Текст книги "Король-Лебедь"

Автор книги: Юлия Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Хижина Хундинга

В центре хижины Хундинга стояло огромное дерево, так что не было понятно, толи дерево выросло в земляном полу, то ли кто–нибудь из предков Хундинга пристроил свое жилище к старому дереву. Огромное дупло служило семье буфетом, ветви поддерживали утлую крышу, вылезшие из–под земли могучие корни были превращены в скамьи и ложе.

Людвиг сам принимал участие в проектировании хижины на сцене и теперь смотрел на нее из темноты кулис, куда спрятался, услышав голоса и шаги. Меньше всего на свете король желал сейчас встретиться с кем–нибудь из своих подданных, с очередными просителями, непризнанными гениями или, упаси боже, с журналистами. Последнее время эта порода людей вызывала в нем живейшее раздражение.

Последнее время в прессе все чаще появлялись низкопробные фельетоны, которые содержали в себе нелепые догадки по поводу разрыва Людвига с его невестой. И однажды сам король прочел в одной из столичных газет интервью с Софией, которая сообщала прессе, что он – Людвиг якобы страдает галлюцинациями: королю показалось нечто такое, чего не было на самом деле. Какое «такое» привиделось королю, оставалось додумывать публике. Однажды в замке Поссенгофен у Людвига Второго, короля Баварии, помутилось в рассудке, после чего все, кого он до этого любил, стали ему не милы. Из–за галлюцинации, а не из–за чего другого, и произошел роковой разрыв, в то время как сама София была непричастна к случившемуся и на момент приступа у короля вообще отсутствовала в замке.

Не веря собственным глазам, Людвиг послал брата в Поссенгофен, с тем чтобы тот устно предупредил герцогиню о том, что не в ее интересах выступать с заявлениями в прессе. Так как в лучшем случае она прослывет шлюхой и не сможет уже выйти замуж. В худшем же подобно некогда знаменитой в Мюнхене Анастасии Вельмонд будет к чертовой матери выслана из страны без права когда–либо вновь пересечь ее границы.

Услышав о подобной перспективе, София закусила губку и замолчала, да так крепко, что о ней вот уже несколько месяцев не было ни слуху, ни духу.

Людвиг вздохнул и, присев на корточки, посмотрел вверх на искусственные листья дерева, отсюда они выглядели как настоящие. Слабый прожектор освещал их сбоку, отчего они становились почти прозрачными.

Король хотел уже скользнуть в темноту, превратившись в горного духа, который может беспрепятственно путешествовать по всем закуткам театра, не будучи замеченным никем, как вдруг он явственно услышал голос Вагнера, с которым собирался встретиться после репетиции.

Судя по шелесту шелка и умильному тону, с которым Рихард вел разговор, рядом с Вагнером были дамы. Театральное эхо немного дробило слова, делая их непонятными, что придавало ситуации особенную таинственность и красоту.

Людвиг закрыл глаза, слушая некоторое время призрачные голоса и пытаясь догадаться о предмете разговора, пока смысл не дошел до него. Точнее сказать, как раз в этот момент компания Вагнера вышла на саму сцену, оказавшись в хижине.

– Милые дамы, – теперь Людвиг явственно различил рядом с Рихардом двух незнакомых ему женщин и прикусил язык, это могло быть надолго. – Милые дамы, позвольте же теперь провести вас в святая святых нашей истории, – Вагнер галантно поклонился и изящно показал рукой в сторону занимавшего центр сцены дерева. – Однажды во время страшной грозы в дверь этой забытой богом и людьми хижины постучали. Сидевшая за прялкой женщина вздрогнула и поднялась, когда дверь распахнулась и в блеске молний перед ней предстал незнакомец.

– О, мой бог! – с деланным ужасом заломила руки одна из слушательниц. – Маэстро Вагнер, если вы будете так же красочно рассказывать и дальше, мне придется прибегнуть к пузырьку с солью, так как я боюсь, что лишусь сознания.

– Если мой рассказ настолько пугает вас, я немедленно замолчу, дабы не беспокоить вас столь сильно, – Вагнер улыбнулся, и дамы тотчас уверили его в том, что, как бы рассказ не был страшен, они не простят себе, если не дослушают его. После чего композитор продолжил. – На пороге стоял раненный, измученный и безоружный воин, который от усталости и изнеможения падает к ногам женщины, умоляя, чтобы та позволила ему перевести дух в ее хижине.

В ожидании мужа она перебинтовывает раны незнакомца и кормит его. Тот называет себя Вевельтом – Скорбным, потому что жизнь его полна печалей и разочарований.

С самого детства, милые дамы, он жил со своей семьей в лесу, где они перебивались охотой. Однажды когда он и отец были на охоте, кто–то спалил их дом, убил мать и забрал в плен сестру.

Отец и сын стали жить вдвоем, охотясь и нанимаясь воинами и охранниками к богатым сеньорам, но и это было недолгим. Отец погиб в бою, и юноше не оставалось ничего иного, как покинуть лес и явиться к людям. Но и там он не нашел счастья. Его избегали, не любили, боялись.

Однажды девушка из деревни, где поселился Вевельт, попросила его помощи, так как ее братья решили выдать ее замуж без любви. Повинуясь благородному порыву, он вступился за нее, но родственники невесты не пожелали говорить с ним. Завязался бой. Вевельт убил.

Девушка прокляла его за это, оплакивая своих братьев. Сама она погибла от рук своих же родственников, посчитавших ее основной причиной ссоры и смерти братьев.

В этот момент в хижину входит хозяин Хундинг, который слышит конец истории, и приходит в ярость.

Оказывается, убитые юноши были из рода Хундинга. Теперь он желает отомстить раненому воину. Он требует, чтобы жена заперла юношу в отдельной комнате, чтобы на рассвете сойтись с ним в честном поединке.

Зиглинда заранее оплакивает юношу, к которому чувствует непонятную ей тягу. Ночью она подсыпает сонный порошок в питье мужа, а сама прокрадывается к гостю, и…

– О, пожалуйста, без подробностей. Все знают, какой вы шалун, – дама закрыла лицо веером, другая засмеялась, отворачиваясь от Вагнера.

В своем укрытии Людвиг сплюнул, мало того что ему приходится прятаться здесь, так еще и выслушивать грязные домыслы. Но почему нельзя принять как факт, что движимая чувством любви и сострадания дама идет среди ночи к воину, для того чтобы вдохновить его на подвиг, помочь или просто продолжить разговор?! Почему непременно все нужно опошлить, изгадить, измарать?

– Движимая догадками Зиглинда пробирается к незнакомцу и умоляет открыть ей свое настоящее имя. Тот признается, что на самом деле его зовут Зигфрид. Зиглинда бросается в объятия своему вновь обретенному брату. Ведь это именно ее похитили разбойники, когда она еще была ребенком.

Теперь она понимает, что обязана спасти брата, и показывает ему заколдованный меч, застрявший в дереве, предназначенный для истинного героя. Зиглинда убеждена, что только Зигфрид может вытащить из ясеня меч. И только этот меч спасет его от Хундинга.

Зигфрид берется за меч, и тот поддается ему с легкостью.

Утром Зигфрид и Хундинг готовятся к сражению. Верховный бог Вотан посылает свою дочь валькирию Брунгильду, с тем чтобы она сражалась на стороне Зигфрида. Но тут появляется разгневанная жена Вотана. Ей стало известно, что Вотан изменял ей, приняв земное обличие и женившись на обычной женщине, которая подарила ему двух близнецов – Зигфрида и Зиглинду.

Обман раскрыт, и Вотан вынужден отступить и позволить Хундингу убить его сына.

Кто–то дотронулся до плеча Людвига, вернув его, таким образом, на грешную землю. Король порывисто встал, перед ним немного уставший стоял Рихард. Женщины куда–то подевались, в отдалении слышались приглушенные разговоры работников сцены.

– Почему вы здесь? – полушепотом поинтересовался Вагнер. – Признаться, я чуть было не пропустил вас, – он придирчиво оглядел Людвига. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Да. Вполне, – Людвиг тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя сонное состояние. Странно, он не мог сказать, спал ли он и видел сон о Зигфриде, перенесся ли каким–то непостижимым образом в мир своей мечты, или сном являлись женщины, с которыми беседовал Вагнер.

– Я тоже люблю хижину Хундинга. Мне кажется, это самые красивые декорации во всем спектакле, – Вагнер победно оглядел могучие, точно настоящие ветви дерева. – Не кажется ли вам, благородный друг, что было бы замечательно жить в такой хижине, слушая, как птицы поют в ветвях дерева, а под корой струятся свежие соки? Как журчат ручьи и какой–нибудь короед тихо шебаршится… черт возьми! Я бы хотел быть дервишем и жить в лесу, подальше от этой толпы, интриг, от зависти и вражды. Ночью мы могли бы наблюдать крупные звезды, глядя в черное небо. Днем… – он махнул рукой. – Мечты, мечты… Послушайте меня, Людвиг, вы один на всем белом свете, кто может понять меня. Вы – истинный мечтатель и романтик, вы и только вы!.. – Вагнер кивнул на прощанье королю головой и исчез в темноте кулис.

Какое–то время Людвиг стоял один, растроганный, воодушевленный, счастливый.

Хижина Хундинга – настоящая хижина Хундинга, сделанная один в один с хижины на сцене. Вот проект, достойный королевского участия. Дом Вагнера – дом дружбы, романтики и искусства.

Действительно, к чему Рихарду виллы и усадьбы, когда он может жить в лесу, возле прекрасного озера с лебедями. Жить, не думая ни о чем, кроме вечной музыки?!

Сказано – сделано. Для постройки хижины Хундинга была выбрана любимая липа Максимилиана Второго недалеко от лебединых озер. Людвиг самостоятельно перестроил проект, сделав хижину местом, пригодным для жизни.

Хижина была построена в кратчайшие сроки, и вскоре вместе с Вагнером они посетили это удивительное сооружение, выпив мадеры во славу искусства и послушав спрятанных за деревьями флейтистов.

Радости Людвига не было предела.

– Теперь ты, дорогой друг, наконец–то сможешь отрешиться от суеты окружающего мира, от пыли городов, от зависти и интриг.

Это дерево – такое же чистое и совершенное, как моя привязанность к тебе. Я счастлив, что судьба позволила мне узнать тебя, и теперь, когда я уверился в том, что ты истинный романтик… – Людвиг запнулся и налил себе шампанского. – Должен признаться, что в какой–то момент я усомнился в твоей бескорыстности и желании жить, посвятив себя лишь чистому искусству и природе. Жить как дервиш, как лесной колдун или эльф. О, как я завидую тебе, Рихард! Твоему уму, силе, мужеству. Этот дом живой, потому что вековая липа жива, она растет, и вместе с ней будет расти хижина Хундинга или, что я говорю, твоя хижина, Рихард! Позволишь ли ты мне иногда посещать тебя? Смогу ли я время от времени приходить к тебе, чтобы приносить немного шампанского, столь прекрасно скрашивающего одиночество и будящего воображение? Или ты пожелаешь затвориться от всех, оставшись наедине лишь со своим гением? Решать тебе, но…

Людвиг не успел закончить тост, остановленный странным поведением Вагнера, который вместо того чтобы поблагодарить друга за воистину королевский подарок, пожелать осмотреть дом или даже попросить Людвига оставить его в одиночестве, вдруг вскочил и, схватив шляпу, пулей вылетел из хижины. Не останавливаясь, он пересек поляну и прыгнул в привезший друзей экипаж, словно опасался, что тот вдруг исчезнет или превратится в тыкву, подобно карете Золушки. На ходу Вагнер кричал что–то о репетиции, вызове новой примадонны и срочном ужине у министра юстиции, которые он не мог пропустить.

Немного озадаченный и смущенный подобным поведением друга Людвиг провел ночь в хижине Хундинга в полном одиночестве.

Он откровенно не понимал желание друга покинуть столь замечательное место, даже не посидев в тиши и покое, не посвятив ночь медитации или молитве, сладким грезам или творчеству. Да что там – даже не осмотрев как следует подарок короля, который тот готовил с такой любовью и заботой.

Ведь в хижине было все, что могло понравиться взыскательному вкусу Вагнера, была небольшая библиотека с редкими книгами и погребок с любимыми винами и лакомствами композитора. Жесткое ложе, покрытое шкурой медведя, на которой столь приятно было лежать, слушая пение птиц и возню жуков в коре. На стенах висели шкуры животных и обычные охотничьи трофеи, некоторые из которых Людвиг привез из Хохеншвангау. Кроме того, в ветвях липы находилась искусно замаскированная смотровая площадка, откуда ночью можно было любоваться звездами.

Нередко совершающий путешествие в другую страну лишь для того, чтобы посетить какой–нибудь музей или полюбоваться знаменитым видом, Людвиг не понимал, что Вагнер мог попросту испугаться комаров или ночной сырости, от которой у него ломило спину. Что он был обязан каждый день приходить на репетиции и не может по собственному желанию оставить на несколько дней капеллу. Что, наконец, он считал, что шампанское с рейнвейном и с фиалковым эфирным маслом, которое обожал его король, воняет духами, от которых его мутило.

Живущий в мире своих грез и являющийся, по сути, небожителем, так как слишком длительные витания в облаках накладывают на человека определенный отпечаток, Людвиг не мог понять чаяний простых смертных.

Впрочем, эпизод с хижиной ни коим образом не омрачил их отношения с композитором.

Вагнер и антивагнеристы

После того как расстроилась свадьба Людвига и Софии, партия иллюминатов не уставала предлагать королю новых и новых кандидаток в невесты, но он не желал слушать о новой женитьбе, отказывая всем.

Все свое свободное время он отдавал капелле и театру, одновременно воюя за каждый пенни на постановки с королевскими министрами, считающими увлечение Людвига театром чрезмерным и разорительным. Но, как показала история, это были еще только цветочки.

Вагнер был счастлив, оттого, что все его идеи встречались юным королем с неизменным восторгом, а все просьбы немедленно исполнялись. Сам же Людвиг чувствовал себя на гребне счастья, видя, как его «Парсифаль» становится лучше и совершеннее день ото дня.

На Рождество король роздал своим подданным и ближайшему окружению огромное количество подарков. При чем все эти подарки он выбирал лично в дорогих художественных магазинах. Надеясь доставить радость, а не просто следуя формальному ритуалу.

Разобравшись с подарками, король уехал на Рождество в Хохеншвангау, чем не преминули воспользоваться недоброжелатели Вагнера, которых день ото дня становилось все больше и больше.

Дело в том, что за время нахождения в Баварии Вагнер сделался фактическим хозяином придворного театра. Для своих постановок он выписал из Дрездена знаменитого капельмейстера Ханса фон Бюлова и других друзей–музыкантов, каждый из которых теперь получал жалованье из казны и имел свой дом.

После удачной премьеры «Летучего Голландца» король приказал основать в Мюнхене музыкальную школу, директором которой должен был стать сам маэстро Вагнер. В этой школе певцы и певицы должны были готовиться к сценической работе по совершенно новой и невиданной до этого системе. Но и это было еще не все. Король и композитор готовили очередной проект, который должен был утвердить совет.

С самого начала знакомства с творчеством Вагнера Людвиг мечтал подарить композитору театр. Но не обычный театр в современном его понимании, Вагнеровский театр должен был стать подлинным храмом искусств. Для разработки архитектурного плана был приглашен сам Готфрид Семпер, который тут же приступил к работе.

Новый театр должен был быть построен не в пыльном Мюнхене, как это могли вообразить члены королевского совета, а на лоне природы, на возвышенности, как строятся замки и воздвигаются величественные монументы и храмы. Вначале Людвиг хотел насыпать искусственный холм, но потом брат Отто напомнил ему о холме, расположенном на правом берегу Изара.

Проект был встречен в штыки представителями обеих враждующих партий. На этот раз недовольство королем и его любимчиком, как теперь называли Рихарда Вагнера, впервые за долгие годы сплотила иллюминатов и рыцарей Святого Георгия.

Не стоит, однако, думать, будто бы среди державших власть в своих руках политиков не было истинных приверженцев искусства. Просто проект оказался баснословно дорогим. Мало того что на постановки вагнеровских опер король выбрал уже весь полагающийся ему бюджет казны, так еще теперь следовало изыскать где–то 2 568 299 гульденов на расчистку территории, отводящейся под строительство и постройку самого здания. А если добавить сюда улицу и мост, которые вели к театру, то сумма зашкалит за 5 000 000 гульденов.

Это был повод для настоящего конфликта. Проект долго не утверждали. Между тем пресса все чаще стала помещать статьи, обличавшие композитора как растратчика, кутилу и революционера, которого отказывались терпеть при нескольких дворах Европы. И который единственно ради разрушения Баварии был заслан теперь в ставку к не в меру впечатлительному и эмоциональному королю врагами государства.

Иллюминаты занялись прессой, грегорианцы пытались воздействовать на молодого короля через его родственников и ближайшее окружение.

Финансовый отчет по постройке нового театра открыто публиковался во всех печатных изданиях, вызывая полемические выступления. Все кому не лень ругали Вагнера за корыстолюбие и дурное влияние на еще юного и неопытного в таких делах Людвига.

На каждом углу Мюнхена раздавались листовки, в которых черным по белому было написано о том, что казна Баварии пуста. А это значит, что не далек тот день, когда Людвигу придется идти по миру с протянутой рукой, выклянчивая кредиты для своей многострадальной отчизны. Что же при этом ожидает рядовых баварцев? Не что иное, как нищенское существование, в результате которого порядочным отцам семейств придется чистить сапоги приезжим в Баварию иностранцам, в то время как их сыновья будут искать себе службу в иноземных армиях, а дочери – в публичных домах.

То тут, то там вспыхивали организованные и несанкционированные собрания, на которых горожане открыто обсуждали невероятный проект и его последствия. Дошло до того, что приехавшему после короткого отдыха Людвигу было сообщено, что его народ категорически протестует против постройки столь дорогого храма искусств, что в любой момент ситуация может выйти из–под контроля. И тогда неминуемо произойдет народный взрыв.

Людвиг решил игнорировать мнение толпы, и раз казна не могла дать ему необходимой суммы, он обратился с аналогичной просьбой к управляющим личной королевской кассой. Где его также ждал отказ.

Возмущенный до глубины души поведением своих придворных, Людвиг метался в поисках денег. Его глубоко уязвил сам факт, что он – король не может распоряжаться тем, что дано ему по праву, то есть деньгами своей страны. Положение усугублял тот факт, что театр он обещал своему другу и учителю, единственному человеку, которого любил и перед которым не хотел выставить себя обманщиком и завравшимся мальчишкой.

Когда же король попытался призвать свое ближайшее окружение к порядку и заставить их повиноваться, те намекнули ему, что умело направленная энергия толпы может не только запретить постройку дорогостоящего здания, но и разорвать королевского любимчика на мелкие кусочки.

Угроза подействовала, и Людвиг отступил. Но не отступили антивагнеристы, с этого дня молодой король мог ждать только самого худшего. Заговор против Вагнера был настолько очевиден, что король мог следить за развитием событий из бульварных газет.

Вагнера обвиняли в сатанинском влиянии на короля и непомерных тратах.

На какое–то время король и композитор перестали разговаривать на политические темы. А общительный и любящий дружбу, всегда готовый прийти на помощь оказавшимся в немилости у фортуны друзьям, Вагнер теперь наотрез отказывался просить за кого бы то ни было, опасаясь, что самая невинная просьба к королю может сыграть роль спички, поднесенной к пороховой бочке, на которой сидел в последнее время композитор.

Повторялась ситуация с «революцией» 1848 года, в результате которой дед короля Людвиг Первый был вынужден отречься от престола в пользу своего старшего сына Максимилиана Иосифа, так как подстрекаемая иллюминатами общественность тогда обрушилась вдруг на его отношения с госпожой Лолой Монтез.

Тогда король и магистр ордена тоже не думал, что выплывшая на свет божий интрижка может повлечь за собой нечто посерьезнее обычных воплей святош и рождения новых анекдотов о королевской семье. Но потом, потом он горько пожалел о том, что не принял мер в самом начале. Любовь стоила Людвигу Первому короны.

И как оказалось позже, прекрасная Лола – являющаяся одним из лучших агентов иллюминатов, испарилась, едва только с головы ее любовника слетела корона Баварии, и операцию по смене власти в стране можно было считать успешно завершенной. Любопытно, что именно тогда потерявший почти все король вдруг вновь сошелся со своей женой, с которой не жил несколько лет. Бывшая королева приняла своего раскаявшегося мужа с трогательной заботой и лаской.

Людвиг знал об этой истории и не желал ее повторения. Меж тем недоброжелательство вокруг Вагнера усиливалось, так что король явственно видел веревку общественного мнения, сжимавшуюся на шее его друга.

Вагнера обвиняли в том, что он растратчик и мот, похитивший из казны более двух миллионов гульденов. Такая сумма не могла не шокировать прижимистых бюргеров. О Вагнере говорили, что он обожает роскошную обстановку, которой окружает его король с того момента, как «злой гений» пересек границу Баварии.

Один из пожелавших остаться неузнанным журналистов приклеил Вагнеру позорное прозвище «Лолус». Намекая на любовницу Людвига Первого Лолу, из–за которой тот расстался с властью.

Зная о том, что отзывчивый и готовый прийти на помощь попавшим в затруднительное положение друзьям Вагнер выписал в Баварию множество своих приятелей и некогда работавших с ним музыкантов, газеты подняли ор: мол, нищие в своем отечестве бездельники получают дворцы и виллы в Баварии, для которых эта несчастная страна представляется чем–то вроде золотой Эльдорадо.

Тут же публиковались финансовые отчеты о тратах самого Людвига.

И Вагнер, и король были вынуждены защищать себя через прессу. Композитор даже опубликовал подлинный финансовый отчет о полученных им гонорарах за истекшие три года. Тридцать тысяч гульденов в первый год, тридцать шесть тысяч – во второй и сорок четыре тысячи – в третий, но это ничего не дало.

Измученный постоянными нападками на него, Людвиг метался из замка в замок, пытаясь лично убедить министров принять его сторону. В конце концов, то, что планировали они с Вагнером, должно было прославить Баварию, сделав ее совершенно необыкновенным местом. Что же касается Вагнеровского театра, то по самым скромным расчетам он должен был оправдать вложенные деньги не позднее чем через пять лет с момента первой премьеры в нем.

Еще в пору своего правления дед Людвига неоднократно говорил, что его цель сделать Мюнхен местом, не побывав в котором нельзя будет сказать, что был в Германии.

Так же как и дед, Людвиг строил замки и поддерживал на высоком уровне культуру и искусство. Для кого? Неужели только для себя?!