Текст книги "Рунет: Сотворенные кумиры"

Автор книги: Юлия Идлис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Искусство провокаций

Итак, первое правило игры – тайна. Второе правило игры – открытые карты. Каждый участник игры заранее раскрывал избираемому в каждом туре крупье все свои предполагаемые ходы. Только так игра приобретала смысл. Ибо суть игры состояла в том, чтобы совершить провокацию.

Те трое, что собрались в декабре 2004 года в подвальном зале La Casa, были давно работавшими в медиа людьми, силами которых была устроена не одна и не две масштабных провокации. Но все эти провокации делались по случаю, а иногда и вовсе получались вне зависимости от наших усилий. И я, и двое других участников встречи потеряли драйв, все трое испытывали некоторый кризис в своих областях. И тогда я предложил игру. Каждый из нас заранее придумывает провокацию и объявляет ее суть другим. После чего осуществляет эту провокацию. Выигрывает тот, чья провокация имеет наиболее широкий резонанс. Тут же было предложено играть на деньги – участвовать в игре можно только сделав ставку. Выигравший забирает себе весь банк. Так все начиналось. Со ставок в сто долларов. Сейчас, когда ставки торгуются и в некоторых турах игры доходят до десяти тысяч долларов, ощущения от игры совсем другие. Это захватывает целиком, от игры не избавиться, и вряд ли любое казино сравнится с этим, поскольку тут ты играешь, не уповая на случай, а рассчитывая на свою провокацию.

Очень скоро мы ввели фигуру крупье – человека, который избирался на каждый тур игры и который единственный знал все заявленные провокации. Это было нужно для того, чтобы участники игры не перебивали провокации других – а это началось сразу же после того, как к нашей игре стали присоединяться другие работники медиа. Журналисты, продюсеры, редактора. Мы даже не могли предположить, что уже к весне 2005 года игра выйдет на уровень крупных газет, а к концу того же года в нее включатся сотрудники федеральных телеканалов. То, что начиналось как невинная шутка (Киев – блядь городов русских, май 2005 года, 532 комментария), превратилось в огромную раковую опухоль, поразившую всю столичную медиа. Я не знаю, играют ли в провокацию в регионах, но уверен – что да, играют. В условиях, когда ничего не происходит, журналисты и редактора сами выстраивают медиапространство, а когда это происходит в рамках денежной игры – то борьба за осуществление как можно более яркой провокации становится очень жесткой. В нашей игре, бывало, срывали банк более чем в сто тысяч долларов! Были такие туры. Тогда становилось страшновато. Бывали люди, которые были настолько уверены в своих силах, что ставили на игру последние деньги, – и все проигрывали. Потому что в провокации, помимо ума, нужно еще и везение.

На сегодняшний день в игру вовлечены большинство «тысячников» в ЖЖ, большинство популярных журналистов и колумнистов всех крупных интернет– и бумажных изданий, многие редактора теленовостей, сотрудники радиостанций, новостных агентств, молодежные политики и даже несколько депутатов Государственной думы. Самым сложным было придумать систему ставок, учитывающую самые разные финансовые возможности участников игры, и разработать набор формальных правил, которые бы позволяли оценивать масштаб резонанса провокации в разных медиасредах. Мы разработали эти правила, и когда их формальная применимость перестала вызывать сомнения, в игру стали включаться люди, которые раньше только смеялись над «междусобойчиками в ЖЖ». Я не могу говорить за других, могу отвечать только за себя – на Бизюльке я выиграл один тур (приличный – 40 тысяч долларов). Причем это был чистый и красивый выигрыш – естественно, никакие десятки тысяч людей не скачивали песню про Рачка. Ее вообще никто не скачивал. Но о Бизюльке снимали телерепортажи и писали о ней статьи в газетах. Еще один мой выигрыш – матери Беслана, которые должны были нарожать новых детей. Несмотря на небольшое количество комментариев у исходного поста (около 300), резонанс был широк и вышел за пределы одной медиа – история попала на радио и в газеты. Выигрыш, правда, был не очень большой – 18 тысяч долларов.

Но то были игрушки – я вовсе не был самым удачливым игроком. Я не могу рассказать, кто и за что сорвал банк в 107 тысяч – но это было событие, освещавшееся всеми федеральными телеканалами. Чистая и красивейшая провокация. Кое-кто выигрывал приличные банки путем написания романов. Еще крупную сумму срубил паренек, который развел Аркадия Мамонтова (который ни сном ни духом!) на историю с английскими передающими камнями. А вот разводка по поводу американских тюрем на Украине у паренька не получилась – он тогда поставил крупную сумму, проиграл ее и больше пока не ставил. Может, решил выйти из игры.

А выйти из нее у меня лично есть множество причин. И дело не только в деньгах, хотя проигрыш десяти тысяч долларов в месяц – это сильный удар по семейному бюджету, и каждый раз объяснять жене, куда делись деньги, мне надоело. Самое главное, что за время участия в игре я рассорился с огромным количеством хороших людей, причем не потому, что эти люди чем-то мне не угодили, а просто потому, что на каждой такой ссоре я пытался сделать провокацию. Эти люди были дровами в моей игре, которую уже нельзя было остановить. Например, на истории с закрытием программы «Как это было на самом деле» на «Эхе Москвы» я выиграл маленький тур – шесть тысяч. Не бог весть что, но ведь выиграл же. Результат – испорченные отношения с Венедиктовым. Развод «Наших» на донорство крови и последовавшие за этим их разборки с «Донорами – детям» – тоже чистый выигрыш. Прямо перед Новым годом, красиво. Результат – испорченные отношения с достаточным количеством вовлеченных в это людей.

Я уже не говорю о демшизе, с которой у меня были вполне нормальные отношения, но со всеми (до единого человека!) эти отношения были испорчены – с Шендеровичем, с Альбац, с Рыклиным, со всеми остальными. Просто потому, что мне было уже не остановиться – все они были дровами для игры. И на всех на них (кроме Рыклина) я заработал денег. Последний выигрыш – разводка Альбац через третьего человека, который рассказал ей о продаже «Коммерсанта» за 120 миллионов долларов. Я заработал на этом 15 тысяч долларов.

Я восстановил против себя тысячи людей. У меня практически не осталось знакомых, с которыми я бы не испортил отношений. Мои финансы скачут с амплитудой, которой позавидует любой фондовый рынок. Я решил выйти из игры и рассказать о ней, чтобы все знали, как относиться к провокациям с моей стороны. Может, они и будут продолжаться – не так-то просто выйти из этого состояния постоянного придумывания провокаций. Но я постараюсь до осени окончательно излечиться – как сейчас я смог перестать пить.

Из журнала mrparker, 27 июля 2006

Этот пост про игру в духе Германа Гессе многие тогда восприняли всерьез: одни – как раскаяние продажного политтехнолога, другие – как похвальбу матерого провокатора, славу которого Паркер к этому времени успешно заработал, третьи – как манифест и призыв не доверять СМИ. Провокации, разумеется, продолжились. Во-первых, они удаются Паркеру лучше всех. Во-вторых, к 2006 году в «Живом журнале» сформировалось ядро аудитории, заточенной под распознавание, разоблачение и участие в разнообразных провокациях: активные комментаторы чужих постов и потребители ежедневного новостного потока, которые имеют не только собственное мнение относительно всего, но и потребность высказывать это мнение при большом скоплении онлайнового народа. Грубо говоря, это пользователи, которые под любым постом общественно-политического характера пишут нечто противоположное посту по смыслу и разоблачительное по сути. Будет преувеличением сказать, что эту аудиторию воспитал именно Паркер. Она сложилась под влиянием многих факторов. Тут и схлопывание гражданских свобод в обществе после 2003 года, и развитие русского интернета вкупе с расширением интернет-покрытия по стране, и невозможность юридического регламентирования и цензурирования сетевого контента, и резкий скачок популярности блогов как площадки, где всем предоставлено право на публичное высказывание собственного мнения, и особенно старинная русская привычка делать политику и «судьбы Родины» предметом кухонных бесед с малознакомыми людьми.

Заслуга и главный козырь Паркера в том, что он – плоть от плоти этой аудитории и потому понимает ее лучше других. У него, как и у большинства оголтелых ЖЖ-комментаторов «политического» толка, есть все – знание ключевых фигур, понятий и новостей дня, бойкое перо, желание и способность много, часто и разнообразно писать в блоги, – кроме четкой идеологической позиции. Поэтому в его блогах, как в виртуальном идеологическом гипермаркете, можно найти все что угодно.

Тут и популярная конспирология[66]66
  В октябре 2008 года, когда в России появились первые признаки финансового кризиса, охватившего Запад, Паркер отреагировал на серию «кризисных» постов Антона Носика и Норвежского Лесного следующей записью: «Носег с Лесным продолжают нагнетать за кризес. Не знаю, участвует ли Лесной в новом проекте Носега, но очевидна попытка нагнать страху с тем, чтобы хорошо стартануть финансовый ресурс, которым сейчас управляет Носег. То есть, в идеале им нужен полный пиздец с падением банков, очередями вкладчиков и тому подобной хуйней. Как для РБК в 98-м».


[Закрыть], и стеб над властью[67]67
  В том же октябре 2008-го Паркер прокомментировал заявление Владимира Путина по поводу повышения рождаемости в стране («Здесь очень важно, чтобы мы все свои обязательства выполняли ритмично. Я имею в виду родовые сертификаты, материнский капитал, чтобы все вовремя индексировалось. У нас для этого есть все возможности, несмотря ни на какие мировые финансовые кризисы»): «Такое ощущение, что они там стебуццо все над страной».


[Закрыть], и издевательства над интеллигенцией[68]68
  В ответ на пост Антона Носика о том, что «основная особенность интеллигенции… – это неумение и неготовность ходить строем», Паркер написал: «Я бы усовершенствовал формулу. Основная особенность интеллигенции, в моем понимании, – это неумение и неготовность».


[Закрыть]. Авторский конформизм такого масштаба у Паркера соответствует его всеядности как читателя.

– Вы говорите, что основную информацию получаете из ЖЖ. Кого читаете?

– У меня лента очень толстая.

– По какому принципу вы френдите?

– Нет никакого принципа. Все происходит случайно: понравился конкретный пост, или какой-то человек сказал: «Добавь меня», или еще что-то. Очень разнообразный калейдоскоп, из этого картина и складывается. Там есть какие-то конченные офисные самураи, девочка-секретарша и толстые журналисты, – в общем, полный спектр. Плюс к этому я слушаю «Эхо Москвы». То есть у меня все нормально с информацией.

Человек, настроенный по отношению к Паркеру дружелюбно, в этом месте подумал бы, что Максим Кононенко просто любит жизнь – в антропологическом смысле. То есть во всех ее человеческих проявлениях. Только феномен Паркера состоит как раз в том, что таких людей с каждым годом становится все меньше, а читателей Паркера – все больше.

Иудей, атеист и мусульманин

Stalic – Примите соболезнования

Всякая земная жизнь имеет свой предел. Однако потерять Батюшку жалко, человек он был, несомненно, очень положительный.

Uskov – Умер Патриарх Алексий

…

Dolboeb – …

Умер Алексий II.

В ленте подряд.

Из журнала mrparker, 5 декабря 2008

– Как вы думаете, почему вас читают?

– Сейчас многие – наверное, из какого-то антропологического интереса. Я для них такой диковинный зверек. Наверное, провокуху какую-нибудь хотят. А в разные времена читали по-разному. У меня лытдыбра совершенно не осталось в журнале, а остался такой жанр, как на «Идиоте»: я вырываю кусочки из новостей, которые кажутся мне смешными. Людям нравится. Мало кто еще это делает. Поэтому сейчас, наверное, читают как дайджест такой смешной – антилиберальный, антизападнический. А раньше был лытдыбр, с девушками какие-то вопросы решались… Тоже было интересно.

– Это были открытые записи?

– Да, я для френдов никогда ничего не писал.

– Почему?

– А какой смысл? Все люди, с которыми я знаком в интернете, мне не друзья, а просто знакомые. Какая разница, сказать это сотне малознакомых людей или тысяче малознакомых людей?

Я тут перелез на новый блог-клиент (к вопрошающим – не знаю, как называется, это приблуда к файрфоксу).

В связи с этим в ЖЖ напрямую я больше не буду писать – только трансляцией через идиот.

То есть, кроме идiотъской палитеги вам придется читать и лытбыбр. В принципе его теперь уже немного, но если надоест – кричите, я исправлюсь и избавлю ГАЗЕТО от своих домашних дел.

А так – завтра празднуем 69 лет маме. Буду готовить плов по маргилански (Сталик – сцуко, хам и мразь). Поэтому сейчас пойду чистить казан, который стоял месяц под дождем.

Потом буду готовить долму для этого плова.

А потом с Катей будем готовить пойманное вчера щчуко с хрено. И запивать все это вотко.

А завтра – праздновать, ага.

И это будет закрытие дачного сезона. В этом году мы провели на участке полгода (с апреля по сентябрь). Если все будет хорошо, то в следующем году мы уже переедем сюда окончательно.

Но с понедельника я возвращаюсь в Мосрентген, и сразу же:

1) продолжаю работать над группой «Жопа» (записаны три песни, в работе еще одна, надо делать клипы)

2) буду писать «Северный Кремль»

3) продолжаю работу над суперпроектом с Заштопегом

Ну и еще кое-что. Планов громадье, сил еще больше (я похудел уже на 8 килограммов!), целая осень спиннинга, встреча одноклассников через (страшно сказать) 20 лет после выпуска в Питере. Ну и много еще чего.

Оставайтесь с нами.

Из журнала mrparker, 19 сентября 2008

Публичную репутацию одного из самых беспринципных блогеров Рунета Паркер заработал, главным образом, не из-за отсутствия принципов как таковых, а благодаря тенденции подвергать сомнению даже самоочевидные с этической точки зрения вещи. Возложение цветов на местах терактов (в переходе метро на Пушкинской площади в Москве или у печально знаменитой школы в Беслане); благотворительные концерты в полуразрушенном Цхинвали осенью 2008 года; право бесланских матерей добиваться наказания для тех, кто прямо или косвенно был виноват в гибели их детей; отказ в амнистии беременной Светлане Бахминой; смерти знаменитых людей (например, Майкла Джексона и Ивана Дыховичного в 2009 году) – все это становилось предметом обсуждения, если не стеба, в его блогах. В каком-то смысле mrparker – как Наташа Ростова в опере[69]69
  «В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что-то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками». (Толстой Л.Н. «Война и мир», в 4 томах. Том 2. – М.: Эксмо, 2010.)


[Закрыть]: он транслирует наивный до идиотизма взгляд на мир, почти что примитивистскую оптику. Для него не существует нравственных аксиом или общепринятых правил в отношении событий, которые выносятся на публичное обсуждение; любая новость подвергается остраннению[70]70
  Остраннение – термин, введенный В.Б. Шкловским первоначально для обозначения принципа изображения вещей у Л.Н. Толстого. Шкловский так определяет «прием остраннения»: «не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание “видения” его, а не “узнавания”». При остраннении вещь не называется своим именем, а описывается как в первый раз виденная. (http://www.ec-dejavu.net/o/Ostranenie.html). – Прим. ред.


[Закрыть], деконструкции и, в конечном счете, осмеянию. Такая позиция, сродни позиции юродивого на площади, в блогосфере дает почти неограниченные права, поскольку ничего хорошего, тактичного или хотя бы уместного от ее носителя никто не ожидает. На сайте idiot.ru Паркер резюмировал ее в «Манифесте идиота»:

«Я – тупой. Я понимаю в жизни не так уж и много, но то, что я в ней понимаю, я понял сам. Без исторических примеров, без мнений экспертов и без советов со стороны. У меня нет кумиров и авторитетов. Я не обращаю внимания на моду. И даже взаимоотношения с богом у меня свои собственные – без посредства какой бы то ни было церкви.

Я – идиот. Я познаю мир, не слушая, что говорят об этом мире другие. Я учусь только на своих ошибках и трачу годы на понимание того, что остальные люди просто прочитывают в книгах.

Я – моральный урод. Для меня не существует общепринятой человеческой морали. У меня своя собственная мораль, созданная на основе самостоятельных наблюдений над природой и взаимоотношениями людей. Бывает, я делаю людям больно. Но я за эту боль отвечу. А еще я ужасный циник, и это доводит до слез даже мою жену.

Я – антигерой. У меня нет принципов. Я не ищу справедливости и мало интересуюсь тем, кто виноват и что делать. Я сам решаю, что и когда мне делать.

И если это кому-то не нравится – просто не делайте так.

Я даже не буду заканчивать этот текст, потому что он мне уже надоел. Он тупой и пафосный. Совершенно идиотский. Глупо в моем возрасте писать подобные тексты».

Впрочем, разница между Паркером и Наташей Ростовой заключается в том, что если для Наташи подобное остраннение – скорее, тактический ход, позволяющий просто переждать скучное зрелище, то для Паркера – стратегический, направленный на достижение определенной цели. К примеру, пост «Убей натовца», за который администрация Livejournal.com впервые заморозила его ЖЖ, можно было считать типичным «идиотским» остраннением темы НАТО. Но сам Кононенко в одном из интервью признавался, что у этого поста была и «настоящая», не провокационная цель. Он добивался удаления своего журнала, потому что «надо было его убрать на какое-то время». Как пишут анонимные авторы антиэнциклопедии «Луркоморье», «в 2007–2008 годах Паркер под началом Барщевского работал членом Высшего совета карликовой говнопартии “Гражданская сила”. На время избирательной кампании он завел себе новый ЖЖурнал maxim-kononenko, а старый подставил под суспенд, видимо, поленившись выпиливать оттуда сотни компромата».

Между либералами и консерваторами

В 2005 году Максим Кононенко, «цепной пес кровавого режима» и один из многообещающих авторов издательства «КоЛибри», в разговоре со мной дал определение понятию «либерал». «Либерал, – сказал он, – это же не человек, который хочет вот сейчас немедленно устроить в стране березовую революцию. Либерал – это человек, придерживающийся либеральной системы ценностей, считающий, что участие государства в жизни страны должно быть минимальным. Есть люди других взглядов – они считают, что участие государства в жизни страны должно быть максимальным. Бывают либералы, а бывают революционеры. И революционером можно быть на любой идеологической платформе: на либеральной, на национал-большевистской, на коммунистической. У них у всех есть одна цель: сесть вместо тех, кто сидит сейчас».

В 2008 году Максим Кононенко, телеведущий, автор антилиберального романа-пародии «День отличника» и то ли вдохновитель, то ли член сценарной группы комикса о суперчеловеке Борисе Грызлове, в разговоре со мной продолжил развивать философию либерализма.

– Либеральные люди очень интересные, – сказал он. – Они очень полюбили этот проект [ «Владимира Владимировичатм». – Ю.И.] изначально и везде на него ссылались. А потом, когда он стал популярным, меня стали звать на всякие передачи и брать у меня интервью, и я в этих интервью стал говорить, что меня-то как раз президент в принципе устраивает. И я пишу не сатиру, а просто смешные истории. И они как-то сразу охладели и потеряли ко мне интерес. А был момент, когда они меня звали в свои закрытые клубы, где собирались люди и думали, как им обустроить Россию. Реально ведь есть такие клубы, – удивляется Кононенко – кажется, что притворно. Но, может быть, это просто особенность освещения в «Икре». – Мероприятия какие-то они там проводят, пишут какие-то программы – такие толстые документы. Не знаю, для кого они все это делают.

– А чем вас устраивал президент Путин тогда?

– Может, это совпало с тем, что у меня в жизни все как-то стало хорошо, – легко отвечает Кононенко. – При Ельцине мне реально не платили денег, я не знал, что будет завтра, что будет послезавтра. А при Путине я стал знать, что будет через год, через два, и мог планировать. Меня устраивала эта ситуация. Иначе говоря, я понимаю, что есть, наверное, какие-то проблемы с телевидением, со свободой слова, с правами человека, с судами, – но у меня таких проблем нет. У меня нет проблем со свободой информации, потому что я всю информацию свободно получаю в ЖЖ, какую угодно. Я не смотрю телевизор, поэтому меня не обламывает программа «Время». Поэтому у меня нет такой проблемы. У огромного количества людей она есть, но у огромного количества людей ее нет. Я отношусь к тем, у которых ее нет. Поэтому эти как бы объективно негативные последствия и свойства путинского режима мне не мешают, они где-то там, сбоку. У меня ведь душа за народ и за страну не болит: я давно пребываю в глубоком убеждении, что если с Россией за тысячу лет столько всякого делали, а ей все по барабану, то и этот маленький эпизод абсолютно ничего с ней не сделает. Поэтому я очень просто отношусь к ситуации: мне нравится здесь. Мне нравится все, что здесь происходит. Ну, есть какие-то вещи, которые мне не нравятся, но они не такие уж прямо, чтобы меня выворачивало.

– А что будет через год?

– Со мной?

– С вами, не со страной же.

– Я знаю, что будет со мной через год.

– И что же?

– Я через год надеюсь получить часовую программу на радио.

– А что это будет за радио, что за программа?

– Ну, какое там будет радио, я не знаю. Я на ВГТРК работаю, сейчас у меня ежедневные комментарии на «Вести FM». Видимо, буду на «Вести FM» или на «Маяке». Лучше, конечно, на «Маяке».

– Потому что там аудитория пошире?

– Да, пошире и потолще.

Этот разговор состоялся осенью 2008 года. Осенью 2009 года часовой передачи на радио у Кононенко не было. Зато в сентябре в эфире НТВ появилась его еженедельная программа «Коллекция глупостей». То есть при Путине Паркер не стал знать, что будет с ним через год, а всего лишь научился планировать и загадывать. Может, просто повзрослел.

Впрочем, выяснилось это даже не сейчас, а шесть лет назад, во время и сразу после трагедии в Беслане. 1 сентября 2004 года на сайте Vladimir.vladimirovich.ru появился своего рода дисклеймер, который гласил: «КАЖДЫЙ теракт БУДЕТ освещаться в проекте Владимир Владимирович Ру. Даже если в этом теракте погибнут мои друзья или родные. Потому что жизнь замолчать нельзя. Идите на хуй с нравственностью и моралью. У меня морали нет. У меня одна голая правда».

Это была позиция, за которую Паркер сражался и продолжает сражаться до сих пор – правда, с меньшим пылом и большей самоиронией. Позиция заключалась в том, чтобы всеми правдами и неправдами остаться человеком без всякой позиции, этакой «продажной сволочью». Потому что, по его мнению, только такая позиция дает своему адепту наибольшую степень свободы.

Однако уже 7 сентября, в день всероссийского траура по жертвам бесланской трагедии, выяснилось, что и у этой свободы есть свои нюансы и самоограничения. Не этические – другие.

На сайте Vladimir.vladimirovich.ru появилась запись: «Я написал историю, а выкладывать на сайте не хочу – траур». Вскоре появилась еще одна запись: «А история актуальнаяЮ бладь»[71]71
  На самом деле запись должна выглядеть так: «А история актуальная, блядь».


[Закрыть]. А еще через пять минут упомянутая история все-таки была выложена на сайт – с посвящением журналисту «Коммерсанта» Андрею Колесникову. В «Коммерсанте» от 7 сентября 2004 года вышел душераздирающий репортаж Колесникова о похоронах в Беслане и об официозном митинге, который попытались устроить во время этих похорон представители властей[72]72
  «<…>Через час поток тех, кто уходил с кладбища, стал больше того, который только еще двигался к нему. Я тоже собирался уйти. Из-за дождя я уже почти ничего не видел впереди себя. И тут я услышал, как кто-то сказал кому-то:
  – Смотри, это что за ребята там стоят?
  Я невольно посмотрел по сторонам. И я был ошарашен. Я не видел этой трибуны из-за ливня. Она возникла из ниоткуда, как в кино. Я даже отшатнулся, когда поднял глаза и увидел ее слева, в двадцати метрах от себя. Трибуна была обтянута черным и стянута красной полосой. На этой трибуне прямо перед собой я увидел человека, похожего на генерального прокурора. Он стоял, держа в руке зонтик. Честно говоря, я и подумал только одно: ну до чего похож. Я посмотрел на тех, кто стоял рядом с ним, и мне вдруг стало ясно: да, это генеральный прокурор. Он это, он. Ведь рядом с ним стояли председатель Госдумы России Борис Грызлов, председатель Совета федерации России Сергей Миронов, глава администрации президента России Дмитрий Медведев, представитель президента в Южном федеральном округе Владимир Яковлев, мэр Москвы Юрий Лужков, губернатор Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко, президент Северной Осетии Александр Дзасохов… Не было только членов правительства страны и ее президента, который, впрочем, заезжал ведь сюда уже днями, а значит, в этот раз его присутствие и не считалось необходимым.
  <…>
  Потом митинг объявили закрытым, и его участники сошли с трибуны. Поразительно, но никто, кроме журналистов, к ним не подошел. Людям от них ничего было не нужно. От них никто уже ничего не ждет. Никто даже не ждет, что они подойдут к могилам на кладбище Беслана. Я понимал в этот момент: люди, которые прилетели из Москвы в Беслан на траурный митинг, просто никому не нужны.
  Я потом спрашивал: почему? Ну все-таки – почему они даже не подошли? Ну просто положить цветы? Раз уж все равно прилетели? Только батюшка, тоже стоявший на трибуне, сойдя с нее, пошел, чавкая по грязи ботинками, к могилам.
  Я потом от них самих услышал, почему они не пошли. Во-первых, из соображений безопасности. Они очень хотели, но им не разрешили.
  И грязно же было, ответили мне. Ты же видел, сказали мне, что дождь лил как из ведра». («Коммерсантъ», № 165 (3004) от 07.09.2004)


[Закрыть]. История Паркера была своего рода ответом на вопрос, заданный в конце колесниковского репортажа: почему люди от власти, приехавшие на массовые похороны детей, не повели себя как люди? История была такая:

«Однажды Владимир Владимирович™ Путин сидел в своем кремлевском кабинете и смотрел по телевизору похороны погибших детей в Беслане. По неширокой дороге к изрытому могилами полю двигалась плотная людская река, над которой плыли закрытые гробы. Лил проливной дождь. С краю дороги, в стороне от людей, стояла деревянная трибуна с красной полосой. На трибуне плечом к плечу стояли: глава Администрации Владимира Владимировича™, Генеральный прокурор Владимир Васильевич Устинов, председатель Государственной Думы, андроид Борис Грызлов, председатель Совета Федераций, андроид Сергей Миронов, представитель Владимира Владимировича™ в Южном федеральном округе Владимир Анатольевич Яковлев, мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков, губернатор Санкт-Петербурга Валентина Ивановна Матвиенко, президент Северной Осетии Александр Сергеевич Дзасохов, другие официальные лица. Мокрая охрана держала над собравшимися зонты.

– Мы будем искать тех, кто это сделал, – говорил Александр Сергеевич Дзасохов, – и тех, кто их направил, а пока не найдем, мы должны быть вместе и держать себя в руках…

«Интересно, – думал Владимир Владимирович™, глядя на выступающих, – почему в Москве – мэр, а в Санкт-Петербурге – губернатор? Вот все у нас так… бардак…»

Председатель Государственной Думы слегка наклонил голову к голове председателя Совета Федерации и что-то неслышно сказал, показывая рукой на заполненное людьми и могилами поле. Председатель Совета Федерации кивнул. Владимир Владимирович™ немедленно достал из кармана своего президентского пиджака телефон правительственной мобильной связи с двуглавым гербом вместо клавиатуры и нажал на нем единственную кнопку вызова главы своей Администрации. На экране телевизора глава Администрации Владимира Владимировича™ сунул руку за пазуху, достал оттуда такой же телефон и поднес его к уху.

– Слышь, брателло, – сказал Владимир Владимирович™, – ты там проследи, чтобы эти умники к могилам не поперлись. По грязи-то. Заржавеют еще…

Глава Администрации повернул голову к камере и еле заметно кивнул».

И только 4 сентября 2009 года, в пятилетнюю годовщину этой трагедии, похорон и истории про Владимира Владимировичатм и его «андроидов», выяснилось, что Кононенко способен относиться к человеческим трагедиям серьезно. Или – что был способен отнестись к ним серьезно тогда. А сейчас – просто пишет потенциально сверхпопулярный пост с интонацией горьковатых воспоминаний, как раз уместной в обсуждении того, что случилось со страной пять лет назад.

Мой Беслан

В сентябре 2004-го мы с женой приехали в акушерский центр на какое-то очередное обследование, жена была беременна. Мы паркуемся около этого центра, и я слышу по радио «Эхо Москвы» – там идет какая-то утренняя передача рекламная, тогда еще не было «Разворота» – ведущий вдруг говорит: «Вот принесли нам сообщение о том, что в осетинском городе Беслан неизвестные люди захватили школу во время линейки».

Тогда я работал главным редактором «Дни. ру», и всю неделю до этого мы писали о взрывах двух самолетов и возможных версиях. Потом был теракт на Рижской. Это все очень спрессовано было, на протяжении нескольких дней друг за другом, поэтому восприятие, как говорил Майк Науменко, было обострено.

Я немедленно позвонил в редакцию и сказал, что нужно обращать внимание на происходящее в Беслане. Причем неизвестно не было ничего: ни сколько там людей, ни что за люди, ни вообще, что творится, но очевидно было, что перед нами – большая история, потому что, опять же, параллель выстраивалась очень простая: Норд-Ост. Перед Норд-Остом тоже были отвлекающие теракты, взрыв около Макдоналдса на Юго-Западной.

Мы не то чтобы ждали того, что произойдет что-то большое, мы были к этому готовы бессознательно. Когда появилось первое сообщение из Беслана, то сразу же стало очевидно, что вот эта история будет очень важной.

Рыков быстро поднял сайт «Война. ру», у него был такой специальный домен, который использовался в случае конфликтов. Идея была до гениального простая: одна страница, на которую транслировался дайджест ссылок на все новости по теме. Смысл ее был в чем – когда начинается какое-то важное событие, не выстроенное по медийному плану, в первые часы существует информационный вакуум: то есть не известно ничего, но спрос на информацию колоссальный. Все уже поняли, что происходит что-то из ряда вон выходящее, и все хотят узнать, что там происходит, но новостей никаких нет. «Уронить» дайджест было фактически невозможно: сама по себе страница ничего не весит и может выдержать огромный наплыв посетителей.

«Война. ру» на второй день стал самым популярным сайтом в русском интернете.

Понятное дело, что весь первый день шел дым из ушей, выяснялись подробности. На второй день все стало очень походить на Норд-Ост. Я очень хорошо помню Норд-Ост, потому что, когда произошел этот теракт, у меня случилась почечная колика, и я весь Норд-Ост не спал из-за ужасных болей. Я круглосуточно сидел у телевизора, переключая каналы, и транслировал все, что там происходило, в «жж». Это был некий прообраз «Войны. ру». Тогда многие люди брали информацию о происходящем именно из моего жж.

В первый день Беслана была чудовищная информационная пустота, в которой мог каждый написать все что угодно, и этому поверят. Во время аварии на Саяно-Шушенской ГЭС было по сути то же самое: поэтому появились все эти флешмобы про «они там стучат», «давайте открывать плотину» и т. д. Полный информационный вакуум, никто не знает, что происходит.

Дальше информация по крупицам собирается, на место событий приезжают журналисты, и начинается вот самая страшная стадия во всех историях с заложниками – это ожидание.

Второй день был не менее сумбурным: приезжают какие-то люди, проводятся какие-то переговоры, вроде новостей много, но ничего радикального не происходит.

Потом, на третий день – штурм, слишком все неожиданно началось. Я поехал брать интервью у Алсу. Мы с ней сидим в офисе «Реал-рекордс», разговариваем, перед нами висит большой телевизор, на котором вдруг начинается стрельба – эфир же был, прямой эфир – вдруг начинают выносить каких-то мертвых детей… А я не осознаю, что происходит штурм: никто ведь не объявляет, что сейчас начнется штурм. Все сидят на ножах. Вокруг разлита тягучая такая тоска: там «заложники, заложники, сидят, им не хватает воды». Вдруг начинает штурм, которого все ждали, и ты не понимаешь, что происходит. Вдруг откуда-то начинают нести раздетых, раненых детей. А мы сидим, разговариваем и постепенно осознаем, что на самом деле происходит.

Третья часть развития сюжета очень была похожа на Норд-Ост. Похожа осознанием ужасности происходящего, уже постфактум. Потому что, как было с Норд-Остом: нам сказали «Произошел штурм, все захватчики убиты, погибло 30 человек». Ура, слава богу! Я тогда с утра писал восторженные посты о том, что я куплю сейчас флаг России, повешу перед домом и т. д. А потом начинаются подробности: на самом деле не 30, а 50, не 50, а 60, не 60, а 70, 80, 150 – и эта цифра растет в течение дня.

Так это было и во время Беслана: начался штурм, мы видим, что дети бегут, значит, дети освобождены. А потом вдруг выясняется постепенно, что на самом деле там погибло огромное количество людей, которые даже не успели выйти, которые в этом спортзале сгорели.

Мне кажется, за всю мою жизнь 3 сентября 2004 года было самым страшным днем в истории страны. Когда все – от самого последнего человека на улице до президента, который тоже не знал, что говорить, – вдруг осознали, что вообще-то настал конец. 180 детей гибнут в прямом эфире, на глазах у всей страны, и никто ничего не может поделать. Очень многие тогда почувствовали, что России больше нет, состояние полной потерянности было повсеместным.

Вот Марина Литвинович все страдает, что мы все как-то быстро забыли Беслан. Но мне кажется, что это трагедия такого масштаба, что человек ее пытается забыть, вычеркнуть память об этом. Но подсознательно, конечно, у всех людей Беслан все равно внутри остался: как они сидели и смотрели по телевизору краем глаза, как там 180 детей сгорают заживо. Поди такое забудь.

Но вместе с тем мне видится странной вся деятельность по поводу розыска виновных, какие-то следствия, комитеты эти. Не знаю, может, для родственников погибших это важно, но я до сих пор уверен, что правильно написал про матерей Беслана, о том, что, мне кажется, лучше родить новых детей, чем заниматься поиском правды. Все на меня ополчились тогда, а ведь я и с этими матерями как раз общался и им говорил это в лицо, и они соглашались.

И на самом деле очень многие из них так и поступили. Потому что, ну нельзя вернуть ребенка, что бы ты ни делал. Можно родить нового, если есть возможность, или усыновить. А все вот эти поиски, кто какой приказ отдал – это бессмысленно на самом деле: они все равно ничего не вернут вспять, только все разбередят.

В Беслане на самом деле виноваты все. Поголовно вся страна. Это могло бы быть консенсусным решением, если бы все взяли и сказали – да, в этом виноваты все – коррупция, бардак, что террористов пустили, что вообще довели ситуацию до терроризма, что террористов довели до того, что они убивают детей, что спецслужбы сгнили, что операция была не подготовлена и вообще не пойми, что там происходило.

Может быть, поэтому Беслан стал точкой невозврата. И после этого ситуация как-то начала улучшаться. Все-таки то, что сейчас со страной происходит, ни в коей мере нельзя сравнивать с той степенью абсолютного отчаяния, которая была тогда. Потому что тогда было полное ощущение, что нашей стране конец, что мы все, мы как государство, общество, люди больше не можем ничего.

К счастью, это оказалось не так.

Из журнала mrparker, 4 сентября 2010