Текст книги "Когда камни меняют цвет"

Автор книги: Юлия Цыпленкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– И верно, – закивал ее супруг. – Так все чинно и мирно. А вот бы и вправду породниться. Вы ведь не женаты, риор Дин-Таль. Где вы еще найдете столь прекрасную супругу?

И семейство вновь воззрилось на советника, ожидая ответа. Тиен поднял со стола кубок, сделал глоток, следом еще и еще, пока не допил всё до капли, но еще некоторое время удерживал питейный сосуд у губ, прячась за ним. Наконец, отставил в сторону, посмотрел в глаза смотрителю Тангора и соврал:

– К моему великому сожалению, невеста у меня уже есть…

– Как?! – искренне опешил Дин-Роэн. – Когда же огласили помолвку?

– Еще не огласили, но по моему возвращению…

– Выходит, и нет у вас пока невесты, – прервал его вновь счастливый градосмотритель. – Коли не огласили, стало быть, всё еще можно изменить.

– Нельзя, – уже еле скрывая раздражение, произнес Дин-Таль. – Невесту мне указала лиори, и от ее выбора я отказаться не посмею.

– Но ведь жаль? – вдруг спросил Бриген, вальяжно откинувшись на спинку стула. – Вы сами сказали, что сожалеете.

– Да-да, сказали, – поддержала сына старшая лейра Роэн.

– И я это услышал, – кивнул старший брат, а младшая лейра Роэн сурово сдвинула брови.

– А если вам жаль, риор Дин-Таль, так ведь можно и передумать, – подмигнул отец семейства. – Вот приедете вы с женой ко двору, да в ноги госпоже броситесь, неужто не простит? Особенно когда увидит, какая славная у вас лейра.

Линетта смущенно потупилась, братья дружно кивнули, старшая лейра Роэн с нежностью посмотрела на супруга. А Дин-Таль понял – это предел. Семейка градосмотрителя не просто выводила его из себя, они бесили! Хуже нет, чем простодушие, смешанное с наглостью. А если прибавить к этому высокомерие отпрысков и их не особо острый ум, то выходило и вовсе худо. Тиен без долгих размышлений просчитал цель плохо скроенной интриги – Борг. Выгодно пристроив дочь, градосмотритель хотел протолкнуть сыновей руками зятя на государственную службу.

Сузив глаза, советник оглядел семейство Роэн. После подался вперед и полюбопытствовал:

– Стало быть, вы могли бы воспротивиться воле госпожи? Обмануть ее доверие и поставить собственные желания превыше ее желаний?

– Если сердце велит… – попытался было ответить старший Дин-Роэн, и оборвал сам себя, воззрившись на советника в священном ужасе. – Нет! Мы верны Эли-Боргу и послушны воле госпожи!

– Тогда почему вы считаете, что я готов поставить свои желания превыше ее желаний? Думаете, я предатель?! – в праведном гневе воскликнул Дин-Таль и ударил кулаком по столу. Семейство дружно вздрогнуло: – И как мне воспринимать ваши слова, если вы толкаете меня на пренебрежение доверием Перворожденной? Или же я, по-вашему, дурной слуга моей госпожи? Вы желаете меня оскорбить?!

– Ни в коем случае, – градосмотритель ответил заискивающим взглядом.

– Батюшка-а, – ожила девица. Она растерянно завертела головой, переводя взгляд с отца на братьев, на уплывающего из рук жениха, а после в обратном порядке.

Сыновья смотрителя Тангора выглядели не менее растерянными, но еще что-то требовать не осмеливались, сообразив, к чему клонит гость. Дин-Таль удовлетворенно усмехнулся и откинулся на спинку стула. Он скрестил руки на груди и решил, что теперь можно и подсластить горечь рухнувших надежд.

– Надеюсь, вы и вправду верные сыны Эли-Борга. И коли так, то я смогу отметить вашу преданность и рвение в службе, если, конечно, увижу, что так и есть на самом деле.

Роэны заметно расслабились, и градосмотритель вновь просиял:

– О, не сомневайтесь, риор советник, вы увидите, насколько мы хороши!

– Не сомневаюсь, – вежливо улыбнулся Тиен и поднялся из-за стола. – Завтра тяжелый день, оставлю вас.

– Добрых снов, – мило улыбнулась старшая лейра Роэн.

Ее отпрыски пробурчали свои пожелания, градоначальник подскочил со стула, но жест гостя его остановил. Не было покоя только на лице младшей лейры. Она проводила взглядом несостоявшегося жениха и вновь воззвала:

– Батюшка…

– Молчи, – громким шепотом велел ей отец.

– Но вы сказали, что я выйду замуж за советника, он мне понравился…

– Прорвемся в Борг, найдем другого жениха, – ответил девице родитель.

– Но я хочу этого!

– Тихо! – рявкнул Дин-Роэн, а дальше дверь закрылась и «приглушенные» переговоры оказались недоступны слуху советника.

Дин-Таль усмехнулся, покачал головой и отправился в отведенные ему покои, рассчитывая, что безумный день окончен, но… не учел самоотверженность и напор хозяина дома. Теперь тот ломился к гостю, чтобы рассказать ему о том, что он сделал в городе, доверенном ему, явно преувеличивая свои заслуги. Не забывал он хвалить сыновей и иногда вворачивал добродетели дочери. Закончилось это тем, что разъяренный гость, воспользовавшись очередной отлучкой градосмотрителя, сбежал из покоев. После приказал оседлать себе лошадь и покинул дом Дин-Роэна и сам Тангор.

И когда он мчался в сумерках по тракту, в душе его разрасталось ликование. А въезжая в ворота Тангорской крепости, уже знал точно, что жить он будет в этих стенах. Никакие блага городского дома не могли затмить тишины и покоя самой обычной тюрьмы.

Глава IV

– Ирэйн.

Она не услышала призыва. Сердце все еще бешено стучало в груди, и внешнее самообладание давалось с большим трудом. Женщина всё быстрей шагала по каменным плитам Тангорской крепости, спеша скрыться за тяжелыми дверями своей темницы и остаться наедине с собственными чувствами, казалось, давно превратившимися в пепел.

– Лейра Дорин! Ирэйн, – мужские пальцы сжали ее локоть, почти причинив боль, и узница вздрогнула, вдруг вернувшись в серость и уныние своего узилища.

Она повернула голову к смотрителю, но ее невидящий взгляд смотрел сквозь него.

– Что с вами происходит? Вам дурно? Позвать лекаря? – заботливо спросил риор.

– Нет, – почти беззвучно ответила она, отрицательно покачав головой. – Я просто хочу вернуться в свою темницу.

– Вы бледны.

– Я всегда бледна, – отмахнулась она и освободила локоть из захвата. – Я могу продолжить путь?

– Да, конечно, – ответил мужчина, пристально наблюдая за узницей.

Едва заметно вздохнув с облегчением, Ирэйн направилась к знакомой лестнице, тут же вновь забыв о своем сопровождающем. Перед внутренним взором всё еще стоял образ другого мужчины. Совершенно неожиданная и нелепая встреча, надежды на которую узница не таила даже в самых сокровенных помыслах. Когда-то иная боль заглушила страдания безответной любви, вытеснив из сердца воспоминания о красавце риоре, чья душа всегда принадлежала иной женщине.

Нет, Ирэйн не забыла его, но и не мучилась, давно приняв свою судьбу. Отказываться от грез гораздо легче, когда исчезает надежда, а она исчезла раньше, чем за узницей закрылись ворота ее узилища. Женщина плыла по волнам своего размеренного пустого существования, наблюдала, как день сменяет ночь, и всё больше растворялась среди теней Тангорской крепости. Мир изменил очертания и краски, поменял саму свою суть, и лейра приняла ее без ропота, потому что на него сил уже не осталось.

Мечты начали таять с того мгновения, как руки возлюбленного сжались на нежной шее лейры, мстя за вероломство. И окончательно покинули женщину в тот день, когда она смотрела, как гибли люди, собранные шпионом Эли-Харта в тронном зале. Тот животный ужас от происходящего врос под кожу ледяными иглами. Он раздирал плоть в ночных кошмарах, крики умирающих звучали в ее ушах слишком долго, сводя с ума от жалости и безысходности.

Лишь присутствие еще одного мужчины – ее мужа, приглушило на время стоны призраков, но он ушел к ним. Отдал свою жизнь добровольно на острие мечей, добавив ко всему прочему еще один кошмар, не отпускавший его вдову даже среди белого дня. И вместе со смертью риора угасло стремление жить и в его супруге. У нее ничего не осталось, только жуткие сны, слезы и боль потери. Да, лиори знала, как наказать кузину, предавшую ее. Даже самая жестокая мука в пыточной не могла сравниться с этим бессмысленным существованием посреди собственных мыслей.

– Зачем? – сдавленно прошептала женщина, сползая по холодной каменной стене темницы на пол.

Она задыхалась. Кажется, горло стало величиной с игольное ушко, и ни единого глотка воздуха не могло пробраться в грудь, объятую огнем вдруг проснувшихся забытых чувств. Это было подобно удару, ослепившему, сбившему с ног. Мужчина, чья ненависть когда-то выжгла в душе последние чаяния на счастье, вдруг оказался там, где его не должно было быть, и костер, ставший углями, вдруг полыхнул с неожиданной силой.

– Не надо, – взмолилась лейра. – Прошу, не надо… Я не хочу!

Сейчас, когда время притупило жалящую боль, когда утихли переживания, став смирением, когда осталось лишь вялое существование и ожидание конца, вновь появился он. Словно безжалостный палач разбередил старые раны и разбудил уснувших было призраков.

– Боги, – всхлипнула Ирэйн и сжала голову ладонями. Она некоторое время раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь выбраться из трясины, тянувшей ее на гнилое дно ненужных страданий, но поняла, что не справляется. Откинула голову и закричала, ударив сжатыми кулаками по полу: – Хватит!

Дверь темницы с лязгом распахнулась, и кто-то ворвался в сумрачное нутро узилища. Тень заслонила слабый свет, лившийся из маленького окошка под потолком, и сильные руки сжали голову лейры.

– Ирэйн, что с вами? – встревоженный смотритель крепости стоял на коленях напротив. – Ирэйн!

Она распахнула глаза, но сквозь пелену слез не разглядела лица риора, только узнала голос. Чужое присутствие заставило взять себя в руки. Женщина мотнула головой, пытаясь избавиться от захвата, после стерла слезы и ответила неожиданно ровно:

– Я увидела крысу и испугалась. Со мной всё хорошо. Простите, что потревожила.

Ни от захвата горячих ладоней, ни от всего смотрителя избавиться так и не удалось. Он несколько мгновений пытливо вглядывался в лицо узницы, после укоризненно покачал головой:

– Зачем вы лжете, Ирэйн? Вас так растревожила встреча с советником? Конечно, растревожила. Вы ведь знали его прежде. Он что-то вам сказал? Вас оскорбили?

Лейра закрыла глаза. Ее губы на миг скривила усмешка, и женщина отрицательно покачала головой.

– Нет, меня никто не оскорблял, риор Дин-Шимас, – ответила она, не открывая глаз. – Напротив, риор Дин-Таль был неожиданно мил.

– Тогда что так расстроило вас?

Ирэйн все-таки посмотрела на своего надзирателя, и в ее взгляде затеплилась искра раздражения.

– Я же сказала – крыса, – повторила она. – Позвольте подняться. Пол холодный.

Риор подал узнице руку, помогая встать, но после ладони его скользнули на узкую талию, и смотритель притянул к себе женщину.

– Ирэйн, – тихо произнес он, глядя на нее сверху вниз, – доверьтесь мне. Вы ведь знаете, что я испытываю к вам слабость. Отчего вы не позволяете сблизиться с вами?

Взгляд узницы остановился на пуговице на мужской груди. Она не спешила поднять голову и взглянуть в глаза высокородному риору, зная какой ответ он ждет от нее.

– Ирэйн…

– Это лишнее, риор Дин-Шамис, – наконец произнесла лейра. – Я – узница, вы – свободны, хоть и заточены с нами в этой крепости. Вы можете подыскать более достойную любовницу. В конце концов вы женаты, и обычаи Эли-Борга запрещают мужу смотреть в иную сторону, кроме той, где стоит его жена.

Она подняла голову, чтобы посмотреть на смотрителя, и ее подбородок оказался в захвате его пальцев. А в следующее мгновение губы обожгло порывистым поцелуем, лишенным нежности. Риор желал ее, желал давно. И чем больше проходило времени, тем неистовей становилось его желание, и сейчас его поцелуй стал отражением снедавшего мужчину вожделения.

Ирэйн мотнула головой, вырываясь из капкана чужих губ. Она уперлась кулаками в широкую грудь и с ответным неистовством выкрикнула:

– Нет!

– Почему?! – воскликнул он, задыхаясь от собственного возбуждения. – Почему – нет? Ради чего вы отталкиваете меня? Вы же видите, как я привязан к вам, Ирэйн…

Он не разжал объятий, продолжил удерживать женщину, бившуюся в его руках, словно птица, пойманная в силки.

– Зачем это сопротивление? – спросил риор, сжав плечи лейры. – Чего ради вы отказываетесь от единственной радости, что еще доступна вам? Я готов сделать для вас всё, что пожелаете. Превращу темницу в покои, одену в богатые наряды, приведу вам прислугу…

Хохот узницы оборвал мужчину.

– О да! – истерично вскрикнула Ирэйн. – Это всё то, что необходимо мне в моем замке. Наряды, прислуга, изысканные яства!

– Вы хотите свободы? Я смогу тайно вывозить вас из крепости, – горячо произнес смотритель. – Одно ваше слово, Ирэйн…

Она перестала вырываться. Опустила взгляд и устало вздохнула:

– Хорошо, – едва слышно произнесла узница. – Позвольте мне подумать.

– О чем тут…

– Прошу вас, – Ирэйн коротко коснулась мужской груди ладонью. – Не торопите меня. Я не готова к переменам. Дайте подумать.

– Хорошо, – чуть помедлив, ответил смотритель. – Я не буду торопить вас. Подумайте, и вы поймете, что жизнь, которую предлагаю вам я, намного лучше того существования, что вы влачите сейчас. – Затем вновь приподнял голову узницы за подбородок, коснулся губами ее щеки и отошел: – До вечера, моя дорогая лейра. Я приду за вами, чтобы сопроводить на прогулку.

– Да, конечно, – ответила женщина и выдавила полуулыбку.

Она еще некоторое время стояла, прислушиваясь к тому, как загремел засов, как прозвучали удаляющиеся шаги, наконец, добрела до лежанки и повалилась лицом в подушку, предоставленную смотрителем.

– Чтоб его пожрали твари Архона, – глухо произнесла Ирэйн. – Зачем мне еще и это?

После перевернулась на спину и уставилась пустым взглядом в потолок. Лейре вспомнился прежний смотритель. Это был уже не молодой, но всё еще крепкий риор. Узницу он встретил пристальным взглядом. Оглядел с ног до головы, после прочитал послание от лиори, вновь оглядел и спросил:

– На пирах не сиделось? Прискучили песни бардов, решили изменой развлечься? Чего уж теперь слезы лить, доигрались, лейра Дорин. Ваши новые покои ожидают вас, милости просим, – в его голосе не было издевки, несмотря на слова, смотритель попросту подвел черту между прошлым и будущим. А когда дверь темницы закрылась за узницей, задвинул засов, словно ставя точку в конце пути еще совсем юной женщины…

Он не проявлял к лейре ни симпатии, ни неприязни. Вообще не замечал ее среди остальных заключенных, отправленных в Тангор в те дни. Условия содержания, предписанные госпожой, исполнялись в точности. Вольностей и поблажек не было, как не было пренебрежения. Риор никогда не назначал себя в провожатые, не лез с беседой, не пытался разобрать на части ее душу и уж тем более не заглядывался на тело. Ирэйн такой подход был понятен, и она не имела возражений, полностью принимая свою кару. Впрочем, ей самой тогда ни до кого не было дела.

Тогда она не различала, когда заканчивается день, и начинается ночь, не ощущала вкуса грубой пищи, даже не замечала, когда в темницу открывали дверь и ей совали в руки миску с похлебкой. Лейра жила во мгле, следуя за своими призраками. И не знала, сколько прошло времени прежде, чем, однажды открыв глаза, она увидела, что наступил рассвет. С этого дня слезы больше не текли из ее глаз. Больше не было бесед с теми, кого уже нет, прекратились мольбы о прощении, предназначенные отцу и мужу. Наступил период отупелого покоя, после сменившегося полным смирением.

В дни своего пробуждения Ирэйн впервые рассмотрела риора, смотревшего за Тангорской крепостью. У него оказались, на удивление, выразительные карие глаза. Они смотрели мудро, словно могли узреть то, что скрыто в человеческих душах. И тогда он впервые сжал плечо узницы и кивнул ей:

– С возвращением, лейра Дорин. Впрочем, не уверен, что в этом мире вам будет уютней, чем в вашем собственном.

– В моем мире осталась только смерть, – ответила Ирэйн.

– Что ж, тогда поживите в нашем общем, возможно, здесь вы найдете необходимый вам покой.

Он ушел, а лейра осталась на крепостной стене. Она смотрела на зеленеющую траву и не чувствовала ничего. Одно сплошное холодное равнодушие. Душа не рвалась в полет вслед за бабочкой, слух не радовало птичье чириканье – всё это было там, за стеной, и тот мир больше не принадлежал узнице. Она не сожалела об этой потере. К чему? Сожалеть – означало бы сопротивление, бунт и несогласие с тем, что с ней произошло, а Ирэйн бунтовать не желала. Потому оставалась лишь сторонним наблюдателем, который не испытывает любопытства к тому, что видит. Искра, еще не так давно ярко пылавшая в груди, угасла, и весну молодости сменила вечная осень…

И в таком состоянии она прожила четыре года. Стражи давно привыкли к тихой узнице, никому и никогда не доставлявшей неприятностей. Другие заключенные поглядывали на женщину без особого интереса. Если кто-то кричал ей вслед, пытаясь обменяться хотя бы парой слов, Ирэйн не отвечала, а сама она никого и ни о чем спрашивать не хотела. Ей даже полюбилось это молчаливое размеренное существование, и сладости, которые узнице иногда подсовывали стражи, пока никто не видит, принимала с полуулыбкой и вялой благодарностью. И в этом она тоже больше не видела радости. Просто ждала, когда придет ее час, и чета Дорин воссоединится. А больше стремиться ей было не к чему.

А потом прежний смотритель ушел в отставку, и на его место назначили риора Дин-Шамиса, и положение узницы стало меняться без всякого старания с ее стороны. Не сразу, но спустя несколько месяцев новый смотритель начал подходить к лейре, чтобы узнать о ее самочувствие и нуждах. И хоть узница отвечала, что нужд не имеет и на здоровье не жалуется, но в темнице появились жаровня и колотые поленья. Затем на небольшом кособоком столе укоренился подсвечник и запас свечей. Вместо грубого колючего покрывала на лежанке поселились теплое одеяло и мягкая подушка. Вскоре сменились и стол с лежанкой. А затем смотритель начал приносить лейре книги. И кормили ее теперь лучше. Ну а уже затем сопровождать на прогулку ее стал сам риор Дин-Шамис.

Всё это, несмотря на удобство и приятные перемены, было не нужно узнице. Ирэйн давно лишилась наивности, потому понимала, что однажды последует за этими услугами. Шамис был еще молод, и пусть не красив, но и неприятной его внешность нельзя было назвать. Но лейра уже когда-то жила под постоянным давлением, уже выбирала путь, который казался проще и безопасней. В ее жизни был непрекращающийся страх перед более сильным и опытным противником, от которого невозможно было ни избавиться, ни убежать. Ею уже играли, словно она была не человеком, а бездушной куклой. И теперь всё повторялось, пусть дело и касалось лишь ее тела и покорности.

Она не хотела быть безмолвной игрушкой. И не хотела вновь бояться. С тех пор, как шоры и морок слов шпиона Эли-Харта оставили Ирэйн, она возненавидела и чужую власть над своей жизнью, и тот страх, в котором ее держали угрозы Дин-Лирна и Тайрада. Лейра Дорин, урожденная Борг, больше не желала бояться. Потому менее всего хотела быть интересной смотрителю Тангорской крепости, который отныне был господином над ней и ее судьбой.

Сколько удастся удерживать его на расстоянии? Сколько он продержится прежде, чем перейдет к действию, уже мало заботясь, чего хочет его жертва? До чего он готов дойти, встретив сопротивление?

– Боги, – прерывисто вздохнула Ирэйн.

Она облизала вдруг пересохшие губы и зажмурилась до ряби перед глазами, изгоняя хорошо знакомое чувство страха. Узница ожесточенно мотнула головой и села. Она сжала ладонями голову и углубилась в размышления, отыскивая выход из безвыходного положения. У нее не было защиты, надеяться на помощь стражи не стоило – они не пойдут против высокородного риора. До лиори не дотянешься, да и захочет ли она услышать жалобы вероломной родственницы? Горько усмехнувшись, Ирэйн прошептала:

– Одна… Всегда одна. Ох, Лотт, только ты был у меня, только ты…

А затем пришла новая мысль, поселившая извращенную надежду в измученной душе. Она так долго молила смерть прийти к ней, но не находила силы самой расстаться с жизнью, так может… Может теперь, когда жизнь станет невыносимой, она осмелится, и тогда наконец больше не будет одинока! Закончится эта пытка ожиданием, закончится вялое существование, и долгожданная встреча состоится! Странное мрачное удовлетворение охватило женщину. Она обняла себя за плечи и улыбнулась:

– Верь в меня, Лотт, – тихо произнесла Ирэйн. – Я пройду этот путь до конца, верь мне. Я больше не буду слабой, обещаю тебе. Обещаю…

В своем неестественном умиротворении, она вытянулась на лежанке и закрыла глаза. Неожиданная встреча с наваждением юных дней и домогательства смотрителя вырвали Ирэйн из ее панциря. Затишье, длившееся больше пяти лет, разлетелось ворохом пожухлых листьев, вернув живые чувства угасшей душе. Теперь узница готова была бороться, впрочем, не ожидая победы. Она понимала, что не сможет противостоять мужчине, имевшему власть над ней, но и сдаваться на его милость не собиралась.

Когда-то Альвия упрекнула кузину в трусости, именно этого чувства лиори не смогла простить. Не простила его себе и сама Ирэйн. Не простила и не забыла того гадкого осадка, когда чувствуешь свое бессилие и готова на всё, лишь бы прожить еще один день. Но теперь она не боялась умирать. А вместе со страхом смерти исчез и трепет перед врагом.

– Мной больше никто и никогда не будет играть, – твердо произнесла узница. – Я – Борг, дери вас архоновы твари. Борг!