Текст книги "Волчий замок"

Автор книги: Юлия Галанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА XI

До виллы оказалось совсем недалеко.

Она пряталась от солнца в тени деревьев и скромно обещала все блага мира.

Для знакомства со спутниками благодетеля Жанна собирала Жаккетту тщательнее, чем на первый выход.

Красные шелковые шальвары, индийские деревянные, украшенные узорами футляры для грудей, прозрачные покрывала и сафьяновые шлепанцы с загнутыми носами – все, что лежало в ожидании нужного часа в дорожном мешке еще с усадьбы шейха, все это теперь снова блистало на Жаккетте.

Хорошо знакомый наряд для особых случаев, подаренный еще госпожой Фатимой, вселил в Жаккетту уверенность и спокойствие. Эту роль она знала наизусть.

Наконец пришла пора выходить.

Жанну очень порадовало отсутствие женщин в дорожной свите благодетеля: некому будет шипеть за спиной и закатывать глаза при неизбежных выходках Нарджис.

Среди будущих попутчиков оказалось много знакомых лиц. Жаккетта с удивлением увидела здесь и соседа справа по столу на вечере, когда состоялся ее первый выход в свет.

Только теперь она разглядела его как следует, ведь во время трапезы все ее внимание занимала непослушная вилка, да выражение лица госпожи Жанны.

Первое, что бросалось в глаза при взгляде на соседа справа – длинные, ухоженные, неземной красоты кудри. А во всем остальном человек, как человек. Разве что глаза глубоко посажены.

Сосед справа оказался виконтом.

Было еще несколько дворян, громкими титулами они не отличались, по большей части это были простые владельцы замков.

Кроме них благодетель, как официальное должностное лицо, имел секретаря, несколько чиновников, исполняющих его поручения и писца. Все эти лица, кроме секретаря, который неотлучно сопровождал хозяина, ехали в одном экипаже, образуя что-то вроде штаба и канцелярии в одном лице.

Жанна еще раз порадовалась своей светлой голове: от Жаккетты пользы в качестве Нарджис было явно больше, чем в качестве камеристки.

Но благодетель заметил отсутствие камеристок у дам и предложил нанять прямо здесь, пока Рим рядом.

Вот этого Жанне было совсем не нужно.

– Ничего, дорогой господин маркиз, мы привыкли к лишениям! – заверила она. – Мы столько терпели, потерпим еще. Хорошую камеристку быстро нанять невозможно, а от плохой будет одна головная боль. Дождемся Ренна. В конце концов Господь призывает нас к смирению…

– Ну если Вы настаиваете, дорогая госпожа Жанна… – с неохотой отказался от этой мысли благодетель. – То я вынужден подчиниться. Как Вы находите наше скромное общество?

– О, оно великолепно! Я думаю, что наше путешествие пройдет очень приятно и интересно. В окружении таких галантных кавалеров иного быть не может.

Пока они обменивались взаимными любезностями, Жаккетта невозмутимо принимала комплименты в свой адрес со всех сторон.

Между делом зашел разговор об охоте.

Благодетель вспомнил утренний визит к дамам и попросил госпожу Нарджис рассказать, как охотятся в Северной Африке.

Жаккетта с удовольствием вспомнила охоту шейха.

– У Господина было много борзых собак, но одну из них он любил больше всех. В жаркие дни для нее на крышу выносили ложе и устраивали над ним навес, чтобы она могла спокойно отдыхать. А если было совсем душно, невольники обмахивали ее опахалами. Кормили Зухру финиками, смешанными с верблюжьим молоком, чтобы бег ее был быстрым, а хватка стальной.

– Мы тоже любим своих собак, – заметил один из кавалеров. – Но на балконах они у нас еще не прохлаждаются и вееров не имеют.

– И что Вы хотите этим сказать? – заметил виконт. – То, что нам до них далеко?

– Господин виконт, всем известна Ваша несколько странная страсть к Востоку, – с легким вызовом, но очень сдержанно сказал кавалер. – Поэтому я не буду с Вами спорить.

Жаккетта ждала больше.

Поединка, или на худой конец ссоры.

Слишком язвительным был тон виконта и стремительное отступление кавалера удивило Жаккетту.

«А сосед справа – штучка непростая» – мельком подумала она и продолжала рассказывать:

– Охотится Господин выезжал в припустынные земли. Там много антилоп и другой дичи. Его люди разбивали лагерь и устанавливали для нас шатры.

– Страсть к шатрам у арабов просто поразительна! – вклинилась в ее рассказ Жанна. – Сам шейх очень не любил дома. Так и жил в простом черном шатре во дворе своего дворца, словно привратник.

Раздался дружный смех.

Жаккетта нахмурилась.

С госпожи спроса никакого, господин ее не замечал, вот она и злиться, до сих пор не успокоилась, но как смеют эти люди смеяться над привычками шейха Али?

Он жил так, как считал нужным и не этим надушенным щеголям его осмеивать!

Она тихо, но отчетливо сказала:

– Господин делал это для того, чтобы тело не изнеживалось под крышей и всегда было готово к сражениям и походам. Он считал, что домашний уют – удел купцов и евнухов, а мужчине позорно лежать на мягком ковре пока живы его враги.

Что-то было в ее голосе, отчего смех резко стих.

– А охотились господин и его свита на верблюдах. В песках так удобнее, – спокойно продолжала рассказывать Жаккетта. – Управляющий гаремом говорил мне, что такая охота хороша еще, когда вместо собак используют ручных пардусов[8]8
  Пардус – гепард.


[Закрыть]. Они тоже хорошо берут дичь.

Виконт внимательно смотрел на Жаккетту.

– Судя по Вашим речам, Вы, дорогая госпожа Нарджис, относились к Вашему господину очень даже неплохо. В рассказах графини де Монпезá он предстает совершенно другим, – негромко заметил он.

«Так и он ко мне неплохо относился…» – чуть не вырвалось у Жаккетты. Но она упрямо решила улыбаться и все.

Виконт ждал ответа.

Не дождавшись, он требовательно спросил:

– Так почему же Вы сбежали?

– Я христианка! – отрезала Жаккетта.

Ее начал пугать этот человек с его неприятными вопросами.

Для себя Жаккетта решила всеми силами держаться от виконта подальше.

К счастью подоспел подвыпивший благодетель:

– Прелестнейшая госпожа Нарджис, откройте нам пожалуйста, главный секрет Востока. Сколько женщин может быть в гареме у мусульманина?

– У уважаемого человека и гарем солидный! – засмеялась Жаккетта. – Столько, сколько он сможет.

– И могут?! – заговорщицким шепотом спросил благодетель.

– Могут, – подтвердила Жаккетта. – А если не могут, то есть специальное зелье довада.

Жанна поняла, что невозможная Нарджис опять вышла за самые широкие рамки приличной беседы и кавалеры, того и гляди, начнут записывать с ее слов рецепт.

– Дорогой господин маркиз! – сказала она, мягко вцепившись Жаккетте в локоть. – Я думаю, нам пора удалиться на покой.

– Очень жаль! – по-детски обиделся благодетель. – Общение с Вами бесподобно! А Вы, дорогая госпожа Нарджис, такой умный собеседник, что я просто поражен!

– Доброй Вам ночи, господа! – распрощалась с обществом Жанна и беспощадно повела Жаккетту к выходу.

Жаккетта надулась.

Она только-только вошла во вкус общения с благородными кавалерами, оказывается, они немногим отличаются от обычных людей, да и костюм ее оценили по достоинству, на госпожу Жанну вполовину меньше смотрели, веселье только-только началось и вот на тебе!

Из вредности она сделала вид, что запнулась, и стряхнула с ноги шлепанец.

По мраморному полу он проскользил, как кораблик по волнам и отлетел от хозяйки на приличное расстояние.

Жаккетта остановилась и замерла, подняв босую ногу. И вопросительно посмотрела на мужчин.

Кавалеры всем скопом кинулись на одинокую туфельку, остановившуюся прямо в центре мозаичного круга. Такими кругами был украшен весь пол, выполненный в стиле «коматеско».

Победила молодость и наиболее проворный кавалер удостоился неземного счастья надеть туфельку на очаровательную ножку пленительной Нарджис.

Жаккетта поблагодарила его поклоном головы и улыбкой.

Жанна тоже ласково улыбалась, думая, что за дверью придушит мерзавку с ее отвратительными красными тапками.

– Пойдем, дорогая! – сказала она.

– Одну минуточку! – неожиданно вмешался виконт. – Разрешите, прекрасные дамы, преподнести Вам небольшой подарок. Путь впереди предстоит долгий, в горах всегда холодно, а Ваши наряды слишком воздушны. Примите, пожалуйста, эти шубки, они согреют вас в альпийских снегах!

Слуги виконта внесли на подносах бархатные, подбитые мехом куницы одежды. Меховые отвороты украшали широкие рукава и отложные воротники.

– Я, от имени всех присутствующих здесь кавалеров выражаю надежду, что под защитой теплой шубки госпожа Нарджис всегда будет радовать нас своим великолепным, просто сказочным нарядом!

Кавалеры были полностью с ним солидарны.

* * *

Утром Жанна с приятным удивлением узнала, что ее гардероб, как и гардероб Жаккетты пополнился по крайней мере, еще на пять меховых накидок и специальную рысью полость, чтобы дамы могли закрывать ножки.

И теперь, как бы они не старались, смерть от холода им не грозит.

* * *

Жаккетта же сделала свои выводы из вчерашнего.

Оказывается, одежда способна творить чудеса. То, что никогда не простилось бы ей, будь она в обычном платье, не только сошло с рук, но и вызвало бурю восхищения, а всему причиной восточный наряд.

И самое главное, оказывается советы госпожи Фатимы универсальны. Прекрасно действуют как на Востоке, так и на Западе.

Только непонятно, почему она, Жаккетта, в последнее время совсем перестала молиться св. Екатерине. А почему – непонятно.

Наверное потому, что все так запуталось и перепуталось. Шейх погиб. Рыжий пират неизвестно где и тоже неясно, жив ли он.

А у них с госпожой все дорога и дорога, и то, что было вчера уже не будет никогда.

«Ладно!» – решила не ломать себе голову Жаккетта. – «Доберемся до Ренна, а там посмотрим!»

ГЛАВА XII

Караван господина дю Моншов, де ла Грангренуйер де ла Жавель начал долгий путь во Францию.

Ранг благодетеля и, соответственно, размах путешествия позволял путникам не делать остановок на постоялых дворах с их скученностью и дороговизной.

Маршрут маркиза был отлажен, на ночлег останавливались либо в монастырях или знакомых поместьях, либо ночевали в экипажах.

Как-то утром Жанну и Жаккетту навестил секретарь благодетеля, довольно унылого вида человек. Он предложил Жанне прогулку верхом.

Жанна засиделась в экипаже, поэтому с удовольствием согласилась, хотя и немного удивилась.

Она заняла место в седле подведенного секретарем скакуна и они пустились вскачь по дороге, оставив далеко позади неторопливо тянущиеся повозки.

Как только Жанна исчезла, в экипаж золотым дождем просочился благодетель.

– Приветствую Вас, драгоценная госпожа Нарджис! – припал он к руке Жаккетты.

– Доброе утро, господин бла… маркиз! – без строгого надзора Жанны Жаккетта чуть не сделала с маху ляп.

Благодетель ничего не заметил.

– Госпожа Нарджис, общение с Вами для меня драгоценно! – затянул он хвалебную песнь. – Ваша простота и искренность просто бесподобны! Во многих дамах кокетство и жеманство настолько закрывают их истинную душу, что можно бесконечно вести с ними беседы, но разговор будет пустым и никчемным, словно жужжание шмеля. Ваше же слова всегда отличаются глубоким смыслом и из бесед с Вами мне открывается совершено новый мир…

«Куда он клонит? – не могла понять Жаккетта. – Про турниры любви не говорит, значит, в постель пока не тянет. А что ему тогда надо? Непонятно. Неужели ничего не надо? Да быть такого не может!»

– Помните, давеча Вы рассказывали о каком-то таинственном зелье? – наконец дошел до сути дела маркиз.

«Ага! – обрадовалась Жаккетта. – Вот в чем дело!»

– Но к сожалению беседа наша прервалась… – благодетель грустно-грустно вздохнул.

– Я говорила о любовном зелье довада… – не стала страдать забывчивостью Жаккетта.

– Вот-вот! – тут же воспрял духом благодетель. – Знаете, госпожа Нарджис, хотя государственные дела отнимают у меня много времени, но в свободные от служения отечеству часы я посвящаю одной маленькой слабости…

«Пью любовные зелье, а потом проверяю их действие на девицах из числа прислуги!» – подумала плохо воспитанная, нетактичная Жаккетта.

– …коллекционированию разных диковин. В моей коллекции есть и различные снадобья с Востока. Я бы очень хотел дополнить свое собрание и любовным зельем довада. Расскажите мне про него, умоляю!

– Вообще-то, это страшный секрет! – серьезно сказала Жаккетта. – Но Вам, дорогой господин маркиз, я расскажу. Опасайтесь подделок, любовное зелье довада очень редкое и очень дорогое!

Маркиз достал оправленную в тисненую золотом кожу записную книжицу и приготовился записывать прицепленным к ней же на золотой цепочке серебряным карандашиком.

– Среди непроходимых песков Сахары… – как заправский менестрель начала Жаккетта. – лежат соленые озера.

– О-зе-ра, – старательно записал благодетель.

– На берегах этих озер живет народ довада. Это чернокожие люди, но верят они в Аллаха, считают себя арабами, потомками какого-то Ауна.

– какого-то Ауна… – трудолюбиво занес благодетель в свои анналы и это.

– Люди довада ловят в этих озерах ма-аленьких рачков.

– …рачков.

Видимо писать сам, не прибегая к услугам писца, благодетель не очень умел, потому что сильно старался.

– Потом этих рачков они сушат, измельчают, добавляют особые травы. Этот порошок как раз и есть любовное зелье довада. Потом арабские купцы приводят к озерам караваны осликов и покупают у довада это зелье.

Благодетель записал последнее слово и с видимым облегчением закрыл книжицу.

– И сильное это зелье? – спросил он.

– Не знаю, господин! – пожала плечами Жаккетта. – Но мой господин как-то раз захотел доказать женщинам своего гарема, что он помнит о них. Весь день он вызывал их к себе в шатер и ни одна не смогла бы пожаловаться Аллаху, что господин ею пренебрег. А когда женщины закончились и господин выполнил свой долг перед гаремом, то он вызвал, как обычно, меня и я не заметила, чтобы он устал.

Поскольку Жанна в беседах с благодетелем значительно преувеличила количество женщин в гареме шейха Али, то внутреннему взору маркиза представилась длинная, уходящая за горизонт вереница закутанных в покрывала красавиц, поочередно исчезающих в черном шатре.

Желание приобрести чудесное зелье окрепло в благодетеле еще сильнее.

– А в Вашем собрании есть амулеты? – в свою очередь спросила Жаккетта, решив попрактиковаться в беседе с кавалером.

– О, множество! – воскликнул благодетель. – Есть и мусульманские. Ведь мусульмане, как я понял, тоже боятся проделок дьявола.

– Не дьявола, а джиннов, – поправила Жаккетта. – Их там много, куда больше наших чертей.

– Да? – удивился благодетель. – И амулеты помогают против них?

– Не всегда. Госпожа Фатима, что готовила меня в гарем, сама умела вызывать джиннов и засовывать их в голову слуги.

– Простите, госпожа Нарджис, я не понял. Куда засовывать?

– В голову, – объяснила Жаккетта. – Джинн вошел в голову Масрура и начал говорить его устами. Госпожа хотела узнать, что твориться в доме ее врага. Но там был свой джинн и он не пустил джинна госпожи.

– Так эта госпожа – ведьма! – воскликнул благодетель.

«Ну Вы скажете!» – чуть не вырвалось у Жаккетты, но она вовремя спохватилась, что знатные дамы говорят не так.

– Вы не правы. Госпожа Фатима очень уважаемая женщина. Там все уважаемые люди умеют вызывать джиннов. Берут досточку и рисуют на ней фигурку с хвостиком. А потом читают заклинание и джинн приходит. А госпожа Фатима рассказывала, что у них джинны и дворцы строят, и людей по воздуху носят, и клады добывают. Только я ни одного построенного джинном дворца не видела, – честно сказала Жаккетта. – Они, наверное, в Багдаде их строят. А я дальше Триполи не была.

– Неужели Вы, дорогая госпожа Нарджис, за годы пребывания там не научились вызывать джиннов? – улыбнулся благодетель.

– Я пыталась, – простодушно созналась Жаккетта. – Лампу чуть до дыр не протерла. Но мусульманские джинны христианам не показываются.

– А ваш господин верил в джиннов?

– Шейх? – переспросила Жаккетта.

Благодетель кивнул.

– Шейх верил в свой шамшир. У него и прозвище было: Обладатель двух мечей. Господин маркиз, а если наш рыцарь и арабский воин столкнуться, кто победит?

Благодетель даже растерялся от такого неожиданного вопроса.

– А почему Вы спрашиваете, милая госпожа Нарджис?

– Не знаю… – развела ладошки Жаккетта. – Просто вспомнила, как на моих глазах господин одним взмахом снес человеку голову, словно дыню пополам разрубил.

– И я не знаю, – признался благодетель. – Все решает каждый отдельный поединок. Ведь смешно сравнивать, к примеру, благородного рыцаря и простого лучника. Но при определенных обстоятельствах конница бессильна против этого оружия простонародья, как случилось при Кресси. А Вы, госпожа Нарджис, раз уж разговор у нас зашел об оружии, какое считаете самым сильным?

– Подлость и предательство, – не задумываясь сказала Жаккетта. – Вспомните ассасинов.

– Я не устаю Вам поражаться… – заметил благодетель.

– Я и сама себе поражаюсь! – засмеялась Жаккетта.

– Так что же я должен вспомнить?

– Люди Старца Горы убивали безнаказанно по всему Востоку. Даже один из правителей наших крестоностных государств был убит ими. А все потому что действовали они из-за угла.

Жаккетта говорила и радовалась, что благодаря долгим беседам с рыжим пиратом на лодке может теперь порассказать много интересного.

Но тут беседе пришел конец: возвращалась с верховой прогулки Жанна, о чем благодетеля предупредил слуга.

– Прошу прощения, госпожа Нарджис, – откланялся благодетель. – Разрешите, я Вас покину. Боюсь, госпожа Жанна не одобрит моего здесь присутствия, узнав о цели моего визита.

– Я не скажу, зачем Вы приходили, – успокоила благодетеля Жаккетта.

Благодетель, прижимая к груди книжицу с драгоценными сведениями, испарился.

Жанна, довольная прогулкой, даже не заметила, что в ее отсутствие в экипаже кто-то побывал.

* * *

На следующий день на конную прогулку выбрались практически все.

Поодаль от остальных ехал сам благодетель и прямо на ходу диктовал секретарю государственной важности письмо.

Бедный секретарь колыхался в седле, проявляя нечеловеческие чудеса ловкости при письме и с грустью думал, разберет ли он потом свои же каракули, когда на привале придется переписывать все заново.

Благодетель же совмещал несколько дел не хуже Цезаря. Он диктовал письмо и наблюдал за развлечениями своей свиты.

Развлечение было королевским: госпожу Нарджис учили ездить верхом.

Всадники разделились на две неравные группы.

Жанна и виконт ехали отдельно, о чем-то беседуя. От этой пары веяло скукой и спокойствием, и никаких сюрпризов их совместная прогулка не обещала.

Зато полное отсутствие спокойствия и сюрпризы на каждом шагу демонстрировала вторая группа.

Ее центром была госпожа Нарджис, которая с круглыми, не то от страха, не от восторга глазами сидела на лошади, отчаянно вцепившись в переднюю луку седла.

Остальные кавалеры теснились вокруг неопытной всадницы, наперебой давая советы и бдительно охраняя безопасность так и норовившей соскользнуть с седла госпожи Нарджис. Один из них держал повод.

При малейшем отклонении своего меланхоличного скакуна от поросячьего шага госпожа Нарджис взвизгивала так, что Жанна резко вздрагивала и натягивала повод.

Кавалеры приходили в полную боевую готовность и напрягались, готовые в любой момент поймать драгоценную всадницу, если она, не дай бог, слетит.

Госпожа Нарджис благодарила их ослепительной улыбкой и через минуту взвизгивала опять, не давая окружающим расслабиться.

Но кроме Жанны никто раздражения не испытывал.

Кавалеры плавились от удовольствия, знакомя звезду гарема с правилами верховой езды.

– Прекрасно, прекрасно! – только и слышалось со всех сторон. – Вы божественно сидите в седле, госпожа Нарджис!!! Просто великолепно!

«Ослепли Вы там все, что ли? – злилась про себя Жанна, слушая за спиной комплименты Жаккетте. – Она же в седле сидит, как корова!»

Но то что видела Жанна, никто не замечал.

– Еще немного и Вы, дорогая госпожа Нарджис, станете отменной наездницей! У Вас прирожденное чувство всадницы, немного практики – и Вы затмите всех!

* * *

Наконец испытание для нервов Жанны завершилось и загадочную звезду гарема торжественно водворили в экипаж.

– Ну что Вы скажете, дорогая госпожа Нарджис, – спросил Жаккетту шевалье Анри, тот самой что держал ее повод. – Можно ли сравнить благородную верховую езду с дикой тряской на горбатом чудовище, именуемом верблюд?

Жаккетта выглянула в окошко, надменно осмотрела всю компанию и холодно сказала:

– У нас, на Востоке, во время езды на верблюде Аллах посылает в голову всаднику дивные стихи, настолько ровен и ритмичен шаг благородного животного. А на этой трясучей, скользкой лошади я и «Отче наш» то забыла, а про стихи уж вообще молчу!

«Ну и нахалка! – окончательно разозлилась Жанна. – У нас, на Востоке! Вот и делай после этого людям добро! А виконт тоже хорош! Не кавалер, а тюфяк какой-то! Что с ним еду, что без него бы ехала – разницы никакой! Все кругом – гады ползучие!»

* * *

Во время этой необычной прогулки благодетеля увлекла новая идея.

– Дорогая госпожа графиня, – обратился он к Жанне. – Вы не будете возражать, если я предложу Вам и госпоже Нарджис попозировать несколько сеансов искусному флорентийскому художнику? Я настолько восхищен Вашей красотой, что хочу приложить все усилия, чтобы запечатлеть ее на полотне кистью мастера.

Жанна немного растерялась. Предложение было заманчивым, но неожиданным.

– Это задержит нас в пути… – сказала она. – А ведь Вас ждут при дворе…

– Подождут! – отмахнулся благодетель. – Соглашайтесь, прелестная Жанна! Это не займет много времени, мастер сделает лишь наброски, мы совсем не будем ждать окончания картины, мне ее привезут позже. Соглашайтесь, я Вас умоляю!

– Вам невозможно отказать! – улыбнулась Жанна. – Мы согласны.

Когда она вернулась в свой экипаж, Жаккетта встретила ее интересным сообщением.

– Госпожа Жанна, – заявила она. – Пока Вы беседовали с маркизом, сначала пришел господин Жан, потом господин Анри, потом господин Шарль. И все они предлагали мне руку и сердце.

– Все понятно! – хмыкнула Жанна. – Ты так визжала в их компании, что со стороны казалось, будто бы тебя насилуют. Ну и после этого, как порядочные люди, они решили сделать из тебя честную женщину.

* * *

Жанна была совсем не против того, чтобы ее нарисовали.

Вот только интересно, какому художнику собрался заказывать картину благодетель?

Из флорентийских художников Жанне был известен только Боттичелли. Марин восторженно отзывался о нем и его работах, и называл Сандро Боттичелли своим другом…

Ну уж если он друг Марину Фальеру, то ей, Жанне, он тогда злейший враг!!!

Вот бы посмотреть на его «Мадонну с гранатом», на которую она, Жанна, говорят, похожа… Ну хоть бы одним глазком!

Обидно, что и Жаккетту тоже нарисуют.

Вот уж незачем!

Только время и краски зря переводить. Далась им эта госпожа Нарджис…

Как вспомнишь, что сама ее придумала, так тошно становится: права была госпожа Беатриса, ничегошеньки мужчины в настоящей красоте не понимают! Им хоть корову в юбку наряди – все одно с восторгом примут. Какая досада…

* * *

Благодетель рассеял опасения Жанны.

– Нет, госпожа графиня, я хочу заказать картину не мессиру Александро Филипепи, по прозвище Боттичелли, а мэтру Доменико ди Томмазо, более известному как Гирландайо. Спору нет, Боттичелли хорошой художник, но работы мастера Гирландайо нравятся мне куда больше.

– Почему? – тут же спросила Жанна.

Благодетель задумался.

– Мэтр Доменико пишет куда более величаво, – наконец сказал он. – В его полотнах если уж женщина стоит, то она стоит. И все так солидно и величественно. А у Сандро нет в фигурах устойчивости. Кажется – сейчас сорвется с места и взлетит. Люди не должны летать, они не ангелы! Как Вы думаете, госпожа Жанна?

– Я не видела ни работ мастера Боттичелли, ни работ мастера Гирландайо, – осторожно сказала Жанна. – Поэтому не могу судить.

– Да и характер у маэстро Ботичелли под стать его картинам… – продолжал размышлять вслух благодетель. – Он такого же неустойчивого нрава. Боттичелли чересчур склонен к шуткам и подковыркам, разве это подобает солидному человеку, флорентийскому гражданину?

Благодетель достал платок и промокнул лоб.

– Госпожа Жанна, я пережил много государей, многие люди, рядом с которыми я начинал свой жизненный путь, казнены по монаршей воле, либо умерли в опале. Часто это было за дело, а еще чаще по навету. И я вам скажу – шутки и зубоскальства до добра не доведут. А вот если ведешь себя осторожно, слова говоришь осмотрительно и часто исповедуешься, не позволяя грехам отяготить твою душу больше, чем подобает доброму христианину, – вот тогда ты проживешь жизнь спокойную и мирную, насколько это возможно в наше полное войн время.

Он еще раз вытер лоб платком.

– А Сандро, о котором мы ведем речь, человек не только беспокойный, но и непредсказуемый. Взять хотя бы эту историю, о которой долго судачили: по соседству с домом Боттичелли поселился некий ткач и наполнил свой дом станками сообразно своему ремеслу. В работе они издавали ужасный грохот и стук, так, что, говорят, дом Сандро трясся от основания и до крыши. Боттичелли просил ткача сделать что-нибудь, чтобы не было такого грохота и тряски, ибо ни работать ни жить в его доме стало нельзя. Но сей ткач говорил, что в своем жилище он волен делать все, что ему заблагорассудится. Что бы сделал нормальный гражданин в этом случае? Он подал бы жалобу на соседа, затеял бы с ним тяжбу и все свершилось бы, как полагается. А что сделал Сандро?

– Стал в ответ грохотать чем-нибудь у себя дома? – предположила Жанна.

– Нет! – взмахнул рукой благодетель. – Он, представьте себе, взгромоздил на ограду, разделяющую его дом и дом ткача, громадный камень. Да так неустойчиво, что от малейшего сотрясения этот камень мог упасть, проломить крышу дома ткача, его потолок и сломать станки. Перепуганный ткач прибежал к Боттичелли, но тот ему ответил, что в своем доме он тоже волен делать все, что ему заблагорассудится.

Жанна засмеялась.

– Нет, мастер Гирландайо не таков! Как работы его строго выдержаны в духе лучших творений флорентийских мастеров, так и сам мастер отличается постоянством нрава, скромностью и богобоязненностью. Хотя, припоминаю, была и с ним одна история… Госпожа Жанна, я не надоел Вам со своими разговорами?

– О нет, господин маркиз! – запротестовала Жанна. – Ничто так не скрашивает дорогу, как интересная беседа!

Благодетель продолжал.

– Это произошло после возвращения мастера Доменико из Рима, где он трудился над росписью капеллы по заказу папы Сикста IV.

Он проявил себя столь искусным художником, что один из уважаемых флорентийцев, живущих в Риме, если мне не изменяет память, мессир Франческо Торнабуони, а это знатный и славный род, ведь жена знаменитейшего покровителя искусств, правителя Флоренции Лоренцо деи Медичи, донна Лукреция, как раз из рода Торнабуони, ну так вот, господин Франческо, восхищенный талантами мастера, порекомендовал Доменико своему родственнику, господину Джованни.

У господина Джованни был прекрасный заказ для мастера Гирландайо, но дело осложнялось вот чем: господин Джованни хотел увековечить свое имя, расписав капеллу Санта Мария Новелла, что находится в монастыре братьев проповедников.

Из-за плохой крыши над сводом старая роспись была уничтожена дождями. Но патронат над капеллой в течение нескольких принадлежал семейству Риччи. Риччи средств на восстановление капеллы не имели, но и уступать эту работу никому не жалели, чтобы не потерять право патроната и право помещения там своего герба.

Господин Джованни с жаром взялся за преодоление этого препятствия и после долгих переговоров договорился с семейством Риччи, что помимо всех расходов на роспись, он выплатит им определенную сумму и поместит герб Риччи на самое почетное место, какое только есть в капелле.

Был составлен подробнейший договор с изложением всех условий и мастер Доменико приступил к работе.

Господин Джованни заказал ему заново написать фрески с теми же историями, что были изображены там раньше.

Над капеллой мастер Гирландайо трудился четыре года и, наконец, исполнил все наилучшим образом. В картины из жизни Богоматери и евангелистов он искусно ввел фигуры своих учителей, знакомых и других достойных этой чести людей. Не забыл он, конечно, написать и господина Джованни, и его уважаемую супругу.

Перед капеллой на столбах он по заказу господина Джаванни сделал большие каменные гербы семейств Торнабуони и Торнаквинчи. В арке он поместил гербы фамилий, ответвившихся от названного семейства. А в самой капелле он поставил великолепнейший табернакль для святых даров. На фронтоне этого табернакля он и поместил щиток с гербом Риччи, но величиной этот щиток был в четверть локтя!

– Неужели? – засмеялась Жанна.

– И когда капеллу открыли, госпожа Жанна, то Риччи явились одними из первых и стали разыскивать свой герб. Но не обнаружили его и отправились в Совет восьми, размахивая договором.

Но призванный к ответу господин Джованни заявил, что все сделано как раз в точном соответствии с договором и герб помещен на почетнейшем месте, какое только может быть – подле святых даров. А то, что его не видно – в договоре размеры герба не оговаривались.

Магистрат решил, что условия договора соблюдены и повелел оставить все, как есть.

Но! – поднял палец благодетель – Заметьте, дорогая госпожа Жанна, что всю эту затею мастер Гирландайо проделал по строгому согласованию с господином Джованни и сей поступок был скорее всего замышлен самим Торнабуони и лишь блистательно исполнен Гирландайо!

Благодетель закончил сравнение двух художников, но, видимо, эта тема затронула какие-то струны в его душе, потому что он помолчал, а потом добавил:

– И еще, госпожа Жанна, я никак не могу одобрить пристрастие мастера Боттичелли к языческим богам. Конечно, новые времена несут в себе изменение нравов, и то, о чем наши деды даже помыслить нем могли, теперь представляется вполне естественным, но все же мне кажется, что если ограничиться изображением христианских святых, Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Девы, ни какого худа, кроме пользы не будет. А какие-то Венеры, Флоры, Бореи, Марсы и прочие новомодные персоны – все это от лукавого, высокому искусству они не нужны.

* * *

Характер благодетеля после этой беседы стал Жанне намного понятнее.

«В сущности, – разочарованно подумала она, – можно было и не городить огород с превращением Жаккетты в Нарджис. С маркизом вполне можно договориться и так. Немного перестраховалась».

Не подозревающий о ее думах благодетель заявил:

– Я безумно рад, дорогая госпожа Жанна, что Ваш божественный облик и милый образ госпожи Нарджис мастер Доменико запечатлеет на полотне!

– Я тоже рада, – склонила голову Жанна.

Но ей почему-то страстно захотелось, чтобы ее нарисовал сумасброд Боттичелли…