Текст книги "Точное попадание"

Автор книги: Юлия Фирсанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Оса, ты как?

– Нормально, я что-то нашла, или оно нашло меня, дай доберусь до места, – попросила я и припустила снова туда, куда тянула меня веточка.

Я прыгала через камешки, перелезала камни, переползала через здоровенные плиты и лежащие на траве колонны, досадливо кусала губы, злясь, если приходилось сворачивать с прямого курса и огибать особенно крупное препятствие. Фаль, улюлюкая, летел за мной. Лакс, вняв предупреждению, шагал молча.

Где-то почти в середине развалин ветка, наконец, перестала тащить меня вперед и клюнула вниз с такой силой, что я упала на колени, только сейчас ощутив, как капризно ноет лодыжка подвернутой когда-то на физкультуре ноги.

– Здесь! – объявила я.

– Что? – выпалили парни.

– Почем я знаю, – хлопнувшись на плоскую теплую плиту и вытянув ноги в траву, огрызнулась я. – Раскопайте и узнаем. Я только знаю – рыть надо в этом месте, а на какую глубину и что достанем придется устанавливать опытным путем!

– Рыть, значит рыть, – покорился Лакс и воткнул лопатку в траву.

– Это правильно, рой, дорогой. А я отдохну, созерцая твои труды, – одобрила я и, наблюдая за тем, как споро вгрызается в землю приятель, периодически отбрасывая особенно крупные камни, щегольнула известной мудростью, – Есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: пламя, текущую воду и то, как другие работают.

Лакс хохотнул, а я, развивая успех, добавила:

– Вот поэтому так много зевак сбегается на пожар, ибо сие великолепное зрелище сочетает в себе все три компонента.

Вор откровенно заржал, тоненько захихикал и Фаль, хлопнувшись мне на колени, держаться в воздухе и одновременно заливисто смеяться у мотылька не было сил.

– Шутница, – хмыкнул рыжий, закончив хохотать и снова вогнал лопатку в землю, она обо что-то заскрежетала, только звук получился немного другим, непохожим на обычное столкновение с камнями. Лакс тоже почувствовал это, наклонился и, отбросив лопатку, начал разгребать землю руками, Фаль покинул мои колени и тоже подключился к работе, выхватывая маленькие и весьма крупные, где-то с мой кулак камни и отбрасывая их в сторону. И откуда только сила в мотыльке взялась?

– Есть! – азартно выдохнул вор и вытащил из земли что-то длинное, встряхнул, очищая от камней и земли, и замер коленопреклоненной статуей с раскрытым ртом.

В его руках покачивалась, подставляя бока солнцу, драгоценная цепь. Даже будучи перепачкана в земле, потускнев от времени, эта вещь была прекрасна: темный металл и крупные камни сочетались столь удивительным образом, что украшение походило на цветочную гроздь.

– Сейчас! – заторопился вор, вскочил на ноги и устремился в сторону ручья, я за ним не помчалась, лодыжка все еще побаливала.

Впрочем, Лакс вовсе не собирался сбегать с сокровищем, через несколько минут приятель вернулся, благоговейно держа обеими руками нашу добычу. Хитро сплетенная цепь серебристого металла с синими, красными и желтыми камнями переливалась на солнце так, что хотелось прищурить глаза, но не закрыть их, а продолжать любоваться явленной миру красотой, бывшей столь долго сокрытой под землей. Уже из-за ценности материалов такая вещь, наверное, стоила немало, но ее художественная ценность и тонкая работа многократно увеличивали цену.

Лакс бережно повертел цепь на весу и положил мне на колени. Я осторожно тронула холодный металл пальцами:

– Из чего она? Серебро?

– Эльфийское серебро, – поправил меня Фаль.

– Куда более чистое, кем людское, желтые алмазы, сапфиры и рубины, – машинально отозвался вор.

– Что ж, не золото, но тоже неплохо, – резюмировала я, чтобы чуть-чуть развеять ощущение высокого штиля момента.

– Оса, – в голосе Лакса было искренне недоумение, – золото стоит по крайней мере в семь раз дешевле серебра. А эта вещь и вовсе не имеет цены. Мы уже безумно богаты, даже если, – вор нехотя продолжил, – распилим ее и продадим по частям. Покупателя на такое сокровище будет найти очень трудно.

– Распилить? – негодующе завизжал Фаль и попытался пнуть рыжего ножонкой в грудь. – Да как ты смеешь?!!!

– Тише, Фаль, он пошутил, – постаралась я унять сильфа, взъерепенившегося при одном упоминании о столь варварском поступке. – Ничего мы пилить не будем. Выкрутимся по-другому! Но Лакс прав, такая вещица как чек на миллион, вроде бы и деньги есть, и сделать с ними ничего нельзя. Давайте еще поищем, вдруг найдем нечто не столь дорогое?

Повесив рыжему цепь на грудь, в карман бы она не влезла, а сразу прятать в мешок первую добычу показалось нам чем-то кощунственным, мы продолжили охоту за сокровищами почти не обращая внимания на настырно палящее солнце. Азарт грел кровь сильнее лучей дневного светила.

Испытанная хворостинка уверенно направила меня к следующей цели, а потом и к еще одной. Разошедшиеся парни, вот она золотая лихорадка, с горящими глазами, бросались ко мне, стоило рогульке качнуться вниз, и принимались рыть с усердием кротов. В следующий час мы нашли серебряное блюдце или маленькую тарелочку с нежным узором, помятый с одного бока инкрустированный эмалью кубок из того же металла, широкий браслет, украшенный мелким серым и голубым жемчугом, сплющенный всмятку поставец для свечи и, я обнаружила ее лично, приподняв небольшой осколок здоровенной плиты, витую серебряную цепочку с подвеской.

Кулон был выполнен в виде серебряного, с четко прорисованными жилками листка с каким-то темным камнем, походящим на каплю росы, скатывающуюся с края. Фаль, гордый поручением, слетал к ручью и принес мне сполоснутую находку. Я надела цепочку через голову и взяла в ладонь, чтобы полюбоваться еще раз. Темным, как свернувшаяся кровь, камень, намертво спаянный с листом, казался лишь из-за грязи. Теперь на руке у меня переливалась голубая капелька, подобная настоящей воде. Камень и сам металл украшения мгновенно нагрелся в ладони и будто сам начал испускать живительное тепло. Тут одно из двух: либо я нашла минерал, который идеально подходящий мне по знаку зодиака, либо это какой-нибудь голубой янтарь местного разлива, потому так приятно касаться его и совсем не хочется выпускать из рук. А не хочется, значит и не надо! Такую прелесть я продавать ни за что не стану, оставлю себе на память. Пусть пробы на металле не стоит, но вряд ли эльфы стали бы штамповать подделки, не индийцы, у которых на каждом базаре горы "настоящего" силвера для разведения настоящих лохов продаются.

Удивительно, хворостинка не только находила сокровища, она еще и старалась, как я просила мысленно, указывать вещи, спрятанные не слишком глубоко и доступные для извлечения. Но, когда мы наковыряли довольно симпатичную горку "металлолома" и я уже думала закругляться, моя веточка послала странный смешанный импульс – тепло и холод, потом ткнулась в землю и замерла. На секунду мне привиделось что-то форматом с тройку покетбуков, на глубине где-то в полметра. Проморгавшись, я сообщила друзьям:

– Наверное, все близлежащие мелочи мы уже выкопали, тут зарыто что-то побольше, только глубоковато.

– Насколько? – поинтересовался изрядно взмокший Лакс, встряхивая головой, чтобы капли пота не попали в глаза. Ему-то досталась самая тяжелая часть работы, но азартный парень не жаловался, мешок с сокровищами был для него вполне приемлемой компенсацией физического труда.

– Вот так примерно, – я показала руками расстояние. – Будем копать или плюнем?

– Будем! – решил Лакс и вновь взялся за работу. Фаль мельтешил у него под ногами, каким-то чудом ухитряясь отшвыривать камни, норовящие попасть под лезвие, и умудрялся сам не угодить под лопатку.

Вдвоем, мое скромное предложение об участии было твердо отклонено, искатели сокровищ примерно за десять минут углубились в развалины на требуемую глубину и выковырнули из земли натуральный, как и кубок слегка помятый камнями, ларчик!

Ликующий крик парни издали одновременно и повторили его еще раз, когда, открыли крышку (Лакс всего-то несколько секунд покрутил ее в руках, и на что-то нажал), и увидали россыпь украшений. Снова серебро и камни, только если первая находка – цветочная гирлянда – была пышной, то эти вещицы не бросались в глаза сразу, их тихая красота завораживала исподволь. Тот или та, – удивительно, сразу определить мужчина или женщина были владельцами шкатулки, я не могла, – обладал чрезвычайно тонким вкусом.

– Может, тут еще тонны сокровищ, но нам уже хватит. Устала, – констатировала я и, закинув хворостинку на плечо, поплелась в наш лагерь.

Парни не стали спорить с волею магевы, подобрали добычу, инструмент и пошли или полетели за мной следом. Сидя на траве, мы рассматривали вываленные из мешка находки, отдыхали, прихлебывали холодную воду и трепались за жизнь. Вернее, трепались мы с Лаксом, а Фаль купался в побрякушках из ларчика, как дядя Скрудж в своем хранилище, и блаженное выражение на его мордахе было столь великолепно, что никто не спешил выуживать сильфа из шкатулки.

– Этого хватит, чтоб всю оставшуюся жизнь на серебре есть, в бархат одеваться и на шелке спать, магева, – задумчиво подбрасывая браслет, вещал Лакс. – Я в Патере надежных людей знаю, которые честную цену дадут и лишних вопросов задавать не будут. Как с рук вещицы сбудем, можно дом купить хоть там, а хоть бы и в самой столице.

– Можно, не значит нужно, рыжий, – отозвалась я, любуясь диковинными вещицами и начиная испытывать невольное уважение к расе, способной творить такую красоту.

– Ты чего, Оса, тебе деньги не нужны? – озадаченно нахмурился Лакс.

– Отчего же, деньги нужны всем, ибо большая часть наших потребностей не может реализоваться в их отсутствие, – признала я. – Только, я не знаю, сколько мне в этом мире быть суждено, вот и не хочу ни деньги, ни время на пустяки тратить.

– Странная ты, любая другая о доме, муже, детишках и богатстве мечтает. Впрочем, наверное, у магев по-другому. Если это пустяк, чего же ты хочешь? – удивленно спросил вор.

– Путешествовать, увидеть как можно больше всего, что есть в мире, – призналась я, крутя в пальцах освобожденную от цепочки-маячка хворостинку, – с деньгами это легче. Но ты не переживай, Лакс, мы честно сокровища поделим, на свою долю и дом, и бабу, и детишек завести сможешь.

Вор возмущенно поперхнулся моим предложением и выпалил, яростно сверкнув глазами:

– Вот уж нет! Нашла дурака, хочешь, чтоб я жирной приманкой для какой-нибудь стервы, до толстого кошелька охочей, стал?

– Ты мне только что то же самое советовал, а как на себя примерил, так не по нутру стало? – коварно усмехнулась я, ткнув хворостинкой в грудь рыжего.

– Ты другое дело, женщина красивая, магева опять же, значит, всегда распознать сможешь, кто истинно любит, а кто деньгами прельстился, – отводя глаза, пробормотал вор.

– Ох, Лакс, да на фиг мне эти игры в угадайки: любит не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет, – я уже сказала, чего хочу, – отмахнулась я, – и хватит об этом.

– Лады, – покладисто согласился вор, мне даже показалось, с тайным удовлетворением. – Ну раз ты хочешь странствовать, тогда поехали? До ночи успеем еще чуток проехать, чтоб завтра к вечеру в городе быть!

– Твой коварный план разгадан, злодей, – с громким, большей частью нарочитым стоном поднявшись на ноги, провозгласила я, – ты желаешь уморить меня в дороге путем отбития седалища и заграбастать все сокровища себе!

– Конечно, – заухмылялся Лакс.

– Ничего у тебя не выйдет! – шутливо огрызнулась я. – Назло выживу, а если все-таки умру, то стану привидением и буду выть у тебя под окнами всю ночь напролет и распугивать любовниц! Поехали! Фаль, вылезай!

Сильф в очередной раз вынырнул из ларца с колечком на голове, смотревшимся на нем как изящная диадема – витой серебряный обруч с созвездием мелких камушков в центре. Мотылек приосанился, напрашиваясь на комплимент.

– Красавец! – констатировала я. – Так и будешь теперь летать со звездой во лбу, как царь-лебедь?

– А можно? – скроил умильную мордочку Фаль, радостно встрепетнув радужными крылышками.

– Почем я знаю, можно ли тебе носить наголовные обручи или нельзя, может, какой обычай сильфовый запрещает, – отшутилась я походя. – Сам решай, дружок. А если ты нашего разрешения спрашиваешь, так почему бы и нет? Копал вместе со всеми, значит, заработал награду!

Фаль восторженно взвизгнул и перевернулся в воздухе, разбрызгивая ликование. Как мало нужно мотыльку для счастья – новая побрякушка на башке и радости конца края невидно. Я почти позавидовала столь скромным запросам, на секунду задумавшись, а что могло бы привести меня в такой блажной, не рассуждающий чистый восторг. На ум ничего не пришло. Загадочное животное человек: несчастным его сделать легко, а абсолютно счастливым почти невозможно, слишком много думает или не думает вовсе, золотой аристотелевской середины не соблюдает. Впрочем, к состоянию абсолютного счастья я и не стремилась, вполне хватало желания жить интересно, всюду суя любопытный нос. Может, в этом и есть мое странное девичье счастье?

Лакс начал складывать наши вещи, а я отбежала к ручью и ткнула ветку в участок влажной почвы. Выбрасывать свою помощницу просто так мне казалось черной неблагодарностью, а тащить с собой не хотелось, вот и решила: столько магии в хворостинку напихано, что она обязана вырасти в красивое дерево, а не увянуть банальным образом. Неплохой шанс на рост у веточки был: за все время, пока мы таскались по жаре, листья на рогульке даже не начали вянуть.

Вновь забравшись на лошадей, мы тронулись в путь. Лакс вскачь пускаться не пытался, ехал неспешно, щадя мой, скажем расплывчато, организм. Но четыре ноги, вопреки заверениям пройдохи Масленицы из нашего замечательного мультика, все равно быстрее копытами перебирают, чем две. Руины Тени Ручья с почти незаметными следами наших раскопок остались далеко позади, впереди был лишь извилистый сухой как у пролинявшейся змеи хвост дороги и луга с редкими пушистыми островками рощиц. Езда временами казалась похожей на плавание, этакий зеленый океан по обеим сторонам дороги, глаз скользил по волнам трав небрежно, вгоняя тело в расслабленное состояние, чем-то похожее на медитацию.

За следующие часа четыре мы встретили, вернее, проехали мимо пары неказистых повозок с разморенными жарой и клюющими носом возницами и трех всадников, только один из которых ехал быстрее нас. Лакс сказал, гонец, потому и торопится. Остальные передвигались степенно, никто заговаривать с нами не пытался, путники кивали друг другу и двигали дальше.

Кстати, насчет четырех часов это я на вскидку сказала, потому как ни наручных, ни карманных у меня с собой не было, но время я всегда определяла неплохо. Человек – тварь талантливая, а нужда всему учит. Все дело в тренировке. Когда в электронных часах без конца, не успеешь купить, садится батарейка, а кварцевые или механические отказываются служить просто так и после ремонта тут же ломаются снова, очень быстро смиряешься и привыкаешь к тому, что ты сам себе часы. Ели не хочешь всюду опаздывать и как попка долдонить "который час?", домогаясь всех встречных поперечных, учишься определять время на глазок. Мы даже с друзьями спорили на чипсы или бутылку газировки, так я всегда угадывала ровненько, плюс-минус три минуты.

Если в этом мире сутки тоже из двадцати четырех часов состоят, то сейчас должно быть около восьми вечера. Солнце еще высоко, но летом, когда заря с зарей встречается, и в десять еще светло. Однако, вижу, Лакс уже начал периодически оглядываться по сторонам, присматривать место для ночлега. Это хорошо, потому как последний час мое седалище уже мало что чувствовало, я не жаловалась, но с опаской думала о дне завтрашнем, когда с утра пораньше мышцы выскажут хозяйке все, то думают по поводу издевательств, коим их подвергли вчера. А я еще даже не проверяла, сумею ли вылечить сама себя, или мое могущество только на других распространяется.

За личными переживаниями я как-то упустила из виду поселившееся на периферии сознания ощущение дежавю. Знакомый крутой изгиб дороги, рощица, подступающая к самому краю, куполом склоняющиеся ветви деревьев, словно в тоннель въехали. Где-то я это видела и совсем недавно…

– Стойте, путники, назовите себя! – прозвучало неожиданно не только для меня, вздрогнул даже Лакс, натянув поводья, а рука невольно скользнула к поясному ножу.

На дороге стояло четверо – трое светловолосых мужчин и одна женщина. Четверо, но не людей. Одетые в легкие и очень красивые переливающиеся искрами одинаковые густо-зеленые рубашки, серые брюки, сапожки, скроенные по той же мерке, что подаренные Лаксом, создания были эльфами. Длинные уши с заостренными кончиками, большие миндалевидные глаза и луки с наложенными на тетиву стрелами были направлены в нашу сторону. Стрелы… время словно замедлило свой бег. Каждая секунда растянулась в бесконечность. Стрелы в колчане и на тетиве среднего мужчины или юноши, разве по таким лицам определить возраст навскидку, имели сизо-зеленое оперение. О боги, демоны, Силы, Творец или кто тут главный в общем котле Мироздания! Еще несколько мгновений, и мое видение станет явью: мертвый Лакс, невидящий глаз, уставившийся в небо. Но почему? За что?

Мозг заработал с лихорадочной скоростью: Эльфы не выглядят угрожающе, они спокойны, обычный патруль или стража, никакие на разбойники. Форменная одежда, такие типы походя преступлений не совершают, а с людьми княжество замирилось еще пятьсот лет назад и о новой войне даже слухов не ходит, иначе Фаль бы непременно проболтался. Значит, перестрелять нас как сусликов с бухты-барахты никто не намерен. Неужели трагическая случайность? А если случайность, то ее можно подправить, заменить на другую, более счастливую. Надо действовать, я должна верить, что смогу! Не зря же мне всякие ужасы вчера казали! Итак, надо действовать, Ксюха! Время, дав мне шанс на раздумье, вернулось к прежнему течению, я широко улыбнулась патрулю и заговорила, чуть тронув Белку ногами, как это делал со своим конем Лакс, чтобы тот сделал шаг-другой:

– Магева Оса, путешествую в сопровождении сильфа Фаля, – рука плавно коснулась плеча, где сидел приосанившийся мотылек, – и компаньона Лакса… – моя лошадка, наконец, сделала нужный шаг, луки эльфов, смотрящие чуть поверх наших голов, чтоб не выглядело прямой угрозой, просто стандартным предостережением, начали опускаться, переходя в более мирную позицию. Я, физически ощущая приближение роковой секунды, покрепче обхватила ногами бока Белки. Плавное движение руки, якобы указующей на парня, резко ускорилось, пальцы метнулись к рыжему вору, схватили его за руку, за ремень, обхватывающий узкую талию, и рванули на себя. Так крепко я еще никогда ни во что не вцеплялась. Не ожидавший такой подлянки Лакс потерял равновесие и почти рухнул на меня. В тот же момент раздалось музыкальное "дзень". Там, где только что была рыжая голова вора свистнула стрела. Эльф, нет, все-таки очень молодой парнишка, взрослые люди так не удивляются, с открытым ртом смотрел на оборвавшуюся тетиву изящного лука, стрелу, на половину длины ушедшую в дерево за нашими спинами и глаза его едва не выкатывались из орбит. Не лучше дело обстояло с другими эльфами и Лаксом, рефлекторно дернувшим головой в направлении улетевшей стрелы.

– Направляемся в город Патер, – завершила я свое представление, выпуская Лакса из сжавшихся мертвой хваткой рук.

Вор, не будь дурак, уже уяснил, чего ради я играла в обжималки, и был не румянее бедолаги-стрелка. Но в седле выправился и рта не раскрыл, предоставив магеве и дальше играть на поле.

– Хотя, наше путешествие, как я погляжу, могло бы здесь и закончиться, – голос мой звучал спокойно, ровно, с каким-то отстраненным интересом, а сердце трепыхалось, как угодившая в силки птичка, по спине скатилась струйка пота, но ликование, затопившее волной мою душу, билось пульсирующей мыслью: "Получилось! У меня получилось! Лакс жив! Я смогла!"

Женщина быстро, но необычайно плавно, словно в танце, повернулась к парню, сжимавшему бесполезный лук, и выдала какую-то мелодичную, однако, очень сердитую трель. Тот жалобно прочирикал что-то в ответ. Все луки уже были опущены, стрелы вложены в колчаны за спинами. Мужчина, один из двух, не стрелявших в нас, отвесил мне почти почтительный поклон и промолвил на доступном пониманию наречии:

– Пусть осияет свет твой путь, магева. Да не затаишь ты на нас вражды, роковая случайность, а не злой умысел направили оружие. Позволь нам во искупление вины пригласить вас в свой стан. Будьте гостями, разделите с нами трапезу и останьтесь на ночлег.

"Надеюсь, приглашают от чистого сердца, а не чтобы добить тайком, раз промазали", – мысленно прокомментировала я и вежливо склонила голову в ответ, однако спешиваться не спешила:

– Благодарю, мы принимаем ваше великодушное предложение.

Провинившийся юнец быстро чирикнул что-то просительное остальным патрульным, и они чинно закивали головами. Зеленые как молодая травка и очень виноватые глаза парня устремились на нас, и он робко сказал, очень стараясь выглядеть достойно и гордо:

– Я приглашаю вас к своему костру.

– Веди, – согласилась я и соскользнула вниз с седла, не столько из вежливости, сколько по куда более приземленным причинам.

Было большим облегчением снова передвигаться на своих двоих, хоть и стремящихся принять совершенную форму колеса и ноющих от этих потуг. Лакс тоже спешился, соскользнув с седла с почти эльфийской грацией. Теперь мне было понятно, откуда у вора такая легкость в каждом движении. От предка рыжему передалась немалая доля пластичности, что в соединении с человеческими генами дало неуловимую стремительность движений, отняв у них танцевальную мягкость. Но урона вор от этого не понес.

Мы двинулись за горе-лучником прямо в кусты у дороги, за нашими спинами раздался новый всплеск эльфийских трелей. Я очень пожалела, что не понимаю языка, и задумалась, а можно ли использовать руны, чтобы составить заклятье перевода. Но на вскидку, тем более на ходу, такой вопрос не решить, потому пришлось довольствоваться лингвистическими познаниями Фаля и Лакса. Сильф прозвенел мне на ушко:

– Эльфы собираются доложить о происшествии князю. Они очень встревожены.

"Еще бы, – фыркнула я про себя, – в конце концов, почти дипломатический инцидент, вот так взять и чуть не пристрелить человека на общественной дороге", – и продолжила беседу вслух.

– Князю? А что ему тут делать, разве вы мне не говорили, что это людская земля? – удивленно переспросила я, продираясь через кусты и досадуя, что не догадалась первым пустить Лакса, шедший впереди эльф вообще казалось не задевал ни травинки, они, не знаю, показалось или на самом деле так было, будто раздавались в стороны, пропуская его. Так что дорогу приходилось протаптывать мне, безо всяких там мачете, практически голой грудью, как коммунистке. Следом с комфортом двигались все остальные. Вот они истоки старинного обычая джентльменов – дамы вперед.

– Владыка Аглаэль едет с дипломатической миссией в Патер, – важно обмолвился наш проводник, наконец, выдвигаясь из-под кустов и деревьев на простор равнины. Там, как я уже догадывалась, раскинулся тот самый небольшой палаточный, вернее, шатровый городок, каковой мне довелось лицезреть давеча в зеркальной рамочке: разноцветный, сочно-яркий, гармоничный даже в сочетании диссонансных цветов. И вокруг этих многокрасочных, но ничуть не отдающих цыганской безвкусицей шатров легко двигались эльфы.

– Ясненько, – резюмировала я, не став задавать больше никаких вопросов.

Для начала мне хотелось поглазеть по сторонам на снующий по лагерю народ. Я ж эльфов в первый раз увидала всего несколько минут назад, а посему с жадностью вбирала новые впечатления от визуального знакомства с Дивным Народом. Если не считать неудачной попытки пристрелить Лакса, они производили целиком положительное впечатление: изящные, движущиеся с врожденной грацией, каковую неповоротливый человек приобретает лишь годами занятий танцами, создания были красивы как картинки, одеты с необычайным изяществом, хоть и в простые по-походному вещи. А, может, дело было не в тканях и покрое, а в том, как они носили свою одежду. И в лохмотьях можно выглядеть королевой.

Словом, эльфы мне, конечно, понравились, однако, я сразу решила, что ни за что не хотела бы жить среди них, чтоб не взращивать чувство собственной ущербности. В сравнении с прекрасными созданиями моя симпатичная мордашка казалась какой-то грубой, глаза и волосы тусклыми, а походка неуклюжей, как у медведя-шатуна, напившегося кофе в ноябре. Нет, вот поглядим на этих дивных и предвечных, слопаем все, чем угостят, выспимся на халяву и дальше в путь, подальше от безупречно-изящных, как статуэтки или рисованные герои мультика созданий.

А то чувствую себя как в музее, все такое красивое, что плюнуть некуда, а плюнуть почему-то сразу хочется, наверное, низменная человеческая сущность пробуждается. Сравнение-то не в людскую пользу. Стыдно! Вон тут сколько народу, никак не меньше сотни, а трава даже нигде не примята, ни одного окурка, бумажки или другого мусора не видно. Птицы тоже как щебетали в траве, так и продолжают заливаться, их близость двуногих созданий природы не напугала. Уже одних этих примет было достаточно, чтоб уловить разницу менталитета.

Пока мы шли по краю лагеря, эльфы косились на нас с не меньшим любопытством, чем мы на них, но с расспросами приставать не спешили, то ли хорошие манеры мешали, то ли запрет вышестоящих инстанций.

– Тириэль! – завопили где-то слева хоть и мелодично, но отчаянно истошно. К нашему эльфу устремился другой, лиловоглазый паренек в форме и с точно такой же прической: золотистые волосы на висках заплетены в косички, которые соединяются на затылке, придерживая остальную шевелюру в относительном порядке. Вот только замечательные локоны второго эльфа казались какими-то растрепанными и стоящими дыбушком, а сам он почти запыхавшимся. Подбегая с нашей компании, он затараторил что-то очень быстро, даже Лакс принахмурился, пытаясь расшифровать трели, присвисты и пощелкивания. Нет, поняла я спустя минуту, вор нахмурился именно потому, что разобрал, о чем болтает остроухий. Скрипнув зубами, рыжий перевел, поглаживая кинжал на поясе как нетерпеливо рвущегося за дичью пса:

– Этот муд…., – тут вор сбился, но я успела понять, каким именно ласковым прозвищем он именовал эльфа, – говорит, что хотел пошутить над приятелем и что-то сделал с тетивой его лука, думал, тот на вечернем стрельбище подлянку обнаружит, а его в дозор послали.

Наш эльф зло засверкал глазами и, кивнув на нас, ответил приятелю-приколисту чередой возмущенных переливов, сделавших честь самому трепетному соловью. Шутник посерел лицом, как-то разом съежился, поклонился и проговорил ту самую фразу, которую мы уже слышали от стрелка:

– Я приглашаю вас к своему костру.

– Они уже приглашены, Фалькор, – на сей раз по-человечески, чтоб мы въехали в ситуацию, возразил Тириэль, гордо вздернув изящную голову на тонкой шее.

Интересно, как это у них получается, даже если не по-своему говорят, слова все равно будто выпевают, наверное, это тоже талант. Эльфы, набычившись, смотрели друг на друга, готовые каждый настаивать на своем праве искупления вины. Нет, юноши везде одинаковы, даже близким друзьям дай только повод посабачиться, вспыхивают, как порох. Я вздохнула и вмешалась в назревающее противостояние:

– Мы ведь, как я поняла, приглашены, на трапезу и ночлег, так давайте мы поужинаем с одним из вас, а спать придем к костру другого. Устраивает?

Эльфы заморгали, переглянулись с облегчением и отвесили мне скромный полупоклон:

– Как пожелает магева.

– А еще мы можем и тут и там покушать, – задумчиво встрял Фаль.

– Ты-то можешь, а вот мы, боюсь, нет, – рассмеялась я.

Все рассмеялись и, как говорят в сводках новостей, в теплой и дружественной обстановке, добрались до стоянки Тириэля. Обещанного костра нигде поблизости не наблюдалось, вероятно, выражение было метафорическим. В такую жару костры я заметила в лагере только в одном направлении. Оттуда же доносились ароматы съестного, полевая кухня работала одна на всех. А потому еда, которую нам предложили, усадив на какие-то пестрые длинные подушки у стенки скромного темно-синего, расписанного мелкими незабудками шатра, оказалась самой натуральной: маленькие изящные салатнички с мелко-мелко порубленной зеленью и орехами, все заправлено каким-то легким маслом, длинные полоски еще горячего, необычайно нежного, хорошо прожаренного мяса и мягкие булочки, если не испеченные тут же, то точно прогретые у огня. На десерт выдали пестрые пластинки, очень похожие на яблочную пастилу. А поскольку это всегда было моим любимым лакомством, я даже почти простила эльфам покушение на Лакса. Вор, похоже, успел оклематься от пережитого шока и ел с немалым аппетитом, а может на нем так шок сказывался: чем страшнее, тем больше жрать хочется. Знавала я одну девицу, которая перед экзаменами никак наесться не могла, уж и в аудиторию заходить пора, а она все какой-нибудь пирожок жует.

Пока мы насыщались, оба эльфа, взвалившие на себя долг гостеприимства, сидели рядом, клевали со своих тарелок как птички, не в смысле много и жадно, как на самом-то деле, а по чуть-чуть, словно не ели, а дегустировали каждый кусочек. Парни обменивались с нами лишь ничего не значащими вежливыми фразами о еде и интересовались, не желаем ли мы добавки, но по едва заметным нетерпеливым движениям было видно, что совсем не прочь поболтать с людьми чуть позднее. Поодаль смеялись, болтали, ходили кругами другие эльфы, как мне показалось, с точно такими же целями. Так, наверное, во времена Союза, совки вели себя с иностранцами. Легкая опаска, интерес, жажда общения перемешивались в столь плотный коктейль, что определить, каких чувств больше, было бы затруднительно. Все это показалось мне капельку странноватым, ведь это для людей сменилось больше десятка поколений со времен войны и былая враждебность улеглась, а долгоживущие эльфы вполне могли помнить рознь так ярко, словно все случилось еще вчера или… Да, пожалуй, я поняла почему большая часть снующего вокруг народа казалась мне подростками на пикнике: они и были преступно молоды по их меркам, почти дети, родившиеся и выросшие после войны. Вот почему никакой открытой враждебности к людям не испытывали. Тот, кто собирал это посольство, либо отличался поразительной наивностью, либо был прожженным дипломатом. Я пока не осознала в полной мере тактических преимуществ избранной стратегии, да, собственно говоря, и не особенно стремилась до всего докопаться. Кто они мне? Симпатичный народ, сегодня я ужинаю у их шатра паэлори (салатом), фаэнто (мясом) и уилоссой (пастила), а завтра поеду дальше. У них свой путь, у меня свой. Я им ничем не обязана, а они, исполнив долг гостеприимства, полностью рассчитаются за свою шутку со стрелами.