Текст книги "Девушка из хорошей семьи"

Автор книги: Юкио Мисима

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

12

Когда Касуми заметила, что вырвавшиеся полушепотом, всплывшие в ночном мраке, точно струйка воды из питьевого фонтанчика, слова – это, по сути, предложение руки и сердца, было уже поздно. Она вовсе не собиралась этого делать. Слова эти заставила сказать поселившаяся в ней в то мгновение озорная лисичка[17]17
   Озорная лиса – традиционный персонаж японских сказок и легенд.


[Закрыть].

С Касуми такое уже случалось. Десять, двадцать лет тому назад, когда на пикнике, отделившись от компании, она в одиночестве забрела в тихий уголок с водопадом и зарослями диких цветов. Невольно сказанные тогда слова десять или двадцать лет спустя вновь неожиданно срываются с губ. И, будто давно спящий, крошечный, таинственный бутон, теперь раскрываются цветком, наполняются смыслом и становятся важными, непоправимо определяют решающий поворот в жизни.

Другими словами, Касуми казалось, что когда-то давно она уже шептала подобную фразу. Возможно, в детстве, играя в карты, где на глянцевой бумаге красным и золотым изображены были король и королева, почему-то сказала нечто похожее игравшему с ней мальчику.

Или те же слова, сказанные ребячливо, с набитым шоколадом ртом, в пустяковом разговоре с подругой при виде кишащего плавниками рыб бассейна, когда их водили с экскурсией на рыбную ферму и прозрачная вода, прогибаясь, клокотала под первыми лучами летнего солнца.

Это чувство вдруг вернулось, и слова, обращенные к Саваи, возникли, как отгадка в кроссворде.

Ей не хватало смелости взглянуть в наполовину затененное лицо Саваи, которое в эту минуту залилось краской, сделалось беспомощным, как у человека, пораженного выстрелом.

И тут Касуми ощутила около уха дыхание Саваи. Но это не был глубокий облегченный вздох – оно походило на бродящее в темноте летней ночи вино. Касуми чувствовала рядом горящее, горячее тело молодого мужчины.

– Это правда? Ты не шутишь? Выйдешь за меня замуж? – выпалил Саваи на одном дыхании. Потом сильно хлопнул Касуми по спине и во все горло закричал: – Да! Давай поженимся!

Касуми еле удержалась, чтобы не упасть вперед. Слова Саваи отчетливо звучали в ушах, но ей казалось, что все это не имеет отношения к реальности.

Вокруг стояла полная тишина, не было слышно даже шума питьевого фонтанчика. Глубокая тень рощи укутала влюбленную пару. Касуми краем глаза видела холодный, голубоватый свет флуоресцентного фонаря, и у нее возникла нелепая мысль: «Вот бы этот холодный блеск в пузырь со льдом на мою горячую голову. Как приятно лечь на такую подушку». Наконец она взяла себя в руки и даже нашла силы посмотреть в лицо Саваи:

– Наверное, надо объяснить.

– Как по мне, ничего не надо объяснять. Такое в объяснениях не нуждается.

– Но…

Больше она ничего не успела сказать: губы Саваи вновь закрыли ей рот.

От второго в жизни поцелуя Касуми впервые испытала ощущение, будто тело ее плавится в огне и медленно испаряется. Эта сила вдребезги разбивала реальность, в которой она до сих пор жила. Ее сердце целиком и полностью приняло Саваи – мгновенно воспламенившись, легко отринуло прежние суждения. Она чувствовала опасность, как на сильно раскачиваемых качелях, но…

«Ну вот, будущее определено. Что еще есть в человеческой жизни, кроме этого ощущения, словно ты летишь, закрыв глаза?»

Тут губы Саваи оторвались от ее губ.

В парк Касуми и Саваи вошли просто друзьями, а вышли уже влюбленной парой. Поистине, парк оказался волшебным.

В полутьме у входа, где столбы преграждали доступ в парк машинам и другому транспорту, Саваи, обняв Касуми за плечи, обернулся.

В темноте запах свежей листвы стал гораздо сильнее. Казалось, что тяжелая громада зелени увеличивается по мере движения вглубь парка: разбросанные внутри фонари высвечивали только часть белых каменных ступеней. Внизу, под арочным мостом, поблескивал пруд, в котором отражался свет укрытых в тени деревьев ламп; плеска воды слышно не было, но сверкали беспорядочные круги ряби, оставленной нырками карпов. По безмолвным ночным дорожкам призраками бродили влюбленные пары. В небе над искусственной горкой в глубине парка, окруженные плывущими в ночи облаками, сияли звезды.

– Этот парк просто удивительный. Незабываемое место. Да? Как ты думаешь? – произнес Саваи.

На своем плече Касуми чувствовала тяжесть его ладони, – наверное, так дерево чувствует тяжесть вызревших на его ветках плодов.

– Да. Прошли через него и словно изменились. Будто побывали в другой стране.

– Может быть, не совсем изменились. Просто мы оба до сих пор не замечали этого в себе. Дело не обязательно в парке.

– Давай считать, что в парке. В основном.

– Ну да. Он даст мне силы не признать поражение. Мое поражение.

В тоне Саваи явственно звучало недоверие к женскому сердцу.

По дороге с плотным потоком машин, но без тротуара они направились в сторону Роппонги[18]18
   Роппонги – квартал Токио с комплексом небоскребов, музеями, популярными ночными клубами и барами.


[Закрыть]. Все вокруг казалось Касуми необычным. Она будто попала в другую страну. Ничем не примечательные днем витрины книжного магазина, прачечной, фруктовой лавки ослепительно сверкали, выглядели как новые. За стеклом прачечной три молодых парня усердно орудовали утюгами над гладильными столами, и белизна этих столов, белизна мужских рубашек, поднимавшийся над ними пар, металлический блеск утюгов, ловкость, с какой работники управлялись с рубашками и простынями, – все это походило на сцены из другой, заграничной жизни. Разные сорта мандаринов, мускатный виноград во фруктовой лавке имели цвет свежей, только что выдавленной из тюбика краски. Груды фруктов смотрелись застывшими, холодными, искусственными. Даже свет автомобильных фар, отражавшийся в зеркалах внутри магазина, загадочно преломлялся великолепным мимолетным сиянием.

«Я так счастлива – отчего же мир кажется призрачным? Он свеж, великолепен, а тронь его пальцем – вмиг исчезнет», – подумала Касуми. Единственной реальностью была теплая рука Саваи, на которую она опиралась.

Касуми пришла в себя, когда они вошли в китайский ресторан, расположенный за просторной парковкой. Их проводили к столу у окна, обращенного в сад площадью почти в двести цубо, с квадратным газоном, который освещали яркие электрические лампочки, не имеющие ничего общего с китайским стилем. В темном саду, на поперечинах полки для вьющихся растений, раскачивались кричаще-яркие бумажные фонарики. Скорее всего, хозяева готовились к летнему сезону. Но вряд ли эти испускающие то едва заметные, то длинные лучи фонари с частично размытыми изображениями пятиярусных пагод, красных храмовых торий[19]19
   Тории – П-образные ритуальные ворота без дверей в синтоистских святилищах и монастырях, красного цвета либо неокрашенные; отмечают границу, за которой начинается священное пространство.


[Закрыть], дымки, аллей криптомерий переживут сезон дождей.

– Я позвоню домой.

– Хочешь сразу рассказать?

– Что ты! Я боюсь. Это ты у нас смелый.

Она торжествовала: эти слова явно потрясли Саваи. Касуми почувствовала, что теперь держит в руках ключ, который откроет ей путь к гордому победному шествию.

Она прекрасно могла поесть вне дома, тем более вечером. И дело было даже не в сегодняшнем вечере, просто она резко изменилась: прежняя Касуми, которая, проклиная дом и родителей, трусила, когда нужно было действовать, понемногу избавлялась от страхов. И сейчас, говоря по телефону и приводя множество ложных отговорок, она вовсе не испытывала угрызений совести. К телефону подошла мать:

– Что? С подругами впятером поужинаете бутербродами? На Гиндзе? Что за глупость! Пришли бы к нам, здесь полно еды, всех накормили бы. А потом в кино? Ну хорошо, кончится фильм – позвони. Я не говорю, что тебе нельзя отдохнуть. Просто надо всегда сообщать, где ты.

Мать в таких случаях обычно уступала.

Вернувшись к столу, Касуми выпалила:

– Ну, с этим все. Но после ужина нужно будет купить в кинотеатре программку на входе.

– Не бери в голову. Ведь уже договорились, сегодня-завтра можно идти к твоим родителям, официально делать предложение.

– Это ты не бери в голову. Думаешь, все так просто? Предоставь дело мне. – Касуми наконец-то вернулась к роли старшей сестры, укоряющей беспечного младшего брата.

Принесли еду и сакэ.

– Давай выпьем!

– Еще рано.

Саваи, склонив голову, с непривычной для него серьезностью только поднял на нее взгляд. Мрачная тень, коснувшаяся нижней части всегда открытого круглого лица, придавала ему почти страдальческое выражение.

– Как я люблю такое твое лицо. Таким я увидела тебя на станции «Токёэки».

Саваи, все еще мрачный, бросил:

– Дразнишься? Тебе противно?

– Вовсе нет. Теперь все, что я скажу, ты должен воспринимать серьезно.

В похолодевшем тоне Касуми прозвучал упрек.

– Хорошо, буду воспринимать серьезно, – подчинился Саваи.

– Тогда слушай. Мой отец не из тех, кто пустит вопрос о женихе дочери на самотек. Он очень осмотрителен. Похоже, отец считал вас, господин Саваи, кандидатом в женихи. Но сложности только начинаются. Отец всегда говорил: «Молодые люди, которые бывают у нас дома, все достойные, поэтому можешь выбрать себе мужа из них. Но если у тебя возникнут какие-то особые чувства, сразу скажи мне об этом. Тогда я тщательно проверю этого молодого человека и, пока не буду уверен, что он сможет сделать тебя счастливой, согласия не дам». Понятно? А в таком случае… – Касуми, дабы убедиться, что эффект достигнут, прикрыла один глаз: – В таком случае как при проверке будут выглядеть твои похождения?

– Пугаешь? – Саваи произнес это шутливо, но по лицу было заметно, что он не шутит.

– Как думаешь, что будет?

– Но ты же не расскажешь отцу?

– Что будешь делать? – Касуми хихикнула.

– Ты серьезно? Я-то серьезно спрашиваю.

Глаза у Саваи сверкали, лицо закаменело от гнева. Поняв, что она так быстро вывела его из себя, Касуми опьянела от радости, даже кожа покрылась мурашками.

На этом она решила умолкнуть.

Оба некоторое время рассеянно следили за фонариками, которые за окном раскачивал ветер. В это время за противоположной стороной сада раздался гул самолета, красные и лиловые бортовые огни медленно проплыли между фонарями, как странные призраки. Жизнь на земле и жизни людей в самолете будто смешались в точке соприкосновения разных по цвету огней. Касуми показалось, что она видит, как ее будущее и настоящее в этот миг попали между качающимися на ветру бумажными фонарями, ярко вспыхнули и исчезли. Этим вечером она принадлежала жизни. Пусть в этой жизни фантазии били ключом – и однако, это была жизнь.

Впрочем, нельзя сказать, что Касуми совсем потеряла голову от любви. Она изо всех сил старалась подавить зародившиеся сомнения. Их было много больше, чем роящихся вокруг светового пятна мошек.

«Он действительно меня любит? Он дважды повторил „давай поженимся“, но вдруг это просто потому, что так принято? Или, может, он пошутил? А если любит, то на следующий день после вечеринки не должен был поступать со мной так жестоко. Не ловушка ли это, чтобы меня заманить? Расчетливый любовный прием? Чтобы ловко меня поймать? Он еще пожалеет! Пусть не по-настоящему, но предложение должен был сделать он, а не я! Я ведь просто прошептала пару слов, не более. А он ухватился за них и сделал предложение. Не о чем беспокоиться».

Саваи, поглощенный собственными заботами, не замечал задумчивости Касуми. Вообще-то, он отличался прекрасным аппетитом, но сейчас почти не притронулся к еде.

– Что же делать? Это проблема. Особенно если дойдет до частного детектива.

– Детектив – это еще ничего. Я слышала одну историю. Дочь кого-то из прежних высших полицейских чинов, красавица, никак не могла выйти замуж. А все потому, что каждый раз, когда ей делали предложение, отец отправлял толпу полицейских агентов следить за женихом и те с утра до вечера наблюдали, как он живет. В результате все женихи в страхе разбежались.

– Разве твой отец – глава столичного управления полиции?

– По настрою бери выше.

– И как же быть?

Касуми ждала этих слов. Ответ был наготове, но она медлила, наслаждаясь растерянностью возлюбленного.

– Предоставь это мне.

– Что значит «предоставь мне»?

– Я с ним поговорю, заставлю его безоговорочно тебе доверять.

– Думаешь, получится?

– Положись на меня. Я направлю расследование, куда надо.

Уверенность Касуми внушала надежду на успех, и Саваи перестал ломать голову насчет того, как ему выкрутиться. Только умоляюще добавил:

– Да, прошу тебя.

– За это ты должен выполнить одно мое условие.

– Какое же?

– С этой минуты и впредь, до свадьбы и после того, как мы поженимся, ничего от меня не скрывать. Вот как сейчас. Откровенно рассказывать все. Хорошо?

– Да, конечно.

– Нет, такое легкомысленное согласие не пойдет.

– Ладно, вот тебе серьезное. Хорошо, обещаю.

– Теперь по-настоящему, да?

Они под скатертью пожали друг другу руки. И Саваи принялся уплетать утку по-пекински.

Когда они вышли из ресторана, Касуми уже не терзалась сложными вопросами и слегка опьяневший Саваи был, по-видимому, всем доволен. Он обнял фонарный столб и завопил:

– Я женюсь! Хочу завтра жениться! Нет, сегодня!

К ним приблизилась патрульная машина. Касуми стало стыдно, но тощий полицейский в очках, держась в отдалении, сделал на машине круг, в центре которого веселился Саваи, и уехал. Парочка, переглянувшись, захихикала.

Дорогу окутывала темнота; здесь сохранились заборы со следами пожаров, тротуара не было, и рядом с влюбленными сновали автомобили. Огни фар назойливо слепили глаза.

– Иди сюда, – из тени столба позвал Саваи.

– Что там?

Касуми приблизилась, и он взглядом указал на уходящие вверх по столбу треугольные опоры для ног. В их металлической поверхности вместе с лучами электрического света качалось звездное небо.

– Я поднимусь.

– И что сделаешь?

– Залезу, как Джек по бобовому стеблю[20]20
   «Джек и бобовый стебель» – английская народная сказка о мальчике Джеке, который по волшебному бобовому стеблю забрался на небо и победил злого великана.


[Закрыть]. Он же взобрался на небо.

Саваи приготовился лезть вверх, но Касуми поспешила его остановить. В эту секунду по какой-то неведомой причине ее, словно шипом, пронзило глубоко запрятанное воспоминание. Рассказ о девушке, которая угрожала покончить с собой, если Саваи на ней не женится. Эта история уже как будто затерялась в памяти, а ведь Касуми слышала ее совсем недавно, в парке.

Заметив в опущенных плечах Касуми признаки уныния, Саваи опять привлек ее к себе за плечи и поцеловал. Запах спиртного, сопровождавший поцелуй, ее ничуть не отталкивал.

Потом они направились к кинотеатру в центре города, и Касуми ждала снаружи, наблюдая, как Саваи, не покупая билета, постепенно продвигался вперед.

– Ваш билет? – спросила девушка-контролер в синей форме.

– У меня нет билета. Я хотел только купить программку, – весело произнес Саваи, и девушка, взглянув на его улыбку, на беззаботное лицо, с кривой усмешкой, словно потакая озорнику, пропустила его внутрь.

Касуми не понравилась легкость, с какой девушка согласилась впустить Саваи, определенное бесстыдство, крывшееся в таком расположении к первому встречному.

– Вот, программка. – Саваи вышел на улицу и отдал ей листок.

– Хороший был фильм, да? Скучноватый в середине, но… – пошутила Касуми.

Странно: обычно вежливая, сейчас она забыла сказать «спасибо».

13

На следующий день лекции были только в первой половине дня, поэтому Касуми рано вернулась домой и вдруг решила заехать на квартиру к старшему брату Масамити. Конечно, днем брата нет дома, но она может повидаться с невесткой, Акико.

Каёри это насторожило: до сих пор Касуми не горела желанием встречаться с семьей брата. Она не раз советовала дочери навестить их, но та отмахивалась, а если все-таки собиралась пойти, откладывала и убегала с подругой на каток.

Каёри тревожили слишком частые отлучки Касуми, и она уже сомневалась в правдивости дочери. Что, если внезапный визит к брату и его жене именно сегодня – лишь «удобный предлог»? «Касуми выглядит взрослой, но она еще ребенок. Раз она сказала, что пойдет туда, куда обычно ей совсем не хочется, значит не понимает, что мать что-то заподозрит. Ладно, я сегодня позвоню невестке по телефону. И если узнаю, что Касуми там нет, когда она вернется домой, заставлю ее все рассказать».

Каёри настроилась заняться расследованием, что явно было ей не по плечу. С доброй, понимающей улыбкой эта плохо приспособленная к жизни хорошая жена и мудрая мать тайком подглядывала за мечтами, в которых витала дочь.

Касуми надела платье в синюю и бледно-розовую продольную полоску, взяла сумочку в тон и вышла в сияние погожего летнего дня. По пути заехала в Синдзюку за европейскими сластями в подарок. У нее было какое-то правильное настроение. «Правильное» – странное слово; однако теперь в реку ее жизни гармонично, словно выполняя свое предназначение, вливались даже в ногу шагающие к будущему стайки молодежи, что в ясном предвечерье наполняли город, – прежде они виделись ей шумным, грязным, тяжелым потоком воды в канавах ранней весной. Сейчас Касуми казалось, что она сама стала частью этой толпы.

Яркие лучи безжалостно пронзали стеклянную витрину с пирожными, поэтому на магазине установили полосатый бело-синий тент – он выдавался далеко вперед, пряча витрину от солнца. Очутившись в его тени, Касуми недовольно поморщилась при виде того, как полоски на ее платье сливаются с полосами тента. А ведь издалека можно разглядеть только ее руки и лицо. Оживленное, с непривычно суровым взглядом лицо, которое гордо заявляло всему миру, что его обладательница счастлива.

С коробкой пирожных Касуми села в троллейбус, который, плавно раскачиваясь, покатился по аллее, сияющей молодой зеленью листвы. Через лобовое стекло она заметила на небе странной формы облачко – небольшое, похожее на задорную женскую шляпку, которая выцвела, мечтая о той, что когда-нибудь ее наденет.

«Если подбирать фасон… Я могла бы такую надеть. Но размер, наверное, не подойдет».

В мыслях Касуми царила неудержимая фантазия, и время летело быстро. Она вышла из троллейбуса и вскоре уже стояла перед домом брата на склоне холма неподалеку от остановки; к каждой квартире на третьем этаже вела отдельная внешняя лестница. Лестничная площадка была как бы прихожей, балконы напротив нависали над внутренним двориком.

Акико, как и следует хорошей жене, была дома.

– Заходи-заходи. Ты у нас редкая гостья.

Лицо открывшей дверь Акико казалось зеленовато-бледным в тени молодой листвы.

– Мне захотелось, вот и пришла.

– Ну, если бы желание не возникло, не пришла бы.

– Как тут все изменилось. – Касуми, войдя в комнату, с интересом озиралась.

С новогодних праздников комната преобразилась: новые шторы и обои, пастельные цвета – можно сказать, дом отражал стиль жизни молодой супружеской четы. На телевизоре, недавно купленном в рассрочку, в зеленоватом кувшине стоял желтый тюльпан, и перед глазами сразу возникала картина скромных мирных радостей, которым после ужина предавались здесь супруги. «Хотела бы я на это посмотреть», – мелькнула у Касуми мысль. Правильный во всех отношениях зануда-брат был на работе, и счастливый супружеский дом, эту полную чашу, сейчас занимала только красавица Акико.

Акико и Касуми прекрасно проводили время: ели пирожные, болтали о пустяках. Разговоры о недавно увиденном фильме, о нарядах, о том, где дешевле приобрести хорошие импортные ткани никогда не интересовали Касуми; поддакивая, она не понимала, зачем здесь находится.

Зазвонил телефон на столе, и телефонистка с коммутатора сообщила, что звонят из дома Касуми. Это оказалась Каёри.

– Что-то случилось? – беспечно спросила Касуми и ощутила, что мать растерялась. Актриса из Каёри всегда была никудышная.

– Нет, все хорошо. Просто хотела узнать, как у вас дела.

– Какая-то ты странная, мама.

– Позови Акико, – попросила та, чтобы скрыть смущение.

Акико подошла к телефону, поговорила о какой-то ерунде, положила трубку, и ее оживленное красивое лицо посерьезнело. «Словно тень от проплывающих туч набежала на прекрасную уютную долину», – подумала Касуми.

– Что-то не так?

– Да нет, ничего особенного, – улыбнувшись, ответила Акико, но в ее улыбку будто выдавили лимон. – Ладно, скажу. Пока говорила по телефону с твоей мамой, думала, посоветоваться с ней или не стоит. Не знала, что делать. Вдруг спрошу совета, а окажется, что ничего нет и она будет разочарована. Наверное, лучше сначала показаться врачу, а потом уж сказать. Только ты в курсе.

– Ребенок?! – с горящими глазами воскликнула Касуми.

– Да, но я еще не уверена.

– Ты его хочешь? – Касуми, как обычно, задала вопрос прямо в лоб.

– Это так странно. Я толком не понимаю, хочу или нет. Вот, например, человек не носил никогда туфель на высоком каблуке, и ему иногда хочется попробовать. Но человек, который носит такую обувь и мечтает о новых туфлях на высоком каблуке, хочет того же самого по-другому. Он хочет новые туфли, исходя из своих ощущений: к какому каблуку он привык, как будет себя чувствовать в новых туфлях нога. А желание того, кто ни разу не надевал обувь на высоком каблуке, не связано ни с высотой каблука, ни с удобством – оно просто идет из головы и сердца.

– Значит, ребенка вы сотворили умом и сердцем?

Акико залилась румянцем:

– Ой, странные ты вещи говоришь.

Этот разговор сильно сблизил их: раньше такого не было, и Касуми устыдилась своей непонятно откуда взявшейся предвзятости к невестке. Пока способный и серьезный, но скучный брат Касуми был холост, та не воспринимала его как мужчину. А когда после свадьбы благодаря красавице-жене в нем проявилось раздражающее мужское начало, Касуми с неприязнью поняла, что влияние красоты Акико – лекарство с долей яда. Однако новость о ребенке, который должен родиться, странным образом смягчила, почти развеяла ее предубеждение.

– Я буду молчать, ничего не скажу маме, пусть доктор подтвердит.

– Спасибо.

– А взамен ты сохранишь мою тайну?

– Ставишь условия? Ладно.

– В общем… – Касуми с явным облегчением приготовилась говорить и наконец-то поняла, что пришла сегодня к невестке с желанием хоть кому-то открыться. – Мне вчера один человек сделал предложение.

– О-о, поздравляю. Кто же?

– Ты его знаешь.

– Саваи?

Правильный ответ предполагался, поэтому Касуми продолжила:

– А почему ты думаешь, что это Саваи?

– Да я поняла на той вечеринке с танцами. У тебя взгляд изменился.

– Неужели?

Досадуя на себя, Касуми задумалась: какой же у нее был тогда взгляд?

– А как ты поняла?

– Ты неопытный преступник. Сразу признаёшься.

– И все заметили? Не ты одна?

– Только я. Успокойся, только одна я.

На губах Акико появилась загадочная улыбка. Касуми прежде считала ее просто красивой женщиной, но теперь прониклась уважением. Сейчас, когда ее представления о собственной проницательности рушились, она хотела преклоняться перед более проницательными людьми.

– А когда брат приходит домой?

– Обычно в шесть. Когда задерживается, звонит. Поужинаешь с нами?

– Даже не знаю…

– Чего ты стесняешься?

Касуми не стеснялась. Ей хотелось еще поговорить о Саваи, но было невыносимо ждать возвращения брата за пустой беседой.

Она села боком на кушетку у окна и устремила взгляд на внутренний двор меж стоящими разомкнутым квадратом домами – его постепенно поглощали сумерки. В окнах зажегся свет, из погружающейся в темноту песочницы доносился громкий детский смех. За растущими во дворе деревьями ночное небо перечеркивала далекая храмовая роща, над крышами небольших гостиниц всплывал неоновый свет. Вдали грохотали поезда на железной дороге.

Касуми представила, как Саваи где-то там, в электричке, держится за висячий поручень: небрежно просунул запястье в петлю, ухватился за нее и стоит в неподобающей служащему расхлябанной позе, рассеянно смотрит в окно на пробегающие мимо огни. Она словно видела его воочию, всего, даже манжету с чернильным пятнышком. Видела одинокого холостяка. Во всяком случае, для нее он и должен выглядеть одиноким.