Текст книги "Фридрих Барбаросса"
Автор книги: Юлия Андреева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 13
Смерть наследника. Заговор Эберхарда
С того дня как я вернулся из неудачного крестового похода и начал править вместо дяди, прошло целых три года. Константинопольские лекари не соврали, дядя действительно не умер у них на руках, более того, мы ждем его буквально на днях. Поначалу одно обстоятельство мешало мне достичь душевного равновесия. Еще в Святой земле я получил донесение от моего друга детства, Вихмана, а тот – от доверенного в замке человека о неверности моей супруги. Вернувшись, я допросил свидетелей и был вынужден признать, что Адельгейд не оклеветали. Видно, прав был друг Отто: выходя за меня замуж, она была влюблена, и когда я отправился в поход, как-то приблизила к себе своего возлюбленного. Означенного дворянина обвиняло еще и то, что он бежал из герцогства, едва мы высадились на берег. С тех пор я отправил Адельгейд в отдаленную крепость, где она живет полновластной хозяйкой, ожидая нашего развода. По приезде дяди короля, упаду ему в ноги, пусть посылает прошение папе. А не разрешит, отправлю мерзавку в монастырь, дабы замаливала там грехи.
Кстати о Вихмане, рукоположен и ныне епископ в Наумбурге. Молодой, расторопный, в любое дело влезучий, дотошный да сообразительный. И ко всем прочим достоинствам с обширными связями. Народ им не нарадуется. Недавно, будучи в тех краях, я специально свернул с намеченного маршрута да и заехал в гости. Не изменился дружочек мой Вихман – маленький, большеглазый, улыбчивый.
Я спокоен, власть в стране крепка как никогда. Не надеясь на помощников и предпочитая в любое дело войти лично, дабы все изучить да руками пощупать, взял себе за постулат – править, сидя в седле, что не причиняет неудобств мне, но зато доставляет хлопоты тем, к кому я приезжаю с внезапной проверкой. Моя личная охрана – пятьдесят человек – ничтожно для наместника на германском престоле, но зато все они отчаянные рубаки, смелые и отважные рыцари, каждый из которых, по моему личному мнению, стоит нескольких десятков отборнейших воинов. Да еще человек пятнадцать – обоз. Вечно за нами из города в город тянутся телеги оснащенные кожаными навесами от дождя. Там и зерно для собственного прокорма, и овес для лошадей, соленое мясо, вино, зернотерки, а также иные полезные в хозяйстве инструменты: лопаты, длинные канаты, топоры… иногда и камни возить приходится, потому как не штука – построить на месте катапульту, штука – найти чем ее заряжать. Но это уже если точно знаешь, что придется осаждать какую-нибудь крепость, и это не пятьдесят, а иногда и полтысячи человек брать приходится. И то не всегда хватает. Время разбрасывать камни и время их собирать. В обозе кроме слуг священники. А как без них – короткая месса перед боем, длинная – заупокойная после.
Для того чтобы я мог быстро и беспрепятственно добраться до любого интересующего меня города, до любой деревни или монастыря, сразу же по приезде занялся строительством и ремонтом дорог. Прежде в весеннее и осеннее время жизнь в стране как бы затихала. Трубадуры не могли добраться до желающих послушать их песни господ, те почти не ездили в гости друг к другу, не засылали сватов к невестам, не устраивали турниров, купцы пропускали выгодные для них ярмарки, соответственно правители недополучали налоги. Великий завоеватель грязь брала в полон половину Европы. Так что оставалось только молиться о перемене погоды, скучая у собственного очага. Теперь положение дел заметно улучшилось. Туда, где ранней весною и поздней осенью царствовала непролазная грязь, мы привезли камни и даже дерево, где-то пришлось расширять дороги, где-то укреплять берега рек. Ремонт дорог делается частично за счет городов и местных господ, частично на средства козны. Сначала бухтели – мол, и так бедствуем, не до дорог, а теперь, когда возы с товарами начали приходить в город чуть ли не круглый год, уразумели свою выгоду. И самое важное – никаких междоусобиц, ни малейших бунтов, с этим горе-любителем чужих гаремов, дядюшкой Вельфом, мы буквально раз честно встретились в открытом сражении, после победы в котором мне удалось-таки уговорить его прекратить вредить Германии. Что же до Генриха Льва – то с ним все непросто. Драгоценный кузен снова требует вернуть ему Баварское герцогство, недвусмысленно намекая на свои родственные связи с семейством фон Церингенов, которые в один год увеличили его личное войско до такой степени, что теперь оно чуть ли не втрое больше королевского!
Я несколько раз назначал императорское собрание, куда приглашал известнейших законников, дабы те подсказали выход из положения и определили истинного хозяина Баварии. Генрих даже не подумал объяснить причину своей неявки. Его же представитель вел себя столь вызывающе, что правильнее всего было бы вздернуть наглеца за его поганый язык. Я же, по совету Эберхарда епископа Бамбергского, коего перед отплытием в Святую землю мы с ребятами вытащили из лап разбойников, решил не усугублять ситуацию, через силу улыбаясь негодяю. Ладно, вернется его величество, пусть сам разбирается и с Баварией, и с… бедный король! Незадолго до прибытия первого корабля тринадцатилетний Генрих был найден в своих покоях мертвым. Придворный лекарь засвидетельствовал смерть от какой-то непроизносимой болезни и позже погиб, свалившись с лошади, при попытке бегства. Язык королевского сына был черен и настолько распух, что вываливался изо рта. Мой двоюродный брат явно был отравлен.
В то время я, уладив давние разногласия между двумя императорскими ленниками, отправился в порт, дабы лично встретить его величество. Так что ужасная новость настигла и меня, и дядюшку практически одновременно, и принес ее не кто-нибудь, а все тот же ясноглазый епископ Бамберга, мой новый друг Эберхард, который в это время находился при дворе, и когда сбежал ученый медикус, лично осмотрел тело погибшего. Эберхард, конечно, не лекарь, но ученый, видел я, как при дворе он шествует, как щеки надувает. Нет, определенно он старше меня лет на пятнадцать. А мы-то его тогда на дороге за мальчишку приняли. За то время, что я потерял в никому не нужном крестовом походе, он добился необыкновенного влияния при дворе, так что его и в покои допустили, и после, что более важно, из дворца выпустили. Он же вскочил на своего коня и в сопровождении всего десяти верных слуг прибыл прямо в порт.
Бедный дядя, три года понадобилось ему восстанавливаться после смерти моего отца и его брата, а теперь старший сын и наследник!
Тем не менее король принял весть о трагедии на удивление стойко, самолично допросил слуг, переговорил с еле передвигающимся после дороги епископом. И добравшись до замка, первым делом посетил бывшие покои Генриха, и, спустившись в конюшню, даже приласкал его любимого жеребца. После чего повелел считать отныне наследником короны своего второго сына – шестилетнего герцога Ротенбурга Фридриха[61]61
Фридрих IV (ок. 1144 г. – 19 августа 1167 г.), именовался герцогом Ротенбурга, герцог Швабии (1152–1167).
[Закрыть].
Как сообщил тут же его величество, во время его пребывания в Византийской империи он настолько сдружился с императорским домом, что договорился о помолвке младшенького с византийской царевной!
Так что я поздравил малыша, уверив его, что все царевны за морем сказочно прекрасны, а Византийская империя – невероятно богата. В общем, у Генриха нет слов, жалко, но не о том сейчас нужно думать.
Только похоронили принца, только разобрался с тезкой, обещая всячески помогать и, когда придет время, присягнуть… Голова черт-те чем занята. Шаги в пустых коридорах глухим эхом отзываются, темнотища, по случаю ли похорон или просто у Конрада такое настроение, что коридоры замка практически не освещаются, того и гляди убивец из-за угла с кинжалом выскочит или сам на лестнице навернешься. Приходится слуг с факелами вперед себя посылать. И тут меня действительно хватают за рукав.
– Что такое? Кто допустил? А, это ты, Эберхард? Пойдем выпьем, что ли. Только не здесь, не дворец – склеп! Пойдем в город, знаю я один трактир.
– Да постой ты, окаянный! – Эберхард бесцеремонно тянет меня в узкий коридор, так что мои слуги едва поспевают за нами. Неужели стервец узнал, где тайный проход в винный погреб?
– Пойдем-пойдем, разговор есть. Проходи, у меня тут камора. А вы, орлы, за дверью подежурьте, узнаю, что нас кто-то подслушивал, лично уши пообрубаю.
Послушались «орлы», даже не подумали, на каком это основании Бамбергский епископ им – герцогским ближникам – уши рубить станет. Тугодумы!
Вошли. Клетушка крохотная, норка сухонькая, у преступников камеры, пожалуй, шире будут, без окна даже, ложе узкое у стены в нише, шкурой медвежьей застлано, столик, пара табуретов. Надо будет узнать, как и главное, для чего в королевском замке такое помещение сделали. Непривычная теснота давит, так что стоять, темечком потолок подпирая, не хочется. Сразу сел и тут же на столе кувшин вина обнаружил. Знать, встреча неслучайная, ждал меня епископ.
– Здесь нас никто не услышит. Я бы с тобой, конечно, и в трактир пошел, да только время нонче поджимает. Ты выпить хотел? – Кувшин хвать, и сам первым отпил. Дело серьезное, коли решил, что я его могу в отравители записать.
– Я из Бамберга своего медикуса привез. Нормальный парень, в Париже учился, сначала при кафедральной школе под епископом парижским, а потом, когда лаяться с ним надоело, со всей школой переехали на гору Святой Женевьевы. Еще потом где-то учился, уже не упомню. Из сестры моей, греховодницы, крысиный яд выгнал, который она откушать изволила из-за несчастной любви. Совсем уже девка загибалась, он ее землю жрать заставил, воды в нее – бочку не меньше влил. Спас, в общем. Жаль, не успели Генриха с того света достать. – Он вздохнул и, отхлебнув еще, передал мне. – В общем, это присказка, а сказка впереди. Дружок мой – ученый лекарь давеча смотрел его величество и сказал, что тот, – Эберхард покосился на дверь и продолжил шепотом, – не жилец он, Фридрих. Не спасет государя нашего приятель мой, хоть золотом его до макушки засыпь, хоть кожу с живого сдери. Одной ногой в могиле, король Конрад.
Я перекрестился, машинально проглатывая кислое пойло.
– Сегодня-завтра Конрад преставится. Говорить об этом, разумеется, нельзя, но нам с тобой ясность необходима. – Он сделал паузу, зачем-то изучая собственный перстень на указательном пальце. – После его величества кто престол наследует?
– Как «кто»? Сын его, Фридрих! – Я пожал плечами. Мол, какие могут быть варианты?
– Ага. Шестилетний сопляк, вместо которого вплоть до совершеннолетия править станет архиепископ Майнцский[62]62
Арнольд фон Шеленхофен, архиепископ Майнца (7 июня 1153 г. – 24 июня 1160 г.).
[Закрыть].
– Ну, наверное… – хотел уже вспылить я на «сопляка», но тут же передумал. Правильно говорит Эберхард, кому как не ему.
– Переварил? Может, вином запьешь, пилюля горькая, да только сейчас я ее тебе еще горче сделаю. – Он вздохнул, испытующе глядя мне в глаза. – Кто таков этот архиепископ Майнцский? Кому он служит? Скажешь, короне германской? Империи? Черта лысого он им служит, папе римскому, который его на архиепископское место посадил. Следовательно, до тех пор, пока малолетний король в возраст приличный для правления державой войдет, проведет архиепископ столько законов антигерманских, сколько его благодетель пожелает.
– На все воля Божья, – я хотел уже подняться, но епископ схватил меня за одежду и силой вернул на жесткий табурет.
– Ты, возможно, считаешь, что я тебе соврал, Конрад сильный, и по воле Божьей проживет еще несколько лет, и даже отпразднует с сыном его совершеннолетие?
Нет, в тот день я видел серо-зеленое лицо дяди, вдыхал струящийся по его щекам кислый пот и понимал, скоро, уже скоро.
– С неделю назад мы с королем условились, что в феврале проведем рейхстаг в Бамберге. Хотел обсудить с князьями поход в Рим за императорской короной. Только тому не бывать. И теперь главное, если мы не хотим, чтобы архиепископ Майнцский правил в Германии, следует передать бразды правления в руки более подходящего кандидата.
Я подскочил на месте и, ударившись о низкий потолок, тут же опустился обратно, потирая шишку.
– До коронации заживет, – подмигнул коварный Эберхард. – Назови лучшего кандидата? Кому как не тебе принимать власть? Внуку императора, племяннику императора, человеку, в чьих жилах течет кровь Штауфенов и Вельфов! Тебе, друг мой, и дано стать тем самым краеугольным камнем, что соединит две стены, не дав им погубить друг друга.
– Не по-рыцарски это, как же! Переворот!
– Это они хотят Германию развернуть к Риму задом, да и…
– А как же мой двоюродный брат, Фридрих? – это я уже чуть ли не кричал, когда мы вместе с епископом наперегонки спускались по темной лестнице. Слуги с факелами реально за нами не поспевали.
– Отдашь ему свое герцогство! Я же тебе не убийство предлагаю, чудак человек! Эй, кто там? Выводи лошадей.
– Куда скачем? Подумать бы еще.
– Куда? Куда, в Кудыкину вотчину, орать похабщину! – смеется епископ, как и в седло-то успел взлететь, вроде только что стоял рядом, черт голубоглазый! – В Бамберг. Там теперь весь цвет Германии собрался, только тебя и не хватает! Догоняй, а то будешь потом говорить, мол, «без меня меня венчали. На трон высокий сажали, корону надевали».
И вот мы уже летим. Не вдвоем – чудо-чудное, рядом верный Отто Виттельсбах, рядом вся моя свита, с которой я в замок приехал, и вся епископская свита, словно позвал их кто-то, заставил одеться, собраться и коней вывести. Факелы горят, броня блестит, красотища!..
Дорогой все спорили да орали, дорогой песни горланили, потому как вдруг такая легкость телом овладела, вот-вот взлечу. Не иначе как Господь всемогущий знамения шлет одно за другим.
Да и Эберхард разве измену предлагает? Пусть даже и похоже. Все одно замучает архиепископ маленького Фридриха, а заодно и матушку Германию, мало ли что ему на ум взбредет папской крысе? А шестилетний король, ему ведь даже пикнуть не дадут. Я же ему не ссылку, не смерть предлагаю, а мой собственный дом – богатейшее герцогство! Жить да радоваться!
В ворота Бамберга вихрем влетели, мост, должно быть, специально для нас опущен был. Ждали! Подкованные копыта зацокали по мощеным улицам.
– Я архиепископу Кёльнскому написал, – спешиваясь и передавая коня подоспевшему слуге, продолжает хитроумный Эберхард, – чтобы позвал к себе Генриха Льва, графа Вельфа, Церингенов сколько их ни есть, Язомирготта и других разных. Все под строжайшим секретом, дабы ни один иуда архиепископу Майнцскому не доложил.
Так что передохнем, подкрепимся, чем Бог послал, да и в Кёльн!
– Генрих Лев?! Так он же враг! – остановил я готового принять чашу для омовения лап прежде меня епископа.
– Твой, что ли, враг? Ты у него невесту с брачного ложа увел? Над матушкой надругался? Денег проиграл и не отдал? То-то, Генрих Лев друг Германии, а стало быть, и наш друг. Ну, рученьки белые омыл, так чего же стоишь? Моя челядь хоть и проверена, а все одно, не дело ей о делах наших слушать. Пошли, что ли, в покои. Там все наши новостей ждут.
* * *
Четырнадцатого февраля королю сделалось совсем тяжко, так что нас с епископом спешно вызвали к постели умирающего. Интересно, когда же это хитрожопый Эберхард успел сообщить, что я к нему в гости еду? 15-го дядя помер, не приходя в себя. У постели умирающего мы стояли вдвоем. Когда Эберхард прочитал краткую молитву, мы вышли к ожидающим придворным, и епископ сообщил, что-де король Конрад отошел в мир иной в здравом уме и твердой памяти, вручив своему верному соратнику и любимому племяннику Фридриху Швабскому, то бишь мне, королевские инсигнии, тем самым сделав его престолонаследником.
Врал, гад, а я стоял и слезы лил, дядя все-таки. А потом в руках у Эберхарда действительно оказались эти самые инсигнии, те, что когда-то недополучил мой отец, но теперь епископ торжественно передал их мне, заставив принять. Так и стоял я, со всем этим богатством, не зная, примут ли меня или потащат в холодный подпол, где самое место заговорщикам.
А Эберхард соловьем заливается, поет в доверчивые уши, будто бы сам слышал-наблюдал, как покойник долго думал и потом решительно отверг кандидатуру своего малолетнего сына в пользу племянника, так как Фридрих Швабский зрелый муж и опытный правитель, и все его знают и почитают, его же сынишка пока что мал да неразумен. Допустимо ли младенцу Империю оставлять? Доверять дело, с которым не всякий разумный взрослый справится! Ему же король повелел отныне владеть герцогством Швабским, на которое Фридрих Швабский больше прав иметь не будет. Вот это понравилось. Людям вообще нравится, когда от кого-то что-то отнимают. Даже не задумались, что в итоге я больше получил.
В завершение речи Эберхард сообщил совсем странное, мол, погребение Конрада, опять же по его наипоследнейшей воле, произойдет не в Лорхе, где все Штауфены покоятся, где бабушка и дедушка, где папа мой, а в Бамберге.
После чего, похоронив дядю чуть ли не впопыхах и возможно нажив себе врага в лице шестилетнего кузена и его матери, мы с епископом отправились в Кёльн.
Глава 14
Выборы
В Кёльне нас ждали с распростертыми объятиями, на въезде в город встречали архиепископы Кёльна[63]63
Арнольд II фон Вид, архиепископ Кёльна (1156–1158 гг.).
[Закрыть] и Трира[64]64
Хиллин фон Фальмагне, архиепископ Трира (28 января 1152 г. – 23 октября 1169 г.);
[Закрыть] лично, которые и провели нас в крепость, расчистив коридор. Не то, боюсь, потерялись бы среди созванных Эберхардом гостей. Все приглашенные прибывали со своими свитами, больше похожими на войска, тысячи и тысячи людей закованных в броню – не найдя себе места в гостиницах и частных домах, жгли костры прямо на улицах города, распевая военные песни и славя нового короля! Наверное, следовало одеться in pompa magna[65]65
in pompa magna (ит.). – С большой помпой. Вариант: с большой торжественностью
[Закрыть], не помешали бы и знамена, но нас узнали и приняли как и подобает. В дорожном платье меня сняли с коня и на руках торжественно понесли через весь город, во дворец.
А люди все пребывали, новые отряды уже не пускали в город, и они вставали лагерями вокруг него.
– Все! Нас уже большинство! – задыхался от радости Виттельсбах. Знамя-то где? Мое ведь оно теперь! Фридрих, скажи им!
– Это значит, папа не станет считаться с протестом архиепископа Майнцского, – ликовал Манфред. – Нас слишком много. А он один, нас слишком много и мы – Германия!
– Да, да, да… дайте же герцогу отдохнуть перед дальней дорогой. Никаких аудиенций, наш будущий король должен собраться с мыслями, да и… встретиться со своим портным. Черт возьми, ах, вам кажется оскорбительно, что вас не пущает личный копьеносец герцога, в таком случае позвольте епископу запретить вам проход. Да, это действительно я, вы не ошиблись Эберхард II фон Отелинген, епископ Бамберга, стою на страже покоя нашего будущего государя вместе с господином Манфредом. Его копьеносцем, – разорялся у дверей Эберхард. – И мне очень приятно… что вы, это для меня честь, но к Фридриху нельзя, Богом клянусь, нельзя. Выпить? Ну, давайте выпьем.
* * *
Мы едем во Франкфурт для участия в рейхстаге, который состоится 4 марта 1152 года, тема заседания обозначена туманно: «Для обеспечения в Империи мира и порядка», но все понимают – нового короля едем выбирать. И вот огромный серый зал с гобеленными, глаза слепнут от факелов, от золотых и серебряных украшений, от блеска оружия.
Открывает рейхстаг архиепископ Кёльна, который сразу же предлагает создать выборную комиссию, которая и даст стране короля.
Но кто войдет в эту самую комиссию? Господа волнуются, господа выкрикивают с места, пытаются подняться на трибуну, всем хочется сказать свое.
– А пусть сами решают, – неожиданно бросает архиепископ, расплываясь в довольной улыбке.
– Кто?!
– А все претенденты на престол. Пусть сами рассудят, кто из них более достоин носить корону.
Решение нравится, если ты сам добровольно выберешь другого претендента, к кому опосля побежишь жаловаться? С другой стороны, каждый ведь выберет себя любимого. Замкнутый круг!
Все заинтригованно молчат. Потом вдруг раздаются голоса:
– Фридриха Швабского в короли!
Я выхожу в центр.
– Генриха Саксонского!
Толпа расступается перед Генрихом Львом.
– Фридриха Ротенбургского! Он сын короля!!!
Шестилетний кузен выходит вперед, бледный, дрожащий. Он что, решил, что я его прямо сейчас резать стану? Дурила.
– Церингенов давай! Бабенбергов!
Бьют барабаны, бряцает оружие, кто-то кричит, кто-то собственным креслом лупит по колоннам, веселье! И тут же меня подхватывают под руки, под ноги, возносят над полом. Черт бы вас побрал! Не дай бог уроните!
– Не пужайся, вашество, сдюжим. – Швабские рыцари подкрались к претендентам на престол да и подняли меня на своих щитах, сунув в руки державу и нацепив откуда-то взявшиеся мантию и корону. И с криками «дорогу королю Германии Фридриху!» пронесли через весь лагерь и остановились только в специальных покоях, в которых избранники должны были сделать свой выбор. Пешие, обескураженные за нами проследовали остальные.
Говорят, что после слово взял архиепископ Майнцский, который, естественно, тут же обозвал меня лжецом и узурпатором. А, пущай разоряется, все одно никто не слушает. Все заняты, ставки делают, кого же изберут королем. Один лишь архиепископ Кёльнский кротко выслушал своего коллегу, после чего глубокомысленно изрек, что-де он сам лжец. Майнцский Кёльнскому орет – дурак ты! Кёльнский ему в два раза громче ответствует – сам дурак! Тогда архиепископ Майнца решил по-иному действовать и выдвинул следующий аргумент: слишком короткое междуцарствие – всего три недели. Не бывало прежде такого!
– А ты хочешь, чтобы мы три года без короля жили?! – показно удивляется архиепископ Кёльна. – Не бывало, так будет!
– Выборы проходят в неположенном месте, по правилам в Майнце, а на самом деле во Франкфурте-на-Майне.
– Так это же избрание, не коронация. Коронация на положенном месте пройдет, а выборы где Бог даст, главное ведь, что все в сборе!
А меж тем в покоях, отведенных для претендентов на престол, шел торг, какого свет не видывал, каждый кандидат получил по небольшой горнице со столом, креслами и местом для сна, где можно было передохнуть или подумать в тишине – идея Эберхарда. Сам он находился при мне, дабы поддержать дельным советом, другие претенденты тоже вызвали своих советников.
– Фридриху Ротенбургскому герцогство Швабское, в качестве возмещения потери престола, – с придыханием шепчет Эберхард, азартно потирая рука об руку. Сам постараешься вразумить кузена или послать кого? Матушка его шибко любит, скажу, чтобы шепнули ей, что на троне ее любимчик и года не вытянет, отравят или придушат сонного. Пусть не кочевряжится – герцогом быть тоже не плохо.
– Да, я готов хоть сейчас передать Швабию.
– Как бы не так, горазд ты будущее королевское величество герцогствами за просто так разбрасываться, – брызжет слюной ясноглазый. – Герцогство ему, а опекунство над ним – тебе. Так дела делаются.
– А Вельфу VI что?
– Дяде твоему – Тосканское маркграфство, герцогство Сполето, острова Сардинию и Корсику, я уже подкатывал к нему, за меньшее не сдастся.
Бегают, суетятся пронырливые монахи из славного города Бамберга, новой королевской усыпальницы, на кой черт ему там труп королевский сдался? Лежал бы спокойно в Лорхе.
Тук-тук, скреб-скреб, в дверную щель просовывается голова в капюшоне.
– Господин епископ, на пару словечек бы?..
Эберхард выныривает за дверь и тут же появляется.
– Дурит Вельф – сам в короли хочет! Врешь, не возьмешь. Хочет яблоко раздора схавать.
– Какое еще яблоко? – не понимаю я.
– Наследство Матильды Тосканской, которое она Генриху V Германскому завещала. Центральная Италия, жалко! Но…
– Пущай подавится.
– И то верно. Наследство Матильды вообще неизвестно чье, папа, к примеру, считает его землями курии. Вот пусть он с ним о праве собственности побеседует.
– Герцогу Чехии необходим королевский титул. Говорит, денег не надо, земель не надо. Сделаешь его королем?
– А коли остальные в короли запросятся? Обдумать надо.
– Некогда думать!
– Ладно, пущай королевствует, авось его через неделю не скинут.
– Да, хоть бы и скинули, нам-то какое дело? Ладно, я побежал.
– А тебе что? За все про все? – в последний момент хватаю за плащ своего добровольного помощника. Так дернулся в сторону, словно там у него хвост припрятан.
– Бенедиктинское аббатство Нидеральтайх в Нижней Баварии – в случае успеха, понятное дело.
Тоже губа не дура, но да этому хотя бы за дело. Если бы не он…
Тук-тук, скреб-скреб.
– Простите за беспокойство, герцоги Церингер и Бабенберг срочно на аудиенцию просятся. Пускать?
– Конечно, пускай.
Неужто хитрый епископ с ними не сторговался, что они сами ко мне пожаловали?
– Фридрих, мы это… – мнется в дверях бочкообразный Бертольд Церингер, представитель древнего рода, – мы все согласны тебе присягать. Епископ мне еще Бургундию обещал в лен передать. Так я того, подожду с вступлением в новый лен, пусть пока что будет только на бумаге. За меньшее, уж прости, не могу, потому как, если что, мои же сторонники меня осудят. С хозяином же нынешним, Вильгельмом Маконским, мы уж сами как-нибудь разберемся. Твою милость не побеспокоим.
– Сейчас присягнем, чего тянуть-то, – косится на приятеля тощий, как старая кляча, Бабенберг. – Слово даю, никто из нашего рода против тебя шага не сделает, могу и грамоту написать.
– Присягу приму, коли выберут. За доверие спасибо! Как я рад!!!
– Только ты передай этому ироду, что мы тебе покорились.
– Епископу твоему злосчастному, твои мы душой и телом.
Что за ерунда, отчего это будущий король должен перед епископом отчитываться? Ладно, главное сделано, потом допросим.
Тук-тук, скреб-скреб.
– Генрих Лев Саксонский требует отдать ему еще и Баварию. На этом основании он признает вас своим королем. – Новый герольд вежливо склоняется передо мной. Хорошо, что не прежнего наглеца послал. С этим вроде как говорить можно.
– Баварию, с радостью, только как объяснить это Генриху Язомирготту из рода Бабенбергов, который ею правит и который уже поклялся мне в верности? Нехорошо как-то со своим-то вассалом.
– Ерунда, обещай, конечно, уговоримся с Язомирготтом, не впервой, – впирается в горницу епископ.
Только тут заметил, что глаза у него цвет в цвет, что у маминого кота Сарацина. Вот ведь где встретились!
* * *
Выборы прошли не за месяц, как это предполагали участники рейхстага, и даже не за неделю, меня выбрали единогласно в течение нескольких часов, и на следующий день 9 марта, была назначена коронация, которую проводил архиепископ Кёльнский. После обряда помазания я в статусе уже не герцога Швабского, а короля Фридриха I взошел на трон Карла Великого.
Теперь мне уже не казался удивительным сам факт, что меня ждало готовое к отплытию судно с вполне трезвой командой. Путь лежал по Майну и Рейну до пфальца Зинциг, где я переоделся соответствующим образом и пересел на свежего коня, дабы добраться до Аахена верхом. Надо ли говорить, что вся моя многочисленная свита получила новую дорогую одежду и никто не остался забыт. Все это произвело на меня самое благоприятное впечатление, так что я решил для себя за благо и впредь слушаться советов Эберхарда.
Как и было назначено заранее, 9 марта 1152 года, в воскресенье, в капелле Святой Марии, резиденции Карла Великого в Аахене, я был торжественно коронован и принял имя Фридрих I. Службу провел архиепископ Кёльнский Арнольд. В новом статусе я принес клятву оказывать любовь и уважение папе римскому, защищать церковь и всех ее служителей, а также вдов и сирот и обеспечивать всем своим подданным мир, право и порядок.
