Текст книги "Одни сутки из жизни обыкновенной попаданки, или Мечты сбываются (СИ)"
Автор книги: Юлия Табурцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Сколько раз? – как бы «между прочим» спрашивает он, но по внимательным глазам я понимаю, что от моего ответа многое зависит. Например, его мнение обо мне.
– Точно не скажу, – пытаюсь выкрутиться, – несколько раз.
– Несколько дюжин раз, – уточняет он тем же тоном.
– Ты..., – качаю головой. Нельзя же так, блин, нельзя так пользоваться своим преимуществом надо мной, своей силой, моей эмоциональной беспомощностью перед твоей притягательностью...
Можно, если ты – Дерек Хейл.
– Знаю, когда ты лжёшь, – он отставляет чашку на гладкую стойку и подаётся ближе, – я помню каждый раз, когда слышал твой голос.
Большего стыда и унижения, наверное, я не испытывала. Теперь можно смело засовывать памятные еловые ветки в задницу, и бежать в лес кукарекать.
За сколько разов мне будет перед ним стыдно? Как тогда, я залечивала его после стычки со сворой Девкалиона в заброшенном метро, и знала, что он когда проснётся – пойдёт к ней... этой сучке Джейн... знала, и потому, не залечила полностью. И она доделала за меня. Это можно назвать предательством? Что есть предательство? Вмешательство или невмешательство? Я достигла высшей степени идиотизма, видимо, или сошла с ума. И если я сейчас не перестану обо всём думать – голова лопнет.
Входная дверь громким выстрелом распахивается, и в помещение вваливаются трое: самый высокий из них – альфа в дублёной медвежьей куртке тащит за шкварник того, что коренастее, дальше выпустив когти, входит долговязый бета.
Вслед за ними заходит Алан не переставая говорить:
– Я тебя прошу подождать...
Но первый затыкает Дитона одним небрежным жестом.
Сибирский альфа, земляк, мы встречались полгода назад, при более располагающих обстоятельствах. Тогда я немного подлечила его самого, и он вёл себя куда вежливей. Тот, кого Владимир приволок ко мне сегодня – его родной брат, Иван.
– Владимир? – удивляется Хейл, подскакивая со стула, словно не из него ночью отбивную с начинкой из аконита сделали, а я удивляюсь, откуда он его знает.
– Де-е-рек, какая встреча, – с широкой белозубой улыбкой говорит Владимир. – Извини, не до объятий, как видишь, – Владимир бросает своего брата на диван, где полчаса назад лежала я.
– Ты обещал не заходить на наши земли, – холодно произносит Хейл, он уже на ногах, напускная расслабленность слетела, он собран, в любой момент ожидая нападения.
Барским жестом Владимир бросает на стол серебристую кредитку. Ого-го!
– Лечи, – говорит он мне по-русски.
Вот даже не знаю, что на такое ответить. Владимир не из тех, кому безнаказанно отказывают, Девкалион против него шавкой будет. А его брат чисто по-человечески мне даже нравился, нормальный парень.
– Влад, сегодня она не может тебе помочь, давай подождём до утра, – примирительно говорит Алан, и я в который раз поразилась его силе воли, будто перед ним стена из пуленепробиваемого стекла.
– Я облетел бы пол шара за полсуток, зная, что он подождёт хотя бы до вечера? – прорычал сибирский альфа. – Омела не помогла, лекарь не нашёл противоядия, – это он уже мне говорит, снова подчёркнуто на русском.
Иван на моём диване издаёт жалобный стон, дыхание у него хриплое и частое. Плохо дело, даже я невежда необразованная понимаю.
– Давно он?.. – спрашиваю, а у самой в горле пересохло, Иван ничего плохого мне не сделал, даже в гости приглашал, так сказать, на родину.
– Третий день.
Вот мозгожопы! Что же вы ещё денёк не подождали? Чтоб наверняка помер уже.
– Зачем же так запустил?
– Лечи! – рявкнул альфа.
– Ты же видишь, я не могу, – пытаюсь выговорить фразу спокойно, но коленки мелко трясутся, и желудок находится на уровне пяток. На английском эти слова прозвучали бы уверенней, но на родном языке поневоле весь спектр эмоций вылезает наружу.
– Или ты хочешь, чтобы он пострадал? – так же спросил альфа, и долговязый бета сдавливает горло Дитона.
Алан хватается за руку душащего, в попытке вдохнуть, но не получается.
– Я не хочу, чтобы вообще кто-нибудь пострадал, – пролепетала я, глядя в глаза друиду, искренне надеясь, что он простит меня за это. – Только сейчас у меня может ничего и не получится, – пытаюсь воззвать к здравомыслию альфы, или надавить на крохи жалости – что сработает.
– Стоять, – приказывает Владимир Дереку, рванувшемуся на помощь.
И, конечно же, тут я дала маху. Дерек своим выпадом оборвал моё истончившееся самообладание, разбил, как оконное стекло. Невозможно не услышать, как взорвалось моё сердце, когда внимание сибирского альфы остановилось на нём. Его, наверное, и в Париже услышали.
Владимир прищурился, и через секунду, правильно оценив ситуацию, перехватил Хейла поперёк горла. Вторая пятерня впивается в спину моему дорогому волку, прямо в повязку, и я слышу, как Дерек делает прерывистый вдох, не давая вырваться ни звуку.
– Так лучше? – ехидно любопытствует Владимир, вонзая когти глубже.
Идиотский вопрос!
Дерек обмякает в его руках, словно парализованный, медленно опускается на колени у его ног. Но смотрит таким свирепым взглядом, что будь я Владимиром – давно валялась бы под столом. Только Влад – не я, и честно говоря, не знаю, что вообще может его напугать.
– А если не справлюсь?.. – шепчу я, пытаясь заглотить сердце, которое сейчас просто вылетит изо рта. Господи-боже...
– А ты попытайся, – искренне посоветовал Владимир.
Я медленно поднимаюсь, а сибирский альфа, теряя терпение, подал знак бете, и тот схватил меня за шкирку, подтащив к дивану в два шага.
– Лечи, – вновь приказывает он и сжимает пальцы на горле Дерека, который продолжает героически молчать, но из-под когтей выползают длинные струйки крови.
Я беспрекословно кладу руку на голову парня.
Наверное, я отключилась, потому, что следующее, что помню, это серьезный взгляд Дерека, на лбу у меня лежит холодная влажная ткань – полотенце. Вглядываюсь в его лицо шею – ни царапинки – облегчённо выдыхаю. Прощай, инфаркт, ты был так близко...
– Все знают, где ты живёшь, да? – зло спрашивает Хейл.
– Только этот адрес. В Бейкон-Хиллс я арендую, – Господи, дура, ничего другого не нашла сказать?
Видимо, Дерек того же мнения, он хмурится, и у меня рефлекторно поднимается рука – разгладить грубую складку между бровей. Поднимается – и обмякает, вовремя одумавшись.
– Алан? – спрашиваю я, окончательно просыпаясь.
– В порядке, внизу, – отрывисто отвечает Дерек, – с ними. Ты совсем ненормальная?
Кто бы спорил. Нормальная бы в этом мире не оказалась. Я ошибка природы. Или пьяного акушера. Или какого-то пьяного создателя.
– Извини. Сама напросилась.
– Я бы добавил, – легко соглашается Хейл, наклоняется ниже, и снимает с моей головы поднадоевшую тряпку.
Его тяжёлая тёплая рука ложится на мой лоб, его взгляд пытается прожечь во мне кратер величиной с планету, и я почти почувствовала вину. Почти. Если б меня сейчас не одолевало нагромождение термоядерного коктейля других... чувств. Просто, его кисловатый, терпкий запах с привкусом кофе пробирается в ноздри, и это настолько сильно, что я просто не могу... Как если бы вы много лет мечтали увидеть Везувий и тут вас забрасывает точно в жерло. Мне приходится прикрыть глаза, чтобы скрыть выступающие слёзы.
– Слишком близко, – всхлипываю я.
Он послушно отодвигается, но твёрдая ладонь всё ещё лежит на моём воспалённом лбу. Открывает рот, чтобы ещё что-то спросить, а я открываю рот, чтобы найти объяснение моему поступку, которое не будет выглядеть как ложь. Мне так много хочется сказать ему в эту минуту, потому, что я всё ещё под воздействием его близости. И в этот охуетительный момент, самый прекрасный мой момент, который может никогда и не повторится – зазвонил телефон.
О, пожалуйста, неужели этот день никогда не закончится!
Борясь с желанием впечатать в стену эту маленькую звенящую пластиковую тварь, я отвечаю на звонок. Единственный человек, кроме Алана, у которого остался мой номер, кто мог позвонить – Мелисса МакКолл. Ей звонки точно нельзя игнорировать.
– Куда собралась? – спрашивает Хейл, забирая у меня телефон, когда я делаю попытку подняться с дивана.
– В Бейкон-Хиллс. Отец Стайлза умирает, – тихо отвечаю я.
Дерек надавливает своей тяжёлой рукой на мою голову, придавливая к подушке. Его жёсткая ладонь такая тёплая, я готова вечно лежать, если он её не уберёт, но не могу – у стаи Скотта разборки с врачевателями страха. Раз уж Мелисса, та, что не хотела брать мой телефон, и пообещала никогда не звонить – позвала меня, значит всё херово. Если даже после того, как они вытащили осколок кости химеры из шефа полиции – он не пошёл на поправку, то всё очень херово. Это значит, что сценарий где-то нарушен, что нить повествования разорвана, и события больше не идут своим чередом. И как быть дальше... да хрен его знает как.
– Ты с ума сошла? – Дерек в словах никогда не церемонится.
Я сделала ещё одну попытку сесть, и меня снова безжалостно толкнули назад.
– Ляг.
– Это отец Стайлза. Если он умрёт – парень останется совсем один. У него нет матери, если ты помнишь, – взываю к сердцу, которое он закрыл ото всех давным-давно. Мой хмурый, несчастный, большой волк.
– Конечно, помню, и уверен, что он протянет до завтра, – всё равно, что бить кулаками по бетонной стене. Как ты не понимаешь: больше всего мне бы хотелось сейчас остаться здесь, на этом диване, с твоей шероховатой ладонью на моём лице, от которой по телу разносятся волны горячих мурашек. Но я не могу...
– Он может не протянуть до вечера, – не сдаюсь я, и снова поднимаю голову, заставляя себя игнорировать его руку, и она вдруг медленно сползает, когда я сажусь, оставляя после себя глухой отголосок печали от потерянного тепла. Да уж, не так я представляла себе наш первый разговор.
Байка валяется на паркете у изголовья. Алан, очевидно, позаботился – раздел меня до майки, сменил повязку, снова накачал наркотой, если я так спокойно встаю. Значит, я лежала больше шести часов. Спину больше не печёт, боль теперь терпима. Странно, раньше на это уходило не меньше недели. По крайней мере, могу одеться без посторонней помощи, – думаю я, ныряя головой в горловину, осторожно просовываю руки в рукава, ожидая новых вспышек пламени на спине, но их нет.
Хейл наблюдает, как я озираюсь в поисках телефона, куда-то им же заброшенного, чтобы заказать билет и вызвать такси. Я прекрасно понимаю, что не найду альфу здесь когда вернусь. Если вернусь. От этой мысли всё вокруг внезапно становится темнее. Хуже всего, что я не буду знать, где искать его.
Мне нужно собрать всю мою тщедушную смелость, какая есть, чтобы сказать ему следующее:
– Дерек, я... – Оспидя, размазня, давай, выдохни и скажи это! – Ты можешь позвонить Алану, если что-то случится? Неважно что, хоть что-нибудь. Чтобы я могла помочь.
Чтобы я тебе могла помочь.
– Я подгоню машину, – говорит он, протягивая руку мне за голову и стаскивая со спинки дивана свою чёрную куртку. Мой телефон из кармана его штанов летит прямиком мне на колени. – Будь готова через минуту.
На миг я даже онемела.
– Ты... что сделаешь? – просто взрыв мозговой ткани. Просто настолько невероятно, что разум отказывается принимать. – Дерек, ты ничем мне не обязан, – я практически шепчу, весь воздух в лёгких давным-давно кончился. – Ты ничего никому не должен, кроме самого себя. То, что я тебя подлечила, это мой выбор. И ты точно не должен помогать, только потому, что я таскаюсь за тобой. Это не твои проблемы, мои, понятно?
Он молчит с полминуты, изучая моё лицо, что-то ища там для себя. За это время я успеваю мысленно отшлёпать себя по щекам, за весь этот бред, отдающий манией величия. И с чего, я, дура, решила, что это он из-за меня?
– Понятно, – сухо отвечает он. – Ты едешь, или пешком пойдёшь?
5.
Внизу Хейл задержал меня у лифта, завернув к Алану со словами: «Вколи ей эпинифрин, или что-то в этом роде, чтоб сама дотянула до вечера», и оставил с ним объясняться. Хорошо, что Владимира там уже не было, быстро Иван очухался, стало быть.
Алан ничего не сказал, молча выслушал, сделал инъекцию. И продолжал слушать, мои путаные оправдания, сбитые извинения. И его молчание угнетало хуже тысячи его многочасовых нравоучений. Он так ничего мне и не сказал, пока не вернулся Дерек.
Через десять минут на парковке Хейл остановился у чёрного «порше-кайен».
– Где достал тачку? – присвистнула я, обходя машину кругом: она же почти новая, без единой царапинки, так и блестит на солнце.
– Позаимствовал, – ответил альфа, открывая водительскую дверцу.
Дерек Хейл в своём немногословно-лаконичном репертуаре. Божечки, мы, что, правда поедем в одной машине? Провести около часа в одном тесном пространстве с Дереком – ещё вчера я и представить такое не могла. Я не стала дожидаться особого приглашения и мигом забралась на пассажирское сиденье, пока он не передумал. В салоне горьковато пахло свежей кожей. И впрямь – новая. Он же не угнал её? Взял напрокат?
– Надо будет вернуть, – робко предположила я.
– Оставлю на стоянке, – сказал он, подтверждая догадку, повернул ключ, машина тихо заурчала.
Мы плавно выехали на кольцевую, виртуозно прогнали по улицам, а затем на прямую, ведущую за город. На трассе он поднял скорость в три раза.
– Спи, – говорит Хейл, когда мои взгляды, очевидно, начинают его откровенно бесить.
– Не хочу, – я смотрю на него до рези в глазах, запоминая напоследок каждую его щетинку. Он бросает быстрый взгляд, отвлекаясь от дороги лишь на миг.
– Поспи, – снова говорит он, на полтона ниже.
– В самолёте, – частично соглашаюсь я, и отрываюсь всё-таки на телефон, чтобы проверить бронь в интернете.
Он молчит, смиряясь с моим упрямством. Билет в оплачен, я могу успокоиться ненадолго. Следующие минут десять, устыдившись, я пытаюсь не пялиться на него так часто. Это сложно, особенно когда Дерек сидит водительском сиденье.
– Так, ты из России, – наконец, говорит он, и я киваю, подтверждая. – Как ты попала в Бейкон-Хиллс?
Т-а-а-ак. И не говори, дорогая, что не ждала этого вопроса.
И что, я должна вывалить вот так сейчас на него всю правду, чтобы его «кондратий» хватил, прости Господи? Или солгать, чтобы он никогда мне не больше не доверял? Я ведь чувствовала, что он доверяет, не целиком, конечно, где-то на уровне инстинктов, только потому, что фактически я пока не давала повода прибить меня. Ну, кроме того, что я периодически доёбываю его, облизывая своими жадными глазами, уже около получаса.
– Не знаю. Я просто проснулась утром в лесу под огромным пнём. Неметоном, – не хочу больше лжи. Надоело.
Он не отрывает взгляда от дороги, словно ответ его не удивляет.
– Почему не вернулась назад?
На тыщу баксов вопросик. Ума не приложу, как бы помягче тебе это сказать... И раз уж я решила не врать:
– Потому, что не могу. Я не знаю как, – на последнем слове он на секунду поворачивает голову. – У меня просто не хватит знаний, чтобы всё тебе объяснить. Алан сказал, что Вселенная многослойна, и состоит из множества вероятностей. Мы сейчас находимся в одной из них. А я из другой вероятности, получается. Звучит глупо, у меня, правда, нет другого объяснения. Так, что получается мне даже некуда возвращаться.
– Ты даже не пыталась,– он не спрашивает, констатирует. – Почему?
Только не этот вопрос! Сердце подпрыгивает до горла, делает кувырок, и падает в самые пятки. Чёртова причина в футе от меня, напряжённо постукивает пальцем по своду руля, задумчиво таращась в лобовое стекло, и спрашивает меня о чёртовой причине. Чёрт, я ведь на самом деле даже не подумала проверить, живы ли в этой реальности мои родители... Что я должна ответить?
– Хотела помочь? – выдавливаю. Жалкая трусиха...
Дерек качает головой. Нет, трясёт головой, словно стряхивая мою ложь. Не надо было врать... надо было смолчать.
– Ты помогаешь всем без разбору, или только тем, кто этого стоит? Как ты делаешь выбор, а? Вот этот хороший, да, а этот больше заплатил? Кому первому?
Дерек бросается словами как камнями. Он зол. На меня. Ох. Если я скажу кому, ты мне теперь не поверишь, мой хмурый идол...
– Поначалу помогала всем подряд, а потом сперва тем, кто... дорог, – это максимально честный ответ, на какой я способна.
– Дорог, как Питер? Сколько он заплатил? – сквозь зубы с яростным любопытством спрашивает Хейл.
Что за... не может быть...
– Алан тебе рассказал?
Он молчит. Конечно, Алан, спасибо, блин тебе! Так: вдох-выдох.
– Питер мне не платил, не деньгами. Он дал совет, – с тяжким вздохом говорю я. Хейл молчит. – Он тоже не абсолютное зло. Не бывает злых и добрых, бывают наши интересы и интересы других, они могут совпадать, а могут противоречить. Стайлз тоже был демоном, а Скотт также способен на убийство, хотя бы ради возлюбленной, но только если решит, что другого выхода нет. Разница лишь в том, что он полагается на совесть. Мы все не без греха. А я... в большинстве случаев сначала делаю, а потом думаю.
– Это и пугает, – глухо отзывается Дерек, и замолкает надолго.
Мы молчим минут десять. И я впервые задумываюсь, пытаюсь найти причины своего пребывания здесь, помимо него, естественно. Получается из рук вон скверно.
– Поверь, я не хочу думать, какой мир для меня реальнее, – говорю я, когда безмолвие в салоне начинает давить десятикратно. – Тот, где я ничем полезным не занималась, протирала штаны, сидя за монитором с сериалами. Или этот, где я, наконец, могу хоть что-то сделать. Где я способна принести пользу. Где мне не хочется выброситься из окна. Знаешь, как это, чувствовать себя нужной, хоть иногда?
Он убирает левую руку с руля, и опускает на своё колено, глубоко задумавшись. Но не злится. Вернее злится, но уже не так. Он принял откровение. То, что я обрисовала, Алан назвал бы абсолютной причиной не для того, чтобы остаться, а для того, чтобы до конца жизни запереть меня в психушку. С ужасом понимаю, что сказала чистую правду.
– Тогда объясни, откуда ты всё про нас знаешь, – следующий камень. Даже огромный валун теперь.
Проклятье, Алан, ты совсем сбрендил, если решил рассказать ему всё.
– Я же говорю: всё, что я умела делать – смотреть сериалы.
Он резко поворачивает ко мне голову, я готова прижать уши и забиться под сиденье. Он не верит, или верит и снова злится. Но молчит, давая шанс продолжить, шанс на ещё одну правду.
– И вовсе не всё про вас я знаю, – продолжаю не так смело. – Многое осталось за кадром, сам же понимаешь.
Смотрит, как на больную. А как бы я себя чувствовала, если бы оказалась вымышленным существом? Ведь об этом я никогда не думала. Его взгляд медленно пронзает грудную клетку, проходя насквозь. Заглушаю желание выматериться вслух. Сколько ему понадобится секунд, чтобы выкинуть меня из машины?
Телефон прожигает карман. Все шесть сезонов на флешке. Нет, я не покажу ему это. Не посмею. Одно дело – услышать на словах, и совсем другое – увидеть. Да и кто из нас сейчас более реален, в конце концов, гость в этом мире не он. Это мне здесь не место. Это я только что сломала его мир, и не могу найти слов, чтобы оправдаться, чтобы загладить свою вину. Слёзы застревают в глотке, я просто не имею на них права. Ведь не он же меня преследовал все три года. Я должна это сказать.
– Ты не виноват, что какая-то ненормальная пересмотрела сериалов про оборотней, пуская слюни на экран, когда ты там появлялся, – не так уверенно, как хотела, и как-то дерьмово жалко выглядят все мои оправдания, если честно. – Ты знаешь меня всего несколько часов, всё это время я выглядела полной идиоткой, а я знаю тебя уже несколько лет, и для меня ты... Проклятье, Дерек, смотри на дорогу! – кричу я, и тело мелко трясёт от страха, за то, что я могла только что сказать ему.
Не могу. Какая же я всё-таки жалкая. Когда он отворачивается, из лёгких вырывается вздох облегчения.
– Даже так? – произносит он, брови изогнуты, уголки глаз приподнялись, (не смотреть на его губы, только не на губы!) и кажется, он вот-вот засмеётся. Надо мной. О, Господи, вот позор-то.
– Пожалуйста, не спрашивай меня об этом, – взмолилась я, отворачиваясь к окну.
Просто... Я ещё не научилась переносить тебя в таких оглашенных дозах, Дерек. Просто, когда ты рядом мой мозг передаёт привет моей черепушке и уёбывает далеко и надолго. Просто, ты – единственная причина, по которой я живу.
Никогда больше ему не солгу. Не хочу, чтобы он злился ли расстраивался. И он уже догадался, отлично знает об этом, чем активно пользуется. Моя большая, шикарная, красивая, скотина. Добряк в стальной оболочке. Моё выстраданное солнце... За что мне выпало сейчас так близко на тебя смотреть? Чем заслужила?
Дерек кивает и поворачивает голову вперёд. А я вдруг понимаю, что это благодаря Дереку Хейлу, я не чувствую сейчас той боли. Благодаря ему я сижу сейчас здесь, а не валяюсь в отключке на диване. Мой взгляд поневоле вновь прикован к нему, а он сосредоточен на дороге. И мне хочется завопить от радости, но я снова сдерживаюсь.
6.
Такси доезжает до самой окраины, останавливается у выстроившихся в шеренги двухметровых жестяных кубов контейнеров. Хейл направляется к крайнему из них. Я послушно бреду за ним, как будто он завязал поводок на моей шее и тянет за собой.
– Привет, Бейкон-Хиллс, – шепчу я, окунаясь в удивительное чувство домашнего уюта, глядя на окружение из пошарпанных металлических гаражей и пейзаж из сосновых и лиственных деревьев. Возможно ли, что здесь, среди вещей и людей, среди которых я не родилась, и среди которых я относительно недавно, я, действительно, дома?
Хейл вскрывает замок, лёгким незаметным движением, ключ ему не нужен. За дверью – чёрная спортивная машина. «Камаро».
– Привет, детка, – говорит он, и я не сразу соображаю, что он это машине. Своей «Камаро».
Детка?! Это точно Дерек Хейл, или его подменили в самолёте?
Я совсем его не знаю, оказывается... И сейчас, когда я это поняла, меня начинает с головой крыть от замеченных за последний день подробностей, таких как: он любит чёрный кофе без сахара; он не разучился шутить, и даже улыбаться иногда, когда это кажется невероятным; он любит скорость и водит машину одной рукой с пафосом гонщика авторалли; как ни странно – любит сладкое, потому, что в самолёте нам предлагали по два панкейка с разной начинкой, и одно пирожное он передал мне, значит – второе съел сам.
Он называет свою машину «детка».
Я забираюсь в салон, с большими усилиями, чувствуя, как слабость одолевает меня, а спину начинает немилосердно печь. К сожалению, действие препаратов не вечно. Дерек обходит машину, проверяя шины, постукивая носком ботинка по колёсам. Всё ещё не верю, что он стоит здесь. Не верю, что заняв своё место на борту, подняла глаза, и увидела, как стюардесса, с блаженно глупой улыбкой провожает Хейла по проходу, а он останавливается, поравнявшись, и окидывает снисходительным взглядом.
– Де... Что... Ты тоже летишь здесь?
– Нет, я лечу биснес-классом, – и снова приподнятые брови, а в глазах смешинки. – А ты, кажется, спать обещала.
– А... ага, – опять мямлю я. И следующие несколько минут я глазею на шторку, за которой они скрылись, словно могу что-то разглядеть сквозь неё. Пока сон и усталость окончательно не одолевают, и глаза закрываются. Меня будят только, чтобы накормить, и перед посадкой.
До больницы с его умением и безумием вождения мы добрались в считанные минуты.
– Погоди, – останавливает он меня в коридоре, ловя за локоть. Стальные пальцы сжимаются чуть выше локтя. Я слегка покачиваюсь, и опираюсь на стену.
– В чём дело? – спрашиваю я, думая, что на руке точно останутся синяки. Какие сильные у него руки...
– Ты уверенна в том, что делаешь?
– Конечно, что за странный вопрос? – вновь не «догоняю» я.
– Похоже, это опасно, – говорит он, но я по-прежнему не могу понять, ведь всё это не опаснее, чем обычно для меня.
– Я помню тебя в крыле для каматозников, – внушительно произносит Хейл, в доказательство отрывая меня, борющуюся со слабостью, от стены. – Ты на своих ногах не стоишь.
Бл-я-я-ять...
– Ты запомнил...
Да уж. Наверное, трудно забыть, когда на тебя сморят таким взглядом.
– Ты можешь контролировать это? – он сводит брови, принимая устрашающий вид.
– Да, – сразу отвечаю я, догадавшись, что он про мою «способность».
– Ты остановишься, когда его жизнь будет вне опасности?
Господи, ну, сколько можно! Он, что, в самом деле принимает меня за самоотверженную чудо-героиню?! Неужели всё, что он узнал, не убедило его в обратном?
– Дерек, я не Скотт, и не могу спасти всех, и я это понимаю, если ты об этом, – терпеливо объясняю я, повторяя слова, думая, что каждая секунда может быть на счету.
– Конечно, только пока сама дышишь, – с иронией говорит он, оценивающе окидывая меня взглядом. Не в мою пользу, разумеется, – видок у меня ещё тот, похоже.
Долгий взгляд, длиной в вечность.
– Ладно, где он? – Хейл нехотя отпускает мою руку.
– В восьмой палате.
Нам хватает несколько секунд. Шеф Стилински на больничной кровати выглядит в своём чернушно-фактурном покрытии так, что хоть сейчас ужастик снимай. А Стайлз... Стайлз на стуле у кровати, держит отца за руку, забывшись в тревожной дрёме, и вид у него немногим лучше отца. Бледный, с чёрными кругами вокруг глаз. Сколько же он не спал?
Не решаясь никого будить, подхожу с другой стороны кровати. Быстрый ободряющий взгляд на недовольного Дерека, моё притяжение, и хватаюсь за руку шефа Стилински, всю сплошь испещрённую сеткой чернильных вен. Привычные действия успокаивают, помогают сосредоточиться, и «чернила» начинают втягиваться в мою руку вместе с дурнотой, головной болью и лихорадкой.
Когда их почти не остаётся, меня насильно отрывают от неподвижного тела.
Я почти ничего не вижу от слабости, фокус теряется почти полностью. Тело ломит. Шеи касается твёрдая прохлада и больно колет. Руки бы оторвать этой медсестре с когтями. Стараюсь не морщиться, и через секунду сердце ускоряет ритм раза в два.
– Эфедрин, стимулятор, как просил, пол дозы сделаю сейчас, вторую половину через восемь-десять часов, когда доберётесь, – инструктировал Алан, вручая Хейлу ампулу и медицинский пистолет. – Колоть нужно в яремную артерию.
– Дерек? Как ты здесь оказался? Кто это?
Резкость частично возвращается. Я приподнимаюсь, силясь увидеть шефа Стилински, но вижу загораживающего его Стайлза, – проснулся.
– Идиотка, которая спасла жизнь твоего отца, – отвечает ему Дерек не давая подняться, он заглядывает мне в лицо, словно ожидая чего-то.
– Кто? Чего? – лепечет Стайлз. – Что происходит?
Я хочу всё объяснить, кажется, даже есть на это силы, но не успеваю, меня сгибает пополам. Изо рта выплёскивается чёрная густая бодяга, по консистенции напоминающая грязь, и на вкус хуже, чем аконит, мать его, мать-и-мачеху. Вот гадость то! И только не здесь, блин, не при Дереке же! Яд химеры я ещё не пробовала...
– Чёрт, что это? – Стайлз.
– Блять... – над ухом тихое от Дерека. Он всё ещё держит меня за плечо и смотрит на свою руку. Ни разу не слышала, как он матерится. Интересно почему. И откуда на его ладони – кровь? Она же не его? Мысли путаются и ускользают от меня, прежде, чем я успеваю их подумать.
– Стайлз? – это шеф. Пришёл в себя.
– Папа? – у Стайлза в глазах блестят слёзы. Чувствую, как щиплет глаза. Господи, только не это. Терпеть не могу таких сцен, не хватало ещё и мне здесь разреветься. Боже, умоляю, избавь меня от ещё одного позора перед Дереком.
– Дерек, не знаю, как ты узнал... спасибо... – бормочет голос Стайлза, я с трудом его слышу, он ускользает и снова появляется.
Но Дерек, похоже, его не слушает, он держит меня за подбородок, приводя в чувства, а я теперь почему-то снова не могу разглядеть его, – что-то накатывает, вся комната начинает вращаться с бешеной скоростью. Он что-то делает, руки мелькают, но я не чувствую, я чувствую себя безвольной куклой.
– Что с ней? Ты чего творишь? – не могу понять, кто это спросил.
И не знаю, что он делает, но теперь я чувствую удары по щекам, словно наждачной бумагой. Сквозь шум в ушах слышу злое рычание.
– Давай же! – изрыгает любимый голос, который я с радостью узнаю. – Он должен подействовать!
– Тише, большой волк, никто не умер, – говорю чисто на автопилоте.
В глазах проясняется, вот оно, любимое лицо. Маяк, не позволивший мне забыться.
– Ты не знаешь когда остановиться, верно? – со злостью спрашивает он.
Что же мне ответить? Что моя политика невмешательства полетела к хуям, когда ты всё узнал? Что линия событий нарушилась, и я даже не знаю, чего ожидать дальше. И теперь я уверенна, что должна перестать быть эгоисткой и сделать всё, чтобы им помочь.
Когда моего тела касаются даже через майку мозолистые пальцы, крепкие руки стискивают бока, поднимают и прижимают к тёплой груди, я думаю, что сейчас просто лопну и разлечусь цветными хлопьями по комнате, от того огромного, распирающего грудную клетку чувства, которое люди называют «счастьем». Потому, что Дерек держит меня на руках.
Дерек Хейл. Взял меня. На руки.
– Что ты делаешь? – невнятно бормочу я заплетающимся языком, прикрывая глаза, чувствуя, как от резкого движения вверх, из-за вращения голова сейчас открутится нафиг и покатится по полу. Лишь бы снова не вырвало. И куда он меня несёт? Судя по направлениям коридоров – в отделение «неотложки».
– Спасаю глупого человека, который мне нужен, – голос очень тихий и злой, выцеживающий по букве.
Часто смаргиваю, и всеми силами стараюсь увидеть его, понять, не послышалось ли мне. Сквозь мутную плёнку боли, наконец, удаётся разглядеть его взгляд – прямой, встревоженный, полный сердитой уверенности. И я расплываюсь в совершено идиотской улыбке. На весь остаток моих жалких сил.
Ты был прав, Питер, тысячу раз прав. И когда я приду в себя – обязательно подберу нужные слова, чтобы сказать ему самое важное. Я смогу. Потому, что преданности добиваются только преданностью.
Друзья! Последняя часть дополнена и исправлена по мере моих скудных сил.
Не знаю, как быть с бетой, начало учебы, времени ни у кого нет... Поэтому давимся ошибками, которые я не заметила, или не знаю, уж простите, как найду бету – сразу исправим!
