Текст книги "Повелитель ветра"
Автор книги: Юлия Аксенова
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Ты не слышал шагов за спиной?
– Как я мог слышать шаги?! Ливень был!
– Извини. Я понял. То есть в тебя чем-то бросили?
– Ну да. Попали, видимо, чисто случайно: метко прицелиться ни один из них не смог бы. Я добежал до магазина. На углу, знаешь? Там мне дали стул. Весь пол им кровью залил! У них есть аптечный киоск. Они меня перекисью мазали, пока милиция и «скорая» не приехали.
Ярослав вспомнил продавщиц с блестящими от возбуждения глазами. Усмехнулся:
– Да, развлечение ты устроил ночной смене магазина! Так чем в тебя швырнули-то? Бутылкой?
Григорий подобрался. Пообещал отрывисто:
– Сейчас покажу.
Он с усилием поднялся и вышел в коридор. Через минуту появился на кухне с белым полиэтиленовым пакетом, внутри которого угадывался некий маленький, но тяжелый предмет. Сел, медля передавать пакет в руки Ярослава.
– Я решил пока оставить это у себя – не отдавать в милицию. Понимаешь, пока не найдено орудие, вину мальчишек можно доказать только частично: нападение – да, сами сознались, а телесные повреждения – как, чем? Я не хочу через пару лет получить на свою голову двух матерых уголовников, которые будут мстить. Хорошо бы их засадили ненадолго – так только, попугали. Я сделаю широкий жест. Тогда они мне еще и благодарны останутся за то, что я их спас от более сурового наказания.
Ярослав с огромным удивлением воззрился на Матвеева:
– Хитрый ты змей! Как сумел все так быстро сообразить, да еще с пробитой башкой?!
– Ну какой хитрый. – Григорий почему-то искренно смутился и оттого продолжал с нотками досады в голосе: – У меня было полно времени до приезда опергруппы, пока я сидел в магазине с перекисью и льдом на макушке. Позвонил знакомому юристу и проконсультировался.
Ярослав рассеянно кивнул. Предмет в целлофановом пакете стянул на себя все его внимание. Появились азарт и собранность: началась настоящая работа! Сквозь непрозрачный пакет он уже почти видел…
– Ясь, у меня нет резиновых перчаток. Вот, возьми целлофановые пакетики, надень на руки.
Григорий стоял, опираясь ладонью о стол, и старался другой рукой, в которой все еще сжимал спеленатое орудие преступления, дотянуться до икеевской торбы с целлофановыми пакетами, висевшей над помойным ведром.
– Там отпечатки пальцев… их и мои… Будь аккуратен, пожалуйста: не сотри и не наставь своих!
Он говорил странно замедленно, растягивая слова. И слишком долго, слишком трудно тянулся к пакетам.
Ярослав успел вскочить как раз вовремя, чтобы подхватить друга под руки и, едва переставляющего ноги, почти что на себе оттащить в комнату. Укладывая Григория на диван, обнаружил, что тот по-прежнему сжимает в ладони свое убийственное сокровище. Несколько секунд, пока Григорий объяснял, что у него кружится голова, что так уже было сегодня и виной тому всего лишь несильное сотрясение мозга, Ярослав смотрел попеременно на телефон – не вызвать ли скорую? – и на стиснутую руку Матвеева.
Потом бросился в кухню, напялил на пальцы два первых попавшихся куска целлофана, метнулся обратно в комнату и выхватил наконец у хозяина таинственный сверток.
Ярослав сидел в глубоком белом кресле. Руки – на коленях, на ладонях – почтительно – белый пакет, который он уже не торопился разворачивать. Он осваивался с мощью маленького тяжелого предмета, от которой неподготовленному человеку становится дурно.
Обвел глазами комнату, будто впервые видел. Здесь произошла какая-то серьезная перемена с того последнего раза, когда он был у Матвеева в гостях. Шикарный велосипед, как обычно в сезон катания, торчит посредине. Но ощущение некоторой стесненности пространства – не от него. Журнальный столик сдвинут, тумбочка – почти вплотную к нему… Ярослав оглянулся и восхитился тем, что увидел за спиной. Электрическое пианино.
Вот это приобретение! Такие возможности, такой звук!
– Гриш, поздравляю с обновкой, ты так давно о нем мечтал! Когда купил?
– Еще в прошлом году. В конце, – бросил Матвеев довольно равнодушно.
– Ты, наверное, теперь гитару забросил – только на этом играешь?
Григорий почему-то поморщился:
– Я на этом инструменте почти не играю. Звук слишком громкий, перед соседями неловко.
– Можно же отрегулировать?
– Тихо неинтересно, – отрезал друг, всем своим видом демонстрируя, что закрывает тему.
Ярослав с удивлением пожал плечами. Что-то у Гриши не заладилось с этим пианино. Захочет – расскажет. На сегодня загадок вполне достаточно.
Григорий поднялся с дивана:
– Я сейчас.
– Сам дойдешь?
– Да.
Ярослав проследил взглядом: раненый шагал довольно уверенно.
Ярослав сидел под самой форточкой, распахнутой настежь. Любимая привычка Матвеева, которого раздражали малейшие намеки на духоту. От окна с отчаянной быстротой несся Ярославу в бок сырой, холодный воздух. Следовало накинуть какую-нибудь шерстяную фуфайку, чтобы не продуло, но ему и так было жарко. Он решил воспользоваться отсутствием хозяина и совершил маленькую диверсию: быстро вскочил и прикрыл наружную форточку. Внутреннюю предусмотрительно оставил распахнутой в надежде, что друг не заметит перемены. Вернувшись, Матвеев не взглянул в сторону окна. Ярослав вздохнул с облегчением и продолжил изучение трофея.
Только теперь Ярослав понял, насколько силен в его сознании материалистический образ мира: до сего момента он не верил, что нечто подобное вообще существует на земле. Тем менее надеялся когда-либо столкнуться с этим лично… Между прочим, такие объекты крайне редко попадают случайно в руки случайным людям.
– Гриша, как ты успел ее подобрать на бегу?
– Ее?
Ярослав задумался: в самом деле, почему в женском роде?
– Эту штуковину.
– Понял. Я вовсе ее не подбирал.
Матвеев почему-то громко расхохотался. Тут же скривился от боли.
– Ну вот, батенька, пролетарьяту уже и повеселиться не дают подлые враги, – прокартавил, очень ярко изображая Владимира Ильича, и пояснил, приподнимаясь на локте: – Она свалилась мне за шиворот! Я обнаружил это, только когда сидел на стуле в магазине: прислоняюсь к спинке – что-то мешает.
– А-а! Повезло! – вслух отозвался Ярослав, а про себя подумал: «Все-таки не случайность» – и громко зашуршал пакетом, разворачивая.
В его руках, изолированных целлофановыми мешочками, оказался кусок ноздреватого, темного, очень твердого вещества – не то металла, не то камня, не то застывшей лавы. Размером примерно в половину крупной мужской ладони, он имел правильную, осмысленную форму. Конус, высота раза в полтора больше диаметра основания; острие немного скруглено, как будто долго испытывало на себе воздействие силы трения; у основания – монолитно соединенная с конусом небольшая шишечка, формой и размером напоминающая раскрывшуюся шишку кипариса или туи. Все вместе вызывает ассоциацию с наконечником дротика, но предмет кривоват, с шершавинками и корявостями, так что и не поймешь: рукотворный он или перед тобой кусок живой природы.
В неярком свете торшера Ярослав едва различил на темной пористой поверхности казавшиеся более светлыми бурые пятна засохшей крови. «Наконечник дротика» сильно нагрелся в ладонях. Он был при своем маленьком размере очень тяжелым, будто сделанным из чистого золота.
Определенно необычный сегодня вышел день! Ярослав впервые в жизни держит в руках настоящий предмет силы – похлеще любого шаманского бубна или иголки за нагрудничком фартука жрицы культа вуду! Предмет, который по мощности несравнимо превосходит все, когда-либо виденное Ярославом лично! А за каких-нибудь четыре часа до этого эпохального события своей жизни он встретил красивую, сильную женщину, наделенную даром невзначай проламывать пространство, а то и время…
Точно… Ну конечно! Некрупный пробой в энергетической структуре «ЧеНепа» потому и откачивает так много, что является не только пространственным, но и временным…
Забытый им ненадолго Григорий подал недовольный голос:
– Ясь, ты зачем форточку закрыл? Душно!
Между прочим, Гриша полулежал на диване спиной к окну! Ярослав шумно вздохнул и покорно собрался встать, но тут раздался шум, треск удара – форточка сама распахнулась от очередного резкого порыва ветра, стукнулась о внутреннюю, открытую – чуть стекло не разбилось! Запах сырости и озоновой свежести снова ворвался в комнату.
Ярослав ненадолго отлучился из комнаты, а когда вернулся, Григорий уже спал. Лицо разгладилось, смягчилось, стало по-детски светлым. Губы сомкнуты, он тихо дышал крупным, будто у араба, носом. Ярослав растерянно огляделся. В гостиной один диван, лечь больше негде. Жаль: ему хотелось быть поближе к пострадавшему на случай, если тому вдруг станет плохо. Соседняя, смежная с гостиной, комната представляла собой крошечный кабинет: только письменный стол, кресло, шкафы. Оставалась комфортная широченная кровать в спальне Григория. Ярослав секунду колебался, преодолевая неловкость, и направился туда, прихватив с собой «наконечник дротика» и на ходу расстегивая рубашку.
Единственная – Ярослав мысленно взял на заметку этот факт – подушка располагалась с левой стороны широченного ложа, ближе к окну. Он удивился: нужно перекатываться через кровать или обходить ее – почему не лечь ближе к двери? Однако там и устроился. «Дротик» бережно уложил на свободном пространстве в изголовье и заснул, в буквальном смысле, едва донеся голову до подушки. Ушел сразу так глубоко, что, выныривая утром, ни одного сновидения не поднял с собой на поверхность сознания.
* * *
Вера, против обыкновения, заснула очень рано, а утром легко очнулась за полчаса до звонка будильника. Слушала свист и звон весенних синиц. Самая первая мысль после пробуждения: «Вчерашнее происшествие… Ерунда, дичь! Почудилось. Какие елочные фонарики?! Зачем? Жизнь и так чудесна!» Вера открыла глаза. Солнце на голых ветвях за окном, голубеющий кусочек неба. Удивительно, как не схожи дневное сознание и вечернее! Вчера она, как ребенок, верила в утраченное чудо, сердце переполняли тоска и горе. А сейчас она бодра и свежа, и не нужны ей никакие подпорки, чтобы чувствовать себя уверенно и комфортно в этой жизни.
Вера потянулась. Жорки уже не было рядом: он уходит на работу, когда жена еще сладко спит. Вечерняя Вера сейчас заныла бы, что уверенности и комфорта недостаточно для счастья. Нынешняя, утренняя, Вера немного напряглась. Счастье? Может, не станем начинать все сначала? В такое хорошее утро! Она еще раз потянулась. Несколько скованное получилось движение. Хорошо, а при чем тут фонарики? Глупая сцена, стыдно так! Как связано вчерашнее сновидение с неизбывной тоской о счастье, для которого почему-то катастрофически не хватает ни взрослеющего сына, ни доброго, надежного мужа, ни осмотрительных ухажеров, ни умелых – порой! – любовников? Вера лежа откинула одеяло. Резко пробрало холодом. Интенсивный внутренний диалог унес утреннюю беззаботность. Две Веры – утренняя и вечерняя – в процессе оживленной беседы сблизились, схлопнулись и вновь стали одной – тревожной, неудовлетворенной, но все же бодрой и готовой взять от этой скучной жизни все, что удастся вытрясти из ее закромов.
Она занялась гимнастикой. Просто вчера она ненадолго почувствовала себя маленькой девочкой. Это порой так приятно! А для ребенка нет большего счастья, чем много-много загадочных новеньких блестящих игрушек, и чтобы они сами собой валились в руки… Вера села на краю кровати и стала аккуратно крутить головой.
Расписание этого дня было составлено с таким расчетом, чтобы между двумя лекциями оставалась дырка в одну пару – нормально пообедать без спешки и риска быть затоптанной у входа в столовую толпой голодных студентов. Блаженный час покоя и относительной тишины, когда заветренный свекольный салатик прекрасен, как лучшее произведение ресторанного искусства, а горячая уха вызывает наслаждение сродни эротическому экстазу! Вера уже приканчивала второе, когда к ее столику подошла Мариша Ковалева с полным подносом еды. Стройная и, по Вериным меркам, жутко юная – только двадцать пять справляли в прошлом году, – Марина запросто позволяла себе оливье, мясной борщ с хлебом, компот с булочкой и прочие опасные для фигуры экзерсисы столовского шеф-повара.
– Верочка, привет! – нежно приветствовала приятельницу Мариша. Некоторые совместные увлечения, вроде позавчерашнего девичника, так сблизили этих двух женщин, что они, в нарушение строгих институтских традиций, запросто обращались друг к другу по имени и на «ты».
– Привет, Ковалева! Рада тебя видеть! Разве ты в этом семестре читаешь по вторникам?
– Нет. У меня в понедельник лекции, в среду – лекция и семинар. Сегодня я здесь, чтобы с научной пообщаться. Тебя вот встретила – тоже хорошо!
– Пишешь свой диссер, Ковалева?
В воскресенье обсуждать рабочую рутину совсем не хотелось.
– С горем пополам. Не везет мне с темой. Научная никак не может четко высказать, чего от меня хочет…
– Я забыла, кто у тебя?.. А! Я такой не знаю…
Обсудили подробности непростой Маришкиной ситуации: специальность, под которую трудно найти совет, научная – старая грымза, у которой десять лет никто не выходил на защиту, интересная тема, по которой материала не существует в природе.
Вера, никогда не стремившаяся обзавестись кандидатской степенью, едва заметно позевывала.
– А как твой старичок поживает? – спросила лениво.
– Да неважно. Тут его подранили – совсем стало тяжко: капризничает, не слушается.
– Подранили?
– Да, неприятная история… Теперь ведет себя кое-как…
– Ты с ним все-таки поаккуратнее. – Вера искренне улыбнулась. – Он такой славный!
– Я знаю. Я стараюсь, но иногда терпения не хватает!
Вера взглянула на большие часы у выхода. Полчаса остается до конца перерыва. Маринка может бесконечно говорить о своих проблемах. Если не перевести беседу в другое русло, они не успеют обсудить главное. Марина будто почувствовала – сама сменила тему.
– Как ты после нашей встречи? – спросила со значением. – Необычное что-нибудь заметила, новости есть?
– Мне вчера очень странный сон приснился. – Подойдя к самому интересному, Вера медлила, оттягивала удовольствие. – Тебя ливень не промочил?
– Еще как! – Ковалева оживилась, и Вера с досадой поджала губы: сейчас опять будет долго рассказывать о себе, слова не вставишь! – Я возвращалась после семинара, когда он начался. Стояла на остановке минут десять – ни одной маршрутки. А я усталая, голодная, как зверь. Плюнула, пошла пешком. Надеялась, что успею до дождя. У меня зонта с собой не было, вельветовое пальто. Я вчера на себе испытала, что значит «промокнуть до нитки». Когда я ввалилась в дом, на мне, в самом деле, нитки сухой не было! Родители так хохотали! Сказали: «Как ты ухитряешься попадать в необычные истории?! Мы в жизни ничего подобного не видели! Будто тебя в реке искупали!»
– Послушай… – Вера замялась. – А ты видела… Просто сильный ливень? И все?
– Не просто сильный! Ниагарский водопад какой-то!
– Мне под этот ливень приснился сон, – повторила Вера.
– Очень интересно! Расскажи!
Вера сжато описала вчерашнее происшествие. Слушая ее историю, Ковалева успела прикончить обед, и обе поднялись.
– Ничего не осталось? – серьезно спросила Марина. – Ни единой дождинки?
На душе потеплело. Юная приятельница свято верит в сверхъестественное, которое для нее реальнее любых повседневных происшествий обыденной жизни. Уютнее жить в детском мире волшебства.
– Не знаю… – протянула Вера. – Мне интересно, почему я стала путать сон и явь. Может, от усталости? Или у меня психоз?
Вера с усилием толкнула массивную столовскую дверь.
– Нет, Верочка, я не думаю, чтобы тебя постигло психическое расстройство. Ты роскошно выглядишь, вид цветущий!
– Спасибо! Такой комплимент вдвойне приятно слышать от женщины!
Вера была по-настоящему польщена. Ковалева – модница с современными вкусами и честная девочка – врать во имя комплимента не станет.
Раздался звонок. Вера невольно вздрогнула. Улыбка сбежала с лица. Через десять минут – на галеру. Сотни полторы «платников» – слабо мотивированных, нахальных, расхлябанных юнцов и девиц, которых можно и собрать, и построить, и заставить слушать раскрыв рты… Только для этого приходится в течение четырех академических часов плясать на ушах!
Сверху послышался многоголосый щебет и топот множества ног по лестнице: студенты неслись в столовую.
– Верочка, в сторонку, а то сейчас сметут!
Марина нежно приобняла приятельницу за плечи и отодвинула с прохода. Вера про себя беззлобно усмехнулась: не может девочка не руководить! Даже не задумывается, что старшая и более опытная в вузовских коридорах подруга сама в состоянии сообразить, когда и как увернуться от резвой студенческой толпы, теряющей остатки разума по пути от аудитории до столовой. Маришка автоматически придерживается убеждения, что только она способна обо всем и обо всех как следует позаботиться. Вот невестка кому-нибудь достанется!
– Что это? – Ковалева провела ладонью по Вериному плечу, деликатно коснулась груди. – В чем у тебя джемпер?
– Не знаю. А что там? – Вера опустила голову и скосила глаза вниз, стараясь разглядеть при тусклом освещении, какой непорядок приключился с ее одеждой.
– Он мокрый как будто. Вот, вот же, отблескивает, видишь? А на ощупь совершенно сухой!
Вера провела рукой по вязаному полотну и слегка вздернула брови: все вроде нормально. Однако Марина продолжала выразительно пялиться на ее грудь, так что Вера забыла о толпившихся вокруг студентах и неприлично потянула джемпер, ухватив его на самых выдающихся местах. Сердце екнуло: поверхность поймала случайный луч света из окна и блеснула серебром. Вера снова аккуратно провела по ней пальцами, изучая ощущения. Шерсть пополам с синтетикой. Сухая. Только почему-то холодная. Взволнованный голос Марины будто разбудил ее:
– Этот отблеск тебе ничего не напоминает?
– Люрекса здесь нет. Я терпеть не могу дешевки с люрексом!
– Ну разве это похоже на люрекс?! – укорила молодая приятельница. – Скажи, ты в этом свитере была вчера на балконе?
– Я надела халат… Да, поверх свитера.
– Подумай, вспомни. – Речь Ковалевой приобрела размеренность и властность. Именно так подруга вещала на посиделках, когда наступала ее очередь развлекать других. Одного лишь виртуозного владения голосом было достаточно, чтобы Маринка снискала уважение в глазах Веры!
– Подумай, вспомни: дождь, потоки воды, фонарики из фольги с длинными нитями, ты прижимаешь их к груди… Они мокрые?
– Да! Они были мокрые, с них лилась вода. Я стряхивала ее, прежде чем…
– Не стирай эту вещь, – сказала Марина с мягкой улыбкой, настойчиво и торжественно, – сохрани подарок от Создателя сновидений!
У Веры заколотилось сердце. Девочка, конечно, играет. Со старшей подругой, с самой собой, с волшебством. Совсем скоро непонятному оптическому эффекту найдется простое и скучное объяснение. И все же, почему бы не счесть отблеск воды на поверхности давно просохшей одежды добрым знаком?
– Спасибо, Мариш, ты меня порадовала! Значит, все-таки есть на свете чудеса?
– Есть, – ответила девушка абсолютно серьезно.
– Ладно, рада была тебя видеть. Пойду. Мне надо успеть подняться на одиннадцатый этаж до звонка. Сейчас проверки идут – ты об этом знаешь?
– Да, знаю: следят, чтобы преподы приходили в аудиторию вовремя. Пойдем вместе до лифта: мне на первый этаж. Я тоже была очень рада с тобой пообщаться!
Они успешно просочились сквозь густую упругую студенческую массу, весело громыхавшую голосами, хохотом, непрерывными проигрышами мобильных телефонов.
Около лифтов тоже было многолюдно, но они располагались в торце коридора, прямо у огромного, еще не мытого после зимы окна. Вера опустила глаза и в белом свете дня увидела свою одежду такой, какой сегодня утром сняла ее со спинки стула: красивый, пестрый джемпер тонкой вязки – безо всяких признаков промокания и водяной пленки на поверхности. Быстро перевела взгляд на Марину, собираясь сказать: «Вот и кончилось волшебство!», но тут темные автоматические двери прямо перед ней раздвинулись. Стоявшие рядом люди слегка посторонились, пропуская выходящих. Над дверью горела зеленая стрелка, направленная вниз. Ковалева наскоро обняла подругу и, как только кабина опустела, шагнула вперед. Уже внутри лифта, уворачиваясь от заполошно влетающих вслед за нею пассажиров, обернулась:
– Счастливо, Верочка! Помни о нашем деле!
– Пока, Маринка! Старичка своего береги, не обижай!
– Постараюсь!
Темные двери поползли навстречу друг другу. Марина подняла руку в прощальном жесте. Тонкие девичьи пальцы, узкая ладонь, обнажившееся предплечье, сгиб локтя – вся кожа блестела серебром, будто рука была погружена в толщу воды, пронизанной лунным светом. Так же странно светилось Маринино лицо. Двери лифта со скрежетом сомкнулись.
Рядом, наоборот, открылся новый проход, и Вера шагнула под зеленую стрелку, указывавшую вверх.
* * *
Он начал медлительно возвращаться к реальности, когда сквозь сомкнутые веки забрезжил серенький рассвет. Приятное, волнующее тепло с правой стороны касалось его голого плеча, бока, дразнило под одеялом у бедра. Такие ощущения может дарить лишь разгоряченное и размягченное сном женское тело. Ярослав отчетливо почувствовал, как упругая и бархатистая кожа ластится к его подмышке, нежной петлей обвивает ногу. Его организм отреагировал раньше, чем сознание, и только тут Ярослав выскочил из блаженной дремоты и окончательно проснулся. Глаза намеренно зажмурил поплотнее. Вместе с сознанием и вслед за другими, более древними функциями организма в нем проснулся азарт исследователя.
Прежде всего Ярослав похлопал ладонью по правой половине кровати. Она, как и следовало ожидать, оказалась пустой. Ощущение близкого присутствия обнаженной женщины стало более размытым, но не исчезло вовсе. Ему даже почудилось, что в воздухе витает слабый, приятный аромат легкой парфюмерии – не духов, скорее туалетной воды или дезодоранта. Продолжая исследование, Ярослав настроился на энергетику незримой гостьи. Может, какой-нибудь неприкаянный дух его морочит? Нет, безусловно, живой человек. Точнее, его, то есть ее астральная проекция. Ярослав легко считывал энергетическую структуру. Однако черты лица ее хозяйки расплывались, и имя не шло на ум. Он не впервые сталкивался с подобным феноменом: женщина, с которой находишься в связи – особенно если связь очень уж хороша! – может незримо, но явственно присутствовать в постели, даже пребывая в этот момент на расстоянии сотен и тысяч километров. Но прежде в таких случаях Ярослав всегда сразу точно знал, какая прекрасная дама удостоила его тайным визитом. Сейчас он терялся в догадках. Женщина казалась чужой. Разве что типаж… Довольно чистая, светлая энергия, сила несколько неравномерно перераспределена в пользу верхних центров. Этакая утонченная художественная натура, которой два высших образования не мешают изящно одеваться; от запаха выгребной ямы падает в тяжелый обморок. Впрочем, возможны многочисленные вариации характера. Тип энергетики ясен – и только! «Я с ней не спал», – уверенно заключил Ярослав. Тут сознание наконец прояснилось окончательно, и Ярослав сообразил, что лежит в чужой постели. Гостья, следовательно, приходила не к нему.
Ощущение энергетического присутствия между тем бесследно рассеялось. Ярослав не успел разглядеть мысленным взором внешность героини – да и ни к чему! По дороге в ванную он с удивлением подумал, что у Матвеева, оказывается, с личной жизнью на данный момент все в порядке. «Н-да, любовные дела, семейные истории, прочая дребедень – не мой конек! Предполагал одно, а все наоборот».
Охаживая свое тело колючими, ледяными струями душа, Ярослав внезапно расхохотался и вслух пробормотал:
– Извини, Гриш! Не понял я сразу! Я ведь все-таки с ней не… Почти – не считается!
Григорий глубоко спал, вопреки своему обыкновению пробуждаться с восходом. Ярослав бесшумно скользил по квартире, стараясь не тревожить пострадавшего. На кухне, чтобы не греметь посудой, всухую пожевал сыр и хлеб. Вернулся в спальню: решил снять постельное белье, на котором нагло дрых всю ночь. Тем более что оно выглядело сильно несвежим. Григорию нельзя много двигаться, значит, надо помочь ему – заново застелить кровать. Он сразу нашел в объемистом трехстворчатом шкафу отделение с постельными принадлежностями, принялся их перебирать, отыскивая широкую простыню. Попадались почему-то все время полуторные – старые и застиранные. И это – в квартире, современно и со вкусом обставленной! Ярослав удивился. Женщина – утреннее видение, куда она-то смотрит?!
Безуспешные раскопки открыли его взору самое дно глубокого ящика. Оно было выстлано широкоформатным темно-зеленым пакетом, под которым угадывалось нечто мягкое. Ярослав решил, что сейчас обнаружит искомое, и приподнял угол пакета. Аккуратно сложенная, в отличие от скомканных и перемешанных пододеяльников, простыней, наволочек, женская ночнушка – очень короткая, на тонких бретельках. Прямо посередине груди – трогательная парочка пушистых мультяшных зверушек и надпись: «Love is where you find it». Рядом с ночнушкой – стрейчевые брючки в мелкую светло-серую клеточку. Ярослав неподвижно созерцал эти сокровища. «Похоже, его девчонке нет и двадцати! Ничего себе!.. Может, это дочкино?» Дочь приезжала к Матвееву в гости пару лет назад. Но нет: одежда была дешевенькая, китайская, с рынка, а не добротная, из Австралии; кроме того, вещи окружала уже знакомая Ярославу аура.
Он быстро вернул на место и разгладил зеленый целлофан, завалил его сверху ворохом постельного белья. «Не мое дело. Я ничего не видел. Сам скажет, где и что взять». Ярослав слез со стула, на который взгромоздился, чтобы порыться в ящике. Щеки пылали от смущения так, что хоть лучины о них зажигай. Но к пробуждению Григория он успел прийти в себя.
– Гриша, я так и не въехал вчера, почему ты решил обратиться ко мне. Пойми правильно: я только рад! Но в чем ты видишь мою роль? У тебя юристы знакомые, и милиция вроде хорошо к тебе отнеслась. Преступников отловили. Что я могу для тебя сделать… как… как специалист?
Матвеев медлил с ответом, и Ярослав напряженно ждал: от того, что скажет Гриша, зависели и дальнейшие действия, и степень откровенности, с которой Ярослав станет их объяснять Григорию.
Тот заговорил с растяжкой и расстановкой, взвешивая каждое слово:
– Ясь, я знаю, чем ты занимаешься. Я не люблю об этих вещах говорить… – Звенящие интонации злости и страдания в голосе. – Я даже стараюсь о них не думать… Но что-то такое, видимо, есть… По-моему, эта штука… Она не просто … камень…
– Магический предмет, ты хочешь сказать? Предмет силы? – не выдержал Ярослав.
– Я подумал: может, на меня охотится какая-нибудь секта?.. Я хочу, чтобы ты сказал, действительно ли этот предмет обладает особой силой! – закончил Матвеев решительно.
«Ах старый внешторговский лис! Вот почему ты не отдал «дротик» милиции!» – про себя прокомментировал Ярослав и вздохнул: ну не может человек выложить все сразу напрямую – даже близким людям, даже давнему другу. Такой характер, такая выучка. Не понять, но и не переделать! Приходится принимать как есть.
– Предполагаешь, что секта позарилась на твои средства, квартиру и решила тебя извести посредством магического предмета, похожего на ритуальное оружие?
Григорий едва заметно вздрогнул, пожал плечами.
– Вряд ли. Ты, Гриша, извини, не такая уж крупная дичь.
Григорий кивнул. Спросил напряженно:
– Ты уже готов мне что-то сказать про этот предмет?
– Да. Этот предмет обладает особой силой. Ее природа мне пока не ясна. Ты хочешь узнать, кто, с какой целью и каким образом пытался применить его против тебя?
– Я хочу узнать, кто на меня напал и зачем. И какое воздействие оказывает на человека эта штуковина. Ясь, ты поможешь мне в этом разобраться?
– Конечно помогу!
У Ярослава в голове уже роилось множество соображений. Он не имел представления, как считать информацию с предмета такой мощи. Чистая энергия, которая изливалась из «дротика», смывала все следы. Ярослав решительно не видел, чтобы с ним были связаны какие-то черные замыслы, не слышал запаха агрессии. Вообще, впечатление было такое, будто «дротика» почти не касались человеческие руки, и он в буквальном смысле свалился с неба. Как долго держал это орудие при себе глупый пьяный пацан – между прочим, глупый ли, пьяный ли, еще предстояло уточнить, – держал прежде, чем швырнуть вдогонку утекающей добыче? «Дротик» нес на себе лишь четкий энергетический след Григория – ведь был залит его кровью.
– Гриша, я понял задачу. Мне нужно провести исследование … в лабораторных условиях, – произнес Ярослав, с непривычной тщательностью подбирая слова. – Можно я возьму это с собой?
Григорий помедлил. Ответил напряженно:
– Да. Да, конечно, бери.
Было видно, что решение далось ему с трудом. Ярослав тепло улыбнулся, глядя другу в глаза:
– Спасибо за доверие!
– О чем ты говоришь, Ясь? – ответствовал Матвеев светским тоном. – Конечно, я тебе доверяю. Ты только отпечатки пальцев не сотри. И мою кровь. – Он наконец тоже улыбнулся.
Перед уходом Ярослав тщательно проделал все необходимое, чтобы защитить квартиру и ее хозяина от злоумышленников. Даже нарисовал в некоторых местах охранные руны, к чему прибегал только в особо тяжелых случаях. Однако в процессе работы Ярослав никак не мог почувствовать ни отдаленного присутствия, ни коварных намерений тех сил, что предприняли атаку на Григория прошлой ночью. Этот факт тревожил: неужели противник столь мощен и виртуозен, что Ярослав не в состоянии распознать даже следов его присутствия?! Подумал: не позвать ли Григория к себе – пожить, пока ситуация не прояснится. Но враг, если таковой существует, вчера потерпел неудачу и в ближайшие несколько дней не рискнет повторить налет. За это время Ярослав должен разобраться в происходящем!
Уходя, он поинтересовался у Григория:
– Тебе кто-нибудь поможет по хозяйству?
– Мне ничего не нужно.
– А готовить?
– Я справлюсь! – произнес Матвеев с киношным пафосом и добавил «под Ильича»: – Вы, батенька, полуфабрикатов мне заготовили на десять лет вперед. Я непременно справлюсь!
На том и распрощались. Ярослав подивился поначалу, что Гриша определенно не желает привлекать на помощь свою девушку. Потом решил, что не в характере Григория предстать перед молодой особой женского пола слабым, беспомощным, короче – уязвимым… Стало грустно.
Расстались тепло, с взаимными изъявлениями благодарности и добрыми пожеланиями. Печаль не отпускала: Ярославу остро захотелось, чтобы сейчас было лето, маленький лесистый необитаемый остров посреди рукотворного моря, плеск воды у забытого удилища, жар костра, Настька, сосредоточенно помешивающая в котелке уху, и чтобы дядя Гриша, настраивая гитару, подбадривал ее возгласами вроде: «Работай, старайся! У нас на корабле пассажиров нет! Все – члены команды!» А потом громко, со звенящим водным резонансом запел бы что-то из Пресли или Вертинского.