Текст книги "Доктор Проктор и его машина времени"

Автор книги: Ю Несбё

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Наконец женщина схватила один из ключей, висевших на доске у нее за спиной, вышла из-за стойки и приглашающе махнула рукой Булле и Лисе. Она отвела их на двадцать шесть ступенек вверх и на полкоридора в сторону, где и отперла одну из дверей. Номер был меблирован очень просто: две кровати, маленький диван, шкаф и письменный стол, заваленный горой исписанной бумаги. Ну и дверь в ванную, где, видимо, как раз шел ремонт, потому что на полочке под зеркалом рядом с двумя стаканами для чистки зубов лежали молоток, отвертка и тюбик клея. У одной стены стояла ванна. Из проржавевшей трубы капала вода. Пока Булле раскладывал туалетные принадлежности на полочке, Лисе положила рюкзак у письменного стола. Тут-то она и заметила посреди стола рисунок. Изображена была ванна, точно такая же, как та, что в ванной комнате за дверью. Под рисунком теснилось множество цифр. Кто-то долго считал, некоторые вычисления были очень сложные. Похоже, здесь надо было считать в уме, умножать и делить.

– Что это? – спросил Булле, выйдя из ванной.

– Не знаю, – сказала Лисе. – Но почерк очень похож на почерк доктора Проктора.

– А вот это похоже на мотоциклетный шлем доктора Проктора, – сказал Булле, открыв дверь шкафа и обнаружив коричневый кожаный шлем. – И на его длинные белые подштанники.

Краснощекая и очень французская женщина защебетала что-то по-французски. Она драматически размахивала руками, без конца повторяла «Эвапоре!» [14]14
  Испарился (фр.).


[Закрыть]и один раз пальцами изобразила летящую птицу.

– Он исчез, – сказала Лисе.

– Я так и понял, – сказал Булле.

Румяная француженка, растопырив пальцы, вопросительно показала на Булле и Лисе, потом на свой рот.

– Как ты думаешь, что она спрашивает? – спросила Лисе.

– Сколько пальцев можно запихнуть в мой рот? – предположил Булле.

– Чушь. Она спрашивает, хотим ли мы есть.

Лисе низко поклонилась и кивнула, потом подтолкнула Булле, который тоже поклонился и кивнул.

Приветливая француженка отвела их на кухню и пригласила к столу, потом принесла им по куриной ножке, или куриному крылышку, или еще чему-то в этом роде. Главное, это было потрясающе вкусно. Булле так объелся, что даже – о ужас! – рыгнул. Он тут же вскочил и весьма учтиво раскланялся – он считал, что это ему очень здорово удается. Кроме того, он произнес длиннющее извинение в стихах, и женщина с мужчиной громко расхохотались, хотя вряд ли поняли хоть одно слово. Закончив речь, Булле зевнул, да так, что казалось, голова его развалится на две части.

Дама вышла и вернулась с двумя комплектами постельного белья, которые передала им вместе с ключом от номера доктора Проктора.

Пока Лисе и Булле разбирали свои постели, Булле сказал, что куриные ножки были такими маленькими, словно курицы были не курицы, а лягушки. Оба рассмеялись: ну кто же будет есть лягушачьи лапки?

– Гм, – сказал немного погодя Булле. – Почему твоя постель выглядит аккуратней моей?

– Потому что одеяло лучше заправлять в пододеяльник, а не в наволочку, – вздохнула Лисе и подошла к постели Булле, чтобы помочь ему.

Потом они отправились в ванную чистить зубы.

– Как нам найти профессора? – сказала Лисе.

– Я слишком устал, чтобы думать, – зевнул Булле, почти закрыв глаза, и отодвинул отвертку на полке, чтобы взять тюбик пасты. – Разберемся завтра.

– Но как мы сможем его найти, если никто не понимает, что мы говорим?

– А мы завтра выучим французский, – сказал Булле.

– Завтра? Это невозможно.

– Да что в этом сложного? Здесь ведь даже дети говорят по-французски.

Булле выдавил немного пасты из тюбика на зубную щетку и стал старательно чистить зубы.

– На это уйдут недели и месяцы, – сказала Лисе. – А как мне кажется, у нас нет этого времени.

– Мы запросто справимся, – буркнул Булле. – В понедельник у меня репетиция в оркестре.

– Перестань нести вздор, Булле. Я серьезно.

Она повернулась к своему другу. Булле улыбался ей, демонстрируя белые как снег зубы. Невероятно белые, по правде говоря. Лисе в жизни еще не видела у него таких белых зубов. Булле был не из тех, кто чистит зубы с утра до вечера.

– Булле, что случилось с твоими зубами? – спросила она. – Булле! Отвечай!

Но Булле продолжал улыбаться белозубой улыбкой, словно его нижние зубы приклеились к верхним. «Да ведь так оно и есть!» – поняла Лисе, заметив ужас в его глазах и то, как дико Булле размахивал зубной щеткой. Она взглянула на полочку с зеркалом. Тюбик с зубной пастой был по-прежнему закрыт, а колпачок с лежащего рядом тюбика клея снят.

Она схватила тюбик и громко прочитала:

– «Быстродействующий суперклей доктора Проктора». Булле, ты взял не тот тюбик!

Булле виновато пожал плечами, улыбаясь идиотской белозубой улыбкой.

Лисе вздохнула и стала копаться в своей сумочке, пока не нашла пилочку для ногтей.

– Стой смирно! – скомандовала девочка. – Помогай!

Булле обеими руками растянул губы, Лисе просунула пилочку в правый угол его рта и стала пилить. Булле напевал «Марсельезу», а Лисе медленно продвигалась слева направо, отделяя его верхние зубы от нижних.

– Ну и ну! – сказал Булле, когда она закончила и он посмотрел на себя в зеркало. – Ты только взгляни на мои белые зубы! Теперь они наглухо запломбированы, в них никогда не будет ни единой дырки, мамуля Лисе. Мне больше в жизни не придется ходить к зубному. – Он схватил тюбик клея. – Хочешь тоже попробовать?

– Спасибо, не надо. Как ты думаешь, зачем здесь лежит Быстродействующий суперклей доктора Проктора? Вместе с напильником и всем прочим?

– Элементарно, – сказал Булле. – Доктор ремонтировал ванну.

– Может быть, – зевнула Лисе. – На сегодня хватит размышлений.

Но когда они уже легли спать, Лисе долго не могла заснуть, прислушиваясь к тому, как в ванной падают капли. Они напоминали ей печальные вздохи. С улицы доносились далекий гул машин и звуки аккордеона. И еще какой-то скрип – то ли уличного фонаря, раскачивающегося на ветру, то ли роликового конька на деревянной ноге.

Хотя неудивительно, что в голову лезли странные мысли: вокруг сгустилась тьма, а Лисе была одна в большом незнакомом городе. Она посмотрела на Булле. Ну, все равно что одна.

«Завтра, наверное, будет веселее», – подумала Лисе.

И как в воду глядела.

Глава 5. Канкан, улитки и Маргарин

Булле проснулся оттого, что Лисе трясла его за плечи.

Он заморгал от дневного света, лившегося в окно, и увидел, что она уже одета.

– Девять часов, – сказала она. – Я пойду искать библиотеку – хочу взять норвежско-французский разговорник.

– Что-что взять?

– Словарь с французскими и норвежскими словами, чтобы люди хоть немножко понимали, что мы говорим.

Булле сел на кровати.

– А как ты найдешь библиотеку?

– Буду спрашивать на улице. Библиотека и по-французски библиотека.

– Я так и думал, – сказал Булле. – А что у нас на завтрак?

– Ничего, – сказала Лисе. – На завтрак здесь подают только воздух и чуть-чуть кофе с молоком.

Я куплю тебе французский батон на обратном пути.

– Поторопись, – сказал Булле и спустил ноги на пол.

Ноги сами собой запрыгали по линолеуму, как будто проверяли, холодный ли пол.

Когда дверь за Лисе захлопнулась, Булле соскочил на пол – который оказался не холодным, а просто ледяным – и помчался в ванную. Вскарабкавшись на стул перед умывальником, он помахал в знак приветствия. Из зеркала ему улыбнулся и помахал в ответ чрезвычайно энергичный рыжеволосый молодой человек небольшого роста, но необыкновенного ума и привлекательности. Да, Булле остался очень доволен парнем в зеркале и решил подарить ему горячую ванну в это зябкое утро.

Булле открыл краны и посмотрел, как вода заполняет ванну, а потом стал искать мыло или пенку. Не найдя ничего, он вспомнил, что Лисе взяла с собой мыльную стружку. Он нашел ее рюкзак, а в нем рядом с двумя длинными носами-прищепками лежала, как он и думал, банка с этикеткой «МЫЛО ВРЕМЕНИ». Булле взял один нос и банку, подошел к ванне и насыпал в нее немного землянично-красного порошка.

«Времени или не времени – чепуха. Главное, это мыло!» – подумал Булле, глядя, как вода начала пузыриться, пока пена не заполнила всю поверхность. Булле разделся догола, взобрался на край ванны, нацепил на нос прищепку и завопил:

– Бабах!

В прыжке он обхватил колени руками и плюхнулся в пену. Получилось идеально, с максимальным эффектом: мыльная пена и вода брызнули на стены до самого потолка. Млея от удовольствия, Булле погрузился на дно и остался лежать и смотреть вверх. Поверхность воды была покрыта таким толстым слоем пены, что до дна доходил только слабый свет. В этом свете он увидел необыкновенно красивую радугу. Совсем как на афише с разноцветными танцовщицами, высоко взметнувшими ноги в канкане на сцене «Мулен руж» в Париже 1909 года. В том, который существовал тогда.

И в тот же миг ванна плавно закачалась, а поверхность воды стала вздыматься и опускаться, как будто пол крупно задрожал. Вот черт, неужели рушится дом? И откуда вдруг музыка?

Булле сел и поднялся из пены. И так и остался стоять – абсолютно голый, со стекающей с тела пеной. Пол больше не дрожал. Потому что длинная шеренга одетых в красное танцовщиц канкана остановилась. И уставилась на Булле в таком же изумлении, какое было написано на его собственном лице.

– Откуда он взялся? – услышал он шепот одной из танцовщиц.

– И откуда ванна? – прошептала другая.

– А что у него на носу? – вскрикнула третья.

– По-моему, он милашка, – хихикнула четвертая.

Булле заморгал от яркого света. А публика сидела в зале с открытыми ртами и изумленными лицами, словно присутствовала при немного неожиданной высадке человека на Луну. Булле не понял ничего. Кроме того, что он попал на сцену «Мулен руж».

Лисе шла по широкой улице с множеством модных лавок и парфюмерных магазинов, однако ни одной библиотеки ей пока не попалось. Перед выходом она хотела спросить румяную женщину в пансионе, но у стойки регистрации никого не было, если не считать похожего на гиппопотама мужчину в кресле, который недобро покосился на нее из-за газеты. Лисе шла по городу, и решимость ее все больше улетучивалась, потому что все, к кому она обращалась, тут же отворачивались, услышав, что она не говорит по-французски. Она поняла, что не все французы столь отзывчивы к нуждам иностранцев, как давешняя пара в пансионе «Пом фри». Ее взгляд скользил по витринам в поисках книжного магазина. Но почти везде продавали женские платья. Очень красивые, кстати сказать. Лисе остановилась посмотреть на одно совершенно фантастическое платье. И, стоя перед витриной, она вдруг заметила на другой стороне улицы женщину в длинном пальто и темных очках. Она была слишком далеко, чтобы Лисе могла ее рассмотреть, но казалась знакомой. И хотя Лисе еще не была уверена в том, кто эта женщина, она не сомневалась, что та наблюдает за ней.

Лисе пошла дальше, делая вид, что внимательно рассматривает выставленные товары. Точно: женщина на другой стороне двинулась в ту же сторону.

Сердце Лисе ухнуло в пятки, и пятки зачесались, норовя пуститься бегом. Кто эта женщина и что ей нужно? Неужели… Ведь это может быть…

Женщина уже переходила улицу!

Лисе во все лопатки кинулась прочь.

На тротуаре было много людей, и Лисе пыталась лавировать между ними, наклонив голову, чтобы та женщина не заметила ее. И все-таки… обернувшись, она увидела пальто в толпе позади себя. Лисе завернула за угол и побежала. Но через несколько шагов поняла, что угодила в тупик – впереди не было выхода, лишь глухая стена. Лисе спряталась за водосточной трубой и стала ждать, следя за прохожими на улице, по которой она шла прежде. Пальто было тут как тут! Оно… прошло мимо тупика, не глядя по сторонам. Лисе облегченно вздохнула. Надо срочно возвращаться в пансион. Разговорник и французский батон подождут. Но только она собралась пойти в сторону улицы, как пальто показалось снова. Оно все-таки вернулось и сейчас стояло прямо у входа в тупик! Казалось, оно принюхивается. Лисе заметила железную лестницу, спускающуюся к двери подвала, и кинулась по ступенькам вниз. Лестница кончилась у двери. Лисе замерла, затаив дыхание.

Секунды шли.

Потом наверху раздались звуки. Кто-то приближался.

Лисе нажала на ручку двери. К ее облегчению, дверь открылась. Девочка вошла в темноту, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце билось, как у загнанного кролика. В незапертой двери не было ничего странного, потому что, насколько она могла видеть в полутьме, комната была совершенно пуста. Однако в ней присутствовали странные звуки и запахи. Кто-то чмокал, чавкал и сопел, словно сотня невидимых норвежцев ела любимое блюдо – тушеную баранину с капустой. А запах был… ну, как у сырого мяса и грязных носков. И в этот миг Лисе закричала: что-то влажное, скользкое и холодное упало ей на затылок! Она кинулась на середину комнаты и оглянулась.

Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела – на стенах что-то есть… Оно колыхалось, шевелило длинными толстыми усиками. И не где-то в одном месте. А повсюду на стенах. Это они издавали шум, стены были живые!

Пока она стояла, застыв от ужаса, распахнулась дверь подвала. Обнаружился силуэт той женщины, что стояла на другой стороне улицы.

– Привет, Лисе. – Женщина закрыла за собой дверь и повернула выключатель.

Загорелся свет. Лисе посмотрела по сторонам и чуть не упала в обморок.

– Что это ты так побледнела? – спросила женщина, шагая к Лисе. – Из-за гигантских улиток на стене? Они совсем не страшные, их тут разводят. Когда они подрастают, их подают на обед в ресторане наверху.

В этой стране улитки считаются деликатесом.

– Что, правда? – только и сумела выдавить Лисе.

Женщина подошла так близко, что Лисе смогла рассмотреть ее лицо. И это лицо оказалось вполне знакомым.

– Так-так, Лисе, – сказала женщина. – Ты, наверное, сейчас гадаешь, чем же питаются эти улитки?

– И ч-чем же? – спросила Лисе и почувствовала, как стучат ее зубы.

Женщина тихо рассмеялась:

– Травой. И салатом. И прочим в том же духе. А ты что подумала?

Лисе облегченно вздохнула.

– А я… – начала женщина.

– Я знаю, кто вы, – сказала Лисе.

– Да? – удивленно протянула женщина.

– Конечно. Я видела вас на фотографии. У доктора Проктора. Вы сидели в коляске мотоцикла. Когда-то вы были девушкой профессора. Вас зовут Жюльет Маргарин.

Женщина радостно улыбнулась.

– Впечатляет. И ты меня сразу узнала?

Лисе улыбнулась:

– Нет, не сразу. Сначала я подумала, что вы – Жанна д’Арк.

– Жанна д’Арк? – изумилась женщина. – Героиня?

Лисе засмеялась:

– В нашем учебнике истории есть картинка: Жанна д’Арк на костре, когда ее сжигают как ведьму. Мне кажется, вы очень похожи.

– Спасибо за комплимент, Лисе, – с улыбкой сказала женщина на своем не очень хорошем норвежском языке и подняла локон длинных темно-рыжих волос. – У нас с ней очень похожие волосы, но я, к сожалению, совсем не героиня. Я всего лишь Жюльет Маргарин. Кстати говоря, по-французски это произносится как Маргарэн.

– Маргарэн, – повторила Лисе. – Но откуда вы узнали, что меня зовут Лисе?

– Виктор рассказал мне о тебе и о Булле, – сказала Жюльет.

– Виктор?

– Доктор Проктор.

– Доктор Виктор Проктор? – Лисе никогда не приходило в голову, что у профессора, как у любого человека, есть имя.

Жюльет улыбнулась:

– Кроме того, именно я переслала его открытку вам. Потом я наблюдала за пансионом и ждала вашего прибытия. Ты не представляешь, как я обрадовалась, увидев тебя сегодня утром. «Наконец-то они приехали!» – подумала я.

– Но почему вы не пришли в пансион, почему следили за мной? И где же доктор Проктор? Зачем все эти секреты?

– Клише, – сказала Жюльет.

– Что?

Жюльет вздохнула.

– Ответ на большинство твоих вопросов будет один и тот же: Клише. Клод Клише, к сожалению, очень вредный человек. Но это длинная история, а вид у тебя голодный. Давай найдем кафе и закажем по круассану и чашечке кофе латте.

– Давайте, – сказала Лисе, с содроганием посмотрев по сторонам.

Может, находиться в комнате, на стенах которой копошатся гигантские улитки, и не опасно, но все равно неприятно.

– Однако, – сказала Жюльет, открывая дверь и осторожно выглядывая наружу, – это должно быть место, где нас никто не найдет…

Глава 6. Невероятная история Жюльет Маргарин

Жюльет Маргарин и Лисе нашли уютное уличное кафе на одной из тихих боковых улиц и заказали каждая по круассану. Плюс еще один для Булле. Только Булле придется подождать, потому что Лисе сгорала от желания услышать рассказ Жюльет Маргарин.

– Я не знаю, где сейчас Виктор, – сказала Жюльет. – Но я была там, когда он уезжал, и я знаю, куда он собирался ехать. История очень длинная, поэтому лучше я начну с самого начала.

– Прекрасно, – сказала Лисе и вонзила зубы в круассан.

– Все началось в одно воскресенье много лет назад, когда я прогуливалась здесь, в Париже, по Монмартру. Там всегда много художников, они предлагают туристам за небольшие деньги нарисовать их портрет. Но среди них я вдруг заметила чудаковатого молодого человека, которого уже встречала в университете. Он, как и я, изучал химию. Я знала, что его зовут Виктор Проктор, что он талантливый изобретатель и приехал из Норвегии. Иногда мне казалось, что он хочет заговорить со мной, но не осмеливается. На этот раз на Монмартре он подошел ко мне и показал свое изобретение – машину для рисования портретов. Всего за несколько минут и за полцены от того, что просили художники. Я разрешила ему – или, может быть, его машине – нарисовать меня. Но когда портрет был готов, Виктор посмотрел на него несколько секунд, разорвал и застонал от отчаяния. Я спросила, что не так, и он объяснил, что это одно из его неудачных изобретений. Потому что машина не смогла передать мою красоту. Он вернул мне деньги и хотел уйти, но я спросила, не могу ли я угостить его хотя бы кофе латте в знак благодарности. Мы с ним пришли как раз сюда, где мы теперь сидим, и разговаривали о химии до темноты. Заказали вино и все говорили и говорили о нашей жизни, о том, что каждый из нас любит, чему радуется, о наших мечтах. И когда он в тот вечер провожал меня до метро, я уже была влюблена и знала, что мне нужен именно он. Подумать только, я знала это! – Жюльет засмеялась. – И с того самого дня я думала лишь о молодом мужественном изобретателе из далекой северной страны.

– О мужественном? – засомневалась Лисе. – Это вы про доктора Проктора?

– Ну да, понимаешь, он был великолепен. Я стала искать его в университете, каждый день, всю неделю, но его нигде не было. Когда наступило воскресенье, я опять пришла на Монмартр, и он стоял там, на том же самом месте, но уже без рисовальной машины. Он дрожал от холода, а когда увидел меня, то сразу расцвел, и мы расцеловались в обе щеки, как это принято у нас во Франции. Когда я спросила, что он делал всю неделю, он ответил, что ждал. «Где?» – спросила я. «Здесь», – ответил он. «Чего?» – спросила я. «Тебя», – ответил он. С того дня мы стали встречаться.

– О-о! – воскликнула Лисе. – Как романтично!

– Очень! – кивнула Жюльет, грустно улыбнулась и отпила кофе. – Но к сожалению, кое-кто строил на меня другие планы.

– Твой папа барон, – сказала Лисе. – Он не хотел, чтобы ты вышла замуж за бедного изобретателя. Ведь это правда?

– Это, конечно, правда, но не он строил планы, о которых я говорю. Видишь ли, Маргарэн – старинный знатный род. Папа – барон, мама – баронесса, выходит, я – баронетка или что-то вроде. Когда-то давным-давно у нас было много денег. Но двести лет назад, во времена Великой Французской революции, палач по прозвищу Кровавый Колодец отрубил голову моему прапрапрапрадеду Монте Криспо. К сожалению, все состояние перешло по наследству к его брату, барону Бреле Маргарину. Бреле был сумасшедшим и пьяницей и спустил все состояние игрой в восьмерку.

– Восьмерку?

– Бреле всегда проигрывал, вообще всегда, но однажды в Тулузе, когда он играл в каком-то кабаке, ему выпали все четыре восьмерки, и он решил, что удача наконец-то повернулась к нему лицом. Он поставил на кон все, что имел. К сожалению, у одного из игроков, шулера по имени Эльгамель Клише, тоже были четыре восьмерки…

– Но как же…

– Бреле проиграл, в гневе он обвинил Эльгамеля Клише в жульничестве и вызвал на дуэль. Но на следующее утро, когда они встретились для дуэли, Бреле был так пьян, что едва держался на ногах. Люди говорили, что когда Клише проткнул его шпагой, то полилась не столько кровь, сколько коньяк.

– Ой-ой!

– Можно и так сказать. Денег больше не было.

А нашей семье достался лишь замок Маргаринов, заложенный по самые печные трубы. С тех пор у нас нет ничего, кроме благородного титула и куска земли.

– Но если вы так бедны, почему твой папа был против выхода замуж за бедного же изобретателя?

Жюльет грустно покачала головой:

– Как-то вечером папа пришел ко мне и объявил, что у него есть прекрасная новость. Ко мне посватался жених. И не какой-нибудь, а богатый предприниматель. Я пришла в ужас и сказала, что у меня есть возлюбленный и папе это известно! «Да-да, – сказал папа, – но этот жених обещал выкупить замок Маргаринов и вернуть нашему роду былую славу и богатство. Разве твой Проктор способен на такое?» Жених попросил у папы моей руки, папа согласился. Дело было решено. «А зовут жениха Клод Клише», – сказал папа и испуганно посмотрел на меня, когда я громко вскрикнула. Понимаешь, мой папа был, в сущности, неплохим человеком, только немного наивным. Видимо, он единственный во всем Париже не слышал о Клоде Клише и его банде Гиппопотамов.

– Банде Гиппопотамов?

– Клод Клише – ужасный негодяй, он разбогател, потому что его банда Гиппопотамов угрозами заставляет людей делать то, что ему нужно. Гиппопотамы все родом из деревни под названием Инавель в Провансе, где почти все приходятся родственниками друг другу и все похожи на бегемотов. Голова у этих молодчиков не самое сильное место, зато сами они здоровенные и сильные, ездят на огромных черных лимузинах. Работа их состоит в выдаче «карманных денег».

– Карманных денег?

– Если ты не соглашаешься принять деловое предложение Клода Клише, например продать ему свой ресторан за бесценок, то появляются Гиппопотамы. Они говорят, что пришли расплатиться наличными. Насыпают тебе в карманы столько монет, что хватило бы два месяца подряд играть в казино. Потом связывают тебе руки и ноги, благодарят за сотрудничество, кидают тебя в Сену, и ты идешь на дно, как топор. И там, на дне, тебя два месяца не могут найти, если только кто-то случайно не обнаружит.

– Брр! Но ты же рассказала своему папе, что этот Клише – настоящий бандит?

– О да, но папа засмеялся и сказал, что это всего лишь слухи, что Клод не хуже других деловых людей. Это не могло быть правдой, он ведь видел, как мы танцуем на рождественском балу.

– А было такое?

– Только один танец. И только потому, что за столом мы сидели рядом и я не хотела быть невежливой, когда он меня пригласил. Но я его терпеть не могу. Глаза у него навыкате, как у рыбы, тонкие усы топорщатся, как хвосты, губы толстые и мокрые. И он брызгал слюной, рассказывая, как делал первые шаги в предпринимательстве. А начался его успех с того, что два брата-изобретателя придумали подтяжки с зажимами.

– Подтяжки с зажимами? Я думала, они существовали всегда.

– Нет-нет, раньше подтяжки пристегивались пуговицами. Зажимы стали огромным шагом вперед для всего человечества, так же как, например… мм, эскалатор или электрическая зубная щетка. Но неважно. Гиппопотамы одарили братьев «карманными деньгами», Клод Клише запатентовал изобретение и страшно разбогател. Поэтому он всегда ходит в подтяжках.

– И все-таки это очень странно, – сказала Лисе. – Ты его терпеть не можешь, а он с первой же встречи в тебя влюбился и захотел взять в жены.

– Влюбился! – фыркнула Жюльет. – Клод Клише знать не знает, что такое любовь. Он захотел жениться на мне по одной причине: чтобы стать аристократом. Если он женится на баронетке, то автоматически становится барометром. Я сказала это папе, но он ответил, что если я откажу Клише, то он, папа, обанкротится и его выкинут из замка. И велел мне идти переодеться, потому что Клод тем же вечером собирался приехать, чтобы сделать мне предложение.

– Брр два раза! – сказала Лисе. – И что ты сделала?

– Я заперлась в своей комнате и стала думать.

И придумала, что делать.

– И что же?

– Выйти замуж за Виктора, прежде чем кто-то успеет меня остановить. Дело в том, что только при первом замужестве баронетки ее муж становится барометром. А если безродный осел женится на баронетке, которая уже побывала замужем, он ослом и останется, и о титуле, производном от барона, ему останется лишь мечтать. Если я потороплюсь выйти замуж за Виктора, то Клод Клише ничего не получит и оставит нас в покое. Так я подумала. А еще я подумала, что у Клода Клише всюду есть глаза и уши, поэтому умнее будет уехать за границу и тайно пожениться в Италии. Поэтому я выбралась из окна, поехала в пансион «Пом фри» и сделала Виктору предложение.

Лисе засмеялась.

– Доктор Проктор рассказывал об этом. Но расскажи, как же ты сделала ему предложение?

Жюльет пожала плечами.

– Я постучала в дверь, он открыл и сказал: «Привет!» Я сказала: «Хочешь жениться на мне?» Он сказал: «Да!» Я сказала: «Доставай свой мотоциклетный шлем, мы поедем в Рим и поженимся». Я ничего не объясняла, не хотела говорить, что его будущий тесть не хочет видеть его зятем, что он уже пообещал меня в жены другому.

– И что же ответил доктор?

– Виктор только рассмеялся и послушался. Мы сели на мотоцикл и дали полный газ. Выехали из Парижа и помчались на юг, к горам Прованса и границе с Италией. Ехали всю ночь, было холодно, но шарф Виктора, изготовленный вязальной машинкой его собственного изобретения, был длиной девятнадцать метров, так что его хватило на нас обоих.

– Как… мило.

– Мило, да. Но я знала, что Клод Клише уже бьет тревогу, он выслал своих Гиппопотамов следом за нами. Я ничего не сказала Виктору. Зачем? Настроение у него было прекрасное, мы далеко отъехали от Парижа, очень скоро все будет позади. Когда наступил рассвет, мы проехали мимо знака с названием деревни, Виктор увидел заправку и остановился.

Я крикнула из коляски, что надо ехать дальше, нельзя останавливаться, что мы можем заправиться в Италии, до границы всего несколько километров. Но рев мотора и толстый шарф заглушили мои слова. Виктор остановился перед огромным верзилой в комбинезоне и с сигаретой в зубах, который прислонился к единственной бензоколонке. За ним читал газету, раскачиваясь на стуле, второй такой же громила. Виктор сказал, что ему нужен полный бак, и не заметил, как я выпуталась из шарфа и легла на дно коляски.

– Но зачем?

– Видишь ли, я успела прочитать, что было написано на знаке. И разглядела тех двоих. У них из пастей торчали зубы, похожие на могильные плиты. Эти верзилы смахивали…

– Знаю, – ужаснулась Лисе, – на гиппопотамов! Вы попали в Инавель! Как страшно!

– Парень в комбинезоне, наполняя бак, подозрительно посмотрел на Проктора и крикнул через плечо своему брату-близнецу: «Слышь, я чё-та подзабыл, чё там шеф сказал, как выглядит тот студентишка?» – «Да длинный такой, противный, тощий как жердь, в мотоциклетных очках, – ответил тот, не отрываясь от газеты. – Зовут, кажись, Проктор». Я обмерла: Клод Клише знал не только, что я убежала, но и с кем. А Виктор ничего не понял и просиял: «О боже, вы слышали обо мне? Ну да, я знаю, студенческая газета писала о моей ванне времени и поместила мою фотографию, но чтобы обо мне знали так далеко от Парижа…» Я перебила Виктора, громко шепнув ему: «Уезжай! Скорее уезжай!» – «Но, Жюльет, дорогая, эти отличные ребята хотят всего лишь…» – «Уезжай! Иначе сорвется наш уговор со священником!» – «Надо же заплатить за бенз…» Виктор не заметил, что Гиппопотамы уже подошли к нам почти вплотную, поэтому я приподнялась в коляске и вывернула ручку газа до предела. Мотоцикл дрогнул и рванул вперед. А я сделала сальто назад и вылетела из коляски. Я упала головой на асфальт, а шланг выскочил из бензобака и запрыгал вокруг, поливая бензином Гиппопотамов и меня.

– О нет! О нет! – воскликнула Лисе и резко наклонилась вперед, едва не опрокинув чашку кофе.

– О да! О да! – сказала Жюльет, в последний момент подхватив ее чашку. – Перед глазами у меня вспыхнули звезды, но я вскочила и на подгибающихся ногах побежала следом за мотоциклом. Гиппопотамы кинулись за мной. Отплевываясь от бензина, я звала Виктора, однако он не видел и не слышал меня – он смеялся и что-то говорил, обращаясь к коляске. Он явно думал, что я сижу там. Ему, видимо, показалось очень смешным уехать, не расплатившись за бензин.

– Вы пропали!

– Я тоже так думала. Два Гиппопотама были совсем рядом. Тот, что в комбинезоне и с сигаретой, схватил меня за волосы. И тут я услышала «бабах!», и он испарился.

– Что случилось?

– Сигарета и бензин. Плохая комбинация. Но второй почти догнал меня. Я слышала, как звенят монеты в его кармане. Слышала его тяжелое прерывистое дыхание Гиппопотама. А Виктор и не думал тормозить.

– Вдвойне хуже!

– Я чуть не впала в отчаяние. И тут я заметила шарф Виктора. Он волочился по асфальту за мотоциклом. Пальцы Гиппопотама уже царапали по моей спине. Я отчаянно рванулась вперед, ухватилась за конец шарфа и вцепилась в него изо всех сил.

– Тебя потащило по асфальту?

– Ну да. Асфальтом тут же содрало кожу на моих коленях, боль была ужасная. Тогда я вскочила на ноги и поехала следом за мотоциклом на подошвах туфель, как на водных лыжах.

– Хуже просто некуда!

– Сейчас будет, – сказала Жюльет. – Виктор по-прежнему не понимал, что происходит. Я все еще держалась за шарф, когда мы проехали поворот и направились к мосту. Рядом с мостом была табличка «Мост Гюстава Эйфеля». Я поняла, что это мой последний шанс, и, продолжая скользить, съехала на обочину, чтобы оказаться рядом с табличкой. В следующую секунду мы с шарфом стали наматываться на столб. Это была самая бешеная карусель в моей жизни. Когда я поднялась и увидела, что Виктор лежит на середине моста, а его мотоцикл немного дальше, у меня перед глазами все плыло. Я подбежала к нему. Лицо моего дорогого Виктора посинело, глаза у бедняги вылезли из орбит, он хотел что-то сказать, но не мог выдавить ни слова.

– Он был ранен?

– Ну, не очень, просто шарф его слегка придушил. Когда я ослабила шарф, он набрал в легкие воздуха и заговорил. Голос, правда, был немного странным, примерно таким… – И Жюльет произнесла тоненьким писклявым голоском: – «Что случилось, Жюльет?»

Лисе засмеялась. Жюльет тоже.

– Я сказала, что ничего страшного, что мы поедем в Рим и там поженимся. Я взяла его за руку, и мы побежали к мотоциклу. Виктор стал заводить его, но какой-то клапан был поврежден, и Виктор сказал, что теперь мы можем ехать только медленно и священнику придется подождать. И в ту же секунду я увидела на вершине холма широкий черный лимузин, который направлялся к мосту.