Текст книги "Неизвестные байки старого Петербурга"

Автор книги: Ю. Дягилева

Соавторы: Денис Сысоев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

На том и порешили, Греч заплатил двадцатку и унес полотно к себе домой. Там он картину почистил и обнаружил на ней три буквы – «Rem». «Господи, неужели Рембрандт», – подумал Греч и поспешил к своему товарищу, академику Бруни. Тот более тщательно очистил полотно, и оказалось, что перед ними действительно картина великого художника, изображающая старуху-монахиню в кресле в коричневом платье и черном чепчике. Рядом с монахиней – девочка, которую старушка учит читать.

На следующий день Греч вновь появился у Вавилушки и отдал ему пять червонцев. Узнав, что за 70 рублей он продал Рембрандта, старьевщик впал в горестное настроение. Уж как он просил продать ему картину обратно! Предлагал и 500 рублей, и даже тысячу, но Греч, конечно, не согласился. Буквально через несколько дней он продал картину за две с половиной тысячи богачу Савве Яковлеву.

А Вавилушка, убитый горем, на две недели закрыл лавку и ушел в мрачный российский запой. Ничего не скажешь – великая штука это искусство.

Охотники за телами

Около ста лет назад с началом дачного сезона для многих питерских дачников и любителей пикников привычные летние удовольствия превратились в весьма беспокойное занятие. Для того чтобы искупаться, позагорать, а тем более пообщаться со своей «симпатией», требовалась немалая бдительность. Слишком велика была вероятность того, что где-нибудь в кустах или на дереве затаилась стайка хулиганов с фотоаппаратами, ожидающая пикантного момента или происшествия. Нашествие «фотобандитов» стало просто бичом для отдыхающих на пленэре. Особенно страдали от посягательств дореволюционных папарацци купальщицы и уединившиеся парочки. Выкупить подобные фотографии и пластинки-негативы в большинстве случаев не представлялось возможным, так как фотошантажом занимались лишь по специальному заказу. Богатели умельцы в основном от продажи фотоальбомов, носивших незамысловатые названия: «Купальщицы», «Стрелы Амура» и т. д. Среди поклонников подобного жанра считалось особым шиком иметь коллекцию таких сборников фотографий за разные годы.

Лето 1900 года усугубилось для отдыхающих тем, что весной с прогоревшего в Петербурге склада фирмы «Герасимов и К°» была распродана по бросовым ценам вся имеющаяся в наличии фотоаппаратура. Число «охотников за телами» резко возросло, и они уже начинали делить сферы влияния, так как «дачник пошел стреляный», а порой даже объединялся и бивал «засветившегося» неудачника. Одного из таких фотоохотников как-то раз чуть не утопили. Задумал он создать тематический альбом – «Медовый месяц», да и местность нашел удаленную от столицы, куда мало кто из его коллег добирался. Отдыхающие там не были еще напуганы нашествием орды с аппаратами. С потрясающей наглостью и хладнокровием фотограф маскировал аппарат на сеновалах, чердаках и прочих излюбленных местах молодоженов. Однажды, выслеживая пару молодых, резвящихся в воде, и желая сделать снимок покрупней, он слишком близко подплыл к ним на лодке. То были последние его съемки, поскольку пара оказалась не робкого десятка. Купальщики стащили фотографа в воду вместе со всей его аппаратурой и так поддались справедливому гневу, что опомнились, лишь когда несчастный уже начал пускать пузыри.

Впрочем, к тому времени дачники повсеместно начали применять меры по обеспечению собственной безопасности: высылали дозоры на подъездные дороги и, заметив людей с подозрительно большим ящиком и треногой, «убедительно» разворачивали их восвояси. Постепенно фотоохота на людей сошла на нет, слишком уж опасной стала эта профессия.

Фиеста нордическая

Как-то более ста лет назад одна питерская великосветская дама, находившаяся под сильным впечатлением от увиденного ею во время путешествия по Италии шумного и красочного венецианского карнавала, задумала устроить нечто подобное и в Северной Венеции. Благо места и воды для этого всегда было предостаточно. Баронесса Мейендорф не раз занималась организацией благотворительных гуляний и посему нисколько не сомневалась в успехе мероприятия.

Для проведения праздника выбрали чудесное место на стрелке Елагина острова. Запланировали сногсшибательную развлекательную программу. Весь город пестрел афишами с анонсами, а профессиональные зазывалы, не скупясь на эпитеты, возвещали о поражающем воображение венецианском фейерверке, факельном шествии, катании на гондолах и потрясающей парковой иллюминации. Но гвоздем праздничного действа обещала стать «цветочная баталия», во время которой публика делится на два воюющих лагеря и участники игры, как снежками, закидывают друг друга растительностью.

Устроить подобный аттракцион в Петербурге было делом трудным и дорогим. Но, как по заказу, в эти дни в Таврическом дворце заканчивала свою работу двухнедельная выставка цветоводства. Как писали газеты, «лучшего способа ее утилизации было не найти». Вокруг грядущего мероприятия поднялся невиданный ажиотаж, недешевые билеты на будущий праздник раскупались с боем. Город с нетерпением ждал заветного вечера. Когда же 8 мая 1899 года он наконец наступил, то на деле все сложилось далеко не лучшим образом.

На подъездных парковых дорогах застряли более трех тысяч экипажей, многие из них, так и не добравшись к десяти вечера до места, вернулись восвояси. А те, кому «посчастливилось» проникнуть на праздник, были глубоко разочарованы. «Невероятная иллюминация» состояла из небольшого числа разноцветных фонариков, которые после захода солнца, как ни силились, не смогли осветить фиесту. Тщедушного фейерверка многие просто не заметили. «Удивительные гондолы» оказались грязными лодками с привязанными к носу палками, на одну из которых «гондольер» в картузе прикрепил объявление: «Се гондола, а не ялик». «Факельцуг», то есть шествие, представляло группу из шести человек, одетых в белые балахоны и держащих по одному бенгальскому огню. Цены на спиртное и на чай также серьезно огорчали. Праздничная атмосфера окончательно накалилась, когда обнаружилось, что дармовые цветы продавались по 50 копеек за штуку, а швыряться полтинниками отваживались немногие.

Впрочем, искушенные горожане предполагали, что примерно так оно и случится. Поэтому многие заранее запаслись можжевеловыми ветками и не замедлили начать долгожданную битву, быстро переросшую в изрядную потасовку, из которой люди выбирались сильно побитыми и поцарапанными. К тому же, на следующий день выяснилось, что в Средней Невке во время праздника утонули три человека, которые пытались бесплатно проникнуть на праздник вплавь.

В итоге городские власти мягко порекомендовали баронессе в следующий раз, когда ей захочется посмотреть венецианский карнавал, отправляться в Италию и не волновать горожан – не для них эта забава.

Брачные маневры

Любовь размером с пятачок

Сотню лет назад в большой чести была профессия каллиграфа. Годами люди этой профессии оттачивали свое мастерство – умение писать как угодно и на чем угодно. Работа эта требовала большого упорства и самоотречения. От таких трудов в голове мастеров пера явно что-то менялось, потому даже любовь, вспыхнувшая в этом цеху, была особенной, каллиграфической.

Работал на петербургском почтамте некий каллиграф Алексей, и воспылал он любовью к своей московской коллеге Анастасии. Красавцем он не был, да и богачом себя при всем желании назвать не мог. Размышляя о том, как бы поразить ее воображение, придумал использовать свои знания и умения, написав любовное послание на кружке бумаги размером с пятак. На этот клочок уместил он ровно 320 слов самых пылких признаний и предложение руки и сердца. Отправил и стал с нетерпением ждать ответа. Какое же было его удивление, когда спустя несколько дней он получил в конверте ответ: 400 слов категорического отказа на вдвое меньшем кружке бумаги.

Что делать? Мало того что любовь снедала каллиграфа, так помимо этого была задета честь профессиональная. Прокорпев несколько дней, Алексей сотворил новое послание в 300 слов, но уже на кружке размером с гривенник. С трепетом он раскрыл ответное письмо и ужаснулся – те же 400 слов на копеечной крохе и не менее категоричное «нет».

В отчаянии молодой человек разломал свои перья и кистью написал огромными буквами на большом листе: «Я проиграл». Запечатал письмо в конверт и отправил возлюбленной Анастасии. Спустя несколько дней каллиграфу, который уже начал присматривать на Неве место, где было бы сподручнее сигануть с камнем на шее, пришло письмо. В нем девушка сообщала, что на самом деле она давно Алексея любит и с радостью станет его супругой.

Вскоре молодые сыграли свадьбу, а из своих писем устроили выставку. Падкие на подобные истории петербургские обыватели толпами ходили смотреть на диковинки. Молодожены между тем на вырученные от продажи билетов деньги смогли покрыть все свадебные расходы.

Жертвы эпистолярного жанра

В 1899 году в Петербурге на благотворительном балу, устроенном Дворянским собранием, блестящий офицер русской армии штабс-капитан Чернецов познакомился с рыжеволосой красавицей, дочерью одного известного питерского коммерсанта.

Молодые люди полюбили друг друга, дело шло к свадьбе, как вдруг будущая невеста получила от анонимного «доброжелателя» письмо с красочным описанием любовных похождений своего жениха во времена «вольной» жизни. Родители девушки сочли его поведение оскорбительным для семьи, и отныне двери их дома были наглухо закрыты для Чернецова. О дальнейших отношениях с любимой девушкой не могло быть и речи. В отчаянии он подал прошение своему начальству разрешить отправиться волонтером в Южную Африку на недавно развернувшийся театр военных действий в Трансваале. К моменту получения официального разрешения на отъезд его личная жизнь опять неожиданно изменилась. Бывшая невеста упала к ногам родителей со словами, что любит Чернецова и предпочитает думать скорее об их будущем, чем о его прошлом, и просит вновь благословить на женитьбу. К сожалению, отказаться от отправки на англо-бурскую войну офицер уже не мог. Тогда его невеста дала обет, что в случае смерти любимого, в знак вечной верности, она отрежет свою роскошную рыжую косу и никогда не станет женой другого.

По окончании срока пребывания на войне Чернецов возвращался домой на корабле, делавшем остановку в Марселе. Сойдя прогуляться на берег, штабс-капитан на витрине одного куафёра увидел очень знакомую рыжую косу. Конечно, он был неприятно удивлен, но рассудил, что это простое совпадение, так как сам он жив, да и как могли локоны его невесты оказаться на юге Франции.

Прибыв в Петербург, он сразу отправился к любимой, где его ждало сильное потрясение. В доме родителей девушки он был встречен как привидение, поскольку несколько месяцев назад там получили известие о его гибели. Молодому человеку показали его же письмо, где говорилось, что это прощальное послание, написанное перед опасной операцией, и что если оно дошло по назначению, то, значит, его, Чернецова, уже нет в живых. С ужасом офицер вспомнил, что действительно он писал такое письмо, но, к счастью, из боя вернулся невредимым. А затерявшийся со временем конверт, видимо, кто-то нашел и по роковой ошибке отправил адресату. Получив страшную весть, убитая горем девушка сдержала обещание и остригла волосы, а после заболела серьезным душевным недугом. Болезнь прогрессировала, несчастная перестала узнавать близких. И даже появление «воскресшего» жениха никак на нее не подействовало.

Что же касается рыжей косы, то по тем временам она вполне могла попасть во Францию. Отрезав волосы, девушка отдала их прислуге, а та отнесла их на специальный пункт по приему волос. Торговля волосами в России тогда имела грандиозные размеры, только в Петербурге существовало несколько оптовых волосяных складов. Самыми ценными считались как раз рыжие волосы, их обрабатывали и отправляли на продажу в Европу.

Лишь бы быть с любимой рядом

Сотню лет назад один петербургский студент влюбился в слушательницу курсов повивального института. Чувства юноши были так сильны, что он и дня не мог провести в разлуке с милой сердцу Оленькой. Он и на занятия к ней приходил, и у дверей дома каждый день дожидался. Однако три раза в неделю обожаемая курсистка дежурила в клинике, куда молодого человека никак пускать не хотели из-за специфичности акушерской работы.

Девушка, надо заметить, также была очень увлечена Николаем и столь же мучительно переносила часы, проведенные в разлуке. Долго думали влюбленные, как бы им преодолеть больничные преграды, и наконец решили устроить небольшой маскарад. Юноша надел белый халат, повязал на голову косынку, и безусый молодец превратился в кузину своей возлюбленной, представлявшуюся в качестве повивальной бабки и добровольной помощницы. Никто в больнице подвоха не заметил, даже подруги курсистки. «Бабку» приняли на работу.

Влюбленные были безмерно счастливы тем, что теперь могут столько времени проводить вместе. Чтобы хоть чем-то себя занять и соответствовать своей роли, юноша действительно стал помогать своей возлюбленной. Вскоре он уже был настолько искушен в акушерских делах, что временами, когда Оленька уж слишком уставала, отпускал любимую отдыхать, а сам подменял ее. Так бы все и шло, да однажды случилось Николаю снова замещать свою подругу на ночном дежурстве. Ночь выдалась на редкость тяжелой, и у студента не было ни минуты отдыха. Под утро Николай так умаялся, что, едва присев на первую попавшуюся кушетку, тут же и уснул.

Проснулся он от острого ощущения, что кто-то его пристально разглядывает. Открыв глаза, он с удивлением увидел, что его окружили все медсестры, причем собравшиеся были явно чем-то озабочены. Посмотрев вниз, куда были направлены взгляды «коллег», студент похолодел – из-под распахнувшегося халата торчали совсем не женские брюки. Студент попробовал было отпираться, что-то забормотал о передовой моде, «эмансипэ» и прочем, но по глазам старшей медсестры понял, что оправдываться бессмысленно. Что делать, пришлось молодым как на духу рассказать всю правду и повиниться за свой обман. Их пожурили, но студент-повитуха был настолько хорош, расторопен и полезен в больнице, что ему разрешили остаться в качестве санитара «мужеского пола». Проработав еще какое-то время, юноша кардинально изменил свою жизнь, ушел с философского факультета и поступил на медицинский, став вскорости первоклассным врачом.

Скамейка до венца доведет

Эта новогодняя история столетней давности началась на катке одного из центральных парков Петербурга. Стояла середина декабря, мягкими белыми хлопьями падал снег, небольшой оркестрик наигрывал вальсы, звуки которых не могли заглушить смех и возгласы разношерстной толпы на коньках. Неожиданно посреди этой идиллии разразился маленький скандал. Какой-то молодой человек стремительно заскользил в направлении кружащейся в танце барышни и буквально на лету сорвал с ее шляпки вуаль. Бойкая мадемуазель тут же догнала обидчика и, отвесив ему звонкую пощечину, оторопела, поскольку тот, держась одной рукой за щеку, другой протягивал ей обгоревший кружевной лоскут. Оказывается, кто-то запустил с горки непотушенный окурок, который в аккурат попал на шляпку Леночки Ксантиповой. Встречный же ветер раздул из него огонек, а молодой человек, заметив «неприятность», не растерялся и принял меры. Чтобы загладить «ужасную неловкость», Леночка пригласила господина Круглова к себе домой выпить чаю и познакомиться с maman.

На последнюю он произвел весьма благоприятное впечатление, к тому же, мадам Ксантипова, как большинство мамаш, более чем практично смотрела на появление в жизни дочери нового кавалера. По всей видимости, грубому окурку суждено было сыграть роль своеобразной стрелы Амура, ибо довольно скоро в мечтах Леночки основательно поселился Круглов. Сам же Максим Максимович, увлекшись барышней, делал попытки зарифмовать некоторые свои мысли и сомнения, чтобы «привести в систему обуревающие его чувства». Тем не менее эти сантименты не помешали ему бурно встретить с приятелями новогоднюю ночь и тем самым довести свою пассию до истерики. От возмездия Круглову уйти не удалось. В дело вмешалась сама мадам Ксантипова, которая 1 января поутру нанесла находящемуся в бесчувствии от пережитого веселья Максиму Максимовичу визит. Причем пришла она не с пустыми руками, а неся деревянную скамейку с того самого катка, на которой рукой «этого брандахлыста» было выцарапано перочинным ножиком посвящение ее Леночке:

 
Лена, сохну как полено!
Лена, что за перемена?!
Лена, кажется, измена?!
 

На основании этой записи мадам Ксантипова и собиралась заставить ответить Круглова за свой поступок. Отпираться от «очевидных» доказательств у невыспавшегося Круглова не было сил. Он был согласен на все, только бы его оставили в покое. Мадам Ксантипова потребовала сделать Леночке официальное предложение, «дабы мы могли отказать вам в ее руке» и таким образом «свести пятно, тень от которого падает на наш род». Круглов согласился.

Предложение он сделал как положено: «Прошу руки вашей дочери, сударыня, благословите». Его благосклонно выслушали и… с радостью благословили. Мадам Ксантипова распростерла объятия, назвав Круглова сыночком, а «невеста» просто сияла от счастья. Идти на попятную не представлялось возможным, поскольку вся «комедия» проходила при специально приглашенных свидетелях. Посему оставалось только изображать восторг, тихо ненавидеть мадам Ксантипову и готовиться к свадьбе.

Свадебный атлет

Как-то сто лет назад жильцы одного из петербургских домов наблюдали во дворе сцену, не поддававшуюся разумному объяснению. На земле была разостлана белоснежная скатерть, на ней стоял здоровый черкасский бык, а на его спине стойку на руках исполнял одетый в акробатическое трико молодой человек, у которого на вытянутых ногах помещался вверх ножками обеденный стол. Всю эту грозившую рухнуть пирамиду снимал фотограф, а вокруг него бегал, раздавая указания, какой-то господинчик. В тщедушном молодом человеке, балансировавшем на быке, домовладелица признала своего квартиранта Вьюшкина Афанасия Павловича. Вот уже три дня он создавал беспокойство соседям тем, что учился делать стойку на руках, бессовестно роняя при этом стулья и опрокидывая стол. Для «мучительного перенесения ушибов собственного тела» у молодого человека имелись весьма веские основания.

Случилось Афанасию занять у своего приятеля 500 рублей «под женитьбу». И так как невестино приданое составляло 25 тысяч рублей, в долг он взял без особого опасения. Но неожиданно будущая супруга поставила условие: замужество состоится лишь в том случае, если претендент на руку и на ее капиталец будет не только сильным духом, но и обязательно сильным телом мужчиной.

Вьюшкин, юноша «нежного телосложения», пребывал в полном отчаянии. На его счастье, приятель-кредитор взялся разрешить дело всего за тысячу рублей. Он пообещал Афанасию сделать из него в самые сжатые сроки настоящего атлета. Для этого Вьюшкину только и требуется, что за несколько дней выучиться стоять на руках да раздобыть у хозяйки белую скатерть. Об остальных составляющих успеха обещал побеспокоиться сам организатор. Уже через три дня воодушевленный, но ничего не понимающий Афанасий отправил своему «спасителю» телеграмму: «Я на руках, от вас зависит поставить меня на ноги». Пару часов спустя приятель привел к нему фотографа с аппаратом и живого быка. И после часовой возни и разных промахов с сооружением пирамиды был сделан отличный снимок. На нем при «правильном рассмотрении» Афанасий стоял на столе и держал на вытянутых руках живого быка, скатерть же создавала эффект белого потолка. Когда фотографию как доказательство предъявили невесте, девица была всерьез очарована мощью будущего супруга. Правда, дело чуть не испортила бдительная сваха, которой показалось весьма странным то обстоятельство, что длинный хвост быка на фото браво торчит вверх, тогда как явно должен свисать вниз. Но любознательность ее усмирили парой сотен рублей. Свадьбу сыграли на славу. Жених на всякий случай перебинтовал левую руку, дабы никто не заставил его носить на руках невесту.

Брачные маневры

В начале 1900 года Петербург столкнулся с серьезной проблемой. Оказалось, что за предыдущее десятилетие количество заключаемых браков в городе снизилось в несколько раз. И не то чтобы люди перестали влюбляться, они просто перестали жениться. Городские власти одной из причин сложившейся ситуации считали слишком высокие цены на жилье и даже пытались заставить домовладельцев снизить расценки. Но то ли квартирным хозяевам не очень понравилась эта идея, то ли у юношей и девушек были свои планы на жизнь, свадеб от этого в Питере не прибавилось. И если власти, занятые другими делами, отложили решение этого вопроса до лучших времен, то некоторые родители юных барышень зачастую брали в свои руки заботу о предотвращении демографического кризиса.

Среди таких «энтузиастов-родителей» оказался владелец нескольких небольших магазинов кондитерских изделий. Задача у Тита Кондратьича осложнялась тем, что «в его хозяйстве» имелись целых три дочери. Он предвидел грядущие колоссальные мучения, связанные с поиском женихов для всего этого великолепия, поэтому заранее скопил кругленькую сумму на брачные расходы.

Сложности начались уже со старшей дочерью. Для нее отец сравнительно быстро нашел жениха, сына своего товарища, который за «некоторое» вознаграждение, был не прочь жениться. Кондитер помимо положенного приданого собирался дать еще 15 тысяч рублей компенсации. Но поскольку у невесты имелся один небольшой изъян – черное пятно на носу, потенциальный муж наотрез отказался за такие деньги идти к алтарю. Дело никак не клеилось. Лишь после долгих споров и уговоров, сойдясь на 100 тысячах, удалось сыграть свадьбу и отправить молодоженов на выставку в Париж.

Второй дочери повезло больше: с лицом у нее было все в порядке, поэтому за те же 15 тысяч рублей ее без вопросов собирался взять в жены один молодой купец. Все было готово к свадьбе, когда жених пришел к папаше за обещанными деньгами. Но тот вместо ассигнаций, собираясь сэкономить, неожиданно вручил ему ценные бумаги якобы на ту же сумму. Бумаги были сомнительные. Жених навел справки по поводу «подарка» будущего тестя – оказалось, что стоят бумаги явно меньше, и отправился к Кондратьичу выяснять отношения. Тот начал его заверять, что бумаги хорошие и вот-вот поднимутся в цене, а тогда на них «без сомнения, можно будет сделать состояние». Но практичный жених стоял на своем: либо он получает по договору рубль к рублю, либо свадьбы не бывать. После таких слов теща и невеста не замедлили кинуться в крик и вой, а порядком издерганный отец вытащил заранее заготовленную пачку банкнот. Но и на этом отцовские злоключения не закончились.

С младшей дочерью купца произошел совсем уж неприятный случай. Ее отдали за молодого человека из весьма приличной семьи, полагая его хорошей партией. Девушка была здорова и блистала красотой. Справили свадьбу, через девять месяцев родился ребенок. Каков же был ужас молодой жены, когда спустя год с небольшим после женитьбы на лице ее мужа проявились признаки ужасно запущенной «интимной» болезни, которую он приобрел в результате общения с уличными дамами. Сомневаться в диагнозе не приходилось – у муженька попросту провалился нос. В ужасе убежав с ребенком домой к родителям, женщина стала требовать развода. Однако поскольку в то время браков заключалось очень мало, развод давали весьма неохотно, тем более что инициатором была женщина. История могла получить огласку, и молодой супруг, забеспокоившись, свалил всю вину на жену, дескать, это она его заразила. Обиженная супруга оказалась дамой весьма принципиальной и энергичной, поэтому отправилась по соответствующим врачам, которые, обследовав ее и ребенка, пришли к заключению, что оба они абсолютно здоровы – на данной стадии болезнь ее супруга была уже не опасна, от него нельзя было заразиться. Развод ей все-таки дали. А за молчание о происшедшем родители несостоявшегося отца семейства предложили девушке и ее отцу деньги, с лихвой перекрывавшие сумму приданого всех трех дочерей.

Однако недолго купец наслаждался «удачно» возвращенным капиталом. Следом за младшей дочерью, которая наотрез отказалась даже думать о новой женитьбе, домой вернулись и остальные. Старшую муж, называя уродиной, всячески третировал и в итоге просто выгнал из дома, а у средней супруг погорел на каких-то финансовых махинациях и, скрываясь от кредиторов, бросил жену без средств к существованию. Дочки вернулись под отцовскую крышу. Но неутомимый Тит Кондратьич, слегка погоревав, решил не сдаваться и начал новые свадебные маневры…

Купцы дерутся – слугам радость

Это нынче молодожены стремятся сами всего добиться и зачастую следуют поговорке: «С милым – рай в шалаше», стараясь затем своими силами поменять этот «шалаш» на более комфортабельные апартаменты. А сто лет назад невесту без приданого и за невесту не считали, особенно если сын купеческий женился на купеческой же дочке.

Так, сто лет назад один молодой купец собрался жениться на дочке богатого, но скуповатого торговца. После долгих торгов будущий зять уговорил старика на то, чтобы вместе с дочкой тот отдал различного добра на 50 тысяч рублей. Составили список приданого: тесть обещался подарить атласом обитую мебель из груши, несколько пудов серебряной утвари, ожерелье, брошь, браслеты и прочие украшения, все из золота с жемчугом, изумрудами и бриллиантами.

Свадьба была пышной, жених денег не жалел, богатой невесте и праздник должен быть под стать. Но спустя две недели зашел к молодоженам приятель, который просветил их насчет «роскошного» приданого. Оказалось, что батюшка невестин даже на свадьбе дочери не смог совладать с купеческой привычкой всех объегоривать. Мебель на поверку оказалась вовсе не грушевой, вместо серебра жениху с невестой достался мельхиор, камешки в украшениях были липовые, обрамленные низкопробным золотом.

Молодой муж в гневе думал уже идти к старику и требовать исполнения договора, но, подумав, решил, что скандал ни ему, ни молодой жене пользы не принесет. И решил он скряге-тестю отомстить иначе, по-купечески. Собрал все невестино приданое и подарил своему приказчику Никите, который давно собирался жениться на любимой девушке, да все денег недоставало. Съехав со старой квартиры, молодой купец снял более роскошные апартаменты и осыпал свою суженую всевозможными богатствами, закатил роскошный пир, на котором все гости могли увидеть богатство молодой семьи. Расчет был верен – у старого купчины взыграла гордыня. Чтобы не упасть в грязь лицом, он, подавив свою злость, взял на себя все расходы по переезду молодых. Так что они получили даже больше обещанного перед свадьбой, и все закончилось к общему удовольствию.

Впрочем, самым счастливым в этой истории был все же приказчик, который благодаря купеческим спорам получил богатое, по его меркам, приданое.

Как жадный тесть на приданом погорел

Больше ста лет назад с одним мелким петербургским торговцем Григорьевым, проживавшим на Большой Охте, произошел случай, о котором он впоследствии рассказывал как о самом великом потрясении своей жизни.

Случилось Сергею Дмитриевичу выиграть 2 января 1899 года по внутреннему пятипроцентному займу семьдесят пять тысяч рублей. И все бы хорошо, но любимцу фортуны никак не удавалось получить причитавшиеся деньги, поскольку на руках у него имелась лишь одна половинка счастливого билета, другая же находилась в тысячах километрах от столицы.

За два года до этих событий Сергей Дмитриевич выдавал дочь замуж. В качестве свадебного подарка решил вручить лотерейный билет. Как человек скуповатый, он не стал просто отдавать подарок. На глазах у гостей Григорьев разрезал билет пополам и презентовал невесте одну его часть, а вторую оставил себе. В случае выигрыша Сергей Дмитриевич прилюдно пообещал поделиться деньгами. Спустя некоторое время молодая семья уехала на строительство Сибирской железной дороги и не подавала о себе никаких вестей.

Государственный же банк мог выплатить деньги только по своевременному предъявлению всех фрагментов билета, иначе сумма полностью отходила казне. Григорьев находился в совершенном отчаянии, по совету знакомого адвоката он даже поместил во всех сибирских газетах объявление о крупном вознаграждении тому, кто сообщит о местопребывании его зятя и дочери. К нарастающему ужасу Григорьева, никто так и не откликнулся на призыв, а срок получения выигрыша стремительно истекал. Не в состоянии более выдерживать подобное нервное напряжение, Сергей Дмитриевич с горя запил. И в один из таких «запойных» вечеров он решил разом избавить себя от всех треволнений и сжег ненавистный бумажный «кусочек счастья», а заодно по неосторожности и собственные апартаменты. Во время пожара случилось то, отчего Григорьев едва навечно не лишился рассудка. Спасаясь из горящего дома, старенькая мама хозяина схватила со стены самое дорогое – икону и за ней обнаружила спрятанную внучкой вторую и теперь единственную половинку билета.

Жених на час

Сто лет назад на Выборгской стороне жила одна домовладелица, скучающая, одинокая старая дева с причудами. Лишь 15 собачек, 11 кошечек, 29 канареек и 4 черепахи населяли ее обширные апартаменты. Уход за всем этим зверинцем был возложен на штат воспитанниц, которые по очереди навещали жилище эксцентричной пожилой дамы. Ну а если какая-нибудь собачка заболела или, не дай Бог, кошечка загрустила, то все девушки-воспитанницы срочно спешили туда с визитом, покупая из собственных скудных средств гостинцы избалованным животным. Такое рвение связано было исключительно с надеждой на возможное наследство, авось включит старуха кого-нибудь в завещание, поскольку родных у нее не было никого, но зато капитала набиралось тысяч на десять.

Кроме личного зоопарка, у домовладелицы имелась еще одна страстишка, уж очень ей нравилось выдавать своих воспитанниц замуж. Только в этих случаях она раскошеливалась: покупала приданое и вручала 3–4 сторублевых билета. К сожалению, на данную приманку женихи шли довольно вяло, поэтому не многим девушкам удавалось воспользоваться щедротами хозяйки. Одна из воспитанниц, после тщетных попыток вымолить материальную помощь, долго ломала голову, как бы ей растрогать старушенцию и получить «с паршивой овцы хоть шерсти клок». И наконец решилась пойти на обман, заявив, что якобы у нее есть кавалер и она собирается за него замуж. Дело оставалось за малым – где найти подложного жениха.

И вот как-то во время прогулки эта девица зашла в небольшое кафе, сев за столик, подозвала человека во фраке и заказала содовой. После того как заказ был выполнен, она приказала принести два пирожка с капустой; когда и пирожки оказались на столе, решила расплатиться: