Текст книги "Флаг миноносца"

Автор книги: Юлий Анненков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

4. ПЕРЕПРАВА

Высокий берег и все прилегающие улицы были запружены людьми и подводами. Близился рассвет. В побледневшем предутреннем небе плыли лёгкие, едва различимые облака. На востоке они уже алели. Тысячи людей тревожно всматривались в небо, боясь услышать шум приближающихся самолётов. Но пока слышен был только разноголосый гул толпы и рокот множества перегретых моторов тягачей и автомобилей, которые стояли впритык друг к другу, вперемежку с подводами и фургонами.

Когда белесый свет наступающего дня разлился над берегом, вся эта масса людей, лошадей и машин загудела громче. Подобно потокам воды, устремляющимся со склонов гор, в узкую воронку переправы стекались военные части, обозы, госпитали и тысячи жителей Ростова. Из-под тёмной ещё западной стороны неба напирало на город нечто огромное и безжалостное. Толкая друг друга, люди рвались вперёд, ничего не видя, кроме свинцовой воды, за которой раскинулся отлогий песчаный берег. Тупая сила сметала беспорядочное человеческое месиво вниз с уклона, как ладонь сметает крошки со стола. Этой силой был страх. Страх превращал роты и батальоны, полки и дивизии, ещё недавно действовавшие как слаженный механизм, в скопище отдельных людей, уже не слышащих и не слушающих никаких приказаний. Лязг гусениц тракторов, храпение взмокших, исполосованных кнутами лошадей, надрывный рокот моторов, окрики охрипших командиров, стоны раненых, ругань и плач сливались в адскую какофонию, от которой мог бы обезуметь и смелый человек. Некоторые воинские части ещё сохраняли какое-то подобие порядка, но в густые колонны пропылённых пехотинцев то и дело втискивался громадными колёсами грузовик из соседней части или машина, переполненная беженцами с пёстрыми и грязными узлами. Попав в чужую колонну, машина или повозка уже не могла выбраться оттуда и продолжала медленно ползти вперёд, потеряв всякую связь со своей частью. Впрочем, это мало кого занимало. Люди цеплялись за борта машин, срывались под колёса и снова взбирались в кузов, чтобы поскорее попасть на тот берег, а в это время другие соскакивали с машин чуть ли не на голову идущим, потому что им казалось, будто пешком легче выбраться из этой неразберихи.

Так выглядела ростовская переправа в тот момент, когда Арсеньев привёл туда свою колонну. Сомин с высоты своего орудия видел вокруг себя множество голов в пилотках, в касках, в фуражках, кепках и в платках. Тысячи лиц, покрытых толстым слоем пыли и копоти, смешанной с машинным маслом, сливались перед его глазами в одно лицо, искажённое усталостью и страхом.

Яновский, стоя на подножке боевой машины, старался обнаружить хоть малейший просвет среди орудийных стволов, колёс, ящиков и человеческих тел, в который можно было бы протиснуть первую машину колонны. «Если не распутать этот клубок, – думал он, – здесь будет невиданная мясорубка. Какая, к черту, оборона на том берегу? Здесь думают только о том, чтобы перебраться через реку, а там беги, сколько хватит сил! Где генералы, где люди, которым поручено переправлять войска? Кто занимается гражданским населением? Только бы эта мутная волна паники не захватила дивизион». Он оглянулся. Боевые машины стояли впритык друг к другу, за ними вытянулись по склону полуторки боепитания, санчасть, летучка, штаб и в самом хвосте – орудия ПВО – ПТО. Люди пока вели себя спокойно, только поглядывали на небо, уже охваченное восходом. Солнце подымалось из-за Дона. Вода из свинцовой становилась голубой. Таяли на глазах ночные облака, как бы уступая место другим обитателям неба, которые вот-вот должны были появиться.

С несколькими матросами и командирами Арсеньев пробрался пешком к самой переправе. У въезда на понтонный мост толпа клокотала и бурлила водоворотом, то втягивая находившихся с краю, то выталкивая какую-нибудь повозку или всадника, который на мгновение вскидывался над толпой, подняв лошадь на дыбы, а потом снова нырял вниз, смешиваясь с остальными. Все вертелось на одном месте, а на мост не мог спуститься никто, так как примерно до середины реки он был загружен так густо, что понтоны погрузились доверху. Вода шла уже через дощатый настил. Вторая – дальняя часть моста пустовала. Громоздкий гусеничный трактор стал поперёк и заглох, преградив всякое движение по переправе. Ошалевший водитель без толку дёргал за бортовые фрикционы, ему со всех сторон грозили наганами и кулаками. Ясно было, что трактор нужно немедленно сбросить с моста, чтобы открыть движение, но усилия всех столпившихся вокруг были направлены в разные стороны. Полковник с красным лицом уже не кричал, а хрипел, что застрелит всякого, кто попытается сбросить трактор. Стоя на радиаторе, он без конца лязгал затвором пустой винтовки. Все патроны и из винтовки, и из пистолета, засунутого за голенище, он давно уже расстрелял в воздух, пытаясь навести порядок. Ординарец полковника, стоя чуть поодаль на свободной части моста, истошно призывал с того берега какого-то капитана Коврижкина, который, вероятно, должен был привести другой трактор, чтобы вытащить пробку из горла переправы. Но тщетно вспоминал ординарец отца, мать и все семейство Коврижкиных. Капитан был уже, по меньшей мере, километров за десять от переправы.

– Сейчас доберусь хоть вплавь до трактора и сброшу его, – решил Арсеньев. Кто-то тронул его за плечо. Арсеньев обернулся: – Товарищ генерал!

Назаренко показал рукой на понтонный мост:

– Видите, что там? Берите, Арсеньев, своих людей, трактор – в воду и переправляйте дивизион. Дайте карту.

Арсеньев раскрыл планшетку. Генерал отметил карандашом точку скрещения двух дорог.

– В двенадцать часов дня вы должны занять оборону вот здесь. Склад боезапаса догоните по дороге. Он уже на том берегу. Не обращайте внимания ни на что. Ваше дело – бить немцев, как под Ростовом.

– Есть, товарищ генерал.

– Подождите. Оставьте в моё распоряжение человек двадцать, нет – десять матросов с дельным командиром. Постараюсь навести здесь порядок. – Он крепко пожал руку Арсеньева: – Ну, счастливо, Сергей Петрович. Встретимся в станице Кагальницкой на том берегу.

Выбравшись из толпы, Арсеньев быстро осмотрел берег. Он заметил что-то у самой воды и крикнул Бодрову:

– Шлюпку!

Бодров на миг усомнился в здравом уме капитан-лейтенанта. Не думает ли он, что мы на лидере? Но морская глотка уже выпалила привычное: «Есть – шлюпку!»

Под кручей обрывистого берега метров на сто выше по течению высовывался из воды полузатопленный барказ. На него навалили столько скарба, что судёнышко осело и черпнуло бортом, ещё не отойдя от берега. Людей у барказа не было. Вероятно, они бросили своё добро, чтобы хоть самим перебраться через Дон.

Бодров понял приказ капитан-лейтенанта. Он взял человек десять матросов и первым начал спускаться с кручи, цепляясь за кустики жёлтой травы, обдирая руки и одежду о камни. Шацкий не удержался и покатился кубарем, но сумел вовремя ухватиться за какую-то корягу. Один за другим матросы спускались к воде. Выгрузить ящики и мешки было делом одной минуты.

– А ну, взяли! – командовал Бодров. – Разом!

Матросы ухватились за цепь на носу. Кое-кто вошёл по пояс в воду, подталкивая тяжёлый барказ, который нехотя выполз на берег. Его тут же перевернули, чтобы вылить воду, и снова спустили на Дон. Две пары весел валялись на песке.

– Шацкий, Клычков – на весла! – Бодров сел на корму.

– На воду! Р-рраз!

Повинуясь привычным матросским рукам, барказ рывком отошёл от берега. Шацкий и Клычков гребли, как на состязаниях в Севастополе в День Военно-Морского Флота. Казалось, даже сам Дон, словно дикий конь, сбросивший уже немало седоков, понял, какой всадник вскочил в седло. Плеснула косая береговая волна. Подхваченное течением судёнышко пулей пролетело расстояние до того места, где ждали Арсеньев и Земсков.

– Левым табань! Правое – на воду. Товсь! Товарищ капитан-лейтенант, шлюпка подана! – доложил Бодров, подняв ладонь к мокрой мичманке.

Арсеньев одним прыжком вскочил в барказ, не коснувшись рукой борта, и застыл как вкопанный. Земсков перебрался на лодку не так лихо, но тоже быстро. Не прошло и минуты, как барказ причалил к середине моста, рядом со злополучным трактором. На мгновение здесь стихли крики и брань. Матросы без всякой команды схватились за трактор.

– А вы чего стоите? – крикнул Арсеньев на толпившихся вокруг людей. – Взяли!

Полковник, лицо которого из красного уже стало синим, как у удавленника, нацелился в Арсеньева из пустой винтовки:

– Не разрешаю! Назад! Я – полковник!

– А я капитан-лейтенант, – спокойно ответил Арсеньев, – выполняю приказ гвардии генерала Назаренко. Слезайте, полковник, не то выкупаетесь вместе с трактором.

Когда кто-нибудь толково берётся за дело, которое раньше не спорилось, все начинают помогать. Трусы идут в бой вслед за храбрыми. В присутствии решительного, проворного человека нерешительные и растерянные становятся уверенными и быстрыми. Таков закон человеческой психологии.

Не меньше сорока человек облепили со всех сторон трактор. Синий полковник, кряхтя, слез с радиатора и побрёл вместе со своим ординарцем искать капитана Коврижкина, даже не взглянув на берег, где оставалась чуть ли не половина его солдат.

Как только трактор, задержавшись на миг на краю настила, обрушился в воду, все на переправе пришло в движение. Оставив четырех матросов на середине моста, Арсеньев с остальными быстро добрался до правого берега на бодровском барказе. Обозы и орудия, машины и пехотинцы двигались по понтонному мосту. Их место на небольшой площадке на берегу немедленно занимали новые машины и подводы, стремившиеся влезть на переправу сбоку, вклинившись в общий поток.

– Так дело не пойдёт! – сказал Назаренко. – Гвардии моряки – ко мне!

К нему подошли все те, кто был с Арсеньевым, и ещё человек двадцать во главе с Яновским. Живой коридор выстроился у въезда на переправу – две шеренги матросов, повёрнутые спинами друг к другу.

Клубок постепенно распутывался. Движение пошло быстрее. Через полчаса первая машина морского дивизиона спустилась на переправу. Одна за другой боевые установки пролетали по прыгающим доскам настила. Рядом, спотыкаясь и падая, брели пешеходы – смертельно усталые, потные люди с дикими глазами и тяжёлым хриплым дыханием. Старик в фетровой шляпе и нательной рубашке толкал перед собой детскую коляску, наполненную домашним скарбом, среди которого сверкал на солнце медным боком чайник, придавленный толстенной книгой. Женщина, прикрывая грязной тряпкой обожжённое солнцем лицо, тащила за руку босого мальчишку. Второй ребёнок сидел в корзинке у неё на плечах. Солдат с загипсованной ногой передвигался вприпрыжку, опираясь на сломанный костыль. А под ними бежал мутный Дон, унося к морю обломки ящиков, чей-то раскрытый чемодан, форменную фуражку и множество других самых различных вещей, которые то исчезали, то снова появлялись, мелькая на синей ряби реки.

Валерка Косотруб не стал дожидаться, пока машина разведки доберётся до переправы. Захватив свой автомат и гитару с розовым бантом, полученную в подарок от «невесты» – Галочки, он спустился с откоса по методу Бодрова. Перепрыгивая с камня на камень, Косотруб добрался по берегу до того места, где Арсеньев оставил барказ.

– Кому на тот берег? Теплоход – экспресс, каюта – люкс! – зычно закричал Валерка. Желающих нашлось много.

– Барахло бросайте тут! Бабы с ребятами – вперёд! – командовал разведчик. – А ты куда прёшься, здоровый бугай? Ну, черт с тобой, садись баковым. Вот дубина! Говорят тебе: садись на передние весла! Мамаша, поосторожнее там с гитарой! Это ж инструмент, а не корыто!

Тяжело нагруженная лодка добралась до левого берега. Вытолкав своих пассажиров, Валерка отправился в обратный рейс. Пока дивизион переправлялся, матрос успел сделать четыре рейса. Он уже шёл порожняком за новой группой беженцев, когда над переправой появились самолёты. Застучали зенитки. Взрывы бомб заглушили крики на берегу. Каскады воды и песка, поднятого со дна реки, взлетели над Доном. Опрокинутый взрывной волной, барказ быстро погрузился. Отплёвываясь и чертыхаясь, Валерка плыл к левому берегу, загребая одной рукой и высоко поднимая над водой автомат.

Самолёты улетели, сбросив свой груз. Разбомбить переправу им не удалось, но жертв было много. На берегу у самого моста зияла свежая воронка. По её краям, среди обломков машин и повозок, вперемежку с убитыми лежали раненые. Крытый фургон висел над откосом, зацепившись задним дифером за пень, а по Дону плыла, держа курс прямо к Азовскому морю, гитара с розовым бантом. Валерка увидел её уже с берега. Он встряхнулся и побежал по глубокому песку, заметив машину с белым якорем на дверке кабины.

Это была автоматическая пушка Сомина. Зарывшись колёсами в белый песок, круто накренясь на правый борт, машина буксовала, сотрясаясь от бесплодных усилий. Весь расчёт подталкивал её. Можно было не сомневаться, что сейчас снова прилетят бомбардировщики. Сомин, стоя по щиколотку в песке, кричал всем проезжающим мимо шофёрам:

– Ребята, дёрните на буксире!

Никто не обращал на него внимания. Машины пролетали мимо, все на восток, скорей от этой страшной переправы, от немецких танков, которые вот-вот покажутся на берегу.

«Сейчас кто-нибудь нас вытащит из песка и мы тоже поедем», – уговаривал себя Сомин, но и он уже поддался панике. Страх путал его мысли, он то совал под колёса ящик патронов, обронённых кем-то из отступавших, то изо всех сил напирал на горячий борт машины, то снова пытался остановить проезжающих. Но машины дивизиона уже прошли, а шофёры из других частей не желали терять ни минуты драгоценного времени.

Валерка отцепил от пояса гранату:

– Сейчас остановлю или взорву первого, кто попадётся.

Ему не пришлось выполнить свою угрозу. С понтонного моста взлетела на берег боевая машина Дручкова, которая почему-то задержалась на правом берегу. Дручков сразу понял, что происходит. Матросы мигом зацепили трос, дёрнули потихоньку, потом ещё раз. Колёса соминской установки выползли из песка, как из воды. Белая полоса песчаного берега осталась позади. Машины покатились по дороге на Батайск.

Здесь уже совсем нельзя было разобрать, где начинается одна военная часть и кончается другая. Машины обгоняли друг друга, цепляясь бортами, срывая крылья и уродуя фары. За пустыми бензовозами шли тяжёлые орудия на прицепах. Вслед за городским автобусом тащился одинокий танк. В колонне медсанбата ехал штаб какой-то бригады. Пехотинцы шли вперемежку с лётчиками и спешенными кавалеристами. На телеге беженцев ехали минёры со щупами. Полковник, сидя в двуколке, в которую был запряжён вол, спрашивал всех обгонявших его:

– Вы не видали нашу дивизию?

Ему отвечали ругательствами. В другой двуколке на буксире у колёсного трактора «Универсал» ехали женщина-врач, раненый лейтенант и начфин с денежным ящиком на коленях.

Глядя на эту беспорядочно движущуюся массу, среди которой шёл и его дивизион, Арсеньев жалел о том, что, не имея снарядов, он вынужден отступать. «Поскорее бы догнать артсклад, – думал капитан-лейтенант, – генерал Назаренко, вероятно, уже далеко впереди». В действительности Назаренко находился позади Арсеньева. Он ушёл с переправы одним из последних.

Как было приказано, Арсеньев оставил в распоряжении генерала группу матросов во главе с Рощиным. Эта идея принадлежала Яновскому. Он видел лейтенанта в ростовском бою. Рощин сначала таскал снаряды вместе с матросами, а потом сел за пульт управления боевой машины вместо убитого сержанта. Получив приказание остаться на переправе, Рощин не сразу поверил, что ему оказана эта честь. Он весь подобрался, выпрямился, застегнул китель. Яновский протянул ему пистолет и сорванную накануне с его фуражки морскую эмблему. Лейтенант принял её как награду. Оставшись с генералом, он честно оправдал её. Рощин кидался в обезумевшую толпу, растаскивал дерущихся, продвигал вперёд застрявшие машины, поспевая со своими матросами туда, где нужно было навести порядок. Осколками авиабомбы его легко ранило в шею и левую руку. Генерал несколько раз говорил: «Догоняй своих. Справлюсь без тебя», – но Рощин не уходил.

Назаренко удалось восстановить бесперебойное движение на переправе после очередного налёта «юнкерсов». Уже гораздо меньше народу оставалось на правом берегу.

– Кажется, справимся, – сказал генерал, – ещё полчасика!

В этот момент какой-то человек замахнулся на него сзади штыком. Рощин стоял на крыше кабины грузовика, регулируя движение. Он даже не успел подумать, что делает, но, повинуясь мгновенному рефлексу, выхватил пистолет и выстрелил, не целясь. Человек с винтовкой рухнул на доски переправы, и тогда протянутая рука Рощина задрожала. Сунув пистолет за пазуху, он спрыгнул с кабины, растолкал людей и пробрался к генералу:

– Чуть не застрелил вас, товарищ генерал…

Один из матросов наклонился над убитым, вытащил у него из кармана документы: две красноармейские книжки и партийный билет – все на разные имена.

Диверсант? Немецкий шпион? Назаренко некогда было выяснять это. Он торопился протолкнуть через переправу всех оставшихся. Сделать это не удалось. Дробно застучали пулемёты. Немецкий авангард подходил к берегу.

Пули уже свистели над водой, когда генерал и моряки отошли на левый берег, обрубив тросы. Мост начал медленно вытягиваться по течению реки. Рощин пробежал последним по опустевшей переправе и, обернувшись, бросил в средний понтон противотанковую гранату.

Уже сидя в машине, генерал взглянул на часы. Стекло было разбито, но часы шли. Они показывали без четверти девять.

– А я думал, уже скоро вечер, – сказал Рощин.

ГЛАВА VI
КОРАБЛЬ В СТЕПИ

1. КОРАБЛЬ УХОДИТ В СТЕПЬ

Генерал Назаренко догнал дивизион в станице Кагальницкой. Здесь почти не оставалось воинских частей. Унылый верблюд волочил свою верёвку вдоль тына, пытаясь заглянуть на ту сторону, чтобы полакомиться отцветшей сиренью. За кустами сирени стояли заряженные уже боевые машины. Артсклад пришёл в Кагальницкую на несколько часов раньше и, отдав свой запас снарядов дивизиону, двинулся дальше на восток.

Назаренко, Арсеньев и Яновский уселись в тени на траве. Гуляев принёс котелки с разогретыми консервами и сухари. Арсеньев рассказал генералу о полковнике, искавшем свою дивизию.

– Таких командиров надо расстреливать на месте! – сказал Арсеньев. – Впрочем, их слишком много. Ни одной части, не охваченной паникой. Мы так додрапаем до Владивостока.

Назаренко опустил сухарь в котелок с водой:

– Круто берёшь, Сергей Петрович. Беспорядка и паники много, но не думай, что ты один воюешь, а остальные драпают. Знаешь о шахтёрской дивизии Поливанова? Слышал, как дрались казаки генерала Кириленко? А наши полки РС на соседних участках? А тот батальон, который остался в Ростове после нас и, конечно, весь погиб?

Арсеньев хмуро кивал головой:

– Верно, товарищ генерал, но скажите мне, где мы остановимся? Говорили о рубеже на Дону. Дон – далеко.

– Вот что, Арсеньев, – генерал решительно отодвинул котелок и потянулся за планшеткой, – этими разговорами не поможешь. Сразу остановить отступление невозможно. Мне приказано возглавить на нашем фронте подвижную ударную группу. В неё войдут три полка РС, ваш отдельный дивизион, бригада мотопехоты. Будем действовать! Со мной связь по радио и через офицера связи. Назначьте Рощина.

Арсеньев и Яновский переглянулись.

– Как он себя вёл на переправе, товарищ генерал? – с опаской спросил Яновский.

Генерал улыбнулся впервые за все время разговора:

– Рощина представьте к награде.

Теперь улыбались и Арсеньев с Яновским. Решение оставить Рощина на переправе оказалось правильным.

Прощаясь, Назаренко сказал:

– Очень надеюсь на вас, моряки. Не исключена возможность, что вам придётся действовать самостоятельно. Заходите во фланг наступающим колоннам, перерезайте дорогу танкам. Манёвренность у вас высокая, огневая сила большая, люди – сами знаете какие. Одним словом, действуйте, как корабль в степи!

…Корабль в степи. Яснее не скажешь. Арсеньев и Яновский смотрели вслед машине Назаренко, пока она не скрылась. Множество гладко накатанных грунтовых дорог разбегалось по степи. Они сходились и расходились, петляли между станицами и хуторами. Тут можно было передвигаться с такой скоростью, какую только позволяли моторы. Но и немецкие механизированные войска могли появляться внезапно, совсем не с той стороны, где их ждали. Линии фронта не было. На огромном пространстве между Доном и Кубанью лежало степное море с островками станиц и отмелями лесных посадок.

Капитан-лейтенант повёл свой «корабль» в первый степной бой. Немецкие танки двигались от Батайска на большую станицу Мечетинскую. Арсеньев внимательно всматривался в карту. Вот и скрещение дорог, где предстоит дать бой. Пехотных частей нет. Они не подошли или, скорее, ушли дальше на юго-восток.

– Опять без пехоты! – сказал Арсеньев. – Трудновато будет выдержать лобовой удар.

– А зачем? – спросил Яновский. Он что-то показал карандашом на карте. Арсеньев мгновенно понял. Но на лице его появилось выражение недовольства. В первый момент ему захотелось возразить: «Приказ – есть приказ. Врага надо встретить на скрещении дорог». Но он тут же понял, что комиссар прав. Если дивизион займёт огневую позицию на дороге из Ново-Кузнецовки, то он окажется позади немцев, когда их колонна повернёт направо, в Мечетинскую.

«Если меня убьют, Яновский сумеет неплохо командовать дивизионом». – Эта ревнивая мысль только на мгновенье отвлекла капитан-лейтенанта от плана боя. «Мы ударим по колонне с тыла!» Он тут же сообразил и другое:

– Владимир Яковлевич, на этой дистанции эллипс рассеивания снарядов вытянется в глубину. Мы накроем всю колонну!

Яновский кивнул головой. Он раньше оценил это преимущество, но предпочёл промолчать, чтобы не задеть ещё раз самолюбие Арсеньева.

Командир дивизиона уже отдавал приказания. Машины остановились. Сзади раскинулись крайние домики станицы Ново-Кузнецовка. Туда ушли дивизионные тылы. Боевые машины заняли позицию в поле, у самой дороги. Николаев забрался на крышу сарая. Отсюда была хорошо видна дорога на Батайск.

Машина Сомина стояла, как обычно, на фланге первой батареи. Сержант следил за воздухом. На душе у него было неспокойно. После ростовского боя Сомин чувствовал себя увереннее. «Если прошло „такое“, – думал он, – то теперь, пожалуй, не испугаюсь ничего. Вот это действительно – боевое крещение». Он вспомнил, как ствол раскалился до того, что снаряды плюхались в нескольких десятках метров от орудия. Но сейчас пришла новая тревога. Как быть без Земскова? Он утешал себя тем, что и в бою под Ростовом, и на переправе действовал без Земскова. Но там Сомину не приходилось принимать никаких самостоятельных решений. Все шло само собой. Сначала стреляли. Посчастливилось сбить самолёт. Потом ждали у переправы. А здесь, в степи, каждую минуту подстерегает неожиданность. И не только в этом дело. Права Людмила: «Таких, как Андрей, больше нет!» Мысленно он называл лейтенанта Андреем, хотя никогда не позволил бы себе обратиться к нему по имени. Теперь временно всеми тремя автоматическими пушками командовал Клименко. У Сомина были с ним неважные отношения, но командир есть командир.

К орудию подошёл Земсков. Сомин подал команду «Смирно!» Лейтенант поздоровался с бойцами и подошёл к Сомину.

– Товарищ лейтенант, почти сутки я вас не видел!

– Что, соскучился? Как рука?

Рука, конечно, болела, но не очень. Сомин временами забывал о ней. Только неудобно было смотреть в бинокль. Но что об этом говорить?

– Заживёт, – сказал Сомин. – Без вас будет трудно.

– А мне в разведке легко? Ничего не поделаешь, Володя. Да, я и не поздравил тебя со сбитым самолётом!

Сомин слабо улыбнулся. Он не считал, что сбитый самолёт его заслуга.

– Вы не забывайте о нас, товарищ лейтенант. Ладно?

Земсков хлопнул его по плечу:

– Веселей, Володя! Смотри, там Николаев что-то заметил с крыши. Пойду.

Николаев уже сообщил командиру дивизиона о приближении колонны противника. Впереди двигались мотоциклисты, за ними танки и мотопехота в грузовиках. Вздымая густые облака пыли, колонна прошла на Мечетинскую, повернув по шоссе направо.

Залп дивизиона обрушился на голову колонны. Николаеву было хорошо видно, как загорелись и остановились передние танки. На них с ходу налетали задние. На дороге началась настоящая кутерьма. В грузовиках взрывался боезапас, солдаты выскакивали из машин. А моряки давали один залп за другим. Обескураженные немцы даже не помышляли о сопротивлении. Их машины толкались на дороге, не рискуя возвратиться назад и не имея возможности двигаться вперёд. В конце концов оставшиеся в живых солдаты разбежались по степи кто куда.

– Недурно получилось! – сказал Арсеньев, когда Николаев спустился с крыши. – Ну, теперь надо дать людям отдохнуть. Пойдём в Ново-Кузнецовку.

Яновский был тоже доволен. Первый бой в степи прошёл удачно. Это имело огромное значение для настроения людей. Но впереди были бои посложнее. Вслед за этим отрядом двигались главные силы врага. А кто знает, сколько войск прошло по параллельным дорогам?

Словно в ответ на мысли комиссара, появился Рощин. Он примчался со стороны станции Атаман на «виллисе» генерала Назаренко. На Рощине была новенькая армейская форма, хромовые сапоги, светло-жёлтые ремни. Из старого обмундирования он оставил только мичманку. Раньше всего Рошин заглянул в санитарную машину. Юра Горич даже крякнул от удивления, увидя его.

– Привет морякам! – поздоровался Рощин, победоносно глядя на Людмилу. Она не упустила случая поиздеваться:

– Слышали, слышали о твоих подвигах. Говорят, едва унёс ноги от немцев под Ростовом.

– Ты бы лучше перевязала, чем скалить зубы, – Рощин начал разматывать повязку на руке.

– Ну, ясно, – подмигнул Юра Горич, – в штабе группы не нашлось медсёстры. Специально за этим приехал.

– Вот так всегда, из-за неё, – Рощин указал на девушку, – чуть не забыл передать приказ.

– Это на тебя похоже! – рассмеялась Людмила. – Ну, не сердись, Геня. Передашь приказ, приходи обратно.

Прочтя записку генерала, Арсеньев приказал готовить колонну в поход. Предстояло перерезать дорогу между Мечетинской и железнодорожной станцией Атаман.

Рощина окружили командиры.

– Я теперь за адъютанта у Назаренко, – рассказывал он. – Адъютант генерала ранен, так что дел хватает.

– Известно – адъютантская работа! – заметил командир третьей батареи Пономарёв. – Ремешки-то какие отхватил. Чистая работа!

Рощин не обижался. Он рассказал о том, что мотомехчасти врага несколькими параллельными колоннами движутся на юго-восток. Натыкаясь на нашу оборону, они пытаются смести её с ходу, а если это не получается – идут в обход. Теперь нелегко разобрать – где немцы, где свои. – Одним словом, слоёный пирог! – завершил его объяснения Пономарёв.

Рощин уехал, не попрощавшись с Людмилой. Но она и не ждала его. Людмила уже в третий раз выходила на край села, чтобы посмотреть, не идёт ли машина Земскова. А когда Земсков появился, он промчался мимо, даже не взглянув на девушку. Земсков доложил результаты разведки капитан-лейтенанту, захватил несколько банок консервов и тут же уехал снова. Вскоре отправился и дивизион.