Текст книги "Плач дороги (СИ)"
Автор книги: Юлия Диденко-Абраменко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Я медленно иду по длинной прямой дороге, которая скрывается в бескрайних полях на уровне горизонта. Кажется, что, пройдя пару километров, упрусь в желтое предзакатное небо. Осталось совсем немного и окажусь дома. Там, где давно не была. Последние лучи солнца скользят по асфальту. Мелкие песчинки играют на разгоряченной поверхности, создавая иллюзию капель. Дорога плачет. Смотрю на уходящую извилистую ленту. Она как будто прощается. Слезы расставания всегда трогают за живое.
Смотрю на часы – скоро восемь. До темноты не успею добраться домой. Вздыхаю и быстро кидаю взгляд на длинные ряды тополей, что растут вдоль дороги. За ними расположились огромные перепаханные поля.
Думала ли я раньше над своей судьбой? Наверное, нет. Я вспомнила причину отъезда и снова вздохнула. Предполагала ли я, что ее смерть неслучайна? Нет. Верила ли я в призраков? Нет.
– Мама…
На секунду закрываю глаза, хочу представить ее лицо, но не могу. Я не помню его. Перед глазами возникает лишь картина. Странное полотно с мутным изображением, что знакомо до боли.
Поднимаю веки и останавливаюсь. Все хорошо, надеюсь, все кончено, и она больше не побеспокоит меня.
Все было так непонятно и мутно, что не представлялось возможным из воспоминаний сложить полную картинку произошедшего. Но сейчас... мурашки пробежали по коже. Вспоминая прошлое, я не могу успокоиться. Эти дни давно прошли, и изменить ничего нельзя. Но я снова и снова возвращаюсь к воспоминаниям детства, пытаюсь разобраться. Почему так получилось?
Сначала мне казалось, что причиной была поспешность, невнимательность, но… причин можно было найти предостаточно. Теперь же я уверена, что виной всему оказалась сама. Зачем полезла в прошлое? Что мне дала правда?
Боль плавно окутывает тело.
– Я больше так не могу, – шепчу и поворачиваюсь, закрыв ладонями лицо.
В воспоминаниях возникает детская комната. Она аккуратно обставлена. Розовая кровать с балдахином расположена посередине, рядом письменный стол и шкаф. А в углу сидит большой плюшевый медведь...
Утром меня, как обычно, разбудила мама. Поцеловала в щеку и погладила по взъерошенным волосам. Я потянулась и лениво приоткрыла глаза, созерцая комнату.
– Вставай, соня. Сегодня понедельник, пора в школу, – протянула она нежным голосом и поцеловала еще раз.
Улыбнулась и провела маму взглядом до двери. Когда мама скрылась, села на кровать и посмотрела в окно. Желтые осенние листья еще висели на ветках, норовя в любую секунду покинуть излюбленное место.
Вздохнув, скривилась, представляя скучные уроки. Я не любила школу. Каждый день одно и то же, никакого разнообразия. В первый класс я шла полностью подготовленная, год занятий с преподавателем дал о себе знать. Все, что мы проходили оказывалось не новым, а повторением пройденного. Мне было неинтересно, и я стала читать дальше. И получилось так, что теперь не могу остановиться. Учась в третьем классе, я полностью знаю весь материал этого года.
– Скукотище, – медленно прошла до ванной. Умылась и стала чистить зубы.
– Доброе утро, отличница, – поприветствовал меня папа, заглядывая в полуоткрытую дверь.
Кивнула в ответ. Да, я учусь хорошо. Все хвалят и восхищаются мной. А я не могу понять, что сложного в правильном написании слова или математической задаче.
– Медалистка растет, – говорит моя классная – Мария Петровна. Осталось всего два года, и она станет школьным прошлым, которое не хочу вспоминать. Начнется другая жизнь, как говорит мама: «Средняя школа – это серьезно».
Закончив свой туалет, я медленно побрела на кухню, где заботливая мама приготовила завтрак. Отец уже за столом. Как обычно с телефоном, решает какие-то важные вопросы.
– Милый, давай ты позавтракаешь, а потом будешь болтать, – возмутилась мама и положила возле моей тарелки ложку. Отец отложил телефон и принялся за завтрак.
– Как скажешь, Галчонок, – кивнул родитель.
Когда я вырасту, не хочу быть похожей на мать. Она чересчур придирчива. Акцентируется на деталях и не видит общей картинки. Как фотоаппарат, что захватывает объективом лишь прямоугольный снимок прошлого.
Я скривилась. Опять манная каша. Терпеть ее не могу. Но мама регулярно, раз в неделю, обычно в понедельник или среду, готовит кашу. Придирчиво поковыряла ложкой в жидкой еде, как будто пыталась найти что-то интересное в маленьких белых комочках.
– Кушай, милая. Она очень полезна, – проговорила мама и, поцеловав в лоб, вышла из кухни. Я провела ее взглядом. С тоской помешивая кашу, перевела взгляд на отца. Он, как только вышла мама, взял снова телефон в руку. Иногда мне кажется, что он не замечает меня. Все его внимание сводится к приветствию и банальному интересу: «Как дела в школе?». Он занятой человек и часто не ночует дома, отчего мама приходит в бешенство и начинает названивать всем его знакомым и коллегам.
Интересно, родители любят друг друга?
Я какое-то время наблюдала за отцом, затем медленно встала. Взяв тарелку, подхожу к раковине. Папа молчит. Выливаю содержимое и начинаю быстро мыть тарелку, смывая остатки каши. Закончив с посудой, поворачиваюсь к отцу, который все так же сидит с телефоном. Опустив глаза, ухожу в свою комнату.
Нужно еще одеться. Через какое-то время мама зовет на выход. Я застегиваю последнюю пуговицу на пиджаке и, схватив портфель, быстрым шагом покидаю комнату.
– Накинь плащ, – говорит мама. – Я смотрела погоду – возможен дождь.
Не спорю и снимаю розовый плащ с вешалки.
– Быстрее милая, маме на работу.
Я набрасываю верхнюю одежду, выходя из дома. Мама подходит к машине и, открыв заднюю дверцу, держит, показывая пальцем на часы.
Стараюсь идти быстрее, хотя так не хочется. Учебный год только начался, а я с трудом заставляю себя посещать занятия. Сажусь в автомобиль, мама занимает место водителя и машина трогается.
На первом светофоре мама достает сигарету и закуривает. Отец запрещает курить дома. Мать закрывает глаза и делает затяжку. У меня создается ощущение, что женщина хотела этого всю свою жизнь. Она выдыхает серый дым, салон наполняется горьковатым облаком. От него у меня чешутся глаза, начинает щипать в носу, но я молчу. Не понимаю людей, которые курят. что в этом приятного?
Сзади сигналят. Смотрю на светофор – уже горит зеленый. Мама выругалась тем словом, что мне нельзя употреблять, и тронулась с места. Она подносит ко рту сигарету, с каждой затяжкой уголки губ расходятся. Настроение у матери улучшается. Улыбнувшись, она смотрит в зеркало заднего вида. Мы встречаемся глазами, мама подмигивает.
Я смотрю на нее и думаю. Неужели сигарета – это все, что нужно для улыбки? Перевожу взгляд в окно и начинаю пересчитывать деревья, что попадаются по пути. Одно, второе…
В мыслях возникают образы людей. Они плавно сливаются с деревьями. Ветки опускаются, корни покидают землю, жители леса начинают двигаться. Делают первый шаг, потом второй. Большие и маленькие – деревья куда-то идут. Кто спешит на работу, кто-то – домой. Как бы жили деревья, если они были людьми?
– Приехали, – говорит мама. Я никак не реагирую. – Наташа, ты меня слышишь?
Перевожу взгляд на маму и киваю.
– Приехали, говорю, – повторила она и приблизилась ко мне, чтобы поцеловать.
Я беру портфель и открываю дверцу. Помахав матери рукой, выхожу и, накинув лямку портфеля на плечо, медленно направляюсь в школу, находящуюся прямо передо мной. Это большое пятиэтажное здание, но я пока побывала лишь на двух этажах. На втором наш класс, а на первом столовая, в которую мы ходим после третьего урока.
Мимо меня пробежали две девочки, если не ошибаюсь, они из параллельного класса. Я никогда не общалась со сверстниками, они такие глупые. Чем ближе подхожу к двери, тем грустнее становится. Иногда мне кажется, что мир теряет свои краски. Цвета постепенно тускнеют, а потом пропадают вовсе. И за дверью находится просто черно-белый мир, где ты якобы получаешь знания.
Стараюсь не думать ни о чем и медленно поднимаюсь по ступенькам. Но мысли снова заполняют мою голову. Так легче переносить то, что на самом деле неинтересно.
Стены, они живые? Вдруг они все слышат и хотят поговорить?
Дотрагиваюсь до гладкой, выкрашенной в голубой цвет стены и иду дальше, не убирая руки. Пальцы плавно скользят, я чувствую легкую вибрацию, когда кто-то пробегает рядом. Опускаю руку на гладкие перила, отполированные ладонями сотен учеников. Еще ступенька, шаг, и я окажусь в рекреации, где находится класс.
Сегодня, как и всегда, не могла дождаться окончания занятий. С улыбкой на лице покинула кабинет и направилась к лестнице. Я ни с кем не прощаюсь из одноклассников, потому что здесь чувствую себя чужой. Быстро спускаюсь и выхожу. За оградой школы меня должна ждать мама, но ее еще нет. Обычно она приезжает пораньше: ставит машину на парковке, а сама идет гулять по магазинам. Рядом со школой находится торговый центр. Его построили недавно, около года назад. Мама любит походить по магазинам. Иногда берет и меня, но я не сильно горю желанием смотреть на бесконечные вывески, платья и юбочки.
Стою, мимо пробегают ученики. Отхожу в сторону, чтобы меня не сбили, и продолжаю ждать. Вспоминаю о телефоне, но его отобрали вчера за непослушание. Я смотрела телевизор не в свое время. Мама бережно относится к зрению, и поэтому мне выделяется час ежедневно. Я считаю – это неправильно. Стала спорить, за что и оказалась без телефона на три дня. Мне, в принципе, некому звонить кроме родителей, но все же без него как-то неуютно.
Не знаю, сколько прошло времени. Я все так же стояла около ограды и ждала знакомую машину. Может, мама забыла, что меня нужно забрать со школы? Хотя странно, три года не забывала, а тут вдруг забыла. Начинаю прохаживаться вдоль забора. Меня совсем не беспокоит, что меня забыли. Нет тревоги, никакого опасения. Я просто хожу и поглядываю на дорогу.
Через некоторое время подъехал мамин автомобиль. Мама нервно курит. Она даже не вышла из машины, машет рукой.
Подхожу и сажусь. Мы не трогаемся. Выкурив одну сигарету, закуривает следующую. Пальцы дрожат, шмыгает носом и старается убрать с лица длинную челку. Пряди снова падают на лицо, мама прикрывает ладонью глаза.
– Мам?
– Все хорошо, милая. Сейчас поедем, – делает затяжку. Заводит машину, та резко трогается и останавливается. Мать делает еще попытку, автомобиль выезжает на дорогу.
Мама молчит. Я тереблю край юбки, посматривая на курящую женщину, и не решаюсь задать вопрос. Меня беспокоит состояние матери, но что делать не знаю.
Мы подъезжаем к дому. Я не спеша выхожу из машины, мама следит за мной в зеркало заднего вида, закрываю дверцу. Захожу в дом, снимаю обувь, иду в комнату.
Что же случилось? Почему мама такая расстроенная? Родители, наверное, опять поругались. Потому что мама бывает такой только после ссоры.
Села на кровать и смотрю в окно. Иногда кажется, что там совсем другая жизнь. Намного лучше, чем моя, но, оказавшись по ту сторону, понимаешь, что ничего не поменялось. Те же кусты и деревья, только воздух чище. Он натуральный, без освежителя, что мама так любит использовать в комнатах.
На стекле появились первые капли осеннего дождя.
Вздыхаю и ложусь на кровать.
Со вчерашнего дня я не видела мамы. Когда пришел отец, они закрылись в кабинете и долго о чем-то спорили. Папа часто повышал голос, переходя на крик.
Я тихонько открывала дверь комнаты и прислушивалась, но толком ничего не смогла разобрать.
Утром мама также разбудила меня. Поцеловала в щеку и провела ладонью по волосам. Я приоткрыла веки и улыбнулась. Мама ответила натянутой улыбкой. Глаза у нее были красные: наверное, плакала.
– Вставай, – прошептала она и, поцеловав еще раз, вышла.
Такое же скучное утро. Сегодня на завтрак мюсли. Это поприятнее каши, и я съедаю пару ложек. Потом одеваться – и на выход.
Дорога такая же длинная и неприметная. Мама опять курит. В этот раз она очень нервничает. За пять минут третья сигарета. Создается ощущение, что она их ест.
Закрываю глаза, чтобы немного поспать в машине.
Легкое покалывание и дрожь. Я непонимаю, что происходит. Мои руки, ноги?! Озираюсь по сторонам. Салон, я в машине. Но не могу сконцентрироваться.
– Ма-ма!
Шум. Странный и непонятный. Сирены.
Что случилось? Я ничего не понимаю. Кручу головой. Люди, машины, свет, голоса.
Кажется, я вспоминаю скрежет и боль.
Нет, взрыв. Нет. Бой стекла.
Все перемешалось.
Слышу бешеное биение сердца. Мне страшно. Я не могу пошевелиться. Надо мной нависли какие-то люди, они что-то говорят, но не могу понять ни одного слова. Хочу позвать маму, но губы не открывается. Что произошло? Что случилось?
Я смутно понимала, что происходило после.
Авария? Скорее всего, да. Кто выжил – я.
Белые стены, противный запах лекарств. Болели руки, ноги. Ломило все тело.
Иногда я просыпалась в холодном поту, кричала. Укол и опять пустота. Серая пелена, что сгущалась, не пропуская ни единого луча солнца.
Сколько это длилось? Вечность.
Я смутно помню дни после аварии и, вообще, последующие годы.
Сейчас мне двадцать три года. Я и хочу найти себя в жизни, но пока безрезультатно. Поменяла столько мест, что скоро нужно будет заводить новую трудовую книжку.
Вздохнув, посмотрела по сторонам и приготовилась переходить через дорогу. Светофор на перекрестке не работал, поэтому приходилось доверять собственным глазам. Только я ступила на асфальт, зазвонил телефон. Остановилась и полезла в сумку.
Скрежет тормозов, и я замерла, забыв про звонок. Подняла взгляд и уставилась на страшную картину. Передо мной сбили женщину. Если бы не остановилась, то оказалась на ее месте. Сглотнула. Не думала, что вид крови так действует на меня. Голова закружилась, уши заложило. Еще несколько секунд и я могла умереть. Чем чаще эта мысль крутилась в голове, тем хуже становилось.
– Скорую...
– Вызовите...
– Помогите...
Голоса слышались отдаленные, дрожащие.
Я стояла и смотрела. Кто-то попытался со мной заговорить, но я не понимала. Не могла ничего ни сказать, ни сделать.
С трудом помню, как дошла до съемной квартиры. Я забыла о собеседовании, на которое шла. Забыла, что у меня нет денег заплатить за квартиру. На обратном пути договаривалась зайти за расчетными на прежнюю работу.
Перед глазами все время стояла увиденная картина. Та сбитая женщина, окровавленная, что лежала на асфальте. Ее удивленное лицо, мутные безжизненные глаза и тело, неестественное, скрученное.
Я столько лет пыталась забыть прошлое, а теперь в настоящем есть частичка моей трагедии.
Поставила чайник, помыла кружку. Стукнула посудой о стол и полезла за успокоительным чаем. Как только открыла коробку, в нос проник блаженный запах мяты. Я глубоко вдохнула и насыпала две ложки в кружку.
Нужно было успокоиться, прийти в себя и что-то решать с деньгами и квартирой. Завтра с утра придет хозяйка, будет требовать плату за аренду. А у меня ни гроша. Как я могла не зайти за расчетными. Ну вот как?!
Села на стул и уставилась в окно, что выходило на детскую площадку. Недавно там поставили новые качели и горки. Детей теперь прибавилось, и постоянные детские крики длились до самого позднего вечера.
Щелкнул чайник, я вздрогнула и перевела взгляд на струйку пара, что выбивалась из носика. Налила кипятка в кружку.
– Как же быть?!
Деньги! Все упиралось в деньги. Можно было занять, если бы было у кого. Несмотря на множество работ, я не смогла завести не то, что друзей, но даже знакомых. Я перестала с кем-либо общаться после смерти матери. Превратилась в замкнутое, запуганное судьбой существо. Если в школе были попытки пообщаться, то сейчас я разговаривала лишь с отцом по телефону и то, когда он не был пьян. Даже соседей по лестничной клетке я обходила стороной.
Посмотрела на чай и пододвинула к себе поближе. Обхватила кружку руками и глубоко вдохнула. Мне нравился его нежный аромат трав. Сразу вспоминался бабушкин домик. Она любила сушить разные травы и вешать их в прихожей большими пучками. От этого в доме постоянно стоял крепкий запах полевых трав. Зато бабушкин чай был самым вкусным на свете.
Выпив чай, пошла в комнату. Не раздеваясь, улеглась на кровать и уснула.
Свет... яркий свет не дает открыть глаза. Тяжелое дыхание. Я слышу, как дышу. Вдох, выдох.
Страх... незнание происходящего... голоса... далекие, едва уловимые... крик... и пустота...
Я виду холст перед собой. Белое полотно и тонкие пальцы с простым карандашом. Первый штрих. Неуверенный, едва заметный. Еще один. Что-то прорисовывается. Кажется, это похоже на овал лица. Но еще нет глаз, носа и губ. Несколько прядей падают на будущее лицо. Быстро появляются растрепанные волосы, словно их теребит ветер. Вот он понес копну русых волос (на рисунке они черные, но я знаю, что волосы русые) в одну сторону, а теперь, развернувшись, растормошил в другую. Легкий сарафан на тонких бретельках. Одну ногу поджала под себя, другая прямая. Руки в стороны. Девушка как будто танцует. Художник нарисовал все, только лицо остается пустым. Нет глаз, носа и рта, словно их никогда и не было.
Открываю глаза и смотрю в потолок. Давно мне не снились сны. Глубоко вздыхаю и снова закрываю глаза, но сон не идет. Встаю и ковыляю на кухню. Снова нужно заварить себе чай. Я бы что-нибудь и поела, но холодильник уже несколько дней пустует.
Опускаюсь на стул и беру ручку. Она всегда тут лежит, возле стационарного телефона. Начинаю беспорядочно водить ею по клеенке. Она старая, давно пора заменить, поэтому не жалко. Посматриваю на чайник и растерянно ищу на полке будущую еду. Может геркулес сварить, хотя он так уже надоел, что тошнит. Макароны? А больше и нет ничего.
Стук.
Вздрагиваю и прислушиваюсь.
Тишина.
Встаю, на глаза попадается измалеванная клеенка. На ней, сама не замечая, я нарисовала рисунок из сна. Такую же танцующую девушку без лица.
Сглотнула.
Я никогда не умела рисовать. Не давался этот вид творчества.
Внимательно всматриваюсь в черты. Да, этот тот самый рисунок, что приснился мне.
Я забыла про стук, про чайник, который уже закипел. Смотрю, не отрываясь, на танцующую девушку. В ней есть что-то знакомое, родное. Кажется, вот-вот проявятся черты лица, и я узнаю ее. Но сколько бы ни смотрела, ничего не происходило.
Вздыхаю и перевожу взгляд на чайник, наливаю в кружку воду и иду в комнату. На глаза попадается пустое место на стене. Там висит моя фотография, вернее, висела, а теперь пусто. Ставлю кружку на стул и, подойдя к дивану, заглядываю за спинку. Мое фото упало на пол. Пытаюсь достать, не выходит. Рука не проходит между диваном и стенкой. Слезаю с дивана, с трудом отодвигаю от стены и просовываю руку. Получилось. Поднимаю и смотрю на целое стекло. Рамка упала почти с полутораметровой высоты и никаких повреждений. Словно ее просто сняли и поставили на пол.
Вспомнила о стуке, что слышала из комнаты. Это была упавшая рамка, получается. Но как она упала? Переворачиваю. Крючок целый. Перевожу взгляд на стену. Гвоздь тоже на месте. В чем проблема? Непонятно. Залезаю с ногами на диван. Вешаю рамку на место. Отхожу на пару шагов, присматриваясь, ровно ли повесила. Вроде ровно, беру уже остывший чай и пью.
Как же получается, что я, не умеючи рисовать, нарисовала, можно сказать, картину?
Усаживаюсь на диван и ищу глазами в стопке бумаг, что располагается на полу, альбом. Я покупала его для эскизов, по работе нужен был. Помнится, он наполовину остался пуст. Глотнув чай, переползаю на пол и преступаю к поиску альбома. Он как будто испарился. Я уверена, что положила его сюда. Быстро перекладываю бумажное "добро". Здесь старые журналы, какие-то газеты, рекламные буклеты и прочая ненужная чушь.
– Нашла! – радостно выкрикнула и подняла альбом над головой.
Схватив с органайзера, что стоит на столе, карандаш, усаживаюсь поудобнее на полу.
Что нарисовать? Складываю губы трубочкой и кошусь на стопку бумаг, вытаскиваю первый попавшийся журнал и начинаю листать. На глаза попадается модель в нижнем белье. Милая блондинка стоит у стеночки, красиво позируя фотографу.
– А вот и попробуем, – выдохнула и, найдя чистый лист в альбоме, приступила к рисованию.
Набросала пару штрихов. Далось легко. Потом как-то быстро перешла к прорисовыванию деталей и не заметила, как нарисовала полностью.
Когда я отложила карандаш, на листке остался черно-белый рисунок девушки. Точная копия с журнала.
Пыталась найти недочеты, но не смогла. Срисовала точно, каждую деталь. Это пугало, потому что я не художник и никогда не училась. Встала, отошла. Наклонила голову, прищурилась. Копия была идеальна.
Убрала волосы с лица и заметила, какие у меня грязные ладони. Они были все в грифеле. Словно я не рисовала, а руками размазывала карандаш.
– Может, просто удача, – почему-то решила я и сжала сильней карандаш, чтобы попробовать еще.
Когда в дверь зазвонили, дернулась и подскочила.
– Кто ночью пришел? – удивилась я и остановила свой взгляд на часах. Уже было восемь часов утра.
Я не заметила, как рассвело. Всю ночь прорисовала. В итоге от моих стараний на полу остались около десяти рисунков разной тематики.
В дверь постучали. Я кинулась открывать, догадываясь, кто мог прийти.
Что же мне сказать? Как быть?
– Доброе утро, Зоя Петровна, – улыбнулась я, пропуская в квартиру хозяйку.
– Я ненадолго, – буркнула высокая женщина, проходя мимо меня. Она кинула быстрый взгляд в ванную, туалет и направилась в комнату. – Что это?
Закрыв дверь, прошла следом, не зная, как объяснить хозяйке, что денег нет.
– Рисунки...
– Я вижу, что не фото, – скривилась Зоя Петровна. – Это ты нарисовала?
– Да, я когда нервничаю – рисую, – придумала на ходу. – Просто дело в том...
– Здорово получается, – перебила меня женщина. – Я всегда хотела иметь портрет, только дорого это. – Она посмотрела на меня. – Деньги давай.
– Я это... такое дело...
– Что?!
– Нет денег, – выдала я и отступила.
– Мы же договаривались. Сегодня последний день оплаты, – сложила руки на груди хозяйка. – Ты всегда задерживаешь деньги. Больше ждать не стану.
– Я не успела за расчетом зайти. Деньги только в понедельник будут. Это точно!
– Не верю, – выдала Зоя Петровна. – Выезжай. Я найду других постояльцев. – Она указала на дверь.
Сглотнула. Куда я пойду? Что теперь делать?
– А давайте я вас нарисую, – предложила. – Компенсация за неудобства. А в понедельник будут деньги. Обещаю. – Указала рукой на диван и схватила с пола альбом.
Хозяйка усмехнулась, покосилась на рисунки.
– Я большой портрет хочу.
– Но больше листа нет, – развела руками.
Зоя Петровна прищурилась.
– Тут через квартал есть канцтовары. Пошли, – она махнула рукой.
С портретом хозяйки я мучилась до самого вечера. Устала так, что руки стали дрожать. Зою Петровну не устраивало все. Она хотела выглядеть молодой и красивой, как в двадцать лет. Только сейчас-то ей сорок восемь.
Уже стемнело, а немолодая женщина еще находилась у меня и указывала недочеты своего лица.
Глаза болели, спина ныла. Хотелось есть и пить. Я даже в туалет отлучалась только по разрешению. Когда у меня в очередной раз запел желудок, Зоя Петровна сказала:
– Иногда полезно устраивать голодовки.
Да, полезно, только вот такие голодовки у меня все время.
Я ничего не сказала.
Тысячу раз пожалела, что предложила рисовать.
За что мне такое наказание?
Заправив прядь выпавших волос за ухо, я попыталась успокоить дрожащие пальцы и провести ровную линию.
Зазвонил телефон. Посмотрела на хозяйку и встала. Та недовольно скривила лицо, как будто я ей лимон предложила. Отложив рисунок, направилась на кухню.
– Только быстро, нам сегодня нужно закончить. Мне завтра на работу, – крикнула Зоя Петровна из комнаты.
Я сглотнула, увидев чайник, но нужно было взять трубку. От постоянных звонков уже голова начала болеть.
– Але, – всегда так отвечаю на звонки. Так делает бабушка. Сразу ее вспоминаю.
– Наташенька, почему так долго, – услышала я голос и замерла. Это была мама, это ее голос.
"Но она же..." – щелкнуло в голове, и я бросила трубку.
Сжала кулаки и уставилась на аппарат. Сердце застучало быстрей, готовое выпрыгнуть в любую секунду.
– Ты скоро? – услышала я, и хозяйка выглянула из комнаты. – Что случилось? – обеспокоенно поинтересовалась женщина, видя мое перекошенное лицо. – Кто звонил?
– Ма-ма, – протянула я и сглотнула, потом перевела взгляд на Зою Петровну и добавила: – Но она же умерла…
Женщина подняла брови:
– Я, наверное, пойду. В понедельник дорисуешь... – хозяйка быстро собралась и покинула квартиру.
Телефон снова зазвонил, но я не смогла взять трубку.
Дрожащей рукой дернула за провод.
В голове варилась такая каша, что мыслить здраво я не могла, поэтому, выпив несколько кружек успокоительного чая, завалилась спать.
Свет... крики... детский плач...
Плеск воды...
Я плыву... нет, тону...
Темнота... тяжесть... я погружаюсь...
Кричу...
Вздрогнув, просыпаюсь. Дышу тяжело. Хватаю ртом воздух, словно провела под водой долгое время. Принимаю сидячее положение и пытаюсь прийти в себя.
Что за сны мне стали сниться? Не помню, чтобы меня мучили кошмары. Откидываю одеяло, босыми ногами касаюсь пола и ощущаю влагу. Резко поднимаю ноги, прижимая колени к груди.
– Что за шутки?! – голос дрожит.
От страха немеют конечности. Забираюсь под одеяло. Сижу, пытаясь всмотреться в пол, но темно и ничего не видно.
– Такого быть не может! – повторяю и решаюсь проверить поверхность пола ладонью. Высовываю руку из-под одеяла и резко опускаю на пол. Пальцы почувствовали прохладную поверхность паркета, и я громко выдохнула:
– Показалось.
Но, несмотря на то, что мне как будто показалось, пальцы до сих пор дрожат.
– Это был сон и все, – успокаиваю себя и принимаю сидячее положение, чтобы ноги коснулись пола. – Да! Это сон! – Пальцы чувствуют деревянное покрытие и громко выдыхаю.
Иду на кухню, по дороге включаю свет во всех комнатах. Смотрю на часы – полтретьего.
Выпиваю еще чая и возвращаюсь в комнату. Свет оставляю включенным и снова ложусь спать. От усталости глаза моментально закрываются, я засыпаю.
Легкий ветерок треплет волосы. Запах соленой воды приятно щекочет ноздри. Глубоко вдыхаю: как же я давно не была на море! Вспоминаются детские поездки с родителями на прекрасный анапский пляж. Песок, легкий прибой, крики чаек.
Подхожу к воде, она приятно ласкает ступни. Новая волна покрывает} щиколотку и мчится на берег, унося в море песчинки. Они щекочут кожу, убегая за отливом.
Улыбаюсь и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на родителей. Но на берегу никого нет. Бросаю взгляд по сторонам. Я одна. Пляж пустой.
Чувствую, как вода медленно поднимается. Пытаюсь сделать шаг, но не получается. Песок словно превратился в цемент и зафиксировал ноги. Я дергаюсь, но ничего не получается, с места сойти не могу. Открываю рот, чтобы закричать, и погружаюсь в воду. Кто-то тащит вниз. Пытаюсь сопротивляться. Гребу, но вокруг вода. Поверхность уходит все дальше, а чернота окутывает все вокруг. Я на большой глубине. Уши заложило, легкие сдавило. Страх не дает думать. Я болтыхаю конечностями в попытке подняться на поверхность. Ничего не получается.
– М-м-м, – я слышу сбоку и поворачиваю голову.
Дергаюсь. Воздух вырывается изо рта большим потоком пузырей. Прикрываю рот ладонью и дрожу, наблюдая, как ко мне движется женский силуэт. Руки расставлены, лицо прикрывают волосы, одежда изодрана.
– М-м-м... по-мо-ги...
Открываю глаза. Темнота. Я в постели, но она влажная от пота. Не могу прийти в себя. Сердце колотится и готово в любую секунду выпрыгнуть из груди. Дрожащими руками отодвигаю одеяло и сажусь. Провожу ладонью по лицу.
– Что за бред? Что происходит?
Прохожу на кухню, опускаюсь на стул. Нервно вожу пальцем по столу. Подрываюсь, начинаю бегать по комнате, ища листки. Под руку попадается тетрадь. Хватаю карандаш. Возвращаюсь за стол и приступаю к рисованию. Дрожащей рукой вывожу кривые линий. Получается неумело. Не могу сосредоточиться и представить образ.
Бросаю карандаш, встаю. Хожу по комнате. Нужно успокоиться.
– Дыши! – подхожу к столу, смотрю на получившиеся каракули. – Бред! Я не умею рисовать... – перевожу взгляд на стакан. Наливаю воды, выпиваю.
Начинаю прохаживаться из одной комнаты в другую. Через пару шагов закрываю глаза, пытаюсь вспомнить образ девушки.
Волосы на лицо. Провожу пальцами в воздухе, как бы прикасаясь к увиденному. Руки в стороны...
Бросаюсь на кухню, хватаю снова карандаш и медленно выдыхаю.
Так, волосы, руки, платье...
Теперь рисуется легко, словно я делала это постоянно. Знаю, как выглядит промокшее платье девушки, ее волосы, босые ноги. Каждый элемент отразился в памяти, как будто я сфотографировала.
Закончив работу, прищуриваюсь, пытаясь найти недочеты. Но картина идеальна. Встаю, бросаю взгляд на окно. Уже рассвет. Смотрю на часы. Без четверти семь.
Тяжесть окутала тело, и я снова отправилась спать.
Сколько проспала, не имела понятия. Поднялась. Голова болела. Хотелось пить, словно я неделю провела в пустыни, и во рту не было ни капли. Доплелась до кухни и выпила подряд несколько стаканов из-под крана. Села на стул, опустив голову на руки, и пыталась прийти в себя.
За окном серость: непонятно, утро или вечер. Вернулась в комнату, посмотрела на часы. Вечер.
Проспала целый день. Да, после таких кошмаров и сутки выспаться – будет мало.
Желудок заурчал.
– Нужно поесть, – бодро проговорила я и, схватив кастрюлю, набрала воды и поставила на плиту.
Перевожу взгляд на телефон. Включить или оставить? Кто мне будет звонить?
Махнув рукой, достала пачку макарон.
Поужинав вареными макаронами, я пошла в комнату. Нужно было прибраться, а то рисунки так и остались на полу. Сгребла все листы в кучу и стала аккуратно складывать. Потом положила рядом со стопкой ненужностей и хотела подняться. И тут заметила край альбома. Давно не перелистывала старый семейный альбом. Его углы стерлись, несколько страниц торчали. Такие теперь не хранят. Мода на фото ушла. Я положила альбом на пол перед собой и стала перелистывать. С каждой страничкой погружаюсь в прошлое. Вот мы еще вместе, втроем. Я, мама и папа. Улыбаемся. Потрепанные странички рассказывали старые истории нашего посещения бабушкиного жилища. Я погладила одну из фото, где меня обнимала мама, и вздохнула. Многие снимки уже выцвели, на некоторых появились желтые пятна.
Как давно это было...
Вздохнула и поднялась. Взяв альбом, пошла на кухню. Заварила чай и продолжила смотреть.
На одной из фото мамы замечаю странные разводы на лице. Пододвигаю ближе, присматриваюсь. Легкие пятна и полоски белого цвета. Можно было предположить, что фото выцвело, но как-то странно. Белизна ограничилась лицом. Вытаскиваю снимок, кручу в руках. Может, свет так подает? Встаю, прохожу в комнату, включаю свет, рассматриваю. Все так же.
