сазан подъехал в аэропорт, где поднялся в директорский кабинет в сопровождении нескольких быков.
Алексей Юрьевич Глуза восседал в кабинете на правах и.о., и Сазан с изумлением заметил, что тот даже успел привинтить на двери табличку с причитающейся фамилией. При виде Нестеренко Глуза заискивающе улыбнулся и продолжал говорить по телефону. Нестеренко подошел к и.о, гендиректора, взял телефонную трубку из внезапно омертвевшей руки и хлопнул ею о рычаг.
— Почему зарплату людям не платят? — спросил Нестеренко.
— У аэропорта временные финансовые трудности…
— Но у «Авиетты» этих трудностей нет?
— А?
— У «Авиетты», у шарашки твоей, которая билеты продает?
— Видите ли, счета «Авиетты» находятся в Авиапромбанке, и в настоящее время, в связи с уменьшением пассажиропотока…
Алексей Юрьевич Глуза хорошо знал, как реагируют люди на слова «денег нет». Они начинают просить, плакать, скандалить и иным образом унижать свое человеческое достоинство. И он никак не ожидал того, что произойдет дальше. Нестеренко не стал ни скандалить, ни угрожать. Он несильно размахнулся и ударил и.о, гендиректора прямо в солнечное сплетение.
У Глузы перехватило дыхание. Ему показалось, что в живот ему шибанула раскаленная струя газов из реактивного сопла. Глуза согнулся, и тут же двое бывших с Нестеренко бугаев заломили ему локти. Нестеренко ударил снова — на этот раз носком ноги в пах. Глуза взвизгнул, как крот, подраненный газонокосилкой. «Они меня убьют!» — мелькнуло в голове. Отчаяние придало ему неожиданные силы — он вырвался и, вереща по-заячьи, заметался по кабинету. Но выход в предбанник был надежно перекрыт улыбающимися по-волчьи парнями, и Глуза бросился назад, в неширокую дверь, располагавшуюся сбоку от директорского стола. И.о, гендиректора пулей пролетел через крошечную комнату отдыха, влетел в туалет и поспешно затворился на защелку.
В следующую секунду за дверью грохнул выстрел, защелку вышибло из двери с корнями, и перепуганный Глуза очутился в чьих-то жестких руках.
Посетители, сидевшие в предбаннике и давно уже с интересом прислушивавшиеся к непонятным звукам, доносившимся из кабинета, бросились внутрь. Их глазам предстало редкое зрелище: двери в комнату отдыха и в туалет были распахнуты настежь, образуя маленькую анфиладу, и в конце этой анфилады двое людей Нестеренко макали заместителя гендиректора головой в унитаз.
— Что происходит? — вскричал один из посетителей, пилот грузового АНа, у которого только что умерла мать: зарплату не выплатили, денег на похороны не было, и пилот, скрепя зубами от безнадеги, явился к Глузе с заявлением о материальной помощи. Двое бандитов закончили водные — процедуры и поволокли Глузу обратно в кабинет.
— Ничего страшного, — улыбаясь, заявил Нестеренко, — тут Алексей Юрьевич решил выплатить всем зарплату, и мы выясняли, через какой банк это лучше сделать. Правда, Алексей Юрьевич?
Глуза, мокрый от воротника до волос, пялился на сбежавшихся в кабинет зрителей. Ни единой искры сочувствия не читалось в их глазах, и это, пожалуй, и добило Глузу окончательно.
— Правда, — прохрипел он. Сазан махнул рукой, и один из его людей, подскочив, захлопнул дверь кабинета.
— И учти еще одну вещь, — сказал бандит, ты связался с дерьмом, понял?
— А?
— Запомни: в твою дочь стреляли не харьковские дурачки и не злостные должники, а Служба. Те, кто заказывают ей музыку. Ты продал Ивкина, чтобы сохранить свою задницу. Так вот — если бы за этим стояла мирная жадность чиновников, у тебя был бы шанс. Но тем, кто стрелял в твою дочь, ты на хрен не нужен, дошло? Они сожрут Ивкина с твоей помощью, а потом выплатят тебе гонорар из автомата Калашникова. Въехал?
Глуза глядел на Сазана, открыв рот, и в этот полуразверстый рот с мокрых волос стекала вода. Глаза его были от ужаса как блюдца.
Сазан повернулся и пошел вон из кабинета. Он даже не знал, произнося слова об автомате Калашникова, каким хорошим пророком он оказался.
***
Было уже три часа дня, когда Сазан вернулся в небольшой кабинет Глузы, оккупированный им на правах нового заместителя. В предбанничке царило оживление. Двое или трое людей Сазана со главе с неутомимым Мухой перешучивались с хорошенькой секретаршей Глузы, та стреляла глазками и похихикивала, и вокруг новой охраны аэродрома крутилось еще три-четыре человека: не то ждали нового хозяина кабинета, не то опять же были дружны с секретаршей.
Сазан кивнул Мухе и скрылся за дверью кабинета. Муха поспешил вслед.
— Ну что? Накопали чего-то? — спросил Сазан.
— Значит так — «девятка», из которой стреляли по машине Ивкина, принадлежит одному бизнесмену, Рокину, имеет две точки на оптовом рынке. «Девятку» угнали за несколько часов до совершения преступления, нашли на следующее утро на Большой Черкизовской. Пальчиков куча, но, судя по всему, все принадлежат Рокину и его дружкам.
Есть одна очень приятная деталь. Рокин вспомнил, что, когда он оставлял машину, бензина в ней было литров восемь, а то и пять. А нашли ее с тридцатью литрами. То есть парни, скорее всего, испугались, что у них могут быть проблемы с бензином и решили заправиться.
— Нечасто они угоняли тачки, — заметил Сазан.
— А?
— Тачки они не большие спецы угонять, — повторил Нестеренко, — иначе бы сразу выбрали посудину с полным баком.
— Ну вот, — сказал Муха, — мы начертили приблизительный маршрут от дома Рокина к ВДНХ, где была перестрелка, и мы объехали все заправки на этом маршруте.
— И?
— Пока ничего. Ищем, — развел руками Муха. В дверь кабинета постучали, и сразу же вслед за этим в растворившуюся створку протиснулась секретарша с большим подносом, на котором стояли красивая четырехгранная бутылка с коньяком и две хрустальные рюмочки.
Секретарша у Глузы была очень хорошенькая, с большими грудями и с маленькой юбкой. Секретарша стреляла глазами и, видимо, задавалась в глубине души вопросом: придется ли ей заниматься с новым обитателем кабинета тем же, что и со старым. Потому что, как ни крути, новый обитатель кабинета был в два раза моложе, да и контурами своими не походил на разросшийся до невероятных размеров круглый домашний аквариум.
— Желаете? — спросила секретарша.
Сазан выразительно окинул взглядом ее и поднос.
— Тебя как зовут? — спросил Сазан.
— Лена.
— Принеси-ка ты нам, Леночка, чаю, — сказал Сазан.
Секретарша улыбнулась и доложила:
— Там еще Витятин звонил, Валерий Игоревич.
— Это что за хрен с горы?
— Наш городской прокурор. Просил позвонить, когда у вас найдется время.
Улыбнулась и сгинула за дверью.
— Еще что? — спросил Сазан.
— Еще — по Шилу, — доложил Муха.
— Ребята опросили жильцов дома, в котором его застрелили. Никто из патруля не спрашивал, куда делся человек из «мерса». Они знали это заранее.
— А патруль?
— А патруль — два салабона и старлей. Один первогодок застрелен, другой — Новиков Андрей Демъяныч, 174 сантиметра росту, шестьдесят два килограмма весу, ищем подходы.
— А офицер?
— Старший лейтенант Кудасов Михаил Михайлович, показания давал именно он, дело закрыто, Михаил Михайлович получил отпуск и отбыл в неизвестном направлении.
— Что значит в неизвестном? — сказал Сазан. — Найди и представь. Это все?
— Еще звонил Гулевский. Ну, помнишь, который из «Шекеля». Говорил, что с тобой очень хочет встретиться один человек.
— Кто?
— Говорил — один бизнесмен, знакомый. Посоветоваться хочет. Просил подъехать, если можешь, к восьми в «Соловей». Они там будут сидеть.
Валерий сам хотел позвонить Гулевскому, но в этот момент запищал сотовый телефон — на другом конце был Шакуров.
— Валерий, ты еще со своим аэропортом не развелся? — спросил банкир.
— Нет, — сказал Нестеренко, — брачная ночь в полном разгаре.
— Тогда слушай. Я тут накопал один интересный факт. Что, по-твоему, в Рыкове самое плохое?
— Дорога, — с искренним отвращением выпалил Валерий.
— Э-э… Ты знаешь, ты совершенно прав. Они вообще очень близко от города! Они ближе Домодедова! А ехать к ним полтора часа по ухабам и светофорам!
— Кабы полтора…
— Так вот. Ивкин нашел инвесторов и деньги строить автомагистраль до Рыкова. И СТК этот проект забодала. Спрашивается — зачем?
— Если построить дорогу, аэропорт станет прибыльным, Ивкина нельзя будет снять. Снимут Ивкина и вернутся к проекту.
— Нет! Она его вообще забодала! Она могла прийти к инвесторам и сказать: «Слушайте, парни, у вас тут классный проект, давайте снимем этого долбоеда-директора, поставим настоящего парня, и вперед!» А они спустили проект в унитаз. Оскорбили инвестора. Намеренно. Как будто они вообще не заинтересованы в росте аэропорта. Как будто они заинтересованы в том, чтобы он оставался тем, что он есть сейчас. То есть дырой.
— Это нелогично, — сказал Валерий. — Им нужен аэропорт, чтобы продавать самолетам свое топливо. Чем больше самолетов летает, тем больше топлива они продают. Им вовсе не надо, чтобы аэропорт оставался дырой. Спасибо за звонок, Саша.
***
Было пять часов дня, когда Сазан покинул аэропорт.
До Алтыньевского шоссе он доехал за три минуты. Доехал, остановился и выругался. Нескончаемая, пробка автомобилей вилась, сколько хватало глаз, и исчезала в мутной взвеси дорожной пыли и выхлопов мощных дизелей. Вся левая полоса, ведущая к Москве, была забита насмерть. Сазан подумал и свернул направо.
Спустя двадцать минут Сазан запарковал свой «мере» напротив ворот, ведущих на летное поле Рыкова-2, военного аэродрома, где проходила международная выставка вертолетов.
В конце концов, чем проводить это время в пробке, лучше было посмотреть на вертолеты, нечаянной жертвой которых пал Шило.
День уже кончался: большинство посетителей разъехались по домам, большая часть техники, откувыркавшись в воздухе перед гостями, стояла на земле, и единственными предметами, которые летали над полем, были фантики от мороженого и обертки конфет, съеденных многотысячной толпой.
Перед хищным вертолетом с обвисшими, как мокрые усы, лопастями стоял человек в парадной форме генерал-лейтенанта, и вокруг него копошилась свита. Как будто почувствовав взгляд Сазана, человек обернулся, и Сазан увидел неожиданно старое, испитое лицо, с морщинами, столь многочисленными, словно кто-то швырнул его обладателя на раскаленную проволочную сетку.
Голос над ухом Сазана произнес:
— Анастасий Павлович Сергеев, генерал-лейтенант и герой Афгана. Когда-то был неплохим вертолетчиком, а теперь, говорят, пьет без просыпу.
Сазан обернулся: говоривший был человек лет сорока, подтянутый, с какой-то странной осанкой: военный — не военный, гражданский — не гражданский…
— Сколько ж ему лет?
— Пятьдесят девять. До пенсии два месяца осталось.
— И куда он потом пойдет? В совет ветеранов?
— Говорят — начальником охраны аэропорта Рыково. Если, конечно, директором станет Кагасов.
— Вы здешний?
— Я пилот. Из Рыкова. Между прочим, заместитель главы профсоюза. Степан Вашкевич, — и пилот протянул Сазану загорелую руку.
— Нестеренко. Валерий, — Я знаю. Я вас сегодня на поле видел…
— И как пилоты относятся к Ивкину?
— Хорошо. Нормальный человек. Если вам сказали, что он ворует, — не верьте. Он не под себя ворует.
— Помогли бы нормальному человеку.
— Как?
— Ну, не знаю. Демонстрацию протеста устроили бы — перед СТК.
— Мы не шахтеры. Это они могут над правительством изгаляться. А кто попрет на СТК — получит маслину в лобешник.
— Интересное заявление. Это что же за служба такая, что ее пуще ФСБ боятся? Пилот не ответил.
— Если я отдам СТК топливозаправочный комплекс — Ивкин останется на месте?
— Нет.
— Вот как? А мне сказали, что весь конфликт из-за заправки. Это не так? Пилот подумал и сказал:
— Я летал в Еремеевку.
— И что?
— Вы знаете, что аэропорт скоро должны приватизировать?
— И что из этого следует?
Пилот молчал.
Сазан развернулся к нему.
— Слушай, если ты мне хочешь что-то сказать, ты можешь говорить не загадками?
— Вы бандит? Сазан опешил.
— Знаешь, что бывает за такие вопросы?
— Почему я буду одному бандиту помогать против другого бандита?
Сазан схватил собеседника за плечи:
— Против кого? Черт возьми, мне кто-нибудь может ясно ответить, что здесь происходит? Почему военные убрали Шило? Они что, хотят аэродром обратно? Тогда при чем здесь СТК?
Вашкевич быстро вырвался и побежал к выходу. На них уже оборачивались, обращали внимание. Сазан пожал плечами и пошел к полупустому прилавку с мороженым. У прилавка он обернулся — генерал-лейтенант авиации Анастасий Павлович Сергеев внимательно смотрел на него, и молодой офицерик с тремя звездочками что-то говорил ему на ухо.
Гулевский звучал по телефону очень таинственно — мелкий бизнесмен и большой бахвал, он любил надувать щеки по поводу и без повода и заверил Валерия, что с ним хочет встретиться «ну очень интересный человек», а как зовут — по телефону говорить не хочет.
В «Соловье» было темно и тепло, и посетители, прошедшие через металлодетектор, сидели за столиками в беседках, увитых плетьми искусственных роз. На стенках, в бамбуковых клетках, висели певчие птички, не соловьи, впрочем, а канарейки. На небольшой эстраде оркестр из пяти человек рьяно перевыполнял план по количеству децибел на душу населения. Ввиду такого мощного конкурента канарейки забились в самые дальние уголки клетки, утратили всякий голос и только обиженно вертели носиками.
Валерий порешил в душе устроить выволочку Гулевскому, если тот сведет его с рыдающим пенсионером, просящим защиты от ограбивших его устроителей пирамиды, или иной птицей подобного рода. Но опасения его оказались напрасны — хорошо знакомый метрдотель, встречая знатного гостя в преддверии розового сада, доверительно шепнул:
— Валерий Игоревич? Вас уже ждут. Человек, который ожидал Нестеренко, сидел в самом дальнем конце ресторана, подальше от настырного оркестра. Одет он был в щеголеватый салатный костюм и безупречно белую сорочку и при виде Валерия неторопливо поднял сорокалетнее холеное лицо, явно стараясь подчеркнуть свое олимпийское спокойствие.
На девственно-белой тарелке перед ним валялись кусочки хлеба, разорванные и скатанные в комки. Кусочков было много, и количество их заставляло думать, что человек был не так спокоен, как он хотел бы показать.
— Валерий Игоревич? Добрый вечер.
Сазан молча сел на стул напротив.
— Меня зовут Анатолий Васючиц. Я первый заместитель руководителя Службы транспортного контроля. Нестеренко окинул чиновника внимательным взглядом. Да, это была птица другого полета, нежели Воронков с его золотой коронкой и потрепанным пиджаком.
Костюм на Васючица был явно от Версаче, темно-бордовый галстук тянул на сотни полторы баксов, и внушительный оркестр блюд, который немедленно начал сгружать на столик подлетевший официант, стоил столько же, сколько все получаемые Воронковым за неделю взятки.
— За знакомство, — сказал чиновник, разливая по высоким хрустальным бокалам терпко-красное вино.
— За знакомство.
Вино оказалось сладким и легким, и к нему прекрасно подошли улитки, свернувшиеся калачиком в масляном бульоне — по одной улитке в крошечном углублении фаянсовой тарелочки.
— Простите, что перейду сразу к делу, Валерий Игоревич, — сказал Васючиц, — но зачем вам защищать Ивкина?
— Не понял.
— Покойный господин Шилов не мог договориться с нами, поскольку предметом спора являлся топливозаправочный комплекс. Вы к комплексу не имеете отношения. Конечно, вы можете попытаться подмять его под себя, но не советую. Я знаю очень мало людей, которые пытались влезть в торговлю бензином и остались в живых. Тогда какой смысл нам ссориться?
Нестеренко молча потягивал вино.
— Давайте договоримся: вы приносите Ивкину в больницу заявление об уходе по собственному желанию, и он его подписывает. За подпись Ивкина вы получаете сто тысяч.
— Почему бы нам не рассмотреть другой вариант? Весь спор с Ивкиным вышел из-за заправки. Я отдаю вам заправку, Ивкин остается на работе.
— Это невозможно, Валерий Игоревич.
— Почему?
Васючиц улыбнулся одними губами.
— Он слишком плохой руководитель. Наша цель — поднять аэропорт. С Ивкиным это сделать нельзя.
— Если ваша цель — поднять аэропорт, — спросил в упор Сазан, — почему вы забодали план строительства к нему удобной дороги?
Васючиц слегка побледнел, но тут же оправился.
