Текст книги "Сингапурская история - из 'третьего мира' - в 'первый' (1965 - 2000)"

Автор книги: Ю Куан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 60 страниц)

Я добавил, что Фам Ван Донг возложил венок к Национальному монументу Малайзии (Malaysia's National Monument), а Дэн Сяопин отказался сделать это. Фам Ван Донг также пообещал, что Вьетнам не будет помогать повстанцам, Дэн этого также не сделал. Поэтому в Малайзии должны были относиться к нему с подозрением. Между малайцами-мусульманами и китайцами в Малайзии, между жителями Индонезии и проживавшими там этническими китайцами существовала затаенная подозрительность и вражда. Так как Китай занимался "экспортом революции" в страны Юго-Восточной Азии, то мои соседи по АСЕАН хотели, чтобы Сингапур объединился с ними, и не против Советского Союза, а против Китая.

Я сказал, что правительства стран АСЕАН рассматривали радиотрансляции из Пекина, предназначавшиеся для этнических китайцев, в качестве опасной подрывной деятельности. Дэн молча слушал, ему никогда и в голову не приходило, что действия Китая рассматривались подобным образом, а именно: Китай, большое иностранное государство, занимался подрывной работой среди жителей других стран через голову их правительств. Я сказал, что было весьма маловероятно, чтобы страны АСЕАН позитивно отнеслись к его предложению об организации объединенного фронта против Советского Союза и Вьетнама, и предложил ему обсудить пути решения этой проблемы. После этого я сделал паузу.

Выражение лица Дэн Сяопина и его жесты выражали испуг. Он знал, что я говорил правду. Внезапно он спросил: "Что же Вы хотите, чтобы я сделал?" Я был потрясен: никогда еще не встречал я коммунистического лидера, который был бы способен отклониться от первоначального плана переговоров, убедившись, что тот не соответствовал реальности, а уж тем более спросить меня, что бы я хотел, чтобы он сделал. Я ожидал, что он просто отодвинет в сторону мои соображения, как это сделал Хуа Гофэн в Пекине в 1976 году, когда я указал ему на непоследовательность политики Китая, поддерживавшего Коммунистическую партию Малайи, раздувавшую пожар революции в Сингапуре, а не в Малайе. Тогда Хуа Гофэн гневно ответил, что он не был знаком с деталями, но добавил, что "где бы коммунисты ни боролись, – они обязательно победят". С Дэном было не так. Он понял: чтобы добиться изоляции Вьетнама, ему следовало всерьез заняться этой проблемой. Я колебался, стоило ли говорить этому закаленному, мужественному революционеру, что ему необходимо было предпринять, но, поскольку он сам спросил меня об этом, я сказал: "Прекратите подобные радиотрансляции, прекратите подобные призывы. Для этнических китайцев, проживающих в странах АСЕАН, будет лучше, если Китай не будет подчеркивать существование родственных отношений и играть на их этнических чувствах. Коренное население всегда будет настроено подозрительно по отношению к ним, независимо от того, станет ли Китай играть на родственных чувствах китайцев, или нет. Если же Китай будет делать это столь очевидно, то это только усилит подозрительность местного населения. Китай обязан прекратить радиотрансляции, ведущиеся компартиями Малайи и Индонезии из Южного Китая".

Дэн ответил, что ему потребуется время, чтобы подумать над моими словами, добавив, что у Фам Вам Донга он учиться не станет. Дэна также просили возложить венок к Национальному монументу Малайзии, который увековечивал память тех, кто убивал коммунистов Малайзии, – как коммунист, он не мог на это пойти. Дэн сказал, что Фам Ван Донг возложил венки, потому что он был "таким коммунистом и продавал свою душу". Дэн подчеркнул, что Китай высказывался честно, китайцы никогда не скрывали своих взглядов, а с тем, что они говорили, следовало считаться. Во время войны в Корее Китай выступил с заявлением: если американцы выйдут на рубеж реки Ялуцзян (Yalu River), то китайцы не станут сидеть, сложа руки. Американцы не обратили на это никакого внимания, но в вопросах внешней политики китайцы всегда говорили именно то, что думали. Что же касалось компартий, то, как перевел его переводчик, Дэну "было нечего добавить". На самом деле, Дэн сказал по-китайски, что он "утратил интерес повторять одно и то же снова и снова".

Он сказал, что повторявшиеся заявления Китая, касавшиеся его политики по отношению к китайцам, проживавшим за рубежом, преследовали двоякую цель. Во-первых, они были вызваны антикитайскими действиями Вьетнама; во-вторых соображениями внутренней политики, которые являлись результатом действий "банды четырех" в период "культурной революции". Родственники китайцев, проживавших за рубежом, серьезно пострадали в этот период, многие были подвергнуты репрессиям и брошены в тюрьмы. Он хотел вновь заявить о позиции Китая по отношению к этническим китайцам, проживавшим заграницей. Эта позиция состояла в том, что Китай поощрял их принимать гражданство страны проживания; желавшие сохранить китайское гражданство должны были соблюдать законы страны проживания; а двойного гражданства Китай не признавал.

Относительно Камбоджи он заверил меня, что заключение советско-вьетнамского договора о дружбе и сотрудничестве не окажет влияния на подход Китая к этой проблеме. Дэн сказал, что Китай не боялся того, что Вьетнам мог бы обратиться к Советскому Союзу с просьбой пригрозить Китаю, добавив, что Советский Союз не посмеет вступить в серьезную схватку с Китаем. У него был очень серьезный вид, когда он сказал, что Китай накажет вьетнамцев, если они нападут на Камбоджу, и заставит их дорого заплатить за это. Советский Союз поймет, что поддержка Вьетнама будет для него непосильным бременем. Затем он спросил меня, какой совет друзья (подразумевая Сингапур) могли бы дать Китаю относительно проблем, стоявших перед обеими странами.

Я ответил, что лидерам Камбоджи следовало обращать внимание на мнение международных кругов, если они рассчитывали завоевать их симпатии. Они же вели себя нерационально, совершенно не считаясь со своим собственным народом. Дэн ответил, что он также "не понимал" некоторых вещей, происходивших в Пномпене. Он ничего не сказал в защиту геноцида, осуществлявшегося "красными кхмерами".

В заключение я сказал, что, по словам Дэн Сяопина, для проведения "четырех модернизаций" Китаю потребуется 22 года. Если на протяжении этого периода в Юго-Восточной Азии не будут возникать проблемы, то общая ситуация улучшится. Если же такие проблемы возникнут, как это уже случилось в отношениях с Вьетнамом и Камбоджей, то последствия этого будут неблагоприятными для Китая. Дэн согласился со мной. Он выразил надежду, что в странах АСЕАН будут царить единство и стабильность, и добавил, что это было сказано "от чистого сердца".

Из всех лидеров, которых мне приходилось встречать до того, Дэн Сяопин произвел на меня самое сильное впечатление. Несмотря на свой маленький рост (152 сантиметра), он был гигантом среди людей. В возрасте 74 лет, услышав нелицеприятные истины, он был способен изменить свое мнение. Два года спустя, после того как китайцы предоставили альтернативные возможности для радиовещания братским коммунистическим партиям в Таиланде и Малайзии, их радиотрансляции прекратились.

За ужином я убеждал его бросить курить. Он сказал, указав на свою жену, что доктора уже говорили ей заставить его бросить курить, так что он старался курить поменьше. В тот вечер Дэн не курил и не пользовался плевательницей, – он знал, что я страдаю аллергией к табаку.

Перед его отъездом я заехал на 20 минут в резиденцию Вилла Истана, чтобы побеседовать. Дэн сказал, что был рад приехать и снова увидеть Сингапур через 58 лет после первого посещения. Город пережил огромные изменения, и он поздравил меня с этим. Я ответил, что Сингапур – маленькая страна с населением 2.5 миллиона человек. Он вздохнул и сказал: "Если бы у меня был один Шанхай, мне бы тоже удалось его быстро изменить, но у меня целый Китай!"

Дэн Сяопин сказал, что хотел посетить Сингапур и Америку до того, как "присоединится к Карлу Марксу". Сингапур, – потому что во время окончания Первой мировой войны он уже был здесь по пути в Марсель, куда он ехал учиться и работать. Тогда город был колонией. А Америку, – потому что Китай и Америка обязаны говорить друг с другом. Только после того, как Вьетнам оккупировал Камбоджу, я понял, почему он так хотел посетить США.

По дороге в аэропорт я прямо спросил его, что он будет делать, если Вьетнам нападет на Камбоджу. Оставит ли он Таиланд в уязвимом положении и станет наблюдать со стороны, как тайцы будут подвергаться запугиванию, а затем будут вынуждены склониться на сторону Советского Союза? Дэн Сяопин сложил губы трубочкой, его глаза сузились, и он прошептал: "Это зависит от того, как далеко они зайдут". Я сказал ему, что он должен будет что-то предпринять после того, как премьер-министр Таиланда устроил ему такой открытый и сердечный прием в Бангкоке. Криангсак вынужден был полагаться на Китай, чтобы поддерживать некоторый баланс сил. Дэн обеспокоено посмотрел на меня и прошептал: "Это зависит от того, как далеко они зайдут".

В аэропорту он обменялся рукопожатиями с министрами и официальными лицами, обошел строй почетного караула, поднялся по трапу в "Боинг-707", затем обернулся и помахал на прощание рукой. Когда дверь за ним закрылась, я сказал своим коллегам, что сопровождавшие его лица приготовились получить нагоняй, – Дэн Сяопин завершил визит, к которому его не подготовили. За исключением небольших групп зевак, в городе не было ни шумных толп китайцев, ни торжествующих масс китайцев-жителей Сингапура, которые бы приветствовали его.

Несколько недель спустя мне показали статью о Сингапуре, напечатанную в "Жэньминь жибао". Линия газеты изменилась. Сингапур описывался в ней как город-сад, у которого стоило поучиться в плане озеленения, обеспечения населения жильем и развития туризма. Нас больше не называли "гончими псами американских империалистов". Мнение китайцев о Сингапуре изменилось еще больше в октябре следующего, 1979 года, когда в своей речи Дэн Сяопин сказал: "Я ездил в Сингапур, чтобы изучить, как они использовали иностранный капитал. Сингапур извлек выгоду из предприятий, основанных там иностранцами. Во-первых, иностранные предприятия платили государству налог в размере 35% чистой прибыли. Во-вторых, рабочие получали зарплату. В-третьих, иностранные инвестиции создали сферу обслуживания. Все это приносило доход государству". Увиденное Дэн Сяопином в Сингапуре стало использоваться в качестве примера того, чего, как минимум, должен был добиться китайский народ.

В конце января 1979 года Дэн посетил Америку и договорился с президентом Картером о восстановлении дипломатических отношений без отказа США от поддержки Тайваня. Он также удостоверился в том, что Соединенные Штаты не присоединились бы к Советскому Союзу в случае, если бы Китай напал на Вьетнам и "наказал" его. Вот почему Дэн так сильно хотел посетить США.

Проводя свой отпуск в Гонконге за игрой в гольф, я встретил в доме губернатора в Фанлине (Fanling) эксперта по Китаю Дэвида Бонавиа (David Bonavia), до того работавшего в лондонской газете "Таймс" (Times). Он сказал, что предупреждение Дэн Сяопина в адрес Китая было пустой угрозой, потому что в Южно-Китайском море находился советский военный флот. Я сказал ему, что я встретился с Дэн Сяопином три месяца назад, и он произвел на меня впечатление человека, который слов на ветер не бросает. Два дня спустя, 16 февраля 1979 года, вооруженные силы Китая нанесли удар по пограничным районам Северного Вьетнама.

Китай заявил, что эта военная операция носила ограниченный характер, и потребовал от Совета Безопасности ООН принять немедленные и эффективные меры по прекращению вооруженной агрессии Вьетнама против Камбоджи и оккупации Камбоджи Вьетнамом. Операция продолжалась один месяц. Китайцы понесли тяжелые потери, но продемонстрировали вьетнамцам, что, какую бы цену ни пришлось за это платить, китайцы были способны глубоко проникнуть на территорию Вьетнама, разрушая на своем пути города и деревни, а затем отойти на свою территорию, что они и сделали 16 марта 1979 года.

Во время китайского вторжения во Вьетнам Дэн публично заявил, что Китай был готов к возможной войне с Советским Союзом, и что урок Вьетнаму являлся также уроком Советскому Союзу. Советский Союз не напал на Китай. Западная пресса расценила китайскую карательную операцию как неудачную, но я считаю, что она изменила историю Восточной Азии. Вьетнамцы знали, что Китай нападет на них, если, вслед за Камбоджей, они нападут на Таиланд. Советский Союз не хотел оказаться втянутым в затяжную войну в отдаленной части Азии. Советы могли бы позволить себе провести быструю, решительную операцию против Китая, но китайцы лишили их этой возможности, заявив, что военная операция носила "карательный" характер и не ставила своей целью захват Вьетнама. Как Дэн Сяопин и предсказывал, Советскому Союзу пришлось взвалить на себя ношу по поддержке Вьетнама и нести ее на протяжении следующих 11 лет, – до 1991 года, пока Советский Союз не распался. Когда же это произошло, в октябре 1991 года, после 12 лет дорогостоящей и бесполезной оккупации, вьетнамцы согласились вывести войска из Камбоджи.

Во время моего второго визита в Китай в ноябре 1980 года я обнаружил многочисленные перемены. Люди, сделавшие головокружительные карьеры в период "культурной революции", были потихоньку отодвинуты на второй план, а их революционное рвение больше не выпячивалось наружу. Во время моего первого визита в Китай в 1976 году на меня произвел гнетущее впечатление постоянно исполненный чрезмерного рвения взгляд китайского чиновника, отвечавшего за соблюдение протокола. Теперь же, когда "культурная революция" была официально осуждена, у людей, казалось, гора с плеч свалилась.

Переговоры со мной вел премьер-министр Чжао Цзыян. Он отличался от Хуа Гофэна и Дэн Сяопина. Чжао Цзыян был среднего телосложения, у него были тонкие черты лица, а кожа казалась покрытой легким загаром. Я без труда понимал его, ибо он говорил на китайском языке без сильного провинциального акцента, у него был хороший, сильный голос. Он был выходцем из провинции Хэнань (Henan), находившейся к югу от Пекина. Хэнань была колыбелью китайской цивилизации и представляла собой огромную, когда-то богатую сельскохозяйственную область, которая теперь была беднее, чем прибрежные провинции.

Мы обсуждали камбоджийский вопрос и то, как подыскать альтернативу "красным кхмерам", которые являлись основной силой в партизанской войне против вьетнамцев. Чжао кивнул, соглашаясь с тем, что Пол Пот являлся неприемлемой политической фигурой для международного сообщества. Я признал, что, к сожалению, "красные кхмеры" являлись наиболее боеспособной силой, боровшейся с вьетнамцами. Чжао стал премьер-министром незадолго до того, и ему недоставало уверенности в себе, чтобы самостоятельно принимать решения по Камбодже и Вьетнаму без согласия Дэн Сяопина. Он показался мне человеком разумным, уравновешенным, без острых углов, а также идеологически незашоренным.

Китайская протокольная служба заранее получила копию речи, которую я собирался произнести на официальном обеде. Китайцы хотели, чтобы я убрал из нее абзац, в котором критиковалась их политика по отношению к Коммунистической партии Малайи и радиотрансляции, которые велись из Китая. Там говорилось следующее: "В течение многих лет Китай провоцировал и оказывал поддержку партизанскому движению в Таиланде, Малайе и Индонезии. Многие лидеры стран АСЕАН сумели заставить себя забыть об этих неприятных событиях в прошлом. К сожалению, некоторые остаточные проявления старой китайской политики продолжают портить отношения между Китаем и странами АСЕАН".

Когда после обеда переговоры возобновились, я упомянул об этом вопросе. Китайская протокольная служба заявила, что эта часть речи являлась неприемлемой, и, если я хотел произнести речь, то эту часть речи следовало опустить, иначе никаких речей на банкете вообще не будет. Это было чем-то из ряда вон выходящим. Я уже раздал копии своей речи представителям прессы Сингапура, а они уже передали их иностранным корреспондентам, так что опустить какую-либо часть речи было невозможно. Чжао Цзыян ответил, что китайский народ не простил бы ему, если бы я выступил с этой речью, а он в своей речи не дал бы мне ответа на некоторые заявления, содержавшиеся в моем выступлении. Он не хотел превращать "торжественный и дружеский банкет", устроенный в мою честь, в повод для обмена жесткими заявлениями, что повлекло бы за собой неблагоприятные международные последствия. По его словам, вопрос о том, что мне следовало говорить во время банкета, не стоял, он просто хотел предложить обеим сторонам воздержаться от речей. Если же, несмотря на это, мои взгляды были бы публично обнародованы, то он отнесся бы к этому с пониманием. Я согласился с тем, что речей на банкете не будет.

Чжао Цзыян начал с изложения китайских взглядов на советскую глобальную стратегию, заверив меня, что Китай пройдет свою часть пути, чтобы развеять подозрения и страхи Малайзии и Индонезии по отношению к Китаю. Целью советской стратегии было установление контроля над нефтяными ресурсами и морскими путями, включая Малаккский пролив, чтобы оказывать давление на Японию, Западную Европу и, в некоторой степени, на США. Поэтому развитие отношений между Советским Союзом и Вьетнамом преследовало достижение стратегических целей, а не получение сиюминутных выгод. Он сказал, что Малайзии и Индонезии никогда не удастся оторвать Вьетнам от Советского Союза. Это могло случиться только в том случае, если бы Вьетнам отказался от притязаний на гегемонию в регионе, и тогда он не нуждался бы в Советском Союзе; либо Советский Союз отказался бы от притязаний на глобальную гегемонию, в результате чего Вьетнам стал бы ему не нужен.

Проблема межпартийных отношений, по его словам, сложилась исторически и являлась, по своей сути, глобальной. Китай искренне стремился сделать так, чтобы эта проблема не оказывала негативного влияния на его взаимоотношения со странами АСЕАН, но для того, чтобы решить проблему взаимоотношений с коммунистическими партиями, требовалось время. Он готов был дать мне официальные заверения, что Китай решит эту проблему, но это случилось бы не мгновенно.

Чжао Цзыян сказал, что проблема отношений с китайцами зарубежья также сложилась исторически. Китай не одобрял двойного гражданства и поощрял китайцев, проживавших заграницей, принимать гражданство страны проживания. Тем не менее, если этнические китайцы, проживавшие заграницей, сохраняли китайское гражданство, то Китай не порывал связей с ними. Что же касается вклада, вносимого этническими китайцами в модернизацию Китая, то это не было официальной политикой правительства КНР. Он пообещал, что Китай предпримет шаги, чтобы уменьшить подозрения других стран относительно отношений с китайцами зарубежья. Тем не менее, обеим сторонам следовало уделять больше внимания более серьезным проблемам, чем эта. Что же касается Камбоджи, то он сказал, что у меня должна была состояться встреча с Дэн Сяопином для обсуждения со мной всех вопросов, которые я хотел бы поднять. Иными словами, Дэн обладал верховной властью.

На следующее утро я встретился в Дэн Сяопином в другом зале Большого Дворца Народов. Встреча длилась более двух часов. Дэн выглядел энергичным, деятельным, он был хорошо информирован и говорил большую часть времени. Он сказал, что мои переговоры с Чжао Цзыяном прошли хорошо, добавив, что генерал У Не Вин также не произнес речи на банкете, устроенном в его честь в Большом Дворце Народов, но, тем не менее, провел "хорошие переговоры" с китайцами. Так он дал понять, что отмена моей речи на банкете не окажет влияния на исход наших переговоров.

По словам Дэна, Китай был огромной страной с большим населением, он не нуждался в ресурсах других стран. Главной проблемой страны было преодоление бедности и отсталости, что являлось "великим начинанием, осуществление которого может потребовать полстолетия". Китай был перенаселен, у страны накопилось слишком много проблем, которые необходимо было решать. Он надеялся, что я разъясню "искреннюю и ясную" позицию Китая правительствам Индонезии и Малайзии. Китай хотел существования сильного союза стран АСЕАН: "Чем сильнее, тем лучше". Отношения со странами АСЕАН, США, Японией и Западной Европой Китай строил в рамках своей "глобальной стратегии". Дэн добавил, что хорошо понимает позицию Сингапура относительно установления дипломатических отношений с Китаем только после того, как это сделает Индонезия. Расчет правительства Сингапура был верным и соответствовал "стратегическим соображениям" Сингапура.

Что касалось Камбоджи, то нам, по его словам, следовало согласовать два вопроса. Во-первых, политическое урегулирование проблемы Камбоджи должно было основываться на выводе вьетнамских войск из Камбоджи, иначе просто было не о чем говорить. Во-вторых, необходимо было обеспечить единство среди всех групп сопротивления внутри Камбоджи. "Красные кхмеры" хотели объединиться с другими силами сопротивления, они готовы были признать принца Сианука или, если Сианук этого не желал, Сон Сена, в качестве главы государства. Тут я возразил, что ни тот, ни другой этого не желали. В ответ Дэн подчеркнул, что без "красных кхмеров" ни о каком союзе говорить не приходилось, – политика Пол Пота была ошибочной, но любое политическое урегулирование в Камбодже должно было базироваться на "существующих реалиях". Я сказал, что одной из таких реалий было то, что, за исключением КНР, все остальные страны мира считали, что Пол Пот является убийцей и сумасшедшим, и что принц Сианук и Сон Сен правы в том, что не желали иметь дело с "красными кхмерами". Таиланд и Сингапур опасались, что другие страны станут рассматривать их в роли китайских марионеток, ибо они поддерживали правительство Демократической Кампучии, боровшееся за сохранение своего места в ООН.

По моему мнению, необходимо было решить две главных проблемы. Во-первых, проблему представительства Камбоджи в ООН, ибо вакантное место, в конце концов, занял бы Хенг Самрин. Во-вторых, следовало усилить вооруженное сопротивление вьетнамцам в Камбодже. Боевые действия велись в основном "красными кхмерами", но так не должно было продолжаться вечно. Малайзия и Индонезия должны были чувствовать себя спокойно относительно того, что продолжавшаяся поддержка Китаем правительства Демократической Кампучии не приведет к восстановлению влияния Китая в Камбодже. Обе страны верили аргументам Вьетнама, что действия стран АСЕАН помогали Китаю ослабить Вьетнам и тем самым позволяли Китаю усилить свое влияние в Юго-Восточной Азии. Президент Сухарто как-то сказал мне, что через десять лет Китай мог создать серьезные проблемы в регионе.

Вместо ответа Дэн Сяопин спросил, каким образом Малайзия и Индонезия могли изгнать вьетнамцев из Камбоджи. Я ответил, что ни ту, ни другую страну оккупация Камбоджи Вьетнамом не беспокоила, – они верили, что сильный Вьетнам мог бы противостоять экспансии Китая в южном направлении. Речь шла не о действительных планах Китая в регионе, а о его потенциальных возможностях, а также о том, насколько эти возможные действия отвечали бы интересам Китая. Малайзия и Индонезия рассматривали Китай в качестве страны, которая на протяжении последних 30 лет причинила им немало хлопот.

Дэн неоднократно просил меня внести вклад в усиление единства сил сопротивления в Камбодже. Китай построил "похожую на дворец" резиденцию для принца Сианука в Пекине. Дэн дружил с Сиануком, но они умышленно не разговаривали о политике. Я подвел итог: во-первых, Китай будет поддерживать и поощрять создание в Камбодже некоммунистических групп сопротивления вьетнамским оккупантам; во-вторых, Китай согласится с образованием независимого правительства Кампучии после вывода вьетнамских войск из страны, даже если Китай не будет иметь какого-либо влияния на это правительство. Дэн Сяопин согласился. На пресс-конференции в Пекине с участием иностранных корреспондентов я изложил эти два пункта, опровержения со стороны Китая не последовало.

Дэн попросил меня передать правительствам стран АСЕАН, что им не следовало полагать, что любая коммунистическая страна будет, тем самым, поддерживать хорошие отношения с Китаем. Наибольшую угрозу представлял собой Советский Союз, и необходимо было ясно представлять себе разрушительные последствия его глобальной политики. Дэн риторически спросил, какую пользу могла бы извлечь Индонезия, противодействуя китайской политике борьбы с глобальной советской стратегией. Поэтому уступки Индонезии и Малайзии со стороны Китая не разрешили бы проблему, ибо обе страны основывали свою политику на неверных стратегических предпосылках.

На этой ноте мы завершили переговоры и приступили к обеду, во время которого китайцы подали знаменитый деликатес, – медвежьи когти, тушенные в густом соусе. Это было лучшим блюдом, которое я когда-либо пробовал в Большом Дворце Народов. Повар специально постарался для гостей Дэн Сяопина, – медведи являются вымирающим видом в Китае.

Согласно китайскому протоколу мне устроили встречу с Хуа Гофэном. Он все еще оставался Председателем КПК и, таким образом, по должности был выше, чем Дэн Сяопин, занимавший должность заместителя Председателя КПК. Тем не менее, судя по рангам официальных лиц, присутствовавших на встрече, у меня не осталось сомнений в том, кому принадлежало последнее слово.

Премьер-министр Чжао Цзыян снова встретился со мной в Пекине в сентябре 1985 года. Он обратился ко мне как к "старому другу Китая". Так они называли тех, с кем хотели вести себя непринужденно. Затем он спросил меня о впечатлениях от тех мест, которые я посетил по пути в Пекин.

Его манера говорить побудила меня к тому, чтобы высказаться. Я сказал, что можно было бы рассказать ему о своих безобидных наблюдениях, опустив критические высказывания, но это не принесло бы ему никакой пользы. Сначала я рассказал ему о своих позитивных впечатлениях. Руководители в Шанхае были моложе, чем в 1976 году, они были полны сил и энергии; люди на улицах выглядели более довольными и зажиточными, были одеты в разноцветные одежды; повсюду велось строительство, а проблемы с дорожным движением еще не вышли из-под контроля. На меня произвел впечатление губернатор провинции Шаньдун (Shandong), – энергичный деятель, полный идей и амбициозных планов по модернизации инфраструктуры провинции. Он поделился планами строительства аэропортов в Цзинане (Jinan) и Яньтае (Yantai), а также предложил нашим бизнесменам принять участие в осуществлении трех деловых проектов; штат его сотрудников был хорошо организован.

После этого я перешел к изложению отрицательных впечатлений. К сожалению, старые дурные привычки китайцев не изменились. Я занимал должность премьер-министра на протяжении более двадцати лет, мне пришлось останавливаться во многих резиденциях для приема гостей, и по их состоянию я мог судить о состоянии администрации. Огромный комплекс для приема гостей в Цзинане произвел на меня впечатление ненужного расточительства. Мне сказали, что мои апартаменты с гигантской ванной были построены специально для визита Председателя Мао. То количество рабочих рук, которое требовалось, чтобы поддерживать этот комплекс в хорошем состоянии, можно было бы использовать с куда большей пользой для обслуживания отеля экстракласса. Поскольку гостей в резиденции было мало, и приезжали они редко, то персонал простаивал.

Дороги оставались плохими. Местами, 150-километровая (примерно 90 миль) дорога от Цзинаня до Цюйфу (Qufu), – города, где родился Конфуций, прерывалась участками грязной проселочной дороги. Римляне построили дороги, которые прослужили 2,000 лет. В Китае было полно рабочей силы и камня, а потому было непонятно, почему провинциальная столица Цзинань и Цюйфу, город, обладавший потенциалом для развития туризма, – соединяла грязная проселочная дорога. В Сингапуре было мало памятников истории и культуры, но, имея население 2.5 миллиона человек, город ежегодно принимал 3 миллиона туристов (в середине 80-ых годов). Китай богат историческими памятниками и развалинами древних монументов. Привлекая туристов прекрасной природой, свежим воздухом, свежей пищей, продавая им сувениры, подарки, оказывая услуги, можно было бы обеспечить занятость и доход многим людям. Китай, который тогда имел население около миллиарда человек, посещало около одного миллиона туристов в год: 800 тысяч китайцев, проживавших за рубежом и 200 тысяч иностранцев. Поколебавшись, я высказал предположение, что они могли бы направить некоторых руководителей в Сингапур, – там они не сталкивались бы с языковыми и культурными барьерами и смогли бы понаблюдать за нашим отношением к работе. Чжао приветствовал мое предложение. Он предложил, чтобы мы прислали наших управляющих высшего, среднего и низшего звена, чтобы они смогли оценить работу китайских рабочих на китайских предприятиях. Я сказал, что китайские рабочие могли бы без особого уважения отнестись к нашим руководителям, потому что сингапурцы были "потомками чернорабочих из провинции Фуцзянь". Позднее, китайцы направили в Сингапур несколько делегаций руководителей государственных предприятий. Там они стали свидетелями иного отношения к работе, при котором основной упор делался на ее качество.

Чжао Цзыян сказал, что в экономической сфере перед Китаем стояло три главных задачи. Во-первых, создание инфраструктуры: строительство дорог, железных дорог, и так далее. Во-вторых, модернизация максимально возможного числа промышленных предприятий. В-третьих, повышение эффективности труда китайских руководителей и рабочих. Он остановился на проблеме инфляции (проблема инфляции была одной из причин волнений на площади Тяньаньмынь четыре года спустя). Он хотел расширения торгового, экономического и технического сотрудничества между Сингапуром и Китаем. Китай был готов подписать с Сингапуром соглашение о ежегодной переработке не менее трех миллионов тонн китайской нефти в течение трех лет, а также увеличить импорт химических и нефтехимических продуктов из Сингапура, при условии, что цены на них будут не выше мировых. Это положило начало участию Китая в развитии нашей нефтеперерабатывающей промышленности. Государственная нефтяная компания Китая открыла свое представительство в Сингапуре, через которое она вела свои дела и торговала нефтью.

В отношении Камбоджи Чжао сообщил мне, что вьетнамцы предложили ему вступить с ними в секретные переговоры. Китай отверг вьетнамское предложение, – оно было неискренним и было направлено на то, чтобы внести раскол между Китаем, странами АСЕАН и группами сопротивления в Камбодже. Ни о каком улучшении отношений между Китаем и Вьетнамом до тех пор, пока Вьетнам не принял бы на себя обязательств вывести войска из Камбоджи, не могло быть и речи. По его словам, Китаю приходилось отражать многочисленные вторжения вьетнамцев на китайскую территорию. 60% вьетнамской армии, или 700 тысяч военнослужащих, было сковано на китайско-вьетнамской границе, но Китай также сосредоточил на границе несколько сот тысяч военнослужащих, и продолжал оказывать давление на Вьетнам. В отличие от той неуверенной манеры, в которой он обсуждал проблему Камбоджи в 1980 году, теперь Чжао говорил о Камбодже и Вьетнаме с уверенностью и не ссылался на Дэн Сяопина.