Текст книги "Теплая снежинка"
Автор книги: Юлия Климова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Я возрождалась из пепла.
Справка
Птица Феникс
Мифология всегда готова порадовать нас чем-нибудь интересным. И в данную минуту я вполне могла сравнить себя с огненно-красной птицей Феникс – прекрасной и сильной птицей Феникс. В нужный момент она беспощадно сжигает себя, а затем непременно возрождается из пепла. И хнычут враги, и хлюпают носом завистники, и аплодируют верные почитатели…
Да, мы с птицей Феникс два сапога пара – два вечных символа обновления. И никого в свою компанию мы брать не собираемся.
– Добрый вечер, Наташа, – раздался за моей спиной знакомый голос, и, обернувшись, я увидела Германа.
Здрасти…
– Девочка моя, ты оставила Игоря одного?.. – капризно сорвалось с лестницы, и я подумала: а не возродиться ли из пепла еще раз? Чтоб уж наверняка…
– Всем привет. – Моя улыбка сверкнула стодолларовой блесной и пошла на дно в поисках жирной рыбы. Теперь я неотрывно смотрела на Кондрашова и наслаждалась каждой секундой его смятения. А этот важный человек пусть на короткое время, но растерялся.
Дмитрий Сергеевич, не находите ли, что я хороша?
Вас по-прежнему беспокоят мои слишком длинные ноги?
А конопушки? Не нравятся?
– Дима, наконец-то я могу познакомить тебя со своей дочерью Наташей, – пропела мамуля, занимая место справа от меня. – Ее невозможно затащить ни на одно светское мероприятие, но сегодня она сделала исключение из правил. Она пришла ради тебя.
И это правда.
– Очень приятно познакомиться, – ответил Дмитрий Сергеевич, и на его лбу образовалась морщина.
Интересно, почему он не признал нашего давнего знакомства?
– Очень приятно познакомиться, – вторила я.
– А это Герман, личный помощник Дмитрия.
Я кивнула еще одному предателю, Герман ответил тем же.
И тут я почувствовала первый приступ смеха. Я-то представляла эту сцену чувственной – с полутонами, шампанским, приглушенным светом, – а она оказалась забавной! Вытянутые лица Кондрашова и Германа, рекламирующая мои успехи в дизайнерском бизнесе мамуля, и я – статуя Свободы на отдельно взятом квадратном метре первого знакомства. Умора, честное слово!
– …и если ты, Дима, задумаешь ремонт, то, конечно же, обращайся к Наташе. У нее отменный вкус, впрочем, у моей дочери и не могло быть другого. Герман, пойдемте со мной. А вам я рекомендую поговорить на втором этаже, там удобнее, и особо никто не помешает.
С моей мамой не слишком-то поспоришь, и Герман почти сразу оставил попытки к сопротивлению, я же по-хозяйски взяла Кондрашова под руку и вопросительно заглянула в его глаза. Дмитрий Сергеевич, идем?
* * *
Шоколадно-апельсиновый ликер, по пути прихваченный у официанта, как нельзя лучше дополнял мои чувства. Сладкий, пряный, крепкий, с горчинкой, он замирал на языке, еле заметно опьяняя.
Уютно устроившись в широком кресле, положив ногу на ногу, я сделала еще один глоточек и посмотрела на Кондрашова.
Он сожалел. Наверное, его мозг сейчас просчитывал миллионы вариантов : «если бы не…», «но, возможно…», «не стоило торопиться…», «а если бы…», «а если…»… Просчитывал и выбирал лучший.
Через полминуты взгляд Дмитрия Сергеевича стал жестче и тяжелее, и я еле заметно улыбнулась (его внутренняя борьба столь приятна!).
– Наташа, я не мог предположить, что вы дочь Эммы, – неторопливо начал он.
– А если бы знали, то поступили иначе? Не выгнали бы меня?
О, я не собиралась изображать светскую фифу!
Мой выпад для Кондрашова оказался неожиданным, конечно, он же полагал, что я стану играть в его вежливые игры.
– Но я не выгонял вас.
– Разве? Мой босс сказал, что вы больше не нуждаетесь в моих услугах, что вы попросили замену.
Дмитрий Сергеевич молчал. Губы на миг скривились, на лице промелькнула досада. «Если бы не…», «но, возможно…», «не стоило торопиться…»… Откинувшись на спинку кресла, тоже положив ногу на ногу, он с интересом оглядел меня с ног до головы, будто увидел впервые.
Я не шелохнулась.
– Это была ошибка. – Он покачал головой и недовольно поморщился. – Это была ошибка.
– Ваша ошибка стоила мне карьеры.
Сгустила краски – ничего страшного.
– Как вы могли заметить, я живу уединенно… и дело вовсе не в вас. Иногда мне трудно находиться длительное время рядом с малознакомыми людьми. – Дмитрий Сергеевич развел руками и твердо добавил: – Но я поступил несправедливо и обещаю исправить ситуацию в ближайшее время.
– Ерунда, – улыбнувшись, отмахнулась я, чем явно удивила Кондрашова. Ага, я свято верю каждому вашему слову, ага! Подлиза и карьерист Слива Бережков, видимо, роднее вам в сто раз! – Кто старое помянет, тому сами знаете что будет… И раз уж нас вновь свела судьба – предлагаю дружбу. Как вы к этому относитесь?
Шоколад с апельсином сомкнули ряды и учащенно закивали.
– Н-н-наташа, я не хотел, чтобы между нами существовали обиды. Любое недоразумение можно исправить.
(О нет, я не собираюсь укорачивать ноги и удалять свои распрекрасные конопушки!)
Мое имя Дмитрию Сергеевичу все еще давалось с трудом, но он старательно привыкал произносить его вслух.
– Отлично, – я улыбнулась и сделала еще глоток ликера. – Мама сказала, вас интересует земля, – пауза и многообещающее продолжение: – Я подумаю о продаже… Да, подумаю.
Я медленно поднялась с кресла (Кондрашов тоже встал) и направилась к лестнице. Победа была за мной, и ее вкус обжигал губы, возбуждал. Недосказанность – приятный пустячок…
«…я живу уединенно… и дело вовсе не в вас…»
Нашел себе анчоуса! Да я – радужная форель, длинноперый тунец, атлантический палтус, Самая Главная Золотая Рыбка Страны! У меня есть десять гектаров отличной земли! И они так нужны вам, Дмитрий Сергеевич… так нужны!
Не обращая внимания на Кондрашова, я шла вперед – в зал со столами закусок, сейчас я была готова съесть большущего кабана, и даже бывший муж не смог бы испортить мне аппетит!
* * *
– Дорогая, вы поговорили?
– Да.
– Ты уступишь ему землю?
– Пока не знаю.
– Если тебе все равно…
– Мне не все равно.
– Ничего не понимаю!
– Ну-у-у, просто я не знаю, чего хочу.
– А вот это очень на тебя похоже.
– Вечеринка только начинается…
– Ты заметила, как на тебя смотрит Игорь?
– Нет.
– А зря! Он сожалеет…
– А я нет.
– Одинокая женщина – это неприлично.
– Мама, ты повторяешься.
– Это истина, моя дорогая, это истина!
– Не для меня.
– Ты можешь довести до нервного срыва кого угодно. Игорь многое терпел…
– Меня не нужно терпеть, меня нужно любить.
– А ты сама его любила?
– Нет.
– Тогда чего же ты хочешь?
– Еще шампанского.
– Перестань пить! Пойди и пообщайся с Игорем. И после развода можно сохранять нормальные, интеллигентные отношения.
– Хорошо.
– Ты пойдешь?
– Да.
– Когда?
– Прямо сейчас.
Поставив пустой бокал на край стола, озарив зал очаровательной улыбкой, я поплыла к окну – в тот угол, где висела картина на морскую тематику и в обществе лысоватого джентльмена преклонных лет скучал мой бывший муж. Я бы этого не сделала, если бы минутой раньше в зал не вошел Кондрашов.
Последние два часа Дмитрий Сергеевич тоже кружил возле меня: он то появлялся на горизонте один, то вместе с Германом, то надолго исчезал. В его настроении произошли перемены, но понять их не получалось – он больше не походил на мрачную жесткую Акулу, наоборот, казался расслабленным и спокойным. Поверил моим словам? Мир, дружба, позитив? Возможно…
Лысоватого мужчину увлекла в сторону пигалица-блондинка, и Игорь вцепился в меня мертвой хваткой.
– Как тебе здесь? – поинтересовался он, прикасаясь локтем к моему локтю.
– Надоело уже, – честно ответила я.
– Поесть не желаешь?
Аппетит у Игоря, видимо, не изменился, он и раньше мог принимать пищу десять раз в день большими порциями.
Дмитрий Сергеевич завязал разговор с маман, и мне до дрожи в коленках захотелось узнать, о чем же они разговаривают, поэтому на всякий случай я решила не покидать поле боя, тем более что голод я уже закидала суши и маленькими треугольными слоеными пирожками с грибами.
– Нет, спасибо.
– А выпить? Помнишь, как мы раньше по субботам?.. «Домен де шевалье»… «Шато Монбризон»…
– Ага, помню.
– Принести?
Я считаю, что если человек стремится стать лучше, то ему ни в коем случае нельзя мешать.
– Валяй.
– А может, нам уехать сейчас? У меня новая машина… Я бы покатал тебя по Москве, заехали бы в какой-нибудь ресторан. Ты не думай, у меня не так уж и много женщин было…
Мамочка, почему ты не вышла замуж за Игоря? Он – само дитя!
Даже ради ревности Кондрашова я не могла заняться элементарным кокетством с бывшим мужем, поэтому лишь покачала головой, мысленно признала крах дурацкой затеи и тяжело вздохнула.
– Бокал вина – это все, что мне нужно.
– Я давно хотел поговорить с тобой… даже звонил. Но ты сбросила мой звонок. Я по природе человек семейный и… Ты меня слушаешь?
– Угу.
Мой взгляд встретился со взглядом Кондрашова. Он прищурился и отвел глаза в сторону, но я успела поймать в них один вопросительный знак и один восклицательный.
О чем он думает?
О чем?
Если б знать…
В душе зарябило, и я почувствовала ту самую секундную растерянность, которую испытала ранее, когда врезалась в грудь Дмитрия Сергеевича и опрометчиво позволила его ауре смешаться с моей. Нет, Игорь, я тебя не слушаю. Я дрожу и предвкушаю невозможные события. Я предвкушаю собственные невероятные поступки. Я жду их, я надеюсь на них, я не смогу без них.
– …Эмма считает, что нам нужно смотаться в Европу… почему бы и нет? Жаль, ты не любишь валяться на пляже, а то мы могли бы…
Игорь, сходил бы ты лучше за вином.
Кондрашов вновь посмотрел на меня, и взгляды вновь встретились. На заднем плане мелькнул Герман, и мои губы сами растянулись в улыбку. Тело размякло, превратилось в ручей и потекло к двери.
– Ты куда?.. – раздался за спиной удивленно-разочарованный голос Игоря, но отвечать я не стала.
Я чувствовала себя абсолютно свободной, абсолютно прекрасной и абсолютно ненормальной (гремучая смесь алкоголя, собственной правоты и желания перевернуть весь этот мир вверх тормашками!). Маленькие шалости – мои верные друзья, слились в одну большое «Ух!» и засопели. Я зажмурилась. Душа, перескакивая с камушка на камушек, пролетая огромные расстояния в секунду, отчаянно устремилась навстречу судьбе.
Я пришла сюда, чтобы посмотреть на растерянность Кондрашова, и я ее увидела.
Я мечтала его проучить, но толком не знала, как это сделать – придумывала то одно, то другое и все же чувствовала разочарование, но сейчас в моей голове все встало на свои места. Игра перестала быть игрой.
Еще недавно меня кидало из стороны в сторону, я была категорична и между тем плыла на мягких ватных облаках неизвестно куда. Любопытство жгло и щекотало: то подталкивало вперед, то задерживало около нужной двери, то мотало головой, то кивало. Дмитрия Сергеевича Кондрашова я рассматривала исключительно как развлечение и объект сладкой женской мести, не более, но игра перестала быть игрой… такое иногда случается – занавес поднимается, и вы уже не имеете права сбежать, вы должны, просто обязаны начать жить по-настоящему, по-честному, по-особенному, иначе все пойдет не так, иначе собственная тень первой бросит в вас тухлым помидором. И будет сто раз права! Сто-раз-права. И даже если вас унесут со сцены с инфарктом – это окажется сущим пустяком, потому что вслед будут нестись звонкие аплодисменты.
Хлоп, хлоп, хлоп… Слышите? Мне пора на сцену… Поднимите, пожалуйста, занавес.
Свернув направо, миновав два маленьких зала с разодетой публикой, я направилась по узкому коридору. Приглушенный свет, портреты с усталыми лицами, узкие окошки со звездами манили меня и заставляли часто-часто дышать. А еще шаги за спиной…
Я знала, что он идет за мной.
Я знала.
И знала, что не я интересовала его, а десять гектаров земли.
И еще мое положение в обществе (как бы это смешно ни звучало).
Не пришло ли время вспомнить о поставленной цели? Не пришло ли время столкнуться нос к носу с тем самым мужчиной,о котором я мечтала?
Я хотела такого, чтобы ахнуть. А от Кондрашова ахнет кто угодно…
Я хотела самого необыкновенного. А Дмитрий Сергеевич еще то чудо чудное!
Я хотела замечательного внешне и внутренне. Внешне он весьма видный мужчина, а внутренне… хм… по крайней мере он нестандартен.
Я хотела такого, которого просто невозможно заполучить. Кондрашов – идеальный вариант. Один раз он меня уже отверг! Но дело даже не в этом… Не штамп в паспорте является критерием. Не штамп.
Коснувшись на миг пальцами подоконника, я развернулась. От Дмитрия Сергеевича меня отделяло несколько метров. Его шаги: один, второй, третий… Приглушенный свет и звезды. И я – изумительно хороша.
Не штамп в паспорте является критерием. Кондрашов должен меня полюбить. Должен во что бы то ни стало! Я обещала, что пойду на все ради достижения своей цели – вы свидетели. И вот этот день наступил…
Я сошла с ума? Быть может, но сейчас все вокруг меня (да и я сама) трансформировалось и меняло тона. Приглушенный свет галереи подчеркивал изгибы моего тела (как в кино!), облегающее платье делало меня неземной и чувственной (как в кино!), взгляд разрезал воздух на длинные лоскуты и плел сети (как в кино!), звучала бесподобная музыка (как в кино!), сердце отбивало четкий ритм и улавливало ответный стук (как в кино!)…
Дмитрий Сергеевич остановился в метре от меня. Его серые глаза казались темными и холодными, крепкая фигура почти устрашала. Прислонившись плечом к стене, наклонив голову набок, я улыбнулась. Красавица и чудовище – честное слово!
– Вам здесь не нравится? – спросил он.
– Я не любитель светских вечеринок.
– Я тоже.
– Как много у нас общего, – моя улыбка стала шире.
– Наташа… я действительно сожалею о своем поспешном поступке. Нам лучше поговорить в другой обстановке, когда вам будет удобно?
– М-м-м… вряд ли обстановка имеет значение…
И вновь наши глаза встретились. Немой диалог, в котором невозможно было разобрать слов, длился несколько секунд, затем брови Дмитрия Сергеевича сдвинулись, на лбу появились морщины, и он задал неожиданный, не вписывающийся в его тактику вопрос:
– Чего вы хотите, Наташа?
Набрав в легкие побольше воздуха, не меняя позы, я честно ответила:
– Замуж. Дмитрий Сергеевич, я хочу за вас замуж. И как можно скорее.
Он молчал долго – с минуту (самую долгую минуту в моей жизни), затем сделал маленький шаг вперед и произнес:
– Вас не пугает разница в возрасте?
– А сколько вам лет?
– Сорок два.
– Нет, не пугает.
– Мы мало знакомы.
– Стерпится – слюбится.
– Наташа, – Дмитрий Сергеевич повернул голову к окну и помолчал, – мужчина должен делать предложение женщине.
Педант и зануда.
– Вы – мужчина, я – женщина, ни в чем себе не отказывайте.
Теперь он смотрел на меня. Наверное, в этот момент он представлял нашу семейную жизнь в красках и лицах, наверное, он пытался понять, а зачем ей это нужно. Деньги? Месть? Каприз? Наверное, он взвешивал и разбирал на составляющие. Наверное, он сравнивал меня с собственным эталоном и выдергивал досадные погрешности, как выдергивают перья из курицы.
– Наташа, согласна ли ты стать моей женой? – ровно произнес Дмитрий Сергеевич, делая еще один шаг ко мне.
Это две большие разницы – когда делаете предложение вы и когда его делают вам. Только после этих слов я поняла, что все происходит не в закоулках сна и не в чудесной стране воображения, а по-настоящему. По-настоящему.
Акула была так близко… сейчас она раскроет пасть и сожрет меня со всеми потрохами…
Я анчоус – маленький хорошенький анчоус, зачем я вам, Дмитрий Сергеевич? Десять гектаров земли можно раздобыть и другим способом. И жену можно найти попокладистей. Так зачем?
А я… Что я теряю? Ничего. Потому что всегда можно найти путь к отступлению, потому что всегда можно юркнуть под корягу или сказать: «Э-э-э… извините, не задалось». Это уж как карта ляжет…
– Да, – ответила я и, желая разрядить обстановку, встала на цыпочки и чмокнула Кондрашова в гладко выбритую щеку.
Глава 10
Вопрос на засыпку: О чем думает невеста перед свадьбой?
Ответ: О первой брачной ночи.
Бережков вальяжно сидел на моем рабочем месте и нагло играл в тетрис. До планерки оставалось десять минут, и он здорово рисковал опоздать. Волосы Сливы привычно поблескивали гелем, дорогущий костюмчик отливал серебристым перламутром, а кругом витал аромат сладкого парфюма. Именно так и должен выглядеть современный карьерист и подлиза, именно так он и должен пахнуть – нескромно и безвкусно.
– Опа-а-аздываешь, Амелина, – протянул Бережков, поворачиваясь ко мне. – Или тебя уже уволили? Жаль, жаль… А я-то надеялся рано или поздно увидеть тебя в рядах первоклассных дизайнеров. Но, видимо, увы и ах…
– Брысь отсюда, – фыркнула я, мужественно сдерживаясь от физической расправы.
Слива встал, лениво потянулся и постучал указательным пальцем по наручным часам:
– Опаздываешь, Амелина, опаздываешь. Совсем расслабилась. Вот что значит профессиональная невостребованность! Кажется, ты осталась без заказов, а? Кстати, не поделишься секретом: почему Кондрашов вышвырнул тебя вон?
На лице Бережкова появилась скользкая улыбочка, червивая, как старая сыроежка, тягучая, как сто раз пережеванная жвачка, розовая, как зажравшаяся медуза. Фу-у-у-у.
– Жизнь – штука сложная… – начала я объяснение с рядовой банальности. – Черное оказывается белым, белое – черным, а иногда еще добавляется и ярко-красное…
Наверное, мои глаза хищно блеснули, потому что улыбочка Сливы дрогнула.
– Ты просто ни черта не можешь, – едко выдавил он и качнулся на пятках. – Бондаренко теперь никогда не доверит тебе что-то стоящее. Твой удел – маломерки-однушки!
– Время покажет, – блеснула я следующей не менее мудрой банальностью, шмякнула сумку на стул и демонстративно повернулась к противнику спиной. До планерки осталось пять минут, но сегодня я никуда не торопилась. Сегодня я собиралась приятно опоздать.
– Неудачница, – бросил Слива и, насвистывая, направился к двери. Его шаркающие самодовольные шаги могли вызвать лишь усмешку и вздох облегчения. Иди, иди, дорогой… встретимся позже.
Усевшись за стол, я закрыла на экране дурацкий тетрис, откинулась на спинку стула, вытянула ноги и уставилась в потолок. Смешливой Сашеньки и мудро-прямолинейной Светланы Аркадьевны не было, и я могла расслабиться и подумать о своем – о девичьем.
Я выхожу замуж.
Я выхожу замуж!
Вы бы видели лицо Кондрашова сразу после моего скромного поцелуя в щеку, вы бы видели лицо маман после сдержанного оглашения новости, вы бы слышали этот нарочито радостный смех присутствующих, звон бокалов и автоматную очередь коротких и длинных вопросов, вы бы видели приподнятые брови Германа и округлившиеся глаза Игоря – великолепно, ве-ли-ко-леп-но! Вчерашний вечер смело можно назвать лучшим за последние годы. Сердце до сих пор находится в крайней степени перевозбуждения и волнения, а действительность воспринимается весьма размывчато, видимо, мозг кипит, шипит и пузырится.
Я выхожу замуж.
Второй раз, между прочим. Здорово, да?
Кондрашов вел себя сдержанно: позволил втолкнуть себя в зал и объявить свадебную новость, полчаса терпеливо стоял рядом, а затем по-джентльменски подвез до подъезда. Мы обменялись только несколькими ничего не значащими фразами и расстались, точно два деловых партнера, удовлетворенных разговором об инвестициях, но большего и не требовалось, большее я вряд ли бы смогла переварить. Я тоже нуждалась в передышке, в чашке горячего кофе, в контрастном душе и здоровом сне – не зря же гласит народная мудрость: утро вечера мудренее. А мудрость сейчас мне очень даже требовалась… правда, не знаю для чего.
Герман остаток вечера напоминал восковую фигуру, и его отношение к происходящему осталось загадкой, но, надеюсь, я хотя бы немножко пощекотала и его вышколенные нервы. Да, вчерашний вечер удался!
Резко поднявшись, улыбнувшись до ушей, я отправилась на планерку. Опоздание составляло семь минут, и сегодня укоризненные взоры и тычки будут заслуженно-приятными.
– И что случилось на этот раз? – пискляво поинтересовалась Лариса Витальевна, кидая короткий, но многозначительный взгляд на босса. – У тебя сломался будильник или лифт?
– Опаздывать нехорошо, – протянул Иван Иванович Мухин, шурша бумажками, – расслабляться нынче никак нельзя.
– Ты вроде сейчас не загружена? – «по-дружески» намекнул на мой провал Слива.
– Кофе? – тихо спросил Середа и, не дожидаясь ответа, подвинул ко мне пластиковый стаканчик.
Я села, отделалась коротким «извините, не рассчитала» и подперла щеку кулаком – мои дорогие, ни в чем себе не отказывайте!
Но Бондаренко решил не заострять внимания на моей бессовестной персоне и принялся разбирать жизнь нашей замечательной студии по пунктам.
Ага, мы теперь рекламируем мебельный магазин – ну, я, например, могу в купальнике исполнить зажигательный танец вокруг этажерки.
Ага, с клиентами нужно общаться более доброжелательно, есть одна большая жалоба на один маленький грубый эпизод – я «за» и вообще предлагаю выходить замуж за каждого клиента.
Ага, курильщики продолжают коптить небо и делают это по-прежнему регулярно и долго – Минздрав, прощай, тут уже ничего не поможет…
Ага, на шкаф с канцтоварами повесят второй замок – дайте мне ключ! я буду его хранить в самом надежном месте: между правым и левым полушарием моей трепетной души…
Ага, нужно всем ознакомиться с новыми каталогами – увы, я забыла дома очки…
Ага, корпоратив по случаю Нового года пройдет в клубе «Крутые хутора» – уже страшно…
– …один проект повис в воздухе, – Андрей Юрьевич посмотрел на меня. – Трехкомнатная квартира, молодая семья и частая проблема: «сделайте нам особенно хорошо, но как – мы и сами не знаем, и учтите, что денег в обрез». Они звонили пять раз с вопросами и в пятницу наконец-то решились на встречу с дизайнером. Наташа, этот заказ я передаю тебе.
– Андрей Юрьевич, у меня обстоятельства… – я замотала головой, отказываясь от «столь заманчивой» перспективы нянькаться с молодой парой, – мне нужен отпуск, очень большой отпуск, – торопливо добавила я и потупила взор (мол, рада бы, в следующий раз обязательно, но только не сейчас…).
– Какой еще отпуск? – удивился Бондаренко.
– Очередной, – отрапортовала я.
– Я жду тебя в своем кабинете через пятнадцать минут!
Декабрь и январь самые лучшие месяцы для отпуска – не в общечеловеческом плане, а исключительно для сотрудников «Ла-Пэкс». Под Новый год и после крупных заказов практически нет, мелких тоже маловато, народ сначала готовится к праздникам, потом празднует, потом отходит от праздников, а потом уже мечтает сделать ремонт, чтобы скрыть последствия праздников. Так что об отказе я не думала, тем более что у меня действительно обстоятельства…
После планерки, быстренько сообщив Середе умопомрачительную новость, я бодро отправилась в кабинет Бондаренко.
– Внимательно тебя слушаю, – готовясь к худшему, мрачно произнес он.
– Мне нужен отпуск. Не прямо сейчас, а через недельку… наверное, через недельку. А может, чуть позже. Я точно еще не знаю. И отпуск мне нужен большой… очень большой. Вот.
Андрей Юрьевич молчал. Его взгляд, облаком проплыв по стене, книжным полкам, столу, креслам, остановился на мне и превратился в серобрюхую грозовую тучу, не предвещающую ничего хорошего. Так, полагаю, смотрят на расхитителей египетских гробниц, не боящихся даже проклятия фараонов, так смотрят на вражеских шпионов, запихивающих секреты государства за пазуху, так смотрят на безумных фанатиков, расклеивающих по всему городу пророчества о якобы приближающейся чуме.
– Наталья Викторовна, я бы очень хотел знать, на что вы собираетесь потратить столь нужный отпуск? Столь большой и столь нужный отпуск, – выделяя каждое слово, официально спросил Андрей Юрьевич.
– Ну, есть у меня некоторые планы, – пожала я плечами, не претендуя ни на роль расхитителя гробниц, ни на шпиона, ни на фанатика.
Мой босс очень любит хлопать ладонью по столу – это у него получается по-особенному красноречиво. И сейчас его правая рука медленно поднялась вверх и-и-и…. хрястнула по столешнице со смачным звуком! Я поджала ноги под стул.
– Амелина! – взревел Андрей Юрьевич, вскакивая с кресла. – Да, я тебя наказал, но ты это заслужила! Понятно?! Я твой начальник, и ты провалила заказ! В данном случае ты не имеешь права обижаться и не имеешь права брать отпуск, чтобы искать новую работу! Я запрещаю… Слышишь? Я запрещаю тебе искать новую работу! И не надейся, я тебя не отпущу! – Короткая светлая челка Андрея Юрьевича встала дыбом, лицо порозовело. – Твоя обида совершенно беспочвенна, через некоторое время… возможно, через два месяца… Ты почему улыбаешься? Тебе смешно? Я сказал, никуда не отпущу, значит, никуда не отпущу! Понятно?! – Он еще раз хлопнул ладонью по столешнице и резко вернулся в кресло.
Справка
Мой босс
Мой милый, милый босс… на свете больше нет такого замечательного босса… Честное слово, нет!
Он подумал, что я покидаю его, что теперь ему некого будет ругать, и волшебный заговор на удачу станет беспомощным и ненужным. И никто и никогда не пошатнет стены «Ла-Пэкс» вредной шуточкой, и не скажет пару ласковых Ларисе Витальевне, и не станцует на корпоративе вальс на барной стойке (это было давно, один раз и всего-то удалось сделать три па, а потом я упала… жертвы и разрушения были). Он подумал, что я обиделась.
Да нет же, Андрей Юрьевич! Я с вами! Я только быстренько выйду замуж и вернусь. Мы еще о-го-го сколько квартир и коттеджей изменим до неузнаваемости, мы еще снесем всех конкурентов с лица земли! Я только до алтаря и обратно, честное слово!
– Андрей Юрьевич, ну как вы могли подумать, что я собираюсь найти новую работу? – превращаясь от удовольствия в масленый, посыпанный сахарной пудрой оладушек, спросила я.
– Я знаю, тебе нужен отпуск именно для этого! – жестко ответил он.
– Нет, – улыбнулась я, оттягивая момент истины, – вовсе нет.
– Тогда зачем? Зачем? По заграницам ты мотаться не любишь, а зимой в Москве особо не отдохнешь, ты не внучка Деда Мороза, и тебя не ждут в каждом детском саду и на елках, – голос Андрея Юрьевича стал более ровным, но недовольство еще окончательно не ушло. – Или у тебя проблемы со здоровьем? – Он замер.
– Нет.
– Тогда зачем отпуск?
Поковыряв пальцем край стола, застенчиво улыбнувшись, как и положено невесте, я ответила:
– Андрей Юрьевич, я выхожу замуж.
Слова слетели с губ, вытянулись в четкую линию, потом изогнулись волнами и бесшумно скользнули в уши моего босса. И правое ухо он сразу потер, будто пытался устранить вероятность слуховой галлюцинации.
– Что?
– Я выхожу замуж.
Пожалуй, мне уже нравилась эта новость – она звучала многообещающе и почти привычно.
– Наташа… то есть… как?
– Полагаю, обычным способом, через штамп в паспорте.
– Но… подожди…
– Зачем тянуть? Все решено.
– Ты…
– Нет, я не беременна, если вы об этом.
– Наташа, но…
Он замолчал, и я поняла, что дальнейшую беседу нужно брать в свои руки.
– Андрей Юрьевич, все отлично – я счастлива, жених тоже пока жив, но мне необходимо подготовиться к свадьбе: выбрать платье, поймать парочку голубей, купить белые чулки, определиться с букетом… ох, – я покачала головой, – свадьба – это очень хлопотное мероприятие! А вы мне отпуск не даете…
– Кто он? – только эти слова и смог выдохнуть онемевший Андрей Юрьевич.
Ну, как вам сказать… Мужчина. Сорок два года. Зануда и трудоголик. Глаза серые. Волосы короткостриженые, потемнее ваших будут. Нос греческий. Жених как жених. Наверняка занимается спортом. Не курит. Чуть-чуть пьет.
– Ну, как вам сказать… Мужчина. Сорок два года. Зануда и трудоголик. Глаза серые…
– Амелина… – прошептал Андрей Юрьевич, нервно ослабляя галстук. – Ты мне врешь или не врешь?
– Не вру. Честное слово, не вру. – Я прижала руку к груди и учащенно закивала. – Дайте отпуск, пожалуйста, дайте отпуск. У меня столько дел… надо еще подумать, как жизнь прожить так, чтобы не было потом мучительно больно… и смерть спланировать в один день… ну, чтоб как в сказке…. Понимаете? – На моем лице замерла искренняя придурковатая улыбка (справиться с собой я уже не могла и отрабатывала спектакль по полной программе – если человек ждет от меня абсолютного хаоса и безумия, то не могу же я его разочаровать). – Я этого дня всю жизнь ждала, готовилась… я же недавно развелась, помните? А теперь-то все по-другому – по-настоящему! Я извлекла уроки из первого брака, сделала работу над ошибками и… и… и буду вести себя совсем иначе. Я научусь готовить. Да! Научусь! Я даже кое-что умею… Но главное в семье – любовь. Вы со мной согласны? Такая любовь, чтобы каждый день просыпаться, смотреть на… ну, на мужа и говорить: спасибо, родной, что ты есть на этом свете. Дайте отпуск, пожалуйста. О, молю вас, дайте отпуск…
– Амелина, – Андрей Юрьевич достал из кармана пиджака аккуратно сложенный синий носовой платок, вытер со лба пот и устало продолжил: – Амелина, пиши заявление на отпуск, но чтобы после новогодних каникул ты была здесь. Вот слушаю тебя и понимаю, как много на свете мужественных людей… два, по крайней мере, точно есть.
– Вы о моих мужьях?
– О них.
– Первый не считается.
– Почему?
– Ну, он же сбежал. – Я наклонила голову набок и подмигнула Андрею Юрьевичу.
– Его нельзя за это осуждать, – тяжело вздохнул он.
– А хотите, я вас познакомлю с моей мамой.
– Зачем?
– У вас с ней весьма схожие взгляды на жизнь.
– Спасибо, не надо, – торопливо ответил Андрей Юрьевич и добавил: – Чтобы на корпоративе ты была, понятно?
– Так точно, сэр! – отрапортовала я и ласточкой полетела к двери. Нужно срочно написать заявление на отпуск, надеюсь, Дмитрий Сергеевич Кондрашов не передумал на мне жениться…
* * *
– Наташа, добрый день, – услышала я в трубке однотонный голос Германа. – Вы можете уделить мне несколько минут?
– Вполне.
– Дмитрий Сергеевич попросил уточнить дату свадьбы. Скажите, когда вам будет удобно выйти замуж?
Оглянувшись на Сашеньку и Светлану Аркадьевну, я оторвалась от компьютера и отправилась в переговорную, которая на удачу оказалась свободной (должна же я заботиться о нервной системе коллег…).
– Для меня это не принципиальный вопрос, – легкомысленно ответила я, прикрывая дверь. – А когда бы хотел Дмитрий Сергеевич?
– Недели через две, – ответил Герман и тут же добавил: – Но ваше мнение будет решающим. Семнадцатое, восемнадцатое, девятнадцатое декабря…
– А вы уверены, что нас распишут так быстро?
– Уверен.
Я села во главе длинного узкого стола, лицом к окну, и погрузилась в пучину безрассудства. Снежинки за стеклом кружили, серебрились и настойчиво сбивали с мыслей, будто посмеивались: «О чем ты думаешь? из чего выбираешь? какая разница? хи-хи, хи-хи, хи-хи…»
– Девятнадцатое, – выдохнула я.
– Девятнадцатого Дмитрий Сергеевич свободен с двух до четырех. Это время вас устроит?
Верите, я уже ничему не удивляюсь.
