Текст книги "Портрет работы Дега"

Автор книги: Юджин Пеппероу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Именно. К тому же он тут ни при чем. Его зовут Томас Хант. Мы с ним росли вместе, жили в Мильтауне на одной улице, он бывал у нас в доме и прекрасно относился к Мери – моей первой жене; подшучивал над Бэт, тогда еще почти девчонкой. В Мильтауне никто не знал, что перед отъездом из города мы зарегистрировали наш брак с Бэт, поэтому когда мы встретили Тома здесь в "Хилтоне", это было, как если бы нас поймали со шпаргалкой на экзамене.

– Вы говорите: мы встретили?

– Да, я был с Элизабет и Сэди. По случаю воскресенья мы решили пообедать в ресторане отеля – там очень неплохая кухня. Вдруг меня хлопают по плечу – я оборачиваюсь и вижу Тома. В первый момент я очень обрадовался, увидев старого друга детства, но тут же испугался, что он, не зная о наших семейных обстоятельствах, что-то ляпнет невпопад. Поэтому я стал его расспрашивать о наших общих знакомых, о том, что привело его в Стоунвилл, и все такое прочее. Оказывается, Том был здесь по делам службы уже два дня. Уезжал буквально через пару часов, чтобы успеть в аэропорт на венерний рейс в Вашингтон. Он, видимо, уже выпил за обедом, поэтому все мои попытки увести его в холл отеля были напрасными. Он все рвался поговорить с Бэт, восхищался красотой Сэди, а потом вдруг ляпнул, что у Сэди волосы, какие были у ее матери, – такие же черные и густые, не то что у тетки – "серая соломка", и взъерошил прическу Элизабет. Он ведь помнил Бэт еще девочкой и по старой памяти общался с ней так же", как раньше. Тут уж я схватил его за плечи и почти силой вытащил в холл, где все ему объяснил. Том был ужасно смущен и расстроен, пытался вернуться в зал и загладить свою ошибку, но я сказал, что сам это сделаю. И он, сто раз извинившись и хлопнув меня по плечу, пошел к себе в номер собирать вещи к отъезду.

– О портрете Дега вы не говорили?

– Ни слова. Мы вообще не успели толком ни о чем поговорить.

– А ваша дочь поняла, о чем говорил Томас Хант?

– Слава Богу, нет. Мы с Бэт убедили ее, что это была неудачная шутка подвыпившего человека.

Ричардc помолчал. Дэвис внимательно смотрел на него. Потом детектив задумчиво сказал:

– И все-таки вы меня не разубедили, мистер Дэвис. Я думаю, что связь между картиной и вашим родным городом существует. Раз вы говорите, что здесь никто не знал о картине, значит, "наколка" на нее пришла оттуда. Мне надо лететь в Мильтаун и попробовать найти там человека, имеющего какую-то связь со Стоунвиллом. Скорее всего, этот человек и раньше был как-то связан со Стоунвиллом, но о том, что вы здесь живете, узнал недавно. Иначе эту операцию с похищением он провернул бы раньше.

– Но еще несколько лет назад картина не стоила полмиллиона долларов. Кстати, эксперты Сотби, которые оценивали Дега, тоже знают о том, что она существует. Их вы не будете проверять?

– Эксперты Сотби – люди весьма высоко оплачиваемые и находятся на виду. Любая их сомнительная связь рано или поздно обязательно всплывет наружу и тогда – крах карьере, благополучию, честному имени – всему. Нет, не думаю, что кто-то из них может быть замешан в этом. Нужного нам человека надо искать в Мильтауне. Если вы, мистер Дэвис, согласны оплатить нашему агентству дополнительные расходы, то я вылечу туда сегодня же вечером.

Фред Дэвис с минуту думал, глядя на автопортрет дочери, потом сказал:

– Хорошо. Делайте, как считаете нужным, лишь бы это дало результаты.

Ричардс попрощался и отправился к себе в "Альпинист". До вечера нужно было еще успеть позвонить в аэропорт насчет билетов, заехать в полицейское управление: как-то объяснить взрыв своей автомашины ночью и уладить дела с компанией Херца, где он брал напрокат "форд". У Ричардса были серьезные подозрения, что компания не будет в большом восторге, узнав, что у одной из их машин ни с того, ни с сего взорвался на стоянке бензобак.

В Мильтаун Ричардc приехал из аэропорта в одиннадцатом часу утра. Плотно позавтракав в итальянской закусочной и придя к выводу, что Италия – прекрасная страна и надо бы когда-нибудь побывать там, он позвонил по телефону, данному ему Дэвисом, и, представившись, спросил, имеет ли он честь говорить с миссис Вирджинией Таруотер.

– Да, это я, – ответил ему холодный женский голос, лишенный какой бы то ни было эмоциональной окраски.

– Миссис Таруотер, муж вашей дочери Фред Дэвис разрешил мне сослаться на него в качестве рекомендации .. .

– Вы хотите сказать – убийца обеих моих дочерей Фред Дэвис? И вы считаете, что это лучшая рекомендация? Вы его друг?

– Э-э .. . нет, – несколько ошеломленный этой неожиданной реакцией, ответил Ричардc, – дело в том, что я – частный детектив и занимаюсь расследованием похищения вашей внучки и смерти вашей дочери.

– Вы хотите сказать, – опять перебила его миссис Таруотер, – этот человек нанял вас доказать всем, что убийца Элизабет кто угодно, но только не он? Ну так при чем здесь я? Или он хочет, чтобы вы убедили и меня, что он не убийца? Тогда не тратьте даром времени, мистер ...

– Майкл Ричардc, мэм.

– Так вот, не тратьте на меня времени, мистер Ричардc. Для того чтобы знать, что Фред Дэвис убил мою младшую дочь так же, как он убил старшую, мне не нужны никакие доказательства. Я это и так знаю. Передайте ему, что больше у меня дочерей для него нет, а что он собирается делать со своей собственной дочерью, меня не интересует.

В трубке раздались короткие гудки, и детектив озадаченно покрутил головой. Похоже, старая дама и впрямь страдает шизофренией, но если это у нее называется вялотекущей формой, то интересно, как бы выглядела бурнотекущая?

Ну что ж, не вышло со старой дамой, попробуем поработать с другом детства. Ричардc нашел в справочнике телефон Томаса Ханта и набрал номер. Они договорились встретиться за ленчем в кафе напротив прокуратуры.

Томас Хант оказался высоким, плотным мужчиной с ярким апоплексическим румянцем на полном, добродушном лице. Представить, что этот человек мог требовать для кого-то смертной казни или двадцати лет тюрьмы, было очень трудно. Больше всего он походил на преуспевающего бакалейщика в маленьком городке где-нибудь на Среднем Западе. Зайдя в кафе, Хант прошел между столиков, громко приветствуя знакомых, плюхнулся на стул возле детектива и, отдуваясь и вытирая большим клетчатым платком пот со лба, сказал:

– Хэлло, мистер Ричардc. Как вы добрались до нашего захолустья?

– Здравствуйте, мистер Хант, – вежливо ответил детектив, почему-то сразу же проникаясь симпатией к этому большому добродушному человеку. – Как это вы меня так уверенно вычислили в переполненном зале?

– Ха-ха-ха. Ну, это очень просто. Во-первых, возле вас был единственный свободный стул во всем заведении – сейчас ведь время ленча, а во-вторых, все остальные лица мне здесь знакомы, а ваше я вижу впервые.

– Вы очень наблюдательны, мистер Хант, – одобрительно сказал Ричардc, делая знак официанту.

– Э, все мы, провинциалы, наблюдательны. Когда жизнь течет так скучно, как здесь, то поневоле начнешь замечать все мало-мальски новое, необычное. Вы вот можете целый день ходить взад-вперед по одной и той же шумной улице в центре Нью-Йорка, и скорее всего никто, ни один человек потом не сможет вас вспомнить, не говоря уже о том, чтобы связно описать вашу внешность. А попробуйте-ка разок пройтись по нашей Мэйн-стрит – добрая дюжина людей потом сможет в точности описать, какого цвета были шнурки на ваших ботинках. – Томас Хант добродушно расхохотался над собственной шуткой и принялся уплетать принесенный официантом омлет с ветчиной.

– Так какое у вас ко мне дело, мистер Ричардc? – проговорил он с набитым ртом, испытующе глядя маленькими зоркими глазками на детектива.

– Не буду с вами лукавить, мистер Хант, меня интересует всё и все, с кем вы так или иначе связаны или просто знакомы в Стоунвилле.

– Что-нибудь случилось со стариной Фредом? – проницательно спросил прокурор, перестав жевать.

– Да. У него увезли в горы дочь и потребовали в качестве выкупа портрет работы Дега, а когда жена мистера Дэвиса повезла отдавать картину, она погибла под лавиной. Возможно, что это несчастный случай, но возможно, и убийство. Это еще предстоит выяснить. Во всяком случае, девочку нашли, а вот картина работы Дега исчезла. Она оценивается примерно в полмиллиона долларов.

– Черт побери! – ошеломленно пробормотал прокурор, и было непонятно, относится ли его восклицание к событиям, происшедшим в Стоунвилле, или к громадной стоимости картины.

Томас Хант сидел, буквально остолбенев, а Ричардc, продолжая жевать свой омлет, наблюдал за ним с непроницаемым лицом. Наконец прокурор нарушил молчание:

– Значит, и Бэт погибла, как Мери, в горах... Если это не рука судьбы, то я уж не знаю тогда, что это. А ведь я ее видел каких-то два месяца назад – она стала такая взрослая, настоящая дама. Просто не верится, что ее больше нет. Вот уж кто был жизнелюбивым человеком, так это Бэт.

– Вы сказали, что она погибла, как и ее сестра Мери? Я не ослышался? – удивленно переспросил Ричардc. – Я считал, что первая жена мистера Дэвиса умерла.

– Она погибла в горах во время тренировочного восхождения. Лет десять, нет, двенадцать лет назад. И через несколько месяцев Фреди с дочерью и Бэт уехали из Мильтауна, никому не сказав, куда. Когда я случайно встретил его в Стоунвилле пару месяцев назад, я так обрадовался, что, кажется, сморозил там глупость. Оказывается, Фред с Бэтти поженились и удочерили маленькую Сэди.

– Да, он мне рассказывал об этом.

– А теперь эта ужасная гибель Бэт. И тоже в горах. Какой-то рок над семьей. А с его дочерью все в порядке?

– Она перенесла сильное нервное потрясение, но врач считает, что постепенно девочка придет в себя. К сожалению, пока ее нельзя расспрашивать и даже напоминать о похищении.

– Мистер Ричардc, вы хотели меня о чем-то спросить?

– Да, конечно. Вы не можете припомнить, не говорили ли вы кому-нибудь в Стоунвилле о той картине Дега, из-за которой все это и произошло?

– Почему же не могу? После встречи с Фредом Дэви-сом в "Хилтоне" я оставался в Стоунвилле еще около полутора часов и ни с кем за это время вообще не говорил. Это я помню абсолютно точно. Да у меня и знакомых-то там нет. Я там был по служебным делам и никаких связей с этим городом не имею. Может быть, Фред сам поддерживал какие-то контакты с Мильтауном?

– Да нет. Он не был здесь, по его словам, двенадцать лет и ни с кем не переписывался и не перезванивался, кроме миссис Таруотер, матери своей жены. Лишь один раз за все эти годы он прилетел сюда вместе с дочерью и женой и тоже ни с кем здесь не виделся. Это было в июле этого года.

– Фред Дэвис был здесь месяц назад?

– Да, они прилетали, чтобы уговорить миссис Таруотер дать дочери доверенность на продажу картины того самого Дега. Ведь формально картина принадлежит миссис Таруотер. Мистер Дэвис пробыл здесь всего два дня, получил доверенность на имя жены и улетел назад в Стоунвилл, так что эта ниточка тоже обрывается.

– Поверьте моему большому судейскому опыту, – сказал прокурор, взглянув на часы и вставая из-за стола, – эти два события – приезд Фреда сюда и похищение его дочери, чтобы завладеть картиной, – как-то связаны между собой. Ведь, если я правильно вас понял, все было спокойно, пока Фред не решил продать эту картину, так?

– Да, так.

– Ну, вот видите. Стоило ему предпринять определенные действия по ее продаже, и кто-то, кто все время был в курсе места нахождения портрета Дега, похищает его дочь и требует картину в качестве выкупа. Ищите преступника не в Мильтауне, он – в Стоунвилле* Ричардc вышел из кафе в задумчивости. Прокурор вполне мог быть прав. И все же элементарная добросовестность требует проверить все нити, которые могут связывать Стоунвилл и Мильтаун. И еще одна деталь беспокоила детектива: почему Фред Дэвис так упорно скрывал от него, что Элизабет – его вторая жена, а первая – погибла, а не просто умерла, как он сказал? Причем погибла тоже в горах, как и Элизабет. Почему миссис Таруотер с такой холодной убежденностью назвала Фреда Дэвиса убийцей обеих своих дочерей? Только из-за своего психического заболевания, или здесь действительно что-то кроется? Во всяком случае, все это довольно странно. У кого бы узнать поподробнее об обстоятельствах смерти Мери Дэвис? Подумав, Ричардc – решил, что прежде всего есть смысл просмотреть подшивку местных газет за тот период. Трагическая гибель молодой женщины, жены преуспевающего бизнесмена, не могла пройти мимо внимания репортеров.

В читальном зале городской библиотеки Ричардc взял двенадцатилетней давности годовую подшивку "Миль-таунера" из двенадцатимесячных комплектов и начал методично проглядывать колонку новостей в каждом номере. Наконец в августовском комплекте он нашел то, что искал. Сначала шел репортаж о трагической гибели Мери Дэвис во время тренировочного восхождения на скальный пик Вашингтона. Из заметки следовало, что пик, венчающий горную гряду, проходящую восточнее Мильтауна, считался труднодоступным, и начинающие скалолазы обходили его стороной. Но Мери Дэвис и ее восемнадцатилетняя сестра Элизабет Таруотер были опытными альпинистками и начали подниматься в связке по северному, наиболее трудному для восхождения склону горы. Элизабет поднималась, как всегда, первой, Мэри страховала ее. Поднявшись на двадцать футов выше сестры, Элизабет вбила в скалу крюк, пропустила через карабин веревку и стала страховать Мери. В тот момент, когда старшая сестра, откинувшись назад на веревке и упираясь ногами в вертикальную стену, поднималась вверх, скатившийся откуда-то сверху большой камень перебил страховочный конец, и Мери Дэвис рухнула вниз с высоты триста футов.

Статья была выдержана в соболезнующе-драматическом тоне. Но уже в следующем номере газеты появилось коротенькое интервью с сержантом полиции Эндрю' Корфом, проводившим расследование обстоятельств гибели Мери Дэвис. В интервью он выражал сомнение в том, что,здесь имел место несчастный случай, и объявлял о своем намерении во что бы то ни стало докопаться до истины и установить действительную причину гибели миссис Дэвис. На вопрос репортера, какие основания у него подозревать здесь наличие злого умысла (репортер умышленно сказал это в обезличенной форме), сержант ответил, что у младшей сестры были весьма веские причины желать смерти старшей.

Понимая, что напал на нечто важное и, возможно, имеющее отношение к сегодняшним событиям., детектив начал лихорадочно листать "Мильтаунер", но имя бдительного полицейского сержанта больше нигде не упоминалось. В одном из номеров газеты приводилось маленькое' интервью с известным альпинистом Эриком Кристо-ферсоном, выступившим в качестве эксперта. Кристо-ферсон сказал, что при восхождениях время от времени случаются, к сожалению, несчастные случаи, летопись альпинизма изобилует ими, что и подтверждает трагическая гибель Мери Дэвис. "Никто, даже самые опытные из нас, не застрахованы от подобного исхода", – сказал известный альпинист.

На взгляд Ричардса, заметке не хватало убедительности, а ее публикация как бы в ответ на обвинение Эндрю Корфа звучала как попытка оправдания, причем не очень ловкая. Интересно, что стало с этим полицейским Эндрю Корфом, почему он замолчал и отказался от дальнейшего расследования обстоятельств гибели Мери Дэвис? Судя по его словам в газетной заметке, он хорошо знал если не всю семью Девисов, то уж Элизабет несомненно и, мягко говоря, не испытывал к ней особой любви. Или как раз наоборот?

Майкл Ричардc просмотрел остальные номера газеты, но больше ничего интересного не нашел. Сдав подшивку газет молодой симпатичной библиотекарше, он расписался в формуляре, и тут заметил, что неразборчивая подпись предыдущего читателя помечена двенадцатым июля. Стараясь не показать своего волнения, детектив небрежно спросил сотрудницу библиотеки:

– Интересно, кто брал эту подшивку передо мной?

Наверное, какой-нибудь пенсионер, создающий летопись родного города? Вы не могли бы сказать мне его имя и адрес. Может быть, я смогу от него узнать что-нибудь интересное из истории Мильтауна.

Девушка полистала журнал выдачи из фондов хранения и засмеялась:

– Боюсь, что вы не угадали. Это не старичок, а женщина, да к тому же нездешняя, так что ничего вы у неене узнаете. Она живет в Стоунвилле, штат Монтана, ее имя – Сэди Дэвис.

«Вот так так, – думал детектив, выходя из библиотеки на неширокую улицу, по обеим сторонам которой росли старые, с пожелтевшей листвой вязы, – выходит, Сэди Дэвис тогда в ресторане отеля "Хилтон" что-то поняла из слов подвыпившего прокурора и, прилетев с отцом в родной го'род месяц назад, сразу пошла в библиотеку и все выяснила относительно своей настоящей матери. Но в таком случае Сэди никак не могла обойти вниманием заявление полицейского сержанта».

Решив проверить это предположение, Ричардc в ближайшем телефоне-автомате нашел в телефонной книге номер Эндрю Корфа и позвонил ему. Судя по голосу, Корф был человеком желчным и раздражительным. Он осведомился, почему столичный детектив интересуется делом двенадцатилетней давности, и, удовлетворенный ответом, заявил, что да, он считал тогда и остался сейчас в уверенности, что это был никакой не несчастный случай, а убийство, хладнокровно задуманное и исполненное. Элизабет Таруотер выбрала нужный момент и сама перебила камнем веревку, на которой практически без опоры висела в тот момент ее старшая сестра.

– Но зачем ей было делать это? – недоверчиво спросил Ричардc.

– Да затем, чтобы занять ее место на законном основании, с непоколебимой уверенностью в голосе ответил Эндрю Корф. И с внезапно прорвавшейся обидой и поречью добавил: – Элизабет спала с Фредом Дэвисом еще задолго до того, как решилась избавиться от сестры. Возможно, Дэвиса это положение и устраивало, но надо было совсем не знать Бэт Таруотер,. чтобы всерьез поверить в то, что она будет всегда довольствоваться ролью приживалки в доме богатой сестры и любовницы ее мужа.

Как только она поняла, что ее любовник не собирается разводиться с женой, она заманила Мери в горы и там убила, зная, что Дэвис, имевший в городе большой вес, никогда не допустит расследования и связанного с ним скандала.

– Но вы же пытались начать расследование?

– Они заткнули мне рот, сказав, что у меня нет никаких доказательств, чтобы обвинять Бэт Таруотер в убийстве. Начальник полиции и мэр города пообещали уволить меня со службы, если я и дальше буду распространять эти, как они выразились, бредни. А Фред Дэвис пригрозил подать на меня в суд за клевету на его невестку. Ха, невестка, – с горечью выдохнул Эндрю Корф и закашлялся. – Она была его любовницей еще до того, как ей исполнилось восемнадцать лет, так что не меня, а его можно было привлечь к суду. Но что мог сделать я – простой сержант полиции, живущий на жалованье, с Фредом Дэвисом, которому принадлежал магазин и несколько прачечных самообслуживания? К тому же он был членом муниципального совета.

– И дело закрыли?

– Его даже не начинали, так как не было никаких доказательств, что это убийство. А откуда же им взяться, этим доказательствам, если мне запретили расследовать это дело? В общем, ив полиции мне все же пришлось уйти. А Дэвис с дочерью и Элизабет вскоре уехали из города неизвестно куда, предварительно распродав здесь все свое имущество.

– Мистер Корф, а кто-нибудь еще в последнее время, кроме меня, интересовался у вас той давней историей?

– Да, с месяц назад мне позвонила женщина с приятным молодым голосом. Представилась корреспонденткой какого-то журнала, не помню уже названия, сказала, что прочла в "Мильтаунере" о той давней трагедии и хотела бы написать о ней, взглянув на нее непредвзято сейчас, спустя двенадцать лет. Спросила, не изменил ли я своего мнения о том, что это убийство, а не несчастный случай.

– И вы?...

– Я сказал, что сейчас уверен в этом так же, как и тогда. После этого нас разъединили, но она почему-то не перезвонила. А что, вы знаете эту корреспондентку?

– Думаю, что знаю, – медленно ответил Ричардc и, поблагодарив собеседника за ценную информацию, повесил трубку.

Да, Сэди Дэвис оказалась весьма последовательной и изобретательной в своем желании узнать правду о себе и своей матери. Ну что ж, теперь она ее знает, хотя это-горькая правда, и к тому же, возможно, только лишь часть ее. Да и кто, может сказать, что знает всю правду?

На другом конце города, в неряшливой двухкомнатной квартирке большого муниципального дома стоял, опустив голову, Эндрю Корф и вспоминал ту далекую ночь, когда он на собственную беду пробрался на участок Фреда Дэвиса и заглянул в окно спальни.

В то лето в его жизни случились два очень важных события: он наконец стал сержантом полиции и, что было гораздо важнее, добился взаимности Бэт Таруотер, в которую был влюблен уже целый год. В то лето Бэт исполнилось восемнадцать и она была чертовски хороша со своими короткими выгоревшими до белизны волосами и светлыми серыми глазами, словно светившимися на загорелом, всегда улыбчивом лице. Она увлекалась скалолазанием, как и ее старшая сестра Мери. Проезжая на патрульной машине мимо дома Дэвисов, где Бэт жила с шестнадцати лет, Эндрю видел, как она поднималась "враспорку" между двумя рядом растущими перед домом вязами. На высоте 12—15 футов одно из деревьев чуть отклонялось в сторону, и Бэт буквально садилась в воздухе на шпагат, упираясь ногами в оба ствола. У Эндрю сладко замирало сердце, когда он видел распятую в воздухе, напряженную как струну, фигуру Бэт.

Эндрю был влюблен в нее так, как не влюблялся никогда и ни в кого. Эта девчонка, младше его на восемь лет, помыкала им, как хотела, и еще хохотала, когда он, пытаясь забраться вслед за ней на какую-нибудь небольшую и безобидную с виду горушку, застревал на крутом склоне, не в силах забраться выше и не умея спуститься вниз. Он лежал почти вертикально, распластавшись на холодном теле скалы, вцепившись в нее пальцами, ступнями, коленями, и молил Бога, чтобы Элизабет поняла его состояние и вытащила его к себе наверх за страховочную веревку. Но Бэт, не желая поощрять иждивенчество в спорте, помогала ему только при спуске, но не при подъеме. Он оставался у подножия каменной стены, чувствуя, как от недавнего напряжения и пережитого страха дрожат руки и ноги, а Бэт, этот загорелый бесенок, отстегнув страховку, лезла вверх, пока не скрывалась за каким-нибудь скальным гребнем. Тогда Эндрю один возвращался домой и клялся, что больше никогда не пойдет на это издевательство над самим собой. Но наступало следующее воскресенье, и он опять тащился вслед за своей любовью в горы. Несколько раз бедный влюбленный предпринимал робкие попытки обнять Элизабет и поцеловать, но она сразу становилась такой напряженно-холодной и чужой, что он решил отложить это на после свадьбы. В то, что Бэт согласится стать его женой, молодой сержант верил, как в нечто, само собой разумеющееся, хотя разговора о свадьбе до сих пор между ними не возникало. Наверное, подсознательно Эндрю все же боялся получить категорический отказ, боялся отпугнуть свое счастье, а он действительно был счастлив в то лето. До той июльской ночи, будь она проклята!

Эндрю Корф тогда задержался в полицейском участке часов до двенадцати и, возвращаясь с работы, решил проехать мимо дома Дэвисов, чтобы хоть издали посмотреть на окно любимой. Он знал, что Мери сегодня улетела в Нью-Йорк консультироваться с очередным медицинским светилом, значит, Бэт будет ночевать в ее спальне, чтобы присматривать за маленькой племянницей. Детская примыкала к спальне миссис Дэвис, и во время ее визитов к врачам в Нью-Йорк или Филадельфию Бэт всегда спала в постели сестры.

Проезжая мимо большого дома Дэвисов, Эндрю вдруг увидел, что крайнее окно справа на втором этаже слабо освещено. "Наверное, Бэт читает в постели", – решил Эндрю, и непреодолимое желание увидеть ее подтолкнуло его к поступку, на который в Мильтауне, славящемся своими пуританскими нравами, мог отважиться только влюбленный. Он вышел из машины, перелез через ограду, окружающую участок, и, крадучись, пошел к дому.

Два рядом растущих могучих вяза, которые Бэт использовала для своих тренировок, находились чуть в стороне от светящегося окна, но протянувшаяся вправо толстая ветвь почти доставала до него. С минуту сержант колебался, поглядывая вверх на раскрытое настежь окно, потом, решившись, начал осторожно взбираться на дерево, пачкая новенькую светлую форму о шершавую кору вяза. Взгромоздившись наконец на облюбованную ветвь, он понял, что добраться по ней до светящегося окна будет совсем не легко. Ветвь шла почти горизонтально, поэтому по ней можно было либо просто идти без всякой опоры, либо передвигаться, сев на нее верхом, чему мешали торчащие в стороны ветви и засохшие сучья. В нерешительности Эндрю Корф начал было думать, не отказаться ли ему от своей безрассудной затеи, но в этот момент из раскрытого окна донесся явственный стон. Вздрогнув от неожиданности, сержант машинально дотронулся до кобуры служебного револьвера у себя на бедре. Что это было? Или ему почудилось? Но тут опять донесся стон, еще более явственный. Стонала женщина, стонала так, как это бывает только в момент нечеловеческой муки или наивысшего наслаждения, когда человек перестает контролировать себя и протяжный звук срывается с плотно сжатых губ.

Не раздумывая больше ни секунды, Эндрю Корф двинулся вперед по качающейся ветви, осторожно балансируя руками. В его голове проносились кошмарные видения. Может быть, в дом залезли грабители, ранили Бэт, и сейчас она лежит умирающая в луже крови? А может быть, у нее какое-то ужасное горе, и она сейчас сдерживает рыдания, чтобы не разбудить маленькую племянницу?

Страшась того, что может увидеть, сержант добрался до окна, в котором под свежим порывом ветерка развивалась легкая занавеска, и замер, вцепившись правой рукой в какой-то сук и глядя в комнату. Прямо перед ним поперек широкой кровати на скомканных простынях сплелись в объятиях два обнаженных тела мужчины и женщины. В мужчине Эндрю узнал Фреда Дэвиса, а его партнерша . . . На мгновенье он подумал, что все же ошибся, что эта женщина с запрокинутым напряженным лицом, с полуприкрытыми, ничего не видящими глазами и закушенной, словно от боли, нижней губой – эта женщина показалась ему какой-то незнакомой, никогда не виденной им прежде, но вот она повернула голову, открыла глаза, и сержант узнал Бэт.

Да, это была она, но не та Бэт Таруотер, которая доверчиво смеялась над его немудреными шутками и по-детски обижалась, когда он дразнил ее сарделькой из-за плотных бедер. Та Бэт, которая сейчас бесстыдно прижималась к мужу своей сестры, была другой, Разом повзрослевшее лицо с тяжелым близоруким взглядом, искусанными в кровь, опухшими губами, это, покрытое бисеринками пота пресыщенное лицо, не могло принадлежать его Бэт.

Забывшись, сержант выпустил сухой сучок, за который держался, и тут же потерял равновесие. Несколько секунд он еще балансировал на ветви, пытаясь удержаться, потом, обдирая руки, рухнул с дерева на землю, больно ударившись боком. С трудом поднявшись, плача от обиды и стыда за собственное унижение, Эндрю побежал прочь от проклятого дома, спотыкаясь и падая в темноте.

Эндрю Корф открыл дверцу домашнего бара, привычным жестом налил себе полстаканчика дешевого виски, и, не разбавляя водой, выпил мелкими глотками, морщась больше по привычке, чем от отвращения.

«Двенадцать лет, – думал он, – прошло уже двенадцать лет. Боже, дай мне силы хотя бы теперь, когда она умерла, забыть ее».

В это время Майкл Ричардc сидел на подлокотнике кресла в гостиной двухкомнатного номера, занимаемого Вирджинией Таруотер в доме престарелых. Сама хозяйка номера – высокая, сухощавая, с тщательно уложенными волосами и ухоженными руками – говорила, сидя на изящной козетке с гнутыми ножками:

– Мистер Ричардc, я никого не принимаю и не хочу вас видеть. Все, что я знала, я сказала вам по телефону. Но если хотите, могу повторить: Фред Дэвис – убийца обеих моих дочерей, и Бог рано или поздно воздаст ему за это.

– Миссис Таруотер, но для такого утверждения у вас должны быть какие-то доказательства. Вы ведь знаете, что ваша старшая дочь погибла в горах и ее мужа в этот момент не было рядом

– А я и не утверждаю, что он убил ее своими руками. Он просто толкнул их обеих к самоубийству – сначала Мери, потому что она мешала ему спать с Элизабет, а потом и саму Бэт, потому что теперь он хочет спать со своей дочерью.

– Что-о? – не веря своим ушам, переспросил детектив. – Вы говорите, что Элизабет покончила с собой, потому что ее муж хочет спать со своей дочерью Сэди?

Да, – спокойно кивнула миссис Таруотер. – Бэт приходила ко мне сюда месяц назад и все рассказала. Говорила, что Бог наказывает ее за то, что она обманы вала Мери, когда та была жива, за то, что вышла замуж за Фреда после ее смерти. Мы с Бэт никогда не были близки. Она ведь переехала в дом Мери, когда ей было шестнадцать лет, и до самого отъезда в Стоунвилл я видела ее лишь изредка, когда она навещала меня. Но в этот свой приезд – бедная девочка! – она плакала у меня на груди и говорила, говорила... Оказывается, Фред Дэвис в последний год начал уделять много внимания своей дочери, но совсем не как отец. Может быть, сам он еще не вполне сознает, что его тянет к ней как к женщине, но Бэт-то со стороны видней. Она рассказывала мне, что ситуация, когда она сама спала с этим подлецом при живой еще сестре и в ее постели, вот-вот повторится, если уже не повторилась. Только теперь она сама оказалась на месте Мери. Она говорила мне, что начинает ненавидеть свою племянницу, когда видит, какими глазами смотрит на нее Дэвис, как он норовит ненароком дотронуться до нее, погладить, проходя мимо. А ведь Бэт воспитывала Сэди с трех лет и до этого любила ее, как родную дочь. Этот человек, Дэвис, разрушает самые прочные узы – родственные. Он, как змея, гипнотизирует свою жертву, и она сама идет к нему, дрожа от ужаса и страсти, страшась и желая этого, наслаждаясь этим страхом и упиваясь предстоящей своей скорой гибелью.

Ричардc почувствовал, как у него самого мороз прошел по спине. Он резко встал и отошел в другой конец комнаты, делая вид, что рассматривает висящую на стене гравюру.

Старая дама, заметив это, слабо усмехнулась:

– Не бойтесь меня, я не сумасшедшая и говорю истинную правду о Дэвисе. Он проглотил двух моих дочерей, но я знаю, что наступит время – и его самого ждет та же участь. Он жестоко расплатится за их смерть, ему будет хуже, чем им. Они умерли сразу, а он будет мучиться долго и молить смерть, чтобы она пришла и избавила его от ежедневных мук. Но смерть будет медлить, и тогда он сам пойдет искать встречи с ней. Вы еще вспомните мои слова, вспомните ...